Летом бурного 1936 года случилось событие, очень важное для дальнейшего повествования. Но тут надо начать издалека. Фамилия Вингейт (Wingate) к тому времени была уже известна на Ближнем Востоке. Рейджинальд Вингейт был одним из самых высокопоставленных и заслуженных британских деятелей в нашем регионе. Его карьера началась задолго до Первой мировой войны — на рубеже XIX–XX веков, когда англичане сражались в Судане с мусульманскими фанатиками — «махдистами»[41]. Тогда Рейджинальд впервые отличился — был начальником британской разведки и хорошо себя показал. Кстати, в тех событиях участвовал и Черчилль, написав о них впоследствии книгу «Речная война». А командовал английскими войсками Китченер. С тех пор Рейджинальд дослужился до должности Верховного комиссара Египта (полунезависимого). Именно он в Первую мировую войну организовал посылку из Египта всего необходимого для арабских повстанцев Лоуренса Аравийского. Словом, в те годы в нашем регионе это был «большой человек». Вейцман познакомился с ним лет на 20 раньше, чем с Ордом Вингейтом — главным героем этой сказки. Когда Вейцман прибыл в наш регион в 1918 году в составе сионистской комиссии, то получил, по его словам, много ценных советов от Рейджинальда Вингейта, хорошо знавшего арабов. Советы эти, по сути, сводились к тому, что арабу верить нельзя, ибо у него в каждую фразу вложено много разных смыслов. (Тогда так считали многие европейцы, жившие на Востоке.)
Рейджинальд Вингейт, как и большинство британских «практиков», выступал против Декларации Бальфура, указывая, что в Египте она разозлила и мусульман, и христиан. В общем, сэр Рейджинальд был обычным британским колониальным деятелем высокого ранга. Наш же главный герой, Орд Чарльз Вингейт (Orde Charles Wingate), хоть и дослужился до генеральского чина лишь к концу жизни, обычным отнюдь не являлся. Часто пишут, что он был двоюродным братом Рейджинальда, но, как я выяснил, двоюродным братом верховного комиссара Египта был не сам Орд Вингейт, а его отец. К тому же наш герой состоял в родстве и с Лоуренсом Аравийским, отец которого являлся родственником матери будущего «Лоуренса Еврейского». Орд Вингейт родился в Индии в 1903 году в аристократической англо-шотландской семье. Отец дослужился до полковника. Но жили они очень скромно, почти бедно — много жертвовали на благотворительность. Семья отличалась религиозностью, так что не вызывает удивления и религиозность самого Вингейта. Неудивительно и то, что он выбрал военно-колониальную карьеру: это была семейная традиция. Труднее понять, где и почему Вингейт начитался Маркса и как это у него сочеталось с религиозностью и службой в колониальных войсках. Вообще, Вингейт был человек эксцентричный. Получив военное образование, усовершенствовался в арабском языке, потом попросился на службу в Судан, где его родственник Рейджинальд Вингейт был всемогущ. Орд с его помощью поступил в 1927 году на службу в «Силы защиты Судана». Это была колониальная часть, в которую вербовались местные жители. Командовали ею английские офицеры. Тут были свои плюсы и минусы. Часто приходилось подолгу жить в совершенно диких местах. Зато молодые офицеры получали такую самостоятельность и такую власть, о которых не приходилось и мечтать в других частях. Если в регулярной армии Вингейт числился лейтенантом, то в суданских силах он был «бимбаши» — довольно высокий чин, что-то вроде майора. Там вполне проявился характер нашего героя. Когда он во главе небольшого отряда ловил у эфиопской границы браконьеров — охотников за слоновой костью (слонов уже тогда охраняли), людей вовсе не безобидных, все шло прекрасно. Когда же надо было служить в более окультуренной местности, где присутствовало начальство, — «прекрасно» не было, ибо начальства он просто не выносил. Оно его, кстати, тоже. Когда Вингейт стал знаменит, о его нестандартном поведении складывали легенды… Орд отличался великолепной физической подготовкой. Поговаривали, что в Судане он ставил опыты на себе. К примеру, сколько человек способен пробыть на солнцепеке. Уже тогда Вингейт уверовал, что предназначен для больших свершений. Он даже попытался совершить в Африке одно необычное дело. В тех местах ходили легенды о заколдованном оазисе. «Зарзура» — арабский вариант сказки о спящей красавице. Но некоторые полагали, что в этих легендах есть рациональное зерно и что оазис существует. Вингейт пытался его найти, предприняв очень трудную и опасную экспедицию, но не преуспел. Времена великих открытий в Африке к тому времени уже прошли. Вскоре после этого разочарованный Вингейт вернулся в Англию и женился на прекрасной восемнадцатилетней девушке Лорне. Говорили, что девица тоже была эксцентричной. А еще будто в детстве ей нагадали, что она выйдет замуж за человека, который станет прославленным воином. В Африку после неудачи с оазисом Вингейта больше не тянуло. Он решил служить в Англии.
