Ветер перемен

Глава 12. Сувенир с поверхности

Лишь тот достоин свободы,

кто умеет завоевывать ее.

(Ш. Бодлер)

Увижу ли я их снова? Этих четырех людей, которые за такой короткий срок успели стать мне, не побоюсь этого слова, друзьями. Так тоскливо без них вдруг стало, одиноко. Как будто они единственные, кто остался у меня на этом свете. Но ведь есть же еще дядя Вова, Антон, Юра…

Только сейчас вдруг до меня дошло, что я ни разу с того дня, когда меня захватили в плен, не вспоминал о своем друге. Лучшем друге. Как он там: прошла у него нога или до сих пор лежит, корчась в судорогах от боли? Боже, какой я сволочью себя сейчас чувствовал! Это надо же, ни на минуту, да что там, ни на секунду не подумать: а что с Юрой? Можно было, конечно, найти оправдание этому – обстановка на поверхности не позволяла вообще сосредоточиться на чем-либо конкретном, кроме разве что, поиска оружия. И все равно, как же я был зол на себя!

Перепрыгнув турникет, оказался на эскалаторе. Совсем чуть-чуть и я уже буду дома, в метро.

По эскалатору шел не спеша – торопиться было некуда. Что же мне скажут, когда узнают, что оружие я не нашел? Да и как можно было найти то, чего нет? Станут бранить за то, что дал людям надежду, а в итоге все полетело в тартарары? Возможно, и так. И ведь будут правы. Во всем виноват только я один. Какой бы человек в здравом уме поверил словам моего отчима? Видимо я один такой «умный».

И как знать, может быть даже и не обрадуются тому, что вернулся. Ну и пускай, будь что будет, по крайней мере, я старался.

Половина эскалатора была уже пройдена. С каждой ступенькой видимость впереди становилась все хуже. Освещения здесь не было, только солнечные лучи, пробивающиеся сверху, позволяли хоть что-то разглядеть.

В детстве, как до, так и после Катастрофы, мне часто снилось, что находясь на самом верху эскалатора, я непонятно зачем отталкиваюсь посильнее ногами, прыгаю и пускаюсь в свободный полет. Было страшно, казалось, в любой момент могу упасть. Но в то же время помимо страха было и другое ощущение, приятное. Словами его нельзя описать, это нужно прочувствовать. И вот, когда эскалатор уже заканчивался, я приземлялся на пол, целый и невредимый и… все. Обычно после этого сразу же просыпался, как будто успешный спуск был сигналом к подъему.

К сожалению, а может и к счастью, в реальности такого мне пережить не удастся. Да и неважно это. Главное, что я дошел. Живой и почти невредимый. Все же мутанты доставили мне немало хлопот. Да я, собственно, и не ожидал, что будет как–то по–другому, все–таки вылазка на поверхность – это тебе не увеселительная прогулка, а игра на выживание, победить в которой может только сильнейший. Хотя я бы не сказал, что был сильнейшим, мне просто очень сильно везло. Подозрительно сильно везло. Как будто меня оберегал какой–то ангел–хранитель. Не верю я во все это, но что если и такие создания на самом деле существуют?

Стою, блин, как дурак перед гермозатвором и размышляю о каких–то высших силах. Дело, конечно, хорошее, но время выбрано неподходящее.

Я постучался. Ожидать, что меня услышат с первого раза, было бы глупо, поэтому я продолжал тарабанить по гермозатвору кулаками до тех пор, пока с той стороны не раздался приглушенный голос кого–то из обитателей станции:

– Кто там? Говори пароль?

Какой еще пароль? Меня ни дядя Вова, ни Леня ни о каком пароле не предупреждали. Что за глупости? Как же так, если я сейчас скажу что-то не то, так меня и вовсе не пустят? Черт, черт, черт. Я всего в нескольких метрах от дома, но пока я не скажу заветное слово или фразу, ноги моей там не будет.

– Говори пароль, или проваливай откеда пришел! – услышал я с той стороны.

Может в самой фразе кроется ответ? Может паролем является слово «пароль». Ведь сказано же: «говори пароль». Вроде все просто, но что, если я ошибаюсь.

Но меня вдруг осенило. Независимо от того, что бы я ни сказал, меня все равно должны пропустить, так как только человек может разговаривать. Желательно сказать что-нибудь подлиннее и позаковыристее, чтобы уж точно сомнений не было, что я не мутант.

– Ну какие еще пароли? Открывайте, свой пришел! Олег я, вернулся с поверхности, мне там надоело, хочу обратно. Можете не сомневаться, я один, с собой никого не привел.

Вопреки моим ожиданиям ответа я не услышал. Вот и что мне теперь думать: откроют, не откроют?

