Ветер перемен

Глава 7. Зелёная ветка

О времена, о нравы

(Цицерон)

На зеленую ветку мы отправились вчетвером: Антон, вернувшийся с «Проспекта Большевиков» дядя Вова, я и Юра. Мой друг до последнего не хотел ехать с нами, но начальник уговорил его. Каким образом – не знаю, но Антон тот человек, который умеет убеждать, причем совершенно не прибегая к насилию или угрозам.

Мое участие в поездке сильно удивило меня. Я не понимал, зачем мне нужно было отправляться вместе с Антоном и дядей Вовой к «зеленым». Я также не мог взять в толк, почему нельзя было просто послать кого-нибудь другого – всего–то делов: приехать, залатать костюм и уехать. Зачем привлекать все начальство нашей ветки?

Однако мне доходчиво объяснили, что я нужен на случай, если химкостюм, тьфу-тьфу-тьфу, не подлежит ремонту. В таком случае придется просить его у «зеленых», что называется, в прокат. Или же покупать. Тогда нужно будет подобрать костюм специально под меня, чтобы удобно сидел, по росту был как раз и иже с ними.

У «зеленых» с химзой было в разы лучше, нежели у нас. Наша ветка почему-то не имела запасных костюмов на такие вот непредвиденные случаи.

Все то время, что мы ехали на дрезине до «Площади Александра Невского», дядя Вова рассказывал нам о своей встрече с племянницей. Ольга встретила его холодно, словно и не рада ему была, но в палатку к себе все же впустила. Дядя Вова привык к такой реакции, так что просто не обратил на это внимания. Слово за слово, вскоре они разговорились и уже через пятнадцать минут пили чай и вспоминали случаи из прошлого. В общем, как я понял, встреча удалась. Прежние распри были забыты, по крайней мере, на то время, что они находились вместе. И я искренне порадовался за них. Хоть у кого–то дела идут неплохо.

Я вот все размышлял: неужели прежней жизни пришел конец? Красные решили действовать и начали почему–то с нас – с самой, на мой взгляд, дружелюбной и пацифистской ветки. С точки зрения военного дела поступок не очень разумный. Сперва следует завоевать самого сильного врага, который представляет наибольшую угрозу, а уже потом нейтрализовать противников послабее. На практике мне с этим сталкиваться не приходилось и, надеюсь, не придется, но данную тактику я считаю разумной.

«Красные» же решили сделать все наоборот. Возможно, в этом крылся какой–то таинственный, непостижимый смысл, но я его не понимал.

Не прошло и четверти часа как пункт назначения был достигнут. Оставив дрезину, посягать на которую все равно было некому, так что за нее мы не волновались, стали подниматься по маленькому эскалатору, который соединял станции «Площадь Александра Невского-1 и 2».

Сразу, как только преодолели ступеньки и прошли пару шагов вперед, нашему взору предстал красивый барельеф. Он изображал Александра Невского и его дружину, и был, по всей видимости, некоего рода памятником за его доблестную победу над тевтонским орденом. Хотя виден он был очень плохо – тусклое освещение не позволяло насладиться этим творением искусства в полной мере.

В глаза вдруг ударил яркий свет, и я рефлекторно закрыл лицо руками, но они не очень–то спасали от него. Не было сомнений в том, что мои спутники сделали то же самое. Я прекрасно слышал, как матерится Юра и как недовольно ворчит дядя Вова.

– Вы кто такие и что тут делаете?

Голос, спокойный и ровный, доносился с того места, откуда появился свет. Сразу ясно, человек не первый раз на дежурстве и к визиту незваных гостей ему не привыкать.

– И не делайте лишних движений – иначе открою огонь на поражение.

Опачки, а вот это уже серьезно. И ведь судя по интонации не шутит. Кстати, прежде чем меня ослепило светом, я успел заметить, что на посту всего один дежурный. Довольно странно, если учесть, что «красные» уже начали реализовывать свой план по захвату метро и в любой момент могут нагрянуть и к «зеленым». Правда, они могут еще ничего не знать. А может они с «красными» в сговоре?

– Не нужно стрелять. Мы пришли с миром, – сказал Антон.

– Еще бы вы пришли не с миром, – фыркнул дежурный. – Я бы тогда церемониться не стал.

– Уберите, пожалуйста, свет, он очень слепит, – попросил дядя Вова.

– Не–а! Пока не скажите, кто такие и с какой целью прибыли на «ПАН»?

– Я – Антон Борисович, глава оранжевой ветки, а это мои спутники.

– Так, хорошо. Продолжайте, – насмешливо произнес дежурный.

– Нам нужно починить химкостюм и для этого нам требуется помощь ваших мастеров. Я удовлетворил ваше любопытство?

– Не совсем. Зачем надо было тащиться сюда, неужели нельзя было все сделать у себя?

– Раз пришли, значит, нельзя. Логично? – меня начинал доставать этот заносчивый и надоедливый парень, и я даже не старался скрыть злобу в голосе.

– Да, логично! – согласился дежурный. Он щелкнул переключателем и выключил прожектор. Наконец–то можно было отнять руку от лица, но зрение все равно вернулось не скоро – в глазах еще долго расплывались желтые туманные круги. – Ладно, не буду вас больше мучить. Платите четыре патрона и проходите.

– Что? Платить? С каких это пор проход стал платным? – возмутился Антон.

– И почему так дорого? – спросил Юра также недоуменно.

– А вы как думали, в тяжелые времена живем, да–да. Поверьте, это еще по–божески. О, забыл сказать, четыре патрона – это с каждого.

– Что? Да я тебя, вымогатель хренов… – дядя Вова сделал шаг вперед, но дежурный заставил его остановиться, щелкнув затвором автомата. Выражение его лица ясно давало понять, что в случае чего рука не дрогнет и пуля не задержится надолго в магазине.

– Ну, ты полегче, парень! – крикнул дядя Вова.

– С вами у меня будет разговор короткий. Не хотите платить – проваливайте. И не заставляйте меня пускать в ход оружие. Я этого не люблю, однако если потребуется…

– Мы все поняли. Можно нам посовещаться, чтобы решить, что делать? – спросил Антон.

– Валяйте, но смотрите у меня. Почую что-нибудь неладное, вам несдобровать.

Антон поманил нас всех к себе, и мы встали возле него.

«Встаньте, дети, встаньте в круг»! М-да.

– Ну, и что будем делать? В первый раз слышу, чтобы здесь брали пошлину за проход, – Антон говорил почему–то шепотом, дежурный и без этого не мог нас услышать.

– Я, признаюсь, тоже, – сказал дядя Вова. – Вот уж не думал, что натолкнемся на такие трудности, – он помолчал, после чего продолжил, и, как мне показалось, следующая фраза далась ему с трудом: – В любом случае отступать нам нельзя. Мы пришли сюда с определенной целью, и сделаем все, чтобы ее достичь.

– Правильно, Володя, молодец! Такой настрой нам и нужен. Осталось преодолеть этого заносчивого юнца. Ставлю десять патронов на то, что про плату он сам придумал. Решил разжиться на гостях.

– Даже спорить с вами не буду, – сказал я. Конечно же, никакой платы за проход нет, это всего лишь наглое вранье дежурного, не более. – Однако едва ли он шутил, когда сказал, что пристрелит нас.