Изучал разные вещи — от артиллерии до солдатских пайков. Попытался поступить в какое-то очень престижное военное учебное заведение, но конкурс туда был велик, и его не приняли. В Лондоне Рейджинальд Вингейт не был так всемогущ. Орд Вингейт посчитал, что с ним поступили несправедливо, начал скандалить. Трудно сказать, был ли он прав. Но, дабы избавиться от «скандалиста», ему предписали ехать в Палестину в отдел разведки 5-й дивизии. Так летом 1936 года Вингейт впервые оказался на Земле Израильской, в Хайфе, где в английских штабах и столовых только и разговоров было о том, какие евреи плохие и сколько из-за них неприятностей. Он слушал, слушал, да вдруг и сказал: «Все против евреев. Поэтому я — за них».
В конце 1936 года положение мятежных арабов было отчаянным. Их, с позволения сказать, войска были легко разбиты англичанами. Арабская забастовка закончилась, не дав результатов кроме обнищания самих арабов. И даже индивидуальный террор, хоть он и не прекратился полностью, сильно спал — рука у генерала Дилла была тяжелая. На деревни, уличенные в помощи террористам, накладывался большой коллективный штраф. В городах штраф накладывался на кварталы или на рынки. Разрушение домов, где находили оружие, комендантский час, массовые аресты — все это дало результат.
Впрочем, дело так и не было доведено до конца. Чтобы сохранить добрые отношения с арабским миром, англичане охотно приняли дипломатическое посредничество из Иордании, Ирака, Саудии. Военные действия были прекращены, а генерал Дилл отозван в Англию. Кстати, во время Второй мировой войны он был представителем Англии в США и много сделал для налаживания сотрудничества.
В конце 1936 года в Страну Израиля прибыла британская комиссия для выяснения причин беспорядков. Во главе ее стоял лорд Пиль. Она и вошла в историю как «комиссия Пиля», хотя сам он умер еще до завершения ее работы.
Так закончился первый раунд арабско-еврейского противостояния, в котором арабы все-таки кое-чего добились. А именно: в 1936 году произошел серьезный спад алии из-за уменьшения количества выданных сертификатов. При этом в желающих ехать к нам недостатка не было. Положение в Европе ухудшалось, и никакие арабские волнения уже не пугали евреев. В рекордном 1935 году прибыло более 60 тысяч человек. В 1936 году — около 30 тысяч. Но это были еще цветочки.
Итак, в ноябре 1936 года к нам прибыла комиссия Пиля. Для того чтобы склонить арабов к сотрудничеству с ней, британская авиация разбросала над всеми арабскими деревнями листовки, в которых — по-арабски, разумеется, — сообщалось, что члены комиссии — не евреи и с евреями не связаны. Все эти заигрывания с арабами вызвали у Орда Вингейта ярость. Он к тому времени успел уже познакомиться со страной. И евреи Вингейту понравились! Он восхищался духом еврейских поселенцев и их достижениями. Тут надо признать, что цветущая еврейская земля по контрасту с арабской, часто всё ещё запущенной и невозделанной, действительно производила впечатление. И не только на него. Вингейт написал целое послание своему высокопоставленному родственнику Рейджинальду, возможно, в надежде повлиять через него на «высшие сферы» британской политической жизни. «Когда я приехал в Палестину, то обнаружил там народ, на который в течение многих веков глядели свысока, который был презираем многими поколениями людей, но который, тем не менее, остался непреклонным и начал заново строить свою страну. Я почувствовал себя частицей этого народа». Вскоре из Хайфы его перевели в Иерусалим. Здесь, хотя он имел всего лишь чин капитана, Вингейт был вхож во дворец верховного комиссара (губернатора): сказалось родство с Рейджинальдом. Но Уокоп ему не понравился. Орд Чарльз Вингейт нашел сэра Артура Уокопа слишком мягким для грозного времени.