Звучный хлопок разгерметизации, эхом прокатившийся по эскалаторному туннелю, рассеял все мои опасения. Барьер, отделяющий меня от станции, стал медленно отъезжать вверх. Когда щель между полом и гермозатвором оказалось достаточной для того, чтобы человек мог в нее протиснуться, я лег на спину и тремя перекатами оказался на «Проспекте Большевиков». Хвала Всевышнему, все теперь позади. Однако если подумать, все только начинается. Кто может доподлинно сказать, что ждет жителей нашей ветки в будущем? Какое бы решение не принял Антон, оно очень сильно повлияет на судьбы людей.

Когда гермозатвор закрылся, из подсобного помещения вышел пожилой человек и протянул мне ладонь для рукопожатия. Впрочем тут же ее убрал и не стал подходить ко мне близко, чему я не удивился – от меня, наверное, сильно фонило.

– А, Олег, неужели? Ты вернулся?

– Да, как видите! – стыдно признаться, но как зовут моего визави я даже не знал. Всех не упомнить. Вот меня наверняка знают многие на оранжевой линии. А сам я… но у меня еще все впереди!

– Это хорошо. А мы уж все думали, что ты сгинул там…

– Пришлось нелегко, но я живой и здоровый. Что ж вы хороните человека раньше времени?

– Да ладно тебе, Олег! – засмеялся старик. – А вот кстати насчет здоровья это ты к Владимиру иди, может, подцепил там что-нибудь, кто ж тебя знает?

– Так туда и собираюсь.

– Славно. Дрезина вон стоит, в конце станции. Иди.

Поблагодарив старика за помощь, я направился к транспорту. Пока шел, из палаток выглядывали люди и пристально смотрели на меня. Как будто привидение увидели. Неужели вообще никто не верил, что вернусь?

В дрезину не забирался до тех пор, пока не снял костюм. Не хватало еще, чтобы и машина пропиталась радиацией. Взяв у Ольги, племянницы дяди Вовы, по счастливой случайности оказавшийся у нее большой целлофановый пакет, я засунул туда химзу и только тогда сел в дрезину.

До «Ладожской» добрался минут за десять. Видимо еще издали услышав стук колес о рельсы, меня сбежалась встречать целая толпа народа. Это действительно для людей было событие. На нашу станцию вообще редко кто захаживает, чего уж там говорить о приезжих, тем более с «Проспекта Большевиков»? Все пришли посмотреть, кто же решил почтить станцию своим присутствием.

И этим человеком оказался я.

Боже, что там началось. Радостное ликование, крики, гомон… А главное непонятно с чего. Я обычный человек, коих тут сотни. Подумаешь, вернулся. Лене вот так никогда, по–моему, не радовались. А тут уж подняли такой гвалт, словно Мессия к ним явился…

Теперь-то мне все стало понятно. Наверное, им уже рассказали, с какой целью я выбирался на поверхность. И теперь ожидали, что вместе со мной пришло спасение от всех бед. Ох, лучше бы мне сейчас провалиться под землю. Как же я скажу, что никакого оружия с собой не принес? Некоторые, может, меня и поймут, но многие, скорее всего, люто возненавидят. А самое противное – ведь я же знал, на что подписываюсь… Теперь придется пожинать плоды своей глупости.

Когда моя дрезина остановилась, ко мне сквозь толпу протиснулся Юра. Он выглядел бодрячком, никогда бы не сказал, что совсем недавно он валялся на полу с видом мучительно умирающего человека. Значит, с ним действительно все в порядке. Ну и слава Богу!

– Олег, как я рад тебя видеть! Вернулся, дружище?

– Вернулся, да, – несмотря на то, что я тоже был безумно рад нашей встрече, говорил я вяло и опечаленно.

– А чего такой грустный? – как можно бодрее спросил мой друг.

– Юра… я не принес никакого оружия… Мне очень жаль…

Я вышел из дрезины, желая поскорее уединиться в палатке, не видеть все эти лица. Мне вообще сейчас ничего не хотелось.

– Но как, почему? – развел руками Юра. Радость схлынула с его лица, как будто ее водой смыли.

– С поверхности я принес всего-навсего книгу, несколько старых фотографий и никчемный камешек. Он находится в контейнере на химзе. Так сказать, сувенир с поверхности, доказательство моего пребывания там, – горько усмехнулся я.

Толпа внезапно замолчала, и через секунду я понял почему.

– Пропустите меня! Да пропустите же, дайте пройти. Будьте любезны, шаг в сторону, мне надо пройти.

Зычный голос дяди Вовы спутать с кем–то было просто невозможно. Наконец он вышел из всей этой гурьбы народа и направился ко мне. Приобнял за плечо и повел за собой. Зачем, куда – какая теперь разница? Мне было абсолютно до фени. Пускай хоть в геенну огненную сбросит, когда узнает обо всем, так даже лучше будет.

– Расступитесь, народ, дайте пройти! Мальчику нужен отдых, он только что с поверхности, а вы тут обступили его… Не в музее, чай, находитесь.

