Виконт-бродяга (ЛП)

Глава 2

Солнце встало уже много часов назад и тщетно пыталось пробиться сквозь грязное окно, когда Клэренс Артур Максимилиан Демоуэри наконец проснулся. Его ничуть не удивил неимоверный звон и грохот в голове, потому как в последние полгода он едва ли не каждый день просыпался в таком состоянии. А вот что его действительно поразило, так это то обстоятельство, что он обнаружил себя лежащим лицом вниз на оборванном куске ковра перед закопченным камином. С величайшей осторожностью Макс перевернулся набок. Взгляд его упёрся в пару потрёпанных шляпных картонок.

— Ну и откуда же, чёрт подери, вы взялись? — спросил он.

Хоть Макс и произнёс это вслух, тем не менее испуганно вздрогнул, услышав в ответ тихий стон. Это он стонал? Откуда-то, как ему показалось, издалека, послышалось покашливание. Теперь Демоуэри начал припоминать.

Он отправился к Бабуле Грендел, чтобы насладиться очередной ночью беспутства. Там он обнаружил некий курьёз и притащил его — вернее, её — к себе домой. И хотя в данный момент он не был уверен в причинах такого поступка, едва ли они его удивят. Ещё будучи ребёнком, он постоянно притаскивал домой всевозможную диковинную живность: главным образом насекомых, рептилий и грызунов. Мужчина призадумался: как бы его отец отнёсся к этому своеобразному трофею? К двадцати восьми годам Макс был уже не в том возрасте и уж точно не тех размеров, чтобы его можно было отшлёпать. Так или иначе, не существовало ни одной причины посвящать отца в это — как, впрочем, и любое другое — похождение из предпринятых им за последние полгода.

Второй донёсшийся из спальни слабый стон заставил мистера Демоуэри с трудом подняться на ноги. Не только голова, но и все мышцы заныли от боли, воскресив в памяти ещё парочку подробностей.

Он ввязался в шумную драку в дешёвом борделе, после которой ему к тому же пришлось расстаться с полсотней фунтов за право услышать, как какой-то клочок муслина благодарит его, попутно отказывая в благосклонности, за которую он пред тем столь щедро заплатил.

Демоуэри подтащил своё ноющее тело к приоткрытой двери спальни и уставился на хрупкую фигурку, запутавшуюся в постельном белье. Облачко светло-каштановых волос струилось по подушке, накрыв очень маленькое, как ему показалось, личико вуалью, из-под которой торчал лишь прямой тонкий носик.

«Бог ты мой, — подумал он в приступе внезапного отвращение к себе, — да она ещё совсем дитя».

В это самое мгновение объект его пристального наблюдения открыл глаза, и сердце мужчины упало. Огромные невинные карие глаза, сперва по-детски изумлённые, через мгновение стали испуганными, как только она вспомнила, где находится.

— Сколько тебе лет? — выпалил он, чувствуя, что необъяснимым образом пугает сам себя, и оттого раздражаясь всё больше.

— Двадцать один, — выдохнула девушка.

— Ха! — Макс промаршировал от двери и упал в глубокое кресло.

Он старательно не замечал звуков, доносившихся из спальни, — шелеста постельного белья, плеска воды, какого-то шуршания и стуков. Притворился слепым, когда Кэтрин тихонько выползла из комнаты и, схватив шляпные картонки, стремглав бросилась назад, наполовину прикрыв за собой упрямо неподдающуюся дверь.

Когда мисс Пеллистон наконец соизволила выйти, он протиснулся мимо неё в комнату, в свою очередь посвятив водным процедурам гораздо больше времени, чем обычно. Разве это он вчера притащил домой? Одетая в блёклое серое платье, с великолепными волосами, стянутыми на затылке в безвкусный узел, она ничуть не напоминала ту занятную проститутку, за которую он принял её прошлой ночью. Как, впрочем, и того ребёнка, который, как ему показалось, запутался в его простынях.

Зато это платье вкупе с узлом хорошо сочеталось с его воспоминаниями об их беседе. Вчера она разговаривала как учительница, что заодно с личным обаянием, воспоминание о котором промелькнуло у него в голове, взывало к его чувству юмора — или, может, уместнее сказать, чувству абсурда. Это создание было не из тех, кого ожидаешь обнаружить в заведении вроде притона Бабули Грендел.

