Воины

Арена, залитая кровью, гладиаторы, кружащие друг напротив друга, готовясь нанести смертельный удар... Эта сцена знакома нам по множеству книг и фильмов. Но на этот раз действие происходит отнюдь не в Древнем Риме, и покрытые шрамами воины выглядят не совсем обычно. На самом деле здесь многое обстоит иначе. Только кровь та же, что всегда. И та же смерть. И та же отвага.

Спелеолог-любитель, ветеринар и дайвер-энтузиаст, имеющий сертификат Профессиональной ассоциации дайвинг-инструкторов, Джеймс Роллинс является автором нескольких современных триллеров (некоторые из них — с сильной примесью фантастики), таких как «Пещера», «Пирамида», «Ice Hunt», «Бездна» и «Амазония», а также цикла романов, повествующих о приключениях отряда Сигма, которому не раз приходилось спасать человечество:» Песчаный дьявол», «Кости волхвов», «Черный орден» и «Печать Иуды». Последние его книги — роман по мотивам фильма «Индиана Джонс и Королевство хрустального черепа» и роман «Последний оракул». Он живет с семьей в Сакраменто, в Калифорнии, занимается ветеринарной практикой.

Яма

Крупный пес висел, вцепившись зубами в нижний край шины. Его задние лапы покачивались в трех футах над землей. Солнце над головой прекратилось в багровый волдырь на синюшном небе. Пес висел так долго, что мышцы его челюсти свело болезненной судорогой. Язык свисал набок куском выдубленной кожи. Но он по-прежнему чувствовал вкус нефти и крови.

Он не разжимал зубов.

Он знал: не стоит.

Позади послышались два голоса. Скрипучий голос тренера пес знал. А вот второй был кто-то незнакомый, писклявый, имевший привычку через слово шмыгать носом.

— И сколько он так висит? — спросил незнакомец.

— Сорок две минуты!

— Ни хера себе! Мощный пидор! Но это ведь не чистокровный питбуль, а?

— Помесь пита с боксером.

— Че, правда? Знаешь, у меня через месяц как раз будет готова сука стаффорда. И, надо тебе сказать, вот уж сука так сука, злющая, как черт! Щеночек за мной.

— За вязку — тыща.

— Тыща баксов? Ты че, с дуба грянулся?

— Черта с два. На последнем шоу он заработал мне двенадцать кусков.

— Двена-адцать? Гонишь. Это за собачьи бои-то?

Тренер фыркнул.

— И это после того, как мы отбили аренду зала. Ух и врезал он тому чемпиону! Ты бы видел этого Бандита, настоящее чудище. Сплошные мышцы и шрамы. На двадцать два фунта тяжелее Брута. Судья после взвешивания едва не отменил бой! Говорит, я собаку на растерзание выставляю! Но этот мерзавец им всем показал! Шансы были не в мою пользу, так что бабок я загреб до хренища!

Смех. Хриплый. Неискренний.

Пес следил за ними краем глаза. Тренер стоял слева, одетый в мешковатые джинсы и белую футболку, руки расписаны татуировками, голова выбрита налысо. Незнакомец одет в кожу, под мышкой шлем. Глаза так и бегают по сторонам.

— Ну и жарища! Пошли отсюда, — сказал наконец незнакомец. — Обсудим, что почем. Мне к концу недели должны кило подвезти.

Когда они отошли, что-то ударило пса по боку. Сильно. Но он не разжал зубы. Рано еще!

— Брось!

Услышав команду, пес наконец разжал челюсти и рухнул на площадку. Задние ноги у него онемели, отяжелели от прилива крови. Однако он тут же развернулся мордой к людям. Припал к земле, прищурился, глядя против солнца. Тренер стоял с битой. Незнакомец сунул руки в карманы и отступил на шаг. Пес чуял страх незнакомца, горькую сырость, похожую на солому, вымоченную в старой моче.

Тренер не выказывал страха. Он показал ему биту и недовольно нахмурился. Потом наклонился и отстегнул от собачьего ошейника массивную железную пластину. Пластина упала на утоптанную землю.

— Двадцать фунтов! — сообщил тренер незнакомцу. — На той неделе до тридцати доведу. Знаешь, как помогает шею накачивать?

— Да если он ее еще накачает, он башкой крутить не сможет!

— А на фига ему башкой-то крутить? За это на ринге баллы снижают!

Бита указала на ряд клеток. Башмак пнул пса в бок.

— Вали на место, Брут!

Пес приподнял верхнюю губу, но послушно потрусил прочь. Он был вымотан и хотел пить. В дальнем конце двора находились огороженные вольеры. Полом в них служил голый бетон. Псы, сидевшие в соседних клетках, приподняли головы, провожая его взглядом, потом угрюмо улеглись снова. У входа пес задрал лапу и пометил свою территорию. Он старался не шататься, стоя на онемевшей задней ноге. Слабость выказывать нельзя!

Это он узнал в первый же день.

— Шевели задницей, ну!

Его пнули под зад, когда он входил в клетку. Единственную тень давал кусок жести, прибитый над задним краем вольера. Дверь клетки лязгнула у него за спиной.

Он протрусил по грязному полу к поилке, опустил голову и принялся лакать.

Голоса удалялись — те двое шли к дому. В воздухе повис последний вопрос:

— А чего ты назвал это чудище Брутом?

Пес не обращал на них внимания. Воспоминания были как осколок пожелтевшей кости, зарытый глубоко под землю. Последние две зимы он все пытался их сгрызть. Но они оставались при нем — правда, которую никак не удавалось забыть.

Его не всегда звали Брутом.

— Сюда, Бенни! Ко мне! Хороший мальчик...

Это был один из тех дней, которые струятся, как парное молоко: славный, приятный, переполняющий радостью все до последней щелочки. Черный щенок несся через бескрайнюю зеленую лужайку. Он даже с другого конца двора учуял запах сосиски, которую прятал за спиной худенький мальчишка. Позади мальчишки возвышался кирпичный дом с верандой, оплетенной лозами и лиловыми цветами. Гудели пчелы, с приближением вечера хором квакали лягушки.

— Сидеть! Бенни, сидеть!

Щенок с размаху затормозил, проехался по росистой траве и плюхнулся на попу. Он весь дрожал от нетерпения, так ему хотелось сосиску! Еще ему хотелось облизать жир с пальцев. И чтобы за ухом почесали. И чтобы этот день никогда-никогда не кончался!

— Хоро-оший мальчик!

