Сегодня мы знаем, что письмо к Вейцману, опубликованное в парламентском бюллетене в феврале 1931 года, стало началом «золотого века» англо-еврейского сотрудничества, который оказался недолгим — всего 4–5 лет. Тогда еще этого не понимали, и все сионисты были злы на Англию за «Белую книгу» Пасфилда и за то, что Британия не смогла в 1929 году обеспечить евреям эффективную защиту. Разочарование в Англии породило и разочарование в Вейцмане. Черчилль говорил: «Я не верю, что еврейский народ будет настолько глуп, чтобы дать Вейцману уйти». Но евреи думали иначе. При этом надо отдать должное Вейцману, который хоть и был честолюбив, но интересы сионизма, как он их понимал, ставил выше своих амбиций. И сейчас, считая, что надо успокоить страсти, он сделал свое оппортунистическое заявление, сказав, что достижение еврейского большинства на Земле Израильской и провозглашение там еврейского государства совсем не обязательно, можно обойтись и без этого. Естественно, это было не более чем маневром: в позиции Англии наметился поворот к лучшему, не спугнуть бы эту тенденцию!
Летом 1931 года состоялся XVII сионистский конгресс в Базеле, который проходил очень бурно. Жаботинский произнес яркую речь — «Я верю…». Он требовал прямо и без обиняков объявить конечные цели сионизма: еврейское государство с еврейским большинством и по обе стороны Иордана. Ведь словесные выкрутасы никого не обманывают! Вейцман изо всех сил старался предотвратить принятие такой резолюции. По-моему, он был прав. Если даже нельзя обмануть арабов, то незачем дразнить и английского обывателя, в том числе и парламентария. В свое время во Франции после поражения в 1870–1871 годах считали, что об отторгнутых Эльзасе и Лотарингии надо помнить всегда, но до поры до времени об этом не говорить. Так и в нашем случае. Социал-демократы поддержали Вейцмана. Поддержала его и «Хагана», которая была социал-демократической. В своей телеграмме конгрессу «Хагана» указала на опасность новой вспышки арабских волнений в случае принятия резолюции о создании еврейского государства. Престиж «Хаганы» был высок. В итоге бурного обсуждения Вейцман тем не менее был отправлен в отставку, но и Жаботинский победы не одержал: его не выбрали на место Вейцмана председателем Всемирной сионистской организации. Тогда говорили, что он хотел этого для проведения более энергичной политики. Обсуждение же конечных целей сионизма конгресс отложил до лучших дней. Жаботинский публично разорвал свое делегатское удостоверение, заявив, что «это не сионистский конгресс». Ревизионисты во главе с ним взяли решительный курс на разрыв с Всемирной сионистской организацией. Настоящими победителями оказались социал-демократы. Во главе Всемирной сионистской организации встал Н. Соколов.
В свое время Маяковский написал четверостишие по поводу замены Троцкого на посту военного министра: «Заменить ли горелкою Бунзена / Тысячевольтный „Осрам“? / Что после Троцкого Фрунзе нам, / После Троцкого Фрунзе — срам!». «Осрам» — это фирма, производящая мощные лампы. Тогда ее знали все.
То же самое можно сказать о замене Вейцмана Соколовым. Соколов был, конечно, хорошим сионистом (о его деятельности я упоминал в главе 70 биографии Трумпельдора), но в сравнении с Вейцманом «не тянул» — не «Осрам», да и стар уже был. А Вейцман и в отставке оставался Вейцманом. Он и тогда много значил и много делал. В это время был основан, в частности, Научно-исследовательский институт имени Даниэля Зифа — на пожертвования богатых англо-еврейских семей Зиф и Маркс.
Руководил институтом сам Вейцман, там занимались химией и приняли немало бежавших от Гитлера ученых-евреев. Анекдот тех дней — для тех, кто чуть-чуть помнит химию: Вейцмана спрашивают: «Чем занимается ваш институт?» — «Абсорбцией», — отвечает Вейцман. Теперь это Институт имени Вейцмана в Реховоте. В 1935 году Хаима Вейцмана вновь избрали главой Всемирной сионистской организации.
А между тем в конце 1931 года на Землю Израильскую прибыл новый губернатор — Верховный комиссар, как тогда говорили, — Артур Уокоп (Arthur Wauchope. По-русски часто пишут Вайкоп или Вайчоп.) Честно говоря, он оказался тем самым «хорошим гоем», о котором мечтал Жаботинский. Хотя сам Жаботинский не считал его достаточно хорошим. Это был, безусловно, лучший из всех английских губернаторов Палестины за все время британского правления. Уокоп шел нам навстречу в столь важном вопросе, как сертификаты — разрешения на въезд. Он демонстрировал свою благожелательность и в мелочах: участвовал в разных торжествах, вроде открытия художественных выставок и т. д. Был, правда, вопрос, который и при нем вызывал трения — создание Законодательного Совета. В это время в необъятных афро-азиатских владениях Британии в моду вошла система косвенного управления. (Речь идет не о доминионах, к тому времени, практически, самостоятельных.) Суть этой системы заключалась в том, что английская администрация оставляла за собой только общее руководство. Вопросы благоустройства, образования, здравоохранения, судопроизводства по уголовным делам и т. д. хотя бы частично передавались в ведение местного самоуправления. Иногда для этого приспосабливались традиционные для данной страны институты власти, которые англичане пытались по возможности модернизировать. В других случаях самоуправление создавалось на пустом месте, причем инициатива местных элит приветствовалась. Такая политика позволяла британцам сокращать административные расходы, да и власть «в местной упаковке» принималась населением легче, чем прямое управление иноземцев. Система косвенного управления была введена и в Стране Израиля, тем более что статус подмандатной территории это подразумевал. Но здесь органы самоуправления в большинстве случаев складывались отдельно у евреев и у арабов. И были совершенно разными.
Евреи создали эти структуры по западному образцу, т. е. демократические, выборные. (Преобладали в них и тогда, и ещё много позже, социал-демократы.) У арабов общественно-политическая жизнь вертелась вокруг традиционного соперничества кланов. (О них мы ещё будем говорить.) Кланы заменяли арабам политические партии.
Правда, в городах со смешанным еврейско-арабским населением были общие муниципалитеты. И они в спокойное время как-то функционировали.
С начала 20-х годов англичане мечтали создать на Земле Израильской какой-нибудь выборный законодательный орган вроде парламента, пусть с небольшими полномочиями (Законодательный Совет). Но поскольку арабы составляли большинство, то это было бы плохо для евреев. Арабское население, кстати, как и еврейское, тоже росло! Евреи отклоняли предложения о создании Законодательного Совета даже даже при том, что вопрос выдачи сертификатов останется в руках английских властей. Соглашались же при условии, что в Совете будет поровну евреев и арабов. Арабы, не имевшие опыта парламентаризма, не очень-то были заинтересованы в Законодательном Совете, учитывая, что полномочия его будут ограничены. В общем, к счастью для нас, эта идея не была осуществлена.
Итак, период с конца 1931 года до середины 1936 года был временем максимально тесного англо-еврейского сотрудничества. Тут и хотелось бы поговорить о тех, кто все-таки ехал к нам в момент спада — с конца 1926 года и до начала 1933 года, то есть в период после Четвертой алии и до начала Пятой — до прихода к власти Гитлера. В это время алия была небольшая, зато отборная. В большинстве своем приезжала идейная молодежь из Восточной Европы, больше всего из Польши. Были и выходцы из благополучных богатых стран — Германии, Америки. Такие люди существовали всегда. И теперь они есть. Но их никогда не бывает много. Почти все молодые люди попадали тогда на Землю Израильскую, пройдя «хахшару». В общем, мечты Трумпельдора сбылись после его гибели.
Со второй половины 20-х годов «халуцы», готовясь к приезду в страну, стали проходить «хахшару» в трудовых коммунах. Они учились там тяжелому труду, лишениям, коллективизму, а кто не знал языка — и ивриту. Некоторые учили его уже с детства. Брались за любой труд на полях и заводах, а когда не было такой работы — искали другую. Девушки, например, стирали. Иногда в поисках работы разделялись на малые группы, но предпочитали трудиться артелями. Часто устраивались у богатых евреев, которые брали «халуцев» из сентиментальных побуждений. В начале 30-х годов, из-за кризиса, с работой было трудно. Жили в тяжелых условиях: скученно, голодновато… В основном из-за денежных трудностей, но отчасти и потому, что принято было к вопросам быта относиться по-спартански презрительно. Их лозунг гласил: «Путь еврейского „халуца“ тернист и жесток, но прекрасен». «Жесток» — это, прежде всего, в отношении себя. Так жили годами. Кто-то уходил, не выдержав. Но в основном держались и дожидались сертификатов. В годы, когда сертификатов не хватало — из-за экономического кризиса в 1927–1928 годах или в 1930–1931 годах из-за «Белой книги» Пасфилда, — было принято давать таковые только людям, прошедшим «хахшару». В первую очередь тем, кто был в коммуне давно и хорошо себя проявил. 1932 год оказался явно благоприятным для этих ребят. Сертификатов стало больше, их уже давал расположенный к нам Уокоп. А Гитлер еще не захватил власть в Германии.
Уставы разных центров «хахшары» могли отличаться. Были, например, коммуны, где соблюдались религиозные традиции. Но в целом разница между ними была невелика. Каждое течение в сионизме старалось создать свои центры «хахшары». Понятно, что публика оттуда выходила закаленная. Кибуцы охотились за этой молодежью. Однако, попав на Землю Израильскую, не все они стремились в кибуцы, даже если проходили «хахшару» в очень идейных «левых» коммунах. Видимо, не только идеология гнала в «хахшару». Так, не менее половины молодых людей приходили в польские центры «хахшары» из Богом и людьми забытых местечек. «Хахшара» давала им возможность вырваться оттуда. Бедность и скученность не пугали, к этому они и дома привыкли. Но каковы бы ни были мотивы, польза от этого ощущалась немалая. Десятки тысяч таких молодых людей прибыли к нам до Второй мировой войны, то есть движение было достаточно массовым. Идейная молодежь продолжала прибывать и после 1933 года, хотя уже не составляла большинства.
Теперь я на конкретном примере расскажу о явлении, которое встречается и сегодня. В конце 20-х годов в районе Реховота был основан новый кибуц «Гиват Бренер», названный в честь писателя И. Х. Бренера, погибшего во время арабских беспорядков в Яффо в 1921 году. Ныне это очень большой кибуц, где живет более 2600 человек. А начало было скромным. Его основали две группы «халуцев»: «немцы» и «литовцы», то есть выходцы из Германии и Литвы, тогда независимой. Это были молодые люди, лучшие из лучших. «Немцы» прибыли из культурнейшей и в момент их приезда благополучнейшей страны Европы, не только догитлеровской, но и докризисной. И ехали они на Землю Израильскую, тогда еще нищую и отсталую, готовясь с немецкой основательностью, пройдя «хахшару» в хозяйствах немецких крестьян. Они прибыли в страну осенью 1928 года, когда англичане после кризиса 1927 года возобновили выдачу сертификатов. «Немцам» было хорошо известно о наших огромных трудностях, но их это не останавливало.
А «литовцы» приехали еще раньше — в первой половине 1926 года в ходе четвертой алии, то есть за год до кризиса 1927 года. Они тоже прошли «хахшару» и уже у нас стойко пережили кризис. Литва, конечно, не Германия, но и там жить было в те годы куда легче, чем на Земле Израильской. Кстати, Вильнюс (Вильно) тогда входил в состав Польши, а столицей Литвы был Каунас.