У Вингейта были намерения, с которыми не поспорил бы и Жаботинский. Вот что писал он Рейджинальду: «Я видел молодых евреев в кибуцах… Из них могут получиться солдаты получше наших. Их надо только обучить». И далее шли грандиозные планы. Орд Вингейт указывал (и совершенно правильно), что Англия в регионе может положиться только на евреев. А потому в интересах Англии создать из евреев солидную военную силу. А с арабами разговаривать нечего, их надо приструнить. Если захочет вмешаться трансиорданский эмир — тем лучше. Гнать его в шею, а территории на восточном берегу Иордана вновь объединить с западным берегом, как это и было до 1922 года. Орд Вингейт надеялся, что Рейджинальд ему поможет, но очень ошибался.
Комиссия работала на совесть. За два месяца провели 36 длительных заседаний, выслушивая показания разных людей. При этом — 31 заседание было открытым для всех желающих. (А то что происходило за закрытыми дверями евреи тут же узнавали благодаря новейшей по тому времени звукозаписывающей аппаратуре, тайно установленной инженером Барухом Катинкой в здании, где работала комиссия Пиля).
Вначале перед комиссией дали показания высшие представители британской администрации. Тут и случилась сенсация. Правительственный чиновник по делам развития Луис Андрюс привел данные, разоблачавшие легенду о «бедных изгоняемых арабских крестьянах». И выяснилось, что таких людей мало, на чем я уже подробно останавливался в 50-й главе.
Затем выступили евреи, затем арабы, которые долго капризничали, но, в конце концов, согласились. О чем говорили евреи — ясно. Но одна фраза Вейцмана стала крылатой. Он сказал о 6 миллионах евреев (угадал число!), для которых мир поделен на места, где им не дают жить, и места, куда их не пускают.
Муфтий в своей речи безоговорочно потребовал прекращения иммиграции евреев и скупки ими земли. Потребовал также перестать считать иврит официальным языком, заявив открыто, что и 400 тысяч уже приехавших евреев не должны оставаться в Палестине. Что с ними конкретно надо делать, он объяснять не стал. А один из его приспешников указал, что даже огромная богатая Германия не смогла выдержать 600 тысяч евреев на 60 миллионов населения. Как можно от 1 миллиона арабов в маленькой стране требовать, чтобы они вынесли 400 тысяч евреев?! Комиссия уехала, затем полгода обрабатывала материалы и в итоге летом 1937 года внесла свое предложение — разделить страну! Евреям при этом выделялась крошечная территория, разбитая к тому же на анклавы. Арабские районы предлагалось присоединить к Трансиордании. Святые места и важнейшие стратегические пункты оставались под контролем Англии. Но все это уже пахло еврейской самостоятельностью. И, следовательно, возможностью беспрепятственного приема евреев из Германии.
И тут начались споры: соглашаться или нет? Как всегда, были такие, кто предпочитал «синицу в руках», и те, кто мечтал о «журавле в небе». Даже среди английских государственных мужей начались споры… Тех, кто склонен был согласиться, возглавил Вейцман. Его поддержал Бен-Гурион. Но левое крыло сионистов противилось разделу — нельзя закрыть часть Земли Израильской для поселенчества!
На левом фланге сионистов-социалистов в 20-40-ые годы господствовали просоветские взгляды и даже обожание Сталина. Но стоит ещё раз отметить, что превыше всего для них были еврейские национальные интересы (в отличии от коммунистов). Оттуда и требование неделимости Страны Израиля. Эх, были времена!
Жаботинский тоже выступил против.
