Ветряные мельницы

Глава 8

Альба – страна сравнительно небольшая. Гораздо меньше Урсы, на порядок меньше Хоморы, зато раза в три больше Бельгии, или там Нидерландов. Из Восточной области до Велирада на не слишком скоростном пассажирском поезде, который останавливается в каждом мало-мальски значительном пункте – ночь езды.

Ночь в поезде – штука особенная. Звенят о подстаканники стаканы с чаем, негромко беседуют люди, хлопает дверь тамбура, донося особые, железнодорожные звуки: стук колес, их металлический лязг о рельсы, свист рассекаемого железной махиной локомотива воздуха…

Тут люди волей-неволей раскрываются в беседе с незнакомым попутчиком, слово за слово выкладывая всю свою подноготную: взгляды на жизнь, проблемы и радости. Здесь можно действительно узнать, чем дышит народ, кому верит, на что надеется.

И храп! Плацкартный вагон предоставляет возможность познакомиться с феноменом «вагонного храпа». Пока поезд едет и слышен перестук колес – все терпимо, но на первой же ночной остановке раздается мощное «хррррр!!!!» и пара-тройка соловьев из разных концов вагона начинает выдавать носами такие трели и рулады, что хочется пойти и надавить им подушкой на лицо до характерного щелчка. Храп – он лечится, вообще-то.

Костя как раз шел мимо такого храпящего товарища, пробираясь мимо выставленных в проход длинных ног, сбивающих с ног сытных запахов и задушевных бесед вперемешку с матерщиной.

Цель у него была вполне определенная, и находилась в конце вагона. Для реализации своей цели Марек вооружился вафельным полотенцем, мылом, бритвенным станком и одеколоном.

Он хотел побрить шею, потому как зарос неимоверно, и шея дико чесалась. Был риск перерезать себе глотку, если поезд тряхнет с достаточной силой, но Костя был не робкого десятка и трудностей не боялся.

Ник был оставлен на месте – слушать про зимнюю рыбалку от выпившего мужика-попутчика и караулить вещи.

Из тамбура воняло куревом, в туалете было занято, и Марек присел на крышку ящика для мусора. Тут дверь туалета открылась, оттуда показался молодой лысый парень в спортивных штанах, который сказал:

– Встань с крИшки, я вИкину… – Костя встал с крышки, парень выкинул какой-то пакетик и скрылся в глубине вагона.

Вот так вот упирая на «и» вместо «ы» говорили выходцы из западной Хоморы, которая как раз граничила с Альбой. «Наверное, из беженцев», – подумал Костя. Много людей покинуло Хомору в это лихолетье. В Урсу ехать не хотели часто по политическим причинам, а Альба, пусть небогатая, но стабильная всегда была рада новым рабочим рукам. Особенно дешевым. Особенно в сельском хозяйстве.

Порезавшись раз пять и поматерившись от души, Костя отправился в обратный путь. Его внимание привлекли громкие голоса из шестого купе. Кто-то говорил о политике:

– … и оккупанти! Они должни вивести войска с севера, виплатить компенсацию! Урса – говно, и Правитель у них тоже – говно! Не могут смотреть как мы добили себе свободи, и бесятся, хотят задушить нашу державу! Они – нация рабов, а мы – свободние люди, вот в этом наше разница! Никогда ми не будем братьями!

– За то выпьем! – провозгласил другой голос.

Костя не выдержал и остановился напротив вагонных политологов. Среди них оказался и давешний посетитель туалета. Вообще, компания была характерная: молодые коротко стриженные мужики, трое – в спортивках один – в джинсах и футболке. На плече у одного из них была татуировка в виде стилизованной двусторонней секиры – герба Хоморы.

– Мужики, – спросил Костя. – А вы на каком языке сейчас разговариваете?

– Эм-м-м… На урском… – смутился татуированный.

– Так что там насчет братьев?

– А ты что, сильно умни? – подорвался тут же туалетчик. – Ты имперец что ли? На портрет Правителя фапаешь?

– Пф-ф-ф, я тебя умоляю. Я вообще из Альбы, мне одинаково срать и на Правителя и на ваш Великий Сейм.

