— Мистер Уиверс от моего лица благодарит вас, госпожа, за вашу заботу. Он сказал, что ни один из его бывших хозяев не проявлял такого внимания к прислуге, — сказала миссис Байрон, ожидая списка необходимых работ до окончания недели.
Хейли покачала головой:
— Большое ему спасибо за благодарность, но, пожалуйста, передайте ему, что меня не надо больше благодарить.
— Любая из служанок или горничных, можно сказать, души в вас не чает, особенно Эмили. Ведь вы помогли сшить ей новое платье. — Миссис Байрон улыбнулась. — За все время пребывания в этом доме никто из прислуги не услышал ни единого слова упрека.
— С какой стати мне упрекать кого-нибудь из вас? — Хейли смутилась и слегка замялась. — Вы все так трудолюбивы и внимательны к причудам моих родных.
— Можете ни о чем не волноваться, мисс Морленд. — Миссис Байрон шептала из-за боязни, чтобы их не подслушали. — Вся прислуга любит и поддерживает вас. Можете не сомневаться в нашей преданности.
Не говоря больше ни слова, она вынула небольшой медный ключ.
— Вот ключ от старой служебной двери. Сейчас там никто не ходит. Думаю, ключ и дверь вам пригодятся.
— О! — воскликнула Хейли от удивления и взяла ключ. — Неужели никто?
— Мне надо передать повару все ваши указания. Если вам что-нибудь понадобится, дайте мне знать, — сказала миссис Байрон, делая вид, что ничего не замечает, и с этими словами вышла.
«О Боже! Значит, я была не так осторожна, как мне казалось. Миссис Байрон знает, да и остальная прислуга тоже».
Ее пальцы стиснули заветный ключ.
Все стало невероятно просто. Прежде, даже благодаря покровительству тети Элис, ей было нелегко днем уходить из дома под разными надуманными предлогами. Но, возвращаясь из города, она всегда приходила с пустыми руками, что не могло не вызывать подозрений у прислуги. Если миссис Байрон сказала правду, то теперь можно будет выскальзывать из дома и приходить домой совершенно незамеченной. От радости осознания неожиданной свободы у Хейли стало легко на сердце. «Теперь я смогу приходить к нему и ночью. Папа устает и рано ложится. Как только он уснет, я тихо выберусь, а потом вернусь, и ни одна душа не заметит моего отсутствия».
Хейли взяла листок бумаги и тут же написала записку: «Сегодня ночью, моя любовь, мы увидимся».
Его опять со всех сторон окружал черный, непроницаемый мрак. Мрак обволакивал, давил и душил его. Гален ненавидел мрак. В полной темноте человек перестает быть человеком. Ты забываешь, кто ты есть на самом деле, особенно если слишком долго находишься во мраке. Гален жил в полной темноте очень долго. Но тут в темноте подземелья возникли огненные блики факелов.
Гален испугался. Факелы предвещали пытки. Его мучители опять будут кричать на него на непонятном, лающем языке, что-то требовать и пытать до тех пор, пока от боли он не потеряет сознание.
— Они идут, — доносится из мрака нежный и мелодичный голос Хейли. Галену ее голос отнюдь не кажется странным. Он привык слышать его во сне. Она появлялась во всех его эротических снах. Она представала в них одновременно прекрасным ангелом, и сладострастным демоном. Редкий сон обходился без ее участия.
— Да, — согласился он, чувствуя вокруг себя липкий вонючий запах темницы.
— Закрой глаза, так будет легче, — прошептала она. Факелы уже совсем близко. В темных глазах Хейли застыл ужас. Он пытается утешить ее. Он хочет погладить ее по щеке, поднимает руку и видит сорванные ногти на пальцах, а в гниющем мясе ползают личинки. Она тоже видит его руки… но он все-таки касается ее, и она кричит от ужаса.
— Гален, проснись! Да проснись же!
Он дернулся и ощутил рядом с собой ее теплое тело. Ее прохладные длинные пальцы коснулись его лица, и он тут же вернулся в обычный мир.