– Сомневаюсь, это он только на словах такой смельчак, а как дойдет до дела – так струсит. Я таких людей насквозь вижу, – криво усмехнулся дядя Вова.

– Думаете? – недоверчиво спросил я.

– Знаю, уж поверь.

– Эй, вы там, долго еще будете мне тут глаза мозолить. Ваше присутствие мне уже изрядно надоело. Или платите, или проваливайте.

А ты надоел нам еще больше! – про себя подумал я.

– Знаешь, Антон, пойду–ка я с ним разберусь. Слишком он оборзел…

– Володя, ты это, поаккуратнее. Если хоть пальцем его тронешь, «зеленые» могут взбунтоваться.

– Да знаю я, знаю. Будь спокоен, ничего с ним не будет. Хотя проучить не мешало бы, – последнюю фразу дядя Вова произнес очень тихо, но я услышал. И был с ним полностью солидарен.

Увидев направляющегося к нему дядю Вову, дежурный встрепенулся, схватил покрепче автомат, выпрямился как на плацу перед начальством.

– Что, все–таки решили заплатить, это правильно.

– О, нет! Вы ошибаетесь, любезный Платить ни я, ни мои товарищи не собираемся. У нас нет такой суммы. Мы сейчас просто пройдем и все.

– Что? Какого?.. – дежурный был просто в шоке от таких слов. И я, кстати, тоже. Я думал, что дядя Вова набросится на парня с угрозами, бранными словами, претензиями… ничего подобного. Разговаривает, как настоящий интеллигент. Манерой речи он мне сильно напомнил Ньютона. – А ну стоять! – дежурный вскинул автомат и направил его на дядю Вову, который не торопясь прошел заградительные сооружения и все продолжал шествие.

Я не на шутку испугался. А вдруг версия дяди Вовы ошибочная и парень все–таки выстрелит? Дежурный вне себя от гнева передернул затвор, пытаясь обратить на себя внимание. Ему это удалось – дядя Вова развернулся на каблуках и посмотрел своему визави в лицо.

– Молодой человек, вы пушечку свою уберите. Не ровен час пальнет.

– Еще чего! – крикнул на него дежурный, но ни один мускул у дяди Вовы не дрогнул. Железный человек, однако. – Я же русским языком объяснил – платите или проваливайте! Или вы не понимаете?

– Ну почему же? Понимаем, прекрасно понимаем. Но вот мне интересно, что будет, если мы не будем платить?

Лицо дежурного стало цвета спелой свеклы. Он еще долго буравил взглядом дядю Вову, а потом раздался выстрел, эхом раскатившийся по вестибюлю. От неожиданности я аж подпрыгнул на месте, а когда понял, что произошло, сердце ушло в пятки. С тревогой я перевел взгляд на дядю Вову. Слава Богу, он стоял на прежнем месте, цел и невредим. Как истукан – никаких эмоций: ни страха, ни гнева, ни волнения. Только рядом с ним в полу зияла небольшая выбоина от пули. При тусклом освещении она была едва видна, но полумрак стал для меня за долгое время проживания под землей нормальной средой, поэтому видел я более–менее отчетливо.

Дежурный тяжело дышал. Этот поступок дался ему нелегко.

– То же самое будет и с тобой, старик, и с твоими дружками, если вы сейчас же не выметитесь со станции! – сквозь зубы проскрежетал парень.

А может и в самом деле уйти? Но с другой стороны – нам необходимо починить костюм. В противном случае у меня не будет возможности достать оружие, что в свою очередь означает, что мы не сможем дать бой «красным». Следовательно, для «оранжевых» это в любом случае будет означать конец – убьют нас или же захватят в плен.

– Так! Что за шум, а драки нет?

По лестнице со стороны станции «Площадь Александра Невского-1» поднялись двое мужчин – один помоложе, другой постарше. Последний подошел к в момент побледневшему дежурному, и, игнорируя наше присутствие, недовольно спросил у него:

– Что происходит, черт возьми? И почему я слышал выстрелы? Отвечай!

Парень проблеял что–то невнятное и пристыжено опустил голову.

– Не слышу! – повысил голос «старший». Кстати, похоже, он и в самом деле был старший, не только по возрасту, но и по рангу, так как очень здорово поставил этого выскочку и лгуна на место, а в ответ – ничего.

– Ладно, не хочешь говорить ты, спросим у наших гостей. Они, я думаю, будут поразговорчивее тебя. Ну, здравствуй, Антон! Сколько лет, сколько зим? Давно же ты в гости не заходил.

«Старший» распростер руки навстречу Антону, и тот чуть ли не бросился в объятия. Я с умилением наблюдал эту душещипательную сцену – встреча старых, давно не видевших друг друга друзей всегда такая сентиментальная.

– Я хочу знать все. Все, что касается тебя и твоей ветки. Наверняка за несколько месяцев накопилось много нового и интересного.

– О да, Веля, ты даже не представляешь сколько! – в голосе Антона чувствовалась горечь, но он старательно замаскировал ее под улыбкой.

– Но про это ты расскажешь мне чуть позже. Сначала объясни, что здесь произошло.

И Антон рассказал. Только немного приврал, видно, пожалел парня. Знал, что если скажет всю правду, тому шибко не поздоровиться, и приврал. Благородный поступок. Это лишний раз подтверждает, что наш начальник – широкой души человек.

– Так вот оно что! – приятель Антона провел рукой по подбородку и обернулся к дежурному. – Что хорошо несешь службу – хвалю. Но почему ты их не пропустил. Сказали же тебе, кто они есть.

Парень, поняв, что его спасли от наказания, а возможно, от чего–то большего, благодарно посмотрел на Антона, а затем, осмелев, вновь обрел дар речи:

– Так, Велимир Андреевич, я тоже могу прикинуться начальником станции и заявиться на другую линию. Что ж меня теперь, пропускать везде и всюду должны?

– Резонно! – одобрительно закивал Велимир Андреевич и засмеялся. – Ладно, живи! Лиза, чего ты там в стороне стоишь? Давай на пост.

Коротковолосый пацан, одетый в камуфляжную форму, прошел к заградительным сооружениям и встал, опершись на приклад автомата, рядом с горе-дежурным. Так значит это Лиза? Девушка, то есть. А я-то думал, что парень. Ну и дела!

– Ну что, друзья, пойдемте. Кстати, забыл представиться, Велимир Андреевич, начальник зеленой ветки.

– И мой хороший друг! – с гордостью добавил Антон.

Велимир Андреевич зарделся, как девушка, которой сделали жутко приятный комплимент. Юра и я, в свою очередь, назвали ему свои имена. А дядю Вову он, похоже, уже знал, так как они по-дружески обнялись.

Таким образом, знакомство состоялось.

– Итак, господа, позвольте узнать, что привело Вас сюда? – мы шли за Велимиром Андреевичем на станцию «Площадь Александра Невского–1», когда он задал этот вопрос. – В гости или же по делу?

– Увы, исключительно по делу, – ответил Антон, – и весьма серьезному.

Велимир Андреевич остановился и обеспокоенно посмотрел на друга.

– Что случилось, Антон? Тебе нужно искать убежище? Твой народ тебя отверг?

– Нет, ну что ты такое говоришь? В этом отношении все остается как и прежде. Проблема в другом – нужно залатать химкостюм. Он порвался, а без него, сам понимаешь, на поверхность выходить нельзя.