Мальчишка протянул руку, разжал пальцы. Щенок ткнулся холодным носом ему в ладонь, слопал сосиску, потом придвинулся еще ближе, виляя всем задом и извиваясь, как червяк.

Наконец он запутался в ногах у мальчика, и они оба рухнули на траву.

Смех разбежался во все стороны солнечными зайчиками.

— Берегись! Жужелица! — крикнула с веранды мать мальчика. Она сидела в качалке, глядя, как возятся мальчик со щенком. Голос у нее был добрый, руки ласковые, с ней было хорошо и уютно.

Совсем как с родной мамой щенка.

Бенни помнил, как мама вылизывала ему лобик, тыкалась носом ему в ушко, как она охраняла их всех, всех десятерых, путаясь в лапках, хвостиках и писклявых жалобных воплях. Хотя даже эти воспоминания мало-помалу таяли. Он уже почти не помнил ее морду, помнил только теплый взгляд карих глаз, когда она смотрела, как они едят, сражаясь за соски. Ему приходилось сражаться отчаяннее всех: он был самым мелким из своих братишек и сестренок. Но ему никогда не приходилось сражаться в одиночку.

— Жу-ужа-а! — завопил мальчишка.

В куча-мала на лужайке врезалось новое действующее лицо. Это была Жужелица, сестренка Бенни. Она повизгивала, гавкала и хваталась зубами за все подряд: за рукав, за штанину, за хвост... Хвосты Жужа особенно любила. Она часто оттаскивала сестренок и братишек от материнских сосков за хвост, что давало Бенни возможность пробиться вперед.

Теперь эти же самые остренькие зубки впились в кончик хвоста Бенни и изо всех сил потянули его назад. Он взвизгнул и подпрыгнул вверх — не от боли, а так, играючи. Все трое катались и валялись по двору, пока мальчик не выдохся и не рухнул на спину, предоставив братцу с сестрицей вылизывать его лицо сразу с двух сторон.

Джейсон, хватит! — крикнула с веранды его новая мама.

Ой, ну ма-ам...

Мальчик приподнялся на локтях, окруженный щенками.

Щенки смотрели друг на друга поверх груди мальчика, виляя хвостами, свесив языки, пыхтя. Глазенки сестры сияли напротив

него в этот застывший навсегда миг, полный смеха, озорства и веселья. Он как будто видел самого себя со стороны.

Оттого их и взяли обоих сразу.

— Эти двое — прямо два сапога пара, — сказал старик, наклонившись над щенками и показывая посетителям братишку и сестренку. — Смотрите, у мальчика правое ухо белое, у девочки — левое. Как в зеркале. Славная парочка, а? Даже жалко их разлучать.

В конце концов разлучать их не пришлось. Братишка с сестренкой отправились в свой новый дом вместе.

— Ну можно я еще чуть-чуть поиграю, а? — попросил мальчик.

— Без ссору, без спору, молодой человек! Вот-вот папа вернется. Так что иди отряхнись, скоро будем ужинать.

Мальчик встал. Бенни видел в глазах сестры восторг. Сам он тоже был в восторге. Они не поняли ни слова, кроме последнего.

Ужинать!

Щенки бросили мальчика и наперегонки понеслись к веранде. Бенни был меньше, зато он компенсировал свой малый рост проворством. Он несся через двор туда, где его ждала полная миска, а может, еще и вкусный сухарик на закуску. Хорошо бы...

И тут его дернули за хвост. Он был застигнут врасплох и полетел кубарем. Проехался по траве и растянулся на земле.

Сестренка проскакала мимо и взлетела по ступенькам.

Бенни мгновенно вскочил и последовал за ней. Сестра перехитрила его, как всегда, но это было неважно. Он отчаянно вилял хвостом.

И надеялся, что этим дням не будет конца.

— Ну че, может, пора его вытаскивать?

— Рано еще!

Брут плавал посередине бассейна. Задние лапы с растопыренными пальцами отчаянно молотили по воде. Передние лапы изо всех сил старались удержать голову над водой. Ошейник, тяжеленная стальная цепь, тянул его на бетонное дно. Крепкая плетеная веревка удерживала его в центре бассейна. Сердце отчаянно колотилось. Каждый выдох вздымал фонтан брызг.

— Слышь, мужик, ты ж его утопишь!

— Ничего, чуток воды ему не повредит. У него бой через два дня. Крупные ставки. От него слишком многое зависит.

Он все греб и греб. Вода щипала ему глаза. Поле зрения темнело по краям. Но он еще видел тренера, стоявшего на краю бассейна. Тренер был в трусах, без рубашки. На груди у него были вытатуированы две собаки, скалящиеся друг на друга. Еще двое людей держали цепи, не давая псу выбраться из бассейна.

Он смертельно устал и замерз. Его зад начал опускаться все глубже. Он боролся как мог, но голова все же ушла под воду. Он глотнул воды, закашлялся, задергался и снова высунул нос на поверхность. Его стошнило водой и желчью, которая расплылась маслянистым облачком возле его губ. Из ноздрей валила пена.

— Все, мужик! Давай, вытаскивай его!

— Стойте, поглядим, на что он еще способен, — сказал тренер. — Он, сука, уже пробыл там куда дольше, чем раньше!

Прошла еще одна мучительная вечность. Брут отчаянно сражался с весом цепи и своего собственного промокшего тела. Голова уходила под воду с третьего гребка на четвертый. Воды у него в легких было не меньше, чем воздуха. Он уже не слышал ничего, кроме своего собственного колотящегося сердца. Поле зрения схлопнулось в одну ослепительную точку. Наконец он почувствовал, что больше не всплывет. В легкие хлынула вода. Он ушел на дно, в глубину, во тьму.

Но покоя не было и там.

Тьма по-прежнему пугала его.

Летняя гроза гремела ставнями и грохотала раскатами грома, которые звучали так, будто небо рушилось на землю. В окна хлестал дождь, вспышки молний раскалывали ночное небо.

Бенни забился под кровать вместе с сестрой. Он дрожал, прижавшись к ее боку. Она припала к полу, насторожив уши, задрав нос. Каждый раскат грома отдавался эхом в ее груди: она грозно рычала на грозу. Бенни от страха напустил небольшую лужицу, промочив ковер под собой. Он был не такой храбрый, как его большая сестренка.

Трах-тах-ТАРАРАХ!

Комнату залило ослепительным светом без теней.

Бенни заскулил, его сестра гавкнула.

