Воины

Джордж Р. Р. Мартин, обладатель премий «Хьюго», «Небьюла» и Всемирной премии фэнтези, знаменитый автор романов цикла «Песнь льда и пламени», которые издавались в «New York Times», не зря известен как «американский Толкиен».

Джордж Р. Р. Мартин родился в Байонне, штат Нью-Джерси, первый свой рассказ опубликовал в 1971 году и к концу 70-х стал одним из самых популярных писателей в жанре научной фантастики. Вскоре он уже был ведущим автором журнала «Analog» под редакцией Бена Бовы, завоевав популярность такими рассказами, как «Мистфаль приходит утром», «И берегись двуногого кровь пролить», «Второй род одиночества», «Шторм в Гавани Ветров» (в соавторстве с Лизой Таттл, позже они написали продолжение — «Гавань Ветров») и т. д. Надо отметить, что рассказы выходили в разное время и в журналах «Amazing», «Fantastic», «Galaxy», «Orbit» и других. «Песнь о Лии», один из рассказов, опубликованных в журнале «Analog», принес писателю в 1974 году первую премию «Хьюго».

К концу 70-х слава Мартина как автора научно-фантастических произведений была в зените, за это время он создал свои лучшие книги в этом жанре: знаменитый рассказ «Короли-пустынники», завоевавший премии «Хьюго» и «Небьюла» в 1980 году (позже, в 1985-м, рассказ «Портреты его детей» принес еще одну премию «Небьюла»), «Путь креста и дракона», который получил две премии Хьюго в том же году, «Злоцветы», «Каменный город», «Starlady» и другие. Эти рассказы вышли в сборнике «Короли-пустынники», одном из самых сильных сборников этого периода. Сейчас писатель почти не сотрудничает с журналом «Analog», хотя в 80-х, когда редактором стал Стенли Шмидт, были опубликованы рассказы из серии о межзвездных путешествиях Хэвиланда Тафа (вышедшие позднее в сборнике «Путешествия Тафа»), Повесть «Летящие сквозь ночь», самое значительное произведение конца 70-х и начала 80-х, вышла в журнале «Omni». В это же время выходит знаменитый роман «Умирающий свет», единственный роман в жанре научной фантастики, написанный без соавторов, а также сборники рассказов «Песнь о Лии», «Короли-пустынники», «Songs of Stars and Shadows», «Songs of the Dead Man’sing», «Летящие сквозь ночь» и «Портреты его детей». В начале 80-х Джордж Мартин отходит от научной фантастики и публикует крупный роман ужасов «Слезы Февра». Тогда же он получает премию Брэма Стокера за повесть «Человек в форме груши» и Всемирную премию фэнтези за повесть об оборотнях «Шесть серебряных пуль». К концу 80-х, когда спрос на мистический жанр упал настолько, что новый роман «The Armageddon Rag» не пользовался спросом, писатель начинает работать на телевидении в качестве сценариста и продюсера сериалов «Сумеречная зона» и «Красавица и чудовище».

Через несколько лет Мартин с триумфом возвращается к писательству, публикуя в 1996 году мгновенно ставший популярным роман в жаре эпической фэнтези «Игра престолов», первую часть цикла «Песнь льда и пламени». Отрывок из этой книги, опубликованный как отдельная повесть под названием «Кровь дракона», приносит автору в 1997 году премию «Хьюго». Последующие романы саги «Песнь льда и огня» — «Битва королей», «Буря мечей», «Пир стервятников» и еще не вышедший «Танец с драконами» — образуют один из самых знаменитых и любимых во всем мире сериалов современной фантастики. Недавно опубликованные книги представляют собой ретроспективные сборники произведений автора «Ретроспектива I: Башня из пепла» и «Ретроспектива II: Стеклянный цветок», сборник «Starlady and Fast-Friend», роман «Hunter’s Run», написанный в соавторстве с Гарднером Дозуа и Дэниелом Абрахамом, и два новых сборника серии «Дикие карты», которые писатель редактировал — «Wild Cards: Busted Flush» и «Wild Cards: Inside Straight».

Впервые межевой рыцарь сир Дункан Высокий и его оруженосец Эгг появляются в рассказе «Межевой рыцарь», который получил Всемирную премию фэнтези. Герои рассказа завоевывают популярность у читателей и возвращаются в новом рассказе «Присяжный рыцарь». В следующем рассказе Мартин описывает удивительные приключения Дунка и Эгга, где все окружающее кажется вовсе не таким, как есть на самом деле, включая и самих героев!

Рассказы о Дунке и Эгге недавно получили новое воплощение — в виде сборника комиксов «Межевой рыцарь» и «Присяжный рыцарь».

Таинственный рыцарь История Семи Королевств

Когда Дунк и Эгг покидали Каменную Септу, моросил легкий летний дождь.

Дунк ехал на своем боевом коне по кличке Гром, за ним — Эгг верхом на горячей и молодой кобылке, которую он назвал Гроза, последним трусил мул Мейстер. На спине Мейстера громоздились их пожитки — доспехи Дунка, книги Эгга, скатанные постели, шатер, одежда, несколько кусков солонины, полупустая фляга медового вина и два меха с водой. Старая соломенная шляпа Эгга с широкими обвисшими нолями прикрывала голову мула от дождя. Мальчишка провертел в шляпе дырки для ушей Мейстера. Сам Эгг надел новую соломенную шляпу. Дунку обе шляпы казались совершенно одинаковыми, если не считать дырок для ушей.

У самых городских ворот Эгг резко натянул поводья. Над аркой ворот торчала голова какого-то изменника, насаженная на железную пику. Голова выглядела довольно свежей, кожа еще не позеленела, но вороны уже потрудились над ней. Губы и щеки были исклеваны и истерзаны, вместо глаз — две коричневые дыры, слезящиеся бурыми потеками там, где дождь смешивался с загустевшей кровью. Язык вывалился изо рта, словно мертвец дразнил проезжавших через ворота путешественников.

Дунк уже видел нечто подобное.

— В Королевской Гавани, еще мальчишкой, я как-то раз украл голову прямо с пики, — сказал он Эггу. На самом деле вскарабкался на стену и снял голову не он, а Хорек, которого взяли «на слабо» Рейф и Пудинг, но, когда прибежала стража и Хорек бросил добычу вниз, именно Дунк ее поймал. — Это был мятежный лорд или рыцарь-разбойник. А может, и простой убийца. Голова как голова. Они все становятся одинаковыми, как повисят несколько дней на пике.

Потом они вчетвером пугали этой головой девчонок в Блошином Конце. Гонялись за ними по улочкам и не отпускали, пока те не поцелуют мертвую голову. Кажется, голове досталось много поцелуев. Ни одна девчонка в Королевской Гавани не бегала быстрее Рейфа. Но это Эггу лучше не рассказывать. «Хорек, Рейф и Пудинг. Все трое — маленькие чудовища, и я — худший из них». Четверо дружков не расставались с головой, пока мясо на ней не почернело и не начало отваливаться. Пугать ею девчонок стало неинтересно, поэтому как-то вечером они вломились в лавку горшечника и сунули останки в горшок.

— Перво-наперво вороны выклевывают глаза, — сообщил он Эггу. — Потом проваливаются щеки, кожа зеленеет...

Дунк прищурился.

— Постой-ка! Да я же его видел!

— Конечно, сир, — отозвался Эгг. — Три дня тому назад. Это тот горбатый септон, что читал проповедь против лорда Бладрэйвена.

И тогда Дунк вспомнил. «А ведь это был служитель Семерых, пусть даже он и провозглашал мятежные речи!»

— Руки его в крови по локоть, в крови его брата и юных племянников! — вещал горбун толпе, собравшейся на рыночной площади. — Он призвал тень, которая задушила сыновей храброго принца Валарра во чреве его супруги! И где теперь Юный принц? Где его брат, прекрасный Матарис? Где добрый король Дейерон и бесстрашный Бейелор Сломи Копье? Могила поглотила их, всех до единого, и только он уцелел — бледная птица с кровавым клювом, что взгромоздилась на плечо короля Эйериса и каркает ему на ухо! Отметина на его лице и пустой глаз — это адовы печати, он принес нам засуху, мор и убийства! Восстаньте, говорю я вам, вспомните об истинном короле за морем! Есть семь богов и семь королевств, и семь сыновей породил черный дракон! Восстаньте, милорды и леди! Восстаньте, храбрые рыцари и крепкие йомены, и низвергните нечестивого колдуна Бладрэйвена, Кровавого Ворона, иначе ваши дети и дети ваших детей будут прокляты на веки вечные!

От каждого слова разило изменой. И тем не менее жутко было видеть теперь его голову, с пустыми дырами на месте глаз.

— Да, это он, — сказал Дунк. — Еще одна причина убраться из этого города.

Он тронул Грома шпорой, и под легкий шелест дождя они с Эггом выехали из ворот Каменной Септы. В народе ходила загадка: «Сколько глаз у Кровавого Ворона? — Тысяча и один». Рассказывали, что королевский десница ведает темные искусства, умеет менять облик, оборачиваться одноглазым псом и даже растекаться туманом. Поговаривали, что за его врагами охотятся страшные серые волки, а черные вороны шпионят повсюду и нашептывают чужие тайны ему на ухо. Дунк не сомневался, что большая часть слухов — всего лишь слухи, но, без сомнений, у Бладрэйвена были соглядатаи повсюду.

Однажды, еще в Королевской Гавани, Дунку самому довелось увидеть этого человека. Белыми, как кость, были волосы и кожа Бриндена Риверса, а его глаз — единственный, второй выбил его сводный брат Биттерстил на Багряном Поле — был красным, как кровь. Щеку и шею покрывало родимое пятно винного цвета, из за которого он и получил свое прозвище.

Когда город остался позади, Дунк откашлялся и сказал:

— Нехорошо рубить головы септонам. Он ведь просто бол тал. А слова — это ветер.

— Одни слова — ветер, сир. А другие — предательство.

Эгг был тощ, как палка, сплошные ребра и локти, но за словом в карман не лез.

— Ты рассуждаешь прямо как принц!

Эгг решил, что его хотели обидеть, и не ошибся.

— Он не только септон, но и отъявленный лгун, сир. Лорд Бладрэйвен не виноват ни в засухе, ни в весеннем поветрии.

— Может, и так. Но если рубить головы всем дуракам и лгунам, то половина городов в Семи Королевствах опустеет.

Шесть дней спустя от дождя осталось одно воспоминание.

Дунк снял рубаху, с наслаждением подставляя тело теплым солнечным лучам. Когда налетел ветерок, прохладный, свежий и душистый, как девичье дыхание, он сделал глубокий вдох.

— Вода, — заключил Дунк. — Чувствуешь запах? Озеро уже близко.

— Все, что я чувствую, сир, это Мейстера. Он воняет.

Эгг посильнее дернул повод мула, который, как всегда, отвлекся на придорожную траву.

— На берегу озера есть старая таверна. — Дунк однажды останавливался там, когда еще служил оруженосцем у старого рыцаря. — Сир Арлан говорил, что в ней варят отличный темный эль. Можем попробовать его, пока будем ждать переправы.

— Будем запивать еду, сир? — с надеждой посмотрел на него Эгг.

— Какую еду?

— Может, жаркое? — предположил мальчик. — Кусочек утки, миска рагу? Или что там у них будет, сир.

Последний раз они ели горячее три дня назад. И с тех пор обходились упавшими с веток плодами и старой солониной, жесткой, как дерево. «А было бы неплохо подкрепиться доброй едой перед поездкой на север. До Стены еще очень далеко!»

— А еще там можно переночевать, — продолжал Эгг.

— Милорд желает поспать на пуховой перине?

— Меня устроит солома, — ответил уязвленный Эгг. — На перины у нас денег нет. У нас всего двадцать два пенни, три «звезды», один «олень» и старый гранат со сколом.

Дунк почесал за ухом.

— По-моему, серебряных у нас было два.

— Было, пока вы не купили шатер. Теперь остался всего один.

— Скоро не останется ни одного, если мы будет ночевать в тавернах. Хочешь разделить постель с каким-нибудь торговцем и набраться вшей? — хмыкнул Дунк. — Не выйдет. У меня своих хватает, и они не любят чужаков. Будем ночевать под звездами.

— Звезды-то хорошо, — вздохнул Эгг, — но земля слишком твердая, сир, а еще иногда хочется и подушку под голову положить...

— Подушки — это для принцев!

Эгг был лучшим оруженосцем, о каком только может мечтать рыцарь, но частенько его тянуло к роскоши. «В мальчишке течет драконья кровь, не забывай об этом!» В жилах Дунка текла кровь бродяги... по крайней мере, так говорили ему в Блошином Конце — впрочем, самому ему сулили, что он кончит жизнь на виселице.

— Мы, может, еще разоримся на эль и горячий ужин, но я не стану тратить полновесных монет на ночлег. Деньги нужно поберечь для переправы.

Когда он в последний раз переплывал озеро, перевоз стоил всего пару медяков. Но это было лет шесть, а то и семь тому назад. С тех пор все подорожало.

— Ну, — заметил Эгг, — мы могли бы пустить в ход мой сапог...

— Могли бы, — ответил Дунк, — но не будем.

Пускать в ход сапог опасно. «Об этом рано или поздно станет известно». Его оруженосец не зря был брит налысо. У Эгга глаза были лиловыми, как у древних валирийцев, а волосы сияли, словно золотые и серебряные нити. Отрастить волосы для него было все равно что нацепить герб с трехголовым драконом. В Вестеросе сейчас неспокойно, и потому... нет, лучше не рисковать.

— Еще раз заикнешься про свой поганый сапог, получишь в ухо так, что перелетишь через озеро своим ходом.

— Да я уж лучше переплыву, сир.

Эгг плавал хорошо, а Дунк плохо.

Мальчишка повернулся в седле.

— Сир, кто-то скачет за нами по дороге. Слышите стук копыт?

— Слышу, не глухой. — Дунк еще и видел вздымающиеся позади клубы пыли. — Большая компания. Спешат.

— Может, это разбойники, сир?!

Мальчишка приподнялся на стременах, скорее радостно, чем испуганно. И в этом был весь Эгг.

— Разбойники держались бы тише. Столько шуму поднимают только лорды.

Дунк подергал рукоять меча, проверяя, легко ли клинок выходит из ножен.

— Но все же лучше уступить им дорогу. Лорды разные бывают...

Осторожность не повредит. Дороги были не столь безопасны, как в те времена, когда на Железном Троне восседал король Дейерон Добрый.

Они с Эггом укрылись за кустом боярышника. Дунк снял с плеча щит и перевесил на руку. Это был старый ромбовидный щит, большой и тяжелый, сосновый, окованный железом. Дунк купил сто в Каменной Септе взамен своего, который был разбит на куски в поединке с Долгодюймом. Дунк не успел изобразить на нем дерево и падающую звезду, поэтому щит украшал герб прежнего владельца — серый и мрачный висельник на виселице. Дунк никогда бы не выбрал себе такой герб, просто щит стоил очень дешево.

Несколько секунд спустя мимо промчались первые всадники — двое молодых лордов на боевых конях. У того, что на гнедом, был золоченый стальной шлем без забрала, украшенный плюмажем из трех перьев: белого, красного и золотистого. Султан таких же цветов венчал кринет его скакуна. Черный жеребец второго всадника был облачен в синее с золотом. Роскошная попона развевалась по ветру. Оба всадника неслись бок о бок, смеясь и что-то горланя, их длинные плащи летели за плечами.

Третий лорд ехал не спеша, за ним по дороге тянулась длинная кавалькада, десятка два всадников: конюхи и повара, вольные всадники и арбалетчики, а еще дюжина тяжело груженных телег с доспехами, шатрами и припасами. И все это — свита троих рыцарей. У седла висел щит лорда с его гербом — три черных замка на оранжевом поле.

Дунку этот герб был знаком, но вот откуда? Лорд был уже немолодым угрюмым человеком, с поджатыми губами и коротко стриженной бородкой с проседью. «Может, он присутствовал на Эшфордском турнире? Или, может, мы служили в его замке, когда я еще был оруженосцем сира Арлана?» За годы странствий старый межевой рыцарь сменил такое множество замков и крепостей, что Дунк не помнил и половины из них.

Лорд резко натянул поводья, вглядываясь в заросли.

— Эй, вы там, в кустах! А ну, покажитесь!

Двое арбалетчиков заложили стрелы в желоба арбалетов. Остальные воины продолжили путь.

Раздвигая высокую траву, Дунк выехал на дорогу. На одной руке он держал щит, вторую положил на рукоять своего меча. Он понимал, что являет собой жалкое зрелище: полуголый, с лицом, превратившимся в коричневую маску от пыли, поднятой конскими копытами. Ну, хотя бы его рост внушал уважение...

— Мы не ищем ссоры, милорд. Нас только двое, я дамой оруженосец.

Дунк поманил к себе Эгга.

— Оруженосец? Так ты, стало быть, считаешь себя рыцарем?

Дунку не понравилось, как лорд на него смотрит — будто кожу сдирает взглядом. Пожалуй, лучше убрать руку с рукояти меча.

— Я межевой рыцарь, нанимаюсь на службу.

— Все грабители, которых мне доводилось вешать, говорили то же самое. Твой герб может оказаться пророческим, сир... если ты, конечно, и впрямь сир. Виселица и повешенный. Это твой щит?

— Нет, милорд. Я еще не успел его перекрасить.

— Почему? Ты снял его с трупа?

— Я уплатил за него звонкой монетой.

«Три замка, черные на оранжевом поле... где же я видел этот герб?»

— Я не разбойник.

Глаза лорда поблескивали осколками кремня.

— А шрам на щеке у тебя откуда? Удар бича?

— Удар кинжала. Вам нет дела до моего лица, милорд.

— А это уж мне решать, что мое дело, а что нет.

Подскакали двое молодых рыцарей, чтоб узнать, в чем причина задержки.

— Вот вы где, Горми! — воскликнул всадник на черном жеребце, гибкий и стройный красавец с тонким, приятным, чисто выбритым лицом. Блестящие черные волосы до плеч, темно-синий шелковый дублет с золотистой атласной оторочкой. На груди у него был золотом вышит герб с зубчатым крестом, в первой и третьей четверти герба изображена золотая скрипка, во второй и четвертой — золотой меч. Глаза юноши казались темно-синими, как и дублет, и искрились весельем.

— Алин испугался, что вы упали с коня. А как по мне, он просто выдумал удобный предлог, чтобы остановиться. Я ведь едва не обогнал его!

— А это что за бродяги? — спросил всадник на гнедом.

— Не обзывайте нас бродягами, милорд! — вспыхнул Эгг. — Когда мы увидели поднятую вами пыль, то подумали, что нас нагоняют разбойники, потому и сошли с дороги. Это сир Дункан Высокий, а я его оруженосец!

Благородные всадники обратили на его слова не больше внимания, чем на кваканье лягушки.

— Пожалуй, это самый здоровенный громила из тех, что мне истрепались, — заявил рыцарь с тремя перьями. Его пухлое личико обрамляли темно-медовые локоны. — Бьюсь об заклад, в нем не меньше семи футов! То-то грохоту будет, если сбить его наземь!

Дунк почувствовал, как кровь приливает к щекам. «Ну вот и продул бы ты свой заклад!» — подумал он. В последний раз его измерял Эйемон, брат Эгга, и сказал, что ему до семи футов не хватает целого дюйма.

— Это и есть ваш боевой конь, сир Великан? — спросил лорд с перьями. — Он, пожалуй, сгодился бы на колбасу!

— Лорд Алин часто забывает о хороших манерах, — промолвил черноволосый рыцарь. — Прошу простить его грубые речи, сир. Алин, попроси у сира Дункана прощения!

— Ну, если уж ты так настаиваешь... Вы простите меня, сир? — И, не дожидаясь ответа, он поворотил лошадь и припустил по дороге.

Второй рыцарь задержался.

— Вы направляетесь на свадьбу, сир?

Его слова прозвучали так, что Дунку захотелось взъерошить волосы надо лбом. Он удержался и сказал:

— Мы едем к переправе, милорд.

— Как и мы... Но единственный лорд среди нас — это Горми, а тот вертопрах, что нас покинул — Алин Кокшоу. Я — странствующий межевой рыцарь, как и вы. Сир Джон Скрипач, так меня называют.

Подходящее имя для межевого рыцаря, но Дунку никогда не встречались межевые рыцари, вооруженные и разряженные с таким шиком. «Пожалуй, этот рыцарь служит на золотой меже...»

— Мое имя вы знаете. А моего оруженосца зовут Эгг.

— Приятно познакомиться, сир. Едемте с нами в Белые Стены? Преломим копья по случаю свадьбы лорда Баттервелла. Бьюсь об заклад, вы себя недурно покажете!

После эшфордского турнира Дунку не доводилось больше скрещивать копья. «Если одержать победу в нескольких схватках, нам не придется голодать по дороге на север», — подумал он. Но лорд с тремя замками на щите возразил:

— Сир Дункан поедет дальше своей дорогой, как и мы с вами.

Джон Скрипач не обратил внимания на старшего рыцаря.

— Я с удовольствием скрестил бы с вами мечи, сир. Мне приходилось встречаться с воинами разных земель и разных народов, но не вашего роста. Ваш отец тоже был таким высоким?

— Я не знал своего отца, сир.

— Печально слышать. Я тоже слишком рано лишился своего батюшки. — Скрипач обернулся к лорду с тремя замками. — Нам стоит пригласить сира Дункана присоединиться к нашей веселой компании!

— Мы не нуждаемся в обществе таких, как он.

Дунк не знал, что и сказать. Благородные лорды нечасто приглашают в спутники безденежных межевых рыцарей. «Да у меня куда больше общего с их слугами!» Судя по длине кавалькады, у лорда Кокшоу и Скрипача были собственные конюхи, чтобы ухаживать за лошадьми, повара, чтобы готовить еду, оруженосцы, чтобы чистить доспехи, и стража для охраны. У Дунка был только Эгг.

— Таких, как он? — рассмеялся Скрипач. — Это каких же? Таких высоких? Вы поглядите, какой он огромный! Нам нужны сильные ребята. Молодые клинки ценятся дороже старых имен. По крайней мере, так говорят.

— Так говорят глупцы. Вы ничего не знаете об этом человеке. Он может быть разбойником или шпионом лорда Бладрэйвена.

— Я не шпион, — сказал Дунк. — И не говорите обо мне, милорд, так, будто я глухой или мертвый, или уехал в Дорн.

Кремневые глаза уставились на него.

— Дорн — самое место для вас, сир. Можете туда и отправляться!

— Не обращайте на него внимания, — вмешался Скрипач. — Старый стреляный воробей, всех подозревает. Горми, мне этот парень нравится! Дункан, вы поедете с нами в Белые Стены?

— Милорд, я...

Да как он может находиться с ними в одном лагере? Их слуги разобьют шатры, конюхи примутся ухаживать за лошадьми, повара приготовят каждому хозяину каплуна и жаркое, а Дунку и Эггу придется глодать полоски жесткой солонины...

— Милорд, я не могу.