— Меня мучили кошмары.
Хейли присела возле него, приподняла его голову и прижала к груди. Тихо что-то шепча, она, пальцам и гладила его волосы, щеки, глаза.
— Ты кричал во сне. Как же ты меня напугал! Никогда в жизни мне еще не было так страшно. Что случилось?
Гален открыл было рот, чтобы что-то объяснить, как вдруг удивился: прежний страх, который охватывал его при кошмарах, исчез, пропал. Они занимались любовью, а потом он уснул. Раньше, просыпаясь после кошмара, его сердце колотилось как бешеное, а от страха перед темнотой ему приходилось зажигать все лампы в спальне. Но сегодня все было иначе. Сердце билось ровно, и на душе у него было спокойно. Запах ее волос и тепло ее кожи успокаивали.
— Ничего особенного.
— Ничего? Не может быть!
Он уставился в темноту, не веря в то, что происходит с ним. Удивительно, но он не испытывал приступа страха. Теперь не надо было уходить из спальни или вызывать звонком Брэдли. Неужели все дело в Хейли?
— Призраки и кошмары утратили надо мной прежнюю власть. И все потому, что ты рядом, Хейли, и я вижу тебя.
— В темноте не много-то разглядишь. Но все равно приятно. — Она поцеловала его в лоб чисто по-матерински. Однако на Галена ее поцелуй, каким бы он ни был, подействовал возбуждающе.
Он приподнялся и, будучи массивнее и сильнее, поменялся с ней ролями. Теперь он прижимал ее к себе, а не она его.
— Я помню, Хейли, все изгибы твоего тела, каждую родинку и складку на коже. Я не против освещения, но и без него я могу путешествовать по твоему телу вслепую.
— Какой ты… находчивый, — едва ли не простонала она, изгибаясь всем телом. Его опытные руки гладили ее и ласкали. Его возбуждение передалось Хейли. Соски ее грудей стали твердыми и упругими.
— Каждый дюйм тела запечатлен в моей памяти.
— Неужели каждый? — Ее голос прозвучал странно и как будто стыдливо. — Было бы лучше, если бы какая-то моя часть осталась для тебя загадкой.
— Не бойся, Хейли, твои тайны останутся при тебе! — Он развернулся и начал целовать пальцы на ее ногах, ступни, длинные и стройные лодыжки.
— Гален, что ты делаешь? — удивилась она.
— Изучаю местность, чтобы не заблудиться, — ответил он.
— О, продолжай. Мне по душе такое путешествие.
Гален с удвоенным рвением принялся за дело. Он целовал ее ступни и бедра, живот и нежную плоть, а она, извиваясь под ним от нетерпения, сжимала его бока скользкими от пота ногами, то устремляясь навстречу его движениям, то отступая назад. Потом они менялись местами.
Когда страсти немного улеглись и они оба слегка устали, Хейли с интересом уставилась на его промежность. Чуть поколебавшись, она принялась ласково поглаживать пальцами его утомленный пенис. Тот задрожал и ожил буквально на ее глазах. Гален напрягся и весь вытянулся. Не теряя времени даром, она приникла ртом к пенису, обхватила его губами и начала ласкать. Из груди Галена вырвался сладострастный стон.
— Тебе больно? — испугалась Хейли.
— Нет, нет, продолжай.
И она продолжала ласкать его пенис ртом до тех пор, пока у него еще были силы терпеть. Гален задыхался от охватившего его наслаждения, он чувствовал, что готов взорваться. Но за минуту до финала он с силой приподнял ее, опрокинул на спину и взял ее. Она была готова встретить его. Они слились воедино, и вскоре произошел тот самый взрыв, неудержимый и желанный, его ударная волна взметнула их высоко наверх, и они замерли от невыразимого блаженства.