С кровати свесилось лицо и уставилось на них. Мальчик, вися вниз головой, прижал палец к губам.

— Тише, Жужа, папу разбудишь!

Но его сестра не обратила на это внимания. Она лаяла, лаяла, пытаясь напугать того, кто прячется в грозе. Мальчик спрыгнул с кровати и растянулся на полу. Его руки подтащили щенков поближе. Бенни охотно прижался к нему.

— Ой, фу-у! Ты весь мокрый!

Жужа вывернулась из рук и принялась носиться по комнате, гавкая, задрав хвост, поставив уши торчком.

— Да тише ты! — твердил мальчик, пытаясь поймать ее, не выпуская из рук Бенни.

В коридоре хлопнула дверь, послышались шаги. Дверь комнаты распахнулась. Вошли огромные голые ноги, похожие на древесные стволы.

— Джейсон, сынок, мне же завтра рано вставать!

— Извини, пап! Они просто перепугались из-за грозы.

Раздался тяжкий вздох. Большой человек поймал Жужу и вскинул ее в воздух. Она немедленно облизала ему все лицо, молотя по рукам хвостом. Но все равно рычала каждый раз, как небо грохотало на них.

— Им придется привыкнуть, — сказал мужчина. — Грозы теперь будут до конца лета.

— Я их вниз отнесу. Мы ляжем спать на диване на задней веранде. Если они будут со мной... может, так им будет легче привыкнуть?

Жужу отдали мальчику.

— Хорошо, сынок. Только лишнее одеяло захвати.

— Спасибо, пап!

Большая рука похлопала мальчика по плечу.

— Ты хорошо о них заботишься, молодец. Я тобой горжусь. Смотри, какие они здоровенные вымахали!

Мальчик, пытавшийся удержать в руках сразу двух дрыгающихся щенков, рассмеялся.

— Да уж, я знаю!

Через несколько минут все трое зарылись в уютное гнездышко из одеял на пыльном диване. Пахло мышами и птичьим пометом — ветер и сырость усилили все запахи. Но все равно ему еще никогда не лежалось так здорово, потому что они были все втроем. Даже гроза поутихла, хотя с темного безлунного неба все еще хлестал ливень. Он стучал по тесовой крыше веранды.

Но как только Бенни успокоился достаточно, чтобы начать задремывать, его сестра снова вскочила на ноги, ощетинилась и зарычала. Она выскользнула из-под одеял, не потревожив мальчика. Бенни ничего не оставалось, как последовать за ней.

«Что случилось?»

Бенни теперь тоже насторожил уши и принялся прислушиваться. С верхней ступеньки крыльца он смотрел во двор, выметенный грозой. Раскачивались ветки деревьев. По лужайке молотили капли.

Потом Бенни тоже услышал то, что слышала она.

Стук калитки. Осторожное перешептывание.

Там кто-то есть!

Сестра рванулась вниз. Бенни, не раздумывая, помчался за ней. Они понеслись к калитке.

Невнятный шепот превратился в слова:

— Заткнись, жопа! Давай поглядим, тут ли собаки!

Бенни увидел, как калитка распахнулась. В ней появились две гони. Бенни замедлил было бег — но тут же почуял мясо, сырое, кровавое мясо!

Ну, что я тебе говорил?

В темноте сверкнул луч фонарика, ударивший в его сестренку. Жужа замедлила бег, и Бенни наконец сумел ее догнать. Один из незнакомцев присел на корточки и протянул открытую ладонь. С ладони пахло сочным, вкусным мясом.

― На! Хочешь? На, на! Идите сюда, сученята!

Жужа подобралась поближе, почти припав на брюхо, осторожно виляя хвостиком. Бенни пока принюхивался, задрав нос. Однако завораживающий запах тянул его к себе следом за сестрой.

Как только они подошли к калитке, темные фигуры набросились на них. На Бенни упало что-то тяжелое и окутало его с головой. Он попытался было взвизгнуть, но чьи-то пальцы стиснули ему мордочку, и визг превратился в приглушенный скулеж. Он услышал, как рядом скулит сестренка.

Его подхватили и куда-то понесли.

— В такую ночь наживку добывать лучше всего! Никто ни о чем не догадается. Все на грозу спишут. Дескать, маленькие засранцы испугались грома и сбежали!

— И сколько мы за них получим?

— Да по полтиннику за штуку, не меньше!

— Ничего так!

И снова прогремел гром, отмечая конец прежней жизни Бенни.

Брут вылетел на ринг, пригибаясь к самой земле, горбя плечи, прижимая уши. Шерсть у него на загривке уже стояла дыбом. Глубоко дышать до сих пор было больно, но пес скрывал боль. Оставшаяся в легких вода жгла грудь, вспыхивая при каждом вздохе. Он осторожно втянул воздух, вбирая в себя все окружающие его запахи.

С песка ринга еще не до конца сгребли кровь от предыдущего боя. Однако старый склад уже заполнялся запахом новых противников. Еще пахло маслом и бензином, цементной пылью, и еще слегка — мочой, потом и калом, собачьим и человечьим.

Бои начинались на закате и продолжались далеко за полночь.

Но уходить никто не собирался.

По крайней мере, пока не кончится этот бой.

Пес слышал, как вокруг снова и снова повторяли его имя.

— Брут... Слышь, ты глянь, какие cojones у этого monstruo![35] Да, этот пиздюк довольно мелкий, но я видел, как Брут завалил пса вдвое больше себя... Так ему глотку и порвал...

Пока Брут ждал боя в своей клетке, мимо тянулись люди. Многие тащили за собой детей. Всем хотелось на него поглазеть. На него указывали пальцами, щелкали фотоаппаратами — вспышки слепили его, вызывая недовольное рычание. В конце концов тренер разогнал их всех битой.

— Проходите, проходите! Нечего тут. За посмотреть деньги берут! Если он вам так нравится, идите, вон, да делайте ставки!

И теперь, когда Брут выскочил из прохода в трехфутовой деревянной стенке, трибуны приветствовали его криками и свистом, раскатистым хохотом и гневными выкриками. От этого шума сердце у Брута забилось чаще. Его лапы врылись в песок, мускулы напряглись.

Они вышли на ринг первыми.

Позади толпы раскинулось море клеток и решетчатых загонов. В клетках виднелись большие темные силуэты.

Лая было почти не слышно.

Эти псы умели беречь силы для ринга.

