Ветряные мельницы

Глава 1

Костю Марыгина всё бесило. Бесила дерьмовая жара, которая стояла уже вторую неделю и не желала спадать даже вечером. Бесило то, что в автобусе летом работает печка, которая категорически не фурычит зимой. Бесила потная тетка рядом, на соседнем сиденье, бесила тянущая боль в пояснице.

– У них мастера нет, видите ли! – вдруг сказала тетка, и вытерла лицо влажной салфеткой.

– Что? – Костя повернулся к ней, и увидел, что влажная салфетка совсем не помогает: лицо тетки было мокрым и лоснящимся.

– В автобусном парке нет мастера, который мог бы починить систему охлаждения. Поэтому летом они включают печку, чтобы мотор не перегревался, а зимой выключают – чтоб не переохлаждался. Уф! Это же какой-то кошмар!

Проходящая мимо кондукторша презрительно покосилась на тетку и проговорила ей в самое ухо:

– Здесь кто не оплачивал проезд?!

– Что вы мне на ухо орете-то? – заквохтала гражданка и Костя от бессильной ярости прикрыл глаза, чтобы не сорваться.

Если бы не фура с сантехникой, которую разгружали вдвоем с Егорычем, он бы ни за что не сел рядом с такой проблемной дамой. От таких скандалом за версту тянет… Но уж больно гудели ноги и тянуло поясницу.

Автобус фыркнул и остановился. Остановка «Детский сад № 8». Тут постоянно заходили мамаши с детьми, так что Костя встал заранее, чтобы не расталкивать людей и не топтаться по ногам. Уцепившись за перила обеими руками, Марыгин вяло наблюдал за потоком людей, хлынувшим в двери автобуса. Мамы, дети, вездесущие бабушки, трое франтоватых подвыпивших мужиков невнятного возраста, какой-то дед с баулами…

Вдруг один из выпивших франтов, издав торжествующий возглас, стремительным домкратом рванул через проход к единственному свободному месту. Это было то самое место, рядом с потной теткой.

Костя мрачно проводил его взглядом. Это мать его вообще что такое? Самый уставший, что ли? Бабули и маленькие дети уже не считаются?

Двое дружков протиснулись к усевшемуся субъекту, обдавая окружающих перегаром и посмеиваясь.

– А ты че смотришь, пидор бородатый?

Марыгин даже сразу не понял, к кому в этом автобусе можно так обращаться. Однако, поймав на себе взгляд пьяных, налитых кровью глаз и вспомнив про свою недельную щетину, он почувствовал, как от самых ступней и вверх, к глазам поднимается волна свирепой ненависти.

– Ты что, тут самый уставший? – повторил он вслух пульсирующую в голове мысль.

– Че?

– Устал больше всех, спрашиваю? Смотри, трехлетний пацан стоит, бабуля стоит, блин! Я что, тебе это место уступал, ты как думаешь?

– Ты че такой борзый-то? – удивился один из выпивших.

За спиной Марыгин услышал какие-то обрывки фраз, типа «…оно тебе надо?» «… лишние проблемы…» и завелся еще больше. Костя распрямился во весь свой немалый рост и навис над компанией франтов.

– Я еще раз спрашиваю, я тебе это место уступал?

– А тебе че, больше всех надо? Вон, все стоят, никто не выё… Выёживается! Садись, мать, вишь, я уступаю! – тип оторвал седалище от дерматина, обращаясь к благообразной старушке в белом платочке.

Старушка брезгливо поморщилась и отодвинулась.

– Мне больше всех надо, ага. Вставай давай!

– Че-е-е? – возмущению не было предела. – Может выйдем погулять на следующей остановке?

Тут подскочила кондукторша.

– Здесь оплачиваем проезд!

– Да нам одну остановочку! – загомонили пьяные и нарядные.

– Одну остановочку пешком!

Обстановка становилась всё более абсурдной. Загомонили люди, автобус остановился, из окошечка кабины выглянул водитель…

Типы двинулись наружу, один из них демонстративно задел Костю плечом.

Мрачным взглядом Костя следил за ними, в голове медленно ворочалась дилемма «идти или не идти следом?»

– Зассал, пидор, – в дверях произнес тот, который так хотел посидеть.

Это было до усрачки глупо, но Костя Марыгин попер наружу.

Они по всей видимости такого не ожидали, поэтому выпрыгнув из автобуса, он дождался звука закрывшейся двери и фырканья мотора, а потом просто-напросто дал хорошего пинка под зад любителю посидеть в общественном транспорте.

– Н-на! – импульс, преданный пьяному телу равен произведению силы на время её действия, а силы вложено было предостаточно.

Тело врезалось в одного из дружков и оба они упали на пожухлую от жары траву газона, который располагался в непосредственной близости от проезжей части.