– Да, не повезло. Тогда пойдем, нам нужно на «Пролетарскую». Там все сделают. Только сначала заедем на «Елизаровскую». Мне нужно забрать одну вещь, чтобы… передать одному человеку. – Велимир Андреевич пригласил нас следовать за ним. Вскоре он подошел к станционным дверям – они являлись своего рода преградой между станцией и туннелем, – сдвинул рычаг, торчащий из стены, вниз, и створки разъехались в разные стороны. Как будто приглашали нас войти внутрь.

Станций закрытого типа, к числу которых принадлежала и «Площадь Александра Невского-1», в петербургском метрополитене всего десять, причем самая последняя из них построена в 1972 году. Их особенность заключалась именно в этих вот станционных дверях. Мне такие станции никогда не нравились – из вагона не было видно, куда ты приехал, да и красотой они никогда не отличались. Правда, у дверей было и преимущество – благодаря им никто не мог упасть на железнодорожные пути. А теперь, в наши дни, они еще и были дополнительной защитой на тех ветках, на которых имелись станции закрытого типа.

– У нас тут открывается всего лишь две двери, – пока мы садились в мотодрезину, начал объяснять Велимир Андреевич нам с Юрой. Я и он ведь здесь находились в первый раз с того момента, как началась Катастрофа. А вот Антон с дядей Вовой, думаю, неоднократно посещали станцию, как по долгу службы, так и просто заезжали в гости к старым знакомым. Последний, как недавно выяснилось, даже пожить здесь успел. – Одна на этой стороне, вторая – на противоположной. Механизм открытия приводится в действие, как вы уже могли видеть, с помощью рычага. Остальные же заблокированы. Это наши умельцы постарались.

– Постойте. А как же быть в случае, если на вас мало ли нападут? Ведь тогда любой сможет проникнуть через эти двери, – задал логичный вопрос Юра. Я тоже хотел поинтересоваться насчет этого, но он меня опередил.

– Я ждал этого вопроса, молодой человек. Не беспокойтесь, все продумано. Если на нас и нападут – тьфу, тьфу, тьфу три раза – то дежурные на станции бросят позиции и побегут в туннель. Потом нажмут кнопку, вот здесь, – Велимир Андреевич указал на маленький, едва заметный в темноте выступ в стене, – и все. Рычаг уже не сможет открыть дверь. И враг не зайдет на нашу территорию. Но вы, я надеюсь, не собираетесь на нас нападать?

– Нет, конечно. А устройство действительно простое, – согласился Юра.

Перегон «Площадь Александра Невского-1–Елизаровская» – самый длинный в петербургском метро, поэтому ехать нам предстояло долго. Правда, нас везла мотодрезина, скорость которой была значительно выше обычной, приводящейся в действие ручным путем. Также для ее движения не нужен был никакой физический труд. Все хорошо в мотодрезине, есть только одно «но» – нужно топливо для того, чтобы заправлять ее. В нынешних условиях это задача крайне сложная. Однако у «зеленых» топливо похоже есть и немало, раз могут позволить себе кататься на таких машинах. Интересно, где они его берут? Впрочем, это не мое дело, но при случае можно поинтересоваться.

Интересно было еще и то, что мотодрезина, на которой мы ехали, была восьмиместная и сиденья в ней располагались как в автобусе: слева и справа, а посередине – узенький проход. Я и Юра сели впереди, Антон и Велимир Андреевич позади нас, а следом расположился дядя Вова. Большой фонарь, прикрепленный к бамперу дрезины, хорошо освещал дорогу перед нами, поэтому я в деталях видел весь туннель.

Вскоре за своей спиной я услышал такой диалог:

– Веля, можно будет тебя попросить…

– Конечно, Антон, конечно. Все что угодно в меру моих сил и возможностей! – расплылся в улыбке Велимир Андреевич.

– В связи со сложившейся ситуацией… я бы хотел, чтобы костюм залатали как можно скорее.

– Антон, зачем торопиться? – вступил в беседу дядя Вова. – Главное ведь, чтобы сделали пускай не быстро, но зато качественно. Или тебе важнее в данном случае время.

– Ты, безусловно, прав, но пойми: у нас буквально каждая минута на счету.

– Может, объясните мне, что у вас стряслось, а? – вздохнул Велимир Андреевич.

На долгое время в воздухе повисла тишина, лишь только колеса дрезины стучали о стыки рельс. Антон был в раздумьях: рассказывать другу об угрозе, нависшей над нашей веткой, или лучше не стоит. Наконец он решился и поведал все, как есть. Велимир Андреевич был просто в шоке от услышанного и выразил нам свои соболезнования. Также он сказал, что в случае чего обещает помочь чем только сможет. Антон осторожно поинтересовался, можно ли одолжить оружие. Велимир Андреевич грустно вздохнул и сказал:

– Увы, мой друг. Я бы с радостью, но раз такое дело, то мою ветку вскоре может постигнуть такая же участь и даже одалживать оружие нельзя. Нам тоже надо будет противостоять «красным». И как бы мне неприятно было это говорить, у вас мало шансов выжить, если вы хотите дать им бой.

– Но даже если мы отдадим им все патроны – протянем недолго.

– А что если отдать не все патроны?

– Это как? – не понял Антон.

– А так! Принести им патроны и сделать вид, что это все, что у вас есть. А на самом деле немного оставить. Думаю, никто из «красных» не станет проверять, осталось у вас что-нибудь или нет.

– А если будут? К тому же… допустим, мы оставим немного. Да? И что? Все равно этого не будет хватать для полноценной жизни.

– Антон, ты сам подумай, если мы примем предложение «красных», они заключат нас под свою эгиду, – серьезно сказал дядя Вова. – Ты же слышал Ньютона… или как там его? Да, жизнь уже не станет прежней, но она всегда состояла и будет состоять из одних перемен.

– Вот только эта перемена не к лучшему. И неужели ты действительно веришь, что «красные» обеспечат нам нормальное существование?

– А почему бы и нет? Все может быть.

– Неубедительно, – скептически произнес Антон.

– Да, Володя, я тебя не узнаю. Как ты можешь верить «красным»? Они же хитрые и лживые подонки! – воскликнул Велимир Андреевич.

– Но они люди. Как и мы. Хоть и ведут себя как безжалостные звери, но, думается мне, им не чужда честность. Да и поймите, я не хочу проливать свою кровь ни за что.

– Как это: «ни за что»? Как это: «ни за что»? Вова, ты думай, что говоришь. Мы будем воевать за свою свободу. И даже если нам не удастся победить, то, по крайней мере, умрем свободными людьми.

– А мы не победим – это точно. Население красной ветки в четыре раза больше нашей. Вооружения – на каждого человека по два–три автомата и это если не считать женщин, детей и стариков. Да и что толку умирать свободными? Мне от осознания этого легче нисколько не станет. Нет, воевать с ними бесполезно, как вам не ясно? Сдаться – самый оптимальный выход.

– Эх, Вова, Вова! Ничего–то ты не понимаешь! – тяжело вздохнул Велимир Андреевич.

– Олег, Юрий, а вы как считаете? – обратился к нам Антон.

Все то время, что беседовали старшие, мы с Юрой старательно делали вид, что увлечены видом туннеля, хотя на самом деле внимательно ловили каждое слово. Теперь, когда нас подключили к дискуссии, мы развернулись на своих сиденьях так, чтобы видеть наших собеседников.