Среди противников этого плана был и Черчилль. Он указывал Вейцману, что арабы не оставят в покое крошечное еврейское государство и не согласятся с переездом туда большого числа немецких евреев. Умеренность британцев и сионистов будет воспринята как признак их слабости. А еврейские поселения, все расположенные на приморской равнине, будут очень уязвимы для обстрела с гор Шомрона (Самарии). Что станет для сторонников муфтия непреодолимым соблазном. Мира не будет. (Актуально и сегодня!)
Из этого плана ничего не вышло. Арабы отказались от любых компромиссов, а англичане и не настаивали. Предложение комиссии Пиля не было проведено в жизнь. Тем не менее оно имело последствия.
Во-первых, предложение о разделе страны еще больше обозлило арабов. Они к тому времени уже вполне очухались от неудач осени 1936 года. Англичане, как было сказано, не довели тогда дело до конца. А всякую умеренность на Востоке почитают за слабость. С другой стороны, у арабов теперь были все основания полагать, что Англия не так уж и любит евреев. В 1937 году в губернаторском дворце вместо Артура Уокопа, окончившего свою каденцию, расположился новый верховный комиссар — Гарольд Мак-Майкл (иногда по-русски пишут — Мак-Михаэль). Бен-Гурион говорил, что «он был ужасный человек, худший из всех верховных комиссаров». Квота на еврейскую иммиграцию при нем снизилась до 1 000 человек в месяц. Так что по сравнению с 1935 годом алия уменьшилась в 5 раз! Теперь никто, кроме «немцев», и мечтать не мог о сертификате!
Арабы имели все основания думать, что англичане на сей раз уступят их давлению. Меж тем с конца 1936 и до осени 1937 года обстановка в стране была не слишком тяжелой.
Но вот в сентябре 1937 года около Дамаска, в курортном городке Блудан, собралась панарабская конференция под председательством иерусалимского муфтия. Владевшие Сирией и Ливаном французы тоже хотели тишины и не собирались осложнять себе жизнь ради англичан. Арабы там собрались легально. Конференция выразила протест против раздела страны[42]. Был создан «комитет защиты Палестины» для сбора денег, закупки оружия, вербовки добровольцев. Вскоре после конференции произошло стремительное обострение обстановки: в Назарете по дороге в церковь был убит арабом Луис Андрюс — тот самый британский чиновник, который разоблачил перед комиссией Пиля легенды об изгнанных арабских крестьянах. Незадолго перед этим он был назначен губернатором Галилеи. Тут арабы снова перегнули палку. Англичане этого стерпеть уже не смогли и ответили как должно. Высший Арабский Совет был распущен, сотни видных арабов арестованы, несколько самых активных высланы из наших мест за тридевять земель. Муфтий бежал в Ливан. Англичане объявили, что снимают его с должности. Но надо было думать раньше. Снятие с должности муфтия само по себе было незаконно и только прибавило ему популярности. В своей деятельности муфтий между тем все больше склонялся от Муссолини к Гитлеру. Дело было в том, что весной 1937 года в Испании, где фашистские диктаторы вмешались в гражданскую войну, итальянские войска потерпели позорную неудачу. Потом это будет случаться часто, но тогда произошло в первый раз (после Первой мировой войны) и было сенсацией. Тут была не Эфиопия. Испанские республиканцы уже получили советское оружие. И при встрече с серьезным противником военная техника и бойцы Муссолини оказались явно не на высоте.
А немцы, несмотря на свою немногочисленность[43], проявили себя в Испании сильными воинами. Именно тогда, в 1937–1938 годах, на страницах мировой печати впервые появились слова «Юнкерс», «Мессершмитт», «танковый клин» и т. п. Становилось ясно, кто есть кто в союзе двух диктаторов. Муфтий это тоже хорошо понимал. А у нас в Стране Израиля с осени 1937 года снова вспыхнула война, которая, впрочем, и не затухала окончательно с весны 1936 года.
Английские планы раздела Палестины повлияли и на евреев. Само собой подразумевалось, что те территории, где не было еврейских поселений, отходили к арабам. И евреи вдруг увидели, что освоенные ими земли, во-первых, малы, во-вторых, не представляют единого комплекса. Ситуацию надо было исправлять. Так резко активизировалась операция «Стена и башня». Суть ее была в следующем: еще до начала беспорядков было куплено много земель в районах, удаленных от мест компактного проживания евреев. Их пришлось осваивать в ходе арабских волнений еще в конце 1936 года. Но разговоры о разделе страны подхлестнули операцию, и в 1936–1938 годах было основано 36 поселений. Часть земли для них выкупалась уже «на ходу».