— Ну смотри, не подведи! — пробормотал тренер, дергая за цепочку, пристегнутую к усаженному заклепками ошейнику собаки. Яркие прожектора освещали яму сверху. Их свет отражался в лысом черепе тренера, ярко высвечивал татуировки у него на руках, черно-багровые, как кровавые синяки.

Они стояли на краю ринга и ждали. Тренер похлопал собаку по боку, потом вытер мокрую руку о джинсы. Шкура Брута была все еще влажной. Перед боем каждую собаку мыл хозяин противника, чтобы убедиться, что шкуру не натерли скользким салом или ядовитым маслом.

Пока они ждали появления противника, Брут чувствовал запах возбуждения, исходящий от тренера. На лице мужчины, как приклеенная, застыла кривая ухмылка.

К бортику ринга подошел еще один человек. Брут признал его по манере втягивать в себя воздух между словами и по горьковатому запаху страха, который его сопровождал. Если бы этот человек был собакой, он бы прятал хвост между ног, прижимая его к животу, и непрерывно поскуливал.

— Я на этого ублюдка кучу бабок поставил! — сказал человек, облокотившись на бортик.

— И че? — отозвался тренер.

— Я только что видел собаку Гонзалеса. Господи Исусе, мужик, ты че, сбрендил? Там же помесь с бульмастифом, настоящим монстр!

Тренер пожал плечами.

— Ну да, зато он одноглазый. Брут его завалит. Пусть попробует не завалить!

И он снова дернул цепь.

Человек за бортиком потоптался и наклонился ближе.

— Вы че, сговорились, да?

— Пошел в жопу! Мне сговариваться ни к чему.

— Но я слышал, что когда-то это была твоя собака. Ну тот, одноглазый!

Тренер набычился.

— Ну да, и че такого? Я его продал Гонзалесу пару лет тому назад. Думал, он вообще не выживет. После того, как он без глаза остался, и ваще. Он был весь больной. Я его загнал этому латиносу за пару банок кетамина[36]. Самая идиотская сделка в моей жизни. Пес принес этому пидору гору бабок. Он мне с тех пор этим в рожу тычет. Но ничего, сегодня я отыграюсь!

Цепь натянулась и подняла Брута на задние лапы.

— Ты смотри мне: если проиграешь, я из тебя дома барбекю сделаю!

Пес почувствовал угрозу, стоящую за этими словами. Он понял не все, но смысл он почувствовал. «Если проиграешь...» За эти два года он не раз видел, как потерпевших поражение собак пристреливают, вешают на собственной цепочке или затравливают насмерть на ринге. Прошлым летом один бультерьер укусил тренера Брута за ногу. Пес опьянел от крови после проигранного боя и пошел в обратку. Потом, во дворе, бультерьер скулил, вымаливая прощение, но тренер облил собаку бензином и поджег. Горящий терьер носился кругами, выл, натыкался на столбы и решетки. Люди во дворе катались по земле от хохота.

Собаки в вольерах смотрели на это молча.

Они все знали, в чем смысл их жизни.

Никогда не проигрывать.

Наконец в центр ринга вышел высокий жилистый человек. Он вскинул руку.

— Собаки на ринг!

Проход на противоположной стороне ринга открылся, и на ринг ворвался огромный пес, волоча за собой низкорослого, мясистого

тренера, широко ухмыляющегося дядьку в ковбойской шляпе. Но внимание Брута было сосредоточено на собаке. Мастиф представлял собой сплошную гору мышц. Уши у него были купированы под корень. Хвост был обрублен. Его лапищи глубоко врывались в песок — он рвался в центр ямы.

Голову пес держал набок, глядя на ринг своим единственным глазом. На месте второго у него был бугристый шрам.

Человек в центре ринга указал на две линии, прочерченные на песке.

— К черте! Мужики, это последнее шоу этого сезона! То, чего все вы так ждали! Новая встреча двух чемпионов! Брут против Цезаря!

Толпа откликнулась хохотом и свистом. Зрители затопали ногами по трибунам.

Но Брут услышал только одно имя.

Цезарь!

Его внезапно затрясло. Нервная дрожь сотрясала его так сильно, как будто самые кости у него дрожали. Он тряхнул головой, уставился на своего противника — и вспомнил все.

― Цезарь! Иди сюда, пидор! Ты че, не голодный, что ли?

Было утро, светило солнце, Бенни висел в руке чужого человека. Грубые пальцы ухватили щенка за шкирку и вытащили на середину незнакомого двора. Бенни завизжал и напустил лужицу. За решетками виднелись чужие собаки. Откуда-то пахло еще другими собаками. Его сестру держал в руках один из тех людей, которые украли их из дома. Сестра пронзительно тявкала.

- Заткни эту сучонку! Она его отвлекает.

― Не хочу я на это смотреть! — сказал тот человек, но все-таки зажал ей мордочку.

― Да ладно тебе, ты че, не мужик, что ли? Я тебе за что сто баксов заплатил, а? Мне пса чем-то кормить надо, нет?

Чужой сильнее впился пальцами в загривок Бенни и встряхнул щенка.

― А наживка, она наживка и есть!

Другой человек крикнул из темного навеса на противоположном конце двора:

— Эй, Джус! Сколько груза класть на волокушу?

— Блоков пятнадцать!

— Пятнадцать?!

— Мне нужно, чтобы Цезарь набрал мышцу к бою на будущей неделе!

Бенни услышал стук и скрежет чего-то тяжелого.

— Попер! — крикнул человек из темноты. — Голодный, видать!

Из темноты появилось чудовище. Бенни никогда еще не видел

таких огромных собак. На великане была надета шлейка. Изо рта свисали до земли слюни. Когти с усилием впивались в черную землю. Он тащил за собой волокушу на стальных полозьях. На волокуше громоздились бетонные блоки.

Человек, державший Бенни, утробно расхохотался.

— Да уж, проголодался! Я его два дня не кормил!

Бенни снова описался от ужаса. Чудище уставилось прямо на него. Глаза горели алчным, неутолимым голодом. Слюней стало еще больше.

― Ну, Цезарь, веселей! А то останешься без завтрака!

Человек отступил на шаг вместе с Бенни.

Зверюга сильнее налегла на упряжь, вывесив длинный язык, с которого капала пена. Пес пыхтел и рычал. Волокуша ползла по земле с хрустом, точно разгрызаемая кость.

Сердечко Бенни отчаянно колотилось. Он пытался вывернуться, удрать, но не мог освободиться от железной хватки человека... и тяжелого, неотрывного взгляда чудовища. Оно шло за ним. Он жалобно заскулил.