– Я остаюсь при своей точке зрения. Нужно воевать, как бы это ни было безысходно. Извините, дядя Вова, но вы не правы. Сдаваться «красным» не нужно.

Закончив свою речь, я кивком головы передал слово Юре. Он был предельно лаконичен и поддержал меня в моем видении решения проблемы.

– Как видишь, – обратился Антон к дяде Вове, – большинство за то, чтобы противостоять «красным»…

– Большинство? А ты спросил остальных жителей ветки? Что они думают по этому поводу? Может, они – так же, как и я – не захотят умирать за, как вы говорите, свободу?

– Ты прав, Володя, – угрюмо произнес Антон. Он был явно уязвлен тем, что дядя Вова так отпарировал ему, но быстро воспрял духом. – Однако, надеюсь, все поддержат нас с Олегом.

– Как знать, как знать…

* * *

На «Елизаровской» мы вышли, чтобы, пока ждем Велимира Андреевича, немного размять ноги. На этой станции я находился впервые и, как только увидел ее «внутренний мир», она сразу оставила о себе не очень приятное впечатление.

Причиной тому послужила обнаженная женщина, которая… я сначала подумал, что это обман зрения… была привешена к потолку за ребра крюками. Все ее тело было залито запекшейся кровью, а значит, она висела тут давно. От этого ужасного зрелища меня чуть не вытошнило, те же чувства испытывали и мои спутники. Все, кроме Велимира Андреевича.

– Это что? – голос Антона дрожал. Он смотрел как завороженный на труп женщины и не мог отвести от него взгляд, хотя, наверное, очень хотел.

– О, она – воровка. И понесла наказание за свои деяния, – объяснил Велимир Андреевич, даже не взглянув на тело.

– Как-то жестоко вы с ней, – сказал Юра.

– Жестоко, да, согласен. С ворами так и нужно. И кстати это не первый случай кражи на нашей ветке. Но раньше похитителей чужого добра не удавалось ловить, а это попалась прямо на месте преступления. Своим примером она показывает, что будет с теми, кто будет воровать. И вы знаете, за три дня еще никто не посягнул на чужое добро. Так что можно считать, что система возымела нужный эффект.

– Она висит здесь третий день? – ужаснулся Антон. – Боже!

– Ну да! Иногда приходит в себя и просит пить…

– Она еще и живая? – не скрывая отвращения и ужаса скривился Юра.

– Гуманнее надо быть, Веля. Пускай она воровка, но это не повод поступать с ней так. Вы же люди, а не звери.

Велимир Андреевич ничего не сказал на это.

– К тому же вы не пробовали разобраться в произошедшем? – продолжил дядя Вова. – Может быть, она совершила кражу от безысходности. Положение вынудило, например. Или, как знать, возможно эта женщина ни в чем не виновата?

Велимир Андреевич продолжал молчать, становясь все угрюмее.

– Это что ж получается, без суда и следствия? И так жестоко? Никак не ожидал от тебя такого?

– Я пытался смягчить наказание, – хриплым голосом прошептал Велимир Андреевич. – Но меня не послушали. Я же ведь не единоличный правитель, на зеленой ветке что–то сродни Семибоярщины. Три начальника, три головы, три разных мнения. Насчет этой женщины Кутепа и Борзов – мои, так сказать, коллеги – долго не думали: сразу приговорили к повешению на крюки. Я делал попытки переубедить их, чтобы они изменили свое решение, но ничего не получилось. Уперлись как бараны, как итог: два голоса против одного – преимущество.

Велимир Андреевич сейчас действительно раскаивался, это было видно. Тогда почему же он так смаковал то, что женщина страдала, почему говорил, что это самая подходящая для нее казнь? Но скорее всего мне просто показалось. На самом деле ему было неприятно это, он даже ни разу не взглянул на тело. Вероятно, Кутепа и Борзов затуманили ему мозги, внушили, что все делают правильно. Вот Велимир Андреевич и повелся. А теперь опомнился. Кто ж его разберет?

– Разрешите, я схожу к себе и заберу то, зачем мы, собственно, сюда и приехали? – спросил Велимир Андреевич после затянувшейся паузы. Похоже, он очень жалел, что привел нас сюда.

– Конечно, давно пора! – кивнул дядя Вова.

Велимир Андреевич ушел, и мы остались стоять на станции вчетвером. Почему–то никого кроме нас и подвешенной на крюках женщины здесь не было. Либо все сидят в своих палатках, либо станция пустует. И мне хотелось бы верить, что второй вариант в итоге окажется правильным.

Я снова посмотрел на женщину, хотя отчаянно пытался заставить себя этого не делать. Была ли она еще жива или уже умерла. Подумать только, три дня висеть неподвижно в таком состоянии, испытывая чудовищную боль. Не каждый перенесет такое.

Ее голова была опущена вниз, но я четко видел ее лицо, хоть оно и было почти все в крови. Женщину можно было назвать красивой. На вид ей было лет тридцать, может, чуть больше. Кудрявые рыжие волосы едва доставали до плеч. На левой щеке, рядом с верхней губой была необычная родинка – в форме полумесяца. Это показалось мне странным, поскольку таких мне еще видеть не приходилось.

Вдруг – от неожиданности я попятился, и чуть было не споткнулся о присевшего на корточки Юру – она открыла глаза и внимательно посмотрела на меня. Зрачки ее ходили вверх–вниз, женщина как будто изучала меня, считывала обо мне информацию, как если бы она была сканнером, а я – штрих–кодом. Ее оживление увидели и все мои спутники. Юра даже наставил на нее автомат, хотя максимум, что она могла нам сделать, так это плюнуть в нашу сторону. И то, боюсь, даже на это у нее могло не хватить сил.

Женщина открыла рот и попыталась что–то произнести, но ничего, кроме тихого шипения мне услышать не удалось. Но по движению губ я догадался, что она просит пить. Я, не зная, что делать и не в силах отвести от нее взгляда, заворожено наблюдал за ее тщетными попытками произнести хоть одно внятное слово. Мне было очень жаль ее; я очень хотел ей помочь, но не знал как.

Она все еще пыталась сказать то слово, которое никак не желало слетать у нее с губ, когда я, собравшись с духом достал из поясной кобуры пистолет и прицелился женщине в голову. Я долго еще не нажимал на курок – ждал, что кто-нибудь остановит, но ничего подобного – все, кажется, одобряли мое решение. Женщина, увидев направленное на нее дуло пистолета, ненадолго прикрыла глаза, а затем, открыв их снова, решительно посмотрела на меня и едва заметно кивнула. Она была готова принять смерть – единственный способ облегчить ее страдания. Это знак послужил мне толчком к действию.

Раздался выстрел и эхом разлетелся по всей станции. Пуля попала точно в лоб и мгновенно оборвала жизнь женщины. Настал конец ее мучениям.

– Ты все сделал правильно, Олег! – прошептал Антон. – На твоем месте я поступил бы точно так же.

Из палаток стали выходить люди, привлеченные звуком выстрела. Они удивленно косились то на нас, то на уже точно труп женщины. Слава Богу, они не стали ничего расспрашивать, а, только еще немного поглазев, стали возвращаться обратно. Из дальней палатки выбежал встревоженный Велимир Андреевич.

