Глава 16

– Сына, пока ты на виду – ничего не будет. Все начнется потом, когда пыль уляжется. Лучший вариант – лечь на дно до следующей зимы. Ты парень неглупый, что-то придумаешь. Дома не появляйся, пиши на тот ящик, детский, с которого дистанционку отправляли… – звонок отца с чужого номера разбудил Костю среди ночи. Старший Марыгин был предельно серьезен: – До меня достучались очень непростые люди, сказали всему вашему КАДу после выборов будут делать предложения, от которых не отказываются.

– Вот уж хрен!.. – встал на дыбы Костя.

– Потому и говорю – на дно! Найди подходящее место, желательно подальше от крупных городов. Внешность измени, что ли, после всего этого… Ёлки, сына, ну какого черта тебе нужно было… – начал отец, но потом замолчал. – Да нет, я всё понимаю, не мог по другому. Деньги тебе нужны?

– Деньги есть, пап. Я Сергею дал реквизиты счета – можешь ехать в Урсу, делать операцию. Там хватит…

– Вот же марыгинское отродье… – грустно хохотнул отец. – Ладно, с этого номера долго говорить нельзя. Береги себя, сына. Бывай.

Костя и раньше понимал, что с тех пор как засветил свое лицо перед камерами в качестве координатора КАДа – спокойной жизни ему не видать. Звонок отца только подтвердил эти предчувствия. Оставалось понять – как выкрутятся остальные, и кто собирается делать КАДовцам предложения, от которых не отказываются – эти или те?

Что там могли посулить, и что пришлось бы делать взамен – этого Костя и знать не хотел.

В дверном проеме появилась заспанная рожа Трофима:

– Ну что? – спросил он. – Это есть наш последний?

– Тьфу на тебя, – сказал Костя. – А что, пора вставать?

– Участки открываются через час. Пора на посты!

– Думаешь, будет что-то?

Трофим пожал плечами:

– Точно будут истеричные тетки, которых придется выводить под белы рученьки. Мы здорово лоханулись – и теперь выполняем работу правоохранителей. Они-то красиво при форме будут внутри сидеть, а мы – у дверей аки церберы – фильтровать всю эту муть. Зато потом заживем, да?

– Наживёмся… – хмуро буркнул Костя.

А потом подумал, что и Трофима они дожмут. Его есть за что придавить, как половчее ухватить за жабры. Единственный, в ком сомнений не было – это Егор Геннадьевич. Шпак был кремень, и именно с ним стоило поговорить.

Но, как назло, их раскидало в разные концы Велирада. КАД изначально организовал дело так, чтобы провинциалы дежурили на участках в столице, а велирадцы – на периферии. Марыгина подбросили до его участка байкеры, и, рыкнув мотором, Рэд показал универсальный жест "на связи" – кулак с двумя оттопыренными пальцами: большим и мизинцем.

* * *

Костя брякнул металлическим язычком школьной калитки и шагнул во двор. Школы – самое популярное место для избирательного участка. Учителя – существа подневольные, ответственные и в большинстве своем аккуратные. Вот и пользовался Нестерович такой благостной возможностью не нанимать работников со стороны, и не передавать такое важное дело как выборы в руки сомнительных общественных организаций. Зачем? Можно в добровольно-принудительном порядке привлечь учителей в нерабочее время. Пускай трудятся, нечего бездельничать! Сейчас, наверное по инерции, голосование организовали снова в учреждениях образования.

Навстречу Косте вышла интеллигентная женщина невысокого роста, в элегантном брючном костюме и кашемировом полупальто:

– Доброе утро, меня зовут Тамара Ивановна, директор школы. А вы из КАДа?

– Да-да, я вам мешать не буду, тут на улице поброжу. Если что случится – буянить будут, или там провокации какие – вы сразу обращайтесь, мне есть кого позвать на помощь.

– Да у нас сотрудник внутри…

– Он внутри – я снаружи, – сказал Костя. А потом вдруг спросил, неожиданно для себя: – Оно ведь вам и нафиг не надо, Тамара Ивановна?

Директриса вдруг энергично блеснула на него стеклами очков:

– Это оно мне двадцать лет подряд нафиг не надо было. А теперь я понимаю, что, пожалуй, нахожусь в нужном месте в нужное время, – развернулась на каблуках и уже в дверях сказала: – Ну, замерзните – заходите греться. У нас в учительской есть чай и печенье.