Время растянулось в тонкую режущую нить ужаса.

Зверюга упорно надвигалась.

Наконец человек удовлетворенно фыркнул.

— Ладно, хорош! Давай, отцепляй его!

Другой человек выбежал из тени и дернул за кожаный поводок. Шлейка свалилась с плеч чудовища, и огромный пес скачками понесся через двор, роняя слюни на каждом прыжке.

Человек занес руку и швырнул Бенни вперед. Щенок, кувыркаясь, взлетел в воздух. Он был слишком перепуган, чтобы визжать. Кувыркаясь, он мельком увидел несущегося следом монстра — а еще он увидел свою сестренку. Человек, который держал

Жужу, хотел отвернуться, чтобы не видеть происходящего, и, должно быть, как-то разжал руку и позволил Жуже раскрыть пасть. Она тут же сильно тяпнула его за палец.

Но тут Бенни упал на землю и покатился по двору. От удара у него перехватило дыхание. Он лежал оглушенный, а громадный пес несся прямо на него. И Бенни в ужасе использовал единственное преимущество, которое у него было: скорость.

Он вскочил на лапы и метнулся влево. Здоровенный пес не мог развернуться так быстро и с разбегу промчался мимо. Бенни рванул через двор, второпях вынося задние лапы дальше передних. Позади слышалось пыхтение чудища.

Если только успеть нырнуть под волокушу и спрятаться там...

Но двор был ему незнаком. Он попал лапкой в разбитую плитку дорожки, затерявшейся в сорняках, и споткнулся. Ударился плечом и полетел кубарем. Он остался лежать на боку, и громадный пес прыгнул на него.

Бенни зажмурился и в отчаянии развернулся кверху брюшком и описался, демонстрируя подчинение. Но это уже не имело значения. Отвисшие губы разошлись, открывая желтые зубы...

И тут монстр внезапно остановился посреди прыжка, удивленно взвыл и завертелся на месте. Бенни увидел, что у него на хвосте что-то болтается.

Это была Жужа. Похититель выронил ее, и она тут же бросилась на великана, использовав свою излюбленную хитрость. Чудище металось из стороны в сторону, но Жужа упорно висела у него на хвосте. Это была уже не игра. Она впилась своими острыми зубками изо всех сил. Пытаясь избавиться от нее, громадный пес только ободрал себе хвост.

Земля вокруг была забрызгана кровью.

Но в конце концов даже Жужа не устояла перед грубой силой этого зверя. Она отлетела в сторону, мордочка у нее была вся в кропи. Чудище бросилось следом и прыгнуло на нее. За его тушей Бенни было не видно, что произошло — не видно, но слышно.

Пронзительный визг Жужи, хруст костей...

Нет!

Бенни вскочил на ноги и бросился на чудовище. Он не знал, что будет делать — он чувствовал лишь головокружительную ярость.

Бенни мчался вперед, как стрела. Он мельком увидел сломанную лапку, торчащую наружу кость... Чудище схватило его сестренку и встряхнуло ее. Она болталась безвольно, как тряпочка. Брызнула алая кровь, слюна громадины побагровела...

При виде этого кошмара Бенни опрометью влетел в какое-то темное место, в яму, из которой уже не было выхода. Он очертя голову ринулся на монстра и прыгнул, целясь ему в морду. Он царапался, кусался, рвал, грыз — делал все, чтобы заставить его отпустить сестренку.

Но он был такой маленький...

Взмах квадратной башки — и Бенни отлетел прочь, навеки погрузившись в кровь, ярость и отчаяние.

Когда Брут увидел Цезаря, он вспомнил все это снова, как наяву. Прошлое и настоящее наложились друг на друга и слились воедино, в сплошную багровую полосу. Он стоял у черты, не помня, как он там очутился. Он уже не знал, кто из них стоит у этой черты.

Брут или Бенни.

После гибели сестры Бенни был избавлен от страшной смерти. Его свирепость произвела большое впечатление на тренера. «Настоящий Брут! Надо же, в одиночку бросился на Цезаря! И шустрый какой! Видели, как увернулся и рванул в сторону? Возможно, он слишком хорош для наживки».

В том коротком бою Цезарю тоже досталось изрядно. Когти задней лапы щенка рассекли ему веко и повредили левый глаз, так что он ослеп на одну сторону. И даже хвост, прокушенный зубками Жужи, загноился и никак не хотел заживать. Тренер попробовал отрубить ему хвост топором и прижечь обрубок головешкой. Но стало только хуже. Всю неделю из его вольера воняло гноем и гниющим мясом. Над ним тучами вились мухи. Наконец пришел незнакомец с тачкой, в ковбойской шляпе, ударил по рукам с тренером и увез стенающего Цезаря в наморднике прочь.

Все думали, что Цезарь умер.

Они ошибались.

Оба пса рыли лапами песок у черты. Цезарь не узнавал своего противника. Его единственный глаз горел только слепой яростью и жаждой крови. Монстр изо всех сил рвался вперед, натягивая цепь.

Брут присел на задние лапы. В его крови кипела старая ярость. Его морда оскалилась в злобном рыке, исходящем из самых костей.

Высокий жилистый человек вскинул руки.

— Приготовиться!

Затем он опустил руки, делая шаг назад:

— Пускай!

Раздался лязг карабинов, и псы рванулись вперед. Они прыгнули друг на друга. Два тела столкнулись в воздухе под яростный рев, среди брызг слюны.

Брут бросился на Цезаря со стороны слепого глаза. Он впился зубами в остаток уха, не зная, за что еще ухватиться. Хрустнул хрящ. Пасть наполнилась кровью. Ухо было слишком коротким, чтобы за него удержаться.

Цезарь, в свою очередь, ударил его плечом, используя превосходство в весе, чтобы сбить Брута с ног. Клыки впились ему в плечо. Брут поневоле отпустил противника, и тот придавил его к земле, а потом поднял и с размаху швырнул на песок.

Однако Брут по-прежнему был проворней. Он вывернулся так, что оказался брюхом к брюху с противнику. Изо всех сил ударил задними лапами, что заставило Цезаря разжать зубы. Высвободившись, Брут рванулся к нависавшему над ним горлу. Однако одновременно с этим Цезарь попытался ухватить его зубами. Кончилось тем, что они оказались морда к морде и принялись изо всех сил рвать друг друга. Брут был внизу, Цезарь сверху.

Брызги крови летели во все стороны.