Потом они лежали в полной темноте и смотрели перед собой ничего не видящими глазами. «Как мы похожи на Купидона и Психею», — мелькнуло в голове Галена. Тут же из уголка сознания выползли мрачные тени ночных кошмаров. Но он прижал к себе Хейли, и страшные чудовища опять скрылись. «Нет, Хейли, я не хочу, чтобы ты видела, каким я иногда бываю на самом деле».
Гален нервно ходил из одного угла в другой, лишь изредка останавливаясь, чтобы потрогать руками какую-нибудь безделушку из коллекции Роуэна.
— Вы не думаете, что на найденных нами камнях лежит проклятие?
— С какой стати, дружище? Неужели вы полагаете, что мы набили свои карманы несчастьем?
— Вовсе я так не думаю, а скорее наоборот. Но так хочется, Роуэн, чтобы все закончилось хорошо. Так хочется верить, что в мире есть справедливость.
— Вам хочется верить, Гален? Боже мой, куда катится мир!..
— Все туда же, Роуэн. Просто мне надо во всем разобраться, все понять. Древнегреческие парки или слепое провидение, которое вершит нашими судьбами, мне не по душе.
— Вы вообще-то спали в последнее время?
— Немного. — Гален улыбнулся. Ему было как-то неловко признаваться в том, что причиной его недосыпания в последние дни была прекрасная и обольстительная мисс Морленд.
— Я же послал вам пакет с лекарством. Все написал. Заливать горячей водой и пить по чашке, когда у вас плохое настроение.
— Помнится, вы были против тонизирующих средств.
— Я и сейчас против. В их состав входит спирт. А спирт вам противопоказан, Гален. Он сведет вас в могилу скорее, чем вы думаете. Посланное мной лекарство состоит из трав, и еще я добавил немного чая. Если вам не понравится вкус, можете положить немного меда. — Роуэн говорил в привычной для врача назидательной манере.
— Нет ничего удивительного в том, что пациенты вас обожают, доктор Уэст, — сказал Гален, усаживаясь в кресло. — Вы кого угодно достанете своими указаниями и заботой.
— До сих пор никто не жаловался, — раздался вдруг с порога веселый голос Дариуса. Он вошел с радостным выражением на лице.
— Поверьте мне, еще как жалуются и хнычут, — возразил Роуэн.
— Почему-то меня не покидает ощущение, что все мы стоим на краю пропасти, куда вот-вот можем свалиться, как будто несчастье, которого мы избежали на другом конце света, до сих пор подстерегает нас…
Роуэн вздохнул и отпил маленький глоток бренди.
— Даже не знаю, что сказать. Думаю, в душе каждого из нас живут черные демоны, пришельцы из мрака. Их нельзя изгнать, страдания тут ничего не решают… И вдруг словно с небес к нам в руки падает сокровище. Кое-кто из нас тайком продал часть драгоценных камней, другие, соблюдая договоренность, выжидают. Большая часть драгоценностей по-прежнему у нас на руках и ждет своего часа. Но все мы люди, поэтому не можем не тревожиться о будущем. Судьба крайне переменчива.
— Демоны или бесы… — задумчиво заметил Гален. — Неужели именно они погнали вас в Индию?
— Да.
Гален бросил на Роуэна немой вопрошающий взгляд, но Роуэн не промолвил ни слова. Он взглянул на Дариуса, но тот лишь покачал головой. Не выдержав, Гален задал вопрос, который не давал ему покоя:
— Может ли человек обмануть судьбу?
— Древние греки так не думали, — вставил Дариус.
— А вы что думаете, доктор Уэст?
— То, что я думаю, вас нисколько не интересует, Гален.
— Но все же?
Роуэн одним залпом выпил бренди и, нахмурившись, сказал:
— В судьбу я не верю. Я верю в то, что каждый из нас способен проявлять как лучшие, так и худшие душевные качества. А демоны, Гален, питаются злобой и всем плохим, что живет в наших душах, так что мы сами выращиваем их. Если бы я все время жил под грузом своих ошибок или разочарований, — Роуэн запнулся и задумчиво уставился перед собой, но затем улыбнулся, как будто вспомнив что-то приятное, — каким бы мрачным занудой я выглядел среди вас, друзья.