– Что случилось? Я слышал выстрелы…

– Олег облегчил страдания этой несчастной, – объяснил дядя Вова. – Тебе это следовало сделать еще три дня назад.

– Давайте больше не будем об этом, хорошо? – немного нервно сказал Велимир Андреевич.

– Угу. Ты взял то, что хотел.

– Взял. Можем отправляться дальше.

– Ну и славненько. А то не по душе мне это место, - пробормотал дядя Вова, скосив взгляд на висящее на крюках тело.

Мы снова сели в дрезину на те же самые места и отправились на «Пролетарскую». «Елизаровская» осталась позади и я вряд ли когда-нибудь еще туда попаду, но как бы там ни было, с этой станцией у меня будут связаны исключительно негативные воспоминания.

* * *

Поездка прошла практически незаметно. Я только хотел спросить, сколько нам еще ехать, как выяснилось, что мы достигли пункта назначения.

«Пролетарская» представляла собой ничем не примечательную станцию открытого типа. По обеим сторонам платформы высились колонны. А основной достопримечательностью являлась торцевая стена–стела, на которой были изображены символы советской власти – горельеф «Серп и молот». Так было до Катастрофы. Теперь же станцию было попросту не узнать – столько всего изменилось.

Вестибюль «Пролетарской» вживую мне видеть не приходилось, его я видел только на картинках. Но в глаза сразу бросились перемены на станции. На потолке висело огромное изумрудное полотно, говорящее о принадлежности «Пролетарской» к зеленой ветке. В правом от меня краю, то есть в том месте, где гермозатвор перекрывал выходы к эскалаторам, находился целый ряд палаток.

В центре – я никак не ожидал этого увидеть – стоял ринг, почти как настоящий, боксерский, только чуточку поменьше и представлял он из себя всего лишь четыре крепко вколоченные в пол сваи с натянутыми на них тремя рядами канатов. И в данный момент там проходил бой. Арену облепило не меньше пяти дюжин человек, которые радостно улюлюкали и кричали. Увидев мой удивленный взгляд, Велимир Андреевич подошел поближе и гордо сказал:

– Арена – наша главная достопримечательность. Бои тут проводятся три раза в неделю и всегда собирают аншлаг. У нас даже бывают гости – бойцы с других веток метро. Но чемпион неизменно один. Видишь, – Велимир Андреевич указал на ринг, и я увидел там двух бойцов. Высокий, мускулистый, с большим длинным шрамом во всю грудь мужчина бесспорно доминировал на поле боя. Он наносил удар за ударом, не давая своему сопернику времени на передышку, – вон того, лысого? Видишь?

Я коротко кивнул, продолжая увлеченно наблюдать за ходом поединка.

– Вот это и есть наш чемпион. Его зовут Виктор. Не проиграл еще ни одного боя. А сколько у него их было… И пальцев десяти рук не хватит, чтобы все пересчитать. Он несокрушим. Ты согласен со мной? – Велимир Андреевич говорил с такой гордостью, словно это был его сын. А может так оно и есть?

– Да, согласен!

– Вижу, тебя увлекло это дело. Сходи, посмотри, а мы пока уладим все вопросы, хорошо?

Я вопросительно посмотрел на Антона. Он и без слов понял, что я хотел спросить и, улыбнувшись, ответил:

– Иди, я думаю, мы и без тебя справимся.

Дядя Вова тяжело вздохнул, уже, наверное, минут пять переминаясь с ноги на ногу.

– Слушай, Веля, где тут у вас туалет? Ну очень надо.

– Вон там.

– Вы тогда пока идите, а я попозже подойду.

– Ладушки! Мы тогда будем за стелой.

И мы разошлись в разные стороны. Я – к рингу, дядя Вова – по нужде, Юра, которому не нравились драки ни в каком виде, предпочел составить компанию Антону и Велимиру Андреевичу.

Если бы меня спросили, по душе ли мне смотреть, как двое, или больше, мужиков бьют друг другу морды, я бы не мог ответить однозначно. Конечно, дикого восторга от лицезрения драки, какого бы рода она ни была, я не испытывал. Иногда, когда я тайком от мамы смотрел бокс или реслинг (она запрещала мне смотреть это «мордобитие»), мне просто становилось жалко какого-нибудь спортсмена. Но я понимал, что они сами выбрали свою профессию и знали, на что шли. И раз не уходят, значит, им это нравится.

С другой же стороны любо–дорого посмотреть, если люди дерутся красиво. Мне всегда нравились такие стили борьбы как капоэйра, тайский бокс, карате. Это было очень красиво и эффектно. И смотреть, как дерутся бойцы, владеющими какими–то из этих стилей, приятно и интересно.

К рингу я подошел именно с целью понаблюдать красивые бои. Протиснувшись сквозь толпу, оказался прямо перед канатами. Все, что происходило на арене, мне было прекрасно видно.

На ринге по-прежнему находился тот самый лысый качок, которого Велимир Андреевич назвал чемпионом. Он и в самом деле выглядел очень грозно и представлял собой яркий образец незыблемости, хладнокровия и неимоверной силы. А вот противник у него уже был другой. И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что со своим предыдущим оппонентом чемпион уже разобрался и, возможно, с ринга тот ушел не самостоятельно. Та же участь ждала и теперешнего соперника непобедимого гиганта. После серии мощных ударов в солнечное сплетение и в лицо, бедняга упал на пол и затих. Мне сначала показалось, что он умер, но, к счастью, до убийства не дошло. Парень был жив, только слабо дышал.

Моментально к нему подбежали несколько человек и оперативненько унесли с поля брани. Виктор под восторженные вопли зрителей вскинул одну руку вверх и застыл так, в позе победителя. Еще где–то с минуту он купался в аплодисментах, после чего сделал знак толпе замолчать. Когда стало тихо, чемпион обратился к зрителям:

– Ну, может быть найдется еще смельчак, который не побоится бросить мне вызов?

Добровольцев не было, что объяснялось совсем просто – никто не хотел оказаться избитым до полусмерти, если не хуже. Тех, кто еще мог дать этому человеку отпор, уже унесли откачивать. Таким образом, претендентов на звание чемпиона больше не намечалось.

– Что, неужели никого? – продолжал вопрошать качок. – Боитесь?

Да, люди откровенно боялись. Смотреть на бой и участвовать в нем – это две совсем разные вещи. Тем более что зрители в основном состояли из подростков, которые родились и выросли в метро. Они привыкли к скудной пище, жили не в очень–то комфортабельных условиях. Комплекция их тела вкупе с минимальными показателями выносливости и физической силы просто не позволяла им выполнять какую–либо тяжелую работу. Кости, не получавшие достаточно кальция, были очень хрупки, и сломать их не представляло никакого труда. Какие уж там бои.

– Ну же, я жду! – густой бас чемпиона чуть ли не эхом разносился по всей станции. Он хотел драться еще, но никто до сих пор не отважился бросить ему вызов.

Мой взгляд зацепился за одного мужчину. На вид ему было лет тридцать, хотя седина уже слегка окрасила его виски. Я видел – он был в замешательстве, не знал, что ему делать. Налицо было явное желание выйти на ринг и сразиться с чемпионом, но здравый смысл подсказывал ему, что делать этого не стоит. Зачем ему было сражаться, ведал лишь только он один. Возможно он хотел что–то кому–то доказать или же причина кроется в чем–то другом. Внутренняя борьба, сложность выбора терзала его изнутри.

