Вингейт

Глава 104 «Воинствующий сионизм»

В середине августа 1939 года в Женеве открылся 21-й сионистский конгресс. Сионистам было что обсудить: всех возмутила «Белая книга». «Ревизионисты» Жаботинского готовили грандиозную антианглийскую кампанию, но во Всемирную сионистскую организацию они уже не входили. С 1935 года у них была своя организация.

Социалисты встали на дыбы. «В истории сионизма, — провозгласил Бен-Гурион в ответ на „Белую книгу“, — начинается новая глава — „воинствующий сионизм“. Продолжение нашей сионистской деятельности возможно лишь исключительно военными средствами». Ни больше, ни меньше! Но не все разделяли столь решительную позицию. Вейцман и некоторые американские сионисты были против крайностей (хотя, конечно, решительно все осудили «Белую книгу»). На конгрессе звучали всякие речи. Спорили яростно. Раби Сильвер из Америки призывал воздержаться от незаконных действий, в том числе от нелегальной алии. Англия просто не сможет долго проводить антисионистскую политику, а незаконные действия только еще больше обозлят англичан. Ему возражал Берл Кацнельсон, социалист из Земли Израильской, назвавший нелегальных беженцев авангардом сионизма. (Я ничего плохого не хочу сказать о р. Гилель Аббе Сильвере, но за океаном еще не чувствовали, как в Старом Свете дрожит земля). И вдруг 22 августа пришла весть о заключении советско-германского договора. Все были потрясены. Положение Польши становилось отчаянным, а война — практически неизбежной.

Еще 3 дня по инерции говорили речи на сионистском конгрессе. Но их уже никто не слушал. Ораторы и сами понимали, что зря сотрясают воздух. Невозможно было что-либо планировать. Говорят, делегаты жадно глядели друг на друга, понимая, что многие видят друг друга в последний раз. Все противоречия исчезли. Наконец Вейцман выступил с заключительным словом. Он отдельно обратился к польским участникам и пожелал, что бы Господь помог им избежать судьбы, постигшей евреев Германии. 25 августа конгресс закрылся. 1 сентября Германия напала на Польшу. 3 сентября Англия и Франция вступили в войну. На сей раз они выполнили обещание.

Глава 105 Два скандала

Мы оставили Вингейта на пути в Лондон, в начале лета 1939 года. Он сидел в каюте и писал длинный доклад о том, что дружба с евреями для Британии много важнее дружбы с арабами. Корабль ненадолго остановился в Гибралтаре. Пассажиров на берег не выпускали, но Вингейт с запрещениями никогда не считался. С корабля он сбежал и сумел встретиться с генералом Айронсайдом, тогда губернатором Гибралтара. Карьера этого генерала в тот период развивалась по восходящей. Он был популярен в армии и в стране, имел прозвище «Крошка» за свой двухметровый рост. Айронсайд принадлежал к немногочисленным противникам политики умиротворения, группировавшимся вокруг Черчилля, тогда рядового члена парламента. Рискуя карьерой, он тайно снабжал Черчилля секретными данными, которые «умиротворители» пытались скрыть от строптивого парламентария. (Если бы это открылось, скандал вспыхнул бы страшный). Эта информация помогала Черчиллю точнее оценивать происходящие события. На встрече Вингейт вручил Айронсайду свой меморандум. Это вскоре принесло пользу, хотя и совсем не ту, о которой думал Вингейт. Затем он снова пробрался на корабль и благополучно добрался до Лондона.

А дальше пошла служба-сказка! Жил себе в Лондоне с молодой женой, в деньгах не нуждался благодаря приданому Лорны, служебными обязанностями перегружен не был. Англию пока что не бомбили, даже когда началась война. Этот период известен в русской литературе как «странная война». Черчилль же назвал это время «сумерками войны». Польша была смята, но на Западном фронте еще было без перемен. И даже любимые Вингейтом сионисты были под боком: Вейцманы жили поблизости, вхож он был и в дом к Бланш Дагдайл (Баффи, см. главу 90). С началом войны вернулись к обсуждению планов воссоздания еврейского легиона, подобного тому, что был в Первую мировую войну. Но премьером еще оставался Чемберлен. Черчилль уже стал морским министром. Но к морю планируемая еврейская часть отношения не имела.

Чемберлен, разумеется, был против отдельной еврейской военной единицы. Палестинским евреям предложили вступать в английские части индивидуальным порядком. За время войны в британскую армию вступили 29 000 евреев из Страны Израиля.

Вингейт был в то время занят двумя скандалами. Один из них он поднял, когда узнал о данной ему при отъезде с Земли Израильской характеристике. Развитие этого скандала приняло неблагоприятный для Вингейта характер, но вмешательство того же генерала Айронсайда (в прошлом губернатора Гибралтара, а с начала войны начальника имперского Генерального штаба) помогло это дело замять. Это и была та самая польза от меморандума, который Вингейт вручил Айронсайду в Гибралтаре.