— А что говорит философия, Торн? — спросил Гален.
— Думаю, греки были правы, просто их взгляд несколько отличается от вашего, — осторожно заметил Дариус. — Тут более уместно такое слово, как «рок». Скорее всего это именно наш путь, и не только потому, что нам удалось увильнуть от наказания, подобно провинившимся детям. Как знать, может быть, хуже всего то наказание, когда мы не реализуем скрытые внутри нас божественные возможности, и тогда судьба или греческие парки буквально гонят нас на наш путь.
Гален покачал головой:
— Друзья, как же я вас люблю. Не важно, каких взглядов вы придерживаетесь и в каком настроении обретаетесь. Я благодарен вам за то, что вы так терпите мое дурное настроение.
Он встал и подошел к полке, на которой стояла невысокая статуэтка египетского бога Гора.
— Но мне все-таки боязно. Не слишком ли много я уступил всему плохому, что есть в моей душе, или тому самому черному демону? И если это путь, по которому я иду, то не заблудился ли я в глухом лесу? Мне все труднее узнавать в себе того самого человека, каким я стал. — Он обернулся ко всем с вопросом: — Есть ли у негодяев друзья?
— Вы не негодяй, Гален, — ответил тут же Дариус.
Роуэн так же быстро протестующе воскликнул:
— Гален, вы переживаете из-за вещей, которые, как вам кажется, умаляют вас.
Роуэн тоже встал и подошел к Галену.
— Точно также я отношусь к людям, которые не знают, в здравом ли они уме или нет. Они уходят в себя, часто бормочут что-то себе под нос, но они не спрашивают мнения друзей, оно их не волнует.
Роуэн на миг задумался, затем улыбнулся:
— У вас богатый дар воображения, Гален.
— Хоук, — голос Дариуса звучал серьезно и строго, — вы почти ничего не рассказываете нам о том, что вас тревожит. Из уважения я никогда не принуждал вас быть более откровенным. Но если вы хотите искупить какую-то собственную вину, то тут никто вам не в силах помочь.
— Искупить вину, — протянул Гален, как бы пробуя горький вкус слов.
— Внутри вас живет демон, Гален, и вам решать — что с ним делать. — Роуэн, скрестив руки, присел на край стола. — Я не буду оригинален, если посоветую вам избавиться от него, а избавившись, обрести счастье и спокойный крепкий сон.
— Удивительно, как просто вы все излагаете, доктор Уэст.
— Вы не прокляты, Хоук, вы страшно упрямы, — глубокомысленно брякнул Дариус, смягчив сказанное улыбкой.
— Подобно дьяволу! — буркнул себе под нос Гален.
Все дружно рассмеялись. В их смехе сквозила суровая правда.
По дороге домой Гален размышлял. Закрыв глаза и упершись затылком в стенку кареты, он раздумывал над словами Роуэна. «Мой демон… все зависит от моей воли, неужели?»
Гален внезапно выпрямился. С его глаз как будто спала пелена, и он прозрел. «Неужели все так просто? Да, я хочу быть вместе с ней, я люблю ее. О Боже, я люблю мисс Морленд».
Он нахмурился, открывшаяся перед ним правда была нелицеприятна. Хейли по его вине оказалась в сложном и двусмысленном положении. Она пошла навстречу ему, выполняла все его прихоти и пожелания. Целиком и полностью доверившись ему, она ждала, что он сделает ей предложение.
«Ведь мне ничто не мешает сделать его!»
Неожиданно в глубине его сознания зазвучал противный и лживый голосок мести, — он же поклялся отомстить ей. Но Гален отмахнулся от него. «Разве это имеет какое-нибудь значение? Я желаю ей счастья. О Боже, я готов пожертвовать своей жизнью, лишь бы Хейли Морленд была счастлива».