Вдруг я почувствовал резкий толчок в спину. Я налетел на канаты, по инерции перекувырнулся через них и упал на пол, чуть не сломав себе шею. Поднялся на ноги и обернулся, желая увидеть того, кто толкнул меня, и высказать ему все, что о нем думаю, но понял, что это бессмысленно. Позади меня стояло много народу, и найти среди всех этих людей виновника было все равно, что искать боб в мешке с фасолью.

– Так, так, так, – протянул голос за моей спиной, и не было никаких сомнений, что он принадлежал Виктору. Я встал лицом к нему и мне стоило немалых усилий сохранить на своем лице спокойное выражение, потому как, честно скажу, я боялся этого громилу. Виктор мог запросто отправить меня в глубокий нокаут с одного удара. На то он и чемпион. А что я? По–настоящему ни разу в жизни не дрался, никогда никого не обижал. Убийство «красных» не в счет, это из другой оперы. – Значит, ты решил бросить мне вызов?

Это прозвучало скорее как утверждение, нежели вопрос. Виктор осматривал меня с головы до ног, как–то двусмысленно качая головой и ухмыляясь. Что бы это значило? Увидел во мне достойного противника? Или наоборот? Скорее всего, второе. Я никак уж не тяну на ровню ему.

– Видите ли… произошла ошибка… я на самом деле… случайно…, – заблеял я, пытаясь подобрать слова.

– Не, парень, так дело не пойдет. Раз уж вышел на ринг, будь добр драться. Отказываться от поединка не по–джентльменски. Я прав? – Виктор обращался к зрителям.

Толпа одобрительно загудела. Конечно, она же хочет посмотреть на очередную драку. И эти люди сделают все, чтобы только насладится зрелищем.

– Ты же джентльмен, парень? – а этот вопрос уже адресовался мне.

И что мне ответить?

– Ну…

– Я так и знал. Ты – джентльмен. Вот и отлично! Дам тебе минуту на то, чтобы собраться с духом и силами, после чего, - Виктор сделал небольшую паузу и у меня по затылку пробежали мурашки, – поединок начнется.

Минуту? Всего лишь какую–то жалкую, ничтожную минуту? Хотя за это время можно много всего сделать. Сбежать? Ну уж нет, меня ж отсюда не выпустят. Если попытаюсь увильнуть от схватки, зрители растерзают меня за то, что сорвал им представление. Или попросту не выпустят за пределы ринга. Вот уж оказал мне кто–то «услугу», ничего не скажешь. Найти бы этого поддонка, да врезать бы ему промеж глаз хорошенько, да только не об этом сейчас надо думать.

Виктор подпрыгивал на месте, разминаясь, поигрывал мускулами, смотрел, ухмыляясь, на мое подавленное лицо. Не было сомнений в том, что он чувствует себя победителем, фаворитом. Интересно, приходилось ли ему испытывать те же ощущения, которые в данный момент чувствовал я?

Тьфу, чем у меня голова забита? Пока еще есть время, надо разработать хоть какую–то тактику. Что, если после первого же удара, какой бы силы он не был, упасть и притворяться, что я в нокауте. Зато чемпион не будет меня истязать. А вдруг будет? Возможно, чемпион распознает мой обман и поспешит добить меня. Нет, нужно было придумать что-то другое. Эту задумку оставлю на самый крайний случай.

Ладно, хотя бы потяну время, так сказать, отсрочу поединок. Хотя легче мне от этого не будет.

– Можно перед тем, как начать спросить о предстоящем поединке?

– Давай! – ухмыльнулся Виктор.

– Каковы правила?

– Никаких правил! Нужно всего лишь победить. Любым способом.

Эта информация отложилась в моей памяти. Надо будет иметь это ввиду и при любой возможности пользоваться этим.

– Хорошо. До каких пор длиться поединок? Определенное время или…

– До нокаута. И даже не думай притворяться. Был здесь один такой, прикинуться решил нокаутированным. Да только меня не обманешь. Хе–хе. Я ему за такие выкрутасы все зубы–то повышибал…

Я нервно сглотнул. Ну вот, как я и говорил. Ничего не получиться. Плохая была идея. А жаль.

– А отказаться от поединка нельзя, я правильно понял?

– Сообразительный. Правильно понял, – ухмыльнулся Виктор. – Ладно, хватит нам с тобой разговаривать, пора за дело приниматься. Да ты не боись, я с тобой долго возиться не буду. Быстренько вырублю, даже толком почувствовать ничего не успеешь.

Спасибо, обнадежил так обнадежил. Как–то не так я представлял себе окончание сегодняшнего дня. Совершенно не так. Ведь если чемпион меня вырубит, то я пробуду в бессознательном состоянии день, если не больше. И это при самом удачном исходе. Ведь он же меня еще может попросту убить…

Ну уж нет, не дождется он у меня. Я еще нужен своей линии. Без меня они пропадут. Ведь если я не достану оружие, то все, конец. Конец всему.

Я отбросил эти пессимистические мысли в сторону и приготовился сражаться. Пускай Виктор крупнее, сильнее и опытнее меня. Пускай. Я докажу, что я не так прост, как кажусь на первый взгляд. Правда, зачем мне это доказывать, я пока не знал.

Виктор провел резкий хук справа, но я увернулся и ударил ему ногой в живот. Не очень сильно, как мне показалось, но чемпион фыркнул от боли. Он наступал, тесня меня к канатам. Я знал, что если он не будет давать мне свободного пространства, то поединок для меня будет закончен. Понимал это, похоже, и Виктор. Он шел на меня, расставив руки в стороны, не давая мне возможности проскользнуть, и ухмылялся. Мой мозг судорожно работал, пытаясь найти выход из, казалось, безвыходной ситуации.

Но выход должен быть всегда. Так часто любила повторять моя мама, когда я попадал в тупик и не знал, что мне делать.

Вдруг произошло нечто, чего я совершенно не ожидал. Я подскочил к Виктору и в прыжке, самом высоком, который я когда–либо совершал, ударил чемпиона коленом в челюсть. Самое удивительное, что делать этого я не хотел. Такой поворот событий даже не приходил мне в голову. Я не знал, как это объяснить, но, похоже, мое тело действовало само по себе, хотя, по сути, быть этого не могло.

Больше всех был ошарашен даже не я, а Виктор. Уж кто–кто, а он точно не ожидал от меня такого. При ударе послышался неприятный звук, похожий на хруст. И я знал, что он мог означать. Виктор, с ненавистью глядя на меня, плюнул на пол прямо передо мной. Слюна смешалась с кровью и раскрошенными зубами.

– Ты за это заплатишь, сопляк! – все в чемпионе – голос, взгляд – было исполнено злобой и ненавистью. – Я убью тебя, слышишь, Я УБЬЮ ТЕБЯ!

Черт, почему–то я не сомневался, что он не бросал эти свои слова на ветер. Блин, ну и вляпался же я...

Толпа бесновалась. Что выкрикивают эти люди, за кого болеют, я не слышал, да и неважно мне это было. У меня и без того забот хватало, главная из которых на данный момент заключалась в том, чтобы выйти с ринга целым и желательно невредимым. Очень скоро я понял, что второму пункту сбыться было не суждено.