Была разработана специальная тактика, согласно которой евреи на купленных землях появлялись внезапно: подъезжал караван машин, сгружались заранее приготовленные доски, брусья, и мигом, еще до темноты, вырастала стена — два параллельных сплошных забора, близко один от другого, между ними щебенка. Это вокруг поселения. А в центре — башня с прожектором. Пушек у арабов не было. Жизнь показала, что, если поселение уже заложено, арабам его не взять. Кажется, все это были кибуцы. Некоторые из них даже добились в те годы экономического успеха, несмотря на трудную обстановку полуосады. И то был звездный час кибуцного движения.
Не все сионистские утопии выдержали проверку практикой.
Кибуцы не построили нового общества. И в годы своего расцвета они оставались только маленькими островками коммунистического уклада в Стране Израиля.
Кибуцы не создали «нового еврея». В лучшем случае они смогли воспитать относительно долговечную военно-политическую элиту.
Но нельзя отрицать большой роли, которую сыграли кибуцы в освоении и иудеизации Земли Израиля. И в спокойной обстановке, и тем более в неспокойной. Они лучше других форм поселений выдерживали и атаки арабов, и существование в условиях длительной полуосады. Этому способствовал высокий патриотический настрой тогдашних кибуцников и централизованная кибуцная экономика, оптимальная в чрезвычайной ситуации.
Два из построенных поселений имеют драматическую историю, в дальнейшем связанную с Вингейтом. Первое из них — кибуц Тират Цви, основанный религиозными сионистами[44] летом 1937 года, то есть во времена относительно спокойные. Но в конце того года, как известно, начался новый виток арабского восстания. Тират Цви находился далеко от других еврейских поселений, и арабы решили начать с него. Сначала разоружили располагавшийся поблизости полицейский пост. Это им легко удалось: арабы-полицейские отдали оружие без единого выстрела. Затем ударили непосредственно по Тират Цви. Напали внезапно, ночью, так как тогда еще считалось, что ночная темнота — на стороне арабов. Это и подтвердилось: им удалось сразу же вывести из строя прожектор. Бой шел в темноте. В итоге арабы были разбиты и бежали, а евреи потеряли двух человек. Потери арабов неясны, но они явно были чувствительны. Исход этого дела вызвал громкую сенсацию.
Тут следует заметить, что англичане разрешали иметь немного легального оружия в поселениях «стена и башня», но его явно не хватало. А в других, старых поселениях, было и того хуже. По счастью, «Хагана» располагала и нелегальным оружием, которого у поселенцев было даже больше, чем легального.
К слову сказать, еще раз Тират Цви прославилось 10 лет спустя, но это уже далеко за пределами моей сказки. Там жили уже не те верующие евреи, что гибли, как овцы.
Громким делом стало также основание кибуца «Ханита». В первые месяцы 1938 года многие еще верили в возможность раздела страны. Опять встал вопрос о Верхней Галилее, прямо как во времена Трумпельдора. Еще в конце 1937 года Бен-Гурион заявил: «Если на северной границе будет 4–5 еврейских поселений, это укрепит наше право на Верхнюю Галилею». В марте 1938 года первое такое поселение было заложено: обычный социалистический светский кибуц. Считается, что это было геройским делом. В Ханите есть музей, рассказывающий о тех днях, о том, как из-за бездорожья последние километры грузы везли на ослах и верблюдах. О том, как прятали нелегальное оружие, как впервые использовали самолеты — пока еще только для наблюдения с воздуха за арабами. Во всех этих делах отличился наш старый приятель, Ицхак Саде, — он командовал «военным обеспечением операции». С нашей стороны в боях там погибло 10 человек.
В общем, даже в разгар восстания в 1938 году арабы не могли противостоять еврейскому поселенчеству.
А всего в 30-ых годах количество еврейских сельскохозяйственных поселений возросло со 107 до 252, а число еврейских крестьян с 45 тысяч до 137 тысяч.