Второй скандал — интереснее. Осенью 1939 года пришла в Лондон из Земли Израильской дикая весть: англичане окружили 43 бойца «Хаганы», когда те были на учениях, арестовали их и посадили в тюрьму, так как учения проводились нелегально. Но сроки им, ни на кого не нападавшим, дали огромные — по 10 лет и более! — с отбыванием их в тюрьме Акры, которая ныне знаменита у нас как тюрьма Акко. Она повидала многих, начиная с Жаботинского в 1920 году. К заключенным бойцам относились плохо. Среди арестованных был, между прочим, Моше Даян. Его Вингейт лично знал по ночным ротам и считал своим учеником. В еврейском мире начались протесты. К ним, конечно, подключился и Вингейт. Вейцман возглавлял кампанию протеста в Лондоне. В конце концов вмешался тот же «крошка» Айронсайд. Он считал наказание варварским и глупым. Срок был снижен до 5 лет. На самом деле, не отсидев и полутора лет, узники были освобождены, ибо жизнь заставила англичан пойти на сотрудничество с евреями. В 1941 году все они попали с корабля на бал — из тюрьмы в английскую армию.

Глава 106 Франция и Англия

А между тем настала весна 1940 года. «Странная война» закончилась, Гитлер активизировался, и на Англию посыпались беды, а затем и бомбы. Именно в это время премьер-министром стал Черчилль. Я не буду описывать драматические события тех дней. Они достаточно широко известны. Важно, что Англия не дрогнула, несмотря на катастрофические неудачи. Франция же позорно капитулировала. Конечно, свою роль сыграло и географическое положение Англии, ведь у англичан был мощный «противотанковый ров» — Ла-Манш.

Но дело было не только в этом. Вейцман вспоминает в своих мемуарах, что в начале войны (после XXI Сионистского конгресса) он был во Франции. Вот что он там увидел в сентябре 1939 года: «Двадцать пять лет назад (то есть в 1914 году, в начале Первой мировой войны) Париж был полон энтузиазма и уверенности в своих силах. Сейчас, хотя уже шла мобилизация, не было ни энтузиазма, ни особой подавленности, просто какое-то тупое созерцание происходящего. Разумеется, были и жалобы: „Две такие войны за одну жизнь — это, пожалуй, уж слишком много“. Слышны были и другие голоса: „Эта война никому не нужна… Мы больше выиграем, если договоримся с немцами… Чемберлен вел правильную политику, нужно ее возобновить… В стране достаточно людей, которые знают и понимают нацистов и могут вести с ними переговоры…“»

Затем Вейцман вернулся в Англию и застал там совсем другую картину: «Молодежь, прежде возмущенная политикой Чемберлена, забыла все свои обиды и устремилась на защиту страны». А вот что вспоминает Черчилль о первом дне войны: «Все были в веселом и шутливом настроении, как это свойственно англичанам перед лицом неизвестного». О настроении в парламенте, когда там узнали о нападении на Польшу: «Не было никакого сомнения, что палата (депутатов) настроена в пользу войны. Мне казалось, что она настроена более решительно и выступала более единодушно, чем в аналогичном случае 2 августа 1914 года, при котором я тоже присутствовал».

Во Франции была сильная коммунистическая партия, а в Англии ничтожная. Позднее коммунисты будут бороться с нацистами. Но до нападения Гитлера на Советский Союз их позиция была противоположной. Ведь Берлин и Москва летом 1939 года неожиданно подружились! Так что дело не только в Ла-Манше.

И еще одно. Германская разведка (Абвер), безусловно, добилась немалых успехов в Англии. Но она не смогла склонить к измене ни одного крупного деятеля, в то время как во Франции ей это удавалось. Немцы могли обхитрить англичан, но не заставить изменить Родине. Многие «умиротворители», когда война уже началась, сражались и работали, внося свой вклад в победу (например, известный нам Бивербрук — в войну успешный министр авиационной промышленности). Впрочем, были и такие, что в победу не верили и готовы были пойти на мир с Гитлером. Но и они вели себя лояльно, не доходя до измены. Недавно эти люди считали за честь получить приглашение на вечер в германское посольство, к Риббентропу. Риббентроп сделал из этого неправильный вывод, что Англия сгнила и легко сдастся. А Англия, «обливаясь кровью, стояла как утес». И недавние гости Риббентропа теперь сражались. Но, как говорит поговорка: «простота хуже воровства». «Умиротворители» и при сознательном желании не смогли бы больше сделать для Гитлера, чем сделали перед войной. Я хочу бросить еще один камень в Чемберлена, хотя он уже завершал свою политическую и даже физическую жизнь. В ходе «битвы за Атлантику» англичанам очень мешало отсутствие баз в Западной Ирландии, то есть на территории Ирландской республики (независима с 1921 года). А ведь еще недавно они там были. (Их называли «договорными портами» — Англия сохранила их по договору 1921 года. Ибо уже в ходе Первой мировой войны, когда немцы тоже пытались блокировать Англию с помощью подводных лодок, стала ясна важность этих баз). Но в 1938 году правительство Чемберлена их ликвидировало из соображений экономии, а также потому, что стремилось к добрососедству с ирландцами. Причем не была оговорена возможность возвращения туда англичан в случае войны. (Черчилль, тогда еще простой парламентарий, тщетно протестовал против этого.) Тут уж и Гитлер не вмешивался, но Чемберлен все-таки ухитрился Англии нагадить! Обратно ирландцы англичан не пускали, придерживаясь строгого нейтралитета. Нарушать его силой — значило осложнить отношения с Америкой, где немало людей помнили о своих ирландских корнях. И вызвать возмущение среди ирландцев, работавших в Англии (в войну люди всегда нужны).