Итак, человек 60 этих молодых людей вступили в кибуц. Пополам — «немцы» и «литовцы». Начались тяжелый труд и скудное поначалу обеспечение, равное для всех. А вот отдых оказался отдельным для каждой группы. Даже в столовой «немцы» сидели с «немцами», «литовцы» — с «литовцами». Хотя и те, и другие были европейцами, ашкеназами. Все в той или иной степени знали иврит — учили в «хахшаре», а многие «литовцы» — еще и в детстве, в хедерах. Более того, прибалтийский идиш, на котором говорили «литовцы», был максимально германизирован. Но на практике оказалось, что даже в этих идеальных условиях сближение — дело непростое. Оно заняло много лет. Первые свадьбы в кибуце тоже сыграли внутри групп: «немки» с «немцами», «литовки» с «литовцами». И лишь общее горе от страшных вестей из Европы ускорило интеграцию…
В начале 30-х годов во всем цивилизованном мире свирепствовал самый знаменитый в истории экономический кризис — «Великая депрессия». Кризис сильнее всего ударил по самым развитым странам — США и Германии. Там производство сократилось более чем на треть. Немногим лучше обстояло дело и в других индустриальных капиталистических странах. На Земле Израильской кризис также ощущался, но, как ни странно, намного слабее. Возможно, мы были еще настолько бедны, что не принадлежали к цивилизованному миру. Но евреи, жившие вне Земли Израильской, очень даже его ощутили. Когда всем всего хватает, на еврея смотрят относительно благодушно. А вот когда начинает не хватать… При возрастании безработицы еврея, как правило, увольняют первым. Однако кто-то из них еще продолжает работать, занимать рабочие места! И общая озлобленность возрастает. Все ищут виновного и, естественно, находят. Такую ситуацию Жаботинский называл «антисемитизмом обстоятельств».
Интересно, что как раз в эти годы СССР успешно выполнял свой первый пятилетний план. Весь мир видел, что, когда капиталистические домны останавливаются, социалистические — вступают в строй. Это была лучшая наглядная агитация, которую могли пожелать большевики. Оборотной стороной медали были массовый принудительный труд, смертельный голод на Украине и т. д. — факты, не то чтобы совсем неизвестные, но узнаваемые больше из неопределенных слухов. При желании от всего этого можно было легко отмахнуться, объявив клеветой.
Коммунистическая угроза снова стала реальной, как в первые годы после Первой мировой войны. «Призрак коммунизма» бродил по Европе, пугая обывателей. А кто ж не знал тогда, что евреи с этим «призраком» в сговоре?
К чему все это привело в Германии — общеизвестно. Но мы поговорим о событиях в Восточной Европе, в частности в Польше, где евреев жило раз в 5–6 больше, чем в Германии. Многое из того, что происходило в этот период в Польше, было характерно и для других стран региона — от Прибалтики до Греции, которые, кроме, пожалуй, Чехии, не были слишком развитыми. И, как следствие этого, даже в хорошие времена давали много эмигрантов, и не только евреев.
Итак, с 1930 года из-за всеобщего кризиса повсюду были приняты антииммиграционные законы. Прошу об этом помнить, ибо это существенно для моего повествования! Ехать на заработки или просто переселяться в богатые страны теперь стало невозможно. Не только во время кризиса, но и после 1933 года, когда он в большинстве стран уже пошел на спад, законы против эмигрантов оставались в силе повсюду: страх перед кризисом действовал еще долго. Особенно тяжелым положение оставалось на востоке Европы, где даже после 1933 года ситуация не намного улучшилась: безработица теперь не уменьшалась эмиграцией. В этой тяжелой обстановке обострились и старые проблемы межнациональных отношений. А в центре событий оказалась, разумеется, Польша.
Когда в 1919 году возрождалась «вторая Речь Посполитая», было объявлено о равноправии всех граждан. Само собой, полного равноправия не было даже в относительно благоприятные времена «экономического чуда санации». Например, существовали негласные ограничения для евреев — вроде процентной нормы при поступлении на медицинские факультеты. Обнищание евреев прогрессировало, но пока еще жить было можно. Была и возможность эмигрировать, например уехать в Аргентину или Южную Африку. И этим пользовались, причем не только евреи, но и особенно украинцы. А евреи, случалось, без лишнего шума перебирались в богатую либеральную Германию.
Теперь же все было не так. Евреев отовсюду увольняли первыми. Безработица, достигшая среди поляков в первой половине и середине 30-х годов 35 %, среди евреев составляла 60 %. Но страшнее того был рост антисемитских настроений. Полякам казалось, что все проблемы Польши будут решены, если евреи исчезнут. Словом, снова оказывалось, что «евреи виноваты».
В 1932 году молодой Ицхак Шамир, будущий террорист и израильский премьер-министр, приехал из провинции в Варшаву поступать в университет. Парень был неробкий. Спустя годы он вспоминал в своих мемуарах: «Как у всякого еврея в этом городе, у меня были основания для страха. Многие из моих однокашников, еврейских студентов, не появлялись на улице без каких-либо средств защиты от банд хулиганов-антисемитов, чья агрессивность постоянно и неуклонно нарастала… Была необходимость, идя в университет, постоянно помнить, что следует сунуть в карман нож». А ведь это были еще не худшие предвоенные времена. Еще был жив Пилсудский, и это удерживало антисемитов от более крупных акций. Полиция пока что разгоняла митинги беснующихся погромщиков — студентов из «Всепольской молодежи». Самых активных арестовывали. После смерти Пилсудского станет много хуже[24]. А, между тем, опасность для Польши исходила не от евреев.
Кризис обострил все межнациональные отношения. С начала 30-х годов в Восточной Галиции (то есть на Львовщине, в западной Украине) дошло до вспышек насилия между украинцами и поляками. Естественно, на стороне последних были полиция и армия. Имела место даже публичная порка активистов украинского национального движения — Польша отнюдь не была либеральной страной.
В 1934 году в Варшаве украинским террористом-бандеровцем был убит польский министр внутренних дел Перацкий, которого считали ответственным за антиукраинские действия правительства. Покушавшемуся удалось скрыться. За этим последовали аресты. Бандера (которому было тогда 25 лет) сказал на суде речь в защиту украинского национализма. Его и других приговорили к смертной казни, но все-таки не казнили. Этот процесс был только началом бурной карьеры Бандеры.
Для коммунистов и украинских националистов завели во Второй Речи Посполитой концлагерь (единственный) с достаточно суровым режимом. Тамошних заключенных гоняли на работы по осушению болот. Но все-таки стоит подчеркнуть, что польскому государству в середине 30-х годов по части «исправительно-трудовых учреждений» было далеко до его мощных соседей на западе и на востоке. И до будущей социалистической Польши.
Евреи, несмотря ни на что, оставались в глазах поляков «вне конкуренции». Тем более, что летом 1935 года скончался Пилсудский. «Умер ваш защитник», — говорили поляки евреям.
Тут надо отметить, что умеренная эмиграция евреев из Польши в 20–30 годы не уменьшила их числа в стране. Убыль евреев из-за отъезда перекрывалась их естественным приростом.
А на Земле Израильской в начале 30-х годов вплотную подошли к образцовой «диктатуре пролетариата». Сильные, хорошо организованные профсоюзы (Гистадрут) диктовали свою волю промышленникам и владельцам цитрусовых плантаций. Объединения предпринимателей в сравнении с Гистадрутом выглядели весьма жалко. Так как к началу 30-х годов ревизионисты — сторонники Жаботинского — были в решительной оппозиции к социалистам, то социалистический Гистадрут обратил всю свою мощь против них. Чтобы вступить в Гистадрут, надо было выйти из рядов «ревизионистов». А не вступив, почти невозможно было найти работу: предприниматели боялись Гистадрута. Были среди «ревизионистов» и такие, что дрогнули. Стоит ли удивляться? Численно они тогда в 8–9 раз уступали социалистам. Далеко не каждый мог выдержать травлю и экономический бойкот. Казалось, полная победа социалистов близка. Но, как и положено во всякой сказке, на каждого Змея Горыныча находится свой Добрыня Никитич. Нашего Добрыню Никитича звали Яков Фрумин. Жил он в Иерусалиме и был промышленником весьма средней руки. Он владел пищевой фабричкой по изготовлению какого-то печенья, где работали более 30 человек. Все работники были членами Гистадрута, но осенью 1932 года Фрумин взял-таки на работу одну «ревизионистку». «Организованные рабочие» объявили забастовку. Однако Фрумин оказался мужик крепкий. Он предложил передать дело в арбитраж, а когда социалисты отказались, пригласил на работу «ревизионистов», взамен забастовавших членов Гистадрута. Понятно, те согласились, заявив при этом, что забастовка носит политический, а не экономический характер. Дело вышло громкое, так Фрумин и вошел в историю. Конечно, не как звезда первой величины, но все-таки…
Где-то там, в Германии, какой-то очередной антисемит Гитлер рвался к власти. Эка невидаль! А вот в Иерусалиме бросили вызов Гистадруту! Это была действительно сенсация. Жаботинский писал огненные статьи. Самая знаменитая из них называлась «Да, сломить». Вот ее последние строки: «Никто не хочет сломить организацию еврейских рабочих. Боже сохрани. Рабочие должны быть организованы. Хочется сломить только претензии на монополию. Это правда. Да — сломить».
Гистадрут опубликовал заявление, «что реакционные ревизионисты рука об руку с „черной буржуазией“ (в лице господина Фрумина) ведут кампанию с целью подорвать само существование Гистадрута». Короче, в конце 1932 года в каждом еврейском доме на Земле Израильской и даже во всем еврейском мире много говорили о «Фруминской стачке». Все это длилось четыре месяца. В Гистадруте сгоряча даже предложили построить новую фабрику, профсоюзную, которая будет выпускать ту же продукцию, что и фруминская, дабы задушить его конкуренцией. Бывали и случаи насилия и вмешательства полиции. Но, в конце концов, Гистадрут признал свое поражение. Тогда зашевелились и другие противники его монополии. Словом, социалисты были озлоблены. Это привело к тяжелым последствиям.
Как известно, «Бейтар» — молодежная организация «ревизионистов» — возник в конце 1923 года в Риге, в независимой тогда Латвии. Тогда же, в середине 20-х годов, когда о Гитлере еще никто не знал, была принята и форма «Бейтара» — коричневые рубашки. (По цвету земли в Стране Израиля). Социалистам «Бейтар» был особенно ненавистен. Позже в своей пропаганде они часто упоминали, что у гитлеровских штурмовиков тоже коричневые рубашки. А Жаботинского с 1933 года нередко обзывали «Владимир Гитлер».
В апреле 1933 года движение «Бейтар» проводило слет в Тель-Авиве и демонстрацию, разрешенную полицией. Небольшие колонны бейтаровцев, разбитые по возрасту, проходили на расстоянии 200 метров одна от другой. Старшие — 18-летние — шли первыми. Толпа социалистов встретила демонстрацию улюлюканьем и свистом. Но первые группы прошли относительно спокойно. Толпа обрушилась на младших — детей 15 лет и меньше. 25 мальчиков и девочек серьезно пострадали и были направлены в больницу. Среди тех кто руководил «красной толпой» в тот день, была «Красная Роза» (урождённая Роза Коган) — видная деятельница еврейского рабочего движения (и Хаганы!). Мать Ицхака Рабина. Жаботинский особо отметил её участие — без женского руководства мужчины могли постыдиться бить детей, особенно девочек.
На следующее утро гистадрутовская газета «Давар» вышла с заголовком: «Тель-Авив требует: „Долой гитлеровскую форму!“» Далее оправдывалось негодование масс в рабочем городе Тель-Авиве. Бейтаровцы, конечно, сами виноваты в случившемся: навлекли на себя гнев провокационным поведением. Но и в социалистическом лагере нашлись люди, в первую очередь Берл Кацнельсон, категорически осудившие насилие. Они, однако, были в меньшинстве. Страсти не улеглись.
Массовая агрессивность слева в дальнейшем будет нарастать. И прекратится только тогда, когда левые потеряют большинство в стране. Речь идет не о выходках отдельных психопатов, которые предотвратить невозможно. Речь идет об организованной травле правых. О нечестной конкуренции.
Теперь время обратить свои взоры к Германии. Не стану повторять широко известных истин о приходе Гитлера к власти совершенно законным путем. Нам важнее, что это означало для евреев и как сказалось на сионизме.