Макса Демоуэри нельзя было назвать наивным молокососом. Он обладал значительным опытом общения со слабым полом как в Англии, так и за её пределами, и выслушал немало душераздирающих сказочек. В действительности он не поверил в историю девушки, но вытащил её из борделя, потому что она его забавляла. Сделка со старой сводницей казалась достойным завершением его полугодовой распутной оргии.

И только когда молодая женщина отказалась вознаградить его так, как он того ожидал под действием винных паров, Макс начал подозревать, что её рассказ, возможно, правдив. К тому же он никогда ещё не навязывал женщине своё общество.

Это всё, о чём он тогда был способен подумать. Сегодня же, при ясном, слишком ярком свете раннего дня, он обнаружил, что положение гораздо более запутано и неудобно. Обычную проститутку он, не раздумывая, вернул бы на улицы, справедливо положив, что она способна там выжить, иначе никогда бы не достигла своих преклонных двадцати с лишним лет. А вдруг она всё-таки не жрица любви?

«Довольно», — одёрнул себя Макс, свирепо вытирая лицо полотенцем. Если у него и возникло чувство обречённости, то лишь потому, что он проголодался и не в духе. Дать ей немного денег, и пусть идёт своей дорогой.

Макс размышлял, побриться ему сейчас или же после завтрака, когда услышал скрип входной двери.

Отшвырнув полотенце в сторону, он поспешил из комнаты, чтобы застать молодую женщину за попыткой закрыть дверь, не уронив шляпные картонки.

Ему бы вздохнуть с облегчением и объявить: «Скатертью дорога!», но, мельком взглянув на её лицо, Макс вместо этого спросил:

— Проклятье, и чем это вы занимаетесь?

Вздрогнув от неожиданности, Кэтрин всё же уронила одну картонку.

— О! Я ухожу. Если уж на то пошло, мне вовсе не следовало злоупотреблять вашим гостеприимством. Я хочу сказать, мне не следовало засыпать…

— А-а, вы собирались уйти среди ночи.

— Да. То есть нет. — Она протянула руку, чтобы заправить под немодную шляпку лёгкий завиток, выбившийся из узла.

Часть его размышляла над тем, для чего девушка вырядилась столь чертовски непривлекательно, в то время как другая — зачарованно наблюдала за её отчаянными усилиями скрыть испуг. Каждая попытка взять себя в руки отчётливо отражалась на её лице, и особливо в больших выразительных глазах.

— Я лишь имела в виду, что ситуация очень неловкая. Более того, я причинила вам массу неудобств и потому почла за лучшее уйти и оставить вас в покое. Уверена, у вас много дел.

— Могли хотя бы попрощаться. Так обычно поступают воспитанные люди.

— О, разумеется. Мне так жаль. Я ни за что не хотела показаться грубой. — Кэтрин подняла с пола картонку. — В таком случае до свидания, — проговорила она. — Нет, ещё не всё. Благодарю за всё, что вы для меня сделали. Я верну вам… пятьдесят фунтов, я имею в виду. Выслать их сюда?

Хоть мистер Дэмоуэри и не знал, чего именно он ожидал, но точно не этого. Он был также убеждён, что пусть она и не маленькая девочка, но вполне могла бы ею быть — такая хрупкая, такая невозможно наивная и такая потерянная, словно волшебная фея, забредшая слишком далеко от своего лесного домика.

Это причудливое сравнение рассердило Макса и, когда он заговорил, голос прозвучал резче, чем входило в его намерения.

— Даже не думайте. Что вы сейчас сделаете, так это избавитесь от ваших нелепых коробок, сядете и позавтракаете. Сядьте, — повторил он, когда девушка принялась пятиться к лестнице. — Не сядете сами, так я помогу.

Кэтрин прикусила губу.

— Благодарю, но я бы предпочла, чтобы вы этого не делали. — Вернувшись, она бросила шляпные картонки и, промаршировав к креслу, уселась в него. — Меня и так уже достаточно швыряли, — понизив голос, добавила девушка, на её личике появилось мятежное выражение.

