Военно-медицинская акаМЕДия

Лекция 1 О ГЛУБИНКЕ

Итак, Михалыч, вооружённый гуманитарными знаниями, полученными на подготовительных курсах (плюс немного в школе), твёрдо ступил ногою на бетонный, в камушек, перрон. Двери электропоезда позади него плавно сомкнулись, и грохот железных колёс удаляющегося состава залил полупустую привокзальную площадь. Вместе с площадью грохот захватил и несколько маленьких улочек, прилегающих к ней.

Михалыч (он же Мишган, он же Микл и ещё двадцать три интерпретации имени). Честен (с собой), умён (не по годам, месяца на три отстаёт), красив (относительно среднестатистического мужчины, а среднестатистический мужчина — чуть красивее обезьяны). Высокий, стройный. В первый раз поступал импульсивно, но, проработав в оперблоке, осознал, что медицина — это адреналин и затягивает похлеще кофе. По знаку зодиака — рыба, но по жизни далеко не молчун.

И вот будущий, без каких-то шести лет, доктор, расправив складки на шортах, стоял и смотрел на огромную надпись на вокзале. Надпись гласила: «Красная Деревня». Промелькнувшая в голове минутная мысль о том, что все едут поступать в города, а мы вот в село, утвердила в Михалыче один неоспоримый факт: военные первыми отозвались на клич о поднятии с колен деревень и хуторов. Молодцы!

— Ну, привет, Деревня! — поздоровался товарищ с вокзалом.

— Привет, — тихо ответила ему платформа.

— Здорово! — протрещал на раскате вокзал.

— Сам ты деревня! — грубо отозвался алкоголик, дремавший на скамейке.

Оглядевшись по сторонам и никак не отреагировав на опустившуюся личность и скамью под ней, Михалыч лениво поставил дорожную сумку. В этот момент поступающий чётко сознавал, что уже второй раз он здесь, что уже и год прошёл, и воды утекло немало, а главные испытания всё ещё впереди. Кроме того, особо остро ощущались вновь нахлынувшие чувства. Чувства жадно глодали мысли и обострялись как-то не по-детски. Уж крайне больно хотелось поступить. Настолько больно, что анальгетики бы здесь не помогли. Если только наркоз?.. Отбросив размышления, по знакомой извилистой дороге, минуя железнодорожные пути, товарищ направился в учебный лагерь.

Опережая Мишгана, в пункт сдачи вступительных экзаменов двигалась вереница абитуриентов. Вереница петляла и на вид значительно разнилась. Одни двигались на машинах. Другие на велосипедах. А третьи даже на вертолёте. Однако большинство же поступающих прибывало на всем известном непотопляемом одиннадцатом трамвае (универсальный транспорт!). Подобный транспорт славился удобностью, комфортностью и, самое главное, бесплатностью.

Итак, абитурская река текла в стан учебного центра. Желающих слиться с медициной оказалось оживлённо много. Одни приезжали сюда прямо со школьной скамьи, другие из расположения действующих войск Сооружённых Сил Министерства Охраны, а третьи из военных ПТУ и ка-детских корпусов. В общем, народу скопилось прилично. Толпы людей шныряли туда-сюда беспрестанно. Озабоченные родственники и военные дяди то и дело бегали взад-вперёд и решали какие-то неотложные задачи. Девушки целовали своих любимых в дёсны и тихо радовались, что это не проводы на срочную службу.

Невзирая на толпу и прощающихся красавиц (ух, какие классные цыпы!), Михалыч приблизился к лагерю. Подойдя к могучим железным воротам, на которых красовались остроконечные красные звёзды, оставшиеся со времён Светского Союза, он ловко прошмыгнул через КПП, дежурная команда которого занималась отнюдь не службой, а сугубо своими внедомашними делами. Товарищ же, ступив на территорию военного лагеря, так и не почувствовал, как невидимый военный дух окружил его со всех сторон, подошёл сзади и прокрался в душу. Он засел глубоко внутри и беззвучно сказал: «Теперь ты мой!»

Известен факт, что в нашей жизни всё уже давно предопределено. Но, игнорируя данный факт, в светлой голове Михалыча вертелась одна-единственная мысль: «Сдать бы успешно экзамены». Товарищ ещё не подозревал, что желание окажется не самым удачным в его скромной жизни (стезя врача — тяжёлый крест. — Авт.). С этими мыслями он на полном автопилоте сдал документы и был послан в третью роту восьмого отряда.

— Куда, блин? — переспросил он у штаба.

— Туда, блин, — ответило ему здание, не догадываясь, что «туда блин» — это ещё и в Ирландию (to Dublin).

Идя в свои временные апартаменты, которыми его обеспечило и без того не богатое государство (разворовали чинуши), Мишган ещё раз осмотрел территорию учебной базы.

В центре самой базы стоял двухэтажный деревянный реечный штаб зелёного цвета, что отлично маскировало его от возможных вражеских бомб и торпед предполагаемого неприятеля. Рядом со штабом находилось офицерское общежитие, довольно хорошего качества постройки, но совершенно чётко просматриваемое со всех сторон света, словно оно напрямую предназначалось для отвода от штаба и строилось исключительно для использования в качестве мишени. Кирпичная кладка данного здания лишний раз подтверждала готовность его не только к прямым попаданиям снарядов, но и к мгновенной мобилизации (в случае боевых действий она легко разбиралась и мобилизировалась на новое место дислокации).