Так что из-за удаленности мест своего базирования английские корабли-спасатели не сразу приходили на помощь горящим и тонущим транспортам, шедшим из Америки с военными грузами и подбитым немцами уже в конце пути (это часто случалось). Много крови и важных грузов стоила англичанам эта очередная глупость умиротворителей.

Глава 107 Несбывшаяся мечта

Приход к власти Черчилля, казалось, поднимал шансы на создание боевой еврейской единицы, тем более что война уже пришла на Средиземное море: страшным летом 1940 года Муссолини решил, что судьба войны уже решена и Британия продержится не больше трёх месяцев. Он ведь думал, что «англичане уже не те, что во времена Дрейка», а Франция агонизировала. Черчилль тщетно предупреждал его: Англия будет биться до конца. Теперь мы знаем, что Гитлер заполучил горе-союзника. Но тогда для Англии, остававшейся один на один с могучим Третьим рейхом, получившим в своё распоряжение военно-промышленный потенциал захваченных стран и континентальное побережье напротив Британии, это был удар. Ибо пришлось слать силы на Средиземное море и в Африку.

Кстати, одним из первых деяний итальянской авиации — любимого детища Муссолини — стали налеты на Землю Израиля. Они проводились с Родоса и прилегающих к нему маленьких островов — этот архипелаг («Додеканез») тогда принадлежал Италии. Жестоким бомбардировкам подверглись Хайфа и Тель-Авив. Сотни жителей были убиты и ранены.

Вингейт рассчитывал встать во главе 10-тысячного корпуса, набранного из евреев Земли Израиля, и вести его в бой вначале против итальянцев, а затем и против немцев. Его мечтой было вступить в Берлин во главе еврейского войска. Увы, мечта не сбылась. Хотя еврейская бригада в конце концов была создана, но это было еще дело не скорое. (В первую очередь из-за противодействия лорда Мойна, тогда министра по делам колоний, позднее — министра по делам Ближнего Востока, врага сионистов.) Пока же Вингейту предписали ехать в Судан, начать борьбу за Эфиопию (по-видимому, по предложению Эмери[55]). Это было, бесспорно, правильное решение. Вингейт был рожден не для зенитной артиллерии, а Африка была ему знакома. Да и эфиопам он сочувствовал, видя и в них жертву политики умиротворения. Все же он был разочарован и сердился на Вейцмана за то, что тот не оказывает достаточно давления на английские верха с целью формирования еврейской воинской части.

Тем не менее, пришлось ему подчиниться и выехать в Судан. В предписании ему строжайше запрещалось под каким-либо предлогом посещать Палестину.

Глава 108 Политический фон компании в Итальянской Восточной Африке

Тут логичен вопрос: а зачем в те тяжелые дни Англии далась Эфиопия? Тогда это называлось Итальянская Восточная Африка, которая включала в себя не только Эфиопию, но и Эритрею, и часть Сомали. Кстати, в том районе итальянцы в августе 1940 года одержали свою единственную победу над англичанами и заняли британскую часть Сомали, поставив под свой контроль весь «Африканский рог».

Так в чем же все-таки было значение этого района? Давайте посмотрим на карту Средиземного моря. И учтем, что Ливия уже была итальянской, будучи захвачена еще до Первой мировой войны. Там стояла армия, готовая к походу на Египет. Муссолини спал и видел во сне лавры Александра Македонского. Со временем там окажутся и немцы под командой Роммеля, что будет неизмеримо опаснее.

^{Карта 2 — Средиземное море.}

С одного взгляда на карту видно, что преимущество тут оказалось на стороне стран «оси» (ось Берлин — Рим). От юга Италии до Ливии — довольно близко. Некоторые неприятности, правда, доставляла Мальта, тогда британская.