— Вот видите! — заметил лорд с тремя замками. — Он свое место знает, и это место не рядом с нами!

Он натянул поводья, поворачивая коня на дорогу.

— Лорд Кокшоу опередил нас уже на пол-лиги.

— Значит, придется снова его догнать! — сказал Скрипач и смущенно улыбнулся Дунку. — Быть может, мы еще встретимся с вами. По крайней мере, я так надеюсь. Буду рад скрестить с вами копья!

Дунк не нашелся, что сказать в ответ.

— Да сопутствует вам удача, милорд! — спохватился он наконец, но к тому времени сир Джон уже поскакал догонять кавалькаду.

Старший лорд поехал следом. Дунк с облегчением проводил его взглядом. Ни его пристальный взгляд, ни надменность лорда Алина Дунку не понравились. Скрипач оказался достаточно приветливым, но все-таки было в нем что-то странное.

— Две скрипки и два меча, — сказал он Эггу, глядя на клубы пыли удаляющейся колонны. — Чей это дом?

—Ничей, сир. Я никогда не встречал этого герба в гербовниках.

Может, он действительно межевой рыцарь... Дунк придумал собственный герб в Эшфорде, когда кукольница по прозвищу Тансель Длинная спросила, что он хочет изобразить на щите.

—А старший лорд, похоже, в родстве с домом Фреев?

В гербе у Фреев тоже были замки, и их земли находились неподалеку отсюда.

Эгг закатил глаза.

—Герб Фреев — две синие башни, соединенные мостом, на сером поле. А у него три замка, черные на оранжевом, сир. Разве между ними был мост?

— Нет, — сказал Дунк. «Он это нарочно, чтобы меня позлить». — Еще раз так закатишь глаза — так в ухо дам, что они у тебя внутрь черепа провалятся!

Эгг смутился.

— Я даже и не думал...

— Плевать, о чем ты там не думал. Просто скажи, кто эго был.

— Гормион Пик, лорд Старпайка.

— Это где-то на юге, в Просторе? У него и вправду три замка?

— Только на щите, сир. У дома Пик и в самом деле было когда-то три замка, но два из них они потеряли.

— Ну как можно потерять два замка?

— Если сражаться на стороне черного дракона, сир.

— А-а! — отозвался Дунк, снова чувствуя себя глупо.

Двести лет страной правили потомки Эйегона Завоевателя и его сестер, которые объединили Семь Королевств и отковали Железный Трон. Королевский герб — трехголовый дракон дома Таргариенов, красный на черном поле. Шестнадцать лет тому назад Дейемон Блэкфайр, Дейемон Черное Пламя, бастард короля Эйегона IV, поднял мятеж против своего законнорожденного брата-короля. Дейемон тоже взял трехголового дракона для своего герба, только «переменил» цвета, как обычно и поступали бастарды. Его мятеж был подавлен на Багряном Поле, когда Дейемон и его сыновья-близнецы пали под градом стрел лорда Бладрэйвена. Мятежники, оставшиеся в живых и преклонившие колени, были помилованы, но одним это стоило земель, другим — титулов, третьим — золота. И все отдали заложников, чтобы подтвердить, что в будущем останутся верны короне.

«Три замка, черные на оранжевом».

— Ага, теперь вспомнил! Сир Арлан не любил говорить о Багряном Поле. Но однажды он крепко выпил и рассказал мне о том, как погиб сын его сестры. — Дунк словно наяву услышал голос старого рыцаря и почувствовал запах перегара. — Его звали Роджер Пеннитри. Ему разбили голову булавой, и сделал это лорд с тремя замками на щите.

«Лорд Гормион Пик. Старик даже не знал его имени». А может, и не хотел знать. К тому времени лорд Пик с Джоном Скрипачом и всей честной компанией превратились в облако красной пыли на горизонте. «Это было шестнадцать лет назад. Мятежник погиб, а все его соратники казнены или получили прощение. В любом случае, меня это не касается».

Некоторое время они молчали, тишину нарушали только жалобные крики птиц. Проехав пол-лиги, Дунк кашлянул и сказал:

— Баттервелл. Его земли где-то неподалеку?

— По ту сторону озера, сир. Лорд Баттервелл был мастером по монете, когда на Железном Троне сидел король Эйегон. При короле Дейероне он стал десницей, но ненадолго. У него герб с волнистыми линиями, цвета — зеленый, белый и желтый, сир.

Эгг не упускал возможности похвастаться знанием геральдики.

— Он, случайно, не друг твоего отца?

— Отец никогда не любил его, — скривился Эгг. — Во время мятежа младший сын лорда Баттервелла сражался за черного дракона, а старший — за короля. Он рассчитывал оказаться на победившей стороне при любом исходе. Сам лорд Баттервелл ни за кого не сражался.

— Кое-кто назвал бы это предусмотрительностью.

— Мой отец называет это трусостью.

Да, это вполне в духе принца Мейекара — человека сурового, гордого и полного пренебрежения к слабостям.

— Чтобы добраться до Королевского тракта, придется проехать через Белые Стены. Почему бы не побаловать свое брюхо заодно? — От одной мысли о еде в животе забурчало. — Может быть, кому-нибудь из гостей понадобится сопровождение до дома.

— Вы же говорили, что мы едем на север!

— Стена простояла восемь тысяч лет, постоит еще немного. До нее еще тысяча лиг, и нам не помешают несколько серебряных монет в кошельке.

Дунк представил, как он, верхом на Громе, побеждает на поединке лорда с кислой миной и тремя замками на щите. Заманчивая картина! «А когда он явится выкупать свое оружие и доспехи, я скажу так: «Вы были повержены оруженосцем старого сира Арлана. Тем, кто сменил юношу, которого вы убили». Старику это понравилось бы».

— Уж не собираетесь ли вы участвовать в турнире, сир?

— Да, может, сейчас как раз самое время.

— Не время, сир.

— А может, сейчас самое время дать тебе в ухо?

«Мне нужно победить всего лишь в двух схватках. Если я получу два выкупа, а выплатить придется всего один, целый год можно будет пировать по-королевски!

— Если будет бой на мечах, запишусь.

Благодаря росту и силе у Дунка было больше шансов победить в ближнем бою, чем в копейном поединке.

— На свадьбах обычно не устраивают турниров на мечах.

— Зато там обычно устраивают пиры. У нас впереди долгий путь. Почему бы, для разнообразия, не отправиться в путь, как следует подкрепившись?

Солнце клонилось к закату, когда они увидели озеро. Его гладь переливалась красным и золотым, сверкая, как лист начищенной меди. Завидев башенки таверны над кронами ив, Дунк натянул пропотевшую рубаху и остановился, чтобы сполоснуть лицо. Он смыл дорожную пыль как можно тщательней и причесал растопыренными мокрыми пальцами выгоревшую на солнце шевелюру. С собственным ростом и шрамом на щеке ничего поделать было нельзя, но Дунку не хотелось выглядеть одичалым разбойником.

Таверна оказалась больше, чем он ожидал: серое просторное здание, построенное из дерева и покрытое черепицей, стоящее наполовину над водой, на сваях. К переправе на илистом озерном берегу вели мостки, выложенные из грубо оструганных досок, но вблизи не было видно ни парома, ни паромщика. По ту сторону мостков находилась конюшня под соломенной крышей. Двор огораживала каменная стена, но ворота были открыты. Во дворе путешественники обнаружили колодец и поилку для лошадей.

— Займись животными, — велел Дунк Эггу, — но смотри, чтобы они не пили слишком много. А я позабочусь о еде.

Хозяйка таверны как раз подметала крыльцо.

— На переправу? — спросила она. — Опоздали вы. Солнце уже садится, а Нед не любит переправляться ночью, разве что в полнолуние. Утречком вернется.

— Не знаете, сколько он берет за перевоз?

— Три пенни за человека, десять за лошадь.

— У нас две лошади и мул.

— За мула тоже десять.

По подсчетам выходило тридцать шесть — больше, чем он рассчитывал.

— А когда я здесь в прошлый раз был, это стоило только два пенни и шесть за лошадей.

— А я тут при чем? Говорите с Недом. А если вы ночлег ищете, ничем не могу помочь. Приехали лорд Шоуни и лорд Костейн со свитами, у меня битком набито.

— А лорд Пик тоже здесь? — «Он убил оруженосца сира Арлана...» — Он был с лордом Кокшоу и Джоном Скрипачом.

— Нед повез их на ту сторону в последнюю ходку.

Она смерила взглядом Дунка.

— А вы что, из ихних, что ли?

— Да нет, на дороге встретились, только и всего.

Из окон таверны так вкусно пахло, что у Дунка слюнки потекли.

— Мы бы купили того, что у вас там жарится на вертеле. Если это не слишком дорого.

— Кабанятина, — сказала женщина. — С перчиком, с лучком, с грибочками и с толченой репой.

— Ну, можно и без репы. Несколько ломтей кабанятины и кружечку вашего доброго темного эля, и будет с нас. Сколько это будет стоить? И, может быть, вы заодно разрешите переночевать у вас на конюшне?

Зря он это сказал...

— Конюшня, она для коней! Потому так и называется. Вы, конечно, и сами жеребец здоровый, но ног у вас только две!

Она махнула метлой в его сторону.

— Что я, по-вашему, все Семь Королевств кормить должна? Кабан для постояльцев жарится! И эль для постояльцев! Не хватало еще, чтоб лорды потом жаловались, что чужаков кормили и поили, а им не хватило! Вон, иди в озере рыбы налови! Там, у пней, еще какие-то проходимцы ночуют. Тоже себя межевыми рыцарями называют.

Судя по ее тону, она им не верила ни на пенни.

— Может, и с тобой какой едой поделятся. Мне так все равно. Проваливай, у меня дел по горло!

И дверь с грохотом захлопнулась, прежде чем Дунк сообразил спросить, где тут эти пни-то.

Эгга он нашел на краю лошадиной колоды, парень сидел, болтал ногами в воде и обмахивался своей широкополой шляпой.

— Что, поросенка жарят, да, сир? Свининой жареной пахнет.

— Кабана, — угрюмо ответил Дунк. — Но на кой нам кабан, у нас же солонина есть!

Эгг скривился.

— Сир, можно я вместо нее свои сапоги съем, а? А из солонины пошью себе новые. Она тверже!

— Нет, нельзя, — буркнул Дунк, с трудом сдерживая улыбку. — Оставь сапоги в покое, А если скажешь еще хоть слово, получишь затрещину вместо ужина. Вынь ноги из колоды!

Он нашел в навьюченной на мула поклаже свой большой шлем и исподтишка сунул его Эггу.

— Набери воды из колодца, размочи солонину!

Прежде чем есть эту соленую говядину, ее надо было сперва долго размачивать, иначе недолго было и зубы сломать. Вкуснее всего было размачивать ее в эле, но на худой конец и вода сойдет.

— И не вздумай мочить ее в колоде! Мне неохота пробовать на вкус твои ноги.

— От ног-то она только лучше станет, сир, — возразил Эгг, шевеля пальцами в воде; однако же сделал, как было приказано.

Отыскать межевых рыцарей оказалось нетрудно. Эгг увидел их костер, мерцающий в лесу у берега озера, и они направились в ту сторону, ведя под уздцы лошадей и мула. Мальчишка нес под мышкой Дунков шлем, в котором на каждом шагу плескалась вода. К тому времени от солнца остался только алый отсвет на западе. Вскоре деревья расступились, и они оказались на поляне, которая когда-то была богорощей. Сейчас на том месте, где во времена, когда Вестеросом правили Дети Леса, возвышались чардрева, остались только белые пни да путаница бледных, как кость, корней под ногами.

Среди пней у костерка сидели на корточках двое мужчин, которые передавали друг другу мех с вином. Их кони щипали траву на опушке, их доспехи и оружие были аккуратно сложены. Еще один, куда моложе их обоих, сидел в стороне, прислонясь спиной к каштану.

— Доброй ночи, сиры! — весело окликнул их Дунк издалека. Неразумно подходить к вооруженным людям бесшумно, заставая их врасплох. — Меня зовут сир Дункан Высокий. А этот малый — Эгг. Нельзя ли подсесть к вашему костру?

Крепкий мужчина средних лет, одетый в пышный, но потрепанный наряд, поднялся, приветствуя их. Лицо его было обрамлено роскошными рыжими бакенбардами.

— Доброй ночи, сир Дункан. Вы и впрямь немалого роста! Рады приветствовать вас, и парнишку вашего тоже. Эгг, значит? Что же это за имя такое?

— Уменьшительное, сир!

Эггу хватало ума не признаваться, что Эгг — это уменьшительное от Эйегон. По крайней мере, в присутствии незнакомых людей.

— Ах вот как... А что у тебя с волосами?

«Власоеды, — взмолился Дунк. — Скажи им, что у тебя власоеды, мальчик!» Так было безопаснее всего, они почти всегда так говорили... но временами Эгга разбирало желание порезвиться.

— Побрился, сир. Я не стану отпускать волосы, пока не заслужу право носить шпоры!

— Что ж, благородный обет... Ну а я — сир Кайл, Кот с Туманных Болот. Вон под тем каштаном восседает сир Глендон... Глендон Гром. А здесь перед вами славный сир Мейнард Пламм.

Эгг насторожил уши.

— Терн, сир? Не в родстве ли вы с лордом Визерисом Пламмом?

— В очень отдаленном, — признался сир Мейнард, высокий, тощий, сутулый человек с длинными и прямыми льняными волосами. — Думаю, его светлость не признал бы меня за родственника. Можно сказать, что он — из домашних Пламмов, а я так, дичок.

Плащ Пламма был темно-фиолетовым, под стать его имени, которое созвучно было со сливой, хотя и плохо выкрашенный и обтрепанный по краям. На плече он был застегнут фибулой с лунным камнем величиной с куриное яйцо. Вся остальная его одежда была пошита из бурой домотканины и коричневой кожи.

— У нас солонина есть, — сказал Дунк.

— А у сира Мейнарда есть мешок яблок, — сообщил Кайл. — А у меня — маринованные яйца и лук. Так что у нас, пожалуй, наберется провизии на настоящий пир! Присаживайтесь, сир. Тут найдется пенек на любой вкус. Если не ошибаюсь, нам придется тут торчать почти до полудня. Паром здесь только один, и он невелик, все мы на нем не поместимся. Первыми, разумеется, поедут лорды и их прихвостни.

— Помоги мне с лошадьми, — сказал Дунк Эггу.

Вдвоем они расседлали Грома, Грозу и Мейстера. Только после того, как животные были накормлены, напоены и спутаны на ночь, Дунк принял предложенный сиром Мейнардом мех с вином.

— Даже кислое вино лучше, чем никакого, — заметил Кайл Кот. — Ничего, приедем в Белые Стены — попробуем настоящего винца. Говорят, у лорда Баттервелла — лучшие вина к северу от Бора! Некогда он был королевским десницей, как и отец его отца. Рассказывают, кроме того, что он благочестив и очень богат!

— Богатство-то его — все от коров, — сказал Мейнард Пламм. — Ему следовало бы сделать своим гербом разбухшее вымя. У Баттервеллов в жилах течет молоко, да и Фреи не лучше. Это будет свадьба между скотокрадами и мытарями, один денежный мешок женится на другом. Когда восстал черный дракон, этот коровий владыка отправил одного сына к Дейемону, а другого — к Дейерону, заботясь о том, чтобы кто-то из Баттервеллов обязательно оказался на стороне победителей. И оба они пали на Багряном Поле, а младший его сын умер по весне. Вот отчего он снова решил жениться. Ведь если новая жена не родит ему сына, род Баттервеллов умрет вместе с ним.

— Как тому и следует быть! — сир Глендон еще раз чиркнул по мечу оселком. — Воин ненавидит трусов!

Его презрительный тон заставил Дунка пристальней приглядеться к юноше. Одежда на сире Глендоне была добротная, из хорошей ткани, но поношенная, и части ее не соответствовали друг другу, как будто подержанные. Из-под железного полушлема торчали пряди темно-каштановых волос. Сам парень был невысок и коренаст, с маленькими, близко посаженными глазами, крепкими плечами и мускулистыми руками. Брови у него были лохматые, как пара гусениц после влажной весны, нос картошкой, подбородок задиристо выпячен. И он был совсем юн. Лет шестнадцати, быть может. Никак не старше восемнадцати. Дунк принял бы его за оруженосца, если бы сир Кайл не представил его как рыцаря. На щеках у него вместо бороды росли прыщи.

— Давно ли вы стали рыцарем? — спросил у него Дунк.

— Да уж давненько. На полнолуние полгода будет. Меня посвятил в рыцари сир Морган Данстейбл с Полной Чаши, это видел добрый десяток свидетелей, и в рыцари меня готовили с рождения. Ездить верхом я научился раньше, чем ходить, и мог выбить зуб взрослому мужчине прежде, чем потерял хоть один собственный зуб. Я намерен сделать себе имя в Белых Стенах и завоевать драконье яйцо!

— Драконье яйцо? Победителя наградят драконьим яйцом? Что, правда?

Последняя драконица умерла полвека тому назад. Однако сир Арлан как-то раз видел ее кладку. Старик рассказывал Дунку, что яйца были тверды как камень, но прекрасны на вид.

— Откуда лорд Баттервелл мог добыть драконье яйцо?

— Король Эйегон подарил яйцо отцу его отца, прогостив ночь в его старом замке, — объяснил сир Мейнард Пламм.

— То была награда за некий подвиг? — спросил Дунк.

Сир Кайл хмыкнул.

— Что ж, кое-кто мог бы назвать это и подвигом. Поговаривают, что, когда его величество завернул погостить к старому лорду Баттервеллу, у того было три дочки-девицы. И к утру у каждой из них оказалось в животе по королевскому бастарду. Бурная выдалась ночка, что да, то да!

Дунку доводилось слышать немало подобных разговоров. Эйегон Недостойный переспал с половиной девиц в королевстве и чуть ли не каждой заделал по ребенку. Но хуже всего было то, что на смертном ложе старый король признал их всех: и низкородных, детей от кабацких девок, шлюх и пастушек, и великих бастардов, сыновей благородных леди.

— Если бы хоть половина этих баек была правдой, мы все были бы бастардами старого короля Эйегона!

— А кто говорит, что это не так? — усмехнулся сир Мейнард.

— Едемте с нами в Белые Стены, сир Дункан! — сказал сир Кайл. — Вы с вашим ростом наверняка приглянетесь кому-нибудь из молодых лордов. Авось да отыщете себе хорошую службу. Я так уж точно отыщу. На свадьбе будет Джоффри Касвелл, хозяин Опасного Моста. Когда ему было три года, я сделал ему его первый меч. Из сосны, точно ему по руке. Мой меч служил его отцу, когда я был моложе и сильнее.

— Ваш меч тоже был сосновый? — осведомился сир Мейнард.

Кайлу хватило благодушия, чтобы рассмеяться.

— Да нет, мой был из доброй стали, могу вас заверить. И я буду рад, если он снова сможет послужить кентавру. Сир Дункан, едемте с нами на свадебный пир, даже если вам неохота наниматься на службу! Там будут певцы и музыканты, жонглеры и акробаты, и труппа шутов-карликов!

Дунк нахмурился.

— Нас с Эггом ждет долгий путь. Мы направляемся на север, в Винтерфелл. Лорд Берон Старк собирает мечи, чтобы навеки прогнать от своих берегов кракенов.

— Нет уж, на севере для меня чересчур холодно! — сказал сир Мейнард. — Если вам так уж хочется воевать с кракенами, поезжайте лучше на запад. Ланнистеры строят корабли, чтобы нанести удар железным людям на их родных островах. Только так и можно покончить с Дагоном Грейджоем. Бороться с ним на земле бесполезно — он просто соскальзывает назад в море. Его надобно побить на море.

В этом была доля истины, однако Дунку вовсе не улыбалось биться с железными людьми на море. Ему уже довелось побывать в морском сражении на «Белой леди», когда он облачился в доспехи, чтобы помочь команде отразить нападение пиратов. Бой был отчаянным и кровавым, один раз он едва не свалился за борт — там бы ему и конец пришел.

— Трону стоило бы поучиться у Старков и Ланнистеров! — заявил сир Кайл. — Они хотя бы сражаются! А что делают Таргариены? Король Эйерис прячется среди своих книжек. Принц Рейегель бегает голышом по чертогам Красного Замка, а принц Мейекар сидит сиднем у себя в Летнем Замке.

Эгг тыкал в огонь палкой, вздымая фонтаны искр, улетавших в ночное небо. Дунк порадовался, что он не обратил внимания на упоминание о своем отце. «Может, он все-таки научился держать язык за зубами?»

— Лично я считаю, что во всем виноват Бладрэйвен, — продолжал сир Кайл. — Он — королевский десница, но сидит сложа руки, пока кракены сеют огонь и ужас по всему закатному морю.

Сир Мейнард пожал плечами.

— Он не сводит глаз с Тироша, где сидит в изгнании Биттерстил, строящий козни вместе с сыновьями Дейемона Черного Пламени. Потому и старается держать королевские корабли под рукой, на случай, если они вдруг вздумают переправиться.

— Ну да, может, и так, — сказал сир Кайл, — однако возвращению Биттерстила многие были бы рады. Бладрэйвен — корень всех наших бед, белый червь, что точит сердце королевства.

Дунк нахмурился, вспомнив горбатого септона из Каменной Септы.

— Такие речи могут стоить человеку головы. Пожалуй, кое-кто назвал бы их изменническими!

— Может ли правда быть изменой? — возразил Кайл Кот. — Во дни короля Дейерона люди не страшились высказывать свои мысли, а теперь что?

Он издал непристойный звук.

— Бладрэйвен посадил на Железный Трон короля Эйериса, но надолго ли это? Эйерис слаб, а когда он умрет, между лордом Риверсом и принцем Мейекаром начнется кровопролитная война за корону. Десница против наследника.

— Вы забыли о принце Рейегеле, друг мой, — вкрадчивым тоном заметил сир Мейнард. — А ведь следом за Эйерисом идет он, а не Мейекар, он и его отпрыски.

— Да Рейегель же слабоумный! Нет, я не желаю ему зла, но этот человек все равно что покойник, и его близнецы тоже. Неизвестно, от чего они умрут: от булавы Мейекара или от колдовства Бладрэйвена, но...

Но тут подал голос Эгг. «Ох, спаси нас боги!» — подумал Дунк. Мальчик звонко воскликнул:

— Принц Мейекар — брат принца Рейегеля! Он любит его всей душой. И он никогда не причинит вреда ему или его детям.

— Помолчи, малый! — рявкнул на него Дунк. — Господ рыцарей твое мнение не интересует.

— Что же мне, и слова сказать нельзя?

— Нельзя!

«Твой длинный язык в один прекрасный день тебя в гроб загонит. И меня вместе с тобой!»

— Ну, думаю, наша солонина достаточно размокла Раздай-ка по кусочку всем нашим сотрапезникам, да поживей!

Эгг залился краской, мгновение Дунк опасался, что мальчишка огрызнется. Но вместо этого он надулся, как способен надуться только одиннадцатилетний мальчик.

