Ветер перемен

Глава 7. Очень забавный академик

С Игорем Вадимовичем Вяземским так никто не разговаривал с момента окончания им школы… Нет, даже раньше… класса с восьмого!

Между пятнадцатью и восьмьюдесятью пятью годами пролегали десятилетия, целые эпохи, полные побед, заслуг, битв и снова побед, достижений, признаний и прочего, и прочего в подобном духе.

И вот… какая-то… смеет!!!

– У вас или глаза из орбит собираются выпасть, или пар из ушей сейчас повалит! – хладнокровно проинформировала его Елизавета. – Сейчас вы скажете, что это не моё дело – ваши внуки.

– Это не ваше дело мои… – академик чуть рот себе не заткнул – очень уж нелепо это звучало, словно в дореволюционном театре актёр, не выучивший роль, повторяет за суфлёром.

– Ну, да, а потом вы скажете, что ваша семья меня не касается абсолютно…

Академик чуть не зарычал! Когда эта невыносимая баба ещё за него и ЕГО реплики выдаёт, это и вообще ни в какие ворота не лезет!

– Понимаю, понимаю вас! – с жаром воскликнула Елизавета. – Сама себя иногда с трудом выношу! А куда деваться? Некуда. Вот и вам некуда! Терпите!

– Да с чего бы это? – возмутился Вяземский. – Вы мне никто!

– И очень хорошо, и замечательно! Только вот я вас при нашей прошлой встрече предупредила, что Милу обижать не дам, а вы стараетесь разрушить её семью! Ещё скажите, что это не так!

Игорь Вадимович чуть не сказал, что это именно так! Но понял, что это ловушка и морально себя чуть за шкирку не оттащил от ловчей ямы проклятой бабы.

– Я? Да какое мне дело до вашей Милы? – высокомерно отреагировал он.

– Такое, что она вам мешает уволочь Максима обратно в Питер и стравливать его с Вадимом, – понимающе кивнула ему Елизавета. – Я уж и не говорю про её происхождение, неподобающее с вашей точки зрения!

И была абсолютно права! Академик прекрасно это осознавал. Он совершенно неслучайно попросил своего бывшего ученика, имеющего некоторое отношение к новой работе Максима, сделать так, чтобы внук вернулся к приличной научной деятельности, а не занимался ерундой! Бывший ученик, рассчитывающий на место, где сейчас работает Максим, трудопристроить своего сына, с жаром принялся устраивать внуку академика максимально некомфортное существование, и даже преуспел в этом – вал придирок, возникающих на ровном месте, совершенно незаслуженной критики и крайне противоречивых, исключительно резких замечаний от куратора крупного проекта был для честолюбивого Макса как нож в сердце. Так что со дня на день академик ожидал услышать от внука просьбу вернуться обратно на условиях деда. Нет-нет, конечно, он не потребует сразу развестись с коровницей – так грубо действовать попросту глупо, но, если Максим будет работать в Питере, а коровница в Москве, их брак будет однозначно обречён. Наверняка тот факт, что Макс до сих пор не сдался, можно было объяснить только воздействием его рыжей ветеринарши, только вот… академик точно знал характер своего внука – не сможет девица заменить ему его работу, призвание, успех! Ничего-ничего, уже скоро Максим будет в полном его распоряжении!

Академик высокомерно посмотрел на Елизавету Петровну.

– Грррммм… – откашлялся Вяземский. – Я бы сказал вам «уважаемая, это не ваше дело», но у меня никак не получается вас уважать!

– Сейчас я заплачу горючими слезами! – весело рассмеялась Елизавета. – Вы такой забавный, честное слово!

– Я? – искренне поразился академик.

За долгую жизнь его как только не называли, но только не забавным!

– Ну, конечно, вы! Не Арсений же, – Елизавета кивнула на Марининого петуха. – Вот он достойный, а вы… вы забавный! Вы так стараетесь, столько сил тратите, а зачем?