Италия — страна довольно развитая. А уж если там чего не могли изготовить, это было легко доставить туда из Германии. Совсем иначе было у англичан, армия которых прикрывала Ближний Восток. И Египет, и Земля Израиля в то время были странами отсталыми и не могли обеспечить военных всем необходимым. Хоть и заказывали там англичане то, что было возможно, вызвав тем самым экономический подъем, основное все же приходилось ввозить из Англии. Сама доставка из Англии в Гибралтар оказывалась делом нелегким и опасным. Немецкие подводные лодки и самолеты имели в своем распоряжении северо-западное побережье Франции. Но главное начиналось на Средиземном море: из Сардинии, Сицилии, Ливии поднимались вражеские самолеты и выходили вражеские корабли и подводные лодки. Пока имели дело только с итальянцами, это было еще полбеды. Риск был оправдан: из Лондона до Александрии, Порт-Саида или Хайфы корабль через Средиземное море доходил за неделю, а вокруг Африки до Суэца шел месяц! Однако за итальянцами могли появиться немцы, к услугам которых были итальянские базы. А это сразу должно было изменить ситуацию, что в Англии хорошо понимали.

Забегая вперед, скажу, что немецкая авиация появилась в небе Средиземного моря уже в самом начале 1941 года и риск плавания по нему сильно возрос. Но это опять же были еще цветочки.

Существовала опасность, что Франко вступит в войну и Гибралтарский пролив будет закрыт. К счастью, этого не случилось. Франко, контролировавший берега Гибралтарского пролива (и со стороны Африки тогда тоже), не только не вступил в войну, но позднее, когда Гитлер увяз в России, даже не позволил немцам строить на его берегах радиолокационные станции. Но то, что все-таки случилось, было немногим лучше.

В мае 1941 года немцы, высадив авиадесант, захватили Крит, после чего проводить в Восточное Средиземноморье конвои — группы торговых судов, даже под охраной военных, стало почти невозможно, ибо все воздушное пространство от Крита до Ливии (300 км) контролировалось немцами.

И еще. Осенью в Средиземное море вошли немецкие подводные лодки. Теперь амуницию и людей англичанам надо было везти вокруг Африки[56]. И до этого часть грузов везли именно так (с июня 1940 года, когда Италия вступила в войну). Все это объясняет, почему так важна была итальянская Восточная Африка: она выходила к Красному морю, то есть оттуда можно было держать под ударом путь вокруг Африки на последнем его отрезке и, более того, иметь выход в Индийский океан. Муссолини, обсуждая свои планы с итальянским военным командованием, прямо говорил ещё в 1940 году (т. е. даже до того как были полностью перерезаны английские пути на Средиземном море) о «жизненно важных для британцев транспортных магистралях Красного моря». Ибо там проходили пути сообщения Ближнего Востока не только с Англией, но и с другими регионами Британской Империи, откуда тоже шли подкрепления — с Южной Африкой, Индией, Австралией, Новой Зеландией.

^{Карта 3 — Красное Море}

Итальянцы делали попытки воевать на Красном море: там стояли их корабли и подводные лодки. Однако большой беды от них не было. Но с ними надо было кончать, пока туда не добрались немцы. (Расстояние от Ливии до Эфиопии было безусловно преодолимо для немецкой авиации). Уж они-то смогли бы перерезать судоходство по узкому Красному морю![57] К тому же, как ни плохо действовали итальянцы на Красном море, оно все же оказывалось зоной военных действий, и судам еще нейтральной Америки был дан приказ там не появляться. Это усиливало нагрузку на английский торговый флот, и без того действовавший с крайним напряжением. Таков был фон, на котором развивалась кампания в Итальянской Восточной Африке.

Глава 109 «Отряды Гидеона»

Вингейт прибыл в Хартум (Судан, тогда английский) в ноябре 1940 года. И сразу развил бурную деятельность. Тут снова придется вспомнить старый советский анекдот эпохи «застоя»: в войну какие-то советские маршалы что-то обсуждают, но окончательного решения принять не могут — надо им еще посоветоваться с полковником Брежневым. Вот так же было и тогда, при подготовке операций в Восточной Африке. Майора Вингейта приглашали на генеральские совещания. И дело было теперь уже не только в его подвигах (в «ночных ротах») и не только в знании Судана (вспомним начало его военной карьеры). Главным тут было потрясение от только что пережитого разгрома во Франции. Английские военные мужи утратили веру в себя. А тот, кто не утратил, естественно выдвигался на первый план, даже если был в невеликом чине.

К моменту прибытия Вингейта в Судан в Эфиопии уже находилась небольшая английская военная миссия во главе с генералом Сенфордом. Он должен был поднимать эфиопов на борьбу от имени императора Хайле Селассие. Сенфорд был личным другом императора и хорошо знал Эфиопию, которая тогда называлась Абиссиния. Вингейт один раз слетал к нему. И убедил, что масштабы деятельности — малы. Нужно было готовить что-то более солидное. Вингейт предложил вторжение отряда на верблюдах в западную провинцию Эфиопии — Годжам. Лучше были бы мулы, но в Судане их не было. Этот отряд замышлялся как ядро эфиопских освободительных сил, к которым должен был присоединиться император. Пока же император Хайле Селасие I жил инкогнито на одной из вилл около Хартума.