— Слушаюсь, сир, — сказал он, бултыхая рукой в Дунковом шлеме. Его бритая голова отблескивала алым в свете костра, пока он раздавал мясо. Дунк взял свою порцию и принялся ее жевать. Размоченное мясо из деревянною сделалось кожистым, и только. Он пытался рассосать край полоски, ощущал вкус соли и стараясь не думать о жареной кабанятине в таверне, шкворчащей на вертеле и истекающей салом.

С наступлением сумерек со стороны озера налетели рои мошек и комаров. Мошки донимали в основном лошадей, а вот комарам была больше по вкусу человечья плоть. Чтобы тебя не заели, приходилось жаться вплотную к огню и дышать дымом. «Либо зажариться, либо быть съеденным живьем — вот он, выбор бедняка», — мрачно подумал Дунк. Он почесал руки и подвинулся ближе к огню.

Скоро до него вновь дошел мех с вином. Вино было кислое и крепкое. Дунк отхлебнул от души и передал мех дальше. Кот с Туманных Болот принялся рассказывать, как он спас жизнь лорду Опасного Моста во время мятежа Черного Пламени.

— Когда знаменосец лорда Армонда рухнул наземь, я спрыгнул с коня. Изменники подступали к нам со всех сторон...

— Сир, — спросил Глендон Гром, — а кто были эти изменники? Ну, то есть люди Черного Пламени?

Клинок в руке сира Глендона поблескивал в свете костра. Следы от прыщей у него на щеках алели, точно незажившие язвы, и все его жилы были натянуты, как тетива арбалета.

— Мой отец сражался за черного дракона!

Этого еще не хватало! Дунк фыркнул. «За кого ты был, за красных или за черных?» О таком не спрашивают. От этого одни неприятности.

— Я уверен, сир Кайл не хотел оскорбить вашего отца.

— Отнюдь! — подтвердил сир Кайл. — Это все старые истории: красный дракон, черный... Нам сейчас из-за этого драться не пристало. Мы теперь все братья, межевые рыцари.

Сир Глендон, похоже, задумался над словами Кота, прикидывая, не издеваются ли над ним.

— Дейемон Черное Пламя не был предателем! Старый король сам вручил ему меч. Он ценил доблесть Дейемона, хотя тот и родился бастардом. Иначе почему бы он вложил Черное Пламя в руки ему, а не Дейерону? Он рассчитывал, что королевство перейдет к нему. Дейемон был достойнее Дейерона!

Воцарилась гробовая тишина. Дунк отчетливо слышал треск костра. Он чувствовал, как комары ползают по его шее. Он прихлопнул их, взглянул на Эгга, мысленно умоляя его помолчать.

— Во времена битвы на Багряном Поле я был еще мальчишкой, — сказал он наконец, видя, что все молчат, — но я был оруженосцем у рыцаря, сражавшегося под красным драконом, а потом служил другому, который сражался за черного. На обеих сторонах было довольно отважных воинов.

— Да-да, отважных воинов! — сказал Кайл Кот слегка дрожащим голосом.

— Героев!

Глендон Гром развернул свой щит, чтобы все видели изображенный на нем герб: ало-рыжая молния на черном, как ночь, поле.

— Я — отпрыск одного из этих героев!

— Вы — сын Молнии! — воскликнул Эгг. И они впервые увидели на лице сира Глендона улыбку. Сир Кайл Кот пристально взглянул на мальчика. — Но как такое может быть? Сколько вам лет? Ведь Квентин Гром погиб...

— Еще до моего рождения, — закончил сир Глендон. — Но во мне он возродился снова!

И он с лязгом вбросил меч в ножны.

— Вот увидите, драконье яйцо из Белых Стен достанется мне!

На следующий день слова сира Кайла оправдались. Паром Неда был не настолько велик, чтобы перевезти всех, желающих переправиться, поэтому лорды Костейн и Шоуни со своими свитами переправлялись первыми. На это ушло несколько ходок, каждая длилась более часа. Надобно было свести коней и повозки по топкому берегу, затащить их по сходням, разместить на пароме и свести на берег на той стороне. Кроме того, лорды еще сильнее застопорили дело, устроив перебранку из-за того, кому ехать первым. Шоуни был старше, однако Костейн считал себя более знатным.

Дунку ничего не оставалось, как ждать и томиться.

— А могли бы первыми переправиться, если бы вы разрешили мне воспользоваться моим сапогом! — заметил Эгг.

— Могли бы, — отвечал Дунк, — но не переправимся. Лорд Костейн и лорд Шоуни прибыли сюда прежде нас. А потом, они лорды, а мы нет!

Эгг скривился.

— Ну да, лорды-мятежники!

— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Дунк.

— Они же бились за черного дракона! Ну, в смысле, лорд Шоуни и отец лорда Костейна. Мы с Эйемоном не раз разыгрывали эту битву на зеленом столе мейстера Мелакина, с раскрашенными фигурками рыцарей и маленькими знаменами. У Костейна — четырехчастный герб, серебряная чаша на черном и черная роза на золоте. Это знамя стояло на левом фланге войска Дейемона. Шоуни был на правом фланге, вместе со Биттерстилом, но он погиб.

— Это все прошло и быльем поросло. Теперь-то они тут, верно? А стало быть, они преклонили колена и король Дейерон их помиловал.

— Ну да, но...

Дунк прищипнул мальчишке губы.

— Попридержи язык.

И Эгг заткнулся.

Не успел паром в последний раз отвалить от мостков, увозя свиту лорда Шоуни, как на берегу появились лорд и леди Смоллвуд со своей свитой, так что пришлось ждать снова.

Межевое братство наутро распалось. Сир Глендон, угрюмый и раздражительный, держался особняком. Кайл Кот рассудил, что на паром им до полудня все равно не попасть, и потому отделился от остальных, пытаясь снискать расположение лорда Смоллвуда, с которым ему уже доводилось встречаться. Сир Мейнард точил лясы с хозяйкой таверны.

— Держись от него подальше! — предупредил Дунк Эгга. Было в Пламме что-то, внушавшее ему тревогу. — Как знать, вдруг это рыцарь-разбойник!

Но это предупреждение, похоже, сделало сира Мейнарда еще более занимательным с точки зрения Эгга.

— Ух ты, я еще никогда не встречал рыцарей-разбойников! А вдруг он собирается похитить драконье яйцо?

— Думаю, лорд Баттервелл держит его под надежной охраной! — Дунк почесал шею, зудящею от комариных укусов. — Как ты думаешь, он покажет его на пиру? Мне хотелось бы на него взглянуть!

— Будь мы в Летнем Заике, сир, я показал бы вам свое.

— Свое? У тебя есть свое собственное драконье яйцо?!

Дунк нахмурился, подозревая, что мальчишка над ним издевается.

— Откуда оно у тебя?

— От дракона, сир. Его положили мне в колыбель.

— А в ухо хочешь? Драконы же вымерли.

— Драконы-то вымерли, а яйца остались. Последняя драконица оставила пять яиц, а на Драконьем Камне их еще больше, древних, еще до Танца. У каждого из моих братьев тоже есть яйцо дракона. То, что у Эйериона, выглядит как золото с серебром с огненными прожилками. А мое — бело-зеленое, все в таких завитках.

— Твое драконье яйцо...

Его положили ему в колыбель. Дунк так привык к Эггу, что временами забывал — Эйегон все-таки принц. Ну да, разумеется, и в колыбель ему положили драконье яйцо.

— Ну, ты, главное, смотри еще при ком-нибудь не ляпни про это.

— Я не дурак, сир! — Эгг понизил голос. — В один прекрасный день драконы вернутся! Мой брат Дейерон видел это во сне, а король Эйерис читал об этом в пророчестве. Быть может, именно из моего яйца вылупится дракон. Вот бы было здорово!

— Ты думаешь? — Дунк испытывал некоторые сомнения по этому поводу. Дунк, но не Эгг.

— Мы с Эйемоном, бывало, представляли, как из наших яиц вылупятся драконы. И мы бы тогда могли летать по небу на них верхом, как Эйегон Первый и его сестры!

— Ага, ну да, а если все рыцари в нашем королевстве погибнут, меня сделают лордом-командующим Королевской гвардии. Если эти яйца такие бесценные, отчего же тогда лорд Баттервелл собирается с ним расстаться?

— Чтобы показать всему королевству, как он богат?

— Да, наверное... — Дунк снова почесался и взглянул на сира Глендона Грома, который подтягивал подпругу в ожидании парома. Конь у него был совсем не рыцарский: мерин с проваленной спиной, дряхлый и низкорослый. — А что тебе известно о его отце? Отчего его прозвали Молнией?

— Он был рыж и горяч нравом. Сир Квентин Гром был мастером по оружию в Красном Замке. Он учил сражаться моего отца и моих дядей. И Великих Бастардов тоже. Король Эйегон обещал ему место в Королевской гвардии, и сир Квентин заставил свою жену уйти в Молчаливые Сестры. Но только к тому времени как место наконец освободилось, король Эйегон умер, а король Дейерон выбрал вместо него сира Уиллама Уайльда. Отец говорил, что Молния не меньше Биттерстила постарался, чтобы Дейемон Черное Пламя предъявил права на корону. И Молния же выручил его, когда Дейерон отправил за ним Королевскую гвардию. Позднее Молния убил лорда Леффорда у ворот Ланниспорта, а Седой Лев сбежал от него и укрылся в Утесе. На переправе через Мандер он одного за другим зарубил сыновей леди Пенроуз. Говорят, будто младшего он пощадил из сострадания к его матери.

— Весьма благородно с его стороны, — признал Дунк. — И что, сир Квентин пал на Багряном Поле?

— Еще раньше, сир, — ответил Эгг. — Лучник пронзил его горло стрелой, когда он спешился у ручья, чтобы напиться. Какой-то простолюдин, никто не знает, кто это был.

— Да уж, простолюдины могут сделаться опасны, когда им приходит в голову убивать лордов и героев... — Дунк увидел паром, медленно ползущий через озеро. — Ну вот, скоро поедем.

— Долго как... А мы поедем в Белые Стены, сир?

— А почему бы и нет? Мне хочется взглянуть на то драконье яйцо, — Дунк улыбнулся. — А если мне посчастливится стать победителем турнира, тогда у нас обоих будет по яйцу дракона!

Эгг недоверчиво взглянул на него.

— Ну что? Чего ты на меня так смотришь?

— Я мог бы ответить вам, сир, — торжественно ответил мальчик, — но мне следует учиться держать язык за зубами!

Межевым рыцарям отвели места в самом конце стола, ближе к дверям, чем к помосту.

Белые Стены были сравнительно новым замком — их построили всего лет сорок тому назад, при деде нынешнего лорда. Местные простолюдины между собой звали его Молочным замком, потому что все его стены, донжоны и башенки были сложены из гладко обтесанного белого камня, что добывали в Долине и доставляли из-за гор ценой больших расходов. А внутри были полы и колонны из молочно-белого мрамора с золотыми прожилками, и резные потолочные балки, вытесанные из белых, как кость, стволов чардрева. Дунк даже подумать боялся, во сколько все это обошлось.

Чертог, однако, был не столь велик, как иные залы, в которых ему довелось побывать. «Ну что ж, хоть под крышу пустили, и на том спасибо!» — думал Дунк, занимая свое место на скамье между сиром Мейнардом Пламмом и Кайлом Котом. Хотя их никто не приглашал, в замке их приняли охотно: нарушать законы рыцарского гостеприимства в день свадьбы — дурная примета.

Юному сиру Глендону пришлось труднее.

— У Квентина Молнии не было сыновей! — громко объявил стюард лорда Баттервелла. Юнец с жаром принялся что-то объяснять, несколько раз прозвучало имя сира Моргана Данстейбла, но стюард оставался непреклонен. Когда же сир Глендон положил руку на эфес меча, тут же появились с десяток стражников с копьями, и какое-то время казалось, будто вот-вот прольется кровь. Положение спасло только вмешательство высокого белокурого рыцаря по имени Кирби Пимм. Дунк находился слишком далеко и не слышал разговора, однако видел, как Пимм обнял стюарда за плечи и, смеясь, сказал ему что-то на ухо. Стюард нахмурился и сказал сиру Глендону нечто, отчего мальчишка покраснел, как свекла. «Еще чуть-чуть, и он расплачется, — подумал Дунк, глядя на него. — Либо расплачется, либо убьет кого-нибудь». Но в конце концов юного рыцаря тоже пустили в чертог.

Бедному Эггу повезло меньше.

— Чертог только для лордов и рыцарей! — надменно сообщил им помощник стюарда, когда Дунк пытался протащить мальчишку внутрь. — Для оруженосцев, конюхов и стражников накрыты столы во внутреннем дворе.

«Да если бы ты только знал, кто он такой, ты бы усадил его на почетное место на помосте, на трон, устеленный мягкими подушками!» Дунку не понравилось, как выглядят остальные оруженосцы. Среди них было несколько парнишек тех же лет, что и Эгг, но большинство из них были более взрослыми, опытными бойцами, которые просто в свое время предпочли служить другому рыцарю вместо того, чтобы становиться рыцарями самим. А впрочем, был ли у них выбор? Чтобы сделаться рыцарем, нужен конь, меч и доспех, а это все больших денег стоит.

— Держи язык за зубами! — предупредил он Эгга, оставляя его в этом обществе. — Это взрослые мужчины, они твоих дерзостей спокойно сносить не станут! Сиди, ешь и слушай: может быть, сумеешь разузнать что-нибудь.

Дунк же был только рад оказаться в тени, подальше от жаркого солнца, с чашей вина в руке и надеждой как следует набить брюхо. Даже межевой рыцарь рано или поздно устает от необходимости пережевывать каждый кусок по полчаса. Конечно, тут, на нижнем конце стола, угощение не такое изысканное, зато недостатка в нем не будет. Дунка эти непочетные места вполне устраивали.

Однако то, что почетно для крестьянина, позорно для лорда, как говаривал старик.

— Мне это место не подходит! — с жаром заявил помощнику стюарда сир Глендон Гром. Ради пира юноша переоделся в чистый дублет, красивый, старинный, с золотым кружевом по рукавам и вороту, алым шевроном и белым щитом рода Громов на груди. — Знаете ли вы, кто был мой отец?

— Благородный рыцарь и могущественный лорд, не сомневаюсь в том, — сказал помощник стюарда, — но то же относится и ко многим другим из присутствующих. Прошу вас, сир, либо садитесь на свое место, либо ступайте прочь. Мне все равно.

В результате юнец все-таки уселся в конце стола вместе с прочими межевыми рыцарями. Лицо у него было кислое. Длинный белый чертог мало-помалу заполнялся по мере того, как все новые рыцари рассаживались по местам. Народу было куда больше, чем предполагал Дунк, и, судя по виду некоторых гостей, многие из них явились издалека. Им с Эггом не доводилось находиться в обществе стольких лордов и рыцарей со времен Эшфордского турнира, и предугадать, кто может появиться в следующую минуту, было невозможно. «Лучше бы мы заночевали на меже, под деревьями. Если меня узнают...»

Когда слуга положил на салфетку перед каждым из них по караваю черного хлеба, Дунк был рад возможности отвлечься. Он разрезал хлеб пополам, нижнюю половину выскреб и оставил вместо блюда, а верхушку съел. Хлеб был черствоват, но по сравнению с их солониной это был мягкий пирожок. Его, по крайней мере, не требовалось размачивать в эле, молоке или воде, чтобы его стало можно жевать.

— Вами, похоже, интересуются, сир Дункан, — заметил сир Мейнард, когда мимо них прошествовал лорд Вирвел со своими спутниками, направляющийся на почетные места во главе стола. — Вон те девицы на помосте с вас просто глаз не сводят. Могу побиться об заклад, они отродясь не видели столь высокого мужчины. Вы, даже сидя, на полголовы выше любого из присутствующих.

Дунк ссутулился. Он привык, что на него глазеют, но это не означает, что ему это нравилось.

— Ну и пусть себе смотрят.

— Вон там, у помоста, сидит Старый Бык, — продолжал сир Мейнард. — Его зовут великаном, но, как по мне, великанье у него только пузо. Вы по сравнению с ним настоящий гигант!

— В самом деле, сир, — сказал один из их соседей по лавке, человек с желтоватым, угрюмым лицом, одетый в серое с зеленым. Глазки у него были маленькие и пронзительные, близко посаженные под высоко поднятыми бровями. Рот его был окаймлен аккуратной черной бородкой — она отчасти искупала растущую лысину. — На таком турнире, как этот, сам ваш рост сделает вас одним из наиболее опасных соперников!

— А я слышал, что сюда должен явиться сам Бракенский Зверь! — сказал еще кто-то, сидевший подальше от них.

— Да нет, не думаю, — сказал рыцарь в серо-зеленом. — Это же так, маленький домашний турнир в честь свадьбы его светлости. Одни поборются во дворе, пока другие борются под одеялом. Вряд ли подобное событие достойно внимания таких, как Ото Бракен.

Сир Кайл Кот отхлебнул вина.

— Могу побиться об заклад, что и сам лорд Баттервелл в поле не выйдет. Он будет приветствовать своих поборников с почетного места под балдахином!

— Что ж, оттуда ему будет лучше видно, как его поборники потерпят поражение! — хвастливо заявил сир Глендон Гром. — В конце концов яйцо достанется мне!

— Сир Глендон — сын Квентина Молнии, — пояснил сир Кайл соседу, который еще не был с ним знаком. — А можно ли узнать ваше прославленное имя, сир?

— Сир Утор Серый Лист. Мой отец ничем особенным себя не прославил.

Одежды Серого Листа были из хорошей ткани, чистые и ухоженные, но покроя самого простого. Плащ его был застегнут серебряной пряжкой в виде улитки.

— Что ж, сир Глендон, если ваше копье под стать вашим речам, вы, пожалуй, одолеете даже этого великана!

Сир Глендон искоса взглянул на Дунка, пока разливали вино.

— Если мы встретимся, я повергну его. И мне все равно, какого он роста!

Дунк смотрел, как слуга наполняет его чашу.

— Я все же лучше владею мечом, нежели копьем, — признался он, — а еще лучше — секирой. А что, общий бой здесь будет?

В свалке его рост и сила давали ему серьезное преимущество, и он знал, что в общем бою сумеет показать себя. Поединок на копьях — дело другое...

— Стенка на стенку? На свадьбе?! — сир Кайл, похоже, был шокирован. — Это совершенно неуместно!

Сир Мейнард хмыкнул.

— Семейная жизнь сама по себе — бой стенка на стенку, любой женатый мужчина вам это скажет!

Сир Утор хохотнул.

— Нет, увы, только копейный турнир! Но лорд Баттервелл, помимо драконьего яйца, обещал тридцать драконов тому, кто потерпит поражение в финальном поединке, и по десять — каждому из рыцарей, кто потерпит поражение в предыдущем раунде.

«Десять драконов? Не так уж плохо». На десять драконов можно купить добрую кобылку, и тогда Дунку не придется больше ездить верхом на Громе, иначе как в бою. На десять драконов можно купить доспех для Эгга и настоящий рыцарский шатер с вышитым на нем деревом и падающей звездой, гербом Дунка. « На десять драконов можно долго ужинать жареными гусями, ветчиной и пирогами с голубятиной...»

— Ну и, конечно, победителям в поединках, как всегда, достанутся выкупы с побежденных, — продолжал сир Утор, делая себе блюдо из хлеба, — и я слышал, как кое-кто бился об заклад на исход поединков. Сам лорд Баттервелл рисковать не любит, но среди его гостей есть люди, которые готовы ставить на кон большие деньги!

Не успел он это сказать, как в зале, под фанфары с галереи для менестрелей, появился сам Эмброуз Баттервелл. Дунк, как и прочие, поднялся на ноги, глядя, как Баттервелл ведет под руку свою юную невесту к помосту по узорчатому мирийскому ковру. Девушке было пятнадцать лет, она была во цвете девичьей красоты, ее супругу и повелителю — за пятьдесят, и он недавно овдовел. Она румяная, он — бледный. Плащ невесты волочился следом за ней, вытканный зелено-бело-желтыми волнами. Он выглядел таким толстым и жарким, что Дунк удивился, как она под ним не падает в обморок. Лорд Баттервелл тоже выглядел толстым и жарким, с тяжелыми обвисшими щеками и редеющими льняными волосами.

Следом за ними шел отец невесты, ведя за руку своего сына. Лорд Фрей с Переправы был элегантный, худощавый мужчина, одетый в голубое с серым, его сын был четырехлетний мальчишка без подбородка, с текущими из носа соплями. Следом шествовали лорды Костейн и Риели с супругами, дочками лорда Баттервелла от первого брака. За ними следовали дочери Фрея со своими мужьями. Затем появился лорд Гормион Пик, за ним лорды Смоллвуд, Вривел и Шоуни, за ними многочисленные лорды помельче и рыцари, владеющие собственными землями. Среди них Дунк заметил и Джона Скрипача с Алином Кокшоу. Лорд Алин, судя по всему, уже успел изрядно набраться, хотя пир еще и не начинался толком.

К тому времени как все они поднялись на помост, верхний конец стола и лавки для рыцарей поплоше были заполнены до отказа. Лорд Баттервелл и его невеста воссели на пухлые пуховые подушки на двойном троне золоченого дуба. Остальные лорды расселись в высокие кресла с замысловато вырезанными подлокотниками. У них за спиной свисали с балок два огромных знамени: двойные башни Фреев, голубые на сером, и зелено-бело-желтые волны Баттервеллов.

Лорду Фрею досталось провозгласить первый тост.

— За короля! — коротко произнес он.

Сир Глендон поднял свою чашу над миской с водой. Дунк чокнулся с ним, с сиром Утором и с остальными.

— Пусть Отец дарует ему долгую жизнь и множество сыновей!

Они выпили снова.

— За леди Баттервелл, новобрачную, мою драгоценную дочь! Пусть Мать сделает ее плодовитой!

Фрей улыбнулся девушке.

— Я хочу, чтобы ты еще до исхода этого года родила мне внука! А еще лучше — близнецов! Так что смотри, моя радость, нынче ночью взбивай масло на совесть!

Балки задрожали от хохота, и гости выпили снова. Вино было красное, душистое и сладкое.

Затем лорд Фрей сказал:

— И за королевского десницу, Бриндена Риверса. Пусть светильник Старицы озарит ему путь к мудрости!

Он высоко поднял свой кубок и выпил. Выпил и лорд Баттервелл, и его невеста, и все прочие лорды на помосте. Сир Глендон в конце стола опрокинул свою чашу на пол.

— Ну вот, зря перевел доброе вино! — заметил Мейнард Пламм.

— За братоубийц не пью! — отвечал сир Глендон. — Лорд Бладрэйвен — колдун и ублюдок!

— Он родился бастардом, эго верно, — мягко согласился сир Утор, — однако же его царственный отец признал его, лежа на смертном одре!

И он осушил чашу до дна, как и сир Мейнард, и многие другие присутствующие. Многие, однако, опустили чаши либо вылили вино на пол, как и Гром. Дунк ощутил, как потяжелел кубок в его руке. «Сколько глаз у Кровавого Ворона? — Тысяча и один».