— Прошу простить меня, мэм… мисс Петтигрю, если я правильно помню, но вы выбрали себе в спасители необычайно невнимательного и нетерпеливого парня. И прямо сейчас я с нетерпением жду своего завтрака. Боюсь, с ним придётся повременить, потому что моя домовладелица — самая медлительная и бестолковая неряха из всех, живущих на земле. Пока меня не будет, у вас, надеюсь, не возникнет никаких безумных идей о том, как бы ускользнуть отсюда. Вы находитесь в самом центре Сент-Джайлса. Если вы не знаете, что это означает, то предлагаю вам вспомнить Чолли с Джозом и представить себе несколько сотен их самых близких друзей, разгуливающих по улицам. Это должно дать вам некоторое представление о районе — хоть и весьма приблизительное.

Хозяин вернулся двадцатью минутами позже, неся поднос с кофейником и тарелками, наполненными ломтями хлеба, маслом и сыром.

Ели они, по большей части, молча; мистер Демоуэри целиком отдался утолению зверского голода, а мисс Петтигрю (урождённая Пеллистон) была просто не в состоянии сформулировать хоть сколько-нибудь связное предложение из-за вереницы тревог, не оставлявших её ни на секунду. Только убедившись, что на тарелках не осталось ни крошки, Макс вновь обратил внимание на гостью.

Теперь, когда его желудок наполнился, в голове слегка прояснилось, он снова принялся размышлять, что же на него нашло прошлой ночью. Она совершенно не в его вкусе. Он был высоким, крепко сложённым мужчиной и предпочитал женщин, до которых можно дотронуться, не боясь при этом сломать. К его типу относились полногрудые амазонки — крепко сбитые страстные женщины, не возражавшие, если голова мужчины затуманена спиртным, а манеры чуточку грубоваты, до тех пор пока его кошель полон, а денежки отстёгиваются.

Макс поразился тому, что, лишь взглянув на эту заблудшую овечку, не помчался назад к Бабуле Грендел, дабы вытребовать себе более приемлемый образчик женской красоты. Мисс Петтигрю выглядела удручающе недокормленной — настолько, что показалась ему даже меньше, чем была на самом деле. По правде говоря, она смотрелась столь тощей, что он не мог взять в толк, что именно счёл таким интригующим прошлой ночью. В любом случае это обстоятельство беспокоило его меньше, чем осознание того, что его огромная неповоротливая особа едва не изнасиловала эту юную беспризорницу.

Его никогда не привлекали дети, разгуливающие по улицам Лондона и населяющие бордели, хотя он знал немало отличных парней, которые бы с ним не согласились. Неужели, на протяжении полугода погрязая во всевозможных распутствах в последней отчаянной попытке насладиться чем-то, напоминающим свободу, он окончательно испортил свой нрав и развратил разум?

«Однако, — мрачно напомнил он себе, — с подобными экскурсиями по самым злачным местам Лондона покончено».

В дальнейшем, если ему захочется женского общества, придётся искать его общепринятым способом. И пройти через обычные изнурительные уговоры, чтобы сделать какую-нибудь Светскую Шлюху своей любовницей.

Даже удовлетворение простых плотских желаний теперь осложнится адски запутанным политесом. Макс отказывался даже думать об ещё больших осложнениях, ожидающих его, когда он обзаведётся женой… и выводком наследников, которых ждёт не дождётся его отец.

Мистер Демоуэри сердито посмотрел на эльфа — или кем там она была — и ещё больше вышел из себя, заметив страх, мелькнувший в её глазах.

— Да не собираюсь я вас есть, — отрезал он. — Хватило завтрака.

— Да, — сухо отозвалась она. — Поражаюсь, как вы смогли с ним управиться. Мой ба… то есть некоторые люди совершенно неспособны проглотить ни крошки после ночи возлияний.

Девушка вздрогнула… нет, по правде говоря, она дёрнулась. Смутно припоминая, что видел это нервное движение прежде, Макс призадумался: уж не тик ли это.

