Глава 11

Борис предложил меня подвезти, но я гордо отказалась. Сказала, что сама доберусь. У Бориса оказались мои старые кроссовки. Нашлись какие-то джинсы и футболка, которые мне подошли. Вещей он купил достаточно, только вот зачем? Но я была не в состоянии думать на эту тему. Я одолжила у Бориса куртку, потому что моя осталась в квартире, где был пожар, и поехала на встречу с папой.

Дурная, навеселе, не пойми как одетая и с каким-то диким желанием доказать всему миру, что я не шлюха, как меня почему-то считали. Но чем ближе я подъезжала к вокзалу, тем все больше у меня появлялись сомнения. А может мама и бабушка были правы? Я ведь продавала себя. Спала с каким-то левым мужиком и хотела продолжать с ним встречаться за деньги. Я уже сомневалась, что поступала правильно. Что говорить? Как я могла пытаться что-то кому-то доказывать, если не могла поверить в то, что поступаю правильно.

Папа должен был приехать на пяти часовом поезде. Но поезд опоздал. Поэтому я подъехала почти вовремя. И стоило мне увидеть папу, как слезы сразу подкатили к глазам. я и не ожидала, что так по нему соскучилась.

— Вижу, что ты хорошо время проводила, — сказал он, обнимая меня.

— Нет. Мне кажется, что я ошиблась, — ответила я, размазывая слезы. Мне прям стало так плохо, захотелось пожаловаться на все, что произошло, почувствовать себя вновь простой студенткой, а не пойми кем.

— Давай сейчас куда-нибудь зайдем. Поужинаем. Ты заодно успокоишься. В себя придешь.

— Я нормально себя чувствую.

— Тебя шатает, — сказал папа. — Пойдем, и ты расскажешь, что произошло.

— Я совсем не хочу ничего рассказывать, — сказала я. Не знаю, почему я решила, что лучше промолчать. Мне правда не хотелось ворошить все произошедшее, но одновременно и хотелось, чтоб меня просто пожалели.

— Тогда не рассказывай. Но поесть я бы не отказался.

Я не хотела ему рассказывать о Борисе и Никите. Не хотела рассказывать, что чуть не погибла в пожаре. Мне совсем не хотелось ему исповедоваться во всех грехах, но при этом мне нужно было, чтоб меня просто поняли, а не повесили ярлык, как это сделала мама и бабушка.

— А как ты съездил? Что по поводу твоей работы? — спросила я.

— Решил, что нужно подумать и все взвесить, прежде чем рубить сплеча.

— И все выходные ты провел на собеседованиях?

— Встретил одного знакомого, который предложил вспомнить юность, — ответил папа.

Мы зашли с ним в кафе. Голова кружилась. Меня шатало, как будто я была на корабле, который попал в шторм.

— Я бы не отказалась отправиться в плаванье, — пробормотала я, отвечая на мысли.

— Зачем?

— Было бы интересно оказаться на корабле во время шторма. Кач-кач. И волны пытаются смыть в море, — сказала я, уплывая мыслями в пьяные дали.

— Это красиво в мечтах. На деле скучно, — ответил папа. — Во время шторма будешь сидеть в каюте, а во время штиля болтаться по палубе. Скучно. На море и то будет веселее.

— Пап, а если честно. Ведь к женщинам ездил. Юность вспомнить, — выпалила я. Он вопросительно на меня посмотрел и рассмеялся.

— А тебе это зачем знать?

— Не знаю. Просто мне стало интересно. Не хочу, чтоб ты ругался. А чтоб ты не ругаться, то надо, чтоб ты растерялся.

— Не собираюсь я тебя ругать.

— Почему?

— Ты сама можешь принимать решения, потому что ты взрослая, — сказал со смехом папа. — Все же мы тебя слишком строго воспитывали, раз после каждого шага ты дрожишь и считаешь, что наступил конец света.

— Вот только не надо мне это говорить. Что я взрослая и с какой-то задержкой в развитии. Блин. Все же не надо мне было пить, — потирая виски, сказала я.

