Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн.

Глава четвертая

Областное управление Византийской империи было организовано по территориальным округам, которые обыкновенно носят название фем, но иногда называются также епархиями.[1412] Образование фем, относящееся ко времени, предшествующему рассматриваемой нами эпохе, было результатом двух течений: с одной стороны — стремления к централизации управления, с другой — находившейся в зависимости от централизаци–онной тенденции и вынужденной вместе с тем обстоятельствами необходимости объединения военной власти с гражданской.

Со времен императора Августа вся Империя была разделена на провинции императорские (пограничные) и сенатские (внутренние); первые управлялись императорскими легатами, которые сосредоточивали в своих руках власть гражданскую и военную, в последних консуляры пользовались только властью гражданской и не имели военной, но это происходило не в силу существования правительственного принципа разделения властей, а по той причине, что поддерживалось еще республиканское начало, по которому в мирных провинциях нельзя было располагать войска на квартирах. Что принцип разделения властей отсутствовал в государственном устройстве, видно уже из того, что в стенах Рима префект города был не только администратор и судья, но и предводитель городской милиции (cohortes urbanae), а префект претория не только командовал преторианцами, но, в отсутствие императора, председательствовал в верховном государственном совете, куда поступали arcana imperii и дела по апелляциям. С конца III в. войска стали располагаться безразлично во всех провинциях, но вместе с тем строгим образом проведено начало отделения военной власти от гражданской; для заведования войском были особые предводители (magistri equitum et peditum, duces et comites), которые не имели никакого отношения к управлению, в свою очередь лица, ведавшие гражданским управлением, не касались военного. Мало того, гражданская сфера была разделена; судебно–административная часть и сбор податей, в прежнее время не отделявшиеся, теперь были разделены. Самое деление Империи как территории с установлением в выделенных единицах должностей судебно–административных и финансовых было выполнено по плану градации и соподчинения низших территорий и правящих ими лиц высшим. Таким образом оказалось четыре громадные префектуры,[1413] с префектами претория во главе, в 4–х префектурах 14 диоцезов или епархий, с викариями[1414] во главе, а в 14–и диоцезах 116 провинций, управлявшихся проконсулярами, консулярами, президентами и корректорами. Рядом с этими правителями, имевшими судебно–административную власть, стояли лица, от них независимые, для заведования финансовой частью (comites largitionum, rationales etc.). Они сносились прямо с министром государственных имуществ, тогда как в системе Августа хотя и были прокураторы при легатах императорских провинций и квесторы при проконсулах сенатских провинций, стоявшие до известной степени в непосредственной зависимости (по предмету своего ведения — сбору податей) от императора и сената, однако же этим совершенно не исключалась их зависимость от провинциальных правителей.

Устройство фем было в известной мере шагом назад, возвращением от Диоклетиано–Константиновой системы к системе первых трех веков: градация территориального и судебно–административного деления Империи исчезает, вместо префектур, диоцезов и провинций появляются только фемы, занимающие среднее место между прежними диоцезами (или епархиями) и провинциями, сначала более напоминающие по своим размерам и численности диоцезы, а потом чем дальше вглубь Средних веков, тем более приближающиеся к провинциям; с исчезновением градации исчезает и иерархически–постепенная подчиненность правящих лиц центру, и правители фем, помимо промежуточных ступеней, ставятся в непосредственную зависимость от императора; исчезает далее принцип разделения властей, правители фем делаются и военачальниками, подобно легатам первых веков Империи; исчезает, наконец, полная независимость лиц, заведовавших финансовой частью от областных правителей, они занимают относительно этих последних такое же положение, какое занимали прокураторы и квесторы относительно легатов и проконсулов. Это ретроградное движение находилось в связи с успехами, какие делала централизация, все нервы государственного организма стянувшая к личности императора, а также, как выясняет Константин Багрянородный в своем сочинении о фемах,[1415] в связи с военными предприятиями агарян, производивших опустошительные набеги на города и деревни и тем заставивших византийских императоров раздробить прежние большие округи на меньшие и поставить для заведования ими стратигов, которые бы не только управляли населением, но и защищали его от неприятельских нападений. После того как войско осело в округе, начальник войска сделался областным правителем, военный элемент слился с гражданским, — название, прежде прилагавшееся к военному отряду (Эёспс;, 0еца), было приложено к области, к территории, которая стала называться фемой; повторилось явление, некогда имевшее место в Нумидии, которая стала называться легионом от полка (легиона), здесь квартировавшего, или у германцев, у которых деревенские общины назывались сотнями (hund–rede, huntari) от военных отрядов — сотен, на которые делилось народное ополчение.

Переделка порядков управления, завершившаяся устройством фем, впервые начинает проявляться в V в. Из памятника (Notitia dignitatum), относящегося по происхождению к этому времени, видно, что в двух разбойничьих провинциях — Аравии и Исаврии — власть военная и гражданская соединена была в одном лице. Обыкновенно объясняют[1416] это явление тем, что реформа (отделение военной власти от гражданской) не ьбыла применена к этим двум провинциям — в них оставлен прежний порядок вещей, господствовавший и во всех других провинциях до конца Щ1 в. Но можно и иначе смотреть на дело, видеть в нем не продолжение, |а возвращение к прежнему порядку. В VI в. новое устройство применяется энергичнее. Современный Юстиниану писатель, Лид (De magistratibus), констатирует факт распадения префектур претория и власти префектов на меньшие единицы. Слитие власти допущено было Юстинианом во многих местах: сначала он и в Аравии отделил власть гражданскую от воен–ной, поручив ее ведению модератора, но потом изменил свое решение и не только сосредоточил в Аравии обе власти в одних руках, но распространил тот же порядок на Писидию, Ликаонию, Фракию, Геленопонт, Паф–лагонию, Каппадокию и подтвердил его для Исаврии.[1417] Во всех этих странах была соединена власть гражданская и военная и основанием для применения этой меры Юстиниан выставлял в своих новеллах мятежный дух населения. Таким образом, еще до VII в. положено было начало той системе, которая потом названа техническим термином по имени греческих полков — фем. В науке после Финлея упрочился взгляд, что император Ираклий (610–641) первый сделал решительный шаг в деле устройства фем, а после него Лев III Исавр (718–741) частью реорганизовал, частью довершил новую систему. Этот взгляд, не имеющий для себя прямых документальных опор, а только косвенные доказательства, тем не менее должен быть допущен в том смысле, что эти императоры, много заботившиеся — первый об упорядочении администрации, второй сверх того о наиболее целесообразной организации военных сил, могли обратить серьезное внимание на систему, задатки которой положены были задолго до их времени. Не подлежит сомнению факт, что технические выражения, служащие для обозначения устройства, впервые встречаются у историков два десятка лет спустя после смерти Ираклия и затем делаются обычными терминами.[1418] Этот факт, в связи со свидетельством Константина Багрянородного,[1419] удостоверяет, что разделение на фемь: (с применением к выделенным областям технического термина «фема») начинает входить в употребление с императора Ираклия. От X в. мы имеем систематический обзор фем, вышедший из–под пера Константина Багрянородного. Но его сочинение не считается достаточным памятником для ознакомления с современным автору положением вещей, так как оно изобилует странными объяснениями происхождения стран и народов и географическими анахронизмами, зависевшими от того, что сочинение составлено по древним источникам, главным образом по Гиероклу, современнику Юстиниана L.[1420] Если для X в. данные, сообщаемые этим сочинением, недостаточны, то тем менее они удовлетворительны для XI в., потому что разделение на фемы не было чем–нибудь постоянным, но беспрестанно менялось, смотря по нужде и обстоятельствам: то несколько фем соединялось в одну, то одна разделялась на несколько, то от одной фемы отделялись участки и присоединялись к другой; при определении границ нисколько не стеснялись национальными мотивами, не заботились о том, чтобы границы фемы совпадали с границами национальности, так что одна и та же народность встречается в четырех–пяти фемах и фемы не носят названия народностей, а называются или по местопребыванию стратига, или географическими именами стран, или именами каких–нибудь знаменитых личностей, или наконец именами, заимствованными от случайных событий. Изменчивость деления на фемы видна уже из показаний Константина Багрянородного, например, о нововведениях его отца, Льва Мудрого,[1421] она отразилась также в разноречивости показаний Константина Багрянородного о фемах в разных его сочинениях.[1422] Та же изменчивость обнаружится, если сравним количество фем в X и XI вв. Тогда как Константин Багрянородный насчитывает их 29 (17 в Азии и 12 в Европе), в XI в., как покажет нижепредставляемый перечень, число их простиралось до 38.[1423]

Фемы и до XI в. занимали, без сомнения, в списках высшее или низшее место, смотря по их важности и значению для государства. Критерием для определения сравнительной важности той или другой фемы в XI в. служат названия, прилагавшиеся к правителям фем. В трех фемах (Фра–кисий, Армениак, Эллада–Пелопоннес) к областному правителю прилагается иногда название претор (яраксор), в одной феме (Болгария) — сатрап. Но эти названия встречаются в виде исключений и рядом с ними к правителям тех же фем применяется одно из ординарных названий, употреблявшихся в XI в. в Византии для обозначения воевод. Таких ординарных названий три: в одних фемах лица, заведовавшие управлением, называются дуками, в других катепанами, в третьих стратигами. Что касается отношения между этими названиями, то слово «стратиг» имело значение родового понятия. Поэтому дука и катепан могли быть названы и действительно назывались стратигами. Но не все стратиги фем, а только некоторые были дуки или катепаны, а именно те, которые занимали высшее положение относительно остальных. Первым, высшим рангом было звание дуки, за ним следовало звание катепана, за катепаном звание стратега (в частнейшем смысле слова).[1424] Общее отличие стратигов в собственном смысле от тех, которые, независимо от звания стратигов, могли еще называться дуками и катепанами, было то, что функции первых имели по преимуществу мирный характер, а последних — военный. Поэтому первые назывались безразлично стратигами и судьями (кргтгц^),[1425] а последние игемонами.[1426] Отсюда, однако же, не следует, чтобы стратиги–судьи исключительно ведали гражданскими делами, а игемоны, дуки и катепаны исключительно предводительствовали войском. Стратиг–судья сплошь и рядом предводительствовал войском, причем слово кргтг)с; в приложении к нему было уже неуместно и он назывался только отратг|у6<;. Равным образом дуки и катепаны имели в своем ведении кроме начальствования над войском гражданское управление. Стратиги–судьи, имевшие и военную власть, главным образом занимались делами гражданскими, а дуки и катепаны, имевшие и гражданскую власть, главным образом предводительствовали войском, потому что для первых реже представлялись случаи становиться во главе военных отрядов, между тем как последние постоянно к тому были вызываемы, так как их фемы были пограничными. В этом отношении фемы, бывшие в заведовании дук и катепанов, можно отчасти сравнить с установленными в Западной Европе при Карле Великом марк–графствами. Аналогия усматривается не только в том, что дукаты и катепанаты были пограничными фемами, но и в том, что они пространственно были обширнее многих простых фем. Есть одно место у историка, которое с первого взгляда указывает даже на то, что они слагались из многих фем. Говоря о нападениях бежавшего из Византии Стефана–Вое–слава на греческие земли, Скилица—Кедрин замечает, что император Мономах приказал дуке Диррахия, патрицию Михаилу, собрать стратиотов, присоединить к ним войска подвластных ему и соседних с Диррахием фем и, вместе с подстратигами, начать военные операции против Стефана.[1427] Однако же из этого свидетельства мы не находим возможным сделать вывод о существовании в пределах дукатов и катепанатов многих фем; думаем, что историк неточно выразился и что под фемами, подвластными дуке Диррахия, нужно понимать турмы, а под подстратигами, заведовавшими турмами, — турмархов.