Пышные титулы (вспомним: «потомок Соломона и царицы Савской», «лев Иудеи») не облегчали положения изгнанного императора. В Хартуме на командных постах еще сидели «умиротворители». Они с удовольствием вспоминали недавние времена, когда между британским Суданом и итальянской Эфиопией были добрососедские отношения, и видели в приезде императора только фактор, провоцирующий враждебность итальянцев. Вингейт, всегда сочувствовавший эфиопам, отнесся к Хайле Селассие с полным уважением. Он мечтал о том, что удастся преодолеть традиционное недоверие эфиопов к белым, что они увидят в британцах друзей. Сам он считал их жертвами преступной политики умиротворения, о чем прямо сказал на одном из генеральских совещаний.

В английской разведке тогда был организован секретнейший отдел по поддержке освободительных движений в оккупированных странах. Вингейт получил от них миллион фунтов стерлингов (кстати, фунт тогда был «потяжелее», чем теперь) и начал готовиться к вторжению в Годжам в Западной Эфиопии, в частности скупать верблюдов. А еще он вызвал к себе на должность секретаря еврея из Земли Израильской, Авраама Акавию, с которым и раньше был знаком. Он объяснил ему, что о делах еврейских не забыл, и если он добьется успеха своих начинаний в Эфиопии, то его авторитет только поднимется. И тогда Вингейт поставит его на службу еврейскому делу. А те небольшие силы, набранные из эфиопскх эмигрантов, которые предназначались для вторжения в Годжам, были названы «отрядом Гидеона» (по имени библейского героя, древнего еврейского воина). В христианской Эфиопии библейскую символику понимали.

Глава 110 «Лоуренс Иудейский» в Эфиопии

В самом конце 1940 года перевес на севере Африки ненадолго оказался на стороне англичан. В декабре итальянцы были наголову разбиты при попытке вторгнуться в Египет из Ливии. Победа англичан была фантастической, потери ничтожны, в то время как пленных итальянцев считали «на гектары». Возникла короткая передышка, пока не подошли немцы. Англия смогла высвободить силы для ликвидации Итальянской Восточной Африки. Итальянские войска там насчитывали, по Черчиллю, более 220 тысяч человек, хотя по другим источникам их было значительно больше. Бензина, боеприпасов и т. д. было заготовлено много. Горные позиции здесь самой природой были предназначены для обороны. Среди итальянских солдат оказалось немало мобилизованных сомалийских и эфиопских негров, но имелись и отборные части — «савойские гренадеры», «альпийские стрелки», «чернорубашечники» (фашистская гвардия). Понятно, что маленькие силы «отряда Гидеона», насчитывавшие примерно 2 000 человек, не могли справиться с Итальянской Восточной Африкой. Их задача была скромнее — воевать с 12–36 (по разным данным) тысячами итальянских войск в провинции Годжам.

Итак, в январе 1941 года операция началась. Фактически всем командовал Вингейт, хотя участвовали и военные старше его по званию. Официально же командиром считался Сенфорд. 19 января император Эфиопии, перейдя границу между Суданом и Эфиопией, снова вступил на землю своей страны. Это было обставлено торжественно, в присутствии корреспондентов был воспроизведен старинный ритуал. Затем последовал трудный переход вглубь страны, в местность Белайа. От грузовиков быстро пришлось отказаться — не было дорог. Лошадей и мулов не хватало. Основным транспортом оказались верблюды. Но, как ни странно, верблюд, обычный в Судане, не любит Эфиопию — там нет привычного для них корма. Словом, верблюды часто дохли. Но все-таки дошли до Белайи, и война началась.

У итальянцев в Годжаме было 40 пушек, 15 броневиков, 10 самолетов. У Вингейта артиллерии и самолетов не было. И людей у него было, как я уже сказал, мало. К его 2 000 относительно организованных бойцов временами примыкали разные нерегулярные отряды небольшой численности, нечто вроде банд. Большинство итальянских солдат в Годжаме были негры, хотя руководили ими итальянцы. У Вингейта также в основном служили негры, руководимые англичанами. При существовавшем соотношении сил ничего, кроме партизанской войны, придумать было нельзя.

И Вингейт ее начал. Его солдаты-негры мало походили на бойцов «ночных рот» в Земле Израильской. Они всегда шумели, зажигали по ночам много костров и факелов. Но нет худа без добра. Этот шум и гам, масса верблюжьих трупов, валявшихся на дорогах, произвели на итальянцев должное впечатление. Они были уверены, что силы у Вингейта — солидные. И всячески уклонялись от встреч с ним в открытом поле, отсиживаясь за укреплениями. У Вингейта было четыре плохоньких миномета, с помощью которых он эти укрепления обстреливал, если удавалось подвезти боеприпасы, что было делом непростым. Так итальянцы, упустив инициативу из рук, оказались блокированными в своих укрепленных лагерях и отрезаны от Аддис-Абебы. А Вингейт клевал их при каждом удобном случае, проявляя находчивость, удачливость и личную храбрость. Снабжался Вингейт в основном за счет трофеев. Постепенно силы его росли: на его сторону переходило все больше эфиопов. А жизнь была непростая, и не все англичане ее выдерживали. И малярия была, и дизентерия, и какие-то диковинные африканские подкожные паразиты. Эфиопы-то были к ним привычны, а англичане — нет. Не хватало табака, виски и других привычных англичанину вещей. Вингейт выдерживал. Эфиопы его боготворили, называли отцом родным.