Тактика «Хаганы» оставалась оборонительной, хотя за годы борьбы в ней изменилось многое. Появилась разведка: за арабами присматривали выходцы с Востока. Присматривала «Хагана» и за англичанами. Росло подпольное военное производство, к которому привлекали профессоров Иерусалимского университета, Хайфского политехнического института, Вейцмановского исследовательского института в Реховоте[45]. Но в условиях подполья с одной стороны, общей отсталости страны — с другой, сделать можно было немного. Главное, появились «полевые роты» — зародыш регулярной армии. В 1938 году в них состояло около 1 000 человек, все время находившихся в лагерях, в боевой готовности. Их старались обучить и вооружить получше. В случае нужды роты быстро перебрасывали в другие районы. Эти подразделения подчинялись центральному командованию «Хаганы» и имели кустарно бронированные машины. Людям платили жалованье, хотя и небольшое. Для содержания рот был введен специальный неофициальный налог «выкуп ишува». Его платили добровольно, но достаточно исправно, так как понимали его необходимость. «Ревизионисты», к слову, этот налог не платили: у них была своя организация — «Эцель».
Полевые роты, созданные Ицхаком Саде, были самой активной частью «Хаганы». Иногда они проводили операции, которые не были чисто оборонительными. Но случалось это, во-первых, довольно редко. Во-вторых, о таких операциях не шумели: с одной стороны, боялись разозлить англичан, вынужденных терпеть эту неофициальную деятельность, с другой — еврейское общественное мнение в начале 1938 года было против наступательных операций. «Наше оружие должно быть чистым», — считали они.
А оружия не хватало. В поселениях еще и в 1938 году работала система «запечатанных ящиков». То есть то немногое оружие, которое разрешалось иметь легально, было заперто в ящике. Открыть его разрешалось только в случае арабской атаки. А тогда могло быть уже поздно. Например, во время внезапного нападения на Гиват-Аду уже в начале боя был ранен человек, ответственный за хранилище легального оружия. Ящик не смогли быстро открыть. Атаку отбили нелегальным оружием. В общем, нужда в нем была большая, а раздобыть его можно было только за рубежом. И евреи нашли довольно неожиданный источник оружия.
Теперь снова обратимся к Польше, которую мы оставили в 1935 году, в год смерти Пилсудского. Напомню, что экономическое положение в стране оставалось тяжелым и после кризиса: раньше из Польши уезжали отнюдь не только евреи. Это рассасывало безработицу, а в страну поступали денежные переводы родственникам. Теперь же в большинстве стран появились антииммиграционные законы. Материальные трудности обостряли антисемитизм и межнациональные отношения в целом, причем украинцы уже давно показывали зубы. В отношении евреев так было и в других странах, находящихся восточнее Германии. Но Польша — страна большая, соответственно, и проблемы большие. Тем более умер Пилсудский, что еще ухудшило положение евреев. Его последователи «пилсудчики» не унаследовали его ума и авторитета. Их официальная позиция заключалась в следующем: «Правительство не может терпеть акты насилия (читай „погромы“), но не будет возражать против экономической конкуренции (то есть бойкота еврейских магазинов, мастерских и т. д.)».
А вот как в 1936 году описывает ситуацию посетивший Польшу еврей из Земли Израильской: «Экономический террор (то есть общенациональный бойкот), страх погромов и погромы, нескрываемая ненависть масс на улицах, в поездах, в каждом общественном здании, на каждом углу — вот атмосфера, в которой живет еврейская община или, вернее, в которой ее душат». Пишут, что в том году польскими антисемитами было убито более 100 евреев!
В 1937 году в Польше был принят очередной закон, формально, как часто бывало и раньше, не антисемитский, но на практике ударивший по евреям. Над каждой лавкой, мастерской или конторой полагалось теперь писать на вывеске крупными буквами фамилию владельца. Так что все Рабиновичи и Хаймовичи высветились. А если у еврея фамилия была похожа на немецкую, хорошего тоже было мало — поляки и немцев не жаловали.