Дядя Вова привел меня в свою палатку. Почему в свою? Да какая в принципе разница? Закрыл молнию на входе.

– Ложись, – дядя Вова жестом указал на свою кровать.

Я тут же послушался. Улегся, сложил руки в замочек на груди. У меня сейчас было такое состояние, что если бы мне сказали: «Жри гвозди!», я стал бы их есть.

– Рассказывай! – сказал дядя Вова, присев на корточки рядом со мной.

– Что рассказывать?

– Все. Что было на поверхности, как тебе удалось дойти.

Честно говоря, я не понимал, зачем дяде Вове было это знать. Не из чистого же любопытства он спросил! Главное ведь то, что я не принес оружия, остальное разве важно?

Но я все равно рассказал. От начала до конца, ничего не утаил. Особо в подробности не вдавался, но основное изложил полностью.

– Люди? На поверхности? Ты шутишь? – спросил дядя Вова, когда я закончил.

– Нет, все, что я рассказал, чистая правда!

– Удивительно. Никогда бы не поверил… Так, значит, ты говоришь, что оружия у тебя дома не было?

– К сожалению, – вздохнул и отвернулся, чтобы не видеть ничего кроме стены.

– А ведь я чувствовал, подозревал, что не может быть в твоем доме ничего.

Дядя Вова обхватил руками голову. Не хотелось мне этого делать, но я посмотрел на него. Больно было видеть выражение страдания на его лице. То же самое чувствовал сейчас и я.

– Не переживайте, мы что-нибудь придумаем, – попытался ободрить не столько его, сколько самого себя, но в свои слова я не верил. Что можно придумать, когда уже завтра нужно дать ответ «красным»?

– Нет уж, хватит! – сквозь зубы процедил дядя Вова, после чего со всей силы ударил меня кулаком в лицо.

Не успел я даже удивиться такому поступку, как получил еще два удара. На губах почувствовал солоноватый привкус – из носа хлынула кровь. Я хотел было прижать ладонь, чтобы остановить кровотечение, но дядя Вова резко перевернул меня на живот, заломил мне обе руки за спину и чем-то связал.

– Что вы делаете? – крикнул я, не в силах понять, что происходит.

Дядя Вова наклонился ко мне и приставил к виску что-то холодное. Последующий характерный щелчок взвода курка не оставлял никаких сомнений в том, что это был пистолет.

– Лучше помолчи, а иначе, если пикнешь без моего ведома, я выпущу тебе мозги!

Я ошарашено уставился на ствол. Да, аргумент был что надо. Но зачем дядя Вова все это делает? В чем дело? Неужели этот мир сошел с ума?

– Сколько раз ты мне мешал, сколько раз ты на корню обрывал все мои планы! – заговорил дядя Вова и каждое его слово было пропитано нескрываемой злобой. – Я долго терпел, очень долго. Изо всех сил пытался держать себя в руках, чтобы не прикончить тебя лично. Приходилось действовать чужими руками, чтобы твоя смерть выглядела как несчастный случай. Но ты оказался просто чертовски везуч.

– Что, что ты такое говоришь? Я не понимаю.

– Ах, ты не понимаешь! Позволь тогда тебе все объяснить. Все началось с того дня, когда ты отправился вместе с Петром Данилычем на «Достоевскую». Это я уговорил его взять тебя с собой. Думал, там ты и останешься. Но нет, ты вернулся, целый и невредимый.

– Подожди, как все это понимать, – начал было я, но получил рукояткой пистолета по затылку.

– Я, по–моему, велел тебе помалкивать! А ты так и не понял, глупец? Я уже давно связан с «красными» и, можно сказать, работаю на них. Именно я уговорил Анимуса выдвинуть нам такие условия, чтобы никто не пострадал, чтобы обошлось без крови. Думал, так оно все и будет. Но ты представлял реальную угрозу, мог сорвать весь план. Так и вышло. Почему–то природа наделила тебя острым умом, а точнее сказать хронической тупостью и поразительной живучестью. На совете тебе хватило ума додуматься до того, что в твоей квартире есть оружие. Уцепился за эту идею и никак не желал с ней расставаться. Даже заразил ею Антона, да так, что он поверил тебе.

Еще до Совета я попытался тебя убрать. Задушил твою мать, в надежде что из-за этого ты выйдешь из себя и нападешь на Ньютона. Планировалось, что в результате перепалки он тебя убьет… Увы, идея выгорела. Ты повел себя достаточно сдержанно.

– Ты убил мою маму? – я не верил своим ушам.