Тосты следовали один за другим. Некоторые провозглашал лорд Фрей, некоторые — другие лорды. Пили за молодого лорда Талли, сеньора лорда Баттервелла, который отпросился со свадьбы. Пили за здоровье Лео Длинного Шипа, владыки Хайгардена, который, по слухам, был нездоров. Пили за павших героев. «Нуда, — думал Дунк, вспоминая тех, кого знал. — За этих я выпью с удовольствием!»

Последний тост предложил сир Джон Скрипач.

— За моих отважных братьев! Я знаю, что сегодня они улыбаются!

Дунк не рассчитывал так напиваться накануне перед турниром, но после каждого тоста чаши наполняли заново, а он обнаружил, что умирает от жажды. «От чаши вина и рога эля никогда не отказывайся! — наставлял его как-то сир Арлан. — Может статься, пройдет целый год, прежде чем тебе снова доведется выпить». Дунк говорил себе, что неучтиво не выпить за невесту и жениха, а не пить за короля и его присных, когда вокруг столько неизвестных людей, попросту опасно!

По счастью, тост Скрипача действительно оказался последним. Лорд Баттервелл тяжеловесно поднялся из-за стола, поблагодарил их за то, что пришли, и пожелал хорошего турнира на завтра.

— Начинайте пир!

В верхней части стола подавали молочных поросят, павлина, запеченного прямо в оперении, громадную щуку в толченом миндале. Тем, кто сидел в нижнем конце стола, из всего этого не доставалось ни крошки. Вместо нежной поросятины им поднесли соленую свинину, вымоченную в миндальном молоке и щедро сдобренную перцем. Вместо павлина им достались каплуны с аппетитной румяной корочкой, начиненные луком, травами, грибами и жареными каштанами. Вместо щуки подали ломти рассыпчатой трески, запеченной в тесте, со вкусным коричневым соусом, которого Дунк прежде никогда не пробовал. Угощали их также гороховой кашей, пареной репой с маслом, морковью на меду и зрелым белым сыром, который вонял сильнее, чей Беннис Коричневый Щит. Дунк ел от души, но все это время не переставал гадать, что достанется Эггу там, во дворе. Он на всякий случай сунул в карман плаща половинку каплуна, несколько ломтей хлеба и немного этого вонючего сыра.

Пока все угощались, дудки и скрипки наполняли чертог игривыми мелодиями, а разговоры вертелись в основном вокруг завтрашнего турнира.

— Сир Франклин Фрей считается одним из лучших бойцов на Зеленом Зубце, — говорил Утор Серый Лист, который, пожже, неплохо знал местных бойцов. — Вон он, на помосте, он приходится невесте дядей. Лукас Нейланд приехал из Ведьмина Болота — его тоже не стоит сбрасывать со счетов. Как и сира Мортимера Боггса, что из Раздвоенного Когтя. Ну а в остальном на турнире будут в основном вассалы хозяина да бойцы из окрестных деревень. Из них самые лучшие — Кирби Пимм и Гэлтри Зеленый, хотя им обоим, конечно, не по плечу тягаться с зятем лорда Баттервелла, Черным Томом Хеддлом. Вот это серьезный противник, да. Говорят, он добился руки старшей дочери его светлости, убив трех других претендентов на ее руку, а как-то раз он даже спешил самого владыку Утеса Кастерли.

— Что, молодого лорда Тибольта? — спросил сир Мейнард.

— Нет, старого, Седого Льва, того, что умер по весне.

Так говорили про тех, кого унес великий Весенний Мор. «Умер по весне...» Десятки тысяч умерли тогда, по весне, и в их числе — король и двое молодых принцев.

— Ну, сиром Бафордом Бульвером тоже пренебрегать не стоит, — заметил Кайл Кот. — На Багряном Поле Старый Бык уложил сорок человек.

— И с каждым годом их становится все больше, — усмехнулся сир Мейнард. — Нет, дни Бульвера сочтены. Взгляните на него! Ему за шестьдесят, он размяк и оброс салом, и правый глаз у него, считай, ничего не видит.

— Что, сиры, ищете победителя турнира? — произнес голос за спиной у Дунка. — Не трудитесь. Вот он я, перед вами. Любуйтесь на здоровье!

Обернувшись, Дунк обнаружил, что над ним возвышается сир Джон Скрипач. На губах у него играла легкая улыбка. На нем был белый шелковый дублет с прорезными рукавами, подбитыми алым атласом, такими длинными, что их концы свисали ниже колен. На груди у Скрипача красовалась тяжелая серебряная цепь, усаженная огромными темными аметистами, под цвет его глаз. «Одна эта цепь, пожалуй, стоит дороже всего, чем я владею!» — подумалось Дунку.

У сира Глендона щеки разгорелись от вина, и прыщи у него на щеках пламенели.

— А кто вы такой, чтобы так бахвалиться, а?

— Меня зовут Джоном Скрипачом.

— И кто же вы, музыкант или воин?

— Ну, я умею писать сладкозвучные песни копьем и исполнять их на просмоленном луке. На каждой свадьбе нужен певец, а на каждом турнире — таинственный рыцарь. Нельзя ли присоединиться к вам? Баттервелл был столь любезен, что усадил меня на помосте, но мне общество моих собратьев, межевых рыцарей, как-то больше по душе, чем компания стариков и толстых розовых дам.

Скрипач хлопнул Дунка по плечу.

— Будьте так добры, подвиньтесь, сир Дункан!

Дунк потеснился.

— Вы опоздали, сир, тут все уже съедено!

— А, неважно. В случае чего, я знаю, где у Баттервелла кухни. Вина-то хоть чуть-чуть осталось?

От Скрипача пахло апельсином и лаймом, с примесью какой-то непривычной восточной пряности. Мускатный орех? Быть может. Что он, Дунк, знает о мускатных орехах?

— Ваше хвастовство неприлично! — заявил сир Глендон Скрипачу.

— В самом деле? Что ж, сир, в таком случае вынужден попросить у вас прощения. Мне ни за что не хотелось бы оскорбить кого-то из сыновей Квентина Молнии!

— Вы знаете, кто я?! — изумился юноша.

— Сын вашего отца, я полагаю?

— Глядите-ка! — сказал сир Кайл Кот. — Свадебный пирог!

Шестеро поварят вкатили его на широкой тележке. Пирог был громадный, румяный, поджаристый, и изнутри доносились писк, чириканье и хлопанье крыльев. Лорд и леди Баттервелл спустились с помоста к нему навстречу с мечом в руках. Когда они взрезали его, добрых пол сотни птиц вырвалось оттуда и разлетелось по залу. На других свадебных пирах, где доводилось бывать Дунку, в пирог обычно сажали голубей или певчих пташек, здесь же, в пироге, были и голубые сойки, и жаворонки, и голуби, и горлинки, и пересмешники, и соловьи, и бурые воробушки, и огромный красный попугай.

— Птицы двадцати одного вида! — сказал сир Кайл.

— Ага, — поддакнул сир Мейнард, — и птичье дерьмо двадцати одного вида.

— У, вас в душе нет ни капли поэзии!

— Вам нагадили на плечо.

— Вот это правильный свадебный пирог, — вздохнул сир Кайл, отряхивая рубаху. — Ведь пирог — это символ брака, а в настоящем браке всего хватает: и радостей, и горестей, и наслаждения, и любви, и похоти, и верности. Так что и птицы внутри должны быть разные. Никто ведь не знает, что принесет ему новая жена!

— Свою дырку между ног, — сказал Пламм. — Иначе какой смысл жениться?

Дунк отодвинулся от стола.

— Мне, пожалуй, надо выйти, подышать воздухом, — по правде говоря, ему надо было помочиться, но в приличном обществе вроде этого вежливей было сказать, что идешь подышать. — Прошу прощения...

— Возвращайтесь скорей, сир! — сказал Скрипач. — Сейчас явятся жонглеры, и вы же не захотите пропустить того момента, когда молодые удалятся спать?

На улице ночной ветер лизнул Дунка в лицо, словно язык огромного зверя. Утоптанная земля во дворе колыхалась под ногами... а может быть, это его шатало.

В центре внешнего двора было устроено ристалище. Под галереей возвели трехступенчатые места для зрителей, чтобы устеленные подушками сиденья, на которых расположатся лорд Баттервелл и его высокородные гости, находились в тени. По обе стороны от арены стояли шатры, где рыцари могли облачиться в доспехи, а рядом с ними — стойки с рядами турнирных копий. Когда ветер на миг вздымал знамена, до Дунка доносился запах известки, которой был выбелен барьер. Дунк отправился искать проход во внутренний двор. Надо найти Эгга и отправить мальчишку к распорядителю турнира, чтобы тот занес его в списки. Это входило в обязанности оруженосца.

Однако этот замок был ему незнаком, и Дунк ухитрился заблудиться. Он очутился подле псарни, собаки почуяли его и принялись гавкать и завывать. «Они хотят вырвать мне глотку... — подумал он. — А может, просто чуют каплуна у меня в кармане...» Он отправился туда, откуда пришел, минуя септу. Мимо пробежала запыхавшаяся от хохота женщина. За ней гнался лысый рыцарь. Он все время падал, и наконец женщине пришлось вернуться и поднять его на ноги. «Надо бы зайти в септу и попросить Семерых, чтобы этот рыцарь достался мне в противники в первом поединке! — подумал Дунк. — Но нет, это было бы неблагочестиво. На самом деле мне нужна не септа, а нужник». Поблизости, внизу белой каменной лестницы, виднелись удобные кусты. Он пробрался туда и расшнуровал штаны. Его мочевой пузырь едва не лопался. Он все лил и лил, и никак не мог остановиться.

Где-то наверху отворилась дверь. Дунк услышал шаги по ступеням, шорох подошв по камням...

— Да, выбор у нас небогатый! Без Биттерстила...

В задницу эту Острую Сталь! На бастардов полагаться нельзя, даже на этого. Довольно будет нескольких побед — и он мигом явится из-за моря!

«Лорд Пик!» Дунк затаил дыхание и даже мочиться перестал.

Говорить о победах куда проще, чем одерживать их!

У этого собеседника голос был более низкий, чем у Пика — раскатистый бас, в котором звучали злобные нотки.

— Старый Молочник рассчитывал, что мальчишка привезет его, и все остальные тоже будут надеяться на это. Красивыми словами и личным обаянием тут ничего не изменишь.

— Дракон изменил бы все. Принц настаивает, что яйцо рано или поздно проклюнется. Он видел это во сне, так же как некогда увидел во сне гибель своих братьев. Один живой дракон — и у нас будет столько мечей, сколько мы захотим!

— Дракон — это одно дело, а сны — другое. Кровавый Ворон снами не ограничивается, можете быть уверены! Нам нужен воин, а не сновидец. Этот мальчишка и впрямь достоин своего отца?

— Вы, главное, выполните то, что обещали, а уж об этом я сам позабочусь. Как только мы получим золото Баттервелла и мечи дома Фреев, к нам присоединится Харренхол, а за ним и Бракены. Ото знает, что ему не выстоять против...

Голоса затихали: говорящие уходили все дальше. Из Дунка снова полилась моча. Он отряхнул свой член и снова зашнуровался.

— «Достоин своего отца»... — пробормотал он. — О ком это они? О сыне Молнии?

К тому времени как он выбрался из-под лестницы, двое лордов были уже на другом конце двора. Он хотел было окликнуть их, чтобы увидеть их лица, но передумал. Он тут один, без оружия, и к тому же полупьян. А может, и совсем пьян... Он немного постоял в задумчивости, морща лоб, потом зашагал обратно в чертог.

Внутри уже подали последнее блюдо, и начались забавы. Одна из дочерей лорда Фрея сыграла на высокой арфе «Два сердца бьются в лад» — очень фальшиво сыграла. Несколько жонглеров некоторое время перебрасывались горящими факелами, акробаты ходили колесом и делали сальто в воздухе. Племянник лорда Фрея затянул песню про медведя и прекрасную деву, сир Кирби Пимм принялся отбивать такт по столу деревянной ложкой. К ним присоединились другие, и вот, наконец, весь чертог принялся реветь: «Медведь! Медведь! Медведь большой и бурый! Медведь! Медведь! С лохматой толстой шкурой!» Лорд Касвелл уронил голову на стол, в лужу пролитого вина, и заснул, а леди Вирвел разрыдалась, причем никто не мог понять причины ее огорчения.

Все это время вино лилось рекой. Изысканные красные борские вина сменились местными винами попроще — по крайней мере, так сказал Скрипач, по правде говоря, Дунк-то разницы не видел. Кроме того, подали настойку на травах — надо же было попробовать и ее тоже! «Может статься, пройдет целый год, чем мне снова доведется выпить!» Прочие межевые рыцари, славные парни, принялись толковать о женщинах, которых они знавали. Дунк невольно спросил себя, где теперь Тансель. Где теперь леди Роханна, он знал: она спит в замке Холодный Ров, рядом со старым сиром Юстасом, который храпит себе в усы, — и потому старался не думать о ней. «А они вспоминают ли обо мне?» — спросил он себя.

Но тут его меланхоличные размышления были грубо прерваны: из брюха деревянной свиньи на колесиках вырвалась толпа размалеванных карликов, которые принялись гоняться вокруг столов за шутом лорда Баттервелла, колотя его надутыми свиными пузырями, которые при каждом ударе издавали непристойные звуки. Дунк много лет не видел ничего смешнее и ржал вместе со всеми. Сын лорда Фрея был гак захвачен их выходками, что присоединился к карликам и принялся лупить гостей пузырем, отобранным у одного из них. У мальчишки был такой отвратительный смех, какого Дунк отродясь не слыхивал: пронзительный, икающий, так и хотелось его отшлепать или швырнуть в колодец. «Если он стукнет меня этим пузырем, возможно, я так и сделаю!»

— Вот парень, который устроил этот брак, — заметил сир Мейнард, когда мальчишка без подбородка с визгом проносился мимо них.

— Это как это? — Скрипач протянул пустую чашу, и проходивший рядом слуга наполнил ее вином.

Сир Мейнард оглянулся в сторону помоста, где новобрачная как раз кормила своего супруга вишнями.

— Его светлость будет не первым, кто смажет маслом эту булочку. Говорят, что невесту лишил невинности поваренок из Близнецов. Она по ночам пробиралась на кухню, чтобы встретиться с ним. Увы, однажды ночью вслед за ней пробрался младший братишка. И когда он увидел, как они делают зверя о двух спинах, он завизжал как резаный, сбежались повара и стражники и увидели, как юная леди с поваренком совокупляются на мраморной плите, где повара обычно раскатывали тесто, оба голые, в чем мать родила, и в муке с головы до пят.

«Ну, такого-то уж быть никак не может!» — подумал Дунк. У лорда Баттервелла много земель и горшков со звонкой монетой. Для чего ему жениться на девке, которую обесчестил кухонный мужик, да еще и раздавать драконьи яйца в ее честь? Фреи с Переправы ничем не знатнее Баттервеллов. У этих коровы, а у тех мост, вот и вся разница. Лорды... Кто их разберет? Дунк принялся грызть орехи и размышлять о том, что подслушал, пока мочился. «Эх, Дунк-пропойца! А ты уверен, что все правильно понял?» Он осушил вторую чашу настойки — уж очень первая пришлась ему по вкусу. А потом уронил голову на сложенные руки и прикрыл глаза — на минуточку, уж очень их щипало от дыма.

Когда он снова открыл глаза, половина гостей повскакивала на ноги и орала: «В по-стель! В по-стель!» Они подняли такой шум, что разбудили Дунка, который как раз смотрел сладкий сон с участием Тансель Длинной и Рыжей Вдовы. «В по-стель! В постель!» — гремели крики. Дунк сел и протер глаза.

Сир Франклин Фрей подхватил невесту на руки и нес ее через зал. Вокруг кишели другие мужчины и мальчишки. Дамы, сидевшие за почетным столом, окружили лорда Баттервелла. Леди Вирвел забыла о своих печалях и пыталась стащить его светлость с кресла, одна из его дочек расшнуровывала на нем башмаки, какая-то из женщин Фреев стаскивала с него рубаху... Баттервелл беспомощно отбивался от них и хохотал. Дунк увидел, что он пьян, а сир Франклин еще пьянее... настолько пьян, что едва не уронил невесту. Дунк не успел сообразить, что происходит, как Джон Скрипач сдернул его со скамьи.

— Вот! — завопил он. — Пусть ее несет великан!

Когда Дунк опомнился, он уже взбирался по лестнице, ведущей на башню, держа на руках брыкающуюся невесту. Как ему удавалось держаться на ногах — он сам не понимал. Девушка упорно не желала сидеть смирно, а вокруг была толпа народу, и все отпускали скабрезные шуточки насчет того, что надо бы обсыпать ее мукой и замесить как следует, и стягивали с нее одежды. Карлики были тут же. Они кишели под ногами у Дунка, вопили, хохотали и колотили его пузырями по икрам. Ему стоило немалого труда не спотыкаться о них.

Дунк понятия не имел, где находится спальня лорда Баттервелла, однако прочие мужчины подталкивали его в нужном направлении, и наконец он добрался туда. К этому времени невеста побагровела и глупо хихикала. Она осталась почти голой, в одном левом чулке, который каким-то чудом уцелел во время подъема. Дунк тоже побагровел, и отнюдь не от напряжения. Если бы кто-нибудь потрудился на него взглянуть, его возбуждение сделалось бы очевидно, но, по счастью, все глазели только на невесту. Леди Баттервелл была совсем не похожа на Тансель, но сейчас, когда одна из них полуголой извивалась у него на руках, Дунк невольно начал думать о другой. «Тансель Длинная, так ее прозвали за высокий рост, но для меня она не была слишком высокой...» Удастся ли ему когда-нибудь ее отыскать? Иногда, по ночам, ему казалось, будто она ему приснилась. «Нет, олух, тебе приснилось только то, что ты ей понравился!»

Спальня лорда Баттервелла оказалась просторной и роскошной.

Полы устелены мирийскими коврами, в каждой нише и щелке горели сотни ароматических свечей, у двери стоял доспех, украшенный золотом и самоцветами. Там была даже своя отдельная уборная, устроенная в каменном закутке в наружной стене.

Когда Дунк наконец сгрузил невесту на ее брачное ложе, один из карликов запрыгнул туда следом за ней и, балуясь, ухватил ее за грудь. Девица испустила пронзительный визг, мужчины разразились хохотом, Дунк ухватил брыкающегося карлика за ворот и поволок прочь от леди. Он нес коротышку к двери, чтобы выбросить его за порог, и тут увидел драконье яйцо.

Лорд Баттервелл поместил его на черной бархатной подушке на мраморной подставке. Яйцо было куда больше куриного, хотя и не такое большое, как он себе представлял. Вся его поверхность была покрыта мелкими алыми чешуйками, в свете ламп и свечей они сверкали ярче самоцветов. Дунк бросил карлика и взял яйцо в руки, просто чтобы подержать его немного. Оно оказалось тяжелее, чем он ожидал. «Им, пожалуй, можно проломить человеку голову, и скорлупа даже не треснет!» Чешуйки были гладенькие на ощупь, и глубокий, насыщенный алый цвет, казалось, переливался под пальцами. «Кровь и пламя», — подумал Дунк — но были там и золотые блестки, и завитки полуночной тьмы...

— Эй, вы! Вы что делаете, сир?

На него гневно уставился незнакомый рыцарь, здоровяк с угольно-черной бородой и с чирьями на лице. Услышав его голос, Дунк вздрогнул: низкий, полный ярости... Эго был он, тот, что разговаривал с Пиком!

— А ну, положите на место! — сказал он. — Буду вам признателен, если вы не станете хватать сальными лапами сокровища его светлости, или вы об этом пожалеете, клянусь Семерыми!

Рыцарь был явно менее пьян, чем сам Дунк, так что Дунк счел разумным послушаться. Он очень бережно уложил яйцо обратно на подушку и вытер руки об рукав.

— Я не хотел ничего дурного, сир...

Дунк-чурбан, темный, как погреб... Он протиснулся мимо чернобородого и вышел за дверь.

С лестницы слышался шум, радостные вопли и девичье хихиканье. Женщины вели лорда Баттервелла к его невесте. Дунку не хотелось встречаться с ними, и он, вместо того чтобы спуститься, поднялся наверх и очутился на крыше башни, под звездами. Вокруг слабо светился при свете луны белый замок.

Голова все еще кружилась от вина, и он прислонился к парапету. «Стошнит или не стошнит?» И с чего ему взбрело в голову лапать драконье яйцо? Он вспомнил кукольный спектакль Тансель и деревянного дракона, из-за которого начались все его неприятности в Эшфорде. Это воспоминание, как всегда, заставило Дунка почувствовать себя виноватым. «Три хороших человека погибли ради того, чтобы спасти ногу межевого рыцаря!» Это звучало глупо, а было еще глупее. «Пусть это будет тебе уроком, олух. Не пристало таким, как ты, иметь дело с драконами и с драконьими яйцами!»

— Он как будто вылеплен из снега...

Дунк обернулся. Позади стоял Джон Скрипач — улыбающийся, разодетый в шелк и парчу.

— Кто — он?

— Замок. Белый камень в лунном свете. Сир Дункан, вы когда-нибудь бывали к северу от Перешейка? Говорят, там снег выпадает даже летом. Вы когда-нибудь видели Стену?

— Нет, милорд.

«С чего это ему вздумалось заговорить о Стене?»

— Но мы как раз туда направляемся. Мы с Эггом. На север, в Винтерфелл.

— Хотел бы я присоединиться к вам. Вы показали бы мне дорогу...

— Дорогу? — нахмурился Дунк. — Дорога прямая, по Королевскому тракту. Если ехать по нему на север, никуда не сворачивая, мимо Стены не промахнешься. Не заметить ее нельзя.

Скрипач расхохотался.

— Ну, видимо, да... хотя люди порой ухитряются не замечать самых очевидных вещей!

Он подошел к парапету и окинул взглядом замок.

— Говорят, северяне дикий народ и в лесах у них полно волков...

— Милорд, зачем вы поднялись сюда?

— Меня Алин ищет, а мне не хочется, чтобы он меня нашел. Он, когда напьется, делается ужасно утомителен. Я увидел, как вы выскользнули из этой кошмарной спальни, и отправился следом за вами. Я, конечно, перебрал сегодня, но еще не настолько, чтобы лицезреть голого Баттервелла!

Он загадочно улыбнулся Дунку.

— Я видел вас во сне, сир Дункан. Еще до того, как мы встретились. Когда я увидел вас на дороге, я сразу узнал ваше лицо. Как будто мы были старыми друзьями.

У Дунка возникло престранное чувство, как будто все это с ним уже когда-то было. «Я видел вас во сне. Мои сны не такие, как у вас, сир Дункан. Мои сбываются».

— Видели во сне? — переспросил он осипшим от вина голосом. — А что это был за сон?