Желание избавиться хотя бы от 1 миллиона «лишних» евреев охватило самые широкие слои польского общества. Порой рождались фантастические планы, вроде массового выселения евреев на остров Мадагаскар (тогда французский), где, по слухам, плантаторам нужна была рабочая сила. У Жаботинского даже появилась идея использовать эти настроения. Он вел переговоры с польскими руководителями о дипломатическом давлении на Англию с целью увеличения квоты на алию. Напомню, что с 1936 года квота начала сокращаться. Эти переговоры вызвали яростную критику со стороны несионистских еврейских кругов.
Но не все было плохо в еврейско-польских отношениях. Власти не лезли в еврейскую жизнь. Все еврейские организации, не связанные с коммунистами, существовали легально. Сионисты не встречали никаких препятствий в своей деятельности, даже если это было строительство еврейских военных сил. Так, в 1933 году (то есть еще при Пилсудском) возник Союз евреев — солдат запаса. Эта организация продолжала развиваться и после смерти Пилсудского, находясь под влиянием «ревизионистов», и насчитывала Польше 40 тысяч активных членов. Ее участники проводили учения (власти предоставляли оружие) и даже парады в Варшаве. Небольшие подобные организации потом возникли и в соседних странах, и они контактировали между собой. Но центр оставался в Польше, причем польские власти понимали, что это будущие солдаты еврейского государства, и не возражали. Казалось бы, все складывалось удачно, но мечты чаще всего не сбываются…
Теперь пора познакомиться с еще одной легендарной личностью. Это Иегуда Арази, уроженец города Лодзи (крупнейшего, после Варшавы, польского еврейского центра). Родился он в 1907 году, рос в сионистской семье, которая в Четвертую алию (1924 год) приехала к нам. На Земле Израильской Иегуда стал взрослым. Изучал юриспруденцию. «На совесть» служил офицером в британской полиции, выслеживая коммунистов. И имел связи с «Хаганой», хотя социалистом не был. Во время дела об убийстве Арлозорова он совсем отшатнулся от социалистов: его возмущал поднятый ими тенденциозный вой. Но ревизионисты ему нравились еще меньше. Иегуда считал, что принадлежит к «партии еврейского народа». Когда в 1936 году начался арабский бунт, он, к тому времени уже ушедший из британской полиции, опять присоединился к «Хагане». И был направлен в Польшу, о чем скоро и пойдет речь. Из Польши бежал в сентябре 1939 года, покидая Варшаву уже под немецкими бомбами. Пробрался через Румынию и Югославию к Средиземному морю. Потом была служба у англичан, во время которой он осуществлял взрывы на оккупированных немцами Балканах и на румынских нефтепромыслах — тогда Румыния стала союзницей Германии, а значит — противницей Англии. Затем снова добывал оружие для «Хаганы». Теперь уже его ловили англичане. После войны — снова оружие и нелегальная алия, причем участвовал в делах, прогремевших на весь мир. И хотя не все ему тогда удалось, тем не менее, сделал он многое. Только вот умер он совсем молодым — в 47 лет.
По-видимому, поляки сами предприняли шаги для установления контактов с «Хаганой», когда узнали о начале арабского восстания. Какие-то «туристы» или «паломники» приехали к нам и, встретившись с Арази, предложили свои услуги по части поставок оружия. В «Хагане» отнеслись к этому недоверчиво. «Пилсудчики» явно не были юдофилами. Но тем не менее «Хагана» уполномочила Арази съездить в Польшу.
Уже с начала 20-х годов, едва наступило спокойствие, Польша стала прилагать энергичные усилия к созданию национальной военной промышленности. Ко второй половине 30-х годов поляки кое-чего достигли. Выдержать конкуренцию на свободном рынке полякам, однако, было трудно. Так что их обращение к «Хагане» выглядело логично.