– Заткнись, я сказал, – на сей раз дядя Вова, или как мне теперь после всего услышанного его называть, не стал меня ударять, а лишь погрозился. Открывавшаяся мне правда с каждым сказанным им словом пугала меня все больше и заставляла дрожать от ужаса, когда я осознавал, каким человеком он был на самом деле. – Да, идея выгорела. Но это был еще не конец. Время избавиться от тебя еще было. И случай подвернулся. Но об этом чуть позже. Я никак не хотел, чтобы ты вылезал на поверхность – все же боялся, что твой отчим говорит правду. Тогда я под предлогом того, что отправляюсь навестить племянницу, съездил на «Проспект Большевиков» и незаметно подложил на лестницу гвоздь. Все получилось как нельзя кстати. Леня оступился и напоролся на этот гвоздь, тем самым разодрав химкостюм. Теперь тебе просто было не в чем идти. Леня же не сможет выходить на поверхность еще несколько недель, пока полностью не залечит ногу. Что ж, отправиться наверх в порванном костюме ты не мог, но выход был найден – мы отправились на зеленую ветку, просить помощи. На «Пролетарской» тебя ждал очередной мой «сюрприз». Это я швырнул тебя на ринг к тому монстру. Пошел якобы нужду справлять, а на самом деле выслеживал момент, когда можно было осуществить замысел. Многое про того типа говорили, например, что он может убить человека с одного удара. И ведь убивал, да. Чтобы не возникло никаких подозрений, сбросив тебя на ринг, я последовал за Антоном и Юрой, оставив тебя на произвол судьбы. Но и из этой ситуации тебе удалось выпутаться. Как, до сих пор не представляю.

Дядя Вова в гневном порыве продолжал излагать все свои задумки относительно того, как я должен был умереть согласно его планам. Казалось, от того что он выговаривается ему становится легче.

- Итак, костюм нам починили, теперь ты мог отправиться на поверхность, но я все же этого не хотел. По рации договорился с дежурившими в то время Вихровым и Громовым. Нужно было сделать так, чтобы ты с ними встретился. Посылать тебя на «Лиговку» в то время, когда ты должен был готовиться к отправке наверх, было бы весьма глупо, согласись. Тогда я попросил Антона отправить туда Юру, чтобы не возникло никаких подозрений. Тот, конечно же, согласился. Тут же, как я и предполагал, проявился твой нрав, и ты захотел пойти с ним. Разумеется, в мои планы не входило, чтобы Юра попал на «Лиговку» и тогда я незаметно вколол ему лекарство, вызывающее судороги и доводящее до потери сознания. Списал на внезапно проявившую себя старую травму, которой, возможно, никогда и не было. И тогда ты отправился туда один.

Все прошло безупречно. Вихров и Громов справились безукоризненно. Тебя, пока ты находился без сознания, доставили на «Выборгскую» ждущие своего часа в укрытие «красные». Убивать тебя мне тогда не хотелось – думал, в конце концов ты поймешь, что я поступил правильно, приняв их сторону. Думал, тебя просто подержат там до тех пор, пока не истечет данная нам на раздумье неделя, – дядя Вова ненадолго замолчал, а потом резко повысил голос: – Но тебе, черт побери, удалось сбежать! Я не знаю как, но ты ускользнул из-под носа у «красных», прошел четыре станции, на которых было до хрена вооруженных людей, и добрался до «Ладожской»! Ты даже вообразить не можешь, что я испытал, когда увидел тебя! Я еле сдерживался, чтобы не свернуть тебе шею прямо на месте. Ты даже представить не можешь, каких усилий мне стоило усмирить свой гнев, чтобы я мог впоследствии говорить спокойно и никак не выдать себя.

Мне больше ничего не оставалось, как отправить тебя на поверхность. Хоть ты и везучий сукин сын, тамошние твари должны были истерзать тебя как тряпичную куклу. Учитывая то, что ты ни разу не был наверху со дня Катастрофы, вероятность выжить у тебя была равна нулю. Тем более что перед выходом ты немного выпил. Но тебе и тут удалось выжить! Это… просто потрясающе! Тебя, на хрен, ничто не берет!

Но теперь, пока ты не наделал новых глупостей, с каким наслаждением я пущу тебе пулю в лоб, ты бы знал!

– Ха! – усмехнулся я. – Ну, допустим, ты меня и убьешь. Но что ты скажешь остальным. Ведь они рано или поздно схватятся меня, а ведь все видели, куда мы пошли. Да и труп ты мой никуда не денешь. Убив меня, ты только себе сделаешь хуже.

– Ошибаешься! Как ты думаешь, поверят ли мне, если я скажу, что ты напал на меня сам, учитывая тот факт, что ты только что вернулся с поверхности, где пробыл без малого почти день? Кто знает, что могло случиться с твоей психикой за это время. И хотя я–то вижу, что тебе ничего не сделалось (а как могло быть иначе), люди больше поверят мне, второму лицу на оранжевой ветке. Что ты на это скажешь?

А что мне было сказать? Дядя Вова прав, а я был морально подавлен. Надо же, я относился к этому человеку как к отцу, а он. Убил мою маму и пытался убить меня. И теперь ему никто не сможет помешать…

– Владимир, мне сказали, что Олег у тебя. Мне можно войти?