— О, прошу прощения. Вы были очень добры, разделив со мной свой завтрак. Спасибо. — Она поднялась. — Не смею больше отнимать ваше время. Полагаю, я и так уже причинила вам немало неудобств. — Немного поколебавшись, Кэтрин протянула руку. — Прощайте, мистер Демоуэри.

Памятуя о манерах, мужчина встал, чтобы ответить на рукопожатие.

«Какая маленькая белая ручка», — подумалось ему, в то время как её ладонь утонула в его собственной огромной загорелой лапе. Это наблюдение тоже раздосадовало его, и Макс уже был готов поторопить девушку идти своей дорогой, когда вдруг взглянул в её лицо. Выразительные глаза напрочь опровергали непоколебимое спокойствие, написанное на лице. Они отчётливо говорили: «Я совсем потерялась и крайне напугана».

На лице мистера Демоуэри, в свою очередь, появилось выражение смирения.

— Не думаю, что вы имеете хотя бы малейшее представление о том, куда идти?

— Разумеется, имею. Моя подруга… та, которую я намеревалась навестить…

— Не представляю, что за подруга могла позволить наивной молодой мисс самой искать дорогу от постоялого двора через незнакомый город, но, полагаю, это меня не касается. Однако я, в отличие от вас, не столь наивен и знаю, что раз уж вы оказались так глупы, что позволили старой проститутке одурачить себя, то в жизни не доберётесь до своей подруги в одиночку. Дайте мне несколько минут переодеться во что-нибудь, ещё не служившее мне пижамой, и я провожу вас.

— О… вы так добры, но в этом нет необходимости. Уверена, при свете дня я и сама смогу найти дорогу.

— Только не в этом районе, дорогая. Здешним мерзавцам без разницы — ночь сейчас или день.

Кэтрин замерла. Очевидно, сравнивая опасности, подстерегавшие на грязных улицах, с тем, чем она рискует, приняв его покровительство. Должно быть, девушка рассудила, что он является меньшим из двух зол, потому как вскоре ей удалось пропищать слова благодарности, после чего она принялась усердно разглядывать оборванный угол ковра под ногами.

Макс Демоуэри никогда не относил себя к светским щёголям, и потому с бритьём и переодеванием было покончено в мгновение ока. Несколькими яростными взмахами щётки он укротил спутанные золотистые волосы и, едва взглянув на своё отражение в заляпанном зеркале, зашагал прочь, дабы присоединиться к гостье.

Они уже почти достигли места назначения, Академии для юных леди мисс Коллингвуд, когда чувство обречённости вернулось вновь, омрачив лоб мистера Демоуэри. Школа?

Он украдкой взглянул на молодую спутницу. Определённо, она выглядела как учительница; её внешний вид и умение держать себя, уж не говоря о манере речи, свидетельствовали об образованности и хорошем происхождении. Как раз этого он и опасался.

Она была добропорядочной девушкой и рассказала ему чистую правду, и хотя это стало очевидно раньше, чем они покинули его жилище, только теперь весь смысл происходящего полностью дошёл до Макса. Любая добропорядочная женщина, проведя две ночи так, как их только что провела Кэтрин, была бы скомпрометирована — если бы, конечно, кто-нибудь об этом узнал.

Макс застыл как вкопанный и схватил мисс Петтигрю за руку.

— Послушайте, лучше не рассказывайте никому, где были, хорошо? Я имею в виду, — проговорил он, ощущая смутные угрызения совести под пристальным взглядом карих глаз, — вы можете не осознавать последствий.

— Боже правый, думаете, я совсем ничего не понимаю? Я совру и буду молиться, чтобы мне не задавали много вопросов, и не пришлось особо вдаваться в детали. Скажу, что задержалась и притворюсь, будто моя записка, в которой я об этом предупреждала, должно быть, потерялась в пути. Всё просто обязано пройти гладко, — пояснила она, — потому что лгать я не мастер.

После такого вполне разумного умозаключения у мистера Демоуэри не осталось причин вести себя с девушкой резко, однако, чтобы исключить любые недопонимания, он добавил:

— Хорошо. Я рад, что вы не в обиде. Ведь, в конце концов, я притащил вас к себе домой вопреки вашим недвусмысленно выраженным желаниям. Другая женщина наверняка потребовала бы расплаты.