Итак, в сентябре 1936 года Иегуда прибывает в Польшу и вступает в переговоры с поляками, подчеркивая сходство сионизма с польским освободительным движением до Первой мировой войны. Поляки слушали без насмешки. Потом показали товар лицом, предложили покупать. Арази сумел получить заем в Варшаве и отправил первую посылку под видом сельхозоборудования. Было в ней 25 ружей, 2 пулемета, 30 тысяч патронов. В «Хагане» пришли в восторг и решили ставить дело на широкую ногу. Главный «шнорер» Вейцман добывал твердую валюту. Поляки, идя навстречу солидному заказчику и думая также о себе, стали производить оружие без фирменных знаков, которое прямо с заводов шло в мастерскую, носившую гордое название «Завод дорожных катков „Полания“», где его паковали в специальные катки, изготовленные для такого случая. Всем занятым в этом деле полякам объяснили, что оружие идет в Эфиопию, для тамошних партизан. На всякий случай обзавелись за взятку и эстонскими документами. Короче, дело шло успешно до самого рокового сентября 1939 года. Провалов не было, и в катках к нам прибыло 2 750 ружей, 225 пулеметов, 10 тысяч ручных гранат, много пистолетов, более 2 миллионов патронов. И это далеко не все. Были и другие закупки, в том числе легкие самолеты. Их «Хагана» начала использовать под видом любительских, пока только для наблюдений за арабами. Начали и военное обучение евреев, проходящих «хахшару» в Польше.
Ревизионисты и в этом вопросе действовали независимо. В конце 1937 года Жаботинский договорился с польскими верхами об открытии четырехмесячных военных курсов для 36 молодых ревизионистов из Земли Израильской. Затем успели провести ещё один курс, для членов польского Бейтара (молодёжной организации ревизионистов).
Многое еще было задумано. Все прервала война. Можно было успеть и больше, будь у нас больше денег. Впрочем, 1 000 ружей, за которые уже было уплачено, мы недополучили. В сентябре 1939 года они были еще в Варшаве, их не успели вывезти, и они были отданы для обороны польской столицы. В нашем музее Катастрофы в Иерусалиме хранится расписка мэра Варшавы Сташиньского[46] в получении этих ружей с обещанием возместить их после победы.
Кроме Польши мы получали немного оружия из Бельгии и Финляндии. Но это были мелочи в сравнении с польскими поставками. И только благодаря этому нелегальному оружию мы могли успешно осуществлять операцию «Стена и башня», а также другие важные начинания.
А вот зачем вся эта история нужна была полякам? Ведь не таким уж крупным, да и хлопотным заказчиком мы были. К тому же рискованно — могли быть осложнения с Англией. Так что не могла выгода быть единственной мотивацией. Скорее всего, была у поляков мечта — избавиться от евреев. Но не видели они в конце тоннеля иного света, кроме Земли Израильской. Никто евреев брать не хотел. А может, и дальше летела их фантазия.
Польша упорно желала считать себя великой державой, а будущее еврейское государство могло стать своеобразным филиалом Польши. Получалось, что у нее, как и у всех приличных стран, будет заморское владение. И не какое-нибудь, а Иерусалим! В довершение всего нравились полякам наши евреи. Своих терпеть не могли, а наши им нравились, что проявлялось, например, на разных военных курсах, где учились тогда наши в Польше. Эти люди, боровшиеся за свою страну, были полякам понятны и симпатичны.
Но польские власти не все знали о деятельности Арази. Так, он сумел обнаружить старые немецкие машины для отливки пуль времен Первой мировой войны, которые стояли без дела. Он купил их по цене металлолома. Неясно было, как польские власти к этому отнесутся, ведь до сих пор они продавали нам патроны. Арази решил не посвящать их в дело. Без лишнего шума машины привели в порядок. В Польше в те годы для этого было куда больше возможностей, чем у нас. Затем их отправили… в Бейрут, ибо англичане что-то пронюхали. Там они полежали на складе, пока в 1941 году не были доставлены к нам. К тому времени это стало нетрудно: англичане в ходе войны заняли Сирию и Ливан; граница фактически не существовала. В дальнейшем эти машины нам хорошо послужили.
А с Польшей мы вовсе не прощаемся. Кстати, если кому-то нужен пример сотрудничества сионистов и антисемитов, то лучшего, чем Польша 1936–1939 годов, по-моему, не найти. Но почему-то об этом не вспоминали в соответствующей советской печати. Возможно, Польша как государство была мелковата для партнерства с таким воплощением «мирового зла», каким представляла сионизм советская печать. Тут необходим был Гитлер, Муссолини или американский империализм на худой конец.