Брут снова задергал задними лапами, раздирая когтями чувствительное брюхо противника. Потом рванулся вверх и впился Цезарю в брыли. Держась за них, он брыкался и пихался, пока не выполз из-под туши. Все это время он держался с левой, слепой стороны врага.

На миг потеряв Брута из виду, Цезарь рванулся не в том направлении и подставил под удар бок. Брут бросился к задней ноге.

Он вгрызся в мясистую поверхность бедра и изо всех сил замотал башкой.

В этот миг слепой ярости Брут снова видел перед собой крошечного щенка, безвольно болтающегося в окровавленных челюстях. В глазах у него потемнело. Все его тело — мышцы, кости, кровь, — превратилось в орудие для того, чтобы грызть и рвать. Толстая связка на ноге оторвалась от сустава.

Цезарь взревел, но Брут не разжал зубов. Он осел на задние лапы и дернул. Противник опрокинулся на спину. Только теперь Брут отпустил его и набросился на него сверху. Он ринулся к подставленному горлу и впился в него. Клыки вошли в беззащитную плоть. Он рвал и рычал, вгрызаясь все глубже.

Откуда-то извне, из-за пределов тьмы, раздался свисток. Это был сигнал разнять собак и развести их по углам. Хозяева бросились к псам.

— Брось! рявкнул тренер, хватая его за ошейник.

Брут слышал восторженный рев, слышал команду. Но все это было очень далеко от него. Он был глубоко в яме.

Горячая кровь заполнила его пасть, хлынула ему в легкие, потекла на песок. Цезарь бился под ним. Яростный рык превратился в жлобный скулеж. Но Брут остался глух к нему. Кровь хлынула во все пустоты внутри него, пытаясь наполнить его до краев, но тщетно.

Что-то ударило его по спине. Снова и снова. Это была бита тренера. Но Брут так и не разжал зубов, стиснутых на горле врага. Он не мог отпустить его, он навеки застрял в этой яме.

Бита разлетелась в щепки.

Затем сквозь шум в ушах до него долетел новый звук. Пронзительный свист, более резкий и настойчивый, чем прежде, и вой сирен. Темноту рассекли мечущиеся лучи мощных фонарей. Послышались крики, чей-то громовой голос скомандовал:

― НИ С МЕСТА! ЭТО ПОЛИЦИЯ! ВСЕМ НА КОЛЕНИ! РУКИ ЗА ГОЛОВУ!

Брут наконец оторвал свою истерзанную морду от глотки противника. Цезарь неподвижно вытянулся на песке в луже крови. Брут поднял голову и огляделся. Вокруг царил хаос. Люди с трибун разбегались кто куда. Собаки гавкали и выли. Темные фигуры

в шлемах, с прозрачными щитами сомкнулись плотным кольцом вокруг ямы и стоявших возле нее людей. В распахнутые двери склада ярко светили прожектора.

Брут стоял над телом убитого врага.

Он не испытывал радости. Только мертвенное оцепенение.

Тренер стоял в шаге от него. Рот человека изрыгал непрерывный моток ярости. Он швырнул на песок обломок биты и указал на Брута рукой.

― Когда я говорю «бросай!», значит, бросай, ты, тупой мешок дерьма!

Брут тупо уставился на протянутую руку, потом на лицо. По выражению лица тренера он понял, что видит перед собой человек. Это ощущение исходило от всего существа собаки. Брут застрял на дне ямы, куда более глубокой, чем этот песчаный ринг, ямы, откуда не было выхода, адском месте, полном страданий и горячей крови.

Глаза человека расширились, и он отступил на шаг. Зверь двинулся за ним. Это был уже не пес, а дикая тварь, яростная и свирепая.

Брут бросился на тренера — без предупреждения, не издав ни ми, ни рыка. Он вцепился ему в руку. В ту самую руку, которая держала за шкирку щенка-наживку, руку, принадлежащую подлинному чудовищу ринга, человеку, который вызывал ужасы из тьмы и сжигал собак живьем.

Зубы сомкнулись на бледном запястье. Сжались страшные челюсти. Хрустнули кости.

Человек заорал.

Краем глаза Брут видел, как бросилась к ним фигура в шлеме, как вскинула руку с черным пистолетом.

Дуло полыхнуло огнем.

Раздалось шипение, его обожгло слепящей болью.

И наконец он снова провалился во тьму.

Брут лежал на холодном бетонном полу клетки. Он опустил голову на лапы и, не отрываясь, смотрел сквозь решетчатую дверцу. Закрытая решеткой лампа под потолком освещала беленые бетонные стены и ряды клеток. Он равнодушно слушал возню других собак, чье-то гавканье и скулеж.

Позади него была маленькая дверка, ведущая во внешний вольер. Брут редко выходил туда. Он предпочитал темноту. Его изуродованную морду скрепили скобками, но пить было по-прежнему больно. Есть он вообще не мог. Он провел тут пять дней, судя по тому, как разгорался и угасал солнечный свет в дверном проеме.

Время от времени приходили люди. Люди смотрели на него, что-то писали на доске, висящей на дверце клетки. Дважды в день люди в белых халатах делали ему уколы, предварительно отловив его петлей на длинном стальном шесте. Он рычал и огрызался. Это было скорее раздражение, чем подлинная ярость. Он просто хотел, чтобы его оставили в покое.

Он очнулся здесь после той ночи в яме.

И часть его по-прежнему осталась там.

«Почему я все еще дышу?»

Брут знал, что такое пистолеты. Он знал, как они выглядят, понимал, что они опасны, привык распознавать запах оружейного масла и горькую вонь порохового дыма. Он видел десятки застреленных собак. Некоторых убивал и быстро, некоторых — для забавы. Однако пистолет, из которого в него стреляли на ринге, издал странное шипение, от которого свело мышцы и выгнуло горбом спину.

И он остался жив.

Это бесило и нервировало его куда сильнее, чем все остальное.

Его внимание привлекло шарканье резиновых подошв. Он не поднял головы, только скосил глаза. Для шеста и уколов было слишком рано.

— Он там, — сказал чей-то голос. — Служба отлова только что получила постановление суда. Всех собак сегодня должны усыпить. Этот тоже включен в список. Я слышал, что полиции пришлось применить электрошок, чтобы снять его с его собственного владельца. Так что я бы на вашем месте ни на что особо не рассчитывал.

Брут следил за тремя людьми, которые остановились перед его клеткой. Один был в сером комбинезоне, застегнутом на молнию. От него пахло дезинфекцией и табаком.