Костя некоторое время постоял, разглядывая школьный двор. Выцветшая надпись "Добро пожаловать", побитая ногами школьников деревянная дверь, серый кирпич стен, участки вытоптанной земли под турниками… Это всё живо напомнило его собственную школу. Он и подумать не мог, что здесь, в Велираде, который живет как бы в будущем, на 10 лет опережая остальную Альбу, есть такие школы и такие дворы.

Избирательный участок открывался через пятнадцать минут.

* * *

– Кой черт ты тут стоишь? Тебе что, больше всех надо?

Глаза Кости наливались кровью. Окружили? Прекрасно! Теперь он может атаковать в любую сторону!

– Вы дохрена на себя взяли! Полицаи! Фашисты!

– Что-о-о?! – Марыгин приблизил своё лицо к лицу говорившего и глянул ему прямо в глаза. – Ты хочешь меня унизить этим словом? Или тебе, и тебе – Ивсем вам – больше нечего предъявить? А? Вы столько лет говорили о гражданском обществе и рабском менталитете своих земляков, о необходимости выражать свое мнение и стремиться к демократии! И сейчас, когда люди посмели наконец заявить о том, чего они хотят, и это самое гражданское общество заработало – вы спрашиваете меня… Спрашиваете – тебе больше всех надо?!

Марыгин ткнул пальцем в грудь своему собеседнику, почувствовав под курткой крепкие мышцы. А парень-то скорее всего из "Зубрят!"

– Официально тебе заявляю, и всем вам – да! Мне больше всех надо. Пойдите, проголосуйте как люди, и идите своей дорогой – вот и всё. А я тут постою.

– Ты будешь указывать мне что делать? – вылез вперед еще один парень, с рыжеватым коротким ирокезом.

– Серьезно? Тебя не смущает, что вы прицепились к моей повязке и уже битых пятнадцать минут указываете что делать мне?

Ирокез явно не думал о ситуации в таком ключе. Он, видимо, вообще мало думал – это читалось в его взгляде. Главным тут был явно не он. Главным тут был другой тип – в хорошем полупальто, аккуратных прямоугольных очках и стильных коричневых ботинках.

– Остыньте, ребята! У нас тут какой-то нетипичный КАДовец нарисовался… Где-то я его уже видел… – сказал он.

– Да в видосе! Он там в комитете прям сидел! – буркнул "зубренок".

– Вот это да! Крупная рыба? Большая шишка? Побольше уважения, мужчины, – зубоскалил главный.

Костю уже поколачивало от напряжения – адреналина в кровь выплеснулось порядочно, и он требовал – бей или беги!

– Ну что, драться будем? – уточнил Костя.

– Похоже, что нет, – заявил главный провокатор. – Ребята, идите погуляйте, а я тут пообщаюсь с человеком – мне правда интересно.

Ребята погудели для приличия и пошли курить за школьную территорию. Ну надо же! Костя даже покачал головой от удивления:

– Вот так вот разошлись? Просто?

– Ну а что? Всем в принципе понятно что бумеры выберут Бечирая. Бумеров и пенсионеров больше чем нас. Вы это здорово придумали – честные выборы, то да сё… Я только не понимаю ты что там делаешь? Ты же наш – молодой, активный… Нахрен тебя эта фашня и старичье?

– Ох сколько вопросов! – Костя отошел от школьного крыльца к турникам, и уселся на низкую металлическую перекладину. – Тебя как звать-то?

Предполагалось, что учащиеся садятся на нее, засовывают ступни под перекладинку пониже и качают пресс. Спортивный снаряд был примерно одинаково облуплен со всех сторон, поэтому определить степень и способы его применения не представлялось возможным.

– Франак меня зовут, – сказал тип в пальто и очках. – А тебя?

– Марек. И кой черт, ты, Франак, сюда пришел со своими ребятами?