Вингейт был доволен. Начальства над ним тогда практически никакого не было. Правда, Хайле Селассие I сначала невнятно проворчал что-то вроде: «Непонятно, кто из нас император?» Но после проведенных Вингейтом операций он восхищался этим человеком, чувствуя, что он — настоящий друг Эфиопии, а не британский агент, желающий только утвердить английское влияние. Понимали это и в британских штабах.

Глава 111 Дов Коган — человек, бравший крепости

Надо сказать кое-что и о других операциях этой «незнаменитой войны». Главная и самая легкая ее задача заключалась в захвате побережья. Эта операция началась в феврале 1941 года. Войска Британской империи были весьма разношерстными. Основную роль играли наступавшие с севера англо-индийские дивизии, часть солдат была переброшена сюда сразу после упомянутой мной в прошлой главе победы над итальянцами в пустыне (на границе Ливии с Египтом). А с юга главную роль в наступлении играли войска Южной Африки, в которых, кстати, в строевых частях служили тогда только белые[58]. С моря действия британских войск поддерживал флот. Итальянцы были разбиты быстро, они бежали в панике. Черчилль специально отметил, что британцам в целости и сохранности достались огромные склады горючего. Часть своих кораблей, базировавшихся там, итальянцы утопили. Сумели улизнуть лишь четыре подводные лодки. Обогнув всю Африку, дозаправившись по дороге топливом с союзных немецких кораблей, они пришли в Бордо во Франции (тогда город находился в руках немцев). Упоминаю это для того, чтобы показать, насколько завоевание Итальянской Восточной Африки было делом нужным и срочным. Немцы, разумеется, могли сделать то же, что сделали итальянцы, и даже больше: их надводные корабли прорывались в Индийский океан и пиратствовали там. Если бы немцы закрепились на берегах Красного моря и в Восточной Африке на «Африканском роге», то много было бы бед, в том числе для будущих поставок в СССР через Иран.

Разбитые на побережье итальянцы отходили в горы Эфиопии. И тут, в марте 1941 года, события приняли неожиданный оборот. Англо-индийские части должны были прорваться туда через Керен[59] — важный дорожный узел. Дороги шли по каньону. Итальянцы, готовя город к обороне, взорвали огромную скалу, которая завалила каньон. Пришлось британским войскам карабкаться на скалы. Итальянцы на сей раз дрались храбро и на земле, и в воздухе. Продвижение застопорилось. Были направлены подкрепления, но еще до того, как они подошли, британцы прорвали итальянские позиции. Произошло это 27 марта. И если бы не произошло тогда, то могло и вообще не произойти. Ибо 31 марта Роммель начал свое наступление в Ливии. И уже 2 апреля стало ясно, что дела англичан плохи. Немцы тогда били англичан не хуже, чем англичане итальянцев. Британцам стало не до Эфиопии.

Но после прорыва у Керена ничто уже не могло спасти итальянцев. Не будь его, они держались бы еще долго и вполне могли бы дождаться помощи немцев, укреплявшихся в Ливии, откуда по воздуху до Эфиопии не так уж далеко. Итальянцы тогда очень на немцев рассчитывали. А до побережья Красного моря, кстати, было близко…

Останавливаюсь я на этом вот почему. Героем того прорыва стал британский офицер по имени Дов Коган (в ивритской традиции Коэн). И был он не просто еврей, а еврей из Земли Израильской. Потом он еще воевал и вернулся к нам из Европы, «покрытый славой и орденами», стал командиром в «Эцеле», начал борьбу с англичанами. У нас он был тогда известен под конспиративной кличкой «Шимшон». Ирония судьбы — верховным комиссаром (губернатором) в Иерусалиме был тогда генерал Канингхем. Этот генерал отличился в Эфиопии, правда, не под Кереном. Его войска там наступали с юга, их ядро составляли южноафриканцы.

Так вот, 4 мая 1947 года «Эцель» под командованием Шимшона совершил невероятный подвиг, взяв крепость-тюрьму Акко и освободив заключенных. Это было наше «взятие Бастилии». В том бою Коган погиб.