Антон. Боже, как он вовремя. Я не мог в это поверить, мне просто везет. Я не человек, а баловень судьбы какой-то.

– Давай немного попозже, мне с Олегом еще кое-о-чем нужно поговорить. Тет-а-тет.

– А, ну тогда ладно! Я зайду через пятнадцать минут, хорошо?

– Хорошо, – ответил дядя Вова, а потом добавил тихо, чтобы слышал только я: – Думаю, к тому времени я тебя уже прикончу.

Нельзя было упускать свой шанс. И пускай мне это будет стоить, Антон, по крайней мере, узнает правду.

– Антон Борисович, помогите! – заорал я и одновременно с этим перевернулся на спину. Никак не ожидавший от меня такого поступка, дядя Вова попытался направить на меня пистолет, но было уже поздно – носком ботинка я отвел его руку в сторону. Раздался выстрел, а потом вскрик. Антон, уже расстегнувший молнию палатки, не успел даже войти внутрь, как пуля попала ему в ногу. Он тут же упал на одно колено и схватился за раненое место.

Воспользовавшись случаем, я обрушил град ударов на дядю Вову. Когда я заносил ногу, наверное, в двадцатый раз, он выронил пистолет и, кажется, вырубился.

Я встал на ноги, признаться не без труда, и подбежал к Антону.

– Вы как?

– Нормально, жить буду. Олег, что все это значит?

– Объясню в более спокойной обстановке. Для начала надо бы его связать, пока он не очнулся.

– Кого? Владимира?

– Его самого. Эй, вы, двое, бегом сюда! – пара рослых парней, не задавая лишних вопросов, поспешили исполнить мой приказ.

Но пока они шли, дядя Вова уже очнулся. Посмотрел на меня, Антона, приближающихся парней, схватил пистолет и приставил его себе к виску.

– Ну ладно! – это были его последние слова. Потом он просто вышиб себе мозги.

Когда Антон освободил меня от связывающих мои руки веревок, я помог ему подняться. Он оперся о мое плечо, и мы кое-как доковыляли до его палатки. Там я ему пересказал весь монолог дяди Вовы. Антон, пораженный услышанным, долго не мог вымолвить и слова

– Кто бы мог подумать, что Владимир окажется предателем. А ведь он был мне как брат…

– Не вы одни разочаровались в нем, – сказал я. Дядя Вова проворачивал все свои грязные дела практически у нас под носом, и ему все время удавалось оставаться незамеченным, быть вне подозрения. Признаюсь, были моменты, когда я думал, что у нас в стане завелся шпион, но я никак не предполагал, кто им окажется.

– Жаль, что такой человек пропал, он ведь не всегда был таким, просто принял неправильную сторону, – покачал головой Антон. – Олег, дай мне, пожалуйста, мой свитер.

Не совсем понимая, для чего ему понадобился свитер, я все же исполнил его просьбу. Антон карманным ножом отрезал от него рукав, затем сделал еще один надрез. Получилась своего рода лента, которой он перевязал свою рану.

– Но…

– Не переживай, пуля прошла насквозь. Надо было просто остановить кровотечение.

– И что нам теперь делать? – я задал этот вопрос, чтобы хоть как–то разрядить обстановку – в воздухе опять повисла тишина.

– А нам больше ничего не остается – придется сдаваться «красным». Иного выхода, как это ни печально, я не вижу.

Эти слова дались ему не без труда. Антон провел рукой по лицу. Казалось, от этого он постарел сразу лет на десять.

– Сегодня, – продолжил Антон, – мы соберем все патроны, а завтра я вместе с несколькими людьми поеду на красную линию и скажу, что мы сдаемся.

– Возьмите меня с собой.

Я понимал, что это было очень рискованно, отправляться туда, откуда сбежал, но мне хотелось еще раз увидеть Машу. Правда никакой гарантии того, что я ее увижу не было, но чем черт не шутит. Вдруг… К тому же, если выбирать человека на роль телохранителя Антона, моя кандидатура, по-моему, очень подходит. Однако как же Антон будет, с раненой ногой-то? Я задал ему этот вопрос.

– Не беда, – махнул рукой он. – Для этой цели люди придумали костыли. И хотя мне никогда не приходилось ими пользоваться, думаю, я быстро осво…

Договорить Антон не успел, так как снаружи, со станции послышались крики:

– На помощь, на помощь! Человеку плохо. Скорее, кто-нибудь.

Мы с Антоном переглянулись.

– Сбегай узнай, что там случилось, а потом доложишь мне. Я тут останусь – двигаться не в состоянии пока.

