Вожделенные произведения луны

Глава 17

У всякого Федорки свои отговорки. Утопили щуку, да зубы остались. Что ни дальше, то лучше, а не наплачешься. Пропал, как капустный червь. Хоть матушку репку пой

Магиандру не понравилось, просто не понравилось, что за рулём — блондинка. Всем известно, какие они за рулём.

Но что пассажиром у неё отец и лицо его светится молодостью — потрясло юношу до возмущения.

Подумав о чувствах матери, если она узнает, сын затрепетал и принялся выдумывать превентивные легенды. Удивлённый неподатливостью материала, он не сумел выбрать авторскую позицию, замешкался и откуда-то выхватил адвокатский ход: мало ли почему сумасшедший коллекционер Библий катается на двухместных игрушках с девушками! Может, блондинка владеет особо драгоценным экземпляром и хочет заработать.

Но в доме сейчас мало денег, а в долг отец не покупает. Следовательно, девушка не владеет экземпляром. А лицо Кутузова сияло, как полная луна. Следовательно, он рад: у него никогда не светилось так.

Пораскинув, умный добрый мальчик выкинул из головы все неприличные домыслы, чихнув им — досужие! Машинально пошёл в ту сторону, куда понеслась машина. Навстречу шла женщина.

Магиандр не заметил меня, пришлось окликнуть:

— Магиандрик! Опять письмо принёс?

— Да, ой, здравствуйте, там, у вахтёра… я хотел сказать, что не надо. Вот. Ух, как хорошо, что я вас тут встретил. Как вы узнали, что это я?

Не буду же я ребёнку рассказывать, что по голосу вижу брови, доход, образование, семейное положение, а по тексту — рост, вес, цвет, возраст и группу крови.

— Пойдём в кафе, чаю попьём, у меня есть полчаса, — позвала я.

— Пойдём, но у меня…

— У меня есть. Пока не всё отняли.

— А кто?

— Сядем — расскажу. Может, и ты на что сгодишься.

Я рассказала мальчику, что пришла беда — отворяй ворота. И мне пишут анонимки на тему не в свои сани не садись. И в стране расширяется прослойка блюстителей веры, мирян, возложивших на себя непосильную ношу — всех построить. А начали с меня, недостойной.

— А вы что — атеистка? — один раз перебил меня Магиандр, оторопев.

— Боже сохрани, я даже крещена в тридцать лет. Сознательно, сама, по любви, влечению, убеждению, словом, как надо, так и крещена. Это у них, оголтелых, рудименты чешутся.

Повесть моя о редакционных буднях огорчила ребёнка не на шутку. Он полагал, что в окрестности храма правды все святые. Почему он так полагал!..

— Давайте найдём анонимщиков, — загорелся Магиандр. — Покажем их гнусную сущность, как говорил папа.

— Давай. Заодно развеемся, расшевелимся, а то страшно. Будто гидра ползёт прямо из-под пола, а у меня нет гидрокостюма.

Магиандр улыбнулся, а можно было и посмеяться. Устал. И вдруг, помычав, помотав головой, покусав пальцы, подробно обрисовал положение в семье: горе отца, смятение матери, изувечение драгоценной книги, саднящие воспоминания о новосибирском докладе, общий упадок.

— А что за рудименты у них чешутся? — уточнил он по окончании.

— Тотальное — оно удобное. На миру и смерть красна. Кто не с нами, тот против нас. Цитаты любишь? Ну впитывай: «Вокруг нашей эпохи никогда не исчезнет ореол величия: мы строим коммунизм. В ходе этого великого созидательного процесса формируется новый человек. В нём развиваются и совершенствуются замечательные жизнеутверждающие качества: наслаждение общественно полезным трудом, неутолимая жажда знаний, творчества, сила разума, величие и чистота нравственных свойств, душевная цельность, чувство прекрасного в жизни, в людях, в искусстве, богатство и утончённость всей духовной культуры»6.

— Да это же мой папа! — радостно воскликнул Магиандр и тут же поник, мгновенно сообразив, что радоваться особенно нечему. — Он это цитировал.

— Не грусти. Оно во всех советских понемногу, но у кого-то сей пафос уже вызывает законное чувство стыда, поскольку, помимо дурного вкуса, тут выпирает гордыня в чистом и совершенном облике. А у кого-то не вызывает никакого стыда, и чудовищно хочется жить в облаке слов, эмоций, возвышающих тебя не по заслугам, а по имманентности: советский, коммунистический — значит, лучший. Это раньше. Теперь надо искать другое дерево. Нашли.

— Но ведь автор, процитированный, врёт, я чувствую фальшь, я же учу стилистику…

— Разумеется, врёт. Чистота нравственных свойств как жизнеутверждающее качество! Стилистика была хоть куда! Стильная. Чеканка. Живучая, очень живучая… Только бы не я грешный, только бы другие.

— Ой, — вдруг огорчился Магиандр. — А это моя мама…

Я невольно обернулась, но в кафе никого больше не было.

— Вы не поняли, — грустно сказал мальчик. — Её слова, позиция. Я всю жизнь смутно чувствовал, но мама у нас очень молчаливая, однако, знаете, полувзгляд, оговорки, жесты…

— Ладно, Магиандр, давай не будем осуждать родителей, они сами разберутся, а ты лучше скажи, как сам-то дальше? Твои письма горячие, волнуешься ты, понимаю, но как-то надо всё это урегулировать. Мне уже не привыкать: бред и бред. А ты молодой, талантливый, я читала твои басенки.

— Не знаю. Подумаю, почувствую, к батюшке в храм схожу…

Мы расстались почти друзьями. Я побежала на всё ещё любимую работу, а Магиандр пошёл к батюшке, погружённый в тягостные думы. Наверное, о стилистике времён и лексике греховности.