— Зачем тогда пила? — спросил папа.

— Один парень напоил. Говорил, что так расслаблюсь, — ответила я.

— А зачем тебе встречаться с человеком, чтоб с которым расслабиться, то надо напиваться?

— Не знаю. Он предлагает поддержку.

— Тебе нужна его поддержка? Ир, если бы ты была одна, то я бы понял. Но у тебя есть семья. Зачем тебе ломать себя? Ради чего?

— Ради самостоятельности. Не хочу, чтоб меня считали шлюхой. Он не считает.

— В отличие от мамы?

— Да.

— Это неправильно. Мама с бабушкой не правы, но не стоит обращать на них внимание. Если ты так не считаешь, то это не должно тебя волновать.

Я машинально потрогала щеку, вспоминая, как не так давно получила пощечину.

— А если я сомневаюсь? Может, действительно я такая?

Папа не стал меня убеждать в обратном. Он промолчал. А я принялась за еду, вспомнив, что ела лишь утром блинчики.

— Я знал, что у меня не будет детей. Как-то к этому отнесся философски. Не будет и не будет. А потом ты появилась. Неожиданно так. В качестве подарка, которого никто не ждал.

— Скажешь сейчас, что растаял.

— Почему? Я не знал, как к тебе подойти. Хрупкая. Того и гляди, сломаешься. Потом ты стала крепче. И не стала смотреть на мир умными глазами. Слишком взрослая, слишком серьезная и излишне добрая. Я думал, что тебя жизнь сильно покусает, но обошлось. Не пришлось бить морду тому козлу, который вздумал тебя покусать. А тут получилось, что тебя надо защищать от матери и бабки. Как с ними воевать?

— Я не хотела, чтоб так получилось. Не надо с ними воевать, — ответила я, чувствуя груз вины.

— Думаешь, что надо все это оставить как есть? — спросил папа.

— Я хочу съехать. Есть такая возможность.

— А потом будешь чувствовать себя вывалившейся в грязи? Это какая-то странная форма мазохизма, Ириш, — сказал он. — Ты любишь этого мужчину?

Я отрицательно покачала головой. А ведь правда было такое ощущение, что повалялась в грязи. Все же, отношения с Борисом были основаны на любопытстве. А когда его не было, то появлялась грязь.

— Тогда зачем? — спросил папа. — Дождись окончания института. Тебе скоро диплом писать.

— Она мне пощечину отвесила. А тогда… Я знаю, что виновата, но не настолько же! — обиженно сказала я.

— Нашли кого травить. Прям все святые, — пробормотал папа. Посмотрел куда-то в сторону, но при этом сжал губы. Злился? Возможно. Он редко выражал эмоции. И тем более злость.

— Пап?

— Съезжать тебе не советую. Остальное решим.

— Думаешь получиться решить?

— А почему нет? Что-то страшное и непоправимое произошло? Дом не сгорел. Все живы. А ссоры и обиды надо уметь отпускать.

— Хочешь, чтоб я на все это закрыла глаза?

— Пойми, что простить придется. Это твоя мама. Она имеет права на ошибку. Думаю, что это была именно ошибка и некоторая предвзятость, — ответил папа.

— А в чем предвзятость? — не поняла я.

— Видимо, видит себя в тебе.

— Нет! — Я аж подавилась от такого предположения. Нервно рассмеялась. — Мама у нас само совершенство.

— Ир, у всех есть скелеты в шкафу.

— Не хочу.

— Тогда давай пока их там оставим, — легко согласился папа.

Домой мы возвращались на такси. Я все же рассказала папе, как с Таней пошли на вечеринку и чуть не сгорели. И как я потеряла классные сапоги, которые были моей первой и последней любовью.

— Дуреха, осталась в живых и ладно. У тебя столько еще будет сапог!

— Знаю, но они были такие классные! — вздохнула я.

— Тебе на сапоги денег дать? — спросил папа. Я задумалась, борясь с соблазном. Обычно я старалась обходиться минимум, но сейчас те сапоги оставили слишком сильный след в душе.