Кивнув, я выбежал из палатки и побежал на крики. Место у памятника Дороге Жизни, как и тогда, когда встречали меня, было сплошь усеяно людьми. Давненько на нашу станцию не накатывало столько событий в один день. Я с трудом прорвался сквозь толпу и… увидел лежащего на полу Юру. Глаза у него закатились кверху, руки и ноги были раскинуты в разные стороны. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять – мой друг мертв. Я, не в силах поверить в увиденное, упал на колени и, зарывшись лицом в Юрину рубашку, зарыдал. Зарыдал как маленький мальчик, и меня нисколько не волновало то, что на меня сейчас смотрит не один десяток глаз.

Уж слишком много потрясений в такой короткий срок. Раскрывшееся предательство и самоубийство дяди Вовы. Теперь еще и смерть Юры. Я лишился почти всех, кто был мне дорог. Буквально в одночасье. За что, за что мне такое наказание?

Я плакал до тех пор, пока не закончились слезы. Тогда, вытерев лицо ладонью, я обратился к народу, так и стоявшему на месте и не желавшему никак расходиться.

– Кто-нибудь знает, что с ним произошло? Почему он умер?

Вперед вышел Леня.

– Мне очень жаль, Олег. Я не успел предотвратить неизбежное. В его смерти есть и моя вина.

– Ты про что? – не понял я.

– Юра… как только ты сказал ему, что принес с поверхности какой-то камень, сразу же захотел посмотреть на него. Он распаковал пакет, в который ты убрал костюм и достал из контейнера твою находку. К сожалению, я поздно заметил, что Юра держит камень голыми руками. Он абсолютно забыл про технику безопасности с предметами, пораженными радиацией.

– И… что? – говорил я сейчас с трудом. У меня вообще было такое состояние, будто еще чуть–чуть и упаду в обморок.

– Поначалу ничего не происходило. Мне пришлось выбить камень у него из рук, потому что на мои слова он никак не реагировал. А потом Юра вдруг зашелся в кашле, ноги у него подкосились. Он стал кататься по полу как ужаленный, все тело стало трястись, с каждой секундой все сильнее. Через минуту Юра скончался.

То, что я испытывал сейчас, нельзя было передать словами. Погиб мой лучший друг, и больше тут говорить не о чем. Но что самое печальное – он погиб по своей глупости. Уж не знаю, что руководило его действиями в тот момент: слепое делание увидеть мою находку или что–то другое… Какое это теперь имеет значение? Тем более что уже никому никогда не узнать этого.

– Видимо, в этом камне содержалась просто чудовищная доза радиации, – сообщил Леня. – Потому что я никогда не видел, чтобы от нее умирали так быстро. Одно хорошо – зона, на которую камень распространяет радиацию, ничтожно мала. Подцепить ее можно только при непосредственном контакте с камнем.

Я не видел и не слышал ничего вокруг. Мир будто перестал для меня существовать. Все, что я смог сделать, это сказать Лене: «Отведи меня к Антону». Видно, заметив, как мне хреново, он взял меня за руку и повел. А я бездумно шел следом, ведомый им, переставляя ногами скорее на автомате, нежели осознанно.

Когда мы пришли, Леня усадил меня на стул, а сам рассказал Антону о произошедшем. Тот хоть и не мог испытать то же, что и я, все равно был очень удручен неожиданным известием. Разумеется, две смерти всего за каких–то десять минут – в пору сойти с ума.

Но неожиданно глаза Антона просияли и, возможно мне это всего лишь показалось, он улыбнулся.

– Олег!

– Да?

Я никак не мог взять в толк, чему обрадовался Антон? Чему вообще теперь можно было радоваться? Если он сейчас попытается меня ободрить, сомневаюсь, что у него это получиться.

– Олег, Леонид, послушайте. Это же ведь можно обратить в нашу пользу!

– Вы о чем? – спросил Леня удивленно. Я тоже ждал объяснений.

– Этот камень, он… его же можно использовать, понимаете?..

Видя наши недоуменные лица, Антон принялся сбивчиво пояснять:

– Не знаю, возможно, план не удастся, но попробовать стоит, учитывая, что другого выхода все равно нет. Слушайте: мы соберем в ящик патроны и скажем «красным», что мы сдаемся. А под низ положим этот самый камень. Мы уйдем, а «красные» наверняка станут осматривать ящик. Обнаружат там камень и… в общем пока они поймут, в чем дело, многие могут умереть.

Антон замолчал, дожидаясь нашей реакции.

– План следует доработать, потому как в вашей версии слишком много изъянов, но в принципе идейка неплоха, – констатировал Леня.

– Я согласен, следует все хорошенько продумать. Но самый идеальный вариант, если от этого камня умрет Анимус, – я скривил губы в усмешке.

– И что тогда? – почти одновременно спросили Леня и Антон.

– А тогда «красные» перестанут быть такими, какие они сейчас.

Я сообщил свои измышления по поводу «сверхсилы» Анимуса. И мне, как ни странно, снова поверили.

– Получается, если этот хмырь сдохнет, нам уже ничто не будет угрожать? – уточнил Леня.

