Утро я пошла в институт, не понимая, как жить дальше. Почему-то вчерашний разговор с папой морально раздавил. У меня почва ушла из-под ног. Мне было морально плохо. Обман. Казалось, что он был повсюду. Я не знала кому можно было доверять. Если вчера мне казалось, что папа может решить любую проблему, то теперь я в этом сомневалась. Как он мог что-то сделать, если у него не получалось разобраться со своей жизнью? Это было печально.
Еще печальнее было знать, что родилась нежеланным ребенком. Я была грустным воспоминанием, которое поднимало злость и бессилие, заставляло все вспоминать вновь и не давало забыть то, чего забыть хотелось всей душой. Понимала ли я ее? Понимала. Но при этом не могла простить тех ярлыков, которые были на меня навешаны, когда я начала делать первые шаги.
Сейчас я думала, что это была не такая уж и хорошая идея, что мама с папой решили меня воспитать. Может, не стоило это делать? Но думать об этом не хотелось.
Предложение от Никиты, чтоб встретиться, пришло на последней паре. Если честно, то встречаться мне с ним не хотелось, но и возвращаться к папе желания не было. Все взвесив, я согласилась на встречу с Никитой, надеясь, что спать с ним не придется.
— У меня мать с батькой уехали в санаторий. Так что сможем сегодня спокойно время провести, — довольно сказал Никита.
— Это хорошо, — натянуто улыбаясь, ответила я.
— Я по тебе уже соскучился. Только и думал. Но столько работы навалилось, что у меня не было времени не то, чтоб позвонить а написать тебе. Все собирался, а потом смотрю, время третий час ночи, — сказал Никита. Мы стояли в стороне на автобусной остановке и ждали транспорт. Почему-то я заметила, что он даже не дотрагивается до меня. Как будто мы были именно студенткой и преподавателем, которые встретились на остановке и обсуждали насущные проблемы по учебе. Наверное, он не хотел, чтоб кто-то знал о том, что мы встречаемся. И это было правильно. Он все же работал там, где я училась.
— Ты много работаешь.
— А что делать? Приходится крутиться, если хочешь выжить.
Мы зашли автобус. Никита стал говорить про то, что наступила зима. Как будто я это не видела! Но разговор приходилось поддерживать.
Нам пришлось пересаживаться дважды, чтоб доехать до панельного дома на окраине города с видом из окон на промышленную зону. Не очень приятное место, но как говорится, раньше и этому были рады. Стоило нам было войти в лифт, как Никита прижал меня к себе, чтоб поцеловать. Сладкий поцелуй, сладкий вкус мягких губ, в которых чувствовалась мужская сила. Вот этого мне и не хватало: чужая уверенность и сила пьянила. Мне хотелось быть рядом с ним, потому что ему можно было верить.
Стоило нам зайти в квартиру, как он не стал долго церемониться. Начал тут же меня раздевать. Поцелуй со вкусом страсти смешивались со злостью. Я именно злилась на всю ситуацию и эту злость превращала в страсть. Необузданность. Легкость. Ощущение, что тело превращается в струну, которая может порваться в любой момент. Я жаждала любви. Кайфовала от того, что он просто касался меня. Проводил по телу ладонями и заставлял чувствовать силу его рук, которые были при этом необычайно нежными.
Прелюдии не было. Да она и не была нужна в этот момент. Сейчас хотелось только одного: оказаться рядом с ним. Почувствовать его внутри себя. Уже в последний момент я вспомнила про презервативы, но было уже поздно. Он трахал меня так, как будто мы с ним были в последний раз. Я отдавалась ему, отвечая на его движения, и забывала обо всем. Вот чем мне нравилось быть с Никитой, так это тем, что с ним было все предсказуемо и при этом вполне комфортно.
И вот все закончилось так же быстро, как и началось. Взрыв эмоций отнял много сил. Усталость одновременно соседствовала с уютным удовлетворением. Я повернулась на бок. Положила под щеки ладонь. Никита лежал рядом, тяжело дыша. Мелкие капельки пота покрывали его лицо и плечи, из-за этого казалось, что он пробежал несколько километров под палящем солнцем.
— Как ты? — спросил он.
— Хорошо. Устала только.
— Устала? — он повернулся ко мне. Улыбнулся. Поцеловал. Захотелось рассмеяться, но вместо этого только улыбнулась. — Чай?
— Давай, — согласилась я.