Турмы были подразделениями фем и управлялись турмархами, бывшими в зависимости от стратигов, почему для защиты от притязаний турмархов обращались к стратигам, как высшей инстанции.[1428] Назначение на места турмархов зависело (как и на места стратигов) от царя,[1429] причем и голос ближайшего начальника, стратига, мог приниматься в расчет. В отдаленных фемах, как, например, в Италии, императоры в целях практического удобства совершенно даже передавали стратигам право назначения турмархов.[1430] Власть турмарха была ограниченнее власти стратига по компетенции, но по характеру была сходна; точно так же турмарх не только командовал отрядом войска, но имел гражданскую власть, и к нему, подобно тому как к стратигу, прилагается название крш^-[1431]Как у стратига, так и у турмарха была канцелярия, в которой состояли на службе чиновники, носившие то же название, какое носили служащие в канцеляриях центральных учреждений: voTapioq, ияоураццатеи^, ХартоиАдрюс;.[1432] Назначение их вполне зависело от воли их начальников. Эти нотарии или писцы не только составляли и переписывали бумаги, но по временам исполняли разные поручения. Например, Георгий Дросс, и7тоуреддатей<; Аарона, дуки Васпуракана, ездил в 1048 г. послом к турецкому султану, Тогрульбеку, по делу о выкупе из плена Липарита.[1433]

Фема была не только военным и судебно–административным округом, но также округом податным. В отношении сбора податей фема называлась протонотаратом;[1434] в протонотарат фемы командировалось из центра, столицы, для сбора податей лицо, остававшееся на месте временно, до окончания операции.[1435] Это должностное лицо носило название 5ипкг|тг)(;, ХршотеЦс;, ярактюр, лрсотоуошрю<;, бшштгц;.[1436] Первые четыре названия были однозначны, из них третье более всего употребительно; название же «дикаст» заимствовано оттого, что сборщик не только заведовал сбором податей, но имел право суда по вопросам, соединенным со сбором.[1437] Вследствие неразрывной связи функций сборщика с функциями судьи по предметам сбора, к лицу, заведовавшему этим делом, обыкновенно прилагаются два названия сразу, например, протоспафарий Феофилакт называется дикастом и практором Кипра.[1438] Сборщик, будучи чиновником, временно назначаемым из центра, независимо от стратига, и действовал независимо от последнего. Однако же, независимость его была не безусловная. Прежде всего, он зависел от стратига со стороны практического выполнения возлагавшихся на него обязанностей: процесс сбора не всегда был делом легким, требовались административные понуждения, и во власти стратига было оказать сборщику административное содействие 1ри сборе. Поэтому, например, Пселл, снабжая практора рекомендатель–1ым письмом к судье (Kpirrj, стратигу) Пелопоннеса и Эллады, объясняет щресату, что практор потому и предпочел протонотарат его фемы другим, что во главе фемы стоит друг Пселла, который, во внимание к дружбе, окажет содействие при сборе податей.[1439] Из этого письма видно также, что содействие сборщику со стороны стратига не было чем–нибудь обязательным, зависело от благосклонности и предупредительности стратига. Далее, зависимость сборщика от стратига состояла еще в том, что стра–тигу принадлежал надзор за правильностью его действий. Поэтому Пселл р письме к судье (тф крот)) Опсикия просит быть благосклонным и снисходительным к сборщику его фемы (тоС ооС 0ёцато(;), родственнику Псел–ра,[1440] а в другом письме к неизвестному стратигу какой–то фемы просит ^сквозь пальцы смотреть на действия сборщика, так как он, взыскивая по ^надлежащему, не в состоянии будет собрать обычного количества податей.[1441] Стратиг и практор не всегда уживались в добром согласии, иногда они спорили и враждовали, причем византийское правительство, всегда высоко ставившее фискальные интересы, вступалось за практора. Так, известен случай из начала царствования Мономаха (между октябрем 1042 и мартом 1043 гг.), что стратиг Кипра, Феофил Эротик, обвинив перед киприотами дикаста и практора Феофилакта в том, что он взимает слишком тяжелые подати, подбил население умертвить его; за это Феофил был подвергнут позорному наказанию и конфискации имущества.[1442] Самый факт обвинения Феофилакта Феофилом возможен был, очевидно, потому, что стратигу принадлежало право надзора за сборщиком, следовательно, он мог решить, правильно ли производится сбор, или нет, и кроме того сборщик, как действовавший независимо, сам нес и ответственность за свои действия; стратиг, не обязанный по закону содействовать ему, мог отклонить от себя всякую ответственность, сложив вину на сборщика.

Численность византийских фем в период от 1025 до 1081 г. колебалась. Сначала пределы византийского государства раздвинулись и вместе с тем число фем возросло, но к концу периода понесены были громадные потери, как в Европе, так особенно в Азии, вместе с тем и число фем уменьшилось. Обстоятельствами, содействовавшими расширению пределов и увеличению числа византийских фем, были с одной стороны упадок Багдадского халифата и стремление к независимости эмиров, которые, ослабляя силы друг друга во внутренних междоусобиях, давали возможность Византии на почве их соревнования и вражды строить собственные расчеты и извлекать выгоды; с другой — стесненное состояние Грузии и Армении, государи которых под давлением внутренних затруднений, а еще более внешних врагов, не могли противостоять византийской политике и сохранять неприкосновенность своих владений от Византии.

Больше всего приобретений сделала Византия за счет армянских владетельных домов. Пока был в силе Багдадский халифат, государи Великой Армении[1443] волей–неволей подчинялись его влиянию, политическому и религиозному: они получали от халифов утверждение в достоинстве, титулы и знаки отличия, один из Ардзруниев и даже один из Багратидов перешли в ислам. Ислам сильной волной вливался в Армению с южных границ, так что, например, почти все население Мартирополя сделалось мусульманским и сам город переименован в Мейафарекин; армянские государи должны были целые города (Манцикерт, Келат, Перкри, Ард–жиш и др.) уступать халифам, которые сажали здесь своих эмиров и под–эмиров. Когда халифат стал клониться к упадку и в нем выделились независимые династии, эти последние стали предъявлять притязания на то влияние в Армении, какое принадлежало халифу (особенно Гамданиды Мосула и Халеба). Византия умела пользоваться чувством недовольства, возбуждаемым в армянах их зависимостью от халифов и эмиров; на этом пункте были основаны ее планы, в известной мере осуществившиеся, на распространение ее влияния в пределах Армении. Когда начато было завоевательное движение турок–сельджуков, эти планы получили своеобразную постановку и сопровождались осязательными, по–видимому, весьма благоприятными для Византии результатами. Византия стала практиковать систему обмена земель, происхождение которой, кажется, современно началу Македонской династии — по крайней мере, при сыне основателя династии путем применения этой системы была образована фема Месопотамия. До XI в. к системе обращались изредка, а в XI в. стали усердно прилагать ее в сношениях как с армянскими князьями, так и грузинскими. Византийское правительство, пользуясь давлением турок на армян, усиливая сверх того политические затруднения Армении интригами и подкупом, вызывавшими внутреннее разъединение в стране, и без того не отличавшейся сознанием национального единства, страдавшей от эгоизма и своеволия магнатов, — предлагало государям Армении уступить ему свои владения под условием получения земель в областях Малой Армении, издавна принадлежавших Византии. Мотивом, склонявшим армянских владетелей к предлагаемой сделке, были внешние и внутренние затруднения в их наследственной земле, а также то соображение, что на земле, полученной в обмен, они могут спокойно наслаждаться миром, отделенные и защищенные от турок византийскими фемами. Византийское правительство, в свою очередь, считая свои силы достаточными для того, чтобы разгромить беспорядочные турецкие орды и отстоять от их нападений новоприобретенные пограничные области, находило весьма для себя выгодным вместо этих областей отдать прежним их владетелям уступавшие по размерам территории, тем более что эта мера была переходной ступенью к совершенному подчинению переселенных армян. После поселения на византийских землях, в Малой Армении, армянские владетели при известной доле независимости не были совершенно свободны от влияния византийских императоров, которые затем пользовались каждым удобным случаем, чтобы усилить свой авторитет и уравнять армян с остальными подданными как в политическом, так и в церковнорелигиозном отношениях. Расчет византийского правительства оказался в конце концов несостоятельным, равно как не сбылись и надежды армянских владетелей. Несостоятельность расчета и несбыточность надежд зависели главным образом от того, что стороны слишком полагались на военные средства Византии в борьбе с турками, преувеличивали силы греков и умаляли силы турок. На первых порах турецкое вторжение было как бы полезным для Византии, число ее фем увеличилось новыми пограничными фемами, территория раздвинулась. Но выгода была обманчива: выселив из пограничных, подвергавшихся нападениям турок, областей армян, вместо того чтобы ободрить их и подкрепить для борьбы с опасным врагом, Византия собственными руками сломала барьер, защищавший государство от азиатских варваров; взяв на свою ответственность защиту границ, византийское правительство оказалось несостоятельным, турки не только завладели пограничными городами и областями, но прорвались вовнутрь Малой Азии, посетили и те земли, которыми владели По обменному договору армянские князья, утешавшие себя призраком безопасности. Не осуществился и расчет Византии на совершенное подчинение выселенных во внутренние области армян; политическое и особенно религиозное давление на армян со стороны Византии, вместо того чтобы слить армянскую нацию с остальной массой населения и сделать православной, разожгло фанатизм и породило обособление и смертельную вражду между армянами и греками, которые в наш период находили себе выражение во взаимных насилиях и бесчеловечных поступках, а впоследствии побудили армян с распростертыми объятиями встретить крестоносцев и помочь им не только против неверных, но и против Византии.

Установить строгую градацию между фемами Византии, за отсутствием списков из XI в., невозможно. Для того чтобы составить об этом предмете приблизительное понятие, мы не должны упускать из виду, что дукаты и катепанаты, как пограничные и важные для государства в стратегическом отношении фемы, ставились выше обыкновенных, внутренних фем. При перечислении азиатских фем правильнее будет прежде всего упомянуть о тех, которые опоясывали азиатскую часть государства, начиная от сирийского побережья и оканчивая юго–восточным берегом Черного моря, а затем уже об остальных.