– Не могу это стопроцентно гарантировать, но Маша сказала мне, а уж ей–то можно верить, что «красные» на самом деле не желают никому зла, просто бояться того, что с ними сможет сделать Анимус в случае неповиновения.

– Да, страх очень сильное чувство, – согласился Антон. – Если заставить человека бояться себя до дрожи, им практически можно управлять. Судя по всему, Анимус поступил именно так.

– Видно, решил компенсировать свое природное уродство тем, что станет хозяином всего метро, – предположил я как бы между прочим.

В течение часа мы продумывали план действий. Спорили, предлагали более разумный на взгляд каждого вариант, пару раз дело доходило чуть ли не до визга – до того разошлись!

В итоге порешили, что поступим так:

Мы просто-напросто пропитаем патроны радиацией от камня. Если Анимус все-таки умрет, то наступит мирная жизнь и патроны нам и так не понадобятся. В противном случае ими завладеют красные, и тогда нам все равно придется расстаться с ними. Проблема еще заключалась в том, что при втором варианте развития событий могут погибнуть невинные люди, чего ни мне, ни Антону с Леней не хотелось. В таком случае возникала острая необходимость избавиться от Анимуса во что бы то ни стало.

Было решено, что если он погибнет не от радиации, то мы его убьем так, из оружия. Пускай это даже будет стоить кому-то из нас жизни, по крайней мере, эта жертва не будет напрасной. Почему-то я был уверен, что Анимус явится посмотреть, как сдается, покоряется ему, «великому и ужасному», глава оранжевой ветки, а в его лице и все ее жители.

С виду план был достаточно прост, но вот что будет, когда дело дойдет до исполнения?..

И вот День Х наступил.

Все было готово к тому, чтобы отправиться на «Владимирскую». Обыкновенный деревянный ящик оказался заполнен патронами всего на треть – у нас их было ничтожно мало. Конечно, не все патроны пошли на сдачу «красным», кое-что мы оставили про запас, на всякий случай. Все–таки ресичерам на поверхности с незаряженным оружием нельзя будет сделать и пары шагов. И Леня не был исключением.

Антон позаимствовал у кого-то из стариковых костылей и теперь, пока до отъезда оставалось немного времени, привыкал к ним.

Сегодня может решиться все. Либо «красные» продолжат воцарять хаос в метро, либо, на что не только я один надеялся, в подземном мире наступит мир и покой.

Дрезина с погруженным на нее ящиком уже ждала своих пассажиров. Антон сел рядом со мной. Я и Леня налегли на рычаг, приведя ее в движение. Вид у Антона был такой, словно он захворал, но мне–то было ясно, чем это обусловлено.

У меня тоже на душе кошки скребли. Нервничал и Леня. Никто ведь не знает, чем все закончится, но хотелось бы хорошего исхода.

На «Лиговке» мы пересели на другую дрезину и без пяти минут десять были уже на «Достоевской». Ящик взял я. На всякий случай я, по совету Семена, намазал руки чудо-мазью из флакона, подаренного мне Анатолием Яковлевичем, опасаясь за то, что дерево тоже могло пропитаться радиацией. Механик строго–настрого наказал мне не прикасаться другими частями тела к ящику и по возможности избегать вообще любых прикосновений, даже к одежде. Удачно, что моя ноша была не слишком тяжелой и совсем не большой – я мог спокойно держать ее на вытянутых руках и долго не чувствовать усталости.

Мы стали подниматься по эскалатору к переходу. Что-то в последнее время мне приходится часто тут бывать! Интересно, хороший ли это знак?

На «Владимирской» нас уже ждали. Делегация, численностью человек в двадцать, все вооруженный до зубов. Я с учащенным сердцебиением принялся выискивать среди этой кучи народа Анимуса и каково же было мое счастье, когда я его там обнаружил. Он трусливо жался к своему телохранителю, тому самому, который потчевал меня кулаками, когда я находился в плену. Долбаный карлик! Явился сюда на свою голову. Я еле сдерживался, чтобы ехидно не улыбнуться. Какой же он предсказуемый!

Когда мы спустились с лестницы, Анимус отдал приказ обыскать нас. Три широкоплечих мужлана отделились от толпы и стали водить своими лапищами по нашим телам в поисках чего–либо подозрительного. Но видно не усердно они работали, так как не смогли определить, что у меня в потайном кармашке на внутренней стороне куртки лежит пистолет.

– Они чисты, босс! – вынесли вердикт бугаи и вернулись на свои места.

Услышав это, Анимус вдруг осмелел и сделал шаг вперед.

– Так, так, так! Кто к нам пожаловал! Антон Борисович, собственной персоной. Наш недавний беглец, неизвестно как умудрившийся дать деру с «Выборгской» и остаться живым. И еще один неизвестный мне тип. Интересно. А где же Владимир, а, Антон?

– У него сердце прихватило, он решил остаться, – соврал Антон. Было бы очень глупо дать понять Анимусу, хотя бы намеком, что мы знаем тайну дяди Вовы и уж тем более сообщить о том, что он мертв.