Пока Никита ставил чайник и ходил умываться, я смогла оглядеть квартиру. Старая мебель еще советских времен, такое же постельное белье. Все было какое-то пыльное и неуютное. И еще был специфический запах старья.
Накинув кофту и откопав нижнее белье, я пошла на кухню, где Никита нарезал бутерброды из черствого подсохшего хлеба с такой же подвяленной вареной колбасой.
— Будешь?
— Нет. Только чай. Ты здесь живешь?
— Нет. А тебе это важно?
— Не особо.
Ему пришло сообщение. Никита пошел в коридор, чтоб взять телефон. Когда же он вернулся, то стал жевать бутерброды и зависать в телефоне, забыв обо мне. Я ждала, когда он закончит, но Никита завис надолго.
— У тебя можно помощи попросить? — спросила я, чувствуя почему-то себя неловко.
— Попросить можешь, но не факт, что я тебе смогу помочь. Денег у меня лишних нет, а связей в институте недостаточно, чтоб замолвить за тебя словечко.
— Мне это и не надо, — ответила я.
— Тогда чего тебе от меня надо? — спросил Никита. Именно так и спросил. В его словах так явно прозвучал упрек в мою сторону, что я чуть язык не прикусила, но все же решила продолжить.
— Меня один тип шантажирует.
— Так напиши заявление в полицию. Они этим занимаются.
— Вряд ли я смогу доказать этот шантаж.
— Тогда ничего серьезного не вижу, — ответил Никита. — Женщины часто любят преувеличивать то, что есть на самом деле.
— Я не преувеличиваю. У меня правда неприятности.
— Слушай, я не супермен. С бандитами не общаюсь. Мы с тобой договорились встречаться и хорошо проводить время, а не грузить друг друга проблемами.
— Каждый сам по себе? А как же влечение?
— Влечение никуда не делось, но вот если мы начнем грузить друг друга проблемами, то оно пропадет. Если тебе кто-то угрожает, то обратись в соответствующие органы. Родителям расскажи. Есть же у тебя отец? Вот пусть он твои проблемы решает.
— Я поняла.
Почему-то стало грустно. Вот вроде мы с ним неплохо проводили время. Общались. Но вместо этого я чувствовала себя какой-то одинокой.
— Ты куда? — спросил Никита, когда я не стала дожидаться чая, а вместо этого пошла одеваться.
— Домой, — ответила я.
— Чего это? Мы же хотели вечер вместе провести.
— Я передумала.
— Обиделась? Нельзя быть такой меркантильной. Это ни к чему хорошему не приведет. Нужно быть самостоятельной, а не на мужчин вешать свои проблемы.
— Не надо мне читать лекцию. Лучше дверь открой.
— Силой держать не буду. Но ты ошибаешься. Потом созвонимся?
— Посмотрим.
Ничего ему обещать я не могла. Никита меня сильно разозлил. При этом я не имела права его в чем-то винить. Он мне ничего не обещал. Мы познакомились при странных обстоятельствах. Он мне так сильно понравился, что я начала думать о любви. Только разве это была любовь? И дело было не в том, что Никита мне не помог. Ему всего лишь хотелось со мной переспать. Это нужно было признать. А я на это повелась и придумала себе чувства, чтоб окончательно не упасть в собственных глазах.
На улице шел снег. Густой снег падал крупными хлопьями, норовил налипнуть на ресницы, пытался залезть в нос. Я скидывала его с шапки, но снег вновь ложился на нее пушистым сугробом, сваливался за шиворот, пытаясь пробиться к телу. Сталкиваясь с теплом, снег таял и покрывал кожу холодными каплями.
Позвонил Борис. Я скинула звонок. Метель свирепствовала. Она кружила вокруг меня заставляла теряться, изменяя привычную дорогу до неузнаваемости. Наблюдая за буйством природы, я чувствовала себя потерянной. Меня словно больше не существовало.
Домой я пришла довольно поздно. Папа спал на полу кухни. На столе стояла пустая бутылка водки. Видимо, он напился и уснул. Все же ему было тяжело. Так же тяжело, как и мне. Или мне было тяжелее?
Напиться? В холодильнике лежала еще одна бутылка и девять яиц. Пусто. Яичница и водка? Но от алкоголя уже тошнило.
Зайдя к себе в комнату, я достала из шкафа шорты и футболку, взяла сменную пару белья, переодела водолазку и ушла.