В 1932 году, накануне прихода к власти Гитлера, в Берлине обсуждался вопрос, можно ли отправлять на Землю Израильскую еврейских подростков лет 15–16. Суть дела заключалась в том, что разоренные кризисом родители уже готовы были отправить своих чад даже туда, если будет гарантия, что там они не умрут от голода. В конце концов весной 1932 года первая группа из 12 человек отправилась на Землю Израильскую, оставив Германию и плачущие семьи. Я неспроста вспоминаю этот эпизод. Ведь именно с него и началась «Алият ха ноар» — молодежная алия, существующая и сегодня. Но в рассматриваемом контексте хотелось бы сделать акцент на другом. И в Германии, и на Земле Израильской евреи плохо понимали опасность, исходящую от Гитлера. И идея эта — отправка подростков — не вызывала энтузиазма ни в Германии, ни у нас. С усмешкой говорили о «крестовом походе детей», о бессмысленных фантазиях, и серьезно — о проблемах безнадзорных подростков. В то же время большинство бедствовавших родителей и без того колебались, боясь отпустить чада, и в то же время не решались ехать всей семьей. А ведь уже с 1930 года Гитлер был очень заметен. Более того, на выборах того года нацисты стали уже второй по величине партией, тогда как ранее были всего лишь на 9-м месте. И уже в 1932 году они отнюдь не вели себя тихо!
Тем не менее, даже эту крошечную группу удалось отправить с большим трудом! Еле-еле было найдено учреждение на Земле Израильской, согласившееся принять 12 подростков. С огромным трудом уговаривали родителей. И с не меньшим трудом — еврейских дам-благотворительниц Берлина и Кенигсберга собрать им деньги на дорогу. Словом, евреи, как всегда, оказались не готовы к беде. Стефан Цвейг, большой знаток истории, как-то заметил, что крупные события почти никогда не совершаются внезапно. Они шлют вести о своем приближении, но надо уметь их, эти вести, распознать. Евреи ничего не распознали! Теперь это кажется удивительным. Ведь Гитлер не скрывал своих планов! Но когда, после первого дня бойкота еврейских магазинов в апреле 1933 года, 120 евреев обратились в Берлинскую сионистскую организацию за информацией о Земле Израильской, выяснилось, что в Берлине нет ни одного еврея, который там побывал, нет и никаких других данных об этом. Ведь никто не ожидал такого обращения!
Первой реакцией евреев всего свободного мира на нацистскую кашу, которая заваривалась в Берлине, стал разрыв экономических отношений с Германией. Это произошло спонтанно, хотя и при участии некоторых еврейских общественных деятелей — сионистов и несионистов. Началось в Варшаве и Вильно, тогда польском. И вскоре тысячи еврейских торговых фирм по всему свету, включая Ближний Восток (Египет, Ирак), объявили бойкот немецким товарам, до лекарств включительно. Еврейские грузчики отказывались грузить немецкие товары, а извозчики-евреи отказывались их перевозить. Этих простых евреев в Польше и Румынии хватало. Владельцы кинотеатров специально оповещали в афишах, что фильм, который у них демонстрируется на немецком языке (или в переводе с него) — австрийский, а не германский.
Особенно бурно бойкот протекал в Лодзи. Это был крупный текстильный центр. Ещё в царские времена город называли «восточный (или польский) Манчестер». И ещё с царских времён жило там помимо поляков много евреев и немцев (хотя это была «русская Польша», а не германская). Жили немцы с евреями мирно. И вот в 1933 году в Лодзи бойкот германских товаров, который начали руководимые сионистами евреи, перерос в кровавые немецко-еврейские драки. На потеху полякам.
Конечно, особенно чувствительны стали для Германии трудности на американском рынке.
Кажется, всё это произвело впечатление в Берлине: экономическая ситуация в 1933 году оставалась тяжелой, и лишние сложности были ни к чему. Но среди сионистов мнения по этому вопросу снова разделились.
Жаботинский и его ревизионисты считали, что надо продолжать бескомпромиссную борьбу. Большинство сионистов, однако, с этим не соглашались, полагая, что успех бойкота может быть только временным, так как торговля быстро переориентируется на нееврейские фирмы. Германия не та страна, которую смогут поставить на колени еврейские коммерсанты. А вот на немецких евреях власти отыграются. Так что вместо призывов к бойкоту необходимо использовать первое серьезное впечатление от него и, вступив с немцами в переговоры, попытаться одновременно спасти людей и капиталы. Пусть и отчасти.
К ярости «ревизионистов», эта точка зрения возобладала. И мне тоже думается, что Жаботинский был не прав. Дело обстояло именно так, как считали его оппоненты. Во всяком случае, к тому времени уже существовал аналогичный пример. Так, почти вся торговля в Юго-Восточной Азии издавна была в руках китайских торговцев, давно и повсюду там осевших. С начала 30-х годов Япония начала агрессивные действия против Китая, которые не сразу переросли в большую войну. Китайские торговцы предприняли шумный бойкот японских товаров. Но, хотя Юго-Восточная Азия и была важна для японского экспорта и китайцам удалось сильно спутать планы японского министерства финансов, однако японскую агрессию в Китае это не остановило. Заметим, что Германия в те годы была экономически сильнее Японии.
Как бы там ни было, социалисты-сионисты решили начать спасение немецких евреев путем организованной эмиграции. От пропаганды бойкота решено было воздержаться и вступить в переговоры. Так началась политика «трансфера» — перемещения[25].
Возникает вопрос: а сколько же было евреев в Германии в 1933 году? Цифры колеблются от 500 до 600 тысяч (1 % населения или даже меньше). Четыре поколения немецких евреев шли по пути сознательной ассимиляции, с гордостью считая себя «немцами Моисеева вероисповедания». Они храбро сражались за Германию в Первую мировую войну[26]. И вот пришло прозрение, хотя и не ко всем одновременно. Конечно, среди немецких евреев были разные люди. Были и с еврейским сердцем, сочувствовавшие сионизму, некоторые даже помогавшие делом (яркий пример — Эйнштейн). Но почти никто не примерял сионизм на себя. В их сознании это было для «ост-юде» — восточного еврея. «Восточный еврей» в данном случае — не еврей из Ирака или Марокко, а еврей из Румынии или Польши. «Человек гетто».
Его вечно бьют, он голодает, ему надо помочь. Он бедный родственник, совесть требует что-то для него сделать. Кстати, «ост-юде» — это по-научному восточный ашкеназ, то есть восточно-европейский еврей.
Эмигрантов же на Землю Израильскую из догитлеровской Германии было очень мало. Число «халуцев», прошедших «хахшару», в 1932 году составляло около 500 человек, то есть менее 0,1 % живущих в Германии евреев.
И вот грянул гром. Мир немецких евреев рушился на глазах. Вот тогда-то многие и вспомнили давнее высказывание старого писателя Франца Розенцвейга о том, что они, евреи, выбрали для себя из великой германской культуры то, что обогащало культуру общечеловеческую, и старались не замечать других аспектов германского миросозерцания. А эти-то аспекты, куда менее привлекательные, и формировали немецкий национальный характер. Когда, под влиянием горькой действительности, стало колебаться чувство принадлежности евреев к немецкой культуре, сионизм показался им достаточно привлекательным. Теперь уже речь пошла не о 12 подростках! Играла свою роль и сравнительная легкость выезда именно к нам. У нас не было антииммиграционных законов, а власти Британии олицетворял расположенный к нам человек — сэр Артур Уокоп.
Сионисты-социалисты начали действовать. В Германию отправился Хаим (Виктор) Арлозоров — восходящая звезда социалистического сионизма. Он родился на Украине, но в 1905 году его ребенком привезли в Германию родители, бежавшие от погромов. Там он и вырос. Там получил образование — изучал экономику в Берлине. Там писал в начале 20-х годов научные труды[27]. Приехав к нам, он в 1924 году стал заметным человеком в Сохнуте и в социалистическом движении.
Когда Гитлер пришел к власти, Арлозоров сказал красивую речь: «Евреи Германии должны почувствовать, что эти страшные события происходят… в период, когда существует сионистское движение и есть еврейская трудовая Палестина — Эрец Исраэль (Земля Израильская). Очередной „исход из Египта“ надо превратить в „возвращение в Сион“ и значительную часть немецкого еврейства репатриировать на его историческую Родину». Он поехал в Германию договариваться с властями и евреями. Затем вернулся на Землю Израильскую для подготовки приема немецких евреев. И вечером, 16 июня 1933 года, вышел с женой прогуляться на берег моря на окраине Тель-Авива, где был убит двумя неизвестными. Ему было всего 34 года.
Мы, вероятно, никогда не узнаем, что именно произошло тогда и кто же действительно был виновен. А версии были разные… Но в первую минуту все заговорили, что дело это политическое, что виновны «ревизионисты», ведь их отношения с социалистами были плохими.
Визит Арлозорова в Германию ревизионисты резко осуждали, называли план «трансфера» «попыткой протянуть руку правительству Гитлера». Вскоре среди них были проведены аресты. Трех человек обвинили в убийстве (и в подстрекательстве). Улицы бурлили. И не только на Земле Израильской — во всем еврейском мире. Поначалу очень многие верили в виновность главного обвиняемого — Абрама Ставского, бейтаровца из Польши. Жена убитого Сима Арлозорова заявила, что узнает его. «Ревизионисты» называли это «кровавым наветом» — так называется традиционное обвинение евреев в употреблении христианской крови для выпечки мацы. Жаботинский сразу же откликнулся на убийство прекрасной статьей «Холодно и твердо», где, между прочим, вспомнил и «дело Бейлиса» и провел параллель между двумя судебными процессами. В областном суде двоих обвиняемых оправдали, а Ставского признали виновным большинством голосов. Единственный судья-еврей не согласился с этим приговором. Была подана апелляция в вышестоящий суд, и Ставского оправдали за недостатком улик: один свидетель (Сима Арлозорова) был признан недостаточным.
Летом 1934 года дело было закончено. К тому времени страсти уже поостыли. Многие из тех, кто сначала очень яростно нападал на «ревизионистов», стали сомневаться. И оправдание Ставского очень многими было встречено с облегчением. Но свою роль это дело сыграло. Когда гнев еще кипел, произошли выборы на XVIII сионистский конгресс, состоявшийся в Праге. «Ревизионисты» с треском проиграли выборы. На конгрессе их немногочисленных делегатов травили. Не было принято слишком резких антигерманских резолюций. Предложение Жаботинского о бойкоте Германии даже не поставили на голосование. Что ж, нет худа без добра. «Трансфер» смог развиваться без помех.
Но что все-таки произошло? Если не «ревизионисты», так кто? Версии были такие. Первая: арабы, в уголовных целях — хотели изнасиловать Симу. Вторая: арабы, в целях политических, так как им не улыбался приезд немецких евреев. Третья версия: коммунисты. Они имели свои счеты с Арлозоровым. Во-первых, в то время им, как и ревизионистам, не нравилось соглашение с Германией. (До пакта Молотова-Риббентропа было еще далеко.) Во-вторых, прибытие в страну немецких евреев им тоже не нравилось — они боролись за арабскую Палестину. В-третьих, Арлозоров до того занимался скупкой арабских земель, чему коммунисты яростно противились. А главное, его считали ответственным за координацию антикоммунистических действий между английскими властями и сионистско-социалистическим руководством ишува. И наконец, четвертая версия убийства: сестра Арлозорова всю жизнь утверждала, что искали не там, где надо. След, по ее словам, вел в Германию, ибо Магда, эксцентричная жена Геббельса, некогда была любовницей Арлозорова. Теперь, когда Арлозоров приехал в Германию, снова вспыхнули прежние страсти. Вот Геббельс и организовал решение проблемы.
Стоит сказать несколько слов о Магде. Её отчим, вырастивший девочку, был еврей. Гимназисткой она любила Арлозорова и готова была ехать за ним в Страну Израиля. Но в 19 лет выскочила замуж за миллионера Квандта и родила ему сына. Однако скоро ушла от него к Геббельсу. Второму мужу она родила шестерых детей. И убила их перед тем как покончить с собой вместе с супругом и фюрером. Но это ещё не конец истории о ней! В живых остался её старший сын (от первого брака). Пишут, что его дочка прошла гиюр и стала ортодоксальной еврейкой. А её сын, правнук Магды, репатриировался в Израиль, служил в армии, воевал…. Дивны дела твои, Господи!
Но пора наконец начать разговор о Пятой алие вообще и о «трансфере» в частности.