– На вас красивых посмотреть. Нарисовались тут в последний месяц, понимаешь… Все карты нам спутали. Это так не работает – вдруг сами по себе организовались люди, которые отдубасили всех недовольных и защищают права граждан на честные выборы. Я на девяносто процентов уверен что отсюда торчат уши Бечирая и его сыновей, и на семьдесят – что приложила руки Урса. – сказал Франак. – Мы тут, понимаешь, фонды организуем, независимые СМИ, партии политические – почти два десятка лет на месте топчемся, а потом фигак – вылезает как чертик из табакерки Бечирай, потом появляется КАД… И всё так вовремя – аж противно!

Костя хмыкнул: уши торчали. Его, костины уши. И уши неведомой силы, которые одни называют Фортуной, вторые – совпадением, третьи – Богом, четвертые – Вселенной. Долбаный телефон на лавочке! А Франак вещал:

– Ну кто такой Бечирай? Ну ведь невнятно же! "Посмотрите, какой я молодец и голосуйте за меня!" Средневековье какое-то… Закон об оружии, кошмар какой-то…

– А ты бы не давал в руки народу оружие? – вклинился в его монолог Марек.

– А зачем оно ему? Перестреляют друг друга по пьяни… Несознательный у нас народ!

– Ну-ну. Несознательный, говоришь? А вот эти выборы про другое говорят.

– Да брось ты! Народ увидел доброго царя наконец-то! Гляди ты – какой богач, а сам машины крутит. Цирк и сплошная показуха! Я вот только вас, КАДовцев не раскусил. Ну, отставники-отпускники это ладно. У них всё понятно. Они к вам подключились после того как Преображенский слился. Они даже Нестеровича терпели, пока он с Урсой дружил – но Нестерович поехал на дачу сажать тыквы, и остался Бечирай. Бечирай им как кость в горле – жирный кот, собственник, владелец заводов-газет-пароходов… Ну понятно – Алесь это вообще шило в заднице. Они до сих пор союзными категориями мыслят – тлетворное влияние Запада и всё такое…

– Что – такое? – Мареку снова удалось вклиниться. Не было никакого влияния?

Франак немного замешкался:

– Ну да, правозащитные организации, некоммерческие фонды…

– Ребята в лампасах из Хоморы, Гжегожии и Самогитии… – продолжил его тоном Костя.

– Как будто Цитрусов не привез из Урсы своих придурков?! – возмутился Франак.

– Как будто мы не укатали этих придурков вместе с вашими придурками, а?

– Но послушайте, с Нестеровичем нужно было что-то делать! Ты с этим будешь спорить? – Франак поправил очки.

Костя помассировал пальцами виски:

– Когда у меня прорывает трубу в канализации – я сначала пытаюсь ее поправить сам, а потом, обляпавшись дерьмом, зову сантехника.

– Во-о-от! Сантехника! – обрадовался Франак.

– Сантехника, а не риэлтора! Если прорвало трубу – это не повод продавать квартиру, а?

– Продавать? Инвестиции, реформы под контролем Единой торговой организации, ассоциация…

– Давно кушал самогитские шпроты? Такие, в черненьких баночках с золотыми буквами? Вкусные такие, сейчас таких нет!

– Причем тут…

– Давно?

– Давно… С детства не ел.

– А знаешь почему?

– Ну?

– Гну. Завод самогитских шпротов закрыли, в соответствии с рекомендациями Единой торговой… Рынок сбыта для тех шпротов – Урса, Альба, Хомора. Еще Средняя Азия. А в странах махрового капитализма всё попилено, все ниши заняты… А Урса самогитские шпроты не покупает уже – у них импортозамещение однако… Вот завод и закрыли – есть же шпроты скандинавские, к которым в Европах все привыкли.

– Конечно, экономику надо перестраивать! Люди должны приспособиться! В нормальных странах же…

Костя в принципе не любил такие споры. Проблема была в том, что нынче люди и не собирались слушать друг друга и принимать во внимание аргументы. Даже во всеведающем и всемогущем интернете они разбились по кучкам, засели в своих узких сообществах, твердя друг другу как мантры некие тезисы и приводя факты, которые подтверждает их мировоззрение. А того, кто начинает приводить контраргументы – банят. Это хуже чем Железный занавес. Это добровольное информационное оскопление, осознанное сужение сознание и интеллектуальное самоубийство. Их хватало, таких ребят – атеисты (точнее, воинствующие безбожники), фанатичные адепты той или иной религии, максимально политизированные типусы из либералов, нацистов, анархистов, коммунистов – на самом деле, никакой разницы не было. Точно такие же личности водились среди любителей успешного бизнеса, коучей, зожистов, веганов… Это было похоже на коллективное сумашествие – и Костя не знал как с этим бороться. Периодически его прорывало – и он принимался объяснять и доказывать, приводя факты и аргументы, но потом чувствовал себя оплеванным, опустошенным и выжатым досуха. Проще было дать в ухо. Всем было плевать на факты и аргументы.