1) Антиохия, фема–дукат, без сомнения, самая важная из азиатских фем, судя по вниманию, с каким относилось к ней византийское правительство, и по лицам, которых оно назначало антиохийскими дуками. Эта фема, названная по имени главного города после отнятия его у сарацин,[1444] представляла собой прибрежную полосу, с запада омываемую морем, с юга смежную с владениями трипольских эмиров, а с востока соприкасавшуюся с владениями халебских эмиров. Вследствие такого положения Антиохия была главным операционным базисом Византии в ее военных предприятиях против Триполи и Халеба, и из нее, как из центра, распространялось влияние Византии на сарацинские владения в Сирии. В год смерти Василия II дукой Антиохии был Константин Далассин, который впоследствии едва не попал в императоры, сын Дамиана Далассина.[1445] При Константине VIII и в первое время царствования Романа III управлял Антиохией Михаил Спондила,[1446] при котором фема подверглась враждебным действиям со стороны эмиров Халеба и Триполи, а также войска, подосланного египетским халифом. Неудачи антиохийского дуки в борьбе с ними были причиной, что император Роман III послал Спондиле отставку и назначил на его место своего зятя, патриция Константина Карантина, которого снабдил инструкцией, как поступать относительно неприятелей.[1447] После неудачного сирийского похода в 1030 г.[1448] Роман Аргир, уходя из Антиохии в Византию, оставил игемоном Антиохии Никиту Мисфий–ского, который был несколько счастливее своих предшественников.[1449] Он управлял Антиохией до своей смерти, последовавшей в первый год царствования Михаила Пафлагона. Одним из практоров, при Никите, был Салива, убитый антиохийцами.[1450] На место Никиты был назначен дукой брат императора, Никита, ставший из–за убийства Саливы в натянутые отношения к антиохийцам, а после его смерти (1034 г.) другой брат, Константин.[1451] При Константине Мономахе место антиохийского дуки занимал проедр Роман Склир;[1452] при Феодоре — магистр Катакалон Кекавмен, замененный, по вступлении на престол Стратиотика, царским племянником, Михаилом Ураном.[1453] При Константине Дуке отправлен был в Антиохию дукой евнух Никифорица, заявивший себя на должности притеснениями антиохийцев.[1454] По смерти Константина Дуки Никифорица, имевший личные счеты с Евдокией, попал в тюрьму и на его место назначен магистр Никифор Вотаниат. При нем было сделано нападение на антиохийскую фему турками; Вотаниат не мог успешно им противостоять и был отрешен за это от должности.[1455] Роман Диоген назначил дукой Антиохии веста Качатура, армянина по происхождению, который потом был деятельным приверженцем этого государя;[1456] император Михаил Парапинак — протопроедра Иосифа Тарханиота, знаменитого своим крайне подозрительным поведением во время последнего, трагически окончившегося похода Романа Диогена против турок. После смерти Тарханиота в 1073 г. Парапинак назначил в Антиохию Исаака Комнина (брата будущего императора Алексея), который закончил свою карьеру, в качестве дуки, тем, что при нашествии на Сирию турок взят был в плен и выкуплен за 20000 золотых.[1457] Затем мы встречаем при Парапинаке в должности анти–охийского дуки Васага, сына Григория Магистра и брата армянского католикоса Григория (Вахрама). Он пал от руки греков жертвой вражды их к армянам. Группировавшаяся вокруг Васага партия армян обратилась тогда к Филарету Вахраму и пригласила его в Антиохию. Армянин Филарет, приверженец императора Романа Диогена, умевший внушить к себе уважение правительству Парапинака, которое дало ему чин куропалата, ко времени умерщвления Васага (совпадающего в изложении армянского историка[1458] со вступлением на престол Никифора Вотаниата) успел сделать немало приобретений за счет турок, равно как и своих сородичей, армянских владетелей. Получив приглашение из Антиохии, он не замедлил последовать ему и, явившись в город, страшно отомстил грекам, враждовавшим с армянами. Филарет стал управлять Антиохией в качестве дуки и счел нужным получить санкцию и утверждение в должности от византийского императора, для чего изъявил покорность Вотаниату и получил даже, если верить показанию Михаила Сирийского, чин севаста. Он был последний антиохийский дука нашего периода, занимал это место до тех пор, пока Антиохия в отсутствие Филарета, уезжавшего в Эдессу, не была захвачена никейским султаном Солиманом, в 1084 г.[1459]

2) Телух. Эта фема, названная по имени главного города, лежала между антиохийской фемой и рекой Евфратом, по северным границам Халеб–ского эмирата. Она принадлежала к простым фемам и управлялась обыкновенными стратигами, для которых служила переходной ступенью к занятию мест в более видных и важных фемах. Во время похода императора Романа III в Сирию стратигом Телуха был Георгий Маниак, награжденный за удачное дело с сарацинами, осадившими Телух в 1030 г., перемещением на лучшую фему.[1460] Затем фема Телух упоминается только один раз в рассказе о первом походе Романа Диогена против турок, в 1068 г., —■ император прошел через нее, отправляясь во владения халебского эмира.[1461]

3) Нижняя Мидия, иначе еще называемая «Поевфратские города»,[1462] а со времени переселения стратига фемы из Самосата, прежней резиденции, в Эдессу, просто Эдессой. Это была фема–катепанат; она лежала на восток от фемы Телуха, по течению Евфрата, сначала граничила с рекой Евфратом, а после приобретения Эдессы раздвинулась на юг от Евфрата. По отношению к сарацинским владениям, находившимся на левом берегу Евфрата, эта фема имела такое же стратегическое значение, какое имела Антиохия относительно Халебского эмирата, лежавшего на правом берегу. Катепаном Нижней Мидии назначен был в 1030 г. Георгий Маниак, в награду за отличие при нападении сарацин наТелух.[1463] При нем, в 1031 г., границы фемы были расширены до города Эдессы, благодаря внутренним волнениям в нем; Маниаку пришлось выдержать упорную борьбу с сарацинами за новое владение, но с помощью христиан Эдессы он успел восторжествовать над своими врагами, заключен был мир и город остался в руках византийского правительства.[1464] В первый год царствования императора Михаила Пафлагона Маниак был еще повышен в должности, получив назначение в фему Васпуракан. На его место, в Эдессу, отправлен был Лев Лепендрин.[1465] Недолго, однако же, Лепендрин оставался в Эдессе. Прежние владетели города, не смирившиеся с его потерей, опустошили фему и едва не захватили резиденцию катепана в 1036 г.[1466] Лепендрин был отставлен за то, что не сумел предотвратить опасность, вместо него назначен протоспафарий Варасватце Ивир.[1467] При нем враждебные действия сарацин не прекратились, но успешно были разрушаемы стратигом, как можно заключить из одного, записанного историком, легендарного сказания.[1468] О лицах, управлявших Эдессой в последующее время, знаем главным образом из показаний Матвея Эдесского, который часто касается истории своего родного города, хотя не всегда дает точные сведения. По свидетельству Матвея, был назначен правителем Эдессы армянин Абукаб, сопровождавший Романа III в сирийском походе и оказавший услугу своевременным открытием заговора.[1469] Судя по тому, что фема найдена была Абукабом в состоянии разрушения, с наибольшей вероятностью можно относить его назначение ко времени после Варас–ватце, когда Эдесса с окрестностями не успела оправиться от враждебных действий арабов при Лепендрине и Варасватце.[1470] При Исааке Комнине Эдессой управлял Константин Дука, после отречения Исаака Комнина занявший его место на византийском престоле.[1471] Вступив на престол, он, по всей вероятности, возвысил административное значение фемы, так как мы видим, что в начале его царствования управляет Эдессой Таваданос, с титулом дуки.[1472] Этот храбрый дука погиб под стенами Амида.[1473] После его смерти был назначен на его место Бигонид, известный своим предосудительным поведением во время нашествия турок на Эдесскую фему, когда он, из зависти к антиохийскому дуке, заботился о том, чтобы последний не стяжал себе военной славы, а не о том, чтобы уничтожить врагов. Когда императору было сообщено о таком его поведении, он был лишен должности.[1474] Кто был назначен на место Бигонида — прямых указаний нет, может быть, Василий, сын Алусиана Болгарина, который управлял Эдессой в начале царствования Диогена и прославился блистательной обороной города во время осады его турецким султаном Алп–Арсланом.[1475] Во время третьего похода Романа Диогена против турок в 1071 г. катепаном Эдессы был уже проедр Павел, приближенный советник Диогена, в несчастии ему изменивший/ При Вотаниате управление Эдессой находилось в руках Льва, брата Таваданоса; население города было им недовольно, возмутилось и помогло Василию, сыну Абукаба, сподручному Филарета Вахрама, взять город.[1476] Василий Абукаб был последним правителем Эдессы в наш период, он умер в 1083 г., оставив после себя в Эдес–се партию приверженцев Филарета, давшую последнему возможность назначить сюда правителем своего сына Варсама.[1477]

4) Мелитина. Фема, названная так по имени главного города,[1478] лежала на восток от «Поевфратских городов», по течению реки Евфрата, которой была охвачена с трех сторон; река Евфрат отделяла ее от западных границ Диарбекра, владения Мерванидов, Фема, несмотря на то, что была пограничной, принадлежала к разряду простых. В начале царствования Мономаха мелитинским стратигом был патриций Лев Лампрос, обвиненный в заговоре и пострадавший.[1479] Можно предполагать, что при том же императоре Мономахе на должность мелитинского стратига был назначен Лев Торник.[1480] Упоминается также мелитинский стратиг при Романе Диогене, не названный, впрочем, по имени, может быть потому, что он обнаружил позорную трусость во время нападения на фему турок.[1481]

5) Месопотамия, фема–дукат, лежала на северо–восток от Мелитин–ской фемы, по другую сторону Евфрата, южные ее границы были смежны с северными границами Диарбекра. Дукой этой фемы, учрежденной еще в конце IX в.,[1482] при Мономахе назначен был Григорий Магистр, сын Васага, из рода Баглавуни, после того как он передал императору свои владения в Великой Армении.[1483] Как месопотамский дука, он, вместе с правителями соседних фем, принимал участие в битве с турками при Габудру, закончившейся пленом Липарита (1048). По свидетельству армянского писателя (Аристакеса), управление Месопотамией было отдано ему в наследственную собственность и условия этого пожалования изложены были в хрисовуле. Поэтому по смерти Григория Магистра (1066) владение его в Месопотамии и титул дуки получил старший его сын, Вахрам.[1484] Однако же византийское правительство скоро поставило свою власть в Месопотамии на прочную почву. В момент восстания Вотаниата против Парапинака Месопотамской фемой управлял уже грек, Никифор Палеолог,[1485] отец Георгия Палеолога, свояка Алексея Комнина.

6) Тарон, на восток от Месопотамии, по северным границам Диар–бекра. Эта фема и по времени, и по способу образования, и по положению в ней византийской власти, сходна с месопотамской фемой.[1486] В Таро–не, подобно тому как в Месопотамии, звание стратигов было достоянием армянского владетельного дома — принадлежало потомкам Григория Таронита. Но Византия стремилась к совершенному подчинению себе Тарона и не упускала случая, чтобы усилить здесь свою власть. В XI в. она достигла того, что не исключительно потомки Григория заведовали управлением, но время от времени назначались и люди посторонние. Так, в царствование Феодоры правителем (стратигом) Тарона был Феодор, сын Аарона,[1487] умерший от раны, полученной в одной стычке с турками.[1488] После Феодора, не состоявшего в прямом родстве с армянским домом, при Исааке Комнине, Константине Дуке и Михаиле Парапинаке управление Та–роном опять находилось в руках армянина, Торника,[1489] который удачно действовал против турок в пользу Византии[1490] и погиб по козням Филарета Вахрама.[1491] Из городов Таронской фемы важное стратегическое значение имел Манцикерт. Он находился под управлением особого византийского коменданта (игемона). В конце царствования Мономаха таким игемоном был патриций Василий Абукаб, прославившийся мужественной защитой города от султана Тогрульбека, в 1053 г.[1492] При преемнике Тогрульбека, султане Алгт–Арслане, Манцикерт был взят турками,[1493] в 1071 г. отнят у турок императором Романом Диогеном,[1494] но лишь несколько дней оставался под греческим владычеством: после роковой битвы, при р. Царе (недалеко от Манцикерта), окончившейся пленом греческого императора, город опять попал в руки турок.

7) Верхняя Мидия, или Васпуракан, фема–катепанат, лежавшая на восток от озера Ван и с трех сторон охваченная мусульманскими владениями, с юга Курдистаном, с востока Адербиджаном, с севера Теви–ном. Эта провинция армянского владетельного дома Ардзруниев поступила в число византийских фем при Василии II, которому была передана в 1021 г. Сеннахарибом, в обмен на владения в Каппадокии.[1495] В новообразованную фему назначен был стратигом сначала патриций Василий Аргир, а когда он оказался неспособным, протоспафарий Никифор Комнин.[1496] Комнин остался на должности при Константине VIII и за участие в заговоре ослеплен.[1497] При Романе III правителем Васпуракана был патриций Николай Хрисилий, ознаменовавший свое управление отнятием у сарацин и присоединением к феме города Перкри (недалеко от приобретенного Комнином Арджиша, на востоке).[1498] При восшествии на престол Михаила Пафлагона Хрисилий был смещен и на его место переведен катепан Эдессы Георгий Маниак.[1499] Но для Маниака и катепанат Васпуракана был переходной ступенью к занятию места в еще более важной феме (в Италии); по удалении его с должности правителем Васпуракана сделан, по–видимому, патриций Никита Пигонит (Бигонид).[1500] При одном из этих стратигов — Маниаке или Пигоните, вероятнее при первом, — город Перкри вновь был захвачен сарацинами и стоявший в нем греческий гарнизон перебит. Однако же сарацины владели городом не более года, и Никита Пигонит его отнял.[1501] При Константине Мономахе катепаном был патриций Стефан Лихуд, племянник[1502] первого министра, Константина Лихуда.