– Да не ваше дело! – рявкнул академик, и на него недоумевающе покосилась не только Елизавета, но и Арсений и трое из его жён, которым он добывал каких-то червяков из Марининой клумбы.

– Мы опять вернулись на круги своя? – усмехнулась Елизавета. – Неее, говорю же вам, что это очень даже моё дело, так что смиритесь! Пока вы не отвяжетесь от Милы и Макса, я никакого покоя вам не дам! Изведу его как явление! Просто измором возьму, лучше сразу сдавайтесь!

– Ещё чего не хватало! – зло покосился на неё академик. – Вы отсюда очень скоро уберётесь!

– И не мечтайте! Мне тут так понравилось, да и Маришенька пригласила на всё лето!

Это было уже слишком! Академик взвыл, как слон, которому на пути встретилось стадо особоопасных мышей и рванул к невестке.

– Мариииинааа! Убери эту невозможную женщину! – прошипел академик невестке, которая мирно жарила картошку.

– Игорь Вадимович, мы с вами это уже обсудили… Не нравится вам наше соседство – стройте забор! – Марина равнодушно пожала плечами.

– Мы шли под грохот канонады,

Мы смерти смотрели в лицо,

Вперёд продвигались отряды

Спартаковцев, смелых бойцов.

Донеслись со двора строки песни, выпеваемые красивым женским сопрано, и академику открылась блестящая по силе воздействия картина – Елизавета вышагивала по плиточной дорожке вглубь Марининого сада, а за ней маршировали четыре курицы и петух.

– Скажите, что мне это снится! Скажите, что я сейчас проснусь, и ничего этого тут не будет! – простонал академик.

– Будет-будет! – многообещающе покивала головой невестка. – Она отлично поёт, кстати! И любит это делать! Так как насчёт забора?

– Забора? А какой в нём смысл, если она будет бродить вдоль него и завывать? – выразительно взвыл академик.

– Она поёт! – укоризненно покачала головой Марина, сдерживая смех, – Не придирайтесь! Красиво поёт, между прочим!

Елизавета в глубине сада усилила силу звука и перешла на песенку про чёрного кота, которая вынесла академика из дома и владений Марины, словно его ветром сдуло.

Марина не выдержала и упала на кухонный диванчик, заглушая хохот подушкой, похищенной у предмета мебели.

– Хихикаешь, да? Нет бы подпевать! – Елизавета, вернувшаяся уточнить, насколько хватило её противника, укоризненно покачала головой.

– Да у меня голос не очень… – смутилась Марина и тут же была морально поймана, скручена и поставлена петь!

– И какая зараза сказала, что ты плохо поёшь? – мрачно уточнила Елизавета. – Муж и иже с ним?

– Нуууу, дааа… – призналась Марина. – Хотя, я в школе в хоре пела и в музыкалке занималась!

– Понятненько! Тогда будем навёрстывать упущенное и петь дуэтом! – заявила Елизавета. – Что мы любим петь? А ну-ка…

В плотно закрытые окна академика безжалостно проникали два женских голоса, действительно отлично звучавшие вместе и услаждавшие себя «Катюшей», «Смуглянкой», «Конем», да так лихо, что можно было ставить спонтанный дуэт на сцену вместе с группой «Любэ», и дамы бы отнюдь не опозорились!

– Что за безвкусица! – шипел академик, поймавший себя за машинальным мурлыканием о том, что будет добрым год-хлебород, было всяко, всяко пройдёт… – Только мы с конём по полю… да что же это такое! Антоооон! Уйми свою жену!

Антон, не привыкший отцу перечить, ушёл к Марине…

– Ой, да не вечер, да не вечер,

Мне малым-мало спалось,

Ой, да во сне привиделось…

Донеслось до академика вполне актуально – к вечеру. Причём, пел его сын!