– Так чего лезешь тогда?

– А вот заело меня! Слышу, тут такие славные хоморские хлопцы едут и костерят Урсу и Правителя. И Хомору свою восхваляют. Любите родину, хлопцы?

– А то! – выпятил грудь татуированный.

– А если б тебе в Америке работу и жилье предложили, поехал бы?

– Ясное дело, – заржали хоморцы.

– Тогда цена вашей любви к родине – дерьмо! – заявил Костя, но тут же был схвачен за руку.

– Погоди-и-и, уважаемий! Сядь тут с нами, давай поговорим…

Была в этих словах угроза и пьяная настойчивость. Угроз их Костя не боялся, потому как видел, что телосложения они все не самого спортивного, двое зажаты между столиком, стенкой и своими товарищами, да и полотенце вафельное Костя уже намотал на кулак, на всякий случай.

– Так ты что, урсист? Небось за Преображенского голосовать будешь? – напирал татуированный.

– Да я вообще никогда не голосую. Насрать мне на политику! Ну а вы что тут делаете, так далеко от ненаглядной Хоморы?

– Друзья нас пригласили, дела тут у нас…

Костя постепенно догадывался, какие у них тут дела, и поэтому закипал всё сильнее.

– Свои бы дела порешали сначала… Небось за свободу бороться приехали?

Было видно, что Марек попал в точку. Но хоморцев было просто так не пронять:

– Ваши нашим в прошлом году помогали, вон, когда Великий Сейм собирали, сколько ваших флагов там было? И ваши за нашу свободу гибли тоже, теперь мы на помощь пришли…

– У-у-у-у, ребята… Я лучше пойду, все равно конструктивного диалога не будет… – Костя начал вставать, но татуированный надавил ему на плечо, усаживая:

– А ты что, против свободи? Скажи, братка, не стесняйся!

– Я за порядок и за созидательный труд… А этого в вашей Хоморе и до Сейма не хватало, а теперь и совсем как-то туго стало! Зато «свободи» полно, это дааа! Богатейшая, красивейшая страна: море, чернозем, металлы, уголь – всего куча, а живете беднее… Беднее нас, елки-палки! А у нас в Альбе вообще ничего нет, врубаетесь? Вообще! Земля – дерьмо, климат – дерьмо, моря нет, полезных ископаемых нет, только люди, которые немножко работают и немножко любят порядок. А у вас – свобода… Свобода быть бандитом или проституткой? Свобода голоса бабулек перед выборами покупать?

– Ты того… Полегче, братка! – татуированный угрожающе приподнялся.

– Да сядь ты уже! – распалившийся Костя ручищей своей толкнул его в грудь, и он со стуком уселся обратно.

Второй хоморец попытался ухватит Марека за грудки, но парень перехватил его руку и вывернул, пока тот не замычал.

– Сидите и слушайте уже, что о вас в Альбе думает по крайней мере половина людей! А то приехали «за свободу»! Ваша свобода… Видал я ее, когда за барахлом ездили на рынок в Серигов… Даже с нашими нищенскими зарплатами в 200–250 долларов там кучу всего можно купить! Вот это меня всегда поражало… Разметки на дорогах нет, из трещин тротуаров трава торчит, бабули бутылки в мусорках собирают, зато холеная морда кандидата на очередных выборах таращиться с плаката на всю стену девятиэтажного дома! Да за этот плакат можно километр этой конченой разметки нарисовать! Во всем Серигове увидел одну красивую оштукатуренную стену, и на той написано большими буквами «ПРАВИТЕЛЬ – ГОВНО». На лбу себе напишите, может поможет… – Костя встал, и заметив движение сбоку шикнул, замахнувшись: – Сидеть, мать твою!

А потом прошел к своему месту и сказал Нику:

– Пора на выход. Подъезжаем.