Пятая алия — это самая большая волна, которую знала Земля Израиля до обретения независимости. Время ее — 30-е годы — со дня прихода Гитлера к власти и до начала Второй мировой войны. Эта волна удвоила еврейское население, доведя его численность до 400 тысяч человек. Вопреки расхожему мнению, Пятая алия была «немецкой» менее чем на треть. Из одной только Польши прибыло больше людей, чем из Германии. А ведь приезжали и из других восточноевропейских стран.
Но по традиции начнем разговор с «немцев». Господь послал немецким евреям 3 относительно благоприятных года для переезда на Землю Израильскую: с весны 1933 до весны 1936 года. Во-первых, гитлеровцы еще не мешали сионистской деятельности. Во-вторых, англичане пока еще пускали на Землю Израильскую. И в-третьих, арабы еще сидели относительно тихо. Вот что писал по этому поводу один из еврейских журналистов весной 1933 года: «Настал час испытаний нашей сознательности. Мы сами виноваты. Мы не откликнулись на призыв Герцля и пренебрегли сионизмом. Нас обвиняют в том, что мы предали Германию. Это ложь. Мы предали еврейство».
От разговоров быстро перешли к делу. Самым курьезным было то, что сионистские организации оказались единственными легальными не национал-социалистическими организациями в Германии, кроме Баварии, где их не разрешали.
Для молодежи решено было создать учебные центры «хахшара» в сельской местности. Организовали несколько учебных ферм для немецкой еврейской молодежи и в соседних странах, с условием, что это ненадолго. Пребывание во всех этих центрах было коротким — не годы, как в Восточной Европе. Кроме того, каждый богатый еврей мог еще в довольно спокойной обстановке ликвидировать дела, вложить деньги в определенные банки и вывезти на Землю Израильскую товары немецкого производства примерно на половину стоимости внесенных денег. Это было важное достижение политики «трансфера», то есть оставалась возможность спасти часть своих сбережений. И хотя с цифрами тут полная путаница, прилив капиталов оказался значительным по масштабам Земли Израильской тех лет. Пишут, например, о 8 миллионах фунтов (тогдашних!), что было эквивалентно 140 миллионах рейхсмарок.
Получив на нашей Земле эти товары, человек мог либо распродать их, либо возобновить в Стране Израиля свое дело, используя немецкие машины, привезенные по «трансферу». Собственно, так и возник у нас ряд мастерских, типографий и т. д. Но не все хотели терять половину состояния. Кто готов был рискнуть, мог спасти все или в случае неудачи — все потерять.
Сионисты брали у евреев их деньги и ценности, нелегально переправляли на Землю Израильскую, а потом возвращали владельцам. Провалы в то время случались редко: скорее всего, таможенники не очень свирепствовали. В Германии еще считали, что евреям надо дать спокойно убраться подобру-поздорову. Видимо, в те первые годы нелегально было вывезено больше еврейских капиталов, чем легально. Между прочим, королевой контрабандистов, переправлявших еврейские деньги, считалась Маргот Майер. Девица была рисковая и удачливая. Увлекалась музыкой, живописью, фотографией. Впоследствии вышла замуж за нашего старого знакомого — Ицхака Саде. Он был старше Маргот на двадцать лет, и это был его третий брак. Но он ее пережил. Маргот Майер умерла в сорок лет от болезни, оставив семилетнего сына.
Вышеупомянутое увлечение Маргот фотографией тоже принесло пользу евреям. Забежим вперёд. После 1945 года стало ясно, что приближается решающая схватка с арабами за Землю Израиля. Хагана готовилась к ней. (Не спутайте читатель этих событий с ситуацией 30-ых годов, о которой говориться в основном тексте).
На все арабские населенные пункты в Стране Израиля были заведены евреями секретные досье, где скапливалась разная информация. Но главным в этих досье были подробные карты арабских городов и деревень.
Евреи организовали аэроклубы, якобы любительские. А во время полётов тайно фотографировали сверху арабские населенные пункты с помощью любительских фотоаппаратов. (Более совершенную аппаратуру применить нельзя было из-за англичан, ещё господствовавших у нас). А плёнки в секретной фотолаборатории мастерски проявляла Маргот — тогда уже жена Ицхака Саде. И на основании этих снимков чертились карты, которые скоро пригодились.
Но вернемся к вопросу алии из Германии. Тут дело было не только в экономике. Люди легче снимались с места, когда предстояло ехать не с пустыми руками. Однако и это было не главное. А главное — сертификат. По закону, въезд на Землю Израильскую должен был регулироваться «экономической емкостью страны». Так вот, «капиталисты» шли по другой статье, нежели «рабочие». Так как богатый человек сам себя прокормит и еще другим работу даст, то на тех, кто мог уплатить 1 000 фунтов на семью при въезде, а затем ввезти капитал, дающий минимум 500 фунтов дохода в год (немало в 30-е годы), сертификат давался в те времена без всяких споров. И не за счет других групп. Позднее все станет хуже. И немцы станут выпускать из страны меньше денег, и англичане будут требовать больше для присвоения статуса «капиталист». Но пока было так. И состоятельные люди въезжали не просто ввозя капитал, но и ни с кем не конкурируя по поводу получения сертификатов. По графе «капиталист» в те годы въезжали почти исключительно «немцы». В одной книге я нашел сведения о том, что на Землю Израильскую перед войной по графе «капиталист» прибыло из Германии 18 тысяч человек. Совсем не мало. Но цифры тут, честно говоря, ненадежны. Есть расхождения.
Трудности возникали у тех, кто мог въехать только по графе «рабочий», — то есть небогатая публика, которой предстояло зарабатывать на жизнь наемным трудом. Их, конечно же, было большинство. Даже среди немецких евреев — более чем две трети. А уж из Восточной Европы в первой половине 30-х годов почти только такие и ехали. В этом случае количество сертификатов зависело от количества рабочих мест. О «рабочих» сертификатах Бен-Гурион яростно и, в общем, относительно успешно спорил с Уокопом — верховным комиссаром. Сэр Артур Уокоп (кстати, в литературе мне встречались совершенно невероятные варианты написания по-русски его фамилии, в том числе и «Вайкоп») нам сочувствовал и часто шел на уступки в этом важном вопросе. Так что уж для «немцев» в первые годы сертификатов всегда хватало: их снабжали в первую очередь. Проблемы могли быть у «поляков» и прочих «ост-юде».
Кстати, арабы пока еще относительно тихо взирали на этот процесс. Они, конечно, не были в восторге от всего происходящего, но видели, что Англия — с евреями. Словосочетание «Британская империя» звучало тогда очень внушительно.
Несмотря на благоприятные внешние обстоятельства, дело шло далеко не гладко. Вот что наблюдал Вейцман: «Мне довелось быть в Палестине, когда туда начали прибывать первые эмигранты из Германии. Это были немецкие евреи, люди, привыкшие к размеренной спокойной жизни, в большинстве своем из деловых или профессиональных кругов. Они были совершенно потрясены событиями, более или менее привычными для восточноевропейского еврейства… И свою трагедию, тогда еще напоминавшую притеснение евреев в царской России, воспринимали гораздо тяжелее. И вот эти-то люди начали массами прибывать в Палестину в 1933–34 годах… Я побывал на пасхальном седере в Хайфе, где собирались только что прибывшие немецкие эмигранты. Они пели „Ха-Тикву“ (это наш гимн — „Надежда“), и, хотя мелодия была довольно радостной, пение напоминало скорее погребальный плач, а на лицах этих людей можно было отчетливо прочитать глубокую ностальгию. Всего немного лет назад эти люди чувствовали себя в полной безопасности, они представляли собой большую социальную и интеллектуальную силу. Теперь они были лишены всего. Они прибыли в страну, к которой не испытывали почти никакой привязанности, были вынуждены начать строить новую жизнь (некоторые в пожилом возрасте) при отсутствии удобств, к которым они привыкли».
Итак, по Земле Израильской бродили тысячи людей, у которых не было и не предвиделось в будущем перспектив найти работу по специальности. Все эти инженеры, врачи, юристы оказались никому не нужны в отсталой стране. Вот анекдот тех дней. Два немецких еврея работают на стройке. Один другому передает кирпич: «Данке шен, герр профессор». — «Битте шен, герр доктор». («Спасибо, господин профессор». — «Пожалуйста, господин доктор».) Лет через шестьдесят этот анекдот снова стал актуален. Но Земля Израильская была уже другой. И почти все «русские» довольно быстро устроились. Тогда же казалось, что этого не будет вовсе. На самом-то деле это случится — в войну у нас начнется экономический бум: будем выполнять заказы британской армии. Но тогда трудно было это предвидеть. Это были объективные и неизбежные сложности. Однако «немцы» жаловались и на плохое отношение окружающих. Они казались себе несчастными, а над ними смеялись, и нередко зло. Их угнетали тоска по «утерянному раю» — Германии, незнание языка, привязанность к немецкой культуре… Однажды, уже после начала Второй мировой войны, австралийские солдаты устроили в Тель-Авиве небольшой погром, учинив скандал в кафе, принадлежавшем немецким евреям, потому, что увидели там меню на немецком языке.
Вот еще анекдот середины 30-х годов. Писатель Ремарк покидает гитлеровскую Германию. Его спрашивают, не боится ли он на чужбине умереть от тоски по своей немецкой Родине? Нет — отвечает Ремарк, — я ведь не еврей!
Напомним, что «немцы» получали сертификаты в первую очередь, как находящиеся под наибольшей угрозой. В отношении же евреев из Восточной Европы считалось, что они находятся в относительной безопасности, поэтому и сертификаты им получить было сложнее. С формальной точки зрения все логично. Но что должен был думать польский «халуц», получивший сертификат после 3–4 лет «хахшары», глядя на «немца», тосковавшего по Германии? А думал он примерно следующее: «Из-за этих гадов мой лучший друг (или подруга) до сих пор не получил сертификата. А ведь он (или она) годами находился ради этого в тяжелых условиях. А этим „немцам“ сертификат просто так дали! А зачем? А за что? Подумаешь, антисемитизм в Германии поднял голову. Разве мы его в Польше не видели?» И рассказывал о «немцах» всякие гадости. Например, какая-то «немка», доведенная до отчаяния ивритом, завопила: «Вот придет сюда Гитлер, он вас научит человеческому языку!» Или какой-то богатый немецкий еврей сумел с помощью сионистов вывезти состояние, а потом, получив деньги, заявил им: «Да пошли вы… Меня теперь с деньгами и в Австралии возьмут!».
Немецких евреев прозвали «йеке». (Jecke по-немецки значит дурачок, шут гороховый). Первоначальное обидное значение прозвища сегодня уже забылось. Йеке теперь называют у нас педанта, чистюлю.
В общем, много было сложностей. Что ж, каждая большая волна алии в начале вызывает трудности, а уж потом приносит пользу.
Сейчас я расскажу историю полулегендарную. За точность деталей не ручаюсь. Но в главном она правдива, хотя и невероятна на первый взгляд.
Дело в том, что человек, отвечавший за еврейский вопрос в нацистской Германии первые 3 года, не был зверем. Движения вроде национал-социализма, коммунизма и т. д. могут поначалу захватывать и приличных людей. Но приличные люди там — недолгие гости. Особенно, если такой человек займёт положение хоть чуть выше рядовых партийцев. И в силу этого будет лучше осведомлён и даже уполномочен принимать какие-то решения.
Итак, Мительсдорф. (В одном месте я прочел Мительштейн, однако речь явно шла о том же человеке.) По профессии он был инженер-строитель. А в национал-социалистическом государстве 3 года отвечал за решение еврейского вопроса. Он, кстати, и взял на работу А. Эйхмана, очень старательного и прилежного чиновника. Эйхман все делал основательно, еврейский вопрос он тоже принялся тщательно изучать, даже брал уроки иврита. Это потом породило легенду, что он — палестинский немец. Ведь были и такие, они переселились к нам в 1868 году. В 1940 году англичане 2 000 человек из них депортировали в Австралию. Однако Эйхман был отнюдь не из наших мест.