Около 1047 г. он был разбит турками, возвращавшимися с Кутулмишем (родственником Тогрульбека) из–под Мосула, взят в плен и уведен в Хорасан, в город Геру.[1503] После него катепаном Васпуракана назначен был вест Аарон, сын Владислава и брат Прусиана Болгарина, имевший резиденцию не в Арджише (по примеру предшественников), а в Ване (город при озере Ван). При нем фема много пострадала от турок. Сначала Аарон, в соединении с Катакалоном Кекавменом, правителем Ания, нанес туркам поражение.[1504] Следующая затем битва при Габудру, в сентябре 1048 г., имела сомнительный исход, несмотря на то, что Аарону помогали, кроме Катакалона Кекавмена, месопотамский дука Григорий Магистр и грузинский князь Липарит (взятый турками в плен).[1505] Когда наконец сам султан Тугрульбек двинулся на Империю, в 1053 г., города Васпуракана (Перк–ри и др.) стали переходить во власть турок, переправленные в Азию македонские войска ничего не могли сделать (по случаю смерти Мономаха), и есть основание предполагать, что приобретения турок в Васпуракане остались за ними на будущее время; в числе условий мирного договора, заключенного Феодорой с султаном, был, между прочим, пункт, по которому области и города, находившиеся прежде во власти сарацин (в том числе, следовательно, Перкри и Арджиш), были отданы туркам.[1506] Византийская фема прекратила свое существование.

8) Иверия, фема–катепанат, а после присоединения к ней Ания фема–дукат, лежала к северу от Васпуракана и с восточной стороны граничила с сарацинским владением Тевином. Подобно Васпуракану, она получила свое начало при Василии II, раньше, однако же, чем Васпуракан, — была образована из земель, завещанных Василию II иверийским царем, куро–палатом Давидом (t 1000 г.). С первого момента своего существования иверийская фема сделалась могущественным средством распространения византийского влияния на Грузию, и чем далее, тем все более возрастала и раздвигала свои границы за счет грузинских и армянских владетелей. Во второй год царствования Константина VIII правителем этой фемы послан был из Византии евнух Никита, удачно действовавший в пользу своего правительства. Он убедил некоторых иверийских магнатов отказаться от своих владений и отправиться в Константинополь; те сдались на убеждения, в Константинополе ласково были встречены, получили чины, подарки, а также деревни и города в наследственную собственность, прежние же их владения присоединены к иверийской феме.[1507] Уступка владений в пользу Византии при Константине VIII не закончилась — из времен Романа III мы знаем об уступке крепости Анакофы Алдой, вдовой Георгия, царя абхазского, которая достигла этим того, что сын ее Димитрий получил чин магистра.[1508] При Михаиле Пафлагоне катепаном Иверии был Михаил Ясит, которому приходилось вести счеты с грузинским царем Багратом IV,[1509] недружелюбно смотревшим на приобретения, какие делала Византия. Ясит оставался катепаном Иверии и при Мономахе; он же первый был облечен титулом дуки, после приобретения города Ания, куда затем перенесена была и резиденция фемы. Первый шаг к приобретению Ания сделан был еще императором Василием II, который, вмешавшись в распрю между братьями Иоанном (или Семпадом II) и Ашодом IV за обладание Анием, получил от первого в 1022 г. письменное завещание, что Аний по смерти его, Иоанна, должен перейти во власть Византии. Когда в 1040 г. Иоанн умер, император Михаил Пафлагон предъявил права на Аний, на основании договора 1022 г., и выслал войско, которое осадило Аний, но взять не могло; происшедшая перемена на византийском престоле была причиной, что войска отступили. Мономах не оставил мысли завладеть Анием. С помощью разного рода интриг молодой царь анийский, Какиг II (сын Ашода IV), был вызван в Византию и здесь принужден отдать Аний Мономаху; взамен он получил чин магистра и владения Галонбегад и Визу (в Каппадокии).[1510] Заключен был формальный договор, и Ясит явился перед стенами Ания с договорной грамотой в руках, подписанной Какигом. Сначала жители не приняли его; потребовались военные усилия и искусство византийской дипломатии, чтобы заставить непокорных сдаться. Наконец, в 1045 г. Михаил Ясит основался в Ании как дука.[1511] Новому анийскому дуке пришлось пожинать плоды двусмысленной политики, которой держалось византийское правительство в вопросе о приобретении Ания. С союзником Византии по войне с Анием, Абул–Севаром, эмиром Тевина, относительно которого правительство не пожелало выполнять условий, произошло столкновение. Когда предпринятый против Тевина поход окончился неудачей, Михаил Ясит был лишен звания анийского дуки. Есть указание, довольно, впрочем, смутное, что в это время был послан для управления Иверией Лев Торник.[1512] Но если Торник и управлял, то самое короткое время. Скоро по удалении Ясита мы видим на его месте Катакалона Кекавмена, который продолжал до сентября 1047 г. борьбу с тевинским эмиром, пока его войско не было отозвано для защиты Византии от Льва Торника,[1513] затем Кекавмен принимал участие в двух битвах Аарона, васпура–канского катепана, с турками и наконец (около 1049 г.) получил новое назначение на место стратилата Востока.[1514] Кто после Катакалона Кекавмена занял место анийского дуки, мы не имеем сведений, знаем только о дуке, управлявшем фемой при императоре Константине Дуке, царствование которого было роковым для иверийско–анийской фемы. Этот император отдал место дуки в Ании армянину Баграту, прельстившись его предложением содержать войско и производить другие расходы за свой счет, без казенных субсидий. Баграт оказался несостоятельным, и продовольственная часть в войске, долженствовавшем охранять Аний, пришла в упадок. Между тем турецкий султан Алп–Арслан предпринял в 1064 г. поход в Иверию. Многие города были взяты, а в заключение был осажден и взят Аний. Столица фемы, около 20–и лет находившаяся во власти Византии, была потеряна навсегда.[1515] Была потеряна также значительная часть территории фемы. На первых порах Византия отчасти вознаградила себя за потерю присоединением лежавшего недалеко от Ания (на запад) города Карса с округом. Этот город был еще независимым под управлением одной ветви Багратидов. Управлявший им хитрый Какиг, сын Апаса Шахеншаха, сумевший обмануть Алп–Арслана, нашел более выгодным уступить свое владение Византии и взамен получить город Дза–ментау (недалеко от Мелитины) и некоторые другие города и деревни.

Карс, можно полагать, сделался после этого резиденцией фемы, насколько она уцелела от турецкого разгрома. Недолго, впрочем, греки держались и в Карсе, — скоро и этот город подпал власти турок. При Диогене Иверийская фема более не существует, пограничной фемой вместо нее стал Феодосиополь.[1516]

9) Феодосиополь, на запад от Ания и Карса, на север от Тарона, сначала простая фема, а потом, с потерей Иверийской фемы, превращенная в фему–катепанат. При Михаиле Пафлагоне, около 1040 г., стратигом этой фемы был Алусиан, из мести к Иоанну Орфанотрофу принимавший участие в болгарском восстании.[1517] Не на далеком расстоянии от Феодосиополя лежал богатый торговый город Арзен, или Эрзерум, замечательный тем, что он был первым армянским городом, разрушенным турками в 1048 г.[1518] Уцелевшие от разгрома жители Эрзерума перешли на жительство в Феодосиополь, увеличив тем состав населения в этом последнем.[1519] Феодосиополь при Романе Диогене был уже фемой–катепанатом, так как вследствие потери Ания и Карса он оказался пограничной областью. В последнем походе Романа Диогена против турок 1071 г. принимал участие катепан Феодосиополя, магистр Василакий; в стычке с турками, предшествовавшей генеральному сражению, он был взят в плен, из которого освобожден вместе с Диогеном.[1520]

10) Халдия, у юго–восточного побережья Черного моря, с главным городом Трапезунтом. Эта фема до основания Иверийской фемы имела весьма важное значение и играла по отношению к грузинским владетелям ту же роль, какую потом взяла на себя Иверия, — ее стратиги еще при Василии II носили титул дук.[1521] В наш период значение Халдии упало; она принадлежала к числу фем/ но ее стратиги не занимали выдающегося положения и ни один из них не упомянут.

11) Армениак, побережная фема, на запад от Халдии. Она образована из части Каппадокии, прилегавшей к морю, с городом Амасией и др., и получила название, по мнению Константина Багрянородного,[1522] не ранее императора Ираклия от обитавших по соседству армян. Стратигом этой фемы (или турмархом) при Михаиле Пафлагоне был Катакалон Кекавмен (впоследствии дука анийский), в чине протоспафария. В 1040 г. он во главе военного отряда своей фемы храбро защищал город Мессину, в Сицилии, и отстоял его от сарацин.[1523] При Романе Диогене претором Ар–мениака был протосинкелл Георгий Коринфский.[1524] Во второй половине XI в. должность стратига занимал неизвестный по имени ученик Пселла, племянник Амасийского митрополита–синкелла.[1525]

12) Пафлагония, к западу от Армениака, по берегу моря, с городом Синопом. Эта фема упоминается при Калафате[1526] и Романе Диогене.[1527] Но ни один стратиг фемы не назван.[1528]

13) Букелларий, к юго–западу от Пафлагонии, по берегу моря, с городами: Ираклией, Клавдиополем, Анкирой и др. Эта фема, соответствовавшая древней Галатии, получила свое название от фурштатных солдат, которые здесь располагались на квартирах.[1529] При Константине VIII стратигом Букеллария был магистр Прусиан Болгарин, который за раздор, доходивший до войны, с Василием Склиром был сослан на остров Плату.[1530]

14) Оптиматы, к юго–западу от Букеллария, по Черному морю, Босфору и Пропонтиде, с главным городом Никомидией. Фема получила такое название, как полагают,[1531] от отборных готских воинов (оптиматов) или от массы находившихся в ней дворцов, принадлежавших магнатам.

О феме Оптиматы есть упоминание в письмах Пселла.[1532]

15) Опсикий, к югу от Оптиматов, по берегу Пропонтиды, с главным городом Никеей. Фема названа так от особого отряда войска, сопутствующего императору или главнокомандующему.[1533] При Михаиле Пафлагоне отряд войска из фемы Опсикия принимал участие в неудачном сражении Докиана с норманнами, но командовал ли этим отрядом стратиг фемы, или турмарх — не знаем.[1534] В конце царствования Мономаха стратигом фемы был Зома, административные способности которого и нравственные качества высоко ценились при дворе, почему, несмотря на болезнь, он не мог выхлопотать себе отставку от должности.[1535]

16) Абид, по обеим сторона Геллеспонта, фема, получившая название от города на азиатском берегу. В прежнее время она входила в состав одной общей фемы, носившей название Aiyaiov itEkayoq (Эгейское море) и заключавшей в себе азиатский треугольник, с городами Абидом и Троей, европейский полуостров, с Мадитом и Сестом, Спорадские острова, в том числе важнейшие: Лемнос, Лесбос и Хиос, и Киклады.[1536] В XI в. Эгейская фема является разделенной на три частнейшие. Абид уже при Василии II выступает в виде отдельной фемы, с особым стратигом,[1537] на котором лежит специальная обязанность с помощью бывшего в его распоряжении флота защищать проход через Геллеспонт и охранять побережье.[1538] При Романе III стратигом Абида, по–видимому, был протоспафарий Текнея, предпринимавший, по приказанию императора, экспедицию против Александрии и в устьях Нила захвативший немало судов.[1539] К неизвестному по имени стратигу Абида, состоявшему в чине магистра, писал письмо Пселл, прося защиты от притязаний аплоконисского турмарха.[1540]

17) Эгей (Aiyaiov 7ie?aiyo<;), другая частнейшая фема, выделившаяся из большой фемы этого имени. Она отличалась от фемы Абида,[1541] имела особого стратига (к одному из стратигов адресовано два письма Пселла),[1542] но, по отсутствию прямых указаний, трудно сказать, какие острова принадлежали к этой феме, — вероятнее всего Лесбос.