У Кости был план. То есть, Костя знал, ЧТО нужно сделать, и весьма приблизительно представлял себе, КАК он это провернет. Дело в том, что последние звонки на тот самый телефон отличались от предыдущих. Заказчики нервничали, торопились и потеряли бдительность. Они стали называть конкретные даты и адреса, по которым необходимо доставить тот или иной груз, или разместить необходимых специалистов. Чем ближе к выборам – тем больше было звонков и тем чаще там мелькали одинаковые названия улиц, площадей, строений в промзоне… Наверное, репутация предыдущего посредника была безупречной, и поэтому заказчики забили болт на конспирацию. А может быть, они думали, что уже ничто им не сможет помешать?

Костя расстался с Ником на выходе из вокзала. Они договорились встретиться в вокзальном кафе около одиннадцати вечера, закончив свои дела, и вместе искать жилье. Блогер побежал снимать обзорное видео по Велираду, а Марек задержался немного, дыша влажным холодным воздухом столицы и огляделся.

Велирад отличался от остальной Альбы больше, чем соседние страны отличаются друг от друга. Здесь были чистенькие тротуары, выложенные плиточкой, вежливые стражи порядка в идеально подогнанной форме, новенькие автобусы и электрички, куча развлекательных центров, кино, баров и ресторанов, огромное количество вакансий по всем профессиям… В Велираде кипела жизнь, тогда как в остальной Альбе жизнь скорее булькала, время от времени пуская пузыри. И велирадцы были самыми недовольными из всех. Почему? Потому что недовольным быть модно. Модно критиковать режим Нестеровича, модно ругать церковь, модно плеваться ядом на отечественные продукты и одежду… Хотя для Велирада Нестерович сделал непростительно много. Он логично рассуждал, что двухмиллионная столица обеспечит его стабильно лояльным электоратом, и назначил особые надбавки к зарплате, от 20 до 40 %, и строил Велирадскую кольцевую автодорогу, и прокладывал две новые ветки метро… Не сам, конечно. На какие деньги это делалось? На те самые деньги, которые платила остальная Альба в виде отчислений в республиканский бюджет. Велирад обеспечивал сам себя только на 70 %, остальное он высасывал из страны. И все равно велирадцы были вечно недовольными и абсолютно нелогичными, на каждых выборах показывая процент голосов против Нестеровича на порядок выше, чем по стране!

Вот, например, для столичных жителей было вполне обыденным проводить карточкой по считывающему датчику и наблюдать за тем, как на табло меняется количество оставшихся поездок. Одной и той же карточкой в метро, в автобусе, троллейбусе, трамвае… Косте, как махровому провинциалу, все это было в диковинку. Он с опаской миновал турникет, ожидая мощного удара по ногам от двух страшных металлических скоб, скрывавшихся в стойках, переглянулся с бдительными ребятами в форме, которые подозрительно пялились на его массивный рюкзак, и встал на ступеньки эскалатора.

Резиновая хреновина, которая ползла параллельно ступенькам и заменяла собой перила двигалась несколько быстрее самого эскалатора! Костя с подозрением взялся за нее, и наблюдал за тем, как ладонь уползает вперед с таким чувством, типа «а-а-а, сволочь, я тебя раскусил!»

В метро было полно стремных типов и баб, которых в Велираде по-модному называли «фриками». Мальчики, похожие на девочек, и девочки, похожие на мальчиков. Волосы фиолетовые, волосы зеленые, волосы фиолетово-зеленые. Штаны короткие, оставляющие лодыжки на поживу артрозу и артриту, и штаны широкие, с обвислым седлом, и штаны рваные в трех местах.

Нет, Костя не претендовал на звание знатока моды, да и его вечно потертые джинсы и необъятные свитера никак не могли сойти за шмотки от кутюр… Просто парень не врубался, как по жизни помогают туннели в мочках ушей величиной с черную, мать ее, дыру, или каким образом обритая наполовину башка делает девушку более привлекательной?

Вот на такую башку в вагоне метро он и пялился, и именно поэтому чуть не пропустил свою станцию – "сквер Энтузиастов".

Матерясь и толкаясь локтями, парень двинулся наружу, навстречу потоку людей, устремившихся в вагон.