Но вернемся к Мительсдорфу. Этот человек полагался больше на убеждения и нередко даже выручал какого-нибудь еврея, влипшего в неприятности. Но всегда при этом говорил ему: «Уезжайте отсюда, чем быстрее, тем лучше. Езжайте в свою страну или куда хотите, но не медлите». И были в Израиле семьи, поминавшие его потом добрым словом. Мительсдорф придумал следующее. Фирма «Опель» выпустила новую легковую машину, и он в рекламных целях взялся совершить на ней поездку по Земле Израильской. В поездке написал ряд очерков. Целью его было, кстати, и желание подзаработать: имея дело с евреями, жил он на свое скромное жалованье. Взяток не брал.
Поездка состоялась в 1935 году. И вот тут есть некая неясность. Одни авторы говорят, что Мительсдорф взял с собой Эйхмана, но тот доехал только до Хайфы, куда они прибыли с новым «Опелем». В поездках по стране Эйхман почему-то не участвовал. Другие пишут, что он и вообще тогда у нас не был, а побывал в Хайфе только в 1937 году. Третьи утверждают, что Эйхман вообще не был в Хайфе: подъехал к ней в 1937 году, но английские власти не разрешили высадку из-за беспорядков. (О них дальше).
В общем, участие Эйхмана в путешествии неясно. Но поездка Мительсдорфа сомнений не вызывает. Он хорошо поездил по стране Израиля и опубликовал ряд очерков. Сионистскую деятельность оценил очень высоко, кибуцы ему особенно понравились, и евреи, читавшие его очерки, должны были понять, что ехать к нам стоит. Видимо, в основном для этого все и было затеяно. Но вскоре после его поездки, в начале 1936 года, высшие нацистские деятели получили доклад Эйхмана, который с цифровыми выкладками (основательный был человек) доказывал, что методами Мительсдорфа еврейский вопрос в Германии не будет решен еще долго, так как евреев выезжает не так уж много и нет тенденции к росту их эмиграции. А посему предлагалось взяться за них покруче. Это предложение было одобрено. Мительсдорфа прогнали. Эйхман занял его место. Ему, правда, сказали не усердствовать, пока не пройдут Олимпийские игры. Вот после них можно будет развернуться вовсю. А Мительсдорф вернулся к работе инженера-строителя. Ничего страшного с ним не сделали: после «ночи длинных ножей» Гитлер не репрессировал нацистов. Мительсдорф погиб на фронте в 1941 году.
Разные факторы влияли на эмиграцию из Германии. Понятно, что горькие письма с Земли Израильской ей не способствовали. Однако дело было не только в этом. Эмиграция на Землю Израильскую колебалась вместе с эмиграцией в другие страны. А некоторые евреи умудрялись проскальзывать туда, несмотря на все антииммиграционные законы. И там многие попадут в лапы к Гитлеру во второй раз, как семья Анны Франк, например.
Главное же заключалось в том, что происходило в самой Германии. Евреи приспосабливались к новой горестной реальности, пока на них не обрушивалась новая порция бед. Тогда эмиграция снова оживлялась. Сказывалось и то, что более решительные уехали в 1933 году. Оставались инертные или очень любившие Германию. Они ещё наделись, что их прошлая благополучная жизнь скоро вернется.
С 1934 года развернулась уже по-настоящему «алият-ха-ноар» — алия подростков из Германии. Британские власти согласились выдавать для них сертификаты по особой графе — подростки пока что не нуждались в рабочих местах. Их приезд зависел от наличия мест, где были готовы их принять. Такие места энергично создавались. Многих подростков приняли к себе кибуцы.
Во главе дела встала Генриетта Сольд, до этого организовавшая «Хадассу» — женскую сионистскую организацию, опекавшую больницы. Возраст Генриетты был хорошо за 70, но не время было для отдыха. Началось создание детских учреждений, финансовая помощь для которых приходила с Запада. «Не было бы счастья, да несчастье помогло» — возросла еврейская солидарность в ответ на власть в Германии Гитлера. Тем более что экономический кризис пошел уже на спад. Показательно было, что Сольд оказалась из тех, кто в 1932 году возражал против приезда из Германии 12 подростков без родителей. Теперь она действовала с энергией, поразительной для ее возраста. Трижды посетила она гитлеровскую Германию, причем каждый раз для этого требовалось разрешение гестапо. Встречи с родителями происходили в синагогах, обязательно в присутствии гестапо. Но гестаповцы не мешали — отъезд евреев тогда еще считался желательным.
Начиная с 1934 года до начала войны к нам прибыло 5 000 подростков без родителей, и дело этим не кончилось. Мир в те годы быстро менялся!
Много позже, когда англичане почти закроют «ворота» Земли Израильской, в промежутке между «Хрустальной ночью» и началом войны, этот же прием — просьба впустить подростков, еще не претендующих на рабочие места, — будет использован британскими гуманистами. В Англию въедет 10 000 подростков, евреев и полуевреев — «киндертранспорт» из Германии, а также Австрии и Чехии, уже захваченных Гитлером к тому времени[28]. Их примут в еврейские и нееврейские семьи, где они иногда окажутся на положении домашней прислуги. Так или иначе — это будет спасением. Первый «Киндертранспот» отправился из Берлина 1 декабря 1938 года. В нём было 196 детей. Большинство — бывшие обитатели еврейского детского дома, только что (9 ноября 1938 года, в «Хрустальную ночь») сожженного нацистами.
Но случалось и так, что в последнюю минуту отъезд ребёнка отменялся — многие тогда наивно думали, что в тяжелый час родителям и детям лучше держаться вместе.
Ещё был план — отправить 20 000 еврейских детей в США. Но это не удалось сделать. Слишком много противников оказалось в Америке у этого плана. «20 000 прелестных детей очень скоро превратятся в 20 000 противных взрослых», — сказала кузина президента Рузвельта.
С начала 30-х годов алия шла по нарастающей. Вот приблизительные цифры: 1931 год — около 5 000 человек, 1932 год — около 10 000 человек, 1933-й, после прихода Гитлера к власти, — 30 000, 1934-й — 40 000, 1935-й — около 62 000. Все сертификаты, остававшиеся от «немцев», немедля забирали «ост-юде» — восточноевропейские евреи. «Капиталистов» среди них практически не было. Сертификатов по графе «рабочие по трудовой лицензии», то есть такие, для которых есть место работы, для них очень сильно не хватало.
Были и другие графы. Уже знакомый нам будущий премьер-министр Израиля Ицхак Шамир въехал в страну по графе «студент». Но тут тоже нужны были деньги. Хоть и меньше, чем для «капиталиста». Надо было заплатить вперед за год учебы и еще внести залог, как денежную гарантию будущего усердия. Шамир писал впоследствии, что его семья, не считавшаяся в местечке бедной, лишь с огромным трудом, влезши в долги, собрала ему нужную сумму, без которой он не получил бы сертификата. А все остальные родственники остались в Польше и погибли там, возможно, даже от рук соседей — поляков. Впрочем, этого он точно не знал. Они (родственники) мечтали уехать, но, как признавал сам Шамир, упустили время. Надо было ехать в догитлеровскую эпоху.
В восточноевропейском еврейском фольклоре есть масса «отъездных» историй, некоторые из которых мне довелось выслушивать в конце 70-х годов. Чаще всего тут встречаются два сюжета. Первый, в котором семья отсылает с глаз долой непутевого сына в 20-е годы, когда это было еще легко сделать, и он, попав за океан, выживает, а более достойные гибнут. Кстати, этот вариант обыгран Ирвином Шоу в «Молодых львах» — отец Ноя. Второй: действие обычно происходит в 30-е годы. Ангелоподобная девушка должна уехать за океан, но все срывается в последнюю минуту — не пускают родители, вспыхивает любовь и т. д. Она остается и в дальнейшем погибает.
Вернемся к сионистам Восточной Европы первой половины 30-х годов. Им становилось все яснее, что облегчения с сертификатами не предвидится, ибо в Германии нацизм приобретает свирепые формы и сертификатов требуется все больше. Остается пробираться нелегально. И в 1934 году такие попытки уже предпринимались.
Зафрахтовав греческое пассажирское судно «Велос», на него сели 350 молодых людей — евреев из Польши, Литвы и Латвии. Это называлось «экскурсией студентов по Средиземному морю». Опыта в таких делах еще не было. В конце концов высадить людей на Земле Израильской удалось, но двое из приплывших утонули — перевернулась лодка, ибо высадки производились по ночам и в спешке. Несмотря на гибель людей, решено было высаживать новую партию.
Снова загрузили судно молодежью, снова оно подошло к нашим берегам. Но британцы что-то пронюхали: к берегу удалось подойти лишь один раз, и высадилось только 50 человек. После этой неудачи попытки нелегальных высадок с кораблей были на время оставлены. В первую очередь потому, что нельзя было ставить под угрозу отношения с англичанами, тогда еще хорошие. Те, которые были на «Велосе» и не высадились, все в 1935 году получили сертификаты и въехали легально. Положение еще не стало отчаянным. Рейсы «Велоса» были организованы «Хаганой» (то есть социалистами). Около этого времени и ревизионисты организовали нелегальный въезд небольших групп евреев, как морем, так и с севера, через ливанскую границу. (Ливан был тогда французским.)
В 1935 году в Стране Израиля состоялась вторая «Маккабиада» — общееврейский спортивный праздник. (Первая была в 1932 году.) На праздник съехались еврейские спортсмены со всего мира, а уехали после Маккабиады не все. Некоторые нелегально остались. Большинство из делегаций Болгарии и Литвы.
Но, в целом, в первой половине 30-х годов нелегальная алия серьезной роли еще не играла.
Как бы ни жаловались мы на нехватку сертификатов, но цифры, приведенные в начале предыдущей главы, следует признать блестящим достижением. 1935-й был последним относительно благоприятным годом для алии. В начале 1936 года казалось, что все будет продолжаться так же. Потенциал алии только возрастал.
Как я уже писал, в Польше в это время умер Пилсудский, что было для евреев неблагоприятно. В Германии же осенью 1935 года был принят ряд знаменитых нюрнбергских расистских законов, по сути лишивших евреев гражданских прав и поставивших их в унизительное положение. Официально это называлось «Законом о защите немецкой крови и чести». Так что желающих ехать хватало. Но на сей раз ничего из наших широких планов не вышло — восстали до этого тихо взиравшие на алию арабы.
Что же сделало их вдруг столь храбрыми? Конечно, им не нравилось прибытие евреев. Но чем, собственно, мы им так уж насолили? Существует сказка, которую я нередко слышал еще в СССР. Иногда слышу и теперь, от левых. Это рассказ о том, как евреи, купив землю у арабского помещика, (а часть богатых арабских землевладельцев вообще проживала не в Земле Израильской, а в Бейруте, Александрии и т. д.), изгоняли веками живших на той земле арабских крестьян-арендаторов, обрекая несчастных на голод и нищету, хотя, вроде бы, действовали по закону. Эту историю повторяют уже более 80 лет, и даже среди евреев есть такие, что ей верят. Между тем она имеет мало общего с действительностью.
Начнем с того, что первые вспышки антиеврейской борьбы произошли в 1920–1921 годах, когда мы купить-то еще ничего не успели! А теперь о фактическом состоянии дел к середине 30-х годов. Арабы много разглагольствовали на эту тему, но когда англичане начали разбираться, выяснилось, что таких случаев отнюдь немного. Во-первых, арабские вельможи продавали прежде всего землю, которую не могли освоить, — болота, пустыни и т. д. Крестьян там не было. Во-вторых, нередко арабы продавали евреям земли, владельцами которых стали буквально накануне — к началу английского правления в Стране Израильской было много бесхозных необрабатывавшихся земель. Конечно, это были не лучшие земли. Английская администрация считала их государственными. Сионисты наивно полагали, что хотя бы часть этих земель им передадут бесплатно. Но не тут-то было! Евреям пришлось за эти земли платить. А вот арабы, действительно, часто получали их даром[29]. Что вызвало гневные протесты Жаботинского. Но сплошь и рядом арабы даже не пытались осваивать подаренные земли, а продавали их евреям. В тех же совсем не частых случаях, когда арабских крестьян все-таки выгоняли, они получали компенсацию (по закону о защите прав земледельцев, принятому англичанами в 1922 году), что для евреев значительно повышало цену на землю. И когда потребовалось представить англичанам крестьян, обездоленных евреями, с трудом наскребли 300 семей. Евреи тут же заявили, что если речь идет только об этом, что если из-за этих семей весь сыр-бор, то они, евреи, берутся мигом решить проблему, трудоустроив этих арабов в обмен на спокойствие…
Стоит особо отметить, что не все деньги, полученные арабами от евреев, пускались по ветру. В отчете английской комиссии Пиля (1937 год, см. дальше) отмечался рост арабской экономики за годы мандата. Уменьшилось количество заброшенных и неиспользованных земель в руках арабов. Площадь окультуренных земель в их владениях росла. Очень сильно увеличилось за это время количество арабских цитрусовых плантаций и оливковых рощ, а также других сельскохозяйственных угодий. В городах появилась мелкая и даже средняя арабская буржуазия, частью христианская. (Вообще годы английской власти в Стране Израиля были хорошим временем для арабов-христиан). Бывали случаи, когда евреи работали у арабов, но, конечно, чаще бывало наоборот. Состоятельные арабы покупали акции еврейских компаний.