Третий неожиданно резво развернулся и раз-два – врезал сразу парочку боковых ударом ногами, стараясь попасть под коленку.

«Лоу-кик!» – мелькнуло в голове у Кости название специфического удара. Противник, видимо, когда-то занимался тайским боксом.

Бедро было отбито основательно, хотелось взвыть от боли и упасть на землю, но вместо этого Марыгин издал свирепый рык и одним прыжком сократил дистанцию. Ухватив противника за грудки, он подсечкой свалил его на землю, и, не обращая внимания на ощутимые удары локтями по спине, принялся дубасить пудовыми кулаками по ребрам, по начавшему проявляться брюшку, по подставленным рукам…

Вдруг мощный удар прилетел прямо в ухо, едва не лишив Костю сознания. Получивший пинок под зад субъект дал знать о себе.

Как можно более стремительно Костя отскочил в сторону и, пытаясь разогнать туман перед глазами, помотал головой. Стало только хуже.

– Че он такой здоровый-то? – в этой реплике прозвучало столько искреннего удивления, что каким-то образом это придало Косте сил.

Он сфокусировал зрение на новом враге и двинулся к нему, крепко сжав кулаки. Тот сначала стал в какое-то подобие боксерской стойки, а потом развернулся и бросился бежать.

– А-а-а-а-р-р-р-р!!! – Марыгин осмотрелся и увидел подъезжающий к остановке «Детский сад № 8» подходящий автобус.

На поле боя остался адепт тайского бокса в позе эмбриона и тот, который не успел принять участие в драке: он был пьянее всех и, поваленный на землю в самом начале, не предпринимал никаких попыток встать.

Костя, шипя и тихонько матерясь от боли, побежал к автобусу.

Вскочив в заднюю дверь, он сунул на удивление молчаливой кондукторше деньги, проехал пару остановок и вышел. Его ощутимо поколачивало от пережитого, вдобавок еще болели ухо и отбитое бедро.

Костя уселся на скамейку и прислонился головой к металлопрофилю навеса. Вот же паскудство! Действительно – оно ему надо было?

Вдруг рядом что-то загудело.

– Ёлки, какого хрена? – парень аж подкинулся.

Оказалось, на асфальте прямо под скамейкой потихоньку ползет к одному ему ведомой цели простенький мобильный телефон, вибрируя и мигая экраном.

– Алле? – сграбастав аппарат в ладонь, Костя нажал нужную кнопку.

– Добрый вечер. Это посредник? Мне нужны услуги утилизатора в следующий вторник, семнадцать ноль ноль…

– Вы ошиблись номером, – на автопилоте произнес парень.

– Простите, ошибка тут исключе… – парень нажал на кнопку отбоя и сунул чужой телефон в карман.

Потом, всё потом. Только этой фигни еще не хватало – встречайся с хозяином, договаривайся… Не сегодня!

Ухо болело дико. Костя достал свой телефон и набрал вручную знакомый номер. После пары коротких гудков ответил приятный девичий голос:

– Да-а?

– Ася-я, у тебя йод есть?

– Йода нет, есть перекись водорода. Марыгин, куда ты опять влез? Ты где вообще?..

Костя вдруг улыбнулся и проговорил:

– Ну не ругайся, а? Я приеду?

– И что, оно того стоило? – Ася наклонилась, чтобы приклеить кусочек бактерицидного пластыря над бровью Кости.

Костя засмотрелся на заманчивый вырез ее спортивной маечки и поэтому ответить сразу не смог.

– Марыгин! Ты вообще, о чем думаешь?

– Ну-у-у… – он попытался приобнять ее за талию и тут же получил ощутимый тычок под ребра.

– И не посмотрю, что инвалид! – девушка была настроена решительно. – Давай рассказывай!

Марыгин вздохнул, убрал руку, и время от времени морщась и шипя, когда медицинские процедуры Аси приобретали совсем уж бесчеловечный характер, принялся рассказывать. Девушка то хмурилась, то улыбалась, а потом сказала, закручивая пузырек с перекисью:

– Ну, то, что тебе больше всех надо – это я с семи лет знаю. И вели они себя правда по-хамски… Но выходить за ними из автобуса – это правда какой-то идиотизм! Ты про своих-то подумал? Что бы с ними было если бы…

Костя внимательно посмотрел ей прямо в глаза. Ресницы девушки дрогнули и она, глядя в сторону, сказала:

– А про меня ты подумал?..

– Ну-у… Бесят же! А-ась, понимаешь, у нас таким всё сходит с рук! Они хамят, лезут без очереди, мусорят, матерятся, в конце концов – место не уступают! И чувствуют себя королями! И все думают, что это нормально, что так и надо!

– А ты, выходит, открываешь им глаза на истину? Он что, в следующий раз место уступит, или пить бросит?