– Ладно, по большому счету это и неважно. Главное, это то, что вы пришли. И я вам обещаю, если вы исполнили все мои указания, то вас не тронут и отпустят. Итак, ты, – Анимус показал своим пальцем–сарделькой на меня, – подойди сюда и положи передо мной ящик. И без лишних движений, парень!

Все пока что складывалось как нельзя лучше – Анимус хочет сам осмотреть свою «бандероль». Просто великолепно!

Я медленно поставил ящик почти перед Анимусовыми короткими ногами и сделал шаг назад, не дожидаясь его указов.

– Молодец! Следом за вами мне покорятся и остальные линии метро, – мечтательно произнес Анимус. – И тогда я буду полноправным властелином, верховным правителем над всеми вами.

Я закатил глаза. Как бы не так, тупой недомерок!

Анимус, ухмыляясь, открыл крышку ящика и запустил в патроны руки. Набрал в сложенные лодочкой ладони горсть и пропустил их сквозь пальцы, так чтобы они падали по одному вниз. Такую операцию он проделал несколько раз, пока вдоволь не наигрался.

– Отлично! Теперь вы можете быть свободны, но прежде, чем вы уйдете, я хочу тебе кое–кого показать, – Анимус снова обращался ко мне. И я, кажется, догадался, о ком идет речь.

Анимус щелкнул пальцами, и из толпы вышла Маша. Несмотря на то, что я был безумно рад ее видеть, мне вдруг стало страшно. Ведь неспроста же Анимус взял ее с собой и захотел, чтобы она предстала передо мной. Какой–то в этом поступке был умысел. Возможно, он догадался, что Маша помогла мне бежать из плена и хочет теперь проверить свое предположение. Я пристально смотрел на свою подругу, чуть ли не единственного теперь дорогого мне человека и надеялся, что она не сделает ошибки.

Маша вдруг разрыдалась и бросилась ко мне с распростертыми объятиями. Я тоже обнял ее, и мы стояли так вот секунд двадцать. Потом она, немного успокоившись, посмотрела на меня и сказала довольно громко:

– Боже, Олег, как давно я тебя не видела. Ты почти не изменился с тех пор.

Я сперва ничего не понял, а потом до меня дошел смысл ее слов. А Маша–то у меня умная и хитрая! Притворилась, что видит меня впервые с той поры, как ее похитили. Ох, плутовка! Но я был только этому рад. Поскольку Анимус мог в любую секунду прервать нашу встречу, я прижал Машу к себе, зарылся лицом в ее волосы и как можно тише, чтобы слышала только она, прошептал:

– Ни в коем случае не подходи к ящику ближе чем на десять метра. И другим по возможности об этом скажи. Уж тем более не прикасайтесь к патронам. Поняла?

– Да, – так же тихо ответила она.

– Ну–ну, хватит уже обниматься, голубки, мне эти ваши телячьи нежности…

Договорить Анимус не успел, так как зашелся в сильном кашле. Затем он упал на колени и схватился за горло, пытаясь вдохнуть, но у него ничего не получалось. Анимус задыхался. Все стояли пораженные, и никто кроме меня и Антона с Леней не могли понять, что происходит. Они лишь наблюдали за тем, как вдруг тело Анимуса затряслось как при судороге и бездействовали, так как не знали, что можно сделать. А я, глядя на последние секунды жизни своего заклятого врага, со всей накопившейся во мне ненавистью произнес ему в глаза:

– Ты получил по заслугам!

Анимус вдруг замер, выкатил глаза так, что они чуть не выпали из орбит и упал замертво.

На станции повисла тишина, а затем вперед вышел Антон. С костылями он уже в некоторой степени освоился, так что походка у него была более чем уверенная.

– Послушайте меня, жители красной ветки. Этот человек пудрил вам мозги, а вы шли за ним следом, бездумно выполняя его приказы. Теперь, когда его не стало, я надеюсь, мы сможем с вами подружиться и забыть обо всем, что натворил Анимус. Давайте прекратим бессмысленную войну и будем жить мирно!

Поначалу его слова не вызвали у «красных» никакой реакции, но после того, как Маша сказала: «Мир!», все тут же хором повторили за ней.

Наконец–то время гнета и чумы закончилось. Теперь мы начнем новую, другую жизнь, в которой не будет место войнам и кровавым распрям. В скором времени никто уже и не вспомнит про то, что когда-то «красные» были плохими. Такое понятие перестало существовать. Нынче все стали хорошими.

Анимус быстро перестанет быть «грозой всего метро», наверное, его забудут и чем скорее, тем лучше. А может, сделать его злым сказочным персонажем, наподобие Бабы-Яги или бабайки и пугать им непослушных детей? Наших детей, которые будут жить в абсолютно новом мире, не зная никаких забот.

А что, по-моему, неплохая идея!