Этому относительному расцвету способствовали разумная политика мандатной администрации, пример евреев, возникновение рынков сбыта продукции сельского хозяйства в выросших еврейских городах, но в основном — полученные от евреев деньги (большей частью плата за не обрабатывавшиеся до того земли).
Но самое интересное то, что за Иорданом, где закрепился эмир Абдалла, где евреев не было, арабы их приглашали! Можно сколько угодно говорить о недостаточно быстром экономическом развитии страны при сионистах. Но к началу 30-х годов всем было понятно, что там, где нет в нашем регионе евреев, там нет развития. Нефтяной бум ведь еще не начался. И стали заиорданские арабы приглашать еврейских колонистов, обещая продать землю, предоставить защиту в случае неприятностей. Эмир Абдалла выступил с этой инициативой при полной поддержке своих подданных. Англичане воспротивились этому, ссылаясь на проблемы безопасности, но многие заиорданские арабы приходили к нам на заработки. Немало их было, например, на заводах Мертвого моря.
Эмир Абдалла охотно и с выгодой для себя согласился на строительство ГЭС на Ярмуке — восточном притоке Иордана[30]. Есть анекдотический рассказ на эту тему. Рутенберг объясняет Абдалле на местности, где тут будут стоять машины мощностью в 6 000 лошадиных сил. А эмир говорит, что тут 6 000 лошадей не разместить, замечая: «Уж в лошадях-то я понимаю!» Скорее всего, вранье. Дураком Абдалла не был.
Всегда был и остается самый убедительный довод против обвинения сионистов в арабских бедах — быстрый рост арабского населения. И это стало особенно заметно в 20–30-е годы, потому что рождаемость по-прежнему оставалась высокой, но теперь падала смертность, в частности детская и рожениц. Отступила, наконец, малярия. И все это сделали евреи. Но не в меньшей степени рост населения был обусловлен миграцией арабов из соседних стран, а иногда и из неблизких: только на Земле Израильской и существовала экономическая жизнь с возможностью заработка. Повторяю, что нефтяной бум еще не начался, хотя кое-где, например в Ираке, уже приближался.
Последняя массовая миграция арабов происходила незадолго до их восстания 1936–1939 годов. В 1929 году в Сирии случилась страшная засуха. Выпало не более четверти среднегодового количества осадков. И тогда, в начале 1930 года — уже после вспышки волнений 1929 года — к нам двинулись толпы голодных людей. Кстати, еврейский и арабский пролетариат Земли Израильской проявил в тот час истинный «пролетарский интернационализм»: представители рабочего класса все, как один, требовали этих людей не впускать — собьют цены на рабочую силу.
Но их все-таки пустили. Они были самыми бедными и несчастными среди арабов. Соглашались на любую работу, за любую плату. О них мы еще вспомним. Евреи называли их «харанцы» — согласно библейскому названию Сирии — Харан.
Но и в относительно благоприятные годы арабы просачивались к нам. В 1933-36 г.г. из Ирака, Сирии, Трансиордании, даже из Аравийской пустыни, на Землю Израиля, переселилось, правдами и неправдами, более 30 тыс. арабов.
Пожалуй стоит поговорить об этногенезе палестинских арабов. Они любят рассказывать, что предки их жили на Земле Израиля много поколений (веками!). Такие среди них безусловно есть. Однако их меньшинство. В середине XIX века страна была заброшена и пустынна. Население было в основном арабское, но малочисленное, уменьшавшееся за счёт эмиграции.
Во второй половине XIX века началась эпоха «махаджирства» (перемещения), длившаяся до Первой Мировой войны. Явление это сыграло значительную роль в истории Ближнего Востока. Суть в том, что Османская империя совсем ослабела и беспрерывно теряла земли. На неё наступали Россия и Австро-Венгрия. Балканские народы добивались независимости. Из потерянных турками регионов хлынули толпы мусульманских беженцев. Особенно из Крыма, Боснии, Болгарии, Крита и Кавказа. И раньше случались перемещения групп мусульман по разным причинам. Но теперь процесс шел беспрерывно до самого начала Первой мировой войны. В большинстве они оседали на севере Османской Империи, т. е. в Малой Азии. Но и до наших мест долетали брызги тех волн. И в Стране Израиля селились те беженцы. Все они, кроме черкесов, в настоящее время, ассимилированы арабами.
Другая значительная волна арабских переселенцев — «муграби» (магрибинцы), прибыла к нам в XIX в. из Северной Африки (т. е. из Магриба — ныне Алжир, Тунис). Они не пожелали терпеть власть Франции, установившуюся там вместо турецкого суверенитета. Были в XIX веке мусульманские переселенцы и из других регионов.
А во времена английского мандата арабов уже притягивала в Страну Израиля экономическая деятельность сионистов.
Итак, арабское население Земли Израильской росло. И росло в 20-30-ые годы гораздо быстрее там, где были евреи. Например, в Хайфе, Яффо, Иерусалиме этот рост происходил куда быстрее, чем в Шхеме (Наблусе), Хевроне, откуда евреев выжили, и Бэйт-Лехеме (Вифлееме). Это отнюдь не радовало сионистов, но сам по себе факт свидетельствовал о том, что евреи были не так уж страшны для арабов, ибо экономически огромное большинство арабов только выигрывало от нашего присутствия. А в плане здравоохранения — тем более.
На это и рассчитывали англичане. И многие евреи. Все они изначально наивно верили, что арабы смирятся с еврейским присутствием в Земле Израиля из-за экономического роста страны. И соответственно роста благосостояния арабского населения. Однако здесь уже действовали иные мотивы. Ну, не хотели многие арабы «ни меда нашего, ни жала». Не хотели видеть, как создается тут же, рядом с ними, другой, чуждый им мир, энергичный и напористый, оттесняющий их на второй план. Не хотели становиться меньшинством и понимали, что в этом — цель евреев. И ничто не могло изменить их взглядов. Напрасно Бен-Гурион искал в первой половине 30-х годов контакты с арабскими лидерами.
Свою роль в разжигании антиеврейских настроений среди арабов сыграла и нацистская агитация. Во второй половине XIX века на Земле Израильской поселилась (по христианским религиозным соображениям) группа немцев-протестантов, около 3000 человек. Они называли себя «темплерами». (Не путать со средневековыми тамплиерами — «рыцарями Храма».) Жили эти немцы замкнуто. Ни с арабами, ни с евреями не сближались. Считается, что в конце XIX века, в эпоху первой алии, они сыграли положительную роль, показав своим примером, что экономическое преуспевание достижимо на Земле Израильской.
С 1932 года (т. е. еще до прихода Гитлера к власти) среди темплеров начала распространяться нацистская идеология. В дальнейшем они повели соответствующую агитацию среди арабов, распространяя среди них «Майн кампф» и прочую нацистскую литературу. В гитлеровской Германии ее издавали в переводах на многие языки. В том числе и на арабский. Так что в первые годы, в политике гитлеровцев по отношению к евреям, было некоторое противоречие. С одной стороны евреев побуждали к эмиграции из Германии. Куда угодно, в том числе в Страну Израильскую. С другой стороны — стимулировали юдофобию всюду. В том числе на Земле Израильской. Антисемитизм всегда логикой не блещет.
Во время Второй Мировой войны англичане депортировали темплеров в Австралию.
Итак, арабы были недовольны. Но недовольны они были задолго до 1936 года, хотя и сидели относительно тихо. Боялись Британской империи, в этот момент дружественной евреям. (Кстати, после трагических событий 1929 года англичане увеличили свои военные и полицейские силы на Земле Израиля.) Отдельные инциденты в эти годы случались, но они оставались изолированными. Массового выступления арабов не наблюдалось — ничего нельзя было поделать с «железной стеной».
Стоит все же упомянуть об одной арабской попытке начать вооруженную борьбу до 1936 года. Она в сущности не удалась, но героическая смерть ее руководителя, Аз эд-Дина эль-Касама, сделала из него национального палестинского героя.
Аз эд-Дин эль Кассам был выходцем из Сирии, участником тамошнего антифранцузского движения 1920 года. По общему мнению этого человека отличала высокая мораль, личная храбрость и мусульманская богословская ученость. После установления французской власти в Сирии он поселился в Хайфе, где служил всего лишь мелким чиновником тамошнего шариатского (т. е. религиозного мусульманского) суда. Но «не место красит человека». Это был мусульманский фундаменталист высшей пробы. По сравнению с ним и муфтий мог показаться умеренным и похоже побаивался его! Аз эд-Дин эль Кассам проводил активную пропаганду вооруженной борьбы с евреями и англичанами и основал для этих целей «Общество молодых мусульман». Вскоре после начала им террористических операций в 1935 году, будучи окружен с небольшой группой своих людей английской полицией около Шхема (Наблуса), он отверг предложение сдаться и приказал своим людям «умереть мученической смертью во имя ислама». Все пали в бою. Больших волнений тогда не произошло. Однако, вокруг его жизни и гибели сложились легенды. В 90-ые годы XX в. его именем назвали военную организацию Хамаса и производимые ей ракеты.
Но к весне 1936 года от былого почтения к Британии не осталось и следа. Вот как это произошло. В Лондоне уже в первой половине 30-х годов возобладали сторонники «политики умиротворения», то есть любители мира и тишины. Пацифисты и социальные реформаторы, уверенные, что дела лучше решать миром, путем компромисса, что «худой мир лучше доброй ссоры». Что «на войне не бывает победителей, а только проигравшие». Все это хорошо звучит в теории, но в жизни поощряет агрессоров. Обычно «политику умиротворения» связывают с именем Невилла Чемберлена. Но началась она еще до него. Да и не мог бы он ее проводить в демократической Англии, без поддержки многих сторонников. Кстати, возрождение германской военной мощи тоже началось еще до прихода к власти Гитлера.
Итак, «умиротворение». Оставим пока в покое Японию, ее взаимоотношения с Китаем складывались вдали от нас. В нашем же регионе «умиротворение» впервые проявилось в 1934 году. И на первый взгляд не имело отношения к евреям. Есть в наших краях такая страна — Ирак, до 1932 года находившаяся под мандатом Англии. (Это государство выкроил из бывших турецких владений Черчилль в 1921 году). С 1932 года Ирак стал независимым, хотя и оставался в сфере британского влияния. Там по-прежнему существовали английские базы, были расквартированы войска. Правил там еще с начала 20-х годов наш старый знакомый — Фейсал. С ним мы уже встречались. Правил, надо сказать, разумно. Но вековую отсталость не ликвидируешь за короткое время. Тем более что нефтяная эра еще не наступила, хотя уже приближалась. Англичане в 1932 году начали строить огромный нефтепровод Киркук — Хайфа, то есть от севера Ирака до Хайфы. Этот нефтепровод еще будет играть роль в моем рассказе, поэтому поговорим о нем.
Англичане хотели иметь нефтепровод только в своем владении и отказались от мысли проложить его кратчайшим путем — через Сирию, в то время бывшую под французским мандатом, или через ататюрковскую Турцию, страну, Англии не дружественную. Сейчас там проходят нефтепроводы. Но мы говорим о 30-х годах. Да и ненависть Хашимитов к Франции сказалась. Хашимиты — это фамилия Фейсала и Абдаллы, которые правили тогда соответственно Ираком и Иорданией. (Об этой арабской династии и их вражде с Францией рассказано в биографии Трумпельдора. А также в гл. 18 этой книги.) Короче, нефтепровод шел в обход Сирии. С севера Ирака на юг, потом через Иорданию, затем у нас через Галилею к Хайфе. Это важно в свете описываемых событий.