18) Хиос, третья частнейшая фема, выделившаяся из большой Эгей–ской фемы. Стратиг этой фемы (подобно стратигам Абида и некоторых других приморских фем) имел в своем распоряжении флот. При Константине VIII хиосским стратигом был Беривой; когда агаряне сделали нападение на Киклады, он, в союзе со стратигом Самоса, разбил их, 12 кораблей пленил, остальные рассеял.[1543]

19) Самос. В прежнее время в состав этой фемы входил остров Самос и малоазиатское побережье с городами: Адрамитием, Смирной и Ефе–сом, из которых Смирна была резиденцией стратига.[1544] В наш период побережье от Адрамития на севере до Милета на юге принадлежало к Фра–кисийской феме,[1545] так что фема Самос едва ли не ограничивалась островами этого имени и, может быть, некоторыми другими островами. При Константине VIII стратигом Самоса, помогавшим Беривою разбить флот агарян, был Георгий Феодорокан.

20) Фракисий, фема, названная так по имени фракийских славян, переселенных из Европы в Азию. Кроме прибрежных городов: Адрамития, Смирны, Ефеса, Милета, к этой феме относились, между прочим, Филадельфия и Иераполь. В Филадельфии имел свою резиденцию прак–тор фемы, каковым был одно время Пселл.[1546] Известно об отце Романа Диогена, Константине Диогене, что он при императоре Романе Аргире был переведен в наказание из Фессалоники, где занимал место дуки, во Фракисийскую фему стратигом, однако же, недолго оставался на новом месте.[1547] При преемнике Романа Аргира, Михаиле Пафлагоне, отряд фра–кисийцев сражался с Докианом против норманнов.[1548] В середине XI в. должность фракисийского претора исправлял проедр Ксир.[1549]

21) Кивирреот, к югу от Фракисия, фема, получившая название, по объяснению Константина Багрянородного, от незначительного городка Кивирры,[1550] каковое объяснение может быть принято лишь с той поправкой, что Cybirra magna был город довольно значительный.[1551] Кроме Кивирры в этой феме были города: Атталия, Сид, Миры Ликийские, Малая Антиохия и др., в состав ее входил также остров Родос. Под ведением кивирреотского стратига находился флот для защиты малоазиатского побережья и островов от сарацин Египта и Сицилии и для морских экспедиций. При Михаиле Пафлагоне стратигом был Константин Хаге; когда сарацины сделали нападение из Африки и Сицилии, он одержал над ними победу, многих истребил, и взяв в плен до 500 человек, препроводил к императору, в Византию.[1552] Преемником Хаге был Константин Каваллу–рий, упоминающийся в рассказе о нашествии россов в 1044 г.[1553] Впоследствии должность кивирреотского стратига занимал некто, прежде бывший протонотарием дрома; о нем знаем по надписанию писем Пселла.[1554]

22) Кипр, с главным городом Константией. О стратиге этой фемы, Феофиле Эротике, занимавшем должность при Калафате и в начале царствования Мономаха, известно по его столкновению с практором фемы, Феофилактом.[1555]

Между кивирреотской и антиохийской фемами лежали Селевкия и Киликия, две гористые области. Первая из них до императора Романа Лакапина составляла клисуру, имевшую своим назначением отражать нападения сарацин из Тарса; Роман обратил клисуру в фему,' Что касается Киликии, то нет указаний, чтобы она когда–нибудь была фемой. Это была клисура, крайний наблюдательный пункт для пригляда за сарацинами: как скоро в Тарсе замечалось подозрительное движение, на вершине киликийского Тавра зажигался сторожевой сигнальный огонь, немедленно такие же сигнальные огни зажигались на других пунктах, по направлению к Византии, и через каких–нибудь два часа в столице Греческой империи уже знали, что в Тарсе затевается недоброе.[1556] К началу нашего периода Таре не принадлежал сарацинам, равно как и многие другие города, которыми сарацины некогда владели и потом потеряли. Тем не менее Киликия продолжала оставаться клисурой, имея своим средоточием Подант. Селевкия тоже едва ли не была опять низведена на степень клисуры, по крайней мере, о ней, как о феме, и о ее стратиге нет нигде упоминания. В селевкийских горах обитали армяне, которые в случае надобности охраняли проходы через горные ущелья.[1557]

Кроме пограничных и побережных фем в Азии были еще фемы внутренние.

23) Анатолии, к югу граничивший с Киликией, Селевкией и Ки–вирреотом, к западу с Фракисием, к северу с Опсикием, Оптиматами и Букелларием. Эта фема соответствовала древней Фригии.[1558] Стратигами Анатолика были Ликанф при Стратиотике[1559] и Никифор Вотаниат при Парапинаке.[1560]

24) Каппадокия, прилегавшая к восточным границам фемы Анатолика,[1561] на севере граничившая с Букелларием, на юге с Киликией. При Михаиле Стратиотике стратигом Каппадокии был Вриенний.[1562]

25) Харсианская фема (названная так по имени полководца Хар–сия, около времени Юстиниана отличившегося в борьбе с персами)[1563] прилегала к северо–восточным границам Каппадокии, на западе граничила с Букелларием, на севере с Пафлагонией и Армениаком. О Харсианской феме несколько раз упоминается у историков по тем или другим случаям,[1564] есть и письма к харсианским стратигам,[1565] но ни один стратиг по имени не назван, известны только имена двух турмархов, предводителей хар–сианских отрядов при Стратиотике.[1566]

26) Ликанд, к югу от Харсия, подобно этой последней феме, прилегал к восточным границам Каппадокии, соприкасался также с «Поевфрат–скими городами» (на востоке) и с Киликией (на юге). Фема Ликанд упоминается в рассказе о походах Романа Диогена.[1567]

На восток от Харсианской фемы лежала Малая Армения, обозначаемая также именем Каппадокии. Во времена Константина Багрянородного здесь была византийская фема Севастия, названная так по имени главного города,[1568] В наш период фемы Севастии не существует, территория с находившимися в ней городами отдается по частям великоармянским владетельным домам, в обмен на их наследственные владения, уступаемые Византии. Здесь Сеннахариб, в 1021 г., получил за уступленный Византии Васпуракан кроме титула патриция и звания стратига каппадокий–ского, города: Севастию, Лариссу, Абару и др.,[1569] здесь Какиг II получил от Мономаха, в вознаграждение за уступку Ания в 1044–1045 г., Галонбе–гадиБизу, а Какиг, князь Карса, Дзаментау от Константина Дуки, в 1067 г. Новые владения бывшего царя анийского находились на юг от владений Сеннахариба, ближе к Харсианской феме, к востоку от Кесарии, столицы Харсия, а владения бывшего князя Карса лежали ближе к «Поевфрат–ским городам» и Мелитине. Все эти владетели должны были признавать известную степень зависимости от Византии и поставлять вспомогательное войско. Отношения их к Византии были натянуты. Младшие сыновья Сеннахариба (t 1027), Адом и Абусал, наследовавшие старшему брату, Давиду (| 1037), едва не пострадали при Михаиле Пафлагоне, были тревожимы при Константине Дуке по вопросу о соединении Греко–Восточной церкви с Армянской и не пользовались благосклонностью Романа Диогена.[1570] Какиг, владетель Галонбегада и Бизу, славившийся ученостью, был главным противником униональных стремлений Византии, играл первую роль в богословском диспуте при Константине Дуке и в высшей степени был ожесточен против греков,[1571] за что и греки платили ему той же монетой; он погиб от руки греков, почти одновременно с князьями Севастии, около 1079 г.[1572] Какиг, бывший Каррский, немногим его пережил.

27) К северо–востоку от Севастии лежала последняя византийская фема в Азии, Колония. Кроме Севастии она прилегала к фемам: Арме–ниаку (на западе), Халдии (на севере), Феодосиополю (на востоке), Месопотамии (на юго–востоке). Эта фема, получившая название от сильной крепости, Колонии,[1573] упоминается в рассказе о походах Романа Диогена.[1574]

Не только пограничные азиатские фемы, но и внутренние, и побережные фемы страдали от турецких набегов, не только в первых, но и в последних турки делали приобретения. Сначала, с Константина Мономаха, подверглись нападениям фемы, прилегавшие к границам. Затем турки простерли свои опустошения далее. От времени Исаака Комнина до Парапинака из внутренних фем пострадали: Колония,[1575] Харсий,[1576] Армениак, Каппадокия, Анатолик,[1577] Фракисий[1578] и др. Особенно же большие успехи сделали турки в царствование Парапинака и Вотаниата. Опираясь на мирный договор, заключенный Алп–Арсланом с Романом Диогеном, который византийское правительство не хотело признавать, они вступали в византийские фемы не только для грабежа, но с целью обладания и поселения.[1579] Героем турок является Солиман–ибн–Кутулмиш, племянник Алп–Арслана, которому последний перед смертью отдал в управление Малую Азию, с тем чтобы он признавал над собой верховенство Малекшаха, сына Алп–Арслана. Правительство Парапинака после неудачной попытки борьбы с турками предпочло пользоваться их услугами для борьбы с внутренними врагами — Урселем, кесарем Иоанном Дукой и Никифором Во–таниатом.[1580] Туркам, без сомнения, сделаны при этом известные уступки, результатом которых было, что турки рассыпались по всем азиатским фемам[1581] и стали оседать даже около Халкидона, Хрисополя и Никеи, в Оп–тиматах и Опсикии; здесь, в близком соседстве с Византией, за греками оставались только города, все же остальное, неукрепленные места и деревни, было в руках турок.[1582] Положение вещей было до того плачевно, что византийское войско отчаялось в надежде возместить потери в Азии, и если правительство желало отправить солдат против турок, то они открыто бунтовали и не соглашались идти на верную смерть.[1583] В таком положении было дело при вступлении на престол Вотаниата, при котором не последовало ни малейшего улучшения. Вотаниат пользовался услугами турок сначала как претендент, в борьбе с законным правительством, а потом как император, в борьбе с претендентом Вриеннием.[1584] При этом заключены были выгодные для турок условия,[1585] которыми они не замедлили воспользоваться; по словам Анны Комнины, турки раздвинулись всюду и держали в осаде почти все области между Евксинским Понтом и Геллеспонтом, Энейским и Сирийским морями; Кизик, в феме Опсикий, был ими захвачен,[1586] та же участь постигла другие города. Не нужно упускать из виду, что Мелиссин, претендент, выступивший в Азии против Вотаниата, был сподручным орудием в руках турок; турки были его союзниками и делали захваты под предлогом утверждения власти Мелиссина.[1587] Все это может дать понятие о степени расстройства византийской власти в азиатских фемах в момент вступления на престол Алексея Комнина. Если провести линию от Киликии до Геллеспонта, то получится две полосы, из которых в южной еще удерживалась власть Византии, в северной же полосе, за исключением побережья Черного моря, на расстоянии не менее 30 дней в длину и 10–15 в ширину, основались турки, утвердившиеся также по берегу Пропонтиды и Босфора.[1588]

Здесь Солиман основал Иконийское султанство с главным городом Ни–кеей, которое после приобретения Солиманом Антиохии (1084) простиралось до Сирии, захватывая в промежутке бывшие византийские фемы и вассальные земли, за исключением лишь возвышенностей Киликии, где основалось два армянских государства-, одному из них положил начало в 1080 г. Рупен, родственник убитого греками Какига II, князя Галонбе–гада и Визу (резиденцией его была отнятая у греков крепость Вагу, где жили его потомки Рупениды); другому — Авшин, родоначальник Гету–мидов (от Гетума! в XIII в.), который при Парапинаке отнял у турок Лам–прон и в нем утвердился.[1589] Иконийским султанам, владения которых раскинулись, таким образом, от Сирии до Пропонтиды, недоставало только флота, чтобы подчинить своей власти острова; в царствование Алексея Комнина было устранено и это препятствие.[1590]

Перечень европейских фем начнем с наиболее отдаленных.