У меня было два варианта куда поехать: к Таньке или к Борису. Танька меня бы потащила куда-нибудь на вечеринку, где пришлось бы опять трахаться. С Борисом бы тоже пришлось это делать, но он был один, а компанию я бы не потянула.
О чем я думала! Уже от таких мыслей щеки начинали огнем гореть. И почему-то смущения не было. Лишь возмущение от наличия таких мыслей у меня в голове.
— Я к тебе приеду, — без предисловий сказала я.
— Возьми такси, — устало сказал Борис. Его голос был именно уставшим, но мне было так плохо, что я об этом не стала думать.
Метель продолжала бушевать. Такси везло меня сквозь снег, не обращая на непогоду. Водитель пытался завязать разговор. Я молчала, пытаясь понять: почему я поехала к Борису. Мне надо было злиться на него, а злости не было. И это меня пугало.
Знакомый адрес. Дом. Я расплатилась за такси и поднялась к Борису. Постучала. Борис открыл дверь почти сразу. Одетый в толстовку, байковых штанах и в тапочках коричневого цвета: он выглядел слишком домашним.
— Там совсем погода разбушевалась? — спросил Борис, пропуская меня в квартиру.
— Мне плохо, — сказала я.
— Я понял.
— Папа пьет.
— Через пару дней в себя придет.
— Я с Никитой встречалась, — зло скидывая ботинки, сказала я. Дернула за молнию на куртки. Чуть ее не порвала.
— Успокойся, — сказал Борис. Помог мне снять куртку. Потом взял меня за руки. Он ничего не делал. Просто взял мои ладони в свои и молчал.
— Мне плакать хочется, а не получается.
— Давай так. Сейчас мы пойдем с тобой на кухню. Я тебе сварю какао со взбитыми сливками. Мы достанем вкусные пирожные. После этого ты мне все расскажешь, — мягко сказал Борис.
— Опять сладкое? Борь, ты не боишься набрать лишний вес, потребляя пирожные в таком количестве?
— Не боюсь. Я ничего не боюсь.
— Почему?
— Терять нечего, — ответил Борис. — Страх есть, когда боишься чего-то потерять. А так, можно пожить в свое удовольствие. Ни в чем себе не отказывать.
Мы прошли на кухню. Я подошла, чтоб помыть руки. Борис достал из холодильника молоко, чтоб действительно сварить какао.
— Ты чем-то болеешь? Смертельный диагноз? — предположила я.
— Нет. Здоров как бык, проживший увлекательную жизнь.
— Тогда почему такие грустные мысли?
— Потому. От тебя сейчас самой позитива не вижу.
— У меня причина есть, — ответила я, садясь за стол.
— Как и у меня, — ответил Борис.
— Можно я у тебя сегодня останусь? Не хочу домой возвращаться.
— Оставайся.
— Тогда пойду переоденусь. И не надо на меня так смотреть! Я с собой вещи взяла. А то от тебя не дождешься и футболки.
— Ты мне без одежды больше нравишься. Но если тебе будет так комфортнее, то ходи в одежде. Я не против.
Пока я переодевалась, то меня опять накрыло. Эмоции были такими сильными, что стало физически больно. Я села на край дивана. Обняла себя за плечи. Как же было больно! И зачем я сюда приехала? Мне надо было лечь в кровать, расплакаться, а я приехала к Борису. Теперь нужен был повод, чтоб от него сбежать.
— Все нормально. Я сейчас подойду, — сказала я, слыша, как Борис зашел в комнату. Он сел рядом.
— Мне теперь кажется, что я совсем одна. Думала, что у меня теперь папа остался, но ему сейчас плохо. Никите я нужна лишь для секса, а тебе для развлечения.
— Что ты хочешь от меня услышать? Что ты ошибаешься?
— Хочу. Я хочу услышать, что ошибаюсь.
— Ир, я тебе уже говорил, что ты всегда можешь на меня рассчитывать, пока мы встречаемся. Если тебе нужна жилетка, то я тебе ее предоставлю.
— Я тебе нужна? Только честно!
— Нужна ли? — переспросил Борис. Обнял меня за плечи. — А нужен ли я тебе?
— Не знаю.
— Вот тебе и ответ. Ир, сейчас ты грустишь. Тебе хочется услышать теплые слова, чтоб внутренне согреться. Я могу их тебе сказать. Слова часто ничего не значит. Но завтра ты будешь жалеть, что их услышала. Завтра они тебе могут стать ненужными. Ты будешь считать себя мне обязанной.