— Хочу. Я серьезно хочу, чтоб у меня были новые сапоги.

— Хорошо. Заодно и куртку нормальную купи. Не превращайся окончательно в парня, — протягивая мне три бумажки, сказал папа.

— Спасибо.

— И сразу глаза загорелись., — сказал папа. Улыбнулся.

Мне захотелось рассмеяться. Я попыталась сдержаться, но не смогла. Почему-то стало легко. Как будто крылья на душе выросли. Домой возвращаться было страшно, но сейчас я возвращалась не одна. Папа меня поддерживал. И это радовало.

Дома меня мама проигнорировала. Она сделала вид, что меня просто не существует, но при этом недовольно оглядела мой вид и недовольно поджала губы.

— Иди к себе, — сказал папа, подталкивая в комнату, чтоб принять удар на себя.

Из детской выбежали мальчишки. Мне языки показали, а сами побежали к папе. Я зашла в комнату и удивилась. Все мои вещи были сложены в сумки. На кровати был только голый матрас. Все постельное белье было собрано и куда-то убрано. Моя коробка с «драгоценностями» была выкинута в мусорную корзину. При этом не было ни пылинки. Пустая нежилая комната.

Я смотрела на комнату и чувствовала так, словно мне в лицо плюнули. Вытерев слезы, я пошла разбираться.

— Что это значит? Ты меня из дома выгоняешь? — спросила я.

— Какая ты умная! — ехидно сказала мама. Папа нахмурился. Вопросительно посмотрел на меня.

— Они собрали мои вещи, — ответила я на его немой вопрос.

— Для чего ты это делаешь? — спросил папа. Мама наигранно удивилась.

— А что такого? Я не буду ее терпеть в квартире. Вдруг она какую-нибудь заразу принесет!

— Заразу принесет? — вспылил папа. Похоже, ее слова его задели.

— Мне повторить? — спросила мама. — Я тебе говорила, что если она начнет дурить, то я ее выгоню.

— Заразу только ты в дом приносишь, — сказал папа. — Думаешь, что я не знаю о твоих похождениях?

— Дети, в комнату, — рявкнула мама. Мальчишки убежали. А я не могла уйти. Да и куда уходить? Комнаты у меня все равно теперь не было.

— О каких похождениях? — спросила мама. — Я тебе не изменяю. Если эта сволочь тебе что-то сказала, то это выдумка больной фантазии.

Папа подошел к сумке. Достал оттуда папку. Кинул ее на обеденный стол. Из папки вывалились фотографии мамы в обнимку с мужиком. Они встречались на улице. Вместе заходили в гостиницу. Еще я видела распечатки диалогов из соцсети.

— Это обман. Фальшивка. Ничего не было.

— Давай посмотрим оригинал. Вот сейчас подойдем к компьютеру и посмотрим с кем ты общалась.

— Я не обязана доказывать тебе, что не изменяла. Если ты решил за мной следить… То ты сам себя унизил. Ты идиот, который верит фотомонтажу, который сделала эта сволочь. Ты понимаешь, что она это делает специально, чтоб нас поссорить.

— Хватит до Ирки докапываться, — сказал папа. — Она тут не при чем.

— А почему ты ее так защищаешь?

— А почему ты на меня наезжаешь? — уже влезла в разговор я.

Они посмотрели на меня, словно только заметили, что я присутствовала при их разговоре.

— Как ты смеешь что-то говорить? — спросила мама.

— А почему я должна молчать? У меня есть право голоса.

— В этом доме у тебя ничего нет, — сказала бабушка, выходя из комнаты. — Если решила, что ты можешь разрушить семью, то зря. Пошла вон!

Она это так зло сказала, что я поняла — это правда. Они правда хотели, чтоб я ушла из дома. Я и ушла. Развернулась и ушла на лестничную клетку. Нужно было куда-то идти. Нужно было что-то делать. А я не могла. Мне было обидно и неприятно от всей ситуации. Я пыталась понять, что происходило и не могла.