Ближе к выходу находилась протяжённая асфальтированная прямая, на которой абитуриенты сдавали экзамен по физической подготовке. Сдавшие удосуживались чести пройти следующие испытания, а те, кто не сдавал, мелом оставляли разные далеко не лестные выражения, иногда даже и оригинальные. Кого не хватало и на последнюю храбрость, кидали на беговую дорожку своё измученное тело и тихонько пускали газы. Дабы их не склевали коршуны и вороны, всегда пасшиеся поблизости, ещё тогда гуманные абитуриенты оттаскивали упавших в тень, после чего последним вручали их документы и вещички, и они уползали домой. Как следствие таких несдач рядом с надписями появлялись следы крови, пота, слюней и прочих человеческих жидкостей.

Разумеется, что в таком чудесном месте, как учебный центр, не могло не быть футбольного поля. Ведь футбольные поля у нас повсюду. Они далеко превосходят поля с картофелем или с пшеницей, и если бы не Туманная Бразилия (с нашего континента её не видно, будто в тумане), то мы стали бы самой футбольной державой планеты. Но то ли потому что бразильцы заняли первое место (а второго нам не надо!), то ли ещё почему, но в мировом рейтинге сборная нашего Царства находилась на почётной девяносто второй позиции. И даже футбольное поле учебного центра Акамедии повлиять на подобный исход никак не могло.

За футбольным полем тянулась аллея дубов и поседевших осин. Деревья шли вдоль мощёной дороги, где мамочки услужливо подкармливали своих питомцев, уже успевших несколько дней провести в лагерном сборе. В конце этой аллеи дубов, осин и семей располагались немного облупившиеся деревянные кубрики, в которые нос к носу упирались кустарники шиповника.

Кубрики не являли собой какую-то архитектурную достопримечательность и не несли в себе восьмое чудо света. Они оказались сделаны с минимальными затратами, с расчётом заселения как можно большего количества жаждущих экзамена абитуриентов. Иными словами, кубрики являли собой самые обычные домики с окном с одной стороны и с входной (для тех, кто входит) или выходной (для тех, кто выходит) дверью — с другой.

Михалыч посмотрел на временное жилище так, как собака смотрит на своего перепившего хозяина. С жалостью. С содроганием. Нет, не то чтобы он сильно испугался. Нет. Просто данная хлипкая конструкция не вызывала у него ни капельки хоть какого-нибудь доверия. Пусть даже самую малость.

— Здорово, чахлик, — раздался позади весёлый голос.

— И тебе не хворать! — обернулся Мишган, увидев весьма довольного субъекта.

— Я Лёха, но для своих просто Лёлик, — лучезарно улыбаясь, представился субъект.

Лёлик. Невысокий, не склонный к полноте юноша. Уже в детстве подавал признаки будущего толкового психиатра. Длина ступни определена в двадцать семь сантиметров, но он всегда покупает обувь на размер меньше, дабы жизнь малиной не казалась. По знаку зодиака — козерог, что полностью оправдывает его характер.

— Мишаня, — в свою очередь признался прибывший. — Давно приехал?

— Да всего семьдесят два часа назад, а ощущение, что уже месяц.

— А на солнцепёке чё торчишь? — продолжал допрос товарищ.

— Да вот, дневальным поставили, — пропел Лёлик. — Да я вышел-то только обед прокричать, но тебе ходить на него не советую. Знаешь, картошка, так скажем, не первой свежести. Да и в целом как-то не очень. Я после таких приёмов пищи сразу в гальюн бегу. Если ложку-другую съем. Ужас.

— Да уж, — протянул Михалыч, представляя насколько плох обед, поскольку лицо собеседника сморщилось, как у шарпея. — А положительные моменты есть?

— Ну, как сказать. лучший вуз страны!

— Понятно! Не хлебом единым сыт человек!

— Ну, вроде того. Ладно, пора, — обрезал сам себя Лёлик, после чего заорал, как на пожаре: — Рота, на обед становись!

Почти сразу, не то чтобы как в армии, но где-то весьма рядом, из кубриков стала высыпать абитура. Кто-то шёл с книжками, кто-то с наушниками, а кто-то и с телевизором. Однако большинство вылезших на обед волочились с совершенно «уставшими» лицами. На лицах отчётливо проступали шрамы, нанесённые в неравной схватке с подлым господином Морфеем.

Михалыч взглянул на выползшее собрание молодых людей, построился вместе с ними на приём пищи и понял, что начались тяжёлые дни поступления в Военно-медицинскую Акамедию. Откровенно тяжёлые.

Часом позже на платформе высадился Санчес.

Санчес. Подтянутый, стройный товарищ. Превосходно играет в баскетбол, но из-за тяги к медицине напрочь загубил свою спортивную карьеру. Совершенно бесстрашен, поскольку два года проработал с трупами на кафедре анатомии. Находится в хороших отношениях со старшим братом, что для его возраста редкость. По знаку зодиака — овен, что в какой-то мере соответствует действительности.

Санчес, также проводив электричку и схватив сумки под мышки, направился в лагерь. «Бог любит троицу», — подумал он, яростно надеясь, что на этот раз ему удастся поступить. Про поговорку: «Бог не дурак, любит и пятак» он даже и вспоминать не хотел.

Покинув перрон и проделав тот же путь, что и Михалыч, «бесстрашный» достиг штаба и был послан.

— И вас туда же, — сказали ему в штабе, намекая на третью роту восьмого отряда.

Ну а как же третий их товарищ, тоже истинный балтиец, флотиец и просто Большой Эд? Дабы не распыляться на похожее прибытие Эда, приведём отрывок из его письма, написанного неровным почерком (столов в лагере не хватало) в адрес родителей.

Большой Эд не стал обжигать края письма, бережно выводя: «Пишу из горящего танка», или смачивать страницы, приписывая: «Сразу направили на лодку». Родители уже не пахли молодостью и шуток не понимали, да и конвертик вояки могли вскрыть, а завтра — медкомиссия.