— А может, я хочу этого?
— Ты хочешь добиться желаемого. Пойдем какао пить. И закончим спор.
— Мне сейчас хочется сбежать. Я себя чувствую колобком, который от всех убегает, — ответила я.
— В таком состоянии я тебя не отпущу, — ответил он.
— Почему? Если тебе не все равно…
Он рассмеялся. Пошел на кухню. Я пошла за ним, потому что хотела завершить разговор.
— Борь.
— Что, Ир?
— Но, правда…
— Правда? Какую ты от меня хочешь узнать правду? Иришка, не ищи любовь там, где ее нет.
— Может это и к лучшему.
— Конечно, к лучшему. У тебя еще вся жизнь впереди. Найдешь еще хорошего мужика, который будет ценить, что имеет. Не надо кидаться на всех подряд, чтоб почувствовать то, чего лишилась. Все у тебя будет, но со временем.
— А если я не хочу, чтоб все было? Если я не хочу семью и детей любой ценой? Ты ведь знаешь всю обо мне правду? Знаешь, кто мои настоящие родители?
— Знаю, — ответил Борис. Его слова меня не удивили.
— Я смотрю на папу и маму. Не как на родителей, а как на независимую историю семьи. Как бы со стороны. И что я вижу? Они друг друга обманывали. Обманывали себя. Семья любой ценой. Но разве это правильно? Разве правильно жить обманом?
— Неправильно. Я только за правду.
— Не хочу семью. Не хочу обманывать себя и любимого мужчину. Почему нельзя просто жить и не думать, что дети — это обязательно?
— Ты сегодня предохранялась? Не юли. Сама сказала, что с ним сегодня встречалась.
— Нет. Не до этого было.
— И что мы будем делать, когда встанет вопрос: рожать тебе ребенка или нет? Ты так любишь этого мужика, что готова любой ценой родить от него ребенка, даже если придется воспитывать его одной?
— Не готова.
— Тогда как мне до тебя достучатся? Ты знаешь, что такое аборт? Когда врач будет из тебя ребенка доставать по частям? Этого хочешь?
— Нет. Этого не хочу. Я больше не буду.
— Больше не будешь? Ир, тебе нужны лишние проблемы?
— Нет. Я не подумала.
— Ты не думаешь о последствиях. Это плохо.
— Борь, я хотела лишь почувствовать, то кому-то нужна. Он говорил, что я ему нужна, а сегодня оставил меня одну. Я ему ведь сказала, что у меня с тобой проблемы. Но он ответил, что мои проблемы — это только мои проблемы.
— Так и есть. Если ты с кем-то спишь, то это не значит, что вы вместе. Девчонки часто видят все иначе, чем мужчины.
— Он так же развлекается, как и ты?
— Скорее всего.
— Как же тогда понять, что мужчина влюблен? Что это не на один день?
— Забота и твое мнение. Мужчина будет заботиться о тебе и твоем здоровье. Отправлять любимую женщину на аборт — это не забота.
— А про мнение?
— Он будет его учитывать в своих планах. Ир, вся мишура из слов — это всего лишь слова.
— Но тогда я не понимаю твоих мотивов. Месть?
— Нет. Когда я к тебе подошел, то меньше всего я думал чья ты дочь. Передо мной была и остается симпатичная женщина с живой мимикой и большими наивными глазами, в которых наивность сменялась удивлением и удовлетворением.
— Правда?
— Знаешь же, что я против лжи.
Наверное, мне это было нужно. Именно не слова, не ложь, а просто участие. Пусть я и хотела, чтоб кто-то сказал, что любит меня, но Борис был прав: завтра я не буду знать, что делать с этими словами.
— И сколько мы еще будем встречаться? — спросила я. После какао и пирожных мы перебрались в комнату на диван. Борис разложил его. Я думала, что приставать начнет, но не начал. Мы просто лежали рядом. Я пыталась уснуть, но сон почему-то не шел.
— Мы будем встречаться столько, сколько нам будет нужно.
— И как понять сколько нам нужно?
— Не знаю. Ты еще не наговорилась?
— Нет. Я ничего не понимаю. Хочешь хоть какой-то конкретики.
— Ее не будет. Знаешь почему?
— Знаю. Ты всего лишь играешься.
— Ир, тебе надо самой построить жизнь, которая бы тебе понравилась.