Последний человек, которого Косте удалось переубедить – была 85 летняя бабушка. Она согласилась с тем, что Булатов всё-таки был негодяем, раз подписывал документы с квотой на расстрелы для каждой союзной республики (сканы документов прилагались)… Молодые и креативные, в чьем распоряжении были любые исторические источники и статистические данные, лечению не поддавались.

Потому вот эта фраза про "нормальные страны" заставила Костю сжать голову ладоням и постараться задавить в себе желание начать извергать из себя стройные теории и железные факты. Это всё было бессмысленно. Франак состоял в секте адептов либерализма, урсофобии и условного западоцентризма, и лечению тоже наверное не поддавался. Проще было дать в ухо – но с этим уже не сложилось.

– Тебе ведь на самом деле насрать на мое мнение, Франак. Зачем тебе со мной разговаривать на такие темы? – спросил Костя. – У тебя сформировался свой взгляд на вещи. Ты ведь не пойдешь и не проголосуешь за Бечирая, если мы тут с тобой поговорим.

– Хочешь верь, хочешь не верь – мне правда интересно. Вы, КАДовцы, всех здорово удивили. Такое движение! Хотелось бы понять, что за всем этим стоит – и в идеологическом плане тоже. Что за молодежь поддержала эту идею. "Табор" – это, вы, конечно зря… Но он и не является лицом КАДа. Понятно – это временный союз… Вот мне и захотелось поговорить с типичным КАДовцем. Прояснить позиции, обозначить берега… Я всегда думал что зумеры – наши, а их у вас вон сколько…

– Я – не типичный КАДовец, это уж точно, – хмыкнул Костя. – Так что тебе не по адресу.

– Ну, ты один из основы… Так что давай, объясняй мне – почему ты не с нами? Зачем тебе всё это?

Костя вздохнул.

– Если бы тебе, дорогой Франак, предложили высокооплачиваемую работу, скажем, в Гжегожии- ты бы поехал туда жить?

Франак ни секунды не думал:

– Конечно! Но причем здесь это?

– При том что я бы не поехал. Я всю жизнь собирался провести в Альбе – семью завести, детей тут воспитывать, например. А тебе и твоим либералам Альба и нахрен не вперлась на самом деле. Рыба ищет где глубже, а человек где лучше, да? А мне вот, такому глупому и наивному, хочется чтобы у нас был свой завод с условными "шпротами". Чтобы мои земляки имели работу, чтобы на этой вот конкретной территории всё было неплохо, и чтобы эту сраную школу наконец оштукатурили, за тридцать-то лет! И если я уеду – то она еще тридцать лет простоит нештукатуренная. Зато моя жопа будет в тепле. Вот потому все люди, которые смеют называть себя патриотами должны голосовать за Бечирая. Он точно тут останется. А за Говоруна – те, кому сиюминутные ощущения для собственной жопы важнее чем все эти пафосные слова типа Родины, народа и так далее…

Франак выслушал всю эту тираду и встал с металлической перекладины:

– А если бы были Говорун и Нестерович? Ты бы кого выбрал?

– А никого. Я и на этих-то выборах голосовать не буду.

– Это почему это? Ясно ведь что КАД за Бечирая, что бы там кто ни говорил. Еще, глядишь всех вас в новом составе парламента увидим. Будете морды на казенных харчах нажирать.

– Мою точно не увидишь. А не голосую я потому как я не демократ, представляешь?

– У-у-у-у, а кто?

– Конь в пальто. Вы-то голосовать пойдете? Вы же демократы?

– Пойдем. Эй, пацаны! – свистнул Франак. – Пойдем волеизъявлять!

– За кого крестик поставишь-то? – спросил Костя.

А Франак ответил, с серьезным лицом:

– А я подумаю.


Загрузка...