— Ну, — сказал Скрипач, — я видел вас одетым во все белое, в длинном светлом плаще, ниспадающем с ваших широких плеч. Вы были белым рыцарем, сир, названым братом Королевской гвардии, отважнейшим во всех Семи Королевствах, и единственной целью вашей жизни было охранять короля, служить и угождать ему.

Он положил руку на плечо Дунка.

— Вам ведь снился тот же сон, что и мне, я это знаю!

Ну да, снился, это правда. «В первый раз, как старик дал мне подержать в руках свой меч».

— Любой мальчишка спит и видит, как станет служить в Королевской гвардии.

— Но только семеро мальчишек, вырастая, получают белый плащ. Вам хотелось бы стать одним из них?

— Мне? — Дунк стряхнул руку лорда, который чересчур сильно стиснул ему плечо. — Ну, может быть. А может быть, и нет...

Рыцари Королевской гвардии служили в ней пожизненно и приносили клятву не иметь ни жены, ни земель. «А вдруг я когда-нибудь все же найду Тансель? Отчего бы мне не жениться, не завести сыновей?»

— Какая разница, чего бы мне хотелось? Взять рыцаря в Королевскую гвардию может только король.

— Видимо, это означает, что мне придется взойти на трон? Впрочем, мне бы больше хотелось научить вас играть на скрипке.

— Вы пьяны, сир.

Ага, говорил ворон вороне: чересчур уж ты черна!

— Пьян, пьян! Я восхитительно пьян. Когда ты пьян, тебе все по плечу, сир Дункан. В белом вы смотрелись бы как бог, но, если этот цвет вам не подходит, быть может, вы предпочли бы сделаться лордом?

Дунк расхохотался ему в лицо.

— Да нет, я предпочел бы отрастить большие синие крылья и улететь куда глаза глядят! Для меня что отрастить крылья, что лордом стать — все едино.

— Ну вот, теперь вы надо мной насмехаетесь. Разве настоящий рыцарь стал бы насмехаться над своим королем? — обиженно спросил Скрипач. — Надеюсь, в вас будет больше веры моим словам, когда вы увидите, как вылупится дракон.

— Дракон? Живой дракон? Как, здесь?!

— Я видел это во сне. Этот белоснежный замок, вы, дракон, вылупляющийся из яйца, — я все это видел, так же, как однажды увидел во сне своих братьев мертвыми. Им было по двенадцать, а мне всего семь, они подняли меня на смех — и умерли. А теперь мне двадцать два, и я верю в свои сны.

Дунк вспомнил другой турнир, вспомнил, как он некогда брел под тихим весенним дождиком с другим принцем... «Мне снились вы и мертвый дракон, — говорил ему Дейерон, брат Эгга, — здоровенный змей, с крыльями такими широкими, что они могли бы покрыть этот луг. Он рухнул на вас — однако вы были живы, а он мертв». И дракон погиб. Бедный Бейелор! Сны — зыбкая почва, будущее на них строить опасно.

— Как скажете, милорд, — ответил он Скрипачу. — Разрешите мне пройти.

— Куда же вы, сир?

— Я — спать. Я пьян, как пес.

— Будьте моим псом, сир! Такая многообещающая ночь! Мы вместе повоем на луну и разбудим самих богов!

— Что вам от меня нужно?

— Ваш меч, сир. Я сделаю вас своим человеком и вознесу вас высоко. Мои сны сбываются, сир Дункан! Вы получите белый плащ, а мне необходимо получить яйцо дракона. Совершенно необходимо, во сне это было очевидно. Быть может, яйцо проклюнется, или...

Позади с грохотом распахнулась дверь.

— Вот он, милорд!

На крыше появились двое стражников. Следом за ними вышел лорд Гормион Пик.

— Го-орми! — протянул Скрипач. — Что такое? Что вам надо у меня в спальне?

— Вы не в спальне, сир, вы на крыше, и выпили слишком много вина! — Лорд Гормион махнул рукой, и стражники двинулись в их сторону. — Дозвольте нам проводить вас в постель. Не забудьте, завтра вам еще сражаться на турнире! А Кирби Пимм может оказаться опасным противником.

— Я рассчитывал сразиться со славным сиром Дунканом...

Пик недружелюбно взглянул на Дунка.

— Разве что позднее. В первом поединке вам достался сир Кирби Пимм.

— Тогда, значит, Пимм будет повержен! Все будут повержены! Таинственный рыцарь одолеет всех соперников, и все станут дивиться ему!

Стражник взял Скрипача под руку.

— Ну что ж, сир Дункан, видимо, мы вынуждены расстаться! — провозгласил он, когда его повели вниз.

На крыше, кроме Дунка, остался только лорд Гормион.

— Межевой рыцарь, — прошипел он, — разве матушка не учила вас не совать руки в пасть дракону?

— Я не знал своей матери, милорд.

— Это многое объясняет... Что он вам посулил?

— Титул лорда. Белый плащ. Большие синие крылья.

— Ну так вот, а я вам обещаю три фута стали в брюхе, если вы хоть словом обмолвитесь о том, что здесь было!

Дунк потряс головой, чтобы прочистить мозги. Это не помогло. Он согнулся пополам, и его вырвало.

Сапоги Пику забрызгало блевотиной. Лорд выругался.

— Межевые рыцари! — с отвращением воскликнул он. — Нечего вам тут делать. Ни один порядочный рыцарь не явился бы на свадьбу, не будучи приглашенным, но эти бессовестные свиньи с межи...

— Нас никуда не приглашают, номы бываем всюду, милорд!

Вино сделало Дунка дерзким, иначе бы он попридержал язык.

Он утер губы кулаком.

— Постарайтесь не забыть того, что я вам говорил, сир. А не то пожалеете!

Лорд Пик стряхнул блевотину с сапога и удалился. Дунк снова привалился к парапету. Интересно, кто из них двоих безумнее, лорд Гормион или Скрипач?

К тому времени как он нашел дорогу обратно в зал, за столом из его сотрапезников не осталось никого, кроме Мейнарда Терна.

— Ну что, была у нее мука на титьках, когда вы стащили с нее нижнюю рубаху? — осведомился он.

Дунк мотнул головой, налил себе еще вина, пригубил — и решил, что с него довольно.

Лордам и леди достались комнаты в замке, их приближенным — нары в казармах. Остальным гостям пришлось выбирать между соломенным тюфяком в кладовке или пятачком под западной стеной, где можно было поставить шатер. Скромная парусиновая палатка, которую Дунк приобрел в Каменной Септе, на шатер никак не тянула, но от дождя и солнца все же защищала. Некоторые из его соседей еще не спали, и шелковые стены их шатров светились в темноте, точно разноцветные фонарики. Из голубого шатра, расписанного подсолнухами, доносился смех, в том, что в бело-фиолетовую полоску, занимались любовью. Эгг поставил их палатку чуть на отшибе. Мейстер и лошади паслись спутанными рядом с шатром, оружие и доспехи Дунка стояли прислоненными к стене замка. Дунк заполз в палатку и обнаружил, что его оруженосец сидит, скрестив ноги и склонившись над книгой. Его бритая голова блестела в свете свечи.

— Не читай при свечке, ослепнешь!

Для Дунка грамота так и оставалась темным лесом, хотя парнишка и пытался научить его читать.

— Без свечки я читать не могу, сир, слов не видно.

— А в ухо хочешь? Что это за книжка?

Дунк видел на странице яркие миниатюры, маленькие цветные щиты, прячущиеся среди букв.

— Гербовник, сир.

— Скрипача ищешь? Не найдешь. Межевых рыцарей в этих перечнях нет, только лорды и знатные рыцари...

— Да нет, не Скрипача. Я видел во дворе другие гербы... Здесь лорд Сандерленд, сир. В его гербе три белых женских головы на волнистом сине-зеленом фоне.

— Да ну? С Трех Сестер?

Три Сестры были острова в Пасти. Дунк не раз слышал от септонов, что эти острова — сосуды греха и алчности. Городок Систертон был самым знаменитым логовом контрабандистов во всем Вестеросе.

— Издалека же он приехал! Должно быть, он в родстве с молодой женой Баттервелла?

— Нет, сир.

— Значит, на пир явился. На Трех Сестрах-то, говорят, едят одну рыбу. А рыба рано или поздно надоедает... Тебя накормили-то как следует? Я тебе полкаплуна прихватил и сыру немного.

Дункан принялся рыться в кармане плаща.

— Нам ребрышки подавали, сир, — ответил Эгг, уткнувшись носом в книгу. — Сир, лорд Сандерленд воевал за черного дракона.

— Как и старый сир Юстас? Но ведь он был неплохой человек, а, Эгг?

— Ну да, сир, — сказал Эгг, — но...

— А я драконье яйцо видел.

Дунк спрятал еду вместе с их сухарями и солониной.

— Оно такое, красное в основном. А у лорда Бладрэйвена тоже есть драконье яйцо?

Эгг опустил книгу.

— Откуда? Он же низкородный.

— Он бастард, но не низкородный.

Бладрэйвен родился вне брака, но его отец и мать оба были весьма знатны. Дунк собирался уже рассказать Эггу о подслушанной беседе, но тут он увидел лицо мальчика.

— Что у тебя с губой?

— Подрался, сир.

— Покажи!

— Да так, покровило немножко, и все. Я ее вином залил.

— С кем ты подрался?

— С другими оруженосцами. Они говорили...

— Меня не интересует, что они там говорили. Я тебе что сказал?

— Чтобы я держал язык за зубами и не встревал в неприятности, — мальчик потрогал разбитую губу. — Но они назвали моего отца братоубийцей!

«Он и есть братоубийца, парень, хотя не думаю, что он этого хотел». Дунк сто раз говорил Эггу, чтобы тот не принимал такие речи близко к сердцу. «Ты же знаешь, как все было на самом деле. Хватит уже!» Им доводилось слышать такие разговоры — в винных лавках и дешевых тавернах, в лесу у костра... Все королевство знало, как принц Мейекар убил булавой своего брата Бейелора Сломи Копье на Эшфордском лугу. И разумеется, ходили разговоры о том, что все это было подстроено нарочно. Этого следовало ожидать.

— Если бы они знали, что принц Мейекар — твой отец, они бы никогда не стали нести такую чушь.

«У тебя за спиной — сколько угодно, но в лицо тебе этого никто бы не сказал».

— И что же ты сказал другим оруженосцам вместо того, чтобы держать язык за зубами?

Эгг выглядел пристыженным.

— Что смерть принца Бейелора — это всего лишь несчастный случай. Но когда я сказал, что принц Мейекар любил своего брата Бейелора, оруженосец сира Аддама сказал, что он залюбил его до смерти, оруженосец сира Маллора ответил, что он и своего брата Эйериса собирается так же отлюбить. Ну, и тут я ему врезал. Я ему как следует врезал!

— Мне бы тоже следовало врезать тебе как следует. Расквасить бы тебе ухо, под пару к расквашенной губе! Твой отец поступил бы так же, будь он на моем месте. Ты что думаешь, принц Мейекар нуждается в защите мальчишки? Он тебе что сказал, когда отсылал тебя со мной?

— Чтобы я был вам верным оруженосцем и не уклонялся ни от трудов, ни от трудностей.

— А еще?

— Чтобы повиновался законам короля, обычаям рыцарства и вам.

— А еще?

— Чтобы я брил или красил волосы, — сказал мальчик явно нехотя, — и никому не раскрывал своего настоящего имени.

Дунк кивнул.

— Сколько вина выпил этот парень?

— Он пил ячменное пиво.

— Ну вот, видишь? Это говорил не он, а ячменное пиво. Слова — это ветер, Эгг. Просто пропускай их мимо ушей.

— Одни слова — ветер, сир, — ну и упрям же этот мальчишка! — А другие — предательство. Это турнир изменников, сир!

— Что, все кругом изменники, что ли? — Дунк покачал головой. — Даже если это и правда, все это дела минувшие. Черный дракон убит, и те, кто бился за него, бежали или приняли прощение. К тому же это неправда. Сыновья лорда Баттервелла бились на обеих сторонах.

— Стало быть, он наполовину изменник, сир!

— Шестнадцать лет тому назад!

Приятное опьянение мало-помалу рассеялось. Дунк был зол и почти трезв.

— Распорядитель турнира — стюард лорда Баттервелла, по имени Косгроув. Отыщи его и внеси мое имя в списки. Нет, погоди... не надо мое имя вносить.

Вокруг слишком много лордов, того и гляди, кто-нибудь припомнит Эшфордский турнир и сира Дункана Высокого.

— Запиши меня как Рыцаря Виселицы.

Простому народу нравится, когда на турнире появляется таинственный рыцарь...

Эгг пощупал опухшую губу.

— Рыцаря Виселицы, сир?

— Ну да, в честь щита.

— Да, но...

— Делай, что тебе говорят! И хватит на сегодня чтения, — добавил Дунк и затушил щепотью фитилек свечи.

Встало жаркое, безжалостное солнце.

Белые стены замка дышали жаром. Пахло горячей землей и смятой травой, воздух был совершенно неподвижен, и поникшие зелено-бело-желтые знамена над башней и лад воротами висели не шевелясь.

Гром был беспокоен, Дунк еще никогда прежде не видел его таким. Пока Эгг затягивал подпругу, жеребец тряс головой из стороны в сторону. Он даже оскалил на мальчишку свои крупные квадратные зубы. «Жарко, — подумал Дунк, — слишком жарко всем, и людям, и животным». Боевые кони вообще не отличаются кротким нравом. А уж в такую жару и сама Мать вышла бы из себя!

Посреди двора начинался очередной поединок. Сир Харберт был на золотистом скакуне в черных доспехах, разукрашенных алыми и белыми змеями дома Пэйджей, сир Франклин — на гнедом, на чьей серой шелковой попоне были вышиты двойные башни Фреев. Когда они сошлись, красно-белое копье аккуратно переломилось пополам, а голубое разлетелось в щепки, но оба соперника остались в седле. Трибуны и стражники на стенах разразились восторженными криками, но крики эти были жиденькими и вскоре утихли.

«Слишком жарко, чтобы вопить». Дунк утер пот со лба. «И чтобы биться на турнире». Голова гудела, как барабан. «Мне бы только выиграть первый поединок, и еще следующий, и все, с меня довольно!»

На краю ристалища рыцари развернули коней и отбросили обломки копий — они преломили уже четвертую пару. На три больше, чем следовало бы... Дунк до последнего тянул время, не спеша облачаться в доспехи, и все равно он уже теперь чувствовал, как липнет к спине рубаха под стальным панцирем. «Ничего, бывают вещи и похуже, чем немного вспотеть», — сказал он себе, вспоминая битву на «Белой леди», когда железные люди хлынули на палубу корабля. К концу сражения он взмок не от пота, а от крови.

Взяв новые копья, Пэйдж и Фрей снова вонзили шпоры в бока скакунов. Из-под копыт летели комья спекшейся земли. Дунк услышал треск копий и поморщился. «Слишком много я вчера выпил и слишком много ел...» Он смутно помнил, как тащил на руках по лестнице невесту и как разговаривал на крыше с Джоном Скрипачом и лордом Пиком. «Что я делал на крыше?» Разговор шел о драконах, или о драконьих яйцах, или о чем-то в этом роде, но...

Его задумчивость нарушил шум — полурев, полустон. Дунк увидел, что золотистый конь доскакал до края ристалища без всадника, а сир Харберт Пэйдж ворочается на земле. «Еще двое, а потом моя очередь». Чем быстрее он выбьет из седла сира Утора, тем скорее можно будет избавиться от доспехов, выпить чего-нибудь холодненького и отдохнуть. У него будет в запасе час, если не больше, прежде чем снова наступит его черед.

Дородный герольд лорда Баттервелла поднялся на трибуну, чтобы вызвать следующую пару бойцов.

— Сир Аргрейв Дерзкий, — провозгласил он, — рыцарь из Нанни, вассал лорда Баттервелла из Белых Стен, и сир Глендон Флауэрс, рыцарь из Ивняков. Выйдите на ристалище и явите вашу доблесть!

По трибунам прокатился хохот.

Сир Аргрейв был тощий, жилистый мужчина, закаленный рыцарь в поношенных серых доспехах на коне без попоны. Дунк уже встречался с такими, как он: подобные люди крепче старых корней, и свое дело они знают. Противником его был юный сир Глендон, восседавший на заморенном мерине, в тяжелой кольчуге и железном полушлеме без забрала. На руке у него висел щит с пламенным отцовским гербом. «Кирасу бы ему и шлем приличный, — подумал Дунк. — Ведь один удар в лицо или в грудь — и все!»

Сир Глендон явно пришел в ярость от того, как его представили. Он сердито развернул коня и вскричал:

— Я — сир Глендон Гром, а не Глендон Флауэрс! Смотри, герольд, ты насмехаешься надо мной на свой страх и риск! В моих жилах течет кровь героя!

Герольд не снизошел до того, чтобы ответить ему, а на трибунах в ответ на протесты юного рыцаря снова разразились хохотом.

— Отчего они смеются над ним? — вслух удивился Дунк. — Он что, бастард, что ли?

«Флауэрс» была фамилия, которую давали бастардам, рожденным от благородных родителей, в Просторе.

— И что за Ивняки такие?

— Могу узнать, сир! — вызвался Эгг.

— Не надо. Это не наша забота. Шлем мой у тебя?

Сир Аргрейв и сир Глендон преклонили копья перед лордом и леди Баттервелл Дунк увидел, как Баттервелл нагнулся и шепнул что-то на ухо своей молодой жене. Та захихикала:

— Да, сир!

Эгг нацепил шляпу, чтобы защитить от солнца глаза и свою бритую голову. Дунк обычно посмеивался над шляпой мальчишки, но прямо сейчас он бы и сам от такой не отказался. Под таким солнцем солома куда лучше стали. Он убрал волосы с глаз, взял в обе руки шлем, надел его и пристегнул к латам. Подшлемник вонял затхлым потом, и все это железо ощутимо давило на затылок и плечи. Голова еще болела после вчерашней пьянки.

— Сир, — сказал Эгг, — еще не поздно отступить. Если вы лишитесь Грома и доспехов...

«То рыцарству моему конец».

— С чего ты взял, что я проиграю? — осведомился Дунк. Сир Аргрейв и сир Глендон разъехались в противоположные концы ристалища. — Я же не со Смеющимся Вихрем биться стану! Кого из присутствующих рыцарей мне стоит опасаться всерьез?

— Да почти всех, сир!

— Так бы и дал тебе в ухо! Сир Утор на десять лет старше меня и вдвое ниже ростом!

Сир Аргрейв опустил забрало. У сира Глендона забрала не было, и опускать ему было нечего.

— Но вы же не бились на турнирах с самого Эшфорда, сир!

«Вот наглый мальчишка!»

— Я упражнялся!

По правде говоря, не столь старательно, как следовало бы. Но он по возможности старался участвовать в рыцарских забавах, где следовало попасть копьем в кольцо или щит. А иногда он приказывал Эггу забраться на дерево и повесить на сук щит или бочонок, чтобы тренироваться на нем.

— Мечом вы владеете лучше, чем копьем, — сказал Эгг. — В поединке на секирах или булавах немногие могли бы устоять против вас...

Это было достаточно справедливо, чтобы Дунк вышел из себя.

— Что ж поделаешь, здесь не бьются ни на мечах, ни на булавах! — бросил он, когда сын Квентина Молнии и сир Аргрейв выслали коней вперед. — Ступай, принеси мой щит!

Эгг скривился и пошел за щитом.

На ристалище копье сира Аргрейва ударило о щит сира Глендона и проехало по нему, оставив борозду поперек молнии. Но тупой турнирный наконечник копья Грома ударил противника прямо в грудь, да с такой силой, что у того лопнула подпруга. Рыцарь вместе с седлом рухнул в пыль. Дунк поневоле проникся уважением к юнцу. «А мальчишка-то бьется почти так же хорошо, как болтает!» Интересно, заставит ли это зрителей перестать потешаться над ним?

Пропела труба, достаточно громко, чтобы Дунк поморщился. Герольд снова взобрался на трибуну.

— Сир Джоффри из дома Касвелл, владыка Опасного Моста, защитник Бродов. Сир Кайл, Кот с Туманных Болот! Выйдите на ристалище и явите вашу доблесть!

У сира Кайла доспехи были добротные, но старые и поношенные, со множеством вмятин и царапин.

— Мать была милостива ко мне, сир Дункан! — сказал он Дунку и Эггу, выезжая на ристалище. — Мне предстоит биться с лордом Касвеллом, тем самым, кого я желал встретить.

Если среди присутствующих и был человек, который чувствовал себя хуже, чем Дунк, то это, несомненно, был лорд Касвелл, напившийся накануне до бесчувствия.

— Удивительно, как он сумел сесть на коня после вчерашнего, — сказал Дунк. — Победа у вас в руках, сир!

— О нет! — сир Кайл вкрадчиво улыбнулся. — Сир Дункан, кот, который хочет сливок, знает, когда стоит мурлыкать, а когда показать когти. Я рухну наземь, как только копье его светлости коснется моего щита. А потом я приведу ему своего коня, принесу доспехи и скажу его светлости, что с тех пор, как я был его первым бойцом, он стал сражаться куда лучше. Это поможет мне добиться его расположения, и еще до исхода дня я снова буду человеком Касвелла, рыцарем из Опасного Моста.

«Немного в этом чести!» — чуть было не сказал Дунк, но предпочел промолчать.

Сир Кайл будет не первым межевым рыцарем, променявшим честь на теплый угол у очага,

— Что ж, как скажете, — буркнул он. — Удачи вам. Или неудачи, как вам больше понравится!

Лорд Джоффри Касвелл был хлипкий юнец лет двадцати, хотя сейчас, в доспехах, он выглядел несколько более впечатляюще, чем накануне, когда он уснул в луже вина. На щите у него был изображен желтый кентавр, натягивающий боевой лук. Такой же кентавр украшал белую шелковую попону его жеребца и был выгравирован золотом на его шлеме. «Человеку, у которого на гербе кентавр, стоило бы получше держаться в седле». Дунк не знал, хорошо ли сир Кайл владеет копьем, однако судя по тому, как сидел на коне лорд Касвелл, он мог свалиться даже от громкого чиха. «Коту достаточно будет проехать галопом вплотную к нему».

Эгг придерживал Грома под уздцы, пока Дунк взбирался в высокое жесткое седло. Он сидел и ждал, ощущая множество глаз, устремленных на него. «Гадают, насколько хорош этот здоровенный межевой рыцарь». Дунк и сам этого не знал. Ничего, скоро узнает.

Кот с Туманных Болот сдержал слово. Копье о руках у лорда Касвелла ходило ходуном, копье сира Кайла было нацелено в сторону. Оба сближались легкой рысью, так и не подняв коней в галоп. И тем не менее сир Кайл слетел наземь, стоило только копью лорда Джоффри случайно зацепить его плечо. «А я-то думал, коты всегда ловко падают на лапы!» — подумал Дунк, когда межевой рыцарь рухнул в пыль. Копье лорда Касвелла осталось цело. Он развернул коня и торжествующе потряс копьем, как будто только что спешил самого Лео Длинного Шипа или Смеющегося Вихря. Кот стащил с себя шлем и отправился ловить коня.