— Вот честно, в этой жизни будет место для меня?
— Не знаю, — ответил Борис. Я все же разревелась. Слишком мне было больно. И эта боль вырвалась наружу в виде слез. — Не понимаю, зачем все это. Просто не понимаю.
— Чего ты не понимаешь? Почему я согласился, чтоб ты ко мне сегодня приехала на грани истерики? Волнуюсь за тебя. Мы с тобой довольно близко общаемся, чтоб я о тебе не переживал.
— А может, не стоило? Может, нужно было меня прогнать? Я ведь не могу контролировать, что несу. Мне так больно. Не представляешь насколько сильно мне больно, а я не могу понять причину этой боли.
— У тебя жизнь разрушилась. Эта боль нормальная и весьма понятная, — возразил Борис. Вздохнул. Обнял меня. Стал гладить. Не вызывая страсть, а успокаивая.
— У тебя она тоже рушилась?
— Рушилась. Несколько раз. Но мне всегда хватало сил продолжить жить дальше.
— А сейчас?
— Хочешь ударить меня в больное место? — спросил Борис.
— Ты меня на днях унизил. Имею право.
— Не унижал.
— Мне эта игра не понравилась.
— Хорошо. Больше так играть не будем, — как-то легко согласился Борис.
— Почему? Тебе вроде это понравилось.
— Понравилось. Но тебе же не нравится. Ир, близость между двумя людьми очень тонкая вещь. Если кому-то что-то не нравится, то это надо сказать. Зачем терпеть то, что не нравится?
— Но тебе же нравится.
— Перебешусь, — ответил он. Я рассмеялась сквозь слезы, но тут же оборвала смех.
— Так сейчас у тебя хватит сил, чтоб продолжить жить? Думаешь, что я не понимаю, как тебе плохо?
— Нечего ко мне лезть! — довольно резко сказал Борис.
— Можешь меня посылать куда угодно. Но проблему это не решить. Может, я могу тебе помочь?
— Чем? Глупая девчонка, которая жизни не знает, будет мне еще советы давать?
— Может, я и моложе тебя, но это не значит, что я ребенок.
— Ты игрушка.
— А ты глупец. Хочешь, чтоб мы поссорились?
— Не хочу, чтоб ты лезла на мою территорию.
— Но ты хоть понимаешь, что у тебя проблема? Я не для того тебя спрашиваю, чтоб побольней уколоть, а искренне о тебе беспокоюсь.
— Мои проблемы тебя не касаются. Давай лучше с твоими разберемся. Мне спасатели не нужны. Особенно в твоем лице.
— И чем тебе мое лицо не нравится? Вроде недавно говорил, что оно милое, — сказала я, выбираясь из его объятий. Я села. Вытерла слезы. — Понимаю, что ты живешь медведем. Но может пора выйти из берлоги?
— Зачем?
— Не знаю. А у тебя нет никаких планов?
— Ложись спать.
— Ты же все равно пока спать не будешь. Сам же говорил, что поздно ложишься.
— Я ложусь поздно, а вот у тебя такой привычке нет, — мягко сказал Борис. — Иди ко мне. Я тебе сказку расскажу.
— Не нужны мне сказки.
— А еще недавно хотела их услышать. Какая ты непостоянная.
— Я?
— Да. Ты непостоянная и капризная. Иди сюда, — сказал Борис.
— Слушай, а это плохо или хорошо?
— Нормально, — ответил Борис. — Это всего лишь нормально.
Я вздохнула. После этого легла рядом с Борисом. Он повернулся ко мне. Провел рукой по моим волосам. Скользнул к груди.
— Не надо ко мне сегодня приставать.
— Я и не пристаю. Всего лишь хочу тебя обнять и поцеловать, успокоить.
— Так ты меня не успокоишь.
— Я тебя отвлеку, — ответил Борис, забираясь ко мне под рубашку. Положил ладонь мне на грудь, почти полностью ее закрывая. — Почему-то многим хочется, чтоб кто-то разделил с ними боль.
— А тебе такого не хотелось?
— Нет. Это жестоко. Но хотелось какого-то участия.
— Одному сложно?
— Не знаю. Я уже как-то привык к этому, поэтому не помню, как может быть иначе.
— А я не знаю, как может быть иначе. Вроде мы были семьей, но в семье столько всего не хватало. Я даже не понимаю чего именно.
— Этого никто не знает. Нет универсального рецепта, Ир.