Мама изменяла папе. Или он это подозревал. У него были какие-то доказательства. Такое ощущение, что папа за ней следил. Наверное, так оно и было. Мама считала, что ее сдала я. У меня в мыслях этого не было. Даже не думала, чтоб лезть в отношения между мамой и папой.

— Ты тут? — спросил папа, выходя на лестницу. Он поставил две сумки. — Отнесешь их вниз?

— Отнесу. Они меня выгнали?

— Мы с тобой сами ушли, — сказал папа. — Пойду остальные вещи принесу.

А на улице было холодно. Зима. Слякоть. Неприятно. В такую погоду хочется забраться в кровать. Взять учебник. Мне хотелось быть дома. Чтоб дом был именно мой и из него меня бы не выгнали.

— Чего ревешь? — спросил папа. — Сейчас найдем, где переночевать. А потом снимем квартиру.

— Или помиримся с мамой. Вы же столько лет вместе прожили! Не жалко все бросать? Мальчишки…

— Не факт, что мои. Это длиться все больше, чем один год, — набирая номер такси, сказал папа.

— Я не знала, — ответила я.

— Ты и слона бы в комнате не заметила, если бы его привели.

— Считаешь, что я не замечаю того, что не хочу видеть?

— Да. У тебя есть такая черта характера.

Сразу вспомнились слова Бориса, который часто об этом говорил. Подъехало такси. И тут меня начало развозить. Мне просто захотелось спать. Мозг отказывался воспринимать происходящее. Картина мира разрушилась. Моя семья развалилась. Мама и папа поругались. А меня так вовсе выгнали из дома. Это было так неожиданно и так не вовремя, что я не была к этому готова.

Не знаю, что это была за квартира, в которую мы приехали. Вроде квартира какого-то папиного знакомого. Студия в новом доме. Внизу охрана. В коридоре ковровая дорожка. Студия совмещена с кухней. В нише двухспальная кровать. Диван. Все как-то пусто. И здесь явно не жили.

Папа пошел в магазин за продуктами, а я переоделась в пижаму и завалилась в кровать, чтоб уснуть. Перед тем как провалиться в сон, я помню, что разговаривала с Борисом, который зачем-то мне позвонил.

— Как ты?

— Все очень плохо, — ответила я. Хлюпнула носом и уснула, провалившись в пьяный сон без сновидений.

Такое бывает, что вроде спишь, но при этом и не спишь. Когда сознание уже включилось, а глаза еще не открылись. Я слышала, как папа разговаривал с Борисом. Для меня это было как-то дико, но они спокойно разговаривали. Я думала, что это мне сниться.

— Я не знаю, как ты собирался все это ей простить, — сказал Борис.

— Хотел узнать, что произошло. Почему она так решила поступить.

— Пойти тебе изменять?

— Что-то же ей не хватало.

— С жиру бесилась, — сказал Борис. — Тебя с юристом свести?

— Да. Завтра этим займусь.

— Надо на ДНКа подать. Чтоб доказать, что парни не твои. А то придется еще алименты платить. Только не говори, что ты хочешь их содержать. Я понимаю, что ты добрый мужик, но нужно иметь предел.

— Нужно, — как-то безразлично сказал папа.

— И что ты хочешь делать дальше?

— Есть вариант переехать в другой город. Должность лучше. Зарплата в два раза больше.

— Хороший шанс начать жизнь с нуля.

— Меня все устраивало. Не было цели все начинать сначала, — сказал папа. — Ирку бросать не хочу. Если я уеду, то она же одна останется. Ты понимаешь, что они ее выгнали?

— Знаю. Как ты и предполагал.

— И куда ее теперь? Чтоб ты ее споил? У тебя совесть есть девку спаивать?

— Да ладно тебе. Пить надо уметь. И уметь отказывать, когда наливают, — рассмеялся Борис. — Я за ней смогу присмотреть.

— Что-то не нравится мне твой присмотр.

— Захочет перестать общаться, так пусть сама скажет, — ответил Борис. — У тебя свои проблемы. Тебе сейчас не до нее. А мне скучно. И времени много.