Был этот нефтепровод (вступит в строй в 1935 году и «Таймс» назовёт его «сонной артерией Британской империи») по тем временам техническим чудом. И чудом дорогим. Протяженность его была 942 км., а пропускная способность 2 млн. тонн нефти в год. Цифры для 30-ых годов огромные. Он сильно способствовал развитию Хайфы, где был построен нефтеперегонный завод. В ходе Второй мировой войны Хайфа стала важной британской военно-морской базой, а пропускная возможность нефтепровода, снабжавшего английский средиземноморский флот и армию, возросла в 1940 году до 4 млн. тонн.
В Ираке жили преимущественно арабы, курды, айсоры, евреи. Айсоры — ассирийцы — это наши старые знакомые. Они-то и оказали помощь Англии в 1918 году, во время Первой мировой войны[31], и в начале 20-х годов, когда Англия наводила порядок в Ираке. Бунтовали там то арабы, то курды. Между собой они уже тогда не ладили, что облегчало задачу англичан. Но положиться Британия до 1923 года могла только на одну местную силу — айсоров. «Наш самый маленький союзник», — так называли англичане немногочисленных айсоров. Они христиане. Вот им-то и было суждено стать первой жертвой арабского национализма. Но пока правил Фейсал, он старался не разжигать в многонациональном государстве вражды между народами. Еврейская община там была большая и древняя — со времен вавилонского изгнания (VI век до н. э.). Евреям, в частности, не на что было жаловаться при Фейсале. Министр финансов у него был еврей. Правда, после событий 1929 года активную сионистскую деятельность в Ираке запретили. Но отношение к евреям оставалось терпимым.
К сожалению, в 1934 году Фейсал умер, а его сын на него нисколько не походил… Долго было бы рассказывать всю историю айсорской трагедии в Ираке в 1934 году. Айсоры пытались сопротивляться, но силы были неравны. Англичане предпочли не вмешиваться во «внутренние дела» Ирака. Зачем им головная боль? Нефтепровод, строительство которого подходило к концу, был важнее. Бог с ними, со старыми друзьями. Главное — не ввязаться в конфликт. Айсоры пытались пробиться в Сирию, но французы их не пустили. Правда, полностью шума избежать не удалось, скандал все-таки разразился. В Лиге Наций обсуждалось массовое изнасилование маленьких айсорских девочек иракской солдатней. Поговорили, повозмущались. Ирак дал какие-то заверения… Дорого обошлось Англии это «умиротворение». Во время англо-германского противостояния прогитлеровски настроенные арабские националисты в Ираке вспомнят инертность и слабость проявленные Англией. Но это выходит за рамки моей сказки.
Сейчас важно другое: в 1934 году в нашем регионе увидели, что Англия ради того, чтобы избежать конфликта, предает своих друзей. Это лондонский обыватель едва слышал об айсорах, и то только потому, что в Лиге Наций о них говорили. На Востоке же их хорошо знали. И из их трагической судьбы сделали выводы.
Конечно, сама по себе история с айсорами не могла бы поколебать престижа Британской империи, если бы это был изолированный факт. Но он оказался лишь первым в ряду событий, в которых «умиротворители» себя проявили, ибо за 1934 годом последовал 1935-й, принесший итало-эфиопскую войну — событие намного более крупное, чем «ассирийский вопрос в Ираке».
Но вернемся немного назад. С лета 1934 года Муссолини считался противником Гитлера, как ни странно это звучит сегодня. Но так было… Этим летом в Австрии вспыхнул нацистский мятеж. А еще раньше — была попытка коммунистического мятежа. Нацистский мятеж тогда не удался, но осталась опасность вторжения германских войск, ибо в Германии Гитлер уже находился у власти. Тут-то Муссолини и проявил похвальную оперативность. К австрийской границе были передвинуты итальянские войска с обещанием австрийскому правительству полной поддержки в борьбе против Гитлера. И немцы сыграли отбой. Германия еще только-только начала восстанавливать свой военный потенциал. Война в эту минуту не входила в планы Гитлера. Муссолини чувствовал себя героем — заставил отступить немцев! Роль защитника Европы от нацизма ему нравилась. Он заключил договоры с Англией и Францией, публично с презрением отзывался о немцах и нацизме: «Тридцать веков истории позволяют нам с сожалением смотреть на некоторые доктрины, возникшие за Альпами и разделяемые людьми, предки которых еще не умели писать, в то время как в Риме были Цезарь, Вергилий и Август». Любил Муссолини вспоминать о славе древнего Рима, наследником которого себя считал!
Антисемитизм не в итальянских традициях. Многие итальянские евреи в XIX веке участвовали в борьбе за освобождение и объединение Италии. И в возникшем тогда Итальянском королевстве у евреев были все права. Их возводили в рыцари, давали титулы, назначали на важные посты и т. д.
Надо заметить, что сам Муссолини антисемитом не был. Имел любовницу еврейку — Маргариту Царфатти, помогавшую ему писать научные труды. Да и в итальянской фашистской партии насчитывалось в то время несколько сотен евреев. Так что роль противника Гитлера ему подходила. Он играл ее год с небольшим. В этот период его посетил с дружеским визитом Вейцман. То была их третья встреча, наиболее известная.
В дни, когда советская пропаганда видела в Израиле врага номер один, когда на каждого гражданина Израиля, включая арабов, приходилось по 9 экземпляров антисионистских книг и брошюр, вспоминали и визит Вейцмана к Муссолини. Разумеется, не указывая особенности того периода, в который это произошло. Забыли также сообщить, что и СССР тогда имел хорошие отношения с Италией. Политические и экономические.
Еще в начале 20-х годов советская дипломатия умело играла на недовольстве ряда стран Версальской системой, то есть итогами Первой мировой войны. Тогда установились нормальные отношения с Германией (еще догитлеровской). Второй большой страной, пошедшей на сближение с большевиками, стала Италия (уже фашистская). Там считали, что получили за участие в войне меньше, чем им следовало. На чем и сыграли советские дипломаты. А выступление Муссолини против Гитлера в середине 30-х годов Москву порадовало — Гитлер и Сталин тогда еще не дружили.
Именно Италия была в те годы основным иностранным поставщиком кораблей, механизмов и вооружения для советского венного флота. Ещё царская Россия размещала военно-морские заказы в Италии, тогда либеральной парламентской монархии. Большевики продолжили и сильно расширили этот бизнес, но уже с Италией Муссолини.
А так как огромное большинство людей, во времена после Шестидневной войны, этих обстоятельств уже не знали, и воспринимали Муссолини как простого гитлеровского прихвостня, то визит Вейцмана к нему служил хорошим примером вредоносности сионизма.
Муссолини в то время враждебности к сионизму не проявлял. О считал всё, что способствует экономическому прогрессу Средиземноморья потенциально полезным для Италии. А сионистов впечатляли его успехи в деле орошения засушливых земель и осушения малярийных болот. Это был вдохновляющий пример для Земли Израиля.
Говорят, сам Муссолини все время хотел познакомиться с Жаботинским, учитывая, что Жаботинский до Первой мировой войны несколько лет прожил в Италии, любил эту страну и ее язык. Но Жаботинский уклонился от чести быть принятым Муссолини.
Дружба с итальянцами имела для нас значение лишь в одном важном вопросе. А именно: есть в Италии город Триест. 200 лет он был главным выходом к морю огромной страны — империи Габсбургов (Австро-Венгрии). Когда-то это был один из крупнейших портов Южной Европы, возвышение которого в XVIII веке нанесло последний сокрушительный удар по Венеции. Первая железная дорога в империи Габсбургов соединила Вену с Триестом. Накануне Первой мировой войны он соперничал с Одессой, Генуей, Марселем. В те времена именно Триест был самым крупным портом по торговле с Землей Израильской. Уже тогда через него к нам ехали евреи. В основном это были люди нелегально покинувшие Российскую империю. Большинство же евреев в те годы прибывало к нам через Одессу.
Но в Триесте жило много итальянцев (приблизительно половина населения города). Они присутствовали во всех слоях общества от работяг до капиталистов. И мечтали об объединении с Италией. Рупором этих людей в итальянском парламенте стал еврей, уроженец Триеста. В Австро-Венгрии во времена Франца-Иосифа власти евреев не обижали. Но это не мешало вышеупомянутому парламентарию гореть итальянским национализмом. Вот образец его красноречия: «Мои бедные братья, порабощенные австрийцами, ждут и надеются, что наша великая общая Родина — Италия — вспомнит, наконец, о нас, о своих детях[32]».
И вот свершилось: в результате Первой мировой войны Триест стал итальянским! Тут-то его звезда и закатилась: перестав быть морскими воротами огромной страны, он начал приходить в упадок. Единственно в чем этот порт добился тогда все возраставших успехов — обслуживание сионистов[33]. Теперь все эмигранты Центральной Европы ехали к нам через Триест: «поляки», «немцы» и многие другие. Это было важно для города, поэтому евреями там дорожили. И сионисты этим пользовались. «Хагана» готовилась к грядущим событиям: даже евреи, в конце концов, могут стать менее наивными. Через Триест и в 20-е годы кое-что к нам пересылалось, а уж в первой половине 30-х — в тысячах чемоданов, принадлежавших тысячам евреев, ехавших в это время в Страну Израиля, было не только шмотье. В Триесте багаж набивали пистолетами, патронами — короче, оружием. Делалось это, конечно, нелегально, но соответствующие итальянские службы притворялись, что ничего не замечают. С тех пор у нас очень популярны итальянские пистолеты. И вот, осенью 1935 года, отлаженный канал пришлось быстренько свернуть — и все из-за того, что Италия напала на Эфиопию (Абиссинию).
Итальянцы уже пытались захватить эту страну в конце XIX века, но тогда потерпели позорное поражение. Теперь по мнению Муссолини пришло время для реванша.
Тут уж не скажешь, что это чье-то внутреннее дело. Ибо Эфиопия была в то время общепризнанным независимым государством, членом Лиги Наций. Здесь надо напомнить, что Америка так и не вступила в Лигу Наций, хотя инициатором ее создания и был Вудро Вильсон — президент США в 1913–1921 годах. Ведущим членом Лиги Наций оказывалась Британская империя, которая кроме голоса Англии располагала еще голосами доминионов, особенно в делах заморских. Франция традиционно больше связана с европейским континентом. Так что в первую очередь от Британской империи мир ждал реакции на агрессивные действия Италии. Британия пыталась посредничать. Но Муссолини заявил: «Я не хочу никаких соглашений, пока мне не дадут всего, включая голову негуса». («Негус» — главный титул императора Эфиопии.)
В то время престол занимал Хайме Селассие, претендовавший, кстати говоря, на то, что он — 225-й потомок царя Соломона и царицы Савской. Поэтому один из его титулов был «лев Иудеи», а династия называлась «Соломониды» и считалась самой древней из всех существующих.
Эфиопия (Абиссиния) — государство, имеющее очень почтенную историю. Предания говорят о частых контактах древних евреев с древними эфиопами. Предполагают даже, что эфиопы сперва приняли иудейскую религию, а уж из неё перешли в христианство в IV веке. Потомками тех, кто в христианство не перешел, являются эфиопские чернокожие евреи (фалаши).
Но история Эфиопии до XVI века известна плохо. В первой половине того века, страна подверглась длительному и разрушительному мусульманскому нашествию. При этом мусульмане целенаправленно уничтожали монастыри — книгохранилища и центры летописания. Так что очень мало уцелело документов от более ранних эпох. Приходится довольствоваться преданиями.