— Жаль, — ответила я. — Мне так стыдно за мои мысли. Я должна быть благодарна, а на деле этой благодарности не чувствую. Мне так жаль папу, жаль маму, жаль настоящую маму.
— Это нормально, — ответил Борис. — Но не надо ставить жалость и злость во главе стола. До какого-то времени ты была счастлива?
— Возможно.
— Тогда чего сейчас думаешь обо всем этом в таком негативе? Ириш, они сами выбрали свой путь. Ты выбираешь свой.
— Но…
— Ириш, вот ты сейчас со мной. Это твой выбор или его сделал кто-то за тебя? Оставь шантаж. Знаешь же, что я не стал бы этого делать.
— Тогда почему говорил?
— Не хотел тратить время на уговоры и доказательства, что тебе было бы лучше встречаться со мной, чем не встречаться вовсе. Другое дело, что ты повелась, — сказал Борис. — Я знаю, что тебе со мной нравится. Ты сейчас приехала ко мне, а это многое значит.
— Я не знаю значений своих поступков. Часть из них глупость.
— Молодость создана для глупости. Но пока я не вижу поводов винить себя в глупости. Ты делаешь то, что тебе нравится. Раньше жила по указке родных, а сейчас дала себе свободу. Вот и все.
Он крепко прижал меня к себе. Я чувствовала его тело спиной. Его дыхание щекотало ухо.
— Я тебе обещал сказку.
— А я еще не поняла: хочу ли услышать эту сказку от тебя.
— Завтра все будет иначе. Мы проснемся от будильника. Позавтракаем. И тогда ты поймешь, что все изменилось. Как-то раз и больше ничего прежнего не будет.
— Что же тогда будет?
— У тебя появится полки вон в том стеллаже. На них ты будешь ставить всякие безделушки. Там будет шкатулка с драгоценностями. Всякими там сережками и колечками. А еще маленькими фигурками. Фарфоровыми статуэтками. Или брелочками. Чего там еще собирают?
— А как насчет цветов? Фарфоровых цветов. Или гномиков, которые можно расставить между твоими зарослями.
— Хорошо. Я бы еще поставил там книги. К примеру, мы будем с тобой прочитывать по одной книге в месяц. И каждую прочитанную книгу будем ставить на полку. В скором времени мы заполним ими все полки. Потом придется еще выделить тебе место в шкафу. Благо у меня он большой. И там тебе хватит места.
— Думаешь?
— А почему нет? Квартира большая. Места нам хватит.
— Я не могу сейчас бросить папу. Ему сложно.
— Так я тебе сказку рассказываю, а не жить вместе предлагаю.
— Тогда ладно, — согласилась я. — Рассказывай дальше.
— В выходные мы поедем в гости.
— Опять по работе?
— Нет. В этот раз свадьба одного моего старого друга.
— Друга? Или подруги?
— Подруга дочку выдает замуж. А я там почетный приглашенный гость. Вот и поедешь со мной, чтоб у меня не было соблазнов с кем-нибудь еще познакомиться.
— Или вспомнить прежние отношения с подругой?
— Ревнуешь?
— Нет.
— А мне кажется, что ревнуешь. Нет, малышка, с той подругой мы всего лишь дружили. Такое бывает. К тому же пока в моих мыслях царствуешь только ты. Перед выходными мы с тобой купим тебе красивое платье, которое будет крутиться вокруг твоих симпатичных ножек, когда я буду с тобой танцевать. На свадьбе же должны быть танцы. И вот, когда будем возвращаться, завернем куда-нибудь, чтоб развлечься, потому что до дома будет уже недотерпеть.
— Борь!
— Юбка так легко задирается. А под ней тонкие чулки, которые ничего не скрывают. Мне кажется, что они созданы лишь для того, чтоб дразнить, — пробормотал он, скользя губами по шее, а пальцами поднимаясь по моей ноге.
— Щекотно! — рассмеялась я. — У тебя всегда все сводится к сексу?
— А о чем мне еще думать, когда ты рядом? — хмыкнул Борис. — Ну как? Понравилась тебе моя сказка?
— Удалось отвлечься.
— Вот и хорошо. Давай теперь спать.
— Не знаю, радоваться мне или грустить, что это всего лишь сказка.
— Посмотрим.
— Пока сам не знаешь?
— Знаю, но ты погадай, — ответил Борис. — Или сделай вид, что сказку не слышала.
— Я подумаю, — ответила я.