— У тебя шкурный интерес. А не от скуки.

— Тебе-то что? — спросил Борис. — Ей со мной интересно. Этот интерес взаимен. Ирке не шестнадцать лет. Она тебе говорила, что от меня спаса нет? Не говорила. Вот и не лезь.

— Не хочет она с тобой встречаться.

— Пусть лично скажет.

— А ты ей десять слов в ответ, — возразил папа.

— Ага. Слушай, я тебе помог за просто так. Ничего не взял. Мне нужна только Ирка напоиграться. Стой в сторонке и не мешай.

Я окончательно проснулась. Голова болела. Во рту было противно, но это не помешало мне все слышать и понимать. Я села. Протерла лицо. Посмотрела на телефон. Время половина двенадцатого ночи. За столом сидел Борис вместе с папой. На столе стоял чай. Странно, что никто не пил. Хотя Борис явно был за рулем. Папе нужно было завтра на работу.

— Кто-то проснулся? — насмешливо сказал Борис.

— Больше никогда не буду пить, — сказала я. — Отвратительное чувство.

— И правильно. Пить плохо, — сказал папа.

— Ириш, ты чай будешь? Или так и будешь прятаться? — спросил Борис.

— Надо вначале умыться, — сказала я, беря паузу. Я не готова была к тому, что Борис вместе с папой будут сидеть за одним столом и обсуждать меня. А чего я должна с ними сидеть?

Зайдя в зону, которую отдали под кухню, я налила воды. Выпила ее залпом.

— Так будешь чай пить?

— Нет. Пойду спать. Мне завтра еще на учебу идти, — сказала я. — И хватит меня обсуждать. Найдите другую тему для разговора. Я разве что-то смешное сказала?

— Нравится мне твоя пижама с котятками, — сказал Борис.

Я только поморщилась и пошла спать. Нашла наушники. Вставила их в уши и включила музыку в телефоне. Значит, они были знакомы между собой. Борис помог папе следить за мамой. Он детективом работает? Борис мог быть кем угодно. Мутный тип. А я? Какого я с ним встречалась?

Подумав, что завтра все решу, я закрыла глаза. Только на душе было так, словно меня предали. Предали со всех сторон.

Все же, некоторые вещи лучше не знать. А еще лучше о них не думать.

Утром папа привычно готовил завтрак. Я пила кофе и думала, что теперь надо начинать все сначала. Надо как-то жить, а как жить идей не было.

— Что будем делать дальше? — спросила я.

— Снимем квартиру. Борька хоть и говорит, что можем пользоваться его гостеприимством сколько нам нужно, но не хочу быть от него зависимым.

— Согласна. Я могу пойти работать.

— Пока не нужно, — ответил папа.

— Ты же хочешь уехать в другой город.

— Пока не хочу. Я останусь тут. Ты окончишь институт. Потом выйдешь на работу. После этого я спокойно отпущу тебя во взрослую жизнь. Поставлю галочку, что долг выполнен. Осталось всего полгода. Или около того. К тому времени я разберусь с судами.

— Будешь судиться по поводу квартиры?

— Она совместно нажитое имущество. Я вначале думал оставить, а потом подумал, что на эту сумму тебе можно будет квартиру купить. Однушку в пригороде потянем. Иначе они тебя на улицу выгонят и не поморщатся. А это неправильно.

— Я не понимаю: за что они так на меня взъелись.

— Бояться.

— Чего?

— Что пойдешь по кривой дорожке.

— И поэтому выгнали из дома? Странная логика.

— Странная, — согласился папа.

— Я не понимаю.

— Тебе нужна правда? Она будет неприятная. Если хочешь ее услышать, то я тебе ее расскажу. Но если ты хочешь ее знать.

— Говоришь, как Борис.

— Мы с ним вместе учились. Одно время дружили, пока дороги не разошлись, — сказал папа. — Но, видимо, играет роль, что долго общались.

— А теперь вы вновь дружите?

