Военно-медицинская акаМЕДия

Лекция 42 ПРО СУДЬБУ

Безусловно, все знали, что Валентин Имельяненко никогда в жизни не станет работать врачом, поэтому к его учёбе и относились со смехом. Не гнобили и халтурщиком не обзывали. Правда, никто не ожидал и обратного. Отчислили Батю как-то быстро, на шестом курсе. За какую-то ерунду. Да он и сам уже учиться не хотел.

Ещё одно стремительное отчисление на моей памяти произошло на пятом курсе нашего факультета. О нём рассказал нам начальник нашего начальника на построении, для устрашения, и данный рассказ постараюсь передать близко к тексту оригинала.

Вот сколько раз вам всем говорилось? Вот снова (хорошо, что не на нашем факультете) обоср…сь. По полной обоср…сь. И никак иначе. На днях пришёл на пятый курс дежурный по академии в полпервого ночи проверять порядок. Дисциплинарный порядок. Вообще, после того как по громкой связи объявили, что приехал дежурный, все должны скоренько лечь и сладко посапывать, дабы, когда зайдёт к вам в кубрик Его Полканосиятельство, обрадовалось бы оно вашему безмятежному курсантскому сну и тихо (чтоб не разбудить) заплакало от умиления! А не так, как на том курсе: заходит он и видит шесть человек, обозревающих на компьютере фильм — тоже из категории, где ахи и вздохи превосходят текст. Ребята оказались настолько втянуты в процесс, что дежурный и сам успел минут десять посмотреть кино, после чего его, наконец, заметили.

— А чего вы ТУТ? — спросил проверяющий у смотрящих, сделав вид только что вошедшего человека.

— Ну вот ТУТ! — констатируют в ответ.

— Ах, вот так? — фыркает полковник. — Завтра без пятнадцати девять у меня в штабе, вместе с начальником курса!

На том и сгинул.

Вот они впятером и с начальником курса, наутро, ни свет ни заря, в штабе. Ждут дежурного по Акамедии. Шестой по каким-то причинам идти не захотел — все равно старый хрыч не запомнил, сколько их. А старый хрыч пришёл и пересчитал провинившихся. И дураку понятно: одного не хватает. Чай, не футбольная команда.

— А где шестой? — резонно поинтересовалось его Полкано- сиятельство.

— Ну… он… — тихо промямлили, как факт.

Да и всё бы ничего, но в штаб по каким-то своим бронетанковым делам зарулил уже известный начальник строевого отдела. Увидав такую живописную толпу болтающихся в учебное время, не мог не подойти:

— А чего вы ТУТ? — стал разнюхивать он.

— Ну вот ТУТ! — излагают все они ему.

— А где шестой? — продолжал любопытствовать строевик.

— Ну… он… — повторили опять.

Да и всё бы опять ничего, но из штаба по каким-то своим генеральским делам выбегал первый заместитель начальника Акамедии (замначак сокращённо). Увидав подобное сборище военных, не мог не подойти:

— А чего вы ТУТ? — удивился он.

— Ну вот ТУТ! — хором отпевают ему.

— А где шестой?

— Ну… он…

— Так, шестого в одиннадцать ко мне! Иначе я вас…

В одиннадцать Шестой зашёл к заместителю. Видимо, генералу не понравилось, как зашёл пропавший или как посмотрел, и он промолвил:

— А вот объясните мне, на каком ВЫ основании, вместо того чтобы соблюдать распорядок дня, всячески его нарушали?

И вместо того чтобы упасть перед генералом на колени и, купаясь в собственных слезах, целовать ботинки и просить пощады, как на смертном поприще, Шестой загадочно ответил, улыбаясь:

— Товарищ генерал, ВСЁ В МОИХ РУКАХ!

— Ах, значит, всё в ваших руках! — разъярился замначак. — Ну-ну.

И одним росчерком пера на листе бумаги вывел: «Отчислить!»

Теперь Шестой уже со всеми ходит и прощается.

К слову сказать, у нас вот уже пять лет из Акамедии некоторых разгильдяев выгнать не могут..