28) Италия, называемая еще у византийских писателей Лангобар–дией, а у западных Апулией или Барем, по имени главного города — резиденции стратига. В прежнее время у Византии было две фемы — Сицилия, в состав которой, кроме острова этого имени, входила еще Калабрия, и Лангобардия. Но с тех пор как остров Сицилия был отторгнут сарацинами, Калабрия, оставшаяся во власти Византии, была причислена к феме Лангобардии, и в Италии оказалась одна фема.[1591] Италия была фема–кате–панат, впоследствии дукат. Для византийского правительства она представляла такие сложные задачи, каких не создавала ни одна другая фема. Здесь завязан был узел, соединявший Восток с Западом, поддерживавший между ними постоянное культурное общение, вместе с тем здесь был пункт столкновения и борьбы разнообразных политических интересов. На Италию обращали взоры сарацины из Африки и Сицилии, от притязаний на нее не отказывались и германские императоры. Кроме того, Византия должна была еще считаться с национальными стремлениями местного населения итальянской фемы, которое не рассталось с мечтой о независимости, находя отголосок и поддержку своим стремлениям при дворе пап и германских императоров. Наконец, с XI в. выступила в Италии против Византии новая и самая опасная для нее сила в лице норманнских авантюристов, которые сначала небольшими отрядами, а потом массами стали появляться в Италии, с целью наживы, и делать территориальные приобретения за чужой счет, главным образом за счет Византии.[1592] Ко времени вступления на престол Константина VIII влияние Византии в Италии, потрясенное восстанием Мела, действовавшего при помощи норманнов, было восстановлено трудами катепана Василия Во–иоанна.[1593] При Константине VIII Воиоанн продолжал оставаться катепа–ном Италии до вступления на престол Романа Аргира, который назначил на его место сначала какого–то Христофора, а потом Льва Опа. Последний занимал должность и в первое время царствования Михаила Пафлагона.[1594] По приказанию своего правительства он ходил с войском в Сицилию на помощь просившему содействия у Византии Абулафару Мохамеду против его брата (Абухана), искавшего содействия у тунисского (Кайрован) султана Моезза–ибн–Бадиса. Лев Оп не безуспешно действовал в Сицилии, однако же поняв, что борьба с тунисским султаном не обещает быть легкой, возвратился в Италию, а византийское правительство, не доверяя его способностям, назначило в конце 1037 или в начале 1038 г. катепаном в Италию Георгия Маниака, которому были даны сухопутное войско, флот и наказ покорить Сицилию.[1595] Маниак прибыл сначала в Италию, оттуда, подкрепив свои силы, переправился в Сицилию, овладел Мессиной, Сиракузами и одиннадцатью другими городами, нанес два поражения африканскому войску, но за оскорбление царского зятя, Стефана Калафата, командовавшего флотом, был отставлен от должности.[1596] Для управления фемой назначен на его место протоспафарий Михаил Докиан, который получил звание дуки.[1597] Фема, таким образом, превращена в 1040 г. из катепаната в дукат, во внимание к факту новых приобретений в Сицилии и к осложнившимся военным задачам относительно сарацин Сицилии и Кайрована. Намерения образовать из сицилийских завоеваний особую фему у византийского правительства пока не обнаруживается. Да и непрочны были эти завоевания: быстро приобретенные, они с неменьшей быстротой были потеряны; греки удержались на время только в Мессине, благодаря Катакалону Кекавмену. Под управлением Докиана начался упадок византийской власти в Италии. Михаил Докиан[1598] нанес оскорбление норманнам, в лице их ходатая, Ардуи–на; норманны с Ардуином оставили в Сицилии греков, которым до тех пор помогали, и, переправившись в Италию, приготовились к мести. Ар–дуин, знавший недоброжелательное настроение местного населения к византийским порядкам, подготовил общественное мнение к ожидаемому перевороту, и когда норманны, предводительствуемые сыновьями Тан–креда Отвильского, появились на границах Апулии, на них стали смотреть как на освободителей от греческих притеснений. Город Мельфы сдался им первый, за ним последовали другие (Асколи, Венуза, Лавел–ло). Михаил Докиан выступил против норманнов с полной уверенностью в легкой над ними победе, но потерпел в марте и в мае 1041 г. два жестоких поражения, а третий раз помериться силами ему не удалось, потому что византийское правительство прислало ему отставку. На смену ему явился для управления Италией Воиоанн Младший, сын того Василия Воиоанна, который отличился в царствование Болгаробойцы и Константина VIII. Он тоже прибыл в звании дуки, подобно своему предшественнику.[1599] Но и Воиоанн, несмотря на личную храбрость, не был счастливее Докиана: в сентябре 1041 г. он был разбит при Монтепилозо и попал в плен, из которого был освобожден только за большой выкуп; норманны беспрепятственно стали занимать Апулию и ко времени вступления на престол Михаила Калафата в руках греков оставались в Апулии лишь четыре больших города: Бриндизи, Отранто, Тарент и Бари.[1600] Михаил Калафат сначала отправил в Италию Синадина, который не имел большого успеха и был отозван.[1601] Дела греков еще ухудшились, потому что и Бари перешел на сторону норманнов, — вследствие того, что последние избрали Аргира, во власти которого находился тогда Бари, своим вождем, в феврале 1042 г.[1602] В Константинополе опять вспомнили о Маниаке. Калафат освободил его из–под стражи, дал чин магистра и отправил дукой в Италию. Маниак прибыл в апреле 1042 г. в Тарент (так как Бари, резиденция дуки, был в руках врагов), и уклоняясь от решительной битвы с норманнами и Аргиром, стал заботиться о возвращении под власть греков городов, сдавшихся норманнам. Успехи Маниака были довольно значительны: многие города (Трани, Джиовенаццо, Монополи, Матера) волей–неволей должны были возвратиться под власть греков. Между тем при дворе Мономаха получили значение личные враги Маниака и в августе решен был вопрос о его отозвании. На это Маниак ответил тем, что провозгласил себя императором: с сентября 1042 г. окончилась его деятельность как италийского дуки и началась деятельность как претендента.[1603] Византийское правительство поспешило привлечь на свою сторону Аргира дарованием ему амнистии за враждебные действия против Византии, чином патриция и признанием за ним того властного положения, какое он успел приобрести себе в родном городе Бари; между тем на смену Маниака, в качестве дуки италийского, отправлен был протоспафарий Пард.[1604] Маниак без труда разделался с этим новым правителем Италии, человеком неспособным, — захватил его и умертвил.[1605] Маниаку оставалось тогда бороться в Италии лишь с Аргиром, как приверженцем Мономаха. Борьба имела нерешительный характер до тех пор, пока не прибыл в Италию, в феврале 1043 г., новый дука, магистр Василий Феодорокан, некогда подвизавшийся с Маниаком в Сицилии и теперь отправленный сражаться против него. Маниак оставил тогда Отранто, который он попеременно с Тарентом имел местом своего пребывания, и переправился в Диррахий (в смысле фемы, а не города), для того, чтобы помериться силами с царствовавшим в Византии императором.[1606] Положение дуки Феодорокана было весьма затруднительно: за греками оставались только Калабрия и в Апулии те города, которые были удержаны или приобретены Маниаком и Аргиром. Остальную часть Апулии разделили между собой вожди норманнов.[1607] Чем ознаменовал Феодорокан свое управление, мы не знаем, но известно, что он недолго оставался на должности, в 1044 г. видим его уже в Византии, отличающимся в битве с россами.[1608] Управлять Италией после Феодорокана стал Евстафий Палатин,[1609] и управлять несчастливо: в 1044 г. норманны проникли в Калабрию и основали здесь, как основу дальнейших действий, крепость Стридулу; в 1046 г. Евстафий сразился с норманнами около Тарента, но сражение было неудачное, многие из греков пали. Византийское правительство объяснило неудачи Евстафия его неспособностью и с 1046–1047 г. мы встречаем другого катепана, Иоанна–Рафаила, появляющегося и не без успеха действующего с отрядом варягов.[1610] Между тем византийская политика и дипломатия изыскивали средства, чтобы спасти итальянские владения. Выработан был план действий, исполнителем его избран Аргир; в марте 1051 г. он прибыл в Италию с деньгами и соответствующими полномочиями, в чине магистра и в звании дуки Апулии, Калабрии и Сицилии, как писалось в официальных бумагах,[1611] или просто дуки Италии, как обыкновенно говорилось и писалось.[1612] Войдя в Бари и очистив его от партии, сочувствовавшей норманнам,[1613] Аргир стал предлагать самим норманнам идти в Грецию против турок. Когда норманны предложения не приняли,[1614] оставалось взяться за оружие — тайное и явное. В применении первого дука был счастливее,[1615] чем в применении второго, в результате же предприятия его против норманнов были неудачны, в том числе и его старания[1616] возбудить папу против норманнов, старания, облегченные отношениями папы и норманнов к Беневенту и окончившиеся плачевным образом для Льва IX. Аргир занимал место италийского дуки до 1058 г., когда был отставлен от должности Исааком Комнином.[1617] Для управления Италией назначен после него патриций Фримвос, при котором приобретения норманнов за счет греков стали быстро возрастать: в 1060 г. были взяты: Реджио, Сквиллаче, Троя (в Апулии); в 1061 г. Роберт Гвискар окончил завоевание Калабрии и свое положение в Апулии считал настолько прочным, что мог перенести оружие в Сицилию.[1618]

Фримвос оказался несостоятельным и удалился в Византию. После Фрим–воса стал управлять Италией (имея резиденцией Бари) Марули с 1061 г., за ним Сириано с 1062 г., а в 1064 г. назначен был дукой Италии Абуха–рес, занимавший должность до 1068 г., когда он умер в Бари. Завоевания в остававшейся еще за греками части Апулии при них продолжались, города (Ачеренца, Ории, Бриндизи, Тарент, Матера, Отранто, Монтепило–зо) один за другим переходили в руки норманнов.[1619] Власть византийского императора в 1068 г. находилась в Италии в таком упадке, что новый дука Италии, Перин, назначенный на место умершего Абухареса, не счел нужным или возможным явиться к месту своей службы; доехав до Диррахия, он не решился следовать далее и был наименован дукой Диррахия; защищать интересы Византии в Италии предоставлено было начальникам гарнизонов (между которыми особенно отличился Никифор Карантин, начальствовавший в Бриндизи),[1620] Наконец, в 1068 г. Роберт Гвискар осадил Бари и, несмотря на мужественную защиту города (Стефаном Патера–ном), взял его в 1071 г. после трехлетней осады.[1621] Итальянская фема перестала существовать.