— Вот он. Вам повезло, что мы проверили его сканером и нашли тот старый чип. В базе данных сохранился ваш адрес и телефон. Так вы говорите, его украли с вашего двора?

— Да, два года тому назад, — сказал более высокий мужчина в черных ботинках и костюме.

Брут повел ухом. Голос был смутно знакомый...

— Его и его однопометницу, — продолжал мужчина. — Мы думали, что они сбежали во время грозы...

Брут приподнял голову. Между мужчинами протиснулся мальчик. Мальчик подошел к клетке. Брут встретился с ним глазами. Мальчик стал старше, выше ростом, отрастил длинные, неуклюжие руки и ноги, но запах его был знакомым, как старый носок. Когда он заглянул в темную клетку, первоначальная надежда на его лице сменилась ужасом.

Его голос прозвучал как испуганный всхлип:

— Бенни?!

Потрясенный Брут, не веря своим ушам, отполз подальше в глубь клетки и издал низкий предупреждающий рык. Он не хотел вспоминать... и особенно не хотел вспоминать этого. Это было слишком жестоко!

Мальчик оглянулся через плечо на высокого мужчину.

— Это же Бенни, да, папа?

— Думаю, да, — он указал пальцем, — вон, и белое пятно на правом ухе...

Голос у него дрогнул от ужаса.

— Что же они с ним сделали?!

Человек в комбинезоне покачал головой.

— Его сделали зверем. Превратили его в чудовище.

— И что, нет никакой надежды, что он снова станет таким, как раньше?

Человек в комбинезоне снова покачал головой и постучал по табличке на дверце.

— Всех собак осматривала зоопсихолог. Она пришла к выводу, что он безнадежен.

— Но, папа, ведь это же Бенни!..

Брут забился в самый дальний, самый темный угол и свернулся там клубком. Это имя было как удар бича.

Человек в комбинезоне достал из кармана ручку.

— Ну что ж, поскольку по закону вы по-прежнему являетесь его владельцами и не имеете отношения к организации собачьих боев, мы не имеем права его усыпить, пока вы не подпишете...

— Папа...

— Джейсон, Бенни прожил у нас два месяца! А у них он провел два года!

— Но ведь это же все равно Бенни! Я же знаю! Пап, ну давай попробуем, а?

Человек в комбинезоне скрестил руки на груди и доверительно понизил голос.

— Он непредсказуем и чертовски силен. Очень неприятное сочетание. Он, вон, даже тренера своего покалечил! Ему пришлось ампутировать руку.

— Джейсон...

— Я понимаю, пап. Я буду осторожен. Честное слово. Но ведь он заслуживает того, чтобы дать ему шанс, верно?

Отец вздохнул.

— Не знаю.

Мальчик опустился на колени и перехватил взгляд Брута. Пес хотел отвернуться, но не мог. Этот взгляд заставил его провалиться в прошлое, которое он считал давно забытым и похороненным, в прошлое, где была рука с сосиской, беготня по лужайке и бесконечные солнечные дни. Он оттолкнул все это прочь. Это было слишком мучительно, слишком пронизано чувством вины. Он не заслуживает таких воспоминаний. Им нет места в яме.

Его грудь содрогнулась от низкого раскатистого рыка.

Но мальчик храбро вцепился в решетку и продолжал смотреть на сидящее внутри чудовище. В его голосе звучала непринужденная власть юности и наивности.

— Все равно же это Бенни! Где-то там, внутри...

Брут отвернулся и закрыл глаза с не менее твердой убежденностью.

Мальчик ошибался.

Брут спал на задней веранде. Прошло три месяца, швы и скобки с него сняли. Ему перестали добавлять в еду лекарства. За это время его отношения с людьми приобрели неустойчивое равновесие, нечто вроде вооруженного перемирия.

Каждый вечер его пытались заманить в дом, особенно когда листья на дубах побурели и облетели, а лужайка по утрам начала подергиваться инеем. Но Брут не желал уходить с веранды, избегая даже старого дивана, застеленного рваным теплым пледом. Он старался ни к чему не подходить и не прикасаться. Он по-прежнему вздрагивал от прикосновений и рычал за едой, не в силах сдержаться.

Но намордник на него больше не надевали.

Быть может, они почувствовали поражение, обратившее его сердце в камень. Теперь он проводил дни, глядя во двор, и лишь время от времени шевелился и настораживал ухо, когда случайная белка осмеливалась проскакать по забору, бесстрашно распушив хвост.

Задняя дверь открылась, и на веранду вышел мальчик. Брут подобрал лапы и попятился.

— Бенни, может, все-таки зайдешь в дом, а? Я тебе постель устроил на кухне... — мальчик указал в сторону открытой двери. — Там тепло. Смотри, что я тебе принес!

Мальчик протянул руку, но Брут уже и так почуял бекон, хрустящий, поджаристый, еще слегка дымящийся. Он отвернулся. Там, на тренировочной площадке, его тоже пытались приманивать. Но после гибели сестры Брут всегда отказывался, как бы голоден он ни был.

Пес отошел в сторону и улегся на верхней ступеньке крыльца.

Мальчик подошел и сел рядом, на безопасном расстоянии.

Брут разрешил ему это сделать.

Они долго сидели так. Мальчик по-прежнему держал в руках бекон. Наконец он сжевал его сам.

— Ну ладно, Бенни, мне уроки делать надо...

Мальчик начал вставать, потом остановился, осторожно протянул руку, собираясь коснуться его головы. Брут не зарычал, но ощетинился. Мальчик понял предостережение, сник, убрал руку и встал.

— Ну ладно, Бенни. До завтра.

Он не стал провожать мальчика взглядом, но прислушался, дожидаясь, пока закроется дверь. Убедившись, что остался один, Брут опустил голову на лапы и стал смотреть во двор.

Луна уже встала, полная и яркая. В окошках горели огоньки. Брут прислушивался, как дом затихает, устраиваясь на ночь. В гостиной тихо бормотал телевизор. Мальчик что-то спросил сверху. Мама ему ответила.

И вдруг Брут вскочил и напрягся, не понимая, что его встревожило. Он стоял неподвижно, точно статуя. Двигались только уши.

В парадную дверь постучали.

Ночью.

— Я открою! — крикнула мать.

Брут развернулся, бросился к старому дивану и оперся на него лапами. Это позволило ему заглянуть в большое венецианское окно. Из окна просматривался темный коридор и ярко освещенная гостиная, куда открывалась дверь с улицы.