Глава 112 Победа над итальянцами

В апреле 1941 года главные цели кампании в Восточной Африке были достигнуты. Красное море перешло под полный контроль англичан. Рузвельт разрешил американским кораблям плавать в Суэц. (Америка была еще нейтральной и ее корабли не входили в зону военных действий). Снабжение британских войск на Ближнем Востоке шло теперь вокруг Африки и успехи гитлеровцев на Средиземном море ничего тут изменить не могли. Мешали только немецкие подводные лодки в Атлантике.

Важной была и открывшаяся (или по меньшей мере возросшая) возможность ремонта британских кораблей в США — британские верфи были перегружены. Большие английские военные корабли, получившие тяжелые повреждения в боях в восточном Средиземноморье (обычно от действий авиации или подводных лодок), могли теперь отправляться на ремонт в Америку. Провести серьезные работы на месте было невозможно — не было технической базы и была угроза германских бомбардировок. Поврежденные корабли кое-как подлатывали, затем осторожно проводили через Суэцкий канал (немецкая авиация с Додеканеса пыталась его минировать) в Красное море, перешедшее под полный контроль англичан. Оттуда корабль шел в Индийский океан и, обогнув Африку, плыл через Атлантику в США. На капитальный ремонт. Путь был, конечно, дальний, зато до вступления Америки в войну почти безопасный — немецкие подводные лодки ещё не действовали у атлантического побережья США.

Но этим путём пользовались и после декабря 1941 года (т. е. после вступления в войну США) — Средиземное море до весны 1943 года было фактически непроходимо для крупных кораблей союзников.

Столица Эфиопии Аддис-Абеба была освобождена. Остатки итальянских войск отходили на север, где рассчитывали отсидеться в горных районах. Отступили они и из Годжама. 5 мая 1941 года император торжественно возвратился в свою столицу, которую покинул 5 лет назад. Сидя верхом на лошади, Вингейт возглавлял колонну эфиопских войск. И еще одну радость испытал он тогда: в Эфиопию по его рекомендации были направлены врачи — евреи с Земли Израильской (22 человека). Теперь они встретились и вместе праздновали пасхальный седер по всем правилам еврейской религиозной церемонии.

Но война еще не кончилась. «Отряды Гидеона» были распущены, однако император попросил Вингейта возглавить возрожденную эфиопскую армию и «всыпать» итальянцам. Вингейт бросился в погоню за одной из итальянских колонн, отступавших к северу. Это была большая колонна — более 10 тысяч человек. Тут он получил приказ от английского главнокомандующего генерала Кенингхейма (не путать с его более прославленным братом — адмиралом) все прекратить и ехать в Каир. Вингейт приказу не подчинился, ударил по итальянцам и разбил их. Одних только итальянских офицеров попало в плен 250 человек. К слову сказать, к пленным Вингейт относился по-рыцарски. Они должны были благодарить Бога, что эфиопы слушаются его беспрекословно, ибо эти рыцарством отнюдь не отличались. Там, где англичане их не сдерживали, расправлялись с пленными нещадно: кастрировали, убивали.

После этой победы Вингейта быстренько и не самым вежливым образом отправили из Эфиопии в Каир, даже не допустив его присутствия на парадном банкете у императора. Английские верхи не хотели повторения того, что уже было на Земле Израильской: чтобы у эфиопов появился Друг, как у евреев. Планы английских колониальных заправил и Вингейта не всегда совпадали.

Глава 113 После победы

В довершение всего случилась с Вингейтом и еще одна неприятность. В Эфиопии, в Годжаме, он был «исполняющим обязанности полковника». А вернувшись в Каир, выяснил, что он как был, так и остался в чине майора. (Временное присвоение чинов во время войны было нередким в английской и американской армии).

И вообще настроение у англичан было плохое. Немцы били их и в хвост, и в гриву — и в Ливии, и в Греции. Собственно, так будет продолжаться до второй половины 1942 года, пока не подоспеет американская техническая помощь, а Гитлер не увязнет в России.

Правда, Хайле Селассие I прислал Вингейту из Эфиопии теплое письмо и четыре золотых кольца. Были у него и британские награды. Но английское правительство не дало тем эфиопам, что служили в «Отрядах Гидеона», льгот, положенных солдатам британской армии, заявив, что это относится только к солдатам регулярных войск. Это взорвало Вингейта окончательно. К тому же он был измучен малярией. В результате генерал Вейвел (Уэйвел), командовавший британскими силами на Ближнем Востоке, получил доклад Вингейта, грубый до крайности и, видимо, не во всем объективный, о прошедшей кампании в Эфиопии.

Вингейт и раньше не очень-то соблюдал нормы вежливости, а тут и вовсе как с цепи сорвался. За такой меморандум по существовавшим правилам его следовало арестовать. Но Вейвел высоко ценил военные дарования майора. Он вызвал Вингейта для обсуждения доклада, и Вингейт признал кое в чем правоту генерала. Раздувать скандал Вейвел не стал.