— Полагаю, это означает: она настояла бы на свадьбе, — последовал задумчивый ответ. — Что ж, это было бы в высшей степени нечестно. Во-первых, хоть вы и пришли к неверному заключению относительно моей репутации, свидетельства против меня были весьма и весьма убедительны. Во-вторых, вы, видимо, изменили своё первоначальное мнение, поскольку я до сих пор вполне… невредима. И наконец, — продолжила Кэтрин так, словно разъясняла задачку по геометрии, — едва ли в моих интересах выходить замуж за человека, которого я повстречала в публичном доме, даже имей я хоть смутное представление о том, как заставить мужчину жениться, какового у меня, могу вас заверить, нет.

— Ни малейшего понятия? — переспросил он, захваченный против воли любопытством.

— Совершенно. Это не то качество, которое бы я жаждала развивать в себе. Нельзя заставлять взрослого человека жениться так, как ребёнка заставляют доедать горох. Горох — съел и забыл, а брак — на всю жизнь.

— Весьма справедливо, мисс Петтигрю, — с серьёзностью отозвался Демоуэри. — По правде говоря, думаю, я бы согласился сто раз написать ваши слова на грифельной доске.

Кэтрин залилась румянцем:

— Прошу прощения. Вы были так добры, с пониманием отнеслись к моему положению, и мне не следовало читать нотации.

Если Макс и ощущал какое-то раздражение, его напрочь смыло новыми чувствами, слишком сумбурными, чтобы их можно было распознать. Он отмёл её извинение каким-то насмешливым замечанием: якобы так привык к нотациям, что лишившись их, начинает чувствовать себя одиноко.

Наконец они достигли площади, на которой располагалась Академия мисс Коллингвуд.

— Подождать вас? — спросил Макс, надеясь, что она откажется и в то же время испытывая необъяснимый страх при мысли, что никогда не увидит Кэтрин вновь.

В голове крутилось не меньше дюжины вопросов, на которые он бы хотел получить ответы: как и для чего она приехала в Лондон? откуда она? кем или чем является на самом деле? Как бы то ни было, лучше этого не знать, ибо излишняя осведомлённость могла привести к разного рода осложнениям.

— О нет! Я хотела сказать, вы и так старались изо всех сил, чтобы помочь мне, и в этом нет нужды. Со мной теперь всё будет в порядке.

Кэтрин забрала шляпные картонки, которые он помог донести.

— Ещё раз спасибо, — проговорила она. — Конечно, этого недостаточно, чтобы отблагодарить вас за всё, что вы для меня сделали, но я не знаю, как ещё…

— Не стоит. Прощайте, мисс Петтигрю.

Поклонившись, Демоуэри зашагал прочь. Минуту спустя он остановился и обернулся, как раз чтобы увидеть, как девушку пропускают в здание. Мужчина почувствовал беспокойство.

— Проклятье, — пробормотал он, спустившись до угла улицы, и опёрся о фонарный столб, выжидая.

— О, дорогая, — запричитала мисс Коллингвуд. — Как неловко вышло. — Её трясущиеся, испещренные голубыми венами руки взметнулись и нервно затеребили ленты чепца. — Я отправила ваше письмо мисс Флетчер… то есть теперь уже миссис Браун, разумеется. — Она разве не написала вам?

Не дожидаясь ответа, пожилая леди продолжила: — Нет, мне следовало этого ожидать. Уверена, она и думать ни о чём, кроме него, не могла, что весьма прискорбно. Она была самым добросовестным учителем за всё время существования школы, и девочки души в ней не чаяли. Само собой, мне пришлось его уволить. Я никогда не одобряла этих странных мнений, якобы всегда виновата женщина. Мужчины — такие бесчестные мошенники. Пусть даже мисс Флетчер и поддалась соблазну, но разве у слабого пола есть хоть малейший шанс устоять, спрашиваю я вас? Конечно, он невероятно очаровательный мужчина. Все десять лет с нами он отличался надлежащим поведением, хотя девочкам и хочется быть влюблёнными в учителя музыки.