— Общаемся, — ответил он.

— Не знаю хочу ли я что-то еще знать или нет.

— Тебе решать, — ответил папа. — В любом случае, ты так и останешься моей дочерью. Ясно?

— Ясно, — ответила я. — Хочешь сказать, что мама с кем-то еще встречалась?

— Я тебе говорил, что у меня детей быть не могло. А потом появилась ты. Вот и решили взять тебя.

— Удочерить? — спросила я. Он кивнул.

— Из-за этого и появились проблемы, — сказал папа. — Они начитались про генетику. И решили, что эта генетика должна в тебе проявиться.

— А она у меня плохая?

— Малоизвестная, — сказал папа.

— А раньше чего не сказали?

— Не было причины говорить. Жили нормально. Это в последнее время мать переклинило. Видимо, решила, что она обманывает, то и другие будут вести себя, как и она. Люди судят по себе. И это нормально.

— Чем? Мне кажется, что надо относиться к людям по-разному.

— Надо, но мы судим о людях по себе и своему опыту. Вначале думаем, как мы бы поступили, забывая, что есть и другие варианты. Вот почему я все это верил Тане? Потому что у меня в мыслях не было кого-то искать. Обманывать ее и рушить семью. А она, наоборот, ревновала к каждому столбу. Заодно и по поводу тебя строила дикие домыслы.

Я пила кофе. Смотрела в окно, где из-за темноты ничего не было видно. Что я думала по поводу всего этого? Ничего. Я ничего не хотела думать. Сейчас я смотрела на жизнь и понимала, то теперь ничего не изменить.

— У меня такое ощущение, что мы стоим на развалинах семьи, — сказала я. — Как будто был большой и крепкий дом, а потом что-то случилось. Кто-то выбил кирпич из фундамента. Из-за этого дом разрушился. Или вовремя не починил крышу. Вот непогода его и разрушила. Но теперь остались лишь развалины.

— Так и есть. Семья разрушена. А семья в первую очередь ассоциируется с домом. Знаешь, в чем плюс разрушенного старого дома?

— В чем?

— Можно построить новый. Куда лучше прежнего, — ответил папа.

— Я думала об этом. Но ты сам говоришь, что пока этого делать не стоит.

— Пока не стоит. Как строят дом? Можно накопить денег и построить тот дом, который тебе нравится. Можно взять кредит. И опять же построить то, что тебе нравится. А можно купить избушку с дырявыми полами и крышей, потому что нужна крыша над головой и приходится покупать то, на что денег хватила. Вот я и не хочу, чтоб ты кидалась не пойми куда от нужды.

— А тебе зачем так на этом настаивать? Вроде надо строить жизнь?

— Думаешь так легко все перечеркнуть? Сейчас есть цель, чтоб ты окончила институт. И его не бросила. Как эта цель будет достигнута, то придумаю себе другую цель. Вот и все.

— Оставить хоть что-то привычное?

— Типо того.

— Знаешь, а мне теперь не надо так рано выходить. Тут до института пешком дойти можно, — ответила я.

— Тебе повезло. Мне все равно придется выходить рано, — ответил папа. — Ты как все перенесла?

— Не знаю, — честно ответила я. — Надо об этом подумать, но думать не хочется. Вроде ты прав. Мы ведь семья. Столько лет все это твердили. И жили семьей. Пусть и не по родной крови, но мы были семьей. Но почему мама это не поняла? Тут для меня загадка.

— Сам об этом думала, — ответил папа.

— И? К какому выводу пришел?

— Пока ни к какому. О плохом думать не хочется, а хорошее на ум не приходит, — ответил папа.

Он не хотел думать, что она его не любила, а жила с ним по привычке. Или из-за денег. Или по какой-то своей причине. Но явно не по любви. Мне было обидно за папу. Обидно за себя. Единственное, что я не могла ничего изменить и ни на что повлиять. А значит, оставалось плыть по течению и ждать, когда все наладится само по себе. Или когда вновь появятся что-то непредсказуемое и принесет перемены.

Загрузка...