Затем Вингейт окончательно расхворался. Пытаясь быстрее избавиться от малярии, он принимал очень большие дозы антималярийных лекарств, отличавшихся токсичностью. У него началась депрессия — в то время расстройства психики после малярии и антималярийного лечения были делом нередким. Во время одного из таких приступов Вингейт попытался покончить с собой с помощью ножа. По счастью — неудачно, но его госпитализировали. Теперь-то известно, что его кровь и спинномозговая жидкость буквально кишели малярийными микробами.

В госпитале в Каире Вингейта навещали люди из сионистских верхов, включая Бен-Гуриона. Все вселяли в него уверенность в том, что он сможет преодолеть болезнь. От Лорны, находившейся в Англии, историю скрыли, сообщив лишь, что госпитализация связана с малярией. Вскоре Вингейт поправился. Депрессия отступила. Он решил, что Бог сохранил его для выполнения великой миссии — помощи евреям.

В госпитале, выздоравливая, он познакомился с интересной дамой. Мэри Ньюол была известна в Каире под кличкой «Мэри пистолет». Она была начальницей женского медицинского отряда и красавицей писаной. Военная форма ей шла, и она всегда носила на поясе внушительных размеров пистолет — отсюда и прозвище. И еще она любила заводить авантюрные романы. В это время ее избранником был Оливер Литтлтон. А занимал он только что учрежденный тогда пост министра-резидента военного кабинета на Ближнем и Среднем Востоке. Иными словами, был шишкой изрядной и, приезжая в Лондон, бывал у Черчилля. Мэри выздоравливала тогда от обострения язвы желудка, коротая время в беседах с Вингейтом. Она мирно дремала, когда он читал ей вслух Святое Писание, но внимательно слушала рассказы о приключениях на Земле Израильской и в Эфиопии, а также его рассуждения о партизанской войне. Все это она пересказала своему любовнику, а тот затем — Черчиллю. И Черчилль припомнил молодого офицера, с которым когда-то случайно познакомился на обеде в Лондоне в 1938 году. Так впервые дошла до него положительная информация о Вингейте. По официальным каналам могла доходить только отрицательная, а скорее всего, вообще никакая. В общем, не зря французы говорят: «Ищите женщину».

Но Вингейт думает о встрече с другой женщиной — своей ненаглядной Лорной. Он получил отпуск после болезни и осенью 1941 года направился (вокруг Африки!) в Англию, в ее объятия. Там он и признался жене в своей попытке самоубийства. Она отнеслась с пониманием: трудную дорогу выбрал себе Вингейт. Кто идет по ней, неизбежно должен и падать. Важно находить силы, чтобы подняться и идти дальше.

Глава 114 В Лондоне

В самой Англии в это время было уже относительно спокойно. Бои гремели на морях, на Ближнем Востоке, в Северной Африке, скоро должны были грянуть и в Юго-Восточной Азии. Очень крутая каша варилась в России. А в Англии стало тихо, ее уже не бомбили и еще не обстреливали ракетами.

Но тишина была не для Вингейта. Он начинает хлопотать о своем восстановлении в действующей армии. Вейцман в своих мемуарах пишет, что он помог в этом Вингейту. Как бы то ни было, к началу 1942 года Вингейта считали полностью здоровым и годным к строевой службе.

Между тем в Лондоне он снова был замечен. Тем более что в то время Англии нужны были герои, а гордиться пока что можно было только военными успехами в Эфиопии. Это была первая страна, освобожденная с начала войны от власти фашизма. И Вингейт явился как раз оттуда. Так что принимали его с восторгом. Особенно в просионистских кругах. Леопольд Эмери, старый друг сионистов, а ныне министр по делам Индии и Бирмы (Бирма административно была объединена с Индией до 1937 года), принимая у себя Вингейта, предложил переработать его меморандум об эфиопской войне, убрать самое скандальное. «Бирма нам скоро понадобится», — заметил при этом министр. После переработки меморандума Эмери брался передать его начальнику штаба британской армии Бруку.

Видимо, жизнь чему-то научила Вингейта. Он меморандум переработал. И когда одно американское издательство попросило книгу о событиях в Эфиопии, что-то вроде книги Лоуренса Аравийского, он не послал их, а отговорился отсутствием литературных талантов. Вингейт даже не ругал больше Вейцмана за недостаточную напористость в отстаивании дела сионизма перед правительством Англии. И извинился за прошлые упреки. Но ручным он, конечно, не стал.

Баффи (см. главу 90), к которой он по-прежнему захаживал, приходила в ужас и восхищение от его рассказов об эфиопской войне. В ужас потому, что он стал настолько проэфиопским, что Англию критиковал очень сурово, даже подозревал своих соотечественников в желании наложить руку на Эфиопию. «Наверное, — думала Баффи, — его сила в том и состоит, что он проникается чувствами местных людей, на стороне которых сражается». Вингейт не только в разговорах защищал Эфиопию. Он нашел людей со сходными взглядами среди журналистов и снабжал их идеями и фактами.