Кэтрин едва слушала директрису. Мисс Флетчер, этот образец пристойности, сбежала с учителем музыки? Не удивительно, что она не ответила на последнее письмо Кэтрин. К тому времени как послание достигло школы, бывшая гувернантка мисс Пеллистон уже успела стать миссис Браун и отчалить с новоиспечённым мужем в Ирландию.

— Мне так жаль, что вы зря проделали столь долгий путь, — продолжала мисс Коллингвуд. — Я чувствую себя в ответе за произошедшее. Мне следовало наставить мисс Флетчер: женишься на скорую руку да на долгую муку.

— Уверена, вы сделали всё, что смогли, — последовал едва различимый ответ. — Мне стоило подождать весточки от неё… хотя было просто немыслимо, что я могу не застать её здесь. В последний раз она писала мне не больше двух месяцев назад и лишь вскользь упомянула о мистере Брауне. Так что это целиком моя ошибка.

«Очень большая ошибка», — напомнила Кэтрин её совесть. Девушка позволила себе поддаться вспышке гнева и теперь пожинает плоды.

— Без сомнения, — продолжала Кэтрин, изобразив на лице правдоподобную, как она надеялась, улыбку, — ответ мисс Флетчер уже ожидает меня дома.

Заверив мисс Коллингвуд, что сия поездка вовсе не обернётся полным провалом, и наскоро состряпав некую благовидную историю о необходимости пройтись по магазинам (что объясняло шляпные картонки) с тётушкой, якобы путешествующей вместе с ней и сейчас навещающей друзей, Кэтрин откланялась.

Девушка медленно побрела вниз по улице; мало того что ей некуда идти, так ещё и необходимость совладать с неимоверными муками совести не давала покоя.

Она бы не оказалась в столь затруднительном положении, если бы не убежала из дома, но она и не стала бы убегать, если бы батюшка хоть иногда обдумывал свои поступки. Но он никогда не думал — особенно если дело касалось дочери. Его дружки, его охотничьи собаки, его оргии и пьянки были куда важнее.

Отец должен был устроить ей выход в свет. Даже мисс Флетчер верила, что он так поступит, иначе ни за что не согласилась бы на должность в Лондоне три года назад. Вместо этого он отослал Кэтрин к двоюродной бабушке Юстасии. И если бы пожилая дама не скончалась полтора года спустя, Кэтрин по-прежнему оставалась бы там. День за днём выслушивая бесконечные монологи о религии и генеалогии до тех пор, пока сама не превратилась бы в одинокую старую деву, как тётушка Дебора, ходившая у старухи в компаньонках уже лет тридцать ко дню приезда Кэтрин.

Мисс Пеллистон не питала иллюзий относительно собственной привлекательности. Единственным её достоянием были хорошая родословная да деньги отца. Кэтрин понимала, что у неё нет ни единого шанса привлечь мужа до тех пор, пока она не попадёт в окружение, где вращаются подходящие холостяки. А именно: на лондонскую ярмарку невест.

И что же, разве после положенного траура отец позаботился о сезоне для дочери?

«Разумеется, нет» — подумала она, мрачно разглядывая свои исхоженные ноги. Он думал только о себе. Отправился в Бат, где его подцепила хорошенькая молодая вдова. По возвращении он объявил о свадебных планах — одновременно своих и для дочери.

В мужья ей прочили ни кого иного, как лорда Броуди. Тот ещё более неряшлив, груб и распутен, нежели отец Кэтрин.

Этот мужчина был невежествен, капризен и просто омерзителен. Кэтрин никогда не ждала Прекрасного Принца — ведь и сама не была Белоснежкой, — но прожить всю оставшуюся жизнь с этим стареющим грубияном! Она многое претерпела во имя дочернего послушания, но вынести лорда Броуди — выше её сил.

Теперь Кэтрин поумнела. Теперь она знала, каково оказаться совершенно беспомощной, совершенно беззащитной и, по сути, без надежды. Она не представляла, как ей добраться домой, и приходила в ужас при мысли о том, что её ждёт по возвращении. За душой ни фартинга, а мистер Демоуэри, должно быть, находится уже за много миль отсюда.