Виктор провел серию мощных ударов, и пару раз ему удалось меня задеть. Было больно, но все же терпимо. Потом долгое время мне удавалось уворачиваться, приводя тем самым чемпиона в бешенство. Он не переставая молотил руками, но часто промахивался. Однако я не мог долго сдерживать такой сумасшедший натиск и вскоре Виктор ударил меня в живот, а сразу же, не дав мне даже на секунду перевести дух, в скулу.

Я упал как подкошенный. Перед глазами все плыло. По лицу текла кровь. Или мне это только кажется? Нет, все–таки кровь. Черт, Виктору, несмотря на все мои усилия, удалось меня повалить. Хотя что я удивляюсь – он чемпион, а я даже драться–то толком не умею. Все закономерно.

Когда зрение более–менее нормализовалось, я увидел, как на меня медленно идет Виктор и выражение его лица не сулило ничего хорошего. Я попытался встать. Не получилось – силы будто бы покинули меня. Да и какой в этом смысл? Чемпион все равно меня добьет, я даже не успею встать на четвереньки. Пускай уж добивает меня лежачего.

У меня сейчас было такое состояние, что мне было ровным счетом ни до чего на свете. Я разом забыл про все свои проблемы. В моем мозгу крутилась всего лишь одна мысль: сейчас Виктор меня убьет и мокрого места не оставит. Зато прекратит все мои страдания.

Чемпион схватил меня за воротник куртки и рывком оторвал от пола. Его свирепый взгляд, его могучие, покрытые сетями выпирающих вен руки – единственное, что я видел перед собой. Однако кончать со мной он пока не спешил. Упивался моей беспомощностью? Или просто не собирался меня убивать?

– Ну, что ж ты медлишь, а? Струсил? – еле выдавил из себя я. – Струсил, да?

Виктор, не говоря ни слова, поставил меня на пол. Ноги грозились в любой момент подкоситься, но я все же стоял. Чемпион отвернулся от меня и пошел в другой угол ринга.

И как это понимать? Бой окончен? Виктор не хочет больше сражаться? Неужели все?

Толпа негодующе завыла. Ей не понравился такой финал. Она, видно, ждала чего–то большего, чем просто махание кулаками.

Я отрешенно смотрел на спину Виктора и не мог сдвинуться с места. Мне казалось, что если я сделаю шаг, то непременно упаду. Как же мне сейчас хотелось, чтобы ко мне подбежали двое, положили на носилки и отнесли в лазарет, где бы я мог отлежаться денек–другой. Почему–то никто не спешил исполнить мое желание. Ну и ладно.

Не успел я подумать, о чем-нибудь другом, как получил мощный удар в ухо и в результате снова оказался на полу. Думаю, не ошибусь, если скажу, что такую боль мне еще ни разу в жизни не приходилось испытывать. Голова гудела, точно ею подменили язычок в гигантском колоколе.

Мир мгновенно перестал для меня существовать. Была только лишь нестерпимая боль. Как бы я хотел, чтобы все эти страдания прекратились, чтобы, наконец, наступило затишье. Я лежал на земле и корчился в муках. Каким же жалким я, должно быть, выглядел. Только мне было все абсолютно равно.

Я закрыл глаза. Все равно я ничего не видел. Перед глазами словно повесили темную занавесь.

Виктор ударил меня ногой в бок, да так сильно, что я перекатился на живот. Боли я уже не испытывал. Никаких чувств, никаких эмоций. Мне все было безразлично. Поскорее бы уже закончился этот поединок и не важно, с каким исходом. Я устал и хочу покоя.

Чемпион снова поднял меня с пола и небрежно кинул на канаты. Руки запутались в тросах, что не позволило мне скатиться вниз. Таким образом, я оказался в полулежачем положении, что, несомненно, позволяло Виктору очень удобно избивать меня дальше.

Я попытался сделать глубокий вдох, но из-за дикой боли в животе и грудной клетке у меня это не получилось. Черт, как же все–таки неприятно, когда не можешь набрать полные легкие воздуха.

Я не без труда разлепил веки и увидел, как Виктор замахнулся, чтобы нанести по мне очередной удар.

И тут во мне что–то переклинило. Мое второе «я», маленький человечек, сидящий в глубинах моего подсознания, истошно завопил: «Что ж ты как боксерская груша позволяешь ему себя бить? Докажи этому кретину, что ты не лыком шит. Накажи его за те страдания, которые он тебе причинил. Давай!»

И в тот момент, когда Виктор уже готов был обрушить на меня свой кулак, я оторвался ногами от пола и наотмашь ударил его по лицу. Чемпион отступил на пару шагов назад, мотнул головой и непонимающе уставился на меня. Он–то наверняка думал, что партия выиграна, осталось только позабавиться над беспомощным противником, и такого поворота событий он никак не ожидал. Признаться, я и сам не поверил, что умудрился сделать такое. У меня как будто открылось второе дыхание, а это такая непредсказуемая штука, позволяющая человеку вытворять поистине немыслимые вещи. В тело как будто впрыснули что-то, что давало необычайный прилив сил.

Я наконец–то смог распутать руки, и теперь они были свободны. От прежней усталости и боли не осталось ни следа. Я чувствовал себя посвежевшим и помолодевшим лет на десять. Какое же это приятное ощущение!

– Ну что, чемпион, готовься выбрасывать белый флаг!

Как бы заносчиво и высокомерно это не звучало, я понимал, что говорил. И сейчас я мог горы свернуть, а не то, что победить какого–то качка. Вот что делает с человеком адреналин и второе дыхание!

– Что ты сказал? Повтори-ка! – проскрипел Виктор. И хоть интонация у него была угрожающая, в голосе чувствовались нотки страха.

– Ты проиграешь! – я, улыбаясь, провел большим пальцем по горлу.

– Это мы еще посмотрим!

Чемпион кинулся на меня, а я уже был к этому готов. Грациозно сделал шаг в сторону, и к тому же задел ногой задницу пролетевшего мимо меня Виктора. Когда чемпион обернулся, я увидел, что его лицо по цвету ничем не уступает свекле. Он был настолько зол и ошеломлен тем, что я с ним сделал, что для полной картины ему не хватало только дыма из ушей.

Я вытянул руки вперед и поманил его к себе. Виктор, помня свою предыдущую ошибку, теперь стал медленно наступать на меня, разминая шею и поигрывая мускулами. На меня это не произвело ровным счетом никакого впечатления. Если он думает, что тем самым запугал меня, то сильно ошибается.

Мне вдруг вспомнились его слова: «Никаких правил! Нужно всего лишь победить. Любым способом». Я ехидно улыбнулся, и это не ускользнуло от взгляда Виктора. Почуяв что–то неладное, он остановился почти в метре от меня, что стало для него роковой ошибкой.

Я, как футболист привыкший действовать ногами, в бою до сих пор работал исключительно ими. Но сейчас, для достижения результата, я решил изменить своему принципу и нанес Виктору прямой удар кулаком в торс. Он, правда, на чемпиона никакого действия не возымел, но не в этом заключался мой хитрый план. Не дав Виктору опомниться, я резко взметнул вверх согнутую в колене ногу. В следующее мгновение мой противник согнулся пополам, сумев выдавить из себя всего лишь тонюсенький писк.