Марыгин пожал плечами и тут же поморщился от боли:

– Черт его знает… Никому я ничего не открываю. Просто выбесил он меня, вот и всё.

Ася хмыкнула, спрятала пузырек с перекисью и пластырь, а потом, уперев руки в боки, оценивающе оглядела Костю. На лице там и сям был налеплен пластырь, ухо опухло и покраснело, на торсе виднелись синяки и ссадины. Но в общем-то…

– Марыгин, ты в курсе, что ты орк?

– В каком смысле?

– Мой брат разделяет всех людей на эльфов, орков, гномов, хоббитов и прочую фэнтезийную братию. Вот, например, какой-нибудь длинноволосый художник у него явно будет эльфом, а ворчливый мастер на все руки – гномом…

– И почему это я орк тогда?

– Да ты на себя посмотри! Вылитый Гром Задира из твоего Варкрафта! Лезешь вечно куда-то, доказываешь… Да и чисто внешне… – тут девушка не выдержала и негромко рассмеялась.

Марыгин встал, нашел глазами небольшое зеркало и критически посмотрел на свое отражение. Вот ведь черт! Крепкие руки, торс весь в жгутах тренированных мышц, чуть выдающаяся вперед нижняя челюсть, даже небритость, постепенно превращающаяся в бороду…

– Нет! – сказал Костя и принялся натягивать на себя свою безразмерную футболку. – Я не орк.

– Это еще почему? – улыбнулась Ася.

– У меня тонкая душевная организация. Я книжки читаю и поэзию люблю, вот!

Следом за футболкой он влез в потертые синие джинсы и с видимым сожалением собрался уходить. Девушка засунула руки в карманы шортиков, замерла, думая о чем-то своем, а потом вдруг выдала:

– Так что там насчет поэзии? Удиви меня, Марыгин! – и как-то так подмигнула парню, что у него на секунду перехватило дух.

Он замешкался, как будто подбирая в голове что-то, подходящее для ситуации, а потом продекламировал:

Ася удивленно на него посмотрела, а парень почесал затылок, и добавил:

– Это Игорь Губерман. Поэт такой. А ты чего еще ожидала от орка? – и со зверской рожей попытался сгрести девушку в охапку.

Та ловко вывернулась, проскользнула к двери и сказала:

– Пора и честь знать! Скоро тетя придет, а у меня тут будущий труп тусуется. Нехорошо как-то.

Только Костя шагнул к двери, как в кармане завибрировал найденный давеча телефон.

– Да!

– Здравствуйте, посредник. Нам нужен координатор, через восемь дней в семнадцать ноль-ноль.

– Да нет тут никакого посредника! Этот телефон у меня случайно!

– Но это исключено, мы ведь…

Костя с силой вдавил кнопку отбоя. Бесят!

Он поймал тревожный взгляд Аси, и сказал:

– Да нормально всё. Нашел вот телефон чей-то на остановке, теперь названивают. Завтра с утра займусь поисками хозяина, сейчас не до того, как-то…

– Костя… – впервые за вечер она назвала его по имени. – Костя, не влезь никуда снова, а?

– Да что со мной будет? – отмахнулся он.

Девушка вдруг крепко обняла его и тут же отпустила.

– Иди уже!

Косте Марыгину в общем-то было куда идти. Более того – был даже выбор. Но все его пути лежали через одно странное место на окраине – «Общежитие № 15».

В «Пятнашке» – старом пятиэтажном здании сталинской еще застройки, жили магистранты, аспиранты, лаборанты и младшие научные сотрудники со всего города. Общага сия считалась элитной. А как же! Квартирного типа! Никакого режима, вахты и надзора от соответствующих отделов соответствующих организаций… А на самом деле…

На самом деле Костя, направляемый неровным светом болтающегося над козырьком подъезда фонаря, вынул из-под водосточной трубы связку ключей и прислонил чип к положенному месту в домофоне.

Домофон не работал, никому и в голову не пришло ставить в квартиры нужную аппаратуру. Двери в квартирах никогда не запирались – воровать было особенно нечего.

Ногой придерживая дверь подъезда, парень сунул ключ обратно под водосток. В подъезде мерцала лампа дневного света, выхватывая из тьмы сюрреалистическую настенную роспись, политические лозунги и циничные комментарии.

Кнопка от лифта была выжжена дотла, и чтобы вызвать кабину приходилось приложить массу усилий. Прямо над кнопкой красовалась гордая надпись: «Поцелуйте меня в ж…». Всё после «ж» было затерто острым предметом, но кто-то оригинальный приписал рядом большими корявыми буквами: «…ОЛТОЕ ЯЙЦО!»

Марыгин любил, чтобы писали грамотно, и поэтому нашарил в карманах какую-то скрепку, распрямил ее и, зачеркнув «О» сверху выцарапал нужную тут букву «Ё».