Отдышавшись на перроне, он подумал о том, что все эти яркие индивидуальности с полуобритыми бошками и зелеными волосами теряются, потому как каждый двадцатый тут – такой же яркий и индивидуальный. И еще он подумал, что со своим злорадством и ехидством чуть не опоздал!

Из-за какой-то полубритой башки запороть архиважное дело! Тьфу! Костя бежал вверх по эскалатору, и вспоминал слова заказчика. На стоянку рядом со станцией метро «Сквер Энтузиастов» должны были привезти полиграфическую продукцию, наглядные пособия и раздаточный материал, что бы это ни значило. Судя по объемам, это должен был быть или фургон, или небольшой грузовичок. И состояться сие должно было ровно через пятнадцать минут!

Костя выбежал из дверей метро, огляделся и застыл в ступоре: стоянок было две! Одна – небольшая, мест на пятнадцать, у входа в этот самый сквер. И вторая – крытая трехэтажная платная парковка, через дорогу!

Собравшись с мыслями, парень подошел к дежурившим неподалеку таксистам.

– Здорово, мужики! Мне машина нужна будет на пару часов…

В итоге договорились с сутулым молодым шатеном на черном седане.

– Заведи машину, я тут осмотрюсь, и, думаю, минут через тридцать поедем. Скорее всего, будем очень торопиться.

– Понял, – немногословно ответил таксист, сел в машину, хлопнув дверью, и завел мотор – прогревать.

Костя рассудил, что с платной парковки точно сможет следить за улицей, тем более, никаких грузовичков снаружи не наблюдалось, и поэтому зашагал туда.

Охранник в будочке смотрел телик и не обратил на парня никакого внимания. Костя с целеустремленным видом прошелся по всем этажам и вычислил три подходящих машины: фургон «Рено», старенькую «Газель» и грузовичок «Ивеко».

«Газель» была все-таки маловата, «Ивеко» покрылся толстым слоем пыли, и стоял тут скорее всего давненько, а вот «Рено» … В его кабине сидела парочка лихих демонов в спортивных костюмах, и мотор его был не заглушен!

Костя спустился по второй лестнице, чтобы не маячить перед подозрительными типами, и стал наблюдать за въездом.

Точно в назначенное время на стоянку въехал еще один фургон – желтый «Мерседес»-Спринтер, а потом сверху стали доноситься звуки выгрузки-погрузки.

Костя выбежал на улицу и пересек дорогу. Постучав в окно черного седана, он сказал таксисту:

– Сейчас с во-он той стоянки выедет желтый «Мерс», поедем за ним, только так, чтобы он не заметил.

– Шпионские игры? – хмыкнул таксист.

– Ага, – не стал отнекиваться Костя, и тут же придумал отличную байку: – Конкуренты турецкие шмотки по дешевке у кого-то берут, и продают за бесценок, а у нас прибыль падает. Вот меня хозяин и послал их поставщика вычислить.

Таксист понятливо кивнул и, дождавшись, когда фургон появиться и покажет знак поворота, газанул с места и пристроился метрах в тридцати за ним.

Фургон затормозил в глухом проулке, Костя попросил таксиста остановиться, и, быстро расплатившись, отпустил его.

Улица, на которую этот проулок, собственно, и выходил, представляла собой сплошное многообразие стеклянных витрин, ярких вывесок и рекламных постеров. Тут продавали одежду, обувь, бижутерию и прочие детали гардероба галантных дам и кавалеров, к коим Костя себя никак отнести не мог. Но приходилось изображать деятельный интерес к паре приличных ботинок из нубука, благо, в витрине прекрасно отражалось всё, происходящее в проулке.

А там в дощатую двустворчатую дверь с облупившейся краской вносили коробки и ящики из фургона. Грузчики были сплошь в спортивных костюмах, молчаливые и угрюмые. Один из них уронил ящик себе на ногу, приглушенно выматерился, поднял его и скрылся в недрах здания.

Здание было примечательное: имперской еще застройки, массивное, из красного кирпича. Костя его хорошо запомнил, и отправился гулять вдоль витрин, поджидая, пока фургон уедет. Наконец, машина, прошелестев на повороте шинами по влажному асфальту, вырулила на дорогу и скрылась из глаз.