– Аааааа! Это невыносимо! – не выдержал академик, распахнул окно, намереваясь отправиться к Марине и разогнать это безобразие, запнулся о пятую Маринину куру, терпеливо караулившую его появление, снова чуть не рухнул, запутавшись в кустах, а когда гневно обернулся на проклятую птицу, то узрел её на письменном столе.

Куры – птицы умные! Рыжая пухлая Марфунья отлично запомнила, что на этом широком насесте есть всякие разные жучки! Она даже клюнула одного, но он как-то не склевался, и это было обидно!

Куры – птицы настойчивые! Поэтому Марфунья решила попробовать ещё раз…

Куры – птицы наблюдательные! Посему, когда Марфунья пронаблюдала, как к ней мчится жадноватый жучкохранитель, то она решила, что жучки и червячки могут и подождать… Клюнула-то всего-ничего, а этот чудак подскочил на свой насест и давай лапой по жучкам грести!

Куры – птицы верные! И Марфунья, как кура порядочная, своему петуху не изменила – это только он ей жучков и червяков выгребает, а от всяких нервных типов, приличные куры ничего кроме печенья не берут.

Нельзя сказать, что нервный тип ей печенье давал…

Но куры – птицы не гордые! Если дело касается овсяного печенья, они и сами возьмут!

– Углерод, кислород, кобальт и кремний… Почему? Нет, ну, почему именно эти элементы! Но… но это же ГЕНИАЛЬНО!

У каждого своя гениальность… кому-то кислород (O), а кому такое округленькое, жучкообразное! Кому кремний (Si), а кому жирненький червячок и ещё один, маленький и полузарывшийся, кто-то увидит кобальт (Co) и углерод (С), а для кого-то это такие, явно очень-очень вкусные, насекомусы…

Главное-то что? Чтоб всё было для пользы дела!

Академик напрочь выключился из реальности, в которой звучало «Тихо вокруг, только не спит барсук. Уши свои он повесил на сук и тихо танцует вокруг» на мотив «На сопках Маньчжурии», сменяемое виноградной косточкой, зарытой в тёплую землю, о которой прекрасно, даже самому Булату Окуджаве понравилось бы, пела Марина.

После отправки домой встревоженного своим непослушанием Антона, Марина и Елизавета устроили военный совет.

Мягко светила лампа над кухонным столом отражаясь в чашке со свежезаваренным чаем, изумительно пахла выпечка, посверкивала чайная ложечка, которую крутила в руках хозяйка, наконец-то вернувшаяся ДОМОЙ.

– А мне Максим ничего не сказал… – переживала Марина.

– Да он мне тоже поначалу ничего не говорил – просто застала его в позе «Всё пропало, всё погибли». Я-то за кошкой кралась – она носки крадёт и куда-то в новое место прячет, вот Мила и попросила меня посмотреть, куда именно – сама понимаешь, непорядок, когда носки в доме исчезают на глазах. Короче говоря, крадусь я за Нори с носком, а на кухне моральноумирающий Максим страдает. Кошка, когда его увидела, аж носок уронила. Наверное, от шока… Разумеется, я заинтересовалась. Правда, думала, что это несерьёзное что-то… Не ожидала, что Игорь Вадимович до такой пакости опустится, – Елизавета пожала плечами, вспомнив, что смешной мальчик ещё и рассказывать сначала не хотел – упирался, что сам разберётся.

– С его точки зрения, цель оправдывает средства… Учёные, что с них взять! – сказала Марина, которая и сама много лет занималась именно наукой, но себя считала скорее подмастерьем, несмотря на вполне серьёзные научные работы. Правда, это для кого-то серьёзные, а для академика – так… таблица умножения в песочнице. – А как фамилия этого самого деятеля, который Максу кровь портит?

– Валенков. Алексей Валерьевич Валенков. Ученик вашего свёкра.

