Военно-медицинская акаМЕДия

Лекция 53 ПРО ЗЕМСКУЮ ПРАКТИКУ

Настал долгожданный пятый курс. Финишная прямая. На сём курсе ты себя чувствуешь совсем уже врачом, способным на всё, вся и все. Ты готов резать там, где не режется, и шить, где не шьётся. В метрополитене ты ждёшь экстренной остановки поезда в тоннеле и начала хоть одних мало-мальских родов. И даже прогуливаясь с девушкой по набережной, ты выискиваешь в воде того, кто будет тонуть. Причём тонущий товарищ должен обязательно давно тонуть, дабы ты мог сделать искусственное дыхание и закрытый массаж сердца. И ради последней цели ты даже носишь в кармане носовой платок (кто не знает, искусственное дыхание правильно делать через тряпочку или другую любую ткань). К сожалению (для практиканта), в метро давно уже никто не рожает, а в Неве ни одна живая душа упорно не тонет (особенно в декабре). Вот и всё.

Искать практику в клинике также сложновато. Здесь тебе никогда не дадут полностью самостоятельно лечить больных людей. Нигде. В лучшем случае ассистентом поставят, и то доволен будешь по самые уши. В худшем — наблюдение из третьего ряда. А ручки-то чешутся. Правда, слава Всевышнему, шанс самостоятельной медицинской практики на мою скромную долю выпал. Неожиданно, но выпал. Словно снег в мае.

В то время купили мы скромный маленький домик в чудесном месте под названием Швердять. Однако в данной истории не сам домик оказался прекрасен. Нет. Восхищало место, где последний располагался. Должно сказать, что подобных мест в относительной близи с городом практически не осталось. Дело в том, что Швердять являла собой самую что ни на есть глубинную деревню. И прелесть крылась вовсе не в деревне, а прелесть крылась в том, что данное село числилось как тупиковое поселение. Плюс ко всему последние десять километров дорога в это поистине райское место не асфальтировалась со времён создания Руси. То есть, иными словами, она вообще никогда не асфальтировалась. Как значилась по документам песчано-грунтовой в старые времена (в некоторых источниках — глиняная), так и осталась значиться в наши. Фактически в неизменном виде. Именно грунтовая дорога и останавливала огородевших жителей Боткинграда ехать в данном направлении. Что ещё сказать?

Деревушка находилась в живописнейшем месте, на берегу реки Луги, но вдали от самого одноимённого населённого пункта. Семнадцать домов, покосившиеся заборы, чудесный хвойно-березовый бор, ручьи и свежий воздух — вот лишь малые достоинства Швердяти.

Остальные плюсы оказались налицо. Натуральные творог, сметана и молоко. Свежие ягоды и куча-другая грибов. Это если не лень в лес идти. Если лень — то можно огород вскопать. Тогда лук, картошка и прочее. Экологически, так сказать, чистые продукты. Но мою личность в деревню привлекали отнюдь не меркантильные ценности. И даже не чистейшей воды воздух. Нет. Мою скрупулёзную до всяких вмешательств душу манила прямая возможность практики и медицинского рукоприкладства. Ведь самый главный плюс для молодого врача — это удалённость его от любых более-менее лечебных учреждений. В моём случае именно так и получилось. Ведь при захвате недугом у пациентов имелся однозначный выбор. Либо порядка шестидесяти километров в райцентр, к профессионалам. Либо всего двадцать метров к местному специалисту, пусть и немного молодому и капельку неопытному.

Сразу хочу заметить, дорогой мой читатель, чтобы ты не подумал, что во время пребывания меня в деревне я активно добывал клиентуру. Не стоит полагать, что автор якобы специально заражал и калечил людей. Вовсе нет. Люди, как правило, сами себе пытаются навредить. И надо сказать, у них это здорово получается.

К одному подобному вредителю меня позвали с утра. Дескать, Женька на кладбище ходил, ну, на обратном пути оградку-то и не заметил. И вот, того. Прямо головой её, треклятую, на прочность и проверил. Голова, конечно, победила, но что-то у него с челюстью не того приключилось. Гляньте, ежели не сложно, милый доктор.

Иду к Женьке. Пьяница ещё тот. Местный житель. Синячит так, что самые синяки отдыхают. И дом его мне хорошо знаком. Старая лачужка, такого полуземляночного вида. Почерневшие брёвна. Чуть косая шиферная крыша. Закоптившиеся ставни. Пациент внутри. Лежит. Кряхтит. Отходит после кладбища.

Захожу внутрь мрачной постройки и ищу его. Спустя минуту натыкаюсь на тело подле кровати, прерывисто дышащее, словно старая подбитая собака.

— Ну, показывай! — командую я парадом.

Показывает.

Мама родная, что это? Внизу подбородка, прям через кожу, торчит кусок белой кости. Ну, думаю, приехали. Перелом нижней челюсти. А шин у меня нет. Только если автомобильные. Да, честно сказать, если они и были бы, то в условиях деревни я бы с ними выглядел как комбайнёр на северном полюсе. Однако, испугавшись сначала, я всё же решил: надо посмотреть клиента повнимательнее, для диффдиагностики.

— Пойдём, — говорю, — хулиган, на улицу.

Вышли во двор. Кругом зелень, воздух и свет. Вот как раз при свете солнца мой эскулапий глаз с радостью и частичным удивлением отметил, что это вовсе не кость точит. Далеко не кость. Торчал его младший брат — коренной зуб.

— Как ты, — говорю, — умудрился так нижнюю губу на зуб-то натянуть? У тебя же их всего два!

— М-ммм, — мычит Женька. Мол, умудрился.

— Ладно, это риторический вопрос, — парирую я мычание, обрабатывая руки спиртом (привычка, хотя в подобной ситуации данная манипуляция не считалась обязательной). Учуяв запах знакомого, дурманящего и почти родного алкоголя, до сего смирно лежавший Женька зашевелился и активно задвигал ноздрями.

— Да куда тебе! — прочитал я его мысли. — Лежи ровно.

Обработав клиента и руки спиртом, приступаю к лечению. Беру клиента за нижнюю губу и аккуратно снимаю последнюю с полусгнившего, но ещё достаточно крепкого зуба.

— Вот хорошо, — здесь же заулыбался Евгений. — А я хотел дёрнуть её уже.

— Я бы тебе дёрнул! — осёк его я. — Ладно, не шевелись, сейчас промою перекисью и повязку наложу. Только, чур, руками не трогать.

Промыл я ему «боевое» ранение и турунду ненавязчиво в дырочке оставил, завязав на узелок.

— Я на следующих выходных приеду, — продолжаю инструктаж больного. — Ничего на лице не трогай. И на кладбище не ходи.

С данными напутствиями и удалился.

Естественно, через неделю повязки моей и след простыл. «Чесалось», — оправдывался Женька. И снова перекись, мази, повязки. Три недели борьбы за челюсть всё-таки увенчались успехом, и подмандибулярной (здесь: подчелюстной) флегмоны нам избежать удалось. Женька заулыбался во все свои два зуба и по поводу успешного выздоровления вновь мертвецки напился.