Брут увидел, как женщина подошла к двери и отперла ее.

Не успела она ее приоткрыть, как дверь распахнули пинком. Дверь ударила женщину и сбила ее с ног. В дом ворвались двое мужчин в черной одежде и натянутых на голову масках. Еще один остался караулить у двери. Первый из них попятился в коридор и навел большой пистолет на женщину, лежащую на полу. Второй подался влево и прицелился в кого-то, кто был в столовой.

— Не двигаться! — рявкнул второй.

Брут напрягся. Он знал этот голос, скрипучий и безжалостный. Его сердце подпрыгнуло и отчаянно заколотилось, шерсть встопорщилась, он задрожал от ярости.

— Мам? Пап? — окликнул сверху мальчик.

— Джейсон! — крикнул из столовой отец. — Оставайся наверху!

Главарь прошел в глубь комнаты, повел пистолетом.

— Сидеть, старик!

— Что вам нужно?

Главарь снова дернул пистолетом.

— Ты! Где моя собака?

— Ваша собака? — переспросила мать с пола, дрожащим от страха голосом.

— Брут! — взревел мужик. Он вскинул вторую руку и продемонстрировал культю. — Я его, суку, проучу... И его, и всех, кто вздумает его защищать! Короче, щас мы тут устроим старое доброе барбекю!

Он обернулся к тому, кто стоял в дверном проеме.

— Ну, чего ждешь? Бензин где?

Человек скрылся в темноте.

Бенни опустился на пол и попятился к перилам. Он присел на задние лапы...

— Ну? Где вы держите этого сраного пса? Он у вас, я знаю!

Брут ринулся вперед, вложив все силы в этот прыжок. Он коснулся дивана и перелетел через него. Стекло разлетелось вдребезги, когда он ударился о него своим мощным лбом. Он очутился на кухне. Его передние лапы коснулись пола прежде, чем первый осколок стекла успел упасть на пол. Когда осколки со звоном посыпались на клетчатый линолеум, он уже пронесся дальше.

Человек с пистолетом, стоявший в коридоре, начал было оборачиваться на шум. Но поздно. Брут промчался по коридору, пригнулся, схватил стрелка за лодыжку и одним движением порвал ему связку. Падая, человек ударился головой об угол орехового стола и затих.

Брут заметил на парадном крыльце человека, застывшего на ходу, с двумя большими красными канистрами. Человек увидел Брута, несущегося прямо на него. Глаза у него расширились. Он выронил канистры, повернулся и бросился бежать.

Раздался выстрел. В замкнутом пространстве он звучал оглушительно. Брут почувствовал, как что-то ударило его в переднюю лапу. Лапа подломилась под ним, но он уже прыгнул на однорукого, своего прежнего хозяина и тренера. Брут обрушился на него, как мешок цемента. Он с размаху ударил человека головой в грудь. Тот не устоял на ногах, и оба повалились назад.

Пистолет выстрелил снова.

Что-то обожгло Бруту ухо, с потолка дождем посыпалась штукатурка.

Потом оба рухнули на пол. Человек упал на спину, Брут сверху. Пистолет вылетел у человека из пальцев и укатился под кресло в столовой.

Тренер попытался отпихнуть Брута ногой, но не тут-то было! Он слишком хорошо обучил этого пса. Брут увернулся от колена и с ревом устремился к горлу противника. Тот одной рукой ухватил его за ухо, но Брут потерял большую часть уха в одном из боев.

Ухо выскользнуло из руки, и Брут вцепился в беззащитную шею. Клыки вонзились в кожу, готовясь нанести смертельный удар.

И тут позади раздался крик:

— Бенни! Нет!

Краем глаза он увидел отца, опустившегося на корточки рядом с обеденным столом. Он достал упавший на пол пистолет и целился в Брута.

— Бенни! Лежать! Отпусти его!

Брут зарычал на отца из глубины своей черной ямы. Он сильнее стиснул клыки, заструилась кровь. Нет, он не хотел его отпускать! Тренер дергался, визжал и булькал. Один кулак вслепую ткнул его в бок, но Брут только сильнее стиснул зубы. Кровь потекла быстрее.

— Бенни, отпусти его немедленно!

Раздался испуганный крик. Голос был другой, более высокий. Он доносился сверху.

— Папа, не надо!

— Джейсон, я не могу допустить, чтобы он кого-нибудь убил!

— Бенни! — заорал мальчишка. — Бенни, пожалуйста!

Брут не обратил на них внимания. Он был не Бенни. Он знал, что его место — в яме. Поле зрения сужалось, вокруг смыкалась тьма, и он падал, падал в эту черную, бездонную яму, уволакивая за собой человека. Брут знал, что ему отсюда не вырваться, и этого он тоже отпускать не собирался.

Пора было покончить со всем разом!

Но когда Брут уже окончательно провалился во тьму, что-то остановило его, помешало ему упасть. Странно. Позади него никого не было, и тем не менее он отчетливо почувствовал, как его дергают за хвост. Хватают, держат, медленно оттаскивают от края ямы. Понимание снизошло на него постепенно, просочившись сквозь отчаяние. Он знал это прикосновение. Оно было знакомо ему, как его собственное сердце. В нем не было настоящей силы, и все же оно сломило его, и он рассыпался на тысячу кусков.

Это была она. Он помнил ее, ее коронную уловку.

Она снова защищала его.

Его верная хранительница.

Даже теперь...

«Бенни, нет...»

- Бенни, нет! — эхом откликнулся мальчик.

Пес услышал их обоих, голоса тех, кто любил его, размывающие преграду между прошлым и настоящим — не кровью и тьмой, но теплом и солнечным светом.

Пес стряхнул с себя этот ужас — и вырвался из ямы. Он разжал челюсти, сполз с человека и, дрожа, поднялся на ноги.

Лежащий рядом тренер хрипел и давился под своей маской. Отец приблизился к нему, не опуская пистолета.

Пес захромал прочь на трех ногах. Передняя лапа безжизненно висела.

Сзади послышались шаги. Мальчик подошел к нему и положил ладонь ему на спину, совершенно ничего не боясь.

Пса передернуло. Потом он привалился к мальчику. Он нуждался в поддержке и утешении.

И получил и то, и другое.

— Хороший мальчик, Бенни... Хороший...

Мальчик опустился на колени и обвил собаку руками.

Бенни наконец подпустил его к себе.