Осенью 1935 года развернулась уже большая итало-эфиопская война. Часть Сомали и Эритрея на Красном море давно были в руках итальянцев. Сосредоточив там силы, численно превосходившие эфиопскую армию, итальянцы перешли в наступление. О техническом перевесе итальянской армии спорить не приходилось. Всем было ясно, что, если не вступится Лига Наций, Эфиопии самой не выстоять. Энергично вмешаться, казалось бы, было проще простого, тем более что события развивались в Восточной Африке. Путь туда лежал через Суэцкий канал, находившийся под полным контролем англо-французского капитала, и там стояла английская армия. Муссолини делал заявления, что никакие угрозы его не остановят, что он отвоюет для своей Италии место под солнцем. Мир затаил дыхание… Но ничего не случилось. Итальянские корабли с войсками и техникой спокойно проходили через Суэцкий канал, оплачивая, между прочим, проход по льготному тарифу (из-за массовости).
Лига Наций приняла решение об экономических санкциях. В Италии запрещалось что-либо покупать и запрещалось продавать ей какое-либо вооружение. Это могло бы помочь, если бы эмбарго включало нефть и нефтепродукты, но тут-то и возникли споры. Основным экспортером нефти и нефтепродуктов в Италию были США. Америка не была членом Лиги Наций и враждебности к Италии не проявляла. Кроме того, было ясно, что и Рузвельту, и всем остальным приходится учитывать силу электората американцев итальянского происхождения, которые тогда чуть ли не все были за Муссолини. Негры же, хотя кое-кто из немногочисленной чернокожей интеллигенции и сочувствовал эфиопам, были в большинстве своем малограмотны и разобщены. В итоге было неясно, насколько эффективным окажется нефтяное эмбарго, если Америка его не поддержит. СССР занял выжидательную позицию. Русские, ведь, тоже продавали Италии жидкое топливо и постановили, что если решение о нефтяном эмбарго будет принято Лигой Наций, то и они подчинятся ему, но сами проявлять инициативу не станут. Итальянцы же тем временем беспрепятственно наступали, используя ядовитые газы, рассеиваемые с самолетов, а арабы это видели и наматывали на ус.
Сами эфиопы именно газам (иприту) приписывали свои неудачи. Помимо тяжелых потерь, химические атаки производили на абиссинцев (эфиопов) сильное психологическое действие, вследствие неожиданности и полного неумения бороться с этой опасностью. Тут стоит заметить, что рельеф местности, где итальянцы вели свое главное наступление, идеально подходит для химической войны. Это горная местность, где пути и вообще почти вся жизнь сосредоточены в узких горных долинах. Дороги часто идут по каньонам (ущельям). Это важно и для дальнейшего повествования. А здесь замечу, что это оказалось в 1935–1936 годах благоприятным для применения химического оружия — в таких местах газ медленно развеивается, в силу чего его опасная концентрация быстрее достигается и дольше сохраняется.
Но помимо подавляющего технического превосходства итальянцев была и другая важная причина их успехов. В восточной Африке издавна существовало христианско-мусульманское противостояние. Эфиопия была древняя христианская монархия. Она много веков с переменным успехом боролась с мусульманами. Вражда не утратила остроты и в новейшее время. Мусульман в Эфиопии часто дискриминировали (В разных провинциях это принимало разные формы). На этом и сыграли итальянцы. Их самих местное мусульманское население воспринимало не как христиан, а как иноземцев. Христианами, по понятиям тамошних людей, были именно эфиопы.
И вот, готовясь к войне, итальянские власти сформировали в Эритрее и Сомали (эти земли находились в руках Италии с конца XIX века) полки из местных мусульман. Эти войска, вооруженные и обученные итальянцами, привычные к местному климату, хорошо себя проявили в сражениях. Бились храбро, не считаясь с потерями. Ибо христиан-эфиопов считали своими кровными врагами. А в самой Абиссинии (Эфиопии) мусульмане, подстрекаемые итальянской агентурой, поднимали восстания и вели партизанские действия в тылу эфиопской армии.
Так начался союз фашизма с исламом. Муссолини тут, как и во многом другом, оказался первым. Но не главным.
Все же какие-то трудности в Италии из-за санкций возникли. Но говорят, что полумеры хуже всего — их оказалось недостаточно, чтобы остановить Муссолини, но достаточно, чтобы озлобить его и всю Италию. Ибо Италия в этом вопросе полностью поддерживала Муссолини. Все слои общества, от королевской семьи и до последних оборванцев, охватил энтузиазм. И злоба против Лиги Наций, особенно против ее лидера — Британской империи. Вот тогда-то и началось сближение Муссолини с Гитлером. Муссолини решил вести антианглийскую агитацию. Итальянское радио стало вещать на арабском языке и призывать к свержению власти Англии.
Как уже было сказано, христианско-мусульманские отношения были в Эфиопии проблемой давней, многовековой. Периодически межобщинное напряжение доходило до точки кипения. Но и в относительно спокойные времена оно чувствовалось. Муссолини решил действовать по старому римскому рецепту: «Разделяй и властвуй». Так как Эфиопия (Абиссиния) была христианской монархией, он взял на себя роль освободителя мусульман. И вот, в захваченных землях, итальянцы стали опекать ислам. Субсидировали религиозные мусульманские учреждения, заботились о применении в судах законов шариата, основали сеть мусульманских школ, поощряли переход в ислам (не в христианство!) язычников (были и такие в Эфиопии).
Паломничество в Мекку не только поощрялось, но и субсидировалось. Строились тысячи(!) мечетей. Эта пропаганда имела успех. Тамошние мусульмане шли на самое широкое сотрудничество с захватчиками. Все это не могли не заметить в арабском мире. Экстремистски настроенные арабские деятели выражали свой восторг еще в 1935 году (в частности в Иерусалиме). Но все-таки нашлись и более разумные ближневосточные политики и журналисты, указывавшие, что есть и другая сторона медали. Ведь факт — нападению европейского хищника подверглась африканская страна. Муссолини, меж тем, вошел во вкус и решил развить пропагандистский успех. Уже после завоевания Эфиопии (тут я немного забегаю вперед) итальянские власти объявили большую часть покоренной страны мусульманской территорией. Ввели там обязательное изучение арабского языка, до этого в Эфиопии мало распространенного. По-арабски, теперь, стали выходить в тех местах книги, газеты, вещало радио. Официально это делалось для укрепления языкового единства. В Эфиопии много племен и народов. Языковая мешанина была-таки проблемой. Итальянская пропаганда постаралась, чтобы о введении арабского языка узнали и за пределами Эфиопии. Понятно, какое впечатление это произвело в арабских странах. Голоса, критиковавшие Муссолини, стихли. А фашистский диктатор, меж тем, собрал у себя в Ливии (колония Италии с 1912 года) уважаемых мусульманских богословов и объявил себя защитником ислама (1937 год). А то, ведь, после того как Ататюрк в 1924 году уничтожил в Турции монархию и халифат, бедных мусульман и защитить стало некому. Богословы торжественно поднесли ему меч. Его фотографии с поднятым в защиту ислама мечом обошла тогдашние газеты. Саудовская Аравия и Ирак, тогда уже независимые, в числе первых признали захват итальянцами Эфиопии и начали в Италии закупать оружие. Но не много — они еще были бедны. Пока что не пришло время потока нефтедолларов.
Эфиопия еще будет играть роль в моем повествовании. Но сейчас важно, что антибританские настроения среди арабов крепчали и появлялась надежда получить иностранную поддержку. А Англия, в свою очередь, вновь действовала вяло, что, конечно, еще более ободряло ее врагов. Так Муссолини стал главной надеждой арабских националистов. О Гитлере еще не думали. Его время придет потом[34]. Понятно, что в этой новой ситуации Муссолини прекратил шашни с сионистами, в ту пору друзьями Англии. И стал уверять свое окружение, что всегда евреев терпеть не мог. (Официально антисемитские законы по образцу гитлеровских будут введены в Италии в 1938 году).
Разумеется, поставки оружия через Триест прекратились, хотя евреи ещё могли приезжать в Страну Израиля через этот порт.
В своей тогдашней агитации в Италии Муссолини любил говорить о «пролетарской нации» — итальянцах, притесняемых «богатой и эгоистичной Англией». Ох, любили тогда поговорить о пролетариате! Маркс всех этим заразил.
Кстати, были в 1935 году и другие важные события. Пожалуй, даже важнее итало-эфиопской борьбы, но говорили о них меньше — Гитлер стал вооружаться, не считаясь ни с какими послевоенными ограничениями. Была восстановлена всеобщая воинская повинность. «Умиротворители» опять промолчали. Впрочем, Гитлер бросил Англии кость, заявив, что флот его будет в 3 раза меньше английского. Это успокоило британцев. А напрасно! Во-первых, со стороны Гитлера это не было уступкой. Просто для строительства флота, сравнимого с английским (тем более англо-французским), надо было слишком много времени. Так что Гитлер сознательно готовил флот в первую очередь к партизанским действиям, направленным против английских коммуникаций. Во-вторых, сильное развитие авиации сделало Англию с ее огромной, близко расположенной от континента столицей достаточно уязвимой и без всякого флота. Но «умиротворители» хотели тишины, мира и покоя, и убедили себя, что и Гитлер хочет того же. Он произносил миролюбивые речи, напоминал, что сам был на фронте всю войну. Ну как же он может не хотеть мира!
В дальнейшем немцы преспокойно нарушали договор и строили флот больше положенного, нагло обманывая англичан. Легко обмануть того, кто хочет поверить. В итоге германский военный флот к началу войны хоть и остался много меньше английского, оказался сильнее и опаснее, чем предполагали в Британии.
Наконец уже в 1936 году Лига Наций собралась обсудить дальнейшие антиитальянские действия. В частности, нефтяное эмбарго. Но события приняли совсем неожиданный поворот: в марте 1936 года Гитлер ввел войска в Рурскую область.
Тут надо кое-что пояснить. По окончательным условиям послевоенного урегулирования Рурская область — небольшая, но очень развитая часть Германии, её, как тогда говорили, «индустриальное сердце» — не должна была иметь ни войск, ни укреплений. То есть быть беззащитной со стороны Франции. И пока это было так, можно было не опасаться серьезных осложнений в Европе. Не только к западу от Германии, но и к востоку, ибо восточноевропейские страны находились в союзе с Францией, которая могла бы приструнить Германию. Теперь же все коренным образом менялось. Было ясно, что, установив военный контроль над Рурской областью, Гитлер тут же укрепит границу. Ситуация в Европе менялась колоссально! Теперь мы знаем, что имелся секретный приказ Гитлера: в случае энергичной реакции французов — отступить. Он еще не был готов к большой войне. Но французы не реагировали. Германские войска беспрепятственно заняли Рурскую область и были восторженно встречены тамошними немцами. Да и вся Германия ликовала.
Парижские «умиротворители», при самой деятельной поддержке лондонских «коллег», решили, что теперь, когда исчезнут унизительные для немцев последствия Первой мировой войны, Гитлер поведет себя тихо! «Немцы только навели порядок в своем доме», убеждали они себя.
В общем, потрясение в мире было велико: престиж западных демократий упал окончательно, а Гитлера — возрос.
Арабы, в свою очередь, тоже расценили ситуацию так, что можно переходить к действиям. А об итало-эфиопском конфликте все просто забыли на время. Муссолини воспользовался этим и в мае 1936 года победоносно закончил войну. Император Эфиопии отправился в изгнание. Некоторое время он жил в Иерусалиме — городе имевшем давние религиозно-культурные связи с Эфиопией.
Справедливости ради отмечу, что итальянское завоевание имело для Эфиопии и положительные стороны, как обычно и бывало при захвате европейцами стран Черной Африки. Итальянцы прокладывали дороги, улучшали водоснабжение, Налоги при них стали меньше, чем были до войны. И так далее. Это производило впечатление и за пределами Эфиопии.
Лондонские «умиротворители» постарались помириться с Муссолини, но он уже сделал выбор в пользу Гитлера. Он теперь тоже презирал Англию. «Это уже не те англичане, что во времена Дрейка», — говорил он Гитлеру, вспоминая о прославленном английском пирате времен Елизаветы. Муссолини ошибся. Когда дошло до дела, англичане оказались именно «те», а вот итальянские фашисты, когда началась большая война, не показали себя достойными наследниками славы древнеримских легионеров. Гитлер в ту пору будет иронизировать: «Муссолини, может быть, и римлянин, но его народ — итальянцы».
Итак, остановить диктаторов, в середине 30-ых годов было относительно легко. Этого не сделали. Потом с каждым годом призвать их к порядку будет все труднее.