– Аааа, Лёша? Так я его отлично знаю – талантливый, но крайне непростой человек! И он курирует направление Максима? Бедный мой мальчик… Хотя… Я тут краем уха слышала, что Валенка приглашают заведовать кафедрой в Екатеринбург. Так что, Максиму бы немного ещё продержаться…

– Он настроен очень серьёзно. Вплоть до того, что учителем химии пойдёт, репетиторством заниматься будет, но назад не вернётся, – Елизавета Петровна понимала, как это трудно – быть готовым отказаться от своего любимого дела, поэтому решила идти напролом, лишь бы не позволить властному типу изуродовать жизнь её внучатого зятя и Милы.

– Ну, полагаю, что до этого не дойдёт! – Марина хищно сощурилась. – Разумеется, мои возможности ни в какое сравнение с тем, что подвластно Игорю Вадимовичу не идут, но кое-что я могу! Например, намекнуть Валенку о том, что я в курсе, кто настоящий автор одной из самых известных его работ! А ещё, я отлично знаю тех, кого в Екатеринбурге эта информация живо заинтересует. В конце концов, невозможно жить в доме, битком набитом высшей научной элитой и ничего не знать… – извиняюще заметила она.

– Отлично! – Елизавета была уверена, что уж «обесточить» поползновения Валенкова Марина сумеет. – Правда, первоисточник проблемы остаётся, но полагаю, что я сумею сделать его жизнь достаточно невыносимой, для того чтобы он решил, что дешевле не связываться!

– Вы не будете против, если я к вам присоединюсь? Это мои дети, им повезло вырваться, и я не позволю вернуть их в этот паучий склеп! А всё это его научное бессмертие! – всплеснула она руками.

Елизавета вопросительно подняла брови.

– Когда умерла его жена, Игорь Вадимович был в шоке… Он оказался совершенно к этому не готов. Одно время он любил довольно высокопарно рассуждать о том, что умрёт первый, что мужчины меньше живут, грузил Вадима поручениями о своих похоронах, чтобы его жене не пришлось этим заниматься, а вот столкнувшись с реальностью, впал в настоящую панику, – Марина помолчала, а потом негромко продолжила:

– Все разговоры о его смерти с того времени звучали или с намёком на наследство – для управления внуками, или с мечтой о научном бессмертии. Он давно решил, что сделает из наследника свою копию – продолжателя дела, но пока была жива свекровь, она его притормаживала, а потом… потом это превратилось в навязчивую идею – единственную цель. Он просчитал, что любое открытие, когда умирает его автор, становится важнее своего творца. Ученого упоминают уже в связи с его детищем, а не наоборот. А вот если будет наследник, ревностно следящий за славой и научными открытиями, славного рода Вяземских, то и академик не будет просто упоминанием, одинокой строкой в химических справочниках!

– Цель – научное бессмертие? Ого… неслабо! – удивилась Елизавета.

– Да, слабого в нём маловато, – согласилась Марина. – Если честно, мне его очень жаль – он исключительно одинокий человек. На самом-то деле, изо всей семьи ему была нужна только жена. Ни дети, ни внуки, никто! Только она. Игорь Вадимович легко обменял бы нас всех на дальнейшую жизнь с ней. Хотя, она сама бы точно на это не согласилась.

Елизавета Петровна слушала внимательно. Очень внимательно. Да, если честно, ей тоже стало жаль этого невыносимого и несчастного типа. Правда, всё-таки не настолько, чтобы позволить ему продолжать делать то, что он хочет.

– Мавзолеи с захоронением вместе с господином слуг, коней и скарба для обеспечения бессмертия, нынче уже не строят, уважаемый мой оппонент! Даже если это научный мавзолей с курганом из открытий. А вы-то и не в курсе? – мрачно усмехалась Елизавета, глядя на освещенное окно кабинета академика. – Ничего-ничего, я вас просвещу. У меня всего одна внучка, и она точно не станет жертвой ваших диковатых глобально-посмертных устремлений!