Костя, чувствуя себя шпионом из боевика 70-х, нарочито небрежной походкой направился к проулку. Около того места, где грузчик уронил ящик, что-то белело на асфальте.

Парень сделал вид, что у него развязался шнурок, присел, схватил этот листок плотной глянцевой бумаги, и не глядя сунул за пазуху. В это время облупленная дверь отворилась и высунувшийся тип в спортивном костюме зыркнул на Костю и буркнул:

– А ты чё тут ошиваешься? Вали отсюда! – и сплюнул себе под ноги.

Зашнуровавшись, парень поднялся, и в ускоренном темпе двинулся прочь, остановившись метров через пятьсот на автобусной остановке, достал и распрямил поднятый листок. А потом достал из кармана телефон и набрал Нику:

– Хэлоу, мэн. Я знаю где и когда ты снимешь офигенное видео для своего блога!

Примерно через час они встретились в баре возле сквера Энтузиастов. Ник заказал себе пинту бельгийского «Хугардена», Костя – кофе. Вообще, кофе он пил редко – информация о шумах в сердце, которую сообщили медики давила на мозг, но слишком много было дел, которые нужно переделать до ночи, и слишком сильно ему хотелось спать.

Марек торжествующе протянул хипстеру глянцевую бумагу, и Ник, запинаясь и коверкая звуки, прочел о том, что именно здесь, в сквере Энтузиастов, состоится программный митинг Объединенной оппозиции. Завтра, в восемнадцать ноль-ноль.

– Будет жарко, Ник. Можешь мне поверить. Ты просто придешь сюда, в этот бар, посидишь здесь, а потом выйдешь и снимешь какую-нибудь дичь.

– Дичь? Это что?..

– Хард муви, в общем. Файтинг ор криминал.

– Ага!

Почему Костя был так уверен? Тот телефон сегодня давал о себе знать несколько раз. Четыре звонка требовали статистов к 16–30 в разные точки Велирада, а пятый звонок просил уточнить, готов ли паек и теплые вещи.

На самом деле Мареку было страшновато. Он чувствовал, что скоро его накроют, так или иначе. При современных технологиях местоположение мобильного вычислить достаточно просто, а та информация, которая через него проходила была выражена хотя и в иносказательной форме, но подразумевала весьма конкретные вещи. Поэтому Костя уже подумывал над тем, чтобы избавиться от чертового телефона, но события захватывали его, и чувство того, что он находиться в самой их гуще будоражило его и окрыляло…

– Окей, – сказал Ник. – I trust you. Я буду тут…Tomorrow.

А Костя опрокинул кофе в себя залпом, кинул на стол купюру, махнул рукой и выбежал вон.

«Объединенная оппозиция» – в этой шайке не было ничего таинственного. В нее входила либеральная «Хартия» Алеся Говоруна, Народный Фронт Альбы (самая урсофобская движуха из всех), несколько правозащитных организаций и Независимое действие (полуанархическое столичное молодежное объединение с невнятными лозунгами о свободе, равенстве и братстве).

Так или иначе, четыре из пяти звонков по поводу статистов вели к конторам, которые были связаны с Объединенной оппозицией, и находились примерно на одинаковом расстоянии от сквера Энтузиастов. Редакция «Газеты городской» (официальный голос либералов), офисы правозащитных организаций и бар «RED». Тут всё было ясно – шествие оппозиции начнется оттуда, к идейным присоединиться купленная за денюжку толпа, создавая массовость, к купленной толпе добавятся любители «позырить» – и сквер Энтузиастов приютит тысяч пять-семь митингующих. А западная пресса раздует количество тысяч до сорока, они это умеют…

Но вот пятый звонок поставил Костю в тупик. Что находилось на окраине, в районе под названием Старинка, парень не знал. И спросить было не у кого. А точного адреса заказчик не называл… Это должно быть что-то из ряда вон выходящее, что-то способное изменить ситуацию в городе, или, как минимум, отвлечь значительные силы стражей порядка… Потому как Старинка располагалась ровно на другом от сквера Энтузиастов конце города!