29) За Истрией, находившейся во владении венецианцев, лежала по берегу Адриатического моря фема Далматия. В состав ее входили некоторые города (Сплет, Задр) и острова, не занятые ни аваро–славянами (в конце VI в.), ни сменившими их (в VII в.) хорватами и сербами. Здесь сохранилось прежнее население, которое у историков[1622] называется pconavoi (в отличие от греков — pcojiaioi), сохранилось и византийское управление.[1623] Впрочем, Византия должна была здесь применяться к местным особенностям населения, назначая (или правильнее, утверждая) властителей из местных жителей, и допустить долю влияния хорватов, выражавшуюся в обязательстве городов платить дань славянским властителям. В 998 г. Василий II Болгаробойца уступил Далматию венецианцам, и Петр II Орсеоло, венецианский дож, присоединил к своему титулу титул далматинского.[1624] Однако же, ближайшее подчинение Венеции не исключало верховной зависимости от Византии. Венецианское владычество продолжалось недолго. Хорватский король Кресимир отнял Дал–матию у Венеции,[1625] и его наместники заняли в Задре такое же положение, какое занимали правители, посылавшиеся из Венеции, — верховная власть Византии признавалась по–прежнему, и даже была усилена, по крайней мере, судя по титулам приоров Задра. В какое время это произошло — с точностью неизвестно, во всяком случае не раньше 1018 г.[1626] и не позже царствования Романа Аргира, при котором топарх Задра, Доб–ронья, приезжал в Византию.[1627] В 1033 г. существовал правитель фемы, имевший резиденцию в Задре, по имени Григорий, приор города;[1628] к нему прилагается староримский титул проконсула.[1629] В 1036 г., сообразно с тогдашней византийской терминологией, он уже называется «стратигом всей Далматии» и состоит в чине протоспафария.[1630] С течением времени Далматия была обращена из простых фем в катепанат и ее стратиг получил звание катепана. Указать год, когда это сделано, не можем, несомненно однако же, что в 1067 г., при Константине Дуке, императорский протоспафарий, приор Задра Лев уже назывался «катепаном всей Далматин».[1631] Так как возведение фемы на степень катепаната указывает на усложнение ее военных задач, то и относительно Далматии можем сделать заключение, что она превращена в катепанат с появлением по соседству какого–нибудь нового врага, делавшего нападения. Из венецианских памятников легко видеть, что таким врагом были угры[1632] и что катепанат в Далматии обязан происхождением угорским вторжениям. Византийская власть в Далматии едва ли сделалась сильнее и прочнее от того, что ее стратиг переименован в катепана; по–прежнему видим, что должность эту занимает городской приор, центральное византийское правительство при назначении на должность было ограничено, — назначаем был стратигом, а затем катепаном тот, кого горожане избирали своим приором. Кроме того, не забывали своих притязаний на Далматию Венеция[1633] и Хорватия. Король хорватский Кресимир III (иначе — Петр, 1052–1073) носит в грамотах титул хорватского и далматинского;[1634] этот титул носит и его второй (после Славицы, с 1075) преемник Звонимир, иначе называемый Димитрием.[1635] Так как в грамотах, в которых Кресимир титулуется таким образом, встречается, наряду с подписями других сановников, подпись далматинского катепана, представителя императорской власти, то отсюда естественно заключить, что усвоение хорватскому королю титула «далматинский» совершилось не против воли, но с согласия византийского правительства.

30) Южная часть Далматии, начиная от реки Цеттины, занятая сербами, составляла, если не всегда, то время от времени, особую, отдельную от Далматии византийскую фему, называемую или общим именем Сербии, или частнейшим — одного из княжеств диоклейской тетрархии Захолмия. Далматинский город Рагуза принадлежал к Сербской феме. Положение византийской власти в этой феме представляется аналогичным с положением ее в феме Далматии: как в Далматинской феме она должна была сделать уступку влиянию хорватских князей, так и в Сербской значение ее было парализовано усилением в XI в. сербских князей. Аналогия усматривается еще в том, что византийское правительство относительно этой фемы должно было держаться той же политики назначения, или правильнее — утверждения местных жителей в должности стратигов, какой держалось в Далматии, с тем различием, что роль далматинских приоров здесь играли сербские баны. В первое время после завоевания Болгарии Василием II (1018) и тесно связанного с этим завоеванием утверждения власти византийских императоров над Сербией, стратигами Сербии назначаемы были люди пришлые, но так продолжалось не далее, как до начала царствования Константина Мономаха, при котором придерживаться прежнего порядка назначения сербских стратигов оказалось уже невозможным вследствие возобновлявшихся усилий сербских князей к освобождению страны от византийской власти. Имена сербских стратигов при Константине VIII и Романе III неизвестны.[1636] По смерти Романа сербский князь Доброслав делал несколько попыток к освобождению страны от греков. К этому времени следует относить пребывание в Рагузе византийского стратига Катакалона Клизомений–ского, который был захвачен топархом диоклейским Воиславом.[1637] Когда Доброслав примирился с Византией,[1638] отдав в заложники старшего сына,[1639] для управления Сербией, в качестве императорского уполномоченного, был прислан Феофил Эротик. Но в 1040 г. среди сербов началось новое движение, во главе которого стал бежавший из Византии старший сын Доброслава, Воислав. Императорский стратиг был изгнан из Сербии.[1640] Движение продолжалось целые годы. Византийское правительство назначило на должность стратига Лютовида, владетеля холмской земли, или Захолмия, дав ему чин протоспафария[1641] и возложив на него обязанность смирить сербского князя. Дуке соседней фемы, Диррахия, приказано было помогать Лютовиду. Но сербы разбили в 1042 г. войско дирра–хийского дуки, после чего нанесли поражение и Лютовиду.[1642] В дальнейшее время о стратигах Сербии не упоминается; греки не оставляли притязаний на Сербию,[1643] но успеха не имели. При князе Михале, особенно же его сыне Бодине, авторитет Византии в сербской феме пал окончательно.[1644]

31) Диррахий (Драч), фема–дукат, названная по имени главного города, лежала по берегу Адриатики на юг от сербских владений, в северной части греческого Иллирика. Эта фема была образована Василием 11 из приморской части Новой Болгарии, после того как армянин Асот (из Тарона), зять царя Самуила, по соглашению с одним из местных динас–тов, Хрисилием,[1645] изменил своему тестю и передал Диррахий, которым управлял, византийскому императору.' Фема была операционным базисом Византии против сербов, северных соседей фемы, и болгар, соседей восточных. При Михаиле Пафлагоне в 1040 г. управление Диррахием находилось в руках Василия Синадина. Когда началось восстание в Болгарии, он выступил с войском для усмирения восставших, но прежде чем дело дошло до схватки, был смещен по доносу его подстратига, Михаила Дермокаиты. Доносчик назначен на место Синадина, но дурным управлением возбудил против себя такое негодование, что должен был спасаться бегством.[1646] В первое время после вступления на престол Мономаха управлял Диррахием Михаил, сын логофета Анастасия, который в 1042 г. ходил с войском против сербов, на обратном пути через клисуру потерял около 40 тысяч человек и сам едва спасся бегством.[1647] Около 1066 г. дукой Диррахия был, по–видимому, вестарх Михаил Маврики, названный на свинцовой печати катепаном Диррахия.[1648] При Романе Диогене (1068 г.) дукой Диррахия сделан был Перин, первоначально назначенный в Италию, но не решившийся туда ехать вследствие того, что удержание византийской власти над Италией было делом положительно безнадежным.[1649] Состоя на должности в Диррахии, он должен был в то же время иметь надзор за Италией.[1650] При Михаиле Парапинаке дукой Диррахия был про–едр Никифор Вриенний, нанесший поражение разбойничьей итальянской флотилии[1651] и не без успеха действовавший против сербов.[1652] В 1077 г. Вриенний был смещен и вместо него Парапинак назначил протопроедра Никифора Василакия, который занимал должность до начала правления Вотаниата, пока не выступил неудачным соперником Вотаниату.[1653] Вотаниат назначил дукой Диррахия Георгия Мономахата. который во время восстания против Вотаниата Алексея Комнина остался верен законному императору и отказал Комнину в деньгах, за что по вступлении Комнина на престол немедленно был заменен Георгием Палеологом, ревностным приверженцем Алексея; Мономахат искал убежища у Михалы Сербского и его сына Бодина, откуда возвратился, получив от императора хрисовул, обеспечивавший личную безопасность.[1654]

32) Никополь, или Навпакт, к югу от Диррахия, на месте древнего Эпира. Фема называлась Никопольской (tcov NiKorco^ucov) по имени города, бывшего в прежнее время резиденцией стратигов, а Навпактом — по имени города, служившего местопребыванием стратигов в XI в.[1655] При Константине VIII стратигом Навпакта был Георгий, которого за мрачные душевные качества называли еще Морогеоргием и который известен своими притеснениями, доведшими жителей до такой степени раздражения, что они умертвили его и имущество его расхитили.[1656] При Романе III стратигом Навпакта[1657] был Никифор Карантин, удачно отражавший нападения сарацин из Сицилии и Африки на берега Иллирика и острова.[1658] Из времени Михаила Пафлагона известен практор Никопольской фемы Иоанн Куцомита, доведший жителей своими притеснениями до того, что они растерзали его на части.[1659]

33) Пелопоннес и Эллада, фема, лежавшая по соседству с Никопольской и составившаяся из прежних двух фем. Прежние две фемы[1660] в XI в. являются объединенными как в судебно–административном, так и в финансовом отношении/ и сохранившиеся до нашего времени письма адресованы стратигу «Пелопоннеса и Эллады»[1661] или «претору Пелопоннеса и Эллады».[1662] Резиденция практора фемы была в Афинах,[1663] но в этом ли городе имел резиденцию стратиг — указаний нет. Из истории болгарского восстания 1040 г. можно, напротив, заключить, что стратиг жил в Фивах: войско, отправленное Делеаном в Элладу, под предводительством Анфима, встретило у Фив Аллакасевса, обратило его в бегство и истребило множество фивян.[1664] Хотя Аллакасевс не назван прямо стратигом, однако же можно думать, что он занимал эту должность. После Аллакасевса назначен был в 1041 г. стратигом Пелопоннеса и Эллады Константин Мономах,[1665] едва ли, впрочем, успевший даже вступить в должность. В ближайшее затем время стратигом был вестарх Василий Ксир, упоминаемый на свинцовой печати, если только он тождественен с позднейшим претором фракисийским, проедром Ксиром.[1666] При Романе Диогене купил себе должность претора Эллады и Пелопоннеса Никифорица,[1667] занимавший должность до Михаила Парапинака. Около времени воцарения Алексея Комнина претором был Константин Хиросфакт.[1668] Протоспафарий Николица Делфина, имевший резиденцию в Лариссе и стоявший во главе восстания влахов при Константине Дуке, был скорее турмарх, чем стратиг.[1669]

34) Фессалоника, фема–дукат, к северу от Пелопоннесско–Элладской фемы, при Эгейском море, названная по имени главного города. Эта фема, в ряду европейских фем, занимала такое же положение, какое Антиохия в ряду фем азиатских: царские родственники получали назначение на места дук этой фемы, подобно тому как и на места дук фемы Антиохийской. Военное ее значение обусловливалось главным образом соседством болгар, относительно которых фема составляла такой же стратегический базис на восточной стороне, каким был Диррахий на западной. При Константине VIII и в первое время Романа III фессалоникийским дукой был Константин Диоген, муж племянницы императора Романа III и отец вступившего впоследствии на престол Романа IV Диогена.[1670] При Михаиле Пафлагоне должность дуки занимал царский племянник, патриций Константин. В его управление город подвергся осаде со стороны восставших болгар, в 1040 г.; жители, сделав вылазку, нанесли осаждавшим поражение и заставили отступить.[1671]

К северу от Фессалоникийской фемы, по течению реки Стримона, находилась в X в. фема Стримон.[1672] В XI в. название Стримон употреблялось для географического обозначения местности между Македонией и Фес–салоникой,[1673] но не в смысле военно–административной единицы — фемы Стримона более не существовало, — она была причислена к какой–нибудь из соседних фем, неизвестно только — к Фессалонике, или к Македонии, или же к обеим вместе по частям.