Усмехнувшись про себя, он шагнул в кабину лифта и со скрежетом и лязгом поднялся на нужный пятый этаж.

Из-за покрытой потертым дерматином двери раздавались залихватские аккорды музыки неопределенного жанра и какое-то гудение.

– Если за дверью слышно гудение, значит у вас два варианта; или это трансформаторная будка, или там гудят без вас! – входя, провозгласил Костя.

Навстречу ему тут же ринулся невысокий плотный человечек – Рома по фамилии Дыба. Пиво плескалось в его мутных голубых глазах, в объемистом пузе и в двух стеклянных бокалах, которые он держал в руках.

– Ма-аре-ек! – голос у него был сиплый и высокий, и вообще всем своим видом он напоминал кота, налакавшегося валерьянки. – Марек, у нас тут праздник!

Мареком Костю прозвали по двум причинам. Первая – производная от фамилии «Марыгин», а вторая – из-за любви к творчеству Ярослава Гашека.

– И что за праздник? – спросил Костя, он же Марек.

– Ха-ха! День албанской авиации! – сипло рассмеялся Дыба и проследовал на кухню, оставив один из бокалов в руках у Марыгина.

Марыгин отхлебнул из бокала и поставил его на стульчик, рядом с электрическим чайником.

Электрический чайник стоял на стульчике в коридоре потому, что на кухне евророзетки не было, а чай и кофе все хлестали ведрами, и таскать его из комнаты в комнату было непрактично.

Из туалета вывалилась пьяная морда в халате и шлепанцах, и, сделав грациозный пируэт, проследовала в комнату Дыбы. Костя скинул ботинки, и направился к себе.

Квартира эта, предназначенная для проживания магистрантов мужского пола, представляла собой кошмар перфекциониста и нескончаемый поток поводов для удивления у любого адекватного человека. Например, туалет находился около входной двери, а ванная и умывальник – в другом конце квартиры.

Заселяли сюда как-то не рассчитывая количество спальных мест в комнатах, и поэтому Костя оказался в холле за шкафом. В общем-то, он привык к спартанским условиям, да и конфликтовать с парнями, втискивая своё спальное место в одну из комнат не хотелось, и поэтому он устроил себе что-то вроде берлоги, отгородившись массивным шкафом, ширмой из сломанной кровати, поставленной на дыбы, и подвешенной на протянутую через весь холл веревке шторой.

Буйный голос ставшего недавно модным исполнителя Михаила Калачика с легкостью пробивал тонкие стены и шибал в тяжелую голову. Попойка у Дыбы была в самом разгаре. Костя стянул футболку и прямо в джинсах рухнул на кровать. Прикрыв глаза, он постепенно осознавал, что поспать ему не удастся, и поэтому, матерясь сквозь зубы, сел, нашарил пачку чая в шкафчике, специальное металлическое ситечко с крышкой, прихватил со стола объемную керамическую чашку и отправился заваривать чай.

– О, Марек! – Силивон сидел на окне и смотрел вниз.

В одной руке он держал бутылку водки, в другой – пластмассовый стаканчик.

Марек насторожился. С Силивоном случалось всякое. Этот красивый смуглый парень, археолог от Бога, гитарист и донжуан обладал абсолютной несовместимостью с алкоголем. Он напивался до белки, до чертиков, до зеленых человечков. И на сей раз он смотрел вниз явно с определенным умыслом.

– Марек, а вот нахрена мне всё это, а?

Костя аккуратно поставил чашку, чай и ситечко на буфет, подошел поближе и спросил:

– Что именно ты имеешь в виду?

Силивон обвел взглядом желтоватый потолок кухни, кипящую на плите кастрюлю и холодильник с наклейками на дверце.

– Ну, все вот это…

– Что, снова несчастная любовь? – иронично поднял бровь Костя.

Печальный кивок был ему ответом:

– Я к ней со всей душой, а она… Эх!

Вдруг Силивон поставил водку на подоконник, надел сверху на горлышко стаканчик и как-то неожиданно оказался со свешенными вниз ногами. Под ним разверзлись пять этажей высоты и асфальт тротуара.

– Нахрена мне это всё, Марек? – проговорил страдалец грустным голосом. – Что потом, после всего этого?

Было видно, как напряглись вены на его предплечьях, когда Силивон оперся на подоконник, готовясь прыгнуть.

– Ах ты курва! – сказал Марек, и за шиворот втащил его в кухню. – А потом я дам тебе в морду!

И отвесил ему две внушительных оплеухи, и поволок в его комнату, где добавил еще одну оплеуху и уложил его на кровать.

Заваривая чай, Костя слышал, как Силивон поет дурным голосом что-то печальное, перекрикивая даже хрипы Калачика.

– Может хрен с ним, пусть бы прыгал? – пробормотал Марыгин и направился к себе, за шкаф – готовить завтрашний семинар по истории философии.