Мой замысел удался. Колено достигло намеченной цели, вперившись точно в пах. Приложился я от всей души. Ничто, казалось, не доставляло мне за всю жизнь такого удовольствия, как этот удар. Я стоял и смотрел, как согнувшись пополам, Виктор корчился от боли и сжимал ладонями причинное место, словно это хоть как–то могло избавить его от страданий. Мне было совсем не жаль чемпиона, таким образом, я наказал его за те страдания, что он причинил мне. Все честно. И правил я никаких не нарушил.

Толпа заскандировала:

– Добей, добей, добей.

Хорошо хоть, что «не убей». А то точно «зеленые» ничем бы не отличались от диких животных.

Итак, с боем надо было кончать, а то мне уже порядком поднадоела вся эта канитель. Я подошел к Виктору, совершенно не опасаясь, что он может мне что–либо сделать. Чемпион пребывал в таком состоянии, что ему было ни до чего и, думаю, он бы сам не отказался от того, чтобы его поскорее прикончили. Но я оказался гуманнее и, обхватив его голову руками, просто стукнул его об пол. Сила удара была именно такой, чтобы достичь желаемого эффекта – чемпион вырубился, но и в то же время не отбросил коньки.

Люди, наблюдавшие за поединком, радостно загалдели. Похоже, они совсем не расстроились, что их чемпион оказался повержен, а как раз наоборот, радовались этому. Надоел он им, что ли?

Я пролез между канатами и пошел мимо расступающейся передо мной толпы, которая приветствовала победителя бурными аплодисментами. Мне было, безусловно, приятно! Не каждый день тебе так рукоплещут, особенно когда ты живешь в метро.

* * *

Жуткая усталость снова завладела моим телом, хотелось лечь и проспать целый день, а может быть и больше, но ноги как будто сами несли меня вперед. Я направлялся к стеле с серпом и молотом, где, как мне было сказано, должны были находиться Антон, дядя Вова, Юра и Велимир Андреевич.

Около получаса прошло, а может быть и больше, с тех пор как я пришел к рингу, чтобы понаблюдать за проходящими там боями. Вряд ли за это время химкостюм успели починить. Как бы то ни было, мне все равно нужно было вернуться к своим. Оставаться на Пролетарской одному, по крайней мере, для меня, небезопасно.

Перед стелой я ненадолго остановился, чтобы в подробностях рассмотреть изображенный на ней горельеф. Ничем особенным он не отличался, самые обычные серп и молот, без изысков, но все равно было красиво. Зато единственное украшение на станции.

Неожиданно – я даже вздрогнул – из–за стелы вышел дядя Вова. Взгляд у него был хмурый, словно он был чем–то недоволен. Однако увидев меня, он улыбнулся.

– Олег, ты уже вернулся? – тут он, видимо, заметил у меня на лице синяки и кровоподтеки, потому что обеспокоенно спросил: – Господи, что с тобой?

– Подрался, – я не стал выдумывать какую–то красивую историю, чтобы скрыть правду. Какой смысл? Пускай дядя Вова знает.

– Что? С кем? Зачем?

Я рассказал все как было. По ходу моего повествования дядя Вова удивлялся все больше и больше. Да и я сам, собственно, только сейчас в полной мере осознал, что сделал.

– Ты победил того гиганта? – дядя Вова был в абсолютном шоке. – Как тебе это удалось? Ты… ты же даже драться не умеешь…

– Сам не знаю, – пожал плечами я. – Все произошло будто бы само собой. Я был словно сам не свой.

– Ну, ты даешь! Молодец, что я еще могу сказать! Давай, пока работу с костюмом еще не закончили, прогуляемся по станции.

Возражать я не стал, хотя не понимал, зачем это было нужно. Ничего нового я тут все равно не увижу. А так хотелось хотя бы на минутку присесть. Ладно, потерплю немного, может быть, дядя Вова хочет со мной о чем-то поговорить. Ладно, посмотрим.

Мы зашагали вдоль перрона. Дядя Вова молчал, о чем–то задумавшись. Чтобы нарушить установившуюся тишину, я первым начал разговор.

– Дядя Вова, вы чем–то обеспокоены?

– Что? – встрепенулся он. – Нет. С чего ты взял?

– У вас такое озабоченное лицо… Что-то не так?

Дядя Вова остановился, внимательно посмотрел мне в глаза, затем продолжил движение.

– Видишь ли, Олег, я по-прежнему считаю, что идея вылазки на поверхность – не совсем удачная.

– Но почему?

– Я уже говорил. Ты сам посуди: во–первых, не факт, что оружие в твоей квартире есть. Лично я в этом очень сомневаюсь. А больше ты оружия нигде не найдешь, ресичеры уже все, что можно с поверхности принесли. Во–вторых, и это самое, пожалуй, главное, ты не выживешь на поверхности. Тебе и ста метров не удастся пройти – тебя тут же убьют. И не смотри на меня так, что я, не знаю, что ли, как оно бывает? Я тебе не рассказывал раньше… не хотел, чтобы ты знал. В общем, я тоже был ресичером. В первые годы после Катастрофы. Видишь этот шрам? – дядя Вова закатал рукав куртки и показал уродливый след от глубокой раны. Выглядело это устрашающе. Говорят, шрамы украшают мужчину. То, что я увидел, под эту поговорку не подходило. – Его я получил от птеродонта. Зверюга вскользь задела меня клювом, – ничего себе «вскользь»! Приложилась дай Боже. – А сколько раз я был на волоске от смерти, ты бы знал! Птеродонты не единственная опасность, которая поджидает ресичеров на поверхности.

Сказать, что я был потрясен, значит, не сказать ничего. Надо же, дядя Вова был ресичером! Одним из первых. Вот это да! Тем временем, он продолжал:

– Тебе же Леня наверняка рассказывал, какие существа обитают там, наверху? – я кивнул, мол, «рассказывал, а как же»? – Тогда ты должен знать, что сейчас чудовища стали гораздо опаснее, чем двадцать лет назад. Неопытному человеку, который давно не выходил на поверхность, не стоит туда соваться, поверь мне. В любом случае исход один – смерть.

– Но я должен идти. Во благо нашей линии.

– Извини меня, Олег, но ты идиот, – беззлобно, скорее, с горечью в голосе сказал дядя Вова. – С чего ты взял, что война – это лучшее решение. Мы все в ней умрем. Как же ты не понимаешь?

– Мне казалось, что мы уже все обсудили.

Этой фразой я дал понять, что не хочу больше разговаривать на эту тему. Дядя Вова понимающе кивнул, и мы возвращались к стеле молча. Я не держал на него зла: его можно было понять, но мне порядком надоело его зудение про сдачу «красным».

По крайней мере, если мы дадим бой «красным», у нас будет шанс одержать верх. Сдадимся – никакого шанса.

Но даже, если мы проиграем войну, то облегчим задачу «зеленым», «фиолетовым» и «синим», унеся на тот свет жизни нескольких «красных». И уже ради того, чтобы в метро царил мир и процветание, стоит отдать свою жизнь.

Никто не хочет умирать. И дядя Вова не хочет. И именно поэтому он считает, что принять условия «красных» – рационально. Но, как бы то ни было, ему придется принять мнение большинства, а я уверен, что большинство «оранжевых» поддержат меня и Антона.

Поживем – увидим.