35) К северо–востоку от Фессалоникийской фемы, между Эгейским морем, Пропонтидой, затем, минуя окрестности Константинополя, между Черным морем и Гемусом, лежала фема–дукат, которая чаще всего называется Македонией, иногда «Фракией и Македонией», а также Адрианополем (по имени главного города). Эта фема находилась главным образом на месте древней Фракии, которая с течением времени[1674] стала называться Македонией. Остатком старых географических представлений и тем, что новая терминология (замена названия Фракии названием Македонии) не успела еще и в XI в. вполне вытеснить прежнюю, объясняется равнозначное применение простого (Македония) и сложного (Фракия и Македония) наименования для обозначения фемы. Видеть в этом результат объединения в XI в. двух фем, до того времени существовавших отдельно (подобно тому как объединены Пелопоннес и Эллада), нельзя,[1675] потому что задолго до XI в. общим именем «Фракия и Македония» обозначалась одна фема, бывшая под управлением одного стратига.[1676] Македонская фема служила для Империи оплотом против набегов из–за Дуная туркоманских орд — печенегов, узов, куманов, которые пробивались через придунайские владения Византии, переправлялись через горы и вносили опустошение в Македонскую фему, не оставляя без внимания и Адрианополя, а в случае удачи простираясь на фемы, следовавшие за Македонской.[1677] При Константине Мономахе, в период столкновений Империи с печенегами, дукой фемы был магистр Константин Арианит.[1678] Он сначала в союзе со стратигами соседних фем удачно действовал против печенегов, но потом был ими разбит, заперся в Адрианополе, а в одном из последующих сражений получил смертельную рану, от которой на третий день умер. Из писем Пселла[1679] мы еще знаем, что управляли Македонской фемой вестарх Хасан и магистр Поф, но в какое время — трудно сказать, может быть, в промежутке между заключением мира с печенегами при Мономахе (1053 г.) и вступлением на престол Парапинака (1071 г.).

36) Между сербскими землями и Диррахием на западе, Никополем и Элладой на юге, Фессалоникой и Македонией на востоке, Балканами на севере лежала фема Болгария, называвшаяся также именем главного города, сначала бывшая катепанатом,[1680] а потом возведенная в дукат.[1681] Фема была организована из Ново–Болгарии (которую Балканы отделяли от старой Болгарии), после того как эта часть державы царя Самуила, со столичным городом Охридой, была приобретена 30–летними трудами императора Василия Болгаробойцы (Ю18).[1682] В первое время после образования фемы Охрида оставалась ее главным городом, но потом административный центр фемы был перенесен (около 1040 г.) в Скопы (ныне Ускуб), из Скоп (около 1060 г.) в Средец (Сардика, Триадица, София), из Средца (около 1070 г.) опять в Скопы. Мы имеем сведения о стратигах Болгарии при В.асилии II,[1683] но имена стратигов, управлявших фемой при следующих императорах, до Константина Мономаха, неизвестны. Рассказ о восстании 1040 г., коренной причиной которого было не умиравшее среди болгар стремление к свободе,[1684] а внешним поводом — нарушение привилегий, данных Василием II болгарам,[1685] желание византийского правительства уравнять болгар относительно податей с остальным населением Империи, и которое не удалось вследствие свойственной болгарам, как и другим славянским народам, внутренней розни и недоброжелательства,[1686] историк заканчивает замечанием, что император Михаил Пафлагон, сам ходивший в Болгарию, привел там дела в порядок, назначил стратигов в фемы[1687] и затем возвратился в столицу. Но кто именно и в какую фему был назначен стратигом, в частности кто получил назначение на место стратига в Болгарию, не упомянуто. При Константине Мономахе сатрапом (катепаном) Болгарии был евнух Василий Монах, названный так по прежней своей принадлежности к монашескому званию и имевший чин синкелла. Он в 1048 г., вместе с адрианопольским дукой, Константином Ари–анитом, принимал участие в борьбе с печенегами, закончившейся в пользу греков, а в 1053 г., во главе войска своей фемы, участвовал в походе за Балканы против печенегов, из которого ему не суждено было возвратиться; во время отступления византийского войска из лагеря при Великом Преславе (нынешний Эски–Стамбул, близ Шумлы) печенеги сделали нападение и произвели страшное избиение; в числе погибших был и Василий Монах.[1688] На место убитого Василия Монаха назначен был правителем Болгарии Никифор Протевон, известный кандидат в преемники Константину Мономаху, захваченный приверженцами Феодоры и отправленный в ссылку, в монастырь Кузина.[1689] При Константине Дуке катепаном Болгарии был Андроник Филокалес (около 1066 г.), известный тем, что он был посредником в примирении императора с Николицей Делфи–на.[1690] После Филокалеса правители Болгарии имеют резиденцию в Средце и носят звание дук. Константин Дука в конце своего царствования назначил дукой Средца патриция Романа Диогена, который при Евдокии был лишен должности за заговор.[1691] При Михаиле Парапинаке в Болгарии сменилось несколько дук. В первый год по вступлении Парапинака на престол скопийским (резиденция опять в Скопах) дукой был Никифор Карантин. Когда среди болгар началось движение под руководством Войтеха и при участии Михалы Сербского и сына его Бодина, Карантин был лишен должности за медлительность и нерешительность действий. На его место назначен Дамиан Далассин. Новый дука энергично взялся за дело, но в первом же сражении был разбит болгарами. Для управления Болгарией послан был Никифор Вриенний, который усмирил болгар частью оружием, частью обещаниями, за что и был награжден перемещением на лучшую фему, в Диррахий.[1692] Кто управлял Болгарией после удаления Никифора Вриенния — мы не знаем. Скопийский дука Александр Кава–сила был назначен на должность уже приемником Парапинака, императором Никифором Вотаниатом.[1693]

37) К северу от Болгарской и Македонской фем, за Балканами,[1694] лежала фема «Придунайских городов» (tcov Парютргсоу). Она была образована, после разрушения царства Самуила, из старой Болгарии и составляла пограничную фему в собственном смысле, так как за Дунаем находились поселения и кочевья народов, не входивших в состав Византийской империи. Как пограничная фема, она была катепанатом; такой она выступает при Михаиле Парапинаке, но, без сомнения, и раньше стра–тиги ее назывались катепанами.[1695] С тех пор как Василий II посадил стратига а Доростоле (Дерстр, Силистрия),[1696] город этот служил резиденцией придунайской фемы.[1697] Власть Византии была здесь весьма слаба, находилась в положении, до некоторой степени сходном с положением ее в Далматии и Сербии. Придунайские города, представлявшие в своем населении смесь разных народностей и языков[1698] к которым постоянно прибывали новые беспокойные элементы, проникнутые вольным и независимым духом, не мирились с византийской властью, и если допускали ее, то в силу известных сделок. Управление фемой в 1044 г. находилось в руках веста Катакалона Кекавмена, удачно действовавшего против россов во время движения их к Константинополю и обратно.[1699] У него было немало случаев познакомиться и с печенегами; между прочим, знакомство с одним печенегом спасло ему жизнь в 1049 г.[1700] По удалении Кекавмена от управления (вследствие назначения иверийским дукой), место его в придунайской феме занял Михаил, сын Анастасия, бывший до того времени дукой Диррахия, предпринимавший неудачный поход против сербов и, вероятно, наказанный за неудачу перемещением на худшую фему. К нему, как начальнику фемы, обращался в 1048 г. предводитель печенежской орды, Кеген, с предложением услуг византийскому правительству; для этого, переправившись через Дунай, он подошел к резиденции стратига, Дорос–толу. В последовавших затем переговорах с Кегеном Михаил, как местный орган центральной власти, был посредником; ему был приказ из столицы тщательно оберегать переправу через Дунай от полчищ Тираха, соперника Кегена, в чем должен был помогать ему и Кеген со своими печенегами, получившими земли для жительства в придунайской феме. Когда печенежская орда с Тирахом все–таки переправилась через Дунай, Михаил, в союзе с Кегеном, будучи подкреплен македонским и болгарским правителями (Константином Арианитом и Василием Монахом), разгромил ее.[1701] Кто был преемником Михаила — не знаем; упоминание о стратеге фемы встречается только под 1064 г., по поводу вторжения узов. Управлял тогда фемой магистр Василий Абукаб, знаменитый защитник Манцикерта от турецкого султана. В сражении с узами он был разбит, попал в плен, но при содействии одного солдата сумел бежать из плена в Византию, откуда перебрался в Эдессу, к своему отцу.[1702] Наконец, еще один правитель придунайской фемы упоминается при Михаиле Парапинаке, в связи с рассказом о внутреннем брожении в среде придунайских городов по случаю отнятия у них правительством войскового жалованья. Это был Нестор, родом славянин (из болгарской фемы). Он был возведен в чин вестарха, сделан катепаном и отправлен в Дерстр около 1074 г.

Вместо того чтобы подавить движение, он стал во главе недовольных и ходил с войском к Византии добывать Никифорицу, своего личного врага.[1703]

38) К западу от придунайской фемы, по течению рек Дуная и Савы, была последняя византийская фема, с городами Сирмием и Белградом; она называется именем какого–нибудь из этих городов. Фема Белград, с особым стратигом, по свидетельству Константина Багрянородного,[1704] существовала еще при императоре Ираклии, но потом была уничтожена. Она восстановлена Василием II в 1024 г.,[1705] после того как Константин Диоген вероломно погубил славянского князя, управлявшего Сирмием, и овладел его княжеством. Эта фема с севера граничила со страной, занятой уграми, и была поэтому ареной для их столкновений с византийским государством. Первым правителем Сирмия был назначен Василием II Константин Диоген, которому принадлежала не совсем лестная честь вероломного захвата страны. Он оставался правителем фемы до тех пор, пока Константин VIII не перевел его дукой в Фессалонику. Сын Константина Диогена, Роман Диоген, по всей вероятности, прежде назначения своего в Болгарию, тоже управлял Сирмием, и так как он переведен в Сре–дец в конце царствования Константина Дуки, то управление его Сирмием приходится на царствование Исаака Комнина и начало царствования Константина Дуки.[1706] Магистр Никифор Вотаниат, ближайший сотрудник Романа Диогена, вероятно, занял его место по управлению Сирмием; историк, определяя его административное положение, говорит, что он начальствовал над городами по Дунаю,[1707] причем возможно подразумевает фему Белград–Сирмий, так как в придунайской феме управлял тогда Василий Абукаб; вместе с этим последним, Вотаниат сражался против узов и, подобно Абукабу, был взят в плен (1064), из которого скоро освободился. В 1068 г. упоминается в Белграде греческий стратиг Никота; в этом году угорский король Саломон взял Белград, и Никота сдался на капитуляцию, как военнопленный. Спустя некоторое время город был возвращен и Никота освобожден по договору, заключенному византийским правительством с одним из враждовавших с Саломоном его двоюродных братьев, Гейзой.[1708] В начале царствования Михаила Парапинака Саломон опять стеснил сирмийскую фему;[1709] пользуясь, вероятно, восстанием болгар, он вторгся (1072) в греческие владения[1710] и в 1073 г. осаждал Белград.[1711] Но предприятие Саломона, несмотря на поддержку, оказанную ему ку–манами (половцами), не увенчалось успехом. Фема была сохранена и оставалась за греками до тех пор, пока Бодин, сын Михалы, утвердившись на сербском престоле, не завладел ею.[1712]