— Давай щит! — сказал Дунк Эггу. Мальчишка протянул ему щит. Дунк продел левую руку в ремень и стиснул ручку. Тяжесть щита успокаивала, придавала уверенности, хотя при его длине управляться с ним было непросто, а от висельника ему снова сделалось не по себе. «Все-таки дурное это предзнаменование!» Он твердо решил перекрасить щит сразу, как только появится возможность. «Воин, даруй мне ровную дорогу и быструю победу!» — взмолился он, пока герольд Баттервелла снова поднимался по лестнице.

— Сир Утор Серый Лист, — прозвенел его голос, — и Рыцарь Виселицы! Выйдите на ристалище и явите вашу доблесть!

— Осторожней, сир! — предупредил Эгг, подавая Дунку турнирное копье, конусовидное древко двенадцати футов в длину, заканчивающееся тупым турнирным наконечником в форме стиснутого кулака. — Другие оруженосцы говорят, что сир Утор хорошо держится в седле. И он проворен!

— Проворен? — фыркнул Дунк. — Да у него на щите улитка! С чего бы ему быть проворным?

Он вонзил каблуки в бока Грома и медленно направился вперед, держа копье вертикально. «Одна-единственная победа — и я ничего не теряю. Две — вообще хорошо, мы станем куда богаче, чем теперь. Но на две победы на таком турнире надеяться не стоит». Ему еще повезло при жеребьевке. Ему мог бы достаться в противники Старый Бык, сир Кирби Пимм или еще какой-нибудь местный герой. Быть может, распорядитель турнира нарочно сводит межевых рыцарей друг с другом, чтобы никому из лордов не пришлось пережить унижение, потерпев поражение в первом же круге от межевого рыцаря? «Неважно. Не больше одного противника за раз — так учил меня старик. Сейчас надо думать только о сире Уторе!»

Они встретились напротив трибун, где в тени замковых стен восседали на подушках лорд и леди Баттервелл. Подле них сидел лорд Фрей, держа на колене своего сопливого сынишку. Позади стояла череда девиц с опахалами, однако камчатная рубаха лорда Баттервелла потемнела под мышками и прическа его юной супруги обвисла, размокнув от пота. Юной леди явно было жарко, скучно и неуютно, но, завидев Дунка, она гак выпятила грудь, что молодой человек побагровел под шлемом. Он преклонил пику перед ней и ее супругом и повелителем. Сир Утор поступил так же. Баттервелл пожелал им удачного поединка. Его супруга высунула язычок.

Пора. Дунк рысью отъехал к южному концу ристалища. В восьмидесяти футах от него остановился и развернулся, готовясь к атаке, его противник. Серый жеребец Утора был меньше Грома, но моложе и горячей. Сир Утор был облачен в зеленый эмалевый панцирь и серебристую кольчугу. На его округлом шлеме-бацинете развевались зеленые и серые шелковые ленты, на зеленом щите красовалась серебристая улитка. «Хороший доспех, хороший конь — значит, и выкуп будет хорош, если я сумею выбить его из седла!»

Пропела труба.

Гром неторопливой рысцой двинулся вперед. Дунк развернул копье влево и опустил его так, чтобы оно легло поперек конской головы и деревянного барьера, отделяющего его от противника. Левая сторона его тела была защищена щитом. Он подался вперед, плотнее стиснул ноги, по мере того как Гром набирал скорость. «Мы — единое целое. Человек, конь и копье, все мы — единое существо из плоти, дерева и стали!»

Сир Утор стремительно несся вперед, копыта его серого вздымали облачка пыли. Когда их разделяло не более сорока ярдов, Дунк поднял Грома в галоп и нацелился копьем на серебряную улитку. Гневное солнце, пыль, жара, замок, лорд Баттервелл и его супруга, Скрипач и сир Мейнард, рыцари, оруженосцы, конюхи, простолюдины — все исчезло. Остался только противник. Он снова дал коню шпоры. Гром устремился вперед. Улитка неслась навстречу, росла с каждым движением длинных ног серого жеребца... но впереди нее надвигалось копье сира Утора с его железным кулаком. «Щит у меня прочный, он выдержит удар! Главное — улитка! Ударить по улитке, и победа за мной!»

Когда между ними оставалось ярдов десять, сир Утор поднял копье вверх.

Дунк услышал оглушительный треск — его копье ударило в щит. Он ощутил толчок, отдавшийся в руке и плече, но не увидел удара. Железный кулак Утора ударил его прямо между глаз, со всей силой человека и коня, слившихся воедино.

Дунк очнулся, лежа на спине, глядя на бочкообразные своды подвала. Какой-то миг он не мог понять, где он находится и как очутился здесь. В голове эхом отдавались голоса, перед глазами проплывали лица: старый сир Арлан, Тансель Длинная, Беннис Коричневый Щит, Рыжая Вдова, Бейелор Сломи Копье, Эйерион Пламенный, безумная и печальная леди Вайт. А потом он внезапно вспомнил турнир: жару, улитку, железный кулак, летящий в лицо... Дунк застонал и приподнялся на локте. От этого движения голова загудела, точно огромный боевой барабан.

Ну, по крайней мере, оба глаза у него были на месте. И дыры в голове не чувствовалось — это тоже хорошо. Он увидел, что лежит в каком-то подвале и со всех сторон стоят бочонки с вином и элем. «Что ж, — подумал он, — по крайней мере, тут прохладно и питье под рукой». Во рту стоял привкус крови. Дунка кольнул страх. Если он откусил себе язык, он навсегда останется не только болваном, но еще и немым болваном! «Доброе утро!» — прохрипел он, только затем, чтобы услышать собственный голос. Звук откликнулся эхом под сводами. Дунк попытался подняться на ноги, но от этого усилия стены подвала завертелись вокруг каруселью.

— Полегче, полегче! — сказал рядом дрожащий голос. И рядом с его кроватью появился горбатый старик, в одеянии, таком же сером, как его седые волосы. На шее у него была мейстерская цепь из разных металлов. Лицо у него было старческое и морщинистое, по обе стороны крупного крючковатого носа залегли глубокие складки. — Лежите смирно, дайте мне осмотреть ваши глаза.

Он заглянул Дунку в левый глаз, потом в правый, раздвигая веки пальцами.

— У меня голова болит.

Мейстер фыркнул.

— Скажите спасибо, что она у вас по-прежнему на плечах, сир. Вот, это должно вам немного помочь. Выпейте.

Дунк заставил себя выпить гнусное зелье все до капли, ничего не пролив и не выплюнув.

— Турнир... — сказал он, утирая губы тыльной стороной кисти. — Расскажите про турнир. Что там было?

— Да все те же глупости, что и обычно. Люди спихивали друг друга с коней палками. Племянник лорда Смоллвуда сломал себе запястье, сиру Эдену Риели раздробило ногу упавшей лошадью, но убиться пока никто не убился. Хотя за вас, сир, я опасался всерьез.

— Меня выбили из седла, да?

Он по-прежнему чувствовав себя так, словно голова у него была набита шерстью, иначе он бы не задал такого дурацкого вопроса. Дунк пожалел о нем сразу, как только эти слова слетели у него с языка.

— Выбили, да еще с таким грохотом, что замок содрогнулся до самых дальних башен. Те, кто поставил на вас большие деньги, были изрядно разочарованы, ваш оруженосец до сих пор себя не помнит. Он бы так подле вас и сидел, кабы я его не выставил. Не хватало еще, чтобы у меня тут под ногами ребятишки путались! Я напомнил ему о его долге.

Дунк обнаружил, что сам не помнит, о чем речь.

— О каком долге?

— О вашем коне, сир. О доспехах и оружии.

— Ах да, — сказал Дунк. Теперь он вспомнил. Мальчик хороший оруженосец, он знает, что от него требуется. «Я потерял меч старика и доспех, который выковал для меня Железный Пейт...»

— Да, и ваш дружок-скрипач тоже про вас спрашивал. Он сказал, чтобы я заботился о вас как можно лучше. Его я тоже выставил.

— Давно ли вы за мной ходите? — Дунк пошевелил пальцами правой руки. Пальцы работали нормально. «Пострадала только голова, а ею я все равно не пользуюсь, как говаривал сир Арлан...»

— Четыре часа, по солнечным часам.

Четыре часа — это еще не так плохо. Дунк как-то раз слышал о рыцаре, который получил такой сильный удар, что проспал сорок лет кряду, и, пробудившись, обнаружил себя седым и дряхлым.

— Вы не знаете, выиграл ли сир Утор второй поединок?

Быть может, Улитка даже выиграет турнир. Будет не так обидно, если Дунк сможет сказать, что потерпел поражение от лучшего рыцаря на турнире.

— Этот ваш? Ну да, выиграл. Против сира Аддама Фрея, кузена невесты, весьма многообещающего молодого рыцаря. Когда сир Аддам рухнул наземь, ее светлость упала в обморок. Ее пришлось отнести в ее комнаты.

Дунк заставил себя подняться, пошатнулся, но мейстер подхватил его и помог удержаться на ногах.

— Где моя одежда? Мне надо идти. Мне надо... я должен...

— Если вы не помните, куда вам надо, значит, не так уж это срочно.

Мейстер раздраженно тряхнул головой.

— Я посоветовал бы вам не есть жирного, избегать крепких напитков и новых ударов между глаз... но я давно убедился, что рыцари остаются глухи к голосу разума. Ступайте, ступайте себе. У меня на руках много других глупцов, о которых надо заботиться.

Очутившись во дворе, Дунк увидел коршуна, который ходил большими кругами в ослепительно-голубом небе, и позавидовал ему. На востоке собирались тучи, мрачные, как настроение Дунка.

Пока он брел обратно к ристалищу, солнце било его по макушке, точно молот по наковальне. Земля как будто колыхалась под ногами... а может быть, это его шатало. Поднимаясь по ступеням, ведущим в погреб, он дважды чуть не упал. «Эх, надо было послушаться Эгга!»

Он медленно пробирался через двор, вдоль внешнего края толпы. Пухлый лорд Алин Кокшоу, прихрамывая, уходил с ристалища, опираясь на двоих оруженосцев. Он был последним, кого выбил из седла юный Глендон Гром. Третий оруженосец нес его шлем. Три гордых пера были сломаны.

— Сир Джон Скрипач! — объявил герольд. — Сир Франклин из дома Фреев, рыцарь из Близнецов, принесший клятву верности владыке Переправы! Выйдите на ристалище и явите вашу доблесть!

Дунк мог только стоять и смотреть, как крупный вороной жеребец Скрипача рысью выбежал на поле в вихре развевающегося синего шелка и золотых мечей и скрипок. Панцирь у Скрипача тоже был синий, как и его наколенники, налокотники, наголенники и оплечье. Кольчуга же была позолочена. Сир Франклин восседал на сером в яблоках жеребце с развевающейся серебристой гривой, под масть его серым шелкам и серебристым доспехам. Они сошлись и разъехались, и съехались снова. Дунк стоял и смотрел, но ничего не видел. «Дунк-чурбан, темный, как погреб, — упрекнул он себя. — У него на щите слизняк! Как можно было проиграть человеку, у которого на щите слизняк?»

Вокруг раздались восторженные крики. Подняв глаза, Дунк увидел, что Франклин Фрей повержен. Скрипач спешился, чтобы помочь упавшему противнику подняться на ноги. «Он на шаг ближе к драконьему яйцу, — подумал Дунк, — а я где?»

Приближаясь к боковому выходу из крепости, Дунк наткнулся на труппу карликов со вчерашнего пира, которые готовились уезжать. Они запрягали пони в свинью на колесиках и во вторую повозку более обыденного вида. Он увидел, что ил шестеро, один меньше и уродливей другого. Некоторые походили на детей, но все они были такие маленькие, что определить, кто тут взрослый, кто ребенок, было трудно. При дневном свете, в замшевых штанах и грубых домотканых плащах с капюшонами, они выглядели далеко не такими забавными, как на пиру.

— Доброго вам утра! — любезно поздоровался Дунк. — Собираетесь в дорогу? На востоке тучи, смотрите, как бы дождя не было.

Ему ничего не ответили, только самый уродливый из карликов злобно зыркнул на него исподлобья. «Не тот ли это карлик, которого я стащил с леди Баттервелл вчера вечером?» Вблизи от коротышки несло сортиром. Дунк только раз вдохнул — и тут же ускорил шаг, торопясь миновать их.

Дунку показалось, что на то, чтобы пройти через Молочный замок, у него ушло столько же времени, сколько в свое время потребовалось им с Эггом, чтобы миновать пески Дорна. Он держался вплотную к стене и время от времени прислонялся к ней. Каждый раз, как он поворачивал голову, мир вокруг расплывался. «Воды, — подумал он, — мне надо напиться воды, а то я сейчас рухну».

Проходивший мимо конюх объяснил, как найти ближайший колодец. У колодца Дунк и обнаружил Кайла Кота, который вполголоса беседовал с Мейнардом Пламмом. Сир Кайл уныло сутулился, однако, услышав шаги Дунка, поднял голову.

— Сир Дункан? Мы слышали, что вы не то погибли, не то умираете...

Дунк потер виски.

— Нет. Я всего лишь жалею, что не умер.

— Как я вас понимаю! — вздохнул сир Кайл. — Лорд Касвелл меня не признал! Когда я напомнил ему, как вырезал для него его первый меч, он уставился на меня, как на безумного. И заявил, что в Горьком Мосту нет места таким хилым рыцарям, каким я себя выказал!

Кот горько расхохотался.

— И он забрал мое оружие и доспехи. И коня тоже. Что же мне теперь делать?

Дунку нечем было его утешить. Даже вольный всадник — не всадник, если у него нет коня, и даже тем, кто торгует своим мечом, нужно иметь меч.

— Что ж, добудете себе другого коня, — сказал Дунк, вытаскивая из колодца ведро. — В Семи Королевствах лошадей предостаточно. Найдете себе другого лорда, который даст вам оружие...

Он сложил ладони горсточкой, зачерпнул воды и стал пить.

— Другого лорда... Ага, как же. Нет ли у вас такого на примете? Я ведь не так молод и силен, как вы. И не так велик ростом. На здоровяков спрос всегда есть. Вот, к примеру, лорд Баттервелл любит, чтобы ему служили высокие рыцари. Взгляните хотя бы на этого Тома Хеддла. Вы видали, как он бьется на турнире? Он выбил из седла всех своих противников! И, кстати, сынок Молнии тоже. Как и Скрипач. Вот бы он оказался моим противником вместо Касвелла! Он не берет выкупа. Он говорит, что ему ничего не нужно, кроме драконьего яйца... драконьего яйца и дружбы поверженных противников. Истинный цветок рыцарства!

Мейнард Пламм расхохотался.

— Как же, цветок! Скажите лучше, скрипка рыцарства. Этот малый играет с бурей, и, когда она разразится, всем нам лучше очутиться подальше отсюда.

— Не берет выкупа? — переспросил Дунк. — Воистину благородный жест!

— Легко быть благородным, когда кошель у тебя набит золотом, — возразил сир Мейнард. — Это вам урок, сир Дункан, если только у вас хватит ума ему последовать. Вам еще не поздно убраться отсюда.

— Убраться? Куда?

Сир Мейнард пожал плечами.

— Куда угодно. В Винтерфелл, в Летний Замок, в Асшай, на границу Теней. Неважно куда, главное — подальше отсюда. Заберите своего коня, доспехи, выберитесь из замка через калитку. Вас никто не хватится. Улитка готовится к новому поединку, а остальным нет дела ни до чего, кроме турнира.

На какое-то мгновение Дунк поддался было искушению. Пока у него есть конь и доспехи, он останется рыцарем... или чем-то вроде рыцаря. А без коня, без оружия он будет не более чем бродягой. Рослым, сильным, но все равно бродягой. Но его оружие и доспехи принадлежат теперь сиру Утору. Как и Гром. Лучше уж быть бродягой, чем вором. В Блошином Конце, в компании Хорька, Рейфа и Пудинга, он был и тем и другим, но старик спас его от такой жизни. Дунк знал, что сказал бы сир Арлан аз Пениитри на предложение Пламма. Но сир Арлан был мертв, и потому Длик сказал это вместо него.

— Даже у межевого рыцаря есть своя честь.

— И что вы предпочли бы: умереть с незапятнанной честью или жить с запятнанной? О нет, можете не отвечать, я и так знаю, что вы скажете. Забирайте вашего мальчишку и бегите, рыцарь-висельник. Бегите, пока ваш герб не оказался предзнаменованием вашей судьбы.

— Откуда вам знать мою судьбу? — огрызнулся Дунк. — Может, вам тоже сон приснился, как Джону Скрипачу? И что вы знаете об Эгге?

— Ничего, кроме того, что щенку нечего делать в волчьей стае, — отвечал Терн. — Белые Стены — нездоровое место для мальчика.

— А чем закончился ваш поединок, сир? — осведомился Дунк.

— А я решил не соваться на ристалище. Кругом полно дурных предзнаменований. Как вам кажется, кто намерен претендовать на драконье яйцо, а?

«Ну уж точно не я!» — подумал Дунк.

— Про то ведают боги, а не я.

— А вы пораскиньте мозгами, сир. Глаза-то у вас на месте!

Дунк поразмыслил.

— Скрипач?

— Великолепно! А не могли бы вы объяснить, отчего вы так думаете?

— Ну, я просто... у меня такое ощущение.

— Вот и у меня тоже, — ответил Мейнард Пламм. — И это очень нехорошее ощущение. Сдается мне, что ни одному рыцарю, будь он мужчина или мальчишка, не стоит вставать поперек дороги нашему Скрипачу.

Эгг деловито чистил Грома возле их палатки, но взгляд у него был отсутствующий. «Мальчик переживает из-за моего поражения».

— Ну хватит, хватит! — сказал ему Дунк. — Еще немного, и Гром сделается таким же лысым, как ты.

— Сир?! — Эгг выронил щетку. — Я знал, я знал, что никакой дурацкий слизняк вас не убьет!

Он бросился ему на шею.

Дунк сдернул с мальчишки соломенную шляпу с обвисшими полями и нахлобучил ее себе на голову.

— Мейстер сказал, что ты удрал с моими доспехами.

Эгг с негодованием отобрал у него шляпу.

— Сир, я вычистил вашу кольчугу, отполировал ваши наголенники, оплечье и панцирь, но ваш шлем треснул и помялся в том месте, куда ударило копье сира Утора. Вам придется отдать его оружейнику, чтобы тот его выправил.

— Пусть сир Утор сам его выправляет. Теперь это его доспехи.

«Ни коня, ни меча, ни доспехов. Быть может, эти карлики возьмут меня в свою труппу... Забавное будет зрелище: шесть карликов лупят свиными пузырями великана».

— И Гром теперь тоже его. Идем. Доставим их ему и пожелаем ему успеха в следующих поединках.

— Прямо сейчас, сир? Вы не собираетесь уплатить выкуп за Грома?

— Выкуп? Чем, парень? Галькой и овечьим навозом?

— Я об этом уже подумал, сир. Если бы вы заняли денег...

Дунк перебил его.

— Нет, Эгг, взаймы мне столько денег никто не даст. С какой стати? Кто я такой? Здоровенный деревенский олух, называвший себя рыцарем, пока какой-то слизняк с палкой едва не отшиб ему голову.

— Ну, можно отдать Грозу, сир. А я буду снова ездить на Мейстере. Мы поедем в Летний Замок. Вы можете поступить на службу к моему отцу. В его конюшнях полно лошадей. У вас будет и боевой конь, и кобыла.

Эгг хотел ему только добра, но Дунк решительно не мог вернуться в Летний Замок. Побитым, униженным, без денег, проситься на службу, не имея даже собственного меча? Ни за что.

— Слушай, парень, — сказал он, — это очень любезно с твоей стороны, но мне не нужны объедки со стола твоего батюшки или из его конюшен. Наверно, пришла нам пора расставаться.

На худой конец всегда можно устроиться в городскую стражу в Ланниспорте или Староместе. Там любят крепких парней. «Я обил башкой все притолоки от Ланниспорта до Королевской Гавани, может быть, пора мне начать зарабатывать на своем росте деньги, а не одни только шишки». Но у стражников не бывает оруженосцев.

— Я научил тебя всему, чему мог, хотя это и немного. Теперь тебе лучше найти настоящего оружейного мастера, который позаботится о твоем обучении, свирепого старого рыцаря, который знает, с какой стороны за копье берутся.

— Не хочу настоящего оружейного мастера, — сказал Эгг. — Я хочу с вами! Может, все-таки воспользуемся моим...

— Ни в коем случае. И слышать об этом не желаю. Ступай, собери мои доспехи. Вручим их сиру Утору с подобающими любезностями. Плохое оттягивать не стоит — от этого оно становится только хуже.

Эгг пнул ногой землю. Он был весь поникший, как поля его шляпы.

— Хорошо, сир... Как скажете...

Снаружи шатер сира Утора выглядел совсем простым: большое квадратное сооружение из серо-бурой парусины, растянутое на пеньковых веревках. На центральном шесте, над длинным серым вымпелом, красовалась серебряная улитка, но это было единственное украшение шатра.

— Жди здесь, — сказал Эггу Дунк. Мальчишка держал под уздцы Грома. Крупный гнедой жеребец был нагружен оружием и доспехами Дунка, среди которых был и его новый подержанный щит. « Рыцарь Виселицы... Что за жалкий таинственный рыцарь из меня получился!» — Я быстро.

Он наклонился и протиснулся в шатер.

Внутри шатер оказался неожиданно уютным и роскошным. Земля под ногами была устелена мирийскими коврами, переливающимися всеми цветами радуги. Вокруг резного стола на козлах стояли походные кресла. На перине были раскиданы мягкие подушки, в железной жаровне курились благовония.

Сир Утор сидел за столом, перед ним лежала кучка золотых и серебряных монет, рядом стоял кувшин вина. Он деловито считал деньги на пару со своим оруженосцем, нескладным парнем, примерно ровесником Дунка. Время от времени Улитка пробовал монеты на зуб или отодвигал одну из них в сторону.

— Я смотрю, тебе еще есть чему поучиться, Уилл, — услышал Дунк. — Эта монета обрезана, та опилена. А эта? — у него в пальцах мелькнул золотой дракон. — Смотреть надо на деньги, прежде чем их берешь! Ну-ка, расскажи, что ты тут видишь!

Монета взлетела в воздух. Уилл попытался ее поймать, но она отскочила от его пальцев и упала на землю. Ему пришлось встать на колени, чтобы ее найти. Подобрав монету с пола, он покрутил ее в пальцах и наконец сказал:

— Монета как монета, милорд. На одной стороне дракон, на другой — король...

Серый Лист взглянул в сторону Дунка.

— А, Висельник! Рад видеть вас в добром здравии, сир. А то я опасался, что убил вас. Окажите мне любезность, наставьте моего оруженосца в науке о драконах! Уилл, отдай монету сиру Дункану.

Дунку ничего не оставалось, как взять монету. «Он вышиб меня из седла, а теперь еще и издевается?!» Нахмурившись, он взвесил монету на ладони, осмотрел ее с обеих сторон, попробовал на зуб...

— Монета золотая, не обрезанная и не опиленная. И вроде бы полновесная. Я бы тоже взял ее не задумываясь, милорд. Что с ней не так?

— Король.

Дунк пристальней вгляделся в монету. Лицо на ней было молодое, безбородое, приятное на вид. Король Эйерис на монетах был с бородой, так же, как и старый король Эйегон. Король Дейерон, что правил в промежутке между ними, не носил бороды, но это был не он. Монета выглядела не настолько истертой, чтобы быть древнее времен Эйегона Недостойного. Дунк напряженно разглядывал слово, что было написано под портретом. Семь букв. Они выглядели так же, как те, что он видел на других драконах, там было написано «ДЕЙЕРОН», но лицо Дейероиа Доброго Дунк знал, это был не он. Приглядевшись еще раз, он обнаружил, что пятая буква немного не такая, это был не...

— Дейемон! — выпалил он. — Тут написано «Дейемон»! Но короля Дейемона никогда не было, был только претендент. Дейемон Черное Пламя во время мятежа чеканил свою монету.

— Но ведь она же золотая! — возразил Уилл. — Полновесная золотая монета, чем она хуже других драконов, милорд?

Улитка отвесил ему затрещину.

— Кретин! Ну да, она золотая. Но это золото мятежника. Золото изменника. Владеть такой монетой — само по себе измена, а расплачиваться ею — измена вдвойне! Придется мне ее переплавить...

Он снова ударил оруженосца.

— Прочь с глаз моих! Мне надо поговорить с этим славным рыцарем наедине.

Уилл, не теряя времени, выскочил из шатра.

— Присаживайтесь, — любезно сказал сир Утор. — Не желаете ли вина?

Тут, у себя в шатре, Серый Лист выглядел совсем другим человеком, чем на пиру.

«Улитка обитает у себя в домике», — вспомнил Дунк.

— Нет, благодарю вас.

Он бросил монету обратно сиру Утору. «Золото изменника. Золото Черного Пламени. Эгг говорил, что это турнир изменников, а я и слушать не стал». Надо будет извиниться перед мальчишкой.

— Пол чашечки! — настаивал Серый Лист. — Судя по вашему голосу, вы в этом нуждаетесь.

Он налил две чаши вина и протянул одну Дунку. Сейчас, без доспехов, он больше походил на купца, чем на рыцаря.

— Я так понимаю, вы насчет ваших доспехов?

— Ну да.

Дунк принял вино. Может, от вина голова меньше болеть будет?

— Я привел коня, привез оружие и доспехи. Можете их забирать, всего вам наилучшего.

Сир Утор улыбнулся.

— Должен вам сказать, что вы держались весьма отважно.

Интересно, «отважно» значит «неуклюже»?

— Вы очень любезны, но...

— Боюсь, вы меня неправильно поняли, сир. Не сочтите за дерзость, но нельзя ли спросить, как вышло, что вы сделались рыцарем?

— Сир Арлан из Пеннитри подобрал меня в Блошином Конце, где я пас свиней. Его прежний оруженосец погиб на Багряном Поле, и ему нужен был кто-то, кто ходил бы за его конем и чистил доспехи. Он обещал научить меня владеть мечом и копьем и ездить верхом, если я стану служить ему... и я пошел к нему в услужение.

— Очаровательная история... хотя, будь я на вашем месте, про свиней я предпочел бы не упоминать. Скажите, а где теперь ваш сир Арлан?

— Он умер. Я похоронил его.

— Понятно. А отчего же вы не отвезли его домой, в Пеннитри?

— Я не знаю, где это.

Сир Арлан редко говорил о своей родине — не чаще чем Дунк о Блошином Конце.

— Я похоронил его на западном склоне холма, чтобы он мог смотреть на закат.

Походное кресло угрожающе скрипнуло под его весом.

Сир Утор снова сел.

— Доспехи у меня есть свои, и конь получше вашего. Для чего мне старая кляча, помятый панцирь и ржавая кольчуга?

— У меня доспех работы Железного Пейта! — сказал Дунк, начиная злиться. — И Эгг хорошо за ним ухаживал. На моей кольчуге нет ни единого пятнышка ржавчины, это хорошая, прочная сталь.

— Прочная и тяжелая, — горестно вздохнул сир Утор, — и к тому же она слишком велика для человека обычного роста. Вы необычайно велики ростом, Дункан Высокий. Что же до вашего коня, он слишком стар, чтобы на нем ездить, и слишком жилист, чтобы его съесть.

— Гром, конечно, уже не так хорош, как прежде, — признался Дунк, — и доспехи у меня великоваты, туг вы правы. Но вы могли бы их продать. В Ланниспорте и Королевской Гавани достаточно кузнецов, которые охотно избавят вас от них.

— Ну да, за десятую часть стоимости, — сказал сир Утор, — и только затем, чтобы их переплавить. Нет! Мне нужно звонкое серебро, а не старое железо. Нашей, королевской монетой. Так вы собираетесь платить выкуп за свое оружие или нет?

Дунк, хмурясь, крутил в руках чашу для вина. Чаша была из литого серебра, с цепочкой золотых улиток вдоль края. Вино в чаше тоже было золотистое и крепкое.

— Да я бы заплатил, кабы было чем. Заплатил бы с радостью. Но только...

— Но только в вашем кошеле и нары оленей не бодается.

— Если бы вы могли... могли одолжить мне моего коня и оружие, я бы заплатил вам позднее. Как только добуду денег.

Улитка усмехнулся.

— И где же вы их добудете, а?

— Поступлю на службу к какому-нибудь лорду, или... — Он с трудом выдавливал слова, чувствуя себя попрошайкой. — Может быть, на это уйдет несколько лет, но я непременно расплачусь! Клянусь вам!

— Своей рыцарской честью?

Дунк побагровел.

— Я могу оставить знак на пергаменте.

— Расписка межевого рыцаря на клочке бумаги? — сир Утор закатил глаза. — Этим только задницу подтереть!

— Но вы ведь тоже межевой рыцарь!

— Вы меня обижаете. Я еду куда хочу, не служу никому, кроме себя самого, это все правда, но... прошло уже много лет с тех пор, как я в последний раз ночевал на меже. В тавернах куда удобнее, знаете ли. Я турнирный рыцарь, лучший, какого вам когда-либо доводилось или еще доведется встретить!

— Лучший?! — его заносчивость взбесила Дунка. — Возможно, Смеющийся Вихрь с вами не согласился бы, сир. Как и Лео Длинный Шип, как и Бракенский Зверь. На Эшфордском турнире никто и не слыхивал об Улитке. С чего бы это, раз вы такой знаменитый боец?

— А я разве говорил, что я знаменитый боец? Знаменитого бойца ждет слава. А по мне, лучше уж оспа. Премного благодарен, я предпочитаю оставаться неизвестным. Я одержу победу в следующем круге, но в последнем поединке проиграю. Баттервелл обещал тридцать драконов рыцарю, который останется вторым — и это меня вполне устроит... как и несколько приличных выкупов и выигранные заклады.

Он указал на груды серебряных оленей и золотых драконов, лежащие на столе.

— Вот вы выглядите здоровяком и высоки ростом. Высокий рост всегда производит впечатление на глупцов, хотя на турнирах от него толку все меньше и меньше. Уиллу удалось поставить на меня на три к одному. А лорд Шоуни, тот вообще дал пять к одному, глупец!

Он взял со стола серебряного оленя и раскрутил его щелчком длинных пальцев.

— Следующим рухнет Старый Бык. Потом рыцарь из Ивняков, если он, конечно, дотянет. Принимая во внимание разыгравшиеся страсти, я думаю, что могу рассчитывать на неплохие ставки. Простецы любят своих местных героев.

— В жилах сира Глендона течет кровь героя! — выпалил Дунк.

— О, надеюсь, надеюсь. Кровь героя — это два к одному. За кровь шлюхи дают куда меньше. Сир Глендон направо и налево хвалится своим отцом, но вы заметили, что он ни разу не упомянул о своей матери? У него есть на то причины. Он родился от солдатской шлюхи по имени Дженни. Дженни-Пенни, звали ее до битвы на Багряном Поле. В ночь накануне битвы она переспала с таким количеством мужиков, что с тех пор ее звали не иначе как Дженни Багряное Поле. Она спала с Квентином Молнией, в этом я не сомневаюсь, как и с сотней других мужчин. Так что, сдается мне, наш приятель Глендон принимает желаемое за действительное. Он ведь даже не рыжий!

«Кровь героя...» — подумал Дунк.

— Но он утверждает, что он рыцарь.

— О, в этом я не сомневаюсь. Мальчишка и его сестра выросли в борделе, который назывался «Ивняки». После смерти Дженни-Пенни о них стали заботиться другие шлюхи, и они вбили мальчишке в голову историю, сочиненную его матерью, — что он якобы сын Молнии. Старый оруженосец, живший поблизости, научил мальчишку, чему мог, в уплату за пиво и девок, но, поскольку он был всего лишь оруженосец, он не мог посвятить маленького бастарда в рыцари. Однако полгода тому назад в бордель завалилась компания рыцарей и некоему сиру Моргану Данстейблу спьяну приглянулась сестрица сира Глендона. Но вышло так, что его сестра оказалась еще девственницей, а у Данстейбла не было денег за то, чтобы уплатить ей за утрату невинности. И они заключили сделку. Сир Морган посвятил ее брата в рыцари, прямо там, в «Ивняках», перед лицом двадцати свидетелей, а потом сестричка отвела его наверх и позволила ему сорвать ее цветок. Вот как оно все вышло.

Любой рыцарь может посвятить в рыцари другого человека. Будучи оруженосцем при сире Арлане, Дунк наслушался историй о людях, которые приобрели себе рыцарство в обмен на услугу или угрозами, или за мешок серебра, но про такое, чтобы рыцарство покупали в обмен на девственность сестры, он еще не слыхивал.

— Это просто байки, — сказал он помимо собственной воли. — Не может быть, чтобы это была правда!

— Я слышал об этом от Кирби Пимма. Он уверяет, что сам присутствовал там и был одним из свидетелей посвящения в рыцари, — пожал плечами сир Утор. — Сын героя, шлюхин сын, а возможно, и то и другое, но, встретившись со мной, парень потерпит поражение.

— Быть может, по жребию вам достанется другой противник.

Сир Утор вскинул бровь.

— Косгроув любит серебро не меньше любого другого. Уж поверьте мне на слово, следующим мне достанется Старый Бык, а потом мальчишка. Хотите побиться об заклад?

— Мне нечего поставить на кон.

Дунк даже не знал, что огорчает его сильнее: известие о том, что Улитка подкупает распорядителя турнира, чтобы заполучить устраивающих его противников, или мысль о том, что он, Дунк, устраивает его в качестве противника. Он встал.

— Что ж, я сказал то, зачем приходил. Мой конь и меч принадлежат вам, как и мои доспехи.

Улитка сложил пальцы домиком.

— Быть может, можно решить дело иначе. Вы по-своему не лишены дарований. Падаете вы просто восхитительно! — сир Утор улыбнулся, и губы его маслено блеснули. — Я верну вам вашего скакуна и доспехи... если вы согласитесь поступить ко мне на службу.

— На службу? — не понял Дунк. — На какую службу? Оруженосец у вас есть. Вам нужен гарнизон для замка?

— Был бы нужен, будь у меня замок. Но, по правде говоря, я предпочитаю хорошую таверну. Замок слишком дорого содержать. Нет, мне потребуются услуги иного рода. Мне хотелось бы, чтобы вы стали моим противником в еще нескольких турнирах. Двадцати будет достаточно. Вы ведь можете себе это позволить, верно? Вы будете получать десятую долю моей прибыли, а я вперед обещаю бить вас в вашу широкую грудь, а отнюдь не в лоб.

— Вы хотите, чтобы я ездил вслед за вами, чтобы вы вышибали меня из седла?

Сир Утор хохотнул.

— Вы такой могучий экземпляр, никто ни за что не поверит, что сутулый немолодой человек с улиткой на щите сумеет повергнуть вас наземь!

Он потер подбородок.

— Кстати, вам лучше придумать себе новый герб. Висельник — это, конечно, достаточно мрачно, но... ну, ведь он же повешенный, верно? Мертвый, потерпевший поражение. Нет, вам требуется что-нибудь более грозное. Медвежья голова, может быть. Череп. А еще лучше — три черепа! Младенец, пронзенный копьем. И еще, вам стоит отпустить волосы подлиннее и отрастить бороду. Чем более лохматую и неухоженную, тем лучше. Знаете, сколько вокруг таких вот мелких турниров? С такими ставками, на которые мы можем рассчитывать, мы заработаем достаточно денег, чтобы купить драконье яйцо, прежде чем...

— Прежде чем сделается известно, что я безнадежен? Я лишился доспехов, но не чести! Вы получите Грома и мое оружие, но не более того.

— Гордость нищим не к лицу, сир. Возможно, вас ждет куда худшая участь, чем служба у меня. Я, по крайней мере, мог бы научить вас кое-чему касательно турниров — ведь пока что вы разбираетесь в поединках не лучше, чем свинья в апельсинах!

— Вы выставите меня на посмешище!

— Я уже выставил вас на посмешище. И даже шутам надобно кушать.

Дунку хотелось врезать ему по морде, чтобы согнать с его лица эту гнусную улыбочку.

— Теперь я понимаю, отчего у вас на щите слизняк. Вы не настоящий рыцарь!

— Речи настоящего олуха. Неужели вы так слепы, что не видите, какая опасность вам грозит? — сир Утор отставил в сторону свой кубок. — Вы понимаете, почему я нанес вам такой удар, сир?

Он поднялся на ноги и коснулся середины груди Дунка.

— Наконечник, нацеленный сюда, сбил бы вас на землю так же верно. А голова — маленькая мишень, в нее труднее попасть... но при этом удар в нее с большей вероятностью окажется смертелен. Мне заплатили за то, чтобы я ударил вас именно в голову!

— Заплатили? — Дунк отшатнулся. — Что вы имеете в виду?

— Шесть драконов вперед, и обещали еще четыре, когда вы умрете. Согласитесь, жалкая сумма за жизнь рыцаря. Скажите спасибо, что мне не заплатили больше. Не то я вогнал бы наконечник копья в глазную прорезь вашего шлема.

У Дунка снова голова пошла кругом. «Отчего кому-то вздумалось платить за то, чтобы меня убили? Я никому тут, в Белых Стенах, ничего дурного не сделал!» И вообще, никто не испытывает к нему настолько сильной ненависти — кроме Эйериона, брата Эгга, а Пламенный Принц сейчас в изгнании за морем.

— Кто же вам заплатил?

— Слуга принес золото на восходе, вскоре после того, как распорядитель турнира вывесил списки бойцов. Его лицо было скрыто капюшоном, и он не назвал имени своего хозяина.

— Но почему?! — воскликнул Дунк.

— А я не спрашивал, — сир Утор снова налил себе вина. — Думаю, у вас больше врагов, чем вам кажется, сир Дункан. А почему бы и нет? Найдутся люди, которые могут сказать, что вы — причина всех их бед.

Дунк почувствовал, как холодная рука сдавила ему сердце.

— Объясните, что вы имеете в виду!

Улитка пожал плечами.

— Меня, может, и не было на Эшфордском турнире, однако же турниры — это мой хлеб. Я наблюдаю за турнирами, даже теми, на которых не бываю, так же пристально, как мейстеры наблюдают за звездами. И мне известно, что некий межевой рыцарь сделался причиной испытания Семерых, в результате которого Бейелор Сломи Копье пал от руки своего брата Мейекара.

Сир Утор уселся и вытянул ноги.

— Принца Бейелора многие любили. У Пламенного Принца тоже немало друзей, друзей, которые не забудут причины его изгнания. Подумайте о моем предложении, сир. Улитка, может, и оставляет за собой скользкий след, но немного слизи еще никому не повредило... а вот тот, кто танцует с драконами, рискует сгореть в пламени.

Выйдя из шатра Улитки, Дунк обнаружил, что снаружи стало заметно темнее. Тучи на востоке сделались еще больше и чернее, солнце клонилось к западу, бросая через двор длинные тени. Дунк увидел оруженосца Уилла, осматривающего копыта Грома.

— А где Эгг? — спросил он.

— Лысый мальчишка? А я откуда знаю? Убежал куда-нибудь.

«Наверное, не выдержал прощания с Громом, — решил Дунк. — Небось сидит в палатке со своими книжками».

Однако в палатке его не было. Книжки были на месте, аккуратно связанные стопочкой рядом с тюфяком Эгга, а мальчишки не было. Что-то не так. Дунк чувствовал это. Эгг не имел обыкновения уходить без разрешения.

Двое седых стражников пили ячменное пиво рядом с полосатым шатром в нескольких футах от него.

— Да ну его в задницу, одного раза с меня хватило! — буркнул один из них. — Когда солнце встало, поле было зеленым, ага.

Второй ткнул его в бок, он осекся, и только тут заметил Дунка.

— Да, сир?

— Вы моего оруженосца не видели? Его Эгг зовут.

Стражник почесал седую щетину под ухом.

— Как же, помню. Волос меньше, чем у меня, а рот втрое шире него самого. Другие ребятишки его малость помяли, но это было вчера. А с тех пор я его не видел, сир.

— Небось напугался и прячется где-то, — сказал второй.

Дунк сурово взглянул на него.

— Если он вернется, скажите ему, пусть ждет меня здесь.

— Хорошо, сир. Скажем.

«Может быть, он просто пошел смотреть турнир...» Дунк направился обратно к ристалищу. Проходя мимо конюшен, он наткнулся на сира Глендона Грома, который чистил красивую гнедую кобылку.

— Вы Эгга не видели? — спросил он.

— Вот только что пробегал мимо, — сир Глендон достал из кармана морковку искормил ее гнедой. — Как вам моя новая лошадь? Лорд Костейн прислал оруженосца, чтобы ее выкупить, но я сказал ему, чтобы он поберег свои золотые. Я хочу оставить ее себе.

— Его светлости эго не понравится.

— Его светлость заявил, что я не имею права изображать на своем щите молнию. Он сказал, что мне следовало изобразить пучок ивовых розог. Так что плевал я на его светлость.

Дунк невольно улыбнулся. Он и сам вволю хлебнул горечи с того же стола, накрытого такими, как Пламенный Принц и сир Стеффон Фоссовей. Он ощущал внутреннее родство с колючим юным рыцарем. «Откуда мне знать, возможно, моя мать тоже была шлюхой!»

— Сколько же лошадей вы выиграли?

Сир Глендон пожал плечами.

— Уже и счет потерял. Мортимер Боггс мне еще одну должен. Он говорит, что скорее съест ее живьем, чем допустит, чтобы на ней ездил какой-то бастард. И еще разбил свои доспехи молотком, прежде чем отправить их мне. Они теперь все в дырах. Впрочем, думаю, я все равно сумею что-нибудь выручить за металл...

Он выглядел не столько рассерженным, сколько расстроенным.

— Рядом с... с таверной, где я вырос, была конюшня. Я работал там, когда был мальчишкой, и, когда мог, уводил лошадей покататься, пока их хозяева были заняты. Я всегда хорошо разбирался в лошадях. Мерины, рабочие лошадки, иноходцы, тяжеловозы, крестьянские клячи, боевые кони — я ездил на любых. Даже на дорнийском песчаном скакуне. Знакомый старик научил меня, как сделать самому себе копье. Я думал, если я покажу им всем, насколько я хорош, им ничего не останется, как признать, что я и впрямь сын своего отца. Но они не желают меня признавать. Даже теперь. Не хотят, и все.

— Некоторые так никогда вас и не признают, — сказал ему Дунк. — Что бы вы ни делали. Но другие... Не все они одинаковы. Я встречал и хороших.

Он поразмыслил.

— После турнира мы с Эггом собирались податься на север. Поступить на службу в Винтерфелл, служить Старкам, воевать с железными людьми. Хотите, едемте с нами?

Сир Арлан всегда говорил, что север — это вообще отдельный мир. Там, на севере, наверняка никто не знает истории о Дженни-Пенни и рыцаре из Ивняков. «Там над вами никто не будет смеяться. Вас будут знать только по вашему мечу и судить только по вашей доблести».

Сир Глендон с подозрением взглянул на него.

— Это еще зачем? Вы хотите сказать, что мне следует сбежать и скрываться?

— Да нет. Я просто подумал... два меча лучше, чем один. Дороги нынче неспокойны.

— Что правда, то правда, — нехотя согласился юноша, — но моему отцу некогда обещали место в Королевской гвардии. И я рассчитываю добиться белого плаща, который так и не достался ему.

«У вас не больше шансов надеть этот плащ, чем у меня, — едва не сказал Дунк. — Вы родились от солдатской шлюхи, а я выбрался из сточных канав Блошиного Конца. Короли не имеют обыкновения осыпать почестями таких, как мы с вами». Однако он понимал, что парнишке эта правда придется не по вкусу. Поэтому вместо этого он сказал:

— Что ж, желаю силы вашей руке!

Он не успел пройти и нескольких шагов, как сир Глендон окликнул его:

— Сир Дункан, постойте! Я... я был слишком резок с вами. Мать всегда меня учила, что рыцарь обязан быть учтивым...

Казалось, слова давались ему с трудом.

— После последнего моего поединка ко мне подошел лорд Пик. Он предложил мне место в Старпайке. Сказал, что надвигается буря, подобной которой в Вестеросе не видели в течение целого поколения, что ему понадобятся мечи и люди, способные ими владеть. Преданные люди, умеющие повиноваться.

Дунк не поверил своим ушам. Гормион Пик открыто продемонстрировал, как он презирает межевых рыцарей, и на дороге, и тогда, на крыше, но это и впрямь было весьма щедрое предложение...

— Пик — знатный лорд, — осторожно сказал Дунк, — но... но, боюсь, это не тот человек, которому я бы доверился.

— Ну да... — юноша залился краской. — Он назначил свою цену. Он сказал, что возьмет меня к себе на службу, но... но сперва я должен доказать ему свою преданность. Он сказал, что позаботится о том, чтобы в следующем поединке мне в противники достался его друг, Скрипач, и потребовал от меня клятвы, что я поддамся ему.

Дунка это не удивило. Он понимал, что следовало бы возмутиться, но даже возмущения не испытывал.

— И что вы ему ответили?

— Я ответил, что, возможно, не сумею проиграть Скрипачу, даже если буду стараться, что я уже выбил из седла несколько куда лучших рыцарей, чем он, и что еще до исхода дня драконье яйцо будет моим.

Гром слабо улыбнулся.

— Это был не тот ответ, на который он рассчитывал. Он обозвал меня глупцом и велел мне остерегаться. Сказал, что у Скрипача много друзей, а у меня — ни одного.

Дунк положил руку ему на плечо и стиснул его.

— Один друг у вас есть, сир. Даже два, дайте мне только сперва найти Эгга.

Юноша посмотрел ему в глаза и кивнул.

— Приятно знать, что на свете еще остались настоящие рыцари!

Разыскивая Эгга в толпе вокруг ристалища, Дунк впервые получил возможность как следует разглядеть сира Томмарда Хеддла. Крепко сбитый, широкоплечий, с грудью как бочонок, зять лорда Баттервелла носил черный панцирь поверх доспеха из вареной кожи и причудливый шлем в виде чешуйчатого демона с оскаленной пастью. Конь его был на три ладони выше Грома и на два стоуна тяжелее, чудовищный зверь в кольчужной попоне. Все это железо не давало ему разогнаться, поэтому на ристалище Хеддл передвигался в лучшем случае легким галопом, однако это не помешало ему разделаться с сиром Кларенсом Карлтоном. Карлтона унесли с поля на носилках, и Хеддл снял свой демонический шлем. Голова у него была большая и лысая, с черной бородой лопатой. На щеке и на шее у него пламенели багровые нарывы.

Дунк узнал это лицо. Хеддл был тот самый рыцарь, что рявкнул на него в спальне, когда он взял в руки драконье яйцо. И тот самый человек с низким голосом, который разговаривал тогда с лордом Пиком.

В памяти вразнобой завертелись обрывки слов: «Да, выбор у нас небогатый!.. мальчишка и впрямь достоин своего отца... нужны мечи... старый Молочник рассчитывал... мальчишка и впрямь достоин своего отца... Бладрэйвен снами не ограничивается, можете быть уверены... мальчишка и впрямь достоин своего отца?»

Он вглядывался в трибуны — вдруг Эгг ухитрился занять подобающее ему место среди знати? Мальчика, однако, нигде видно не было. И Баттервелла с Фреем тоже было не видать, хотя супруга Баттервелла по-прежнему была там. Молодой женщине явно было скучно и не сиделось на месте. «Странное дело!» — подумал Дунк. Это же замок Баттервелла, это его свадьба, а Фрей — отец новобрачной. Весь этот турнир проводится в их честь. Куда же они подевались?

— Сир Утор Серый Лист! — прогремел герольд. На лицо Дунка упала тень — солнце скрылось за облаком. — Сир Теомор из дома Бульвер, Старый Бык, рыцарь Черной Короны. Выйдите на ристалище и явите вашу доблесть!

Старый Бык выглядел весьма грозно в своем кроваво-красном доспехе, с черными бычьими рогами на шлеме. Ему потребовалась помощь дюжего оруженосца, чтобы взгромоздиться в седло, и, судя по тому, как он держал голову, сир Мейнард был прав насчет его глаза. Однако когда он выехал на поле, толпа разразилась восторженными воплями.

Улитку приветствовали далеко не столь восторженно — несомненно, его это устраивало. В первой стычке рыцари обменялись легкими ударами. Когда они съехались во второй раз, Старый Бык сломал копье о щит сира Утора, Улитка же промахнулся. То же случилось и в третьей стычке, и на этот раз сир Утор пошатнулся, как будто вот-вот упадет. «Он притворяется! — догадался Дункан. — Затягивает поединок, чтобы в следующий раз ставки были выше!» Оглядевшись по сторонам, он обнаружил Уилла, деловито заключающего пари в пользу своего хозяина. Только тут Дунк сообразил, что мог бы и сам пополнить свой кошелек, поставив пару монет на Улитку. «Дунк-чурбан, темный, как погреб...»

В пятой стычке Старый Бык рухнул наземь, сбитый с коня копьем, которое ловко соскользнуло со щита и ударило его в грудь. При падении его нога запуталась в стремени, и конь проволок его по полю ярдов сорок, прежде чем его сумели остановить. Снова принесли носилки, чтобы оттащить его к мейстеру. Когда Бульвера уносили с поля, с неба начали падать первые капли дождя, покрывая темными пятнами его накидку. Дунк равнодушно проводил его взглядом. Он думал об Эгге. «А что, если он попал в руки моего тайного врага?» Это звучало не менее логично, чем все остальное. «Но мальчик же ни при чем! Если кто-то в обиде на меня, мне и отвечать, а никак не ему!»

Когда Дунк отыскал сира Джона Скрипача, тот уже облачился в доспехи перед следующим поединком. Ему прислуживали целых три оруженосца. Они застегивали на нем доспехи и поправляли попону на его коне. Сир Алин Кокшоу, изрядно помятый, сидел поблизости, пил разбавленное вино и дулся. Заметив Дунка, лорд Алин поперхнулся, и вино потекло у него по подбородку.

— Почему вы еще на ногах? Улитка же разбил вам голову!

— Железный Пейт выковал мне хороший прочный шлем, милорд. А голова у меня тверже камня, как говаривал сир Арлан.

Скрипач расхохотался.

— Не обращайте внимания на Алина! Бастард Молнии вышиб его из седла, он отбил свою пухлую задницу и решил, что ненавидит всех межевых рыцарей до единого!

— Этот гнусный прыщавый юнец — никакой не сын Квентина Грома! — возразил Алин Кокшоу. — Кто его вообще пустил на турнир?! Будь это моя свадьба, я велел бы его высечь, как самозванца!

— Да кто за вас замуж-то пойдет? — фыркнул сир Джон. — А самозванство Грома далеко не так противно, как ваше нытье. Сир Дункан, вы, случайно, не в дружбе с Гэлтри Зеленым? А то я в ближайшее время вынужден буду выбить его из седла!

Ну да, конечно.

— Нет, милорд, я не знаю этого человека.

— Вина хотите? А может, хлеба с оливками?

— Нет, милорд, мне только нужно с вами поговорить.

— Поговорить? Со мной? Сколько угодно! Давайте удалимся в твой шатер!

Скрипач придержал ему занавеску у входа.

— Нет, Алин, обойдемся без вас. Вам вообще стоило бы есть поменьше оливок.

Очутившись внутри, Скрипач обернулся к Дунку.

— Я знал, что сир Утор не убил вас. Мои сны никогда не лгут. А Улитке скоро предстоит встретиться со мной. Когда я выбью его из седла, я потребую вернуть вам ваше оружие и доспехи. И вашего коня тоже, хотя вы заслуживаете лучшего скакуна. Согласитесь ли вы принять от меня в дар новую лошадь?

— Я... нет... Нет, не могу.

Дунку сделалось не по себе от этой мысли.

— Мне не хотелось бы быть неблагодарным, но...

— Если вы боитесь оказаться в долгу, можете забыть об этом. Я не нуждаюсь в вашем серебре, сир. Мне нужна только ваша дружба. Не можете же вы поступить ко мне на службу, не имея лошади?

Сир Джон надел латные перчатки и принялся разминать пальцы.

— У меня оруженосец пропал.

— Небось сбежал с девчонкой?

— Эгг еще слишком мал, чтобы бегать по девчонкам, милорд. И он никогда не оставил бы меня по доброй воле. Даже если бы я был при смерти, он оставался бы со мной, пока мой труп не охладеет. И лошадь его на месте. Как и наш мул.

— Что ж, если вам угодно, я могу велеть своим людям поискать его.

«Велеть своим людям...» Дунку не понравилось, как это прозвучало. «Турнир изменников...» — подумал он.

— Вы никакой не межевой рыцарь.

— Ну да! — Скрипач улыбнулся обаятельной мальчишеской улыбкой. — Но вы же это знали с самого начала. С самой нашей первой встречи на дороге вы называли меня милордом. Почему?

— То, как вы говорите. То, как вы выглядите. То, как вы себя ведете.

«Дунк-чурбан, темный, как погреб...»

— Вчера ночью, на крыше, вы говорили...

— Ну да, спьяну я всегда делаюсь болтлив, но я говорил всерьез. И не собираюсь отказываться от своих слов. У нас с вами общая судьба. Мои сны не лгут.

— Ваши сны не лгут, — сказал Дунк, — а вот вы лжете. Вас ведь зовут не Джоном, верно?

— Верно!

Глаза Скрипача лукаво блеснули.

«У него глаза как у Эгга...»

— Его настоящее имя скоро станет известно — тем, кому следует его знать, — лорд Гормион Пик проскользнул в павильон и исподлобья взглянул на Дунка. — Послушайте, межевой рыцарь, я вас предупреждаю...

— Да ладно вам, Горми! — перебил его Скрипач. — Сир Дункан все равно на нашей стороне — или скоро будет с нами. Говорю же вам, я видел его во сне!

Снаружи пропела труба герольда. Скрипач обернулся.

— Меня зовут на ристалище. Прошу прощения, сир Дункан. Мы можем вернуться к нашей беседе после того, как я управлюсь с сиром Гэлтри Зеленым.

— Силы вашей руке, — сказал Дунк. Это была простая вежливость.

Сир Джон ушел, а лорд Гормион остался.

— Его сны погубят нас всех.

— И почем обошелся сир Гэлтри? — помимо своей воли спросил Дунк. — Довольно ли было серебра или пришлось платить золотом?

— Я смотрю, кто-то слишком много болтает.

Пик опустился в походное кресло.

— У меня тут снаружи десяток людей. Мне следовало бы позвать их сюда и велеть перерезать вам глотку.

— Отчего же вы этого не сделаете?

— Его милости это придется не по вкусу.

«Его милости...» Дунку как будто дали под дых. «Еще один черный дракон! — подумал он. — Еще одно восстание Черного Пламени... И со временем — еще одно Багряное Поле. Когда встало солнце, поле не было багряным...»

— А зачем эта свадьба?

— Лорду Баттервеллу нужна была новая молодка, чтобы греть ему постель, а у лорда Фрея была дочь, несколько распущенная девица. Свадьба оказалась удобным предлогом, чтобы собрать единомышленников. Большинство из приглашенных некогда сражались на стороне черного дракона. У других есть причины быть недовольными правлением Бладрэйвена, третьи лелеют собственные обиды или надежды... У многих из нас забрали сыновей или дочерей в Королевскую Гавань в качестве заложников, чтобы обеспечить нашу лояльность, но большинство из заложников погибли во время великого Весеннего Мора. Руки у нас больше не связаны. Пришло наше время. Эйерис слаб. Он книжник, а не воин. Простонародье его почти не знает, а то, что они знают, им не нравится. Его лорды любят его еще меньше, чем простецы. Его отец тоже был слаб, это правда, но, когда трону грозила опасность, у него были сыновья, которые могли сражаться за него. Бейелор и Мейекар, молот и наковальня. Но Бейелора Сломи Копье уже нет в живых, а принц Мейекар заперся в Летнем Замке, в обиде на короля и его десницу.

«Ага, — подумал Дунк, — а теперь вот глупый межевой рыцарь доставил его любимого сына прямо в руки его врагов. Есть ли более удобный способ сделать так, чтобы принц не высовывал носа из стен Летнего Замка?»

— Есть еще Бладрэйвен, — сказал он. — Его не назовешь слабым.

— Это так, — согласился лорд Пик, — однако колдунов никто не любит, а братоубийцы прокляты перед лицом богов и людей. И стоит Кровавому Ворону хоть раз проявить слабость или потерпеть поражение, его люди растают, как снега по весне. А если сон принца сбудется и отсюда, из Белых Стен, явится живой дракон...

— Трон будет ваш, — договорил за него Дунк.

— Его, — уточнил лорд Гормион Пик. — Я — не более чем скромный слуга.

Он встал.

— Не пытайтесь покинуть замок, сир. Если вы это сделаете, я сочту это изменой и вы поплатитесь головой. Мы зашли слишком далеко, чтобы отступать.

Свинцовое небо уже всерьез поливало дождем, когда Джон Скрипач и сир Гэлтри Зеленый взяли новые копья в противоположных концах ристалища. Многие гости торопились укрыться в большом зале, ежась под плащами.

Сир Гэлтри восседал на белом жеребце. Его шлем был украшен обвисшим зеленым султаном из перьев, такой же султан красовался на голове его коня. Плащ его был сшит из квадратных кусков ткани, все разных оттенков зеленого. Его наголенники и латные рукавицы сверкали золотом, и на его щите было изображено девять желто-зеленых пятиконечных звезд на травянисто-зеленом поле. И даже его борода была выкрашена в зеленый цвет, на манер заморских жителей Тироша.

Девять раз они со Скрипачом съезжались, держа копья наперевес, зеленый рыцарь и молодой лорд с золотыми мечами и скрипками в гербе, и девять раз копья ломались. К восьмой стычке земля начала раскисать, и боевые кони шлепали но лужам. На девятый раз Скрипач едва не выпал из седла, но все же сумел удержаться.

— Добрый удар! — воскликнул он, смеясь. — Вы едва не одолели меня, сир!

— Скоро одолею совсем! — крикнул сквозь дождь зеленый рыцарь.

— Да нет, вряд ли!

Скрипач отбросил в сторону сломанное копье, и оруженосец подал ему новое.

Следующая стычка оказалась последней. Копье сира Гэлтри бессильно скользнуло по щиту Скрипача, а сир Джон ударил зеленого рыцаря прямо в середину груди и вышиб его из седла. Рыцарь рухнул наземь, подняв фонтан бурых брызг. Дунк увидел, как на востоке сверкнула далекая молния.

Трибуны стремительно пустели: простецы и лорды торопились укрыться от ливня.

— Взгляните, как разбегаются! — пробормотал Алин Кокшоу, очутившийся рядом с Дунком. — Несколько капель дождя — и все отважные лорды с визгом прячутся в укрытие. Хотел бы я знать, что они станут делать, когда разразится настоящая буря, а?

«Настоящая буря...» Дунк понимал, что лорд Алин говорит не о погоде. «А этому что нужно? Неужто он вдруг решил подружиться со мной?»

Герольд снова взошел на трибуну.

— Сир Томмард Хеддл, рыцарь из Белых Стен, вассал лорда Баттервелла! — провозгласил он, перекрывая далекий раскат грома. — Сир Утор Серый Лист! Выйдите на ристалище и явите вашу доблесть!

Дунк взглянул на сира Утора как раз вовремя, чтобы увидеть, как улыбочка Улитки сделалась кислой. «Это не тот противник, за которого он заплатил!» Распорядитель турнира обманул его ожидания, но почему? «Потому что вмешался кто-то еще, кто-то, кого Косгроув ставит выше, чем Утора Серого Листа...» Дунк немного поразмыслил над этим. «Они не знают, что Утор не собирается побеждать! — внезапно осознал он. — Они видят в нем угрозу и хотят, чтобы Черный Том убрал его с пути Скрипача». Сам Хеддл был участником заговора Пика, можно было рассчитывать, что он проиграет, когда в том будет нужда. А значит, остается только...

И тут внезапно сам лорд Пик пронесся по грязному полю и взбежал по лестнице на трибуну герольда. Плащ бился у него за плечами.

— Нас предали! — вскричал он. — Среди нас — шпион Бладрэйвена! Драконье яйцо похищено!!!

Сир Джон Скрипач развернул своего скакуна.

— Мое яйцо? Как такое может быть? У входа в спальню лорда Баттервелла день и ночь стоит охрана!

— Охрана перебита, — объявил лорд Пик, — но один из стражников успел перед смертью назвать имя убийцы!

«Уж не собирается ли он обвинить в краже меня?» — подумал Дунк. По меньшей мере десять человек видели накануне, как он брал в руки драконье яйцо, когда принес леди Баттервелл в спальню ее супруга и повелителя.

Лорд Гормион обвиняюще ткнул пальцем вниз.

— Вот он стоит! Шлюхин сын! Хватайте его!

Сир Глендон Гром, стоявший в дальнем конце ристалища, растерянно поднял взгляд. Поначалу он, казалось, не понимал, что происходит, пока не увидел, как к нему со всех сторон сбегаются люди. Тут мальчишка принялся действовать, куда проворнее, чей ожидал от него Дунк. Он успел наполовину выхватить меч из ножен, прежде чем первый стражник ухватил его за горло. Гром вывернулся из его рук, но тут на него налетели еще двое. Они с разбегу врезались в него и повалили в грязь. Следом набежали еще и еще, крича и пиная его ногами. «А ведь на его месте мог быть и я», — осознал Дунк. Он чувствовал себя таким же беспомощным, как тогда, в Эшфорде, в тот день, когда было объявлено, что ему отрубят руку и ногу.

Алин Кокшоу оттащил его назад.

— Не лезьте туда! Вам еще оруженосца вашего найти надо.

Дунк развернулся в его сторону.

— Что вы имеете в виду?

— Может, я и знаю, где искать мальчишку...

— Где?!

Дунк был не в том настроении, чтобы играть в игры.

На дальнем конце поля сира Глендона грубо вздернули на ноги и поставили между двумя стражниками в кольчугах и полушлемах. От пояса до щиколоток он был бурым от грязи, по щекам у него текли кровь и дождевая вода. «Кровь героя...» — подумал Дунк. Черный Том спешился рядом с пленником.

— Где яйцо?!

С губ у Грома капала кровь.

— Для чего мне было его воровать? Я собирался его выиграть!

«Ага, — подумал Дунк, — именно этого-то они и не могли допустить».

Черный Том хлестнул Грома по лицу латной перчаткой.

— Обыскать его седельные сумы! — приказал лорд Пик. — Могу поручиться, что мы найдем в них запрятанное яйцо.

Лорд Алин понизил голос:

— И найдут ведь! Если хотите отыскать вашего оруженосца, идемте со мной. Сейчас самое подходящее время, пока они все заняты!

И пошел прочь, не дожидаясь ответа.

Дунку поневоле пришлось пойти следом. Сделав три широких шага, он поравнялся с лордом.

— Если вы что-то сделали с Эггом...

— Я не охотник до мальчиков. Сюда. Скорей, скорей!

Они миновали арку, спустились по грязной лестнице, свернули за угол. Дунк шагал следом за Алином, шлепая по лужам — дождь все шел и шел. Они держались вплотную к стенам, укрываясь в тени, и наконец остановились в замкнутом дворике, вымощенном гладкими и скользкими булыжниками. Со всех сторон теснились здания. Наверху виднелись окна, затворенные ставнями. В центре дворика находился колодец, обнесенный невысоким каменным бортиком.

«Неуютное местечко!» — подумал Дунк. Ему тут не нравилось. Он по старой привычке потянулся было к мечу, потом вспомнил, что его меч достался Улитке. Пока он шарил у бедра, где должен был находиться эфес меча, он почувствовал, как в поясницу ему уперлось острие кинжала.

— Попытайтесь обернуться, и я вырежу вам почки и отдам их поварам Баттервелла, чтобы те подали их на пиру!

Острие пронзило насквозь куртку Дунка.

— Подойдите к колодцу. И не вздумайте дергаться, сир!

«Если он швырнул Эгга в этот колодец, игрушечный ножичек его не спасет!» Дунк медленно двинулся вперед. Он чувствовал, как внутри него нарастает гнев.

Острие у спины исчезло.

— Что ж, межевой рыцарь, теперь можете обернуться ко мне лицом!

Дунк повернулся.

— Милорд, это все из-за драконьего яйца?

— Нет. Это все из-за дракона. А вы что думали, я буду стоять и смотреть, как вы пытаетесь его у меня похитить?

Сир Алин скривился.

— Не стоило мне доверяться этому несчастному Слизняку. Он ведь обещался вас убить! Но я заставлю его вернуть мое золото, все до последней монетки.

«Так это он?! — подумал Дунк. — Вот этот пухлый, надушенный лордишка с лицом как тесто, — он и есть мой тайный враг?!» Он не знал, смеяться ему или плакать.

— Сир Утор честно отработал свое золото. Просто у меня голова крепкая, вот и все.

— Да уж, похоже на то. Сделайте шаг назад.

Дунк отступил.

— Еще! Еще! Еще шаг!

Еще один шаг — и он оказался вплотную к колодцу, прижавшись задом к бортику.

— Сядьте на край. Вы не боитесь немного искупаться, а? Намного мокрей, чем теперь, вы все равно не станете.

— Я не умею плавать!

Дунк положил руку на бортик. Каменная стенка была мокрая. Один из камней подался под ладонью...

— Какая жалость! Вы сами туда прыгнете или вас пырнуть?

Дунк посмотрел вниз. Он видел круги от капель, расходящиеся по воде футах в двадцати внизу. Стенки колодца поросли зеленой слизью.

— Я же не сделал вам ничего дурного!

— И не сделаете. Дейемон мой. Это я буду командовать его Королевской гвардией. А вы — вы недостойны носить белый плащ!

— Я и не говорил, что я этого достоин.

«Дейемон... — имя откликнулось у него в голове гулким эхом. — Не Джон, а Дейемон. В честь отца. Дунк-чурбан, темный, как погреб...»

— Дейемон Черное Пламя породил семерых сыновей. Двое пали на Багряном Поле, близнецы...

— Эйегон и Эйемон. Гнусные безмозглые громилы, такие же, как вы. Когда мы были детьми, они забавлялись, мучая меня и Дейемона. Я плакал, когда Биттерстил увез его в изгнание, и плакал снова, когда лорд Пик сказал мне, что он возвращается домой. А потом он встретил на дороге вас — и забыл о моем существовании!

Кокшоу угрожающе взмахнул кинжалом.

— Выбирайте: либо вы бросаетесь в воду как есть, либо падаете туда, истекая кровью!

Дунк стиснул в руке шатающийся камень. Камень сидел на месте крепче, чем ему показалось. Прежде чем Дунк успел вырвать его из кладки, сир Алин бросился на него. Дунк отшатнулся в сторону, но острие кинжала распороло ему мышцу левой руки. А потом Дунк наконец вырвал камень. Он угостил им его светлость и услышал, как захрустели зубы.

— В воду, говорите?

Он еще раз ударил лорда камнем по лицу, бросил камень, схватил Кокшоу за запястье и вывернул его так, что кость хрустнула и кинжал со звоном упал на булыжники.

— Только после вас, милорд!

Дунк сделал шаг в сторону, рванул лордика за руку и пул его в зад. Лорд Алин вниз головой полетел в колодец. Раздался всплеск.

— Недурно, сир!

Дунк развернулся. Сквозь завесу дождя ему был виден только силуэт в плаще с капюшоном и белесый глаз. Только когда человек подступил ближе, Дунк различил под капюшоном знакомые черты сира Мейнарда Пламма, белесый глаз же оказался фибулой с лунным камнем, которой был сколот на плече его плащ.

Лорд Алин шумно бултыхался в колодце и звал на помощь.

— Убивают! Помогите! Спасите!

— Он пытался меня убить, — сказал Дунк.

— Ах вот отчего столько крови!

— Крови? — Дунк опустил глаза. Левая рука кровоточила от плеча до локтя, рубаха прилипла к телу... — А-а...

Дунк не помнил, как упал, но внезапно обнаружил, что лежит на земле и капли дождя стекают у него по лицу. Он слышал, как лорд Алин скулит в колодце, но плеск сделался тише.

— Надо перевязать вам руку, — сир Мейнард просунул руку под тело Дунка. — Вставайте, сир. Я вас сам не подниму. Шевелите ногами!

Дунк поднялся на ноги.

— Лорд Алин... Он же утонет.

— Никто его не хватится. Уж Скрипач так точно.

— Он не скрипач! — выдохнул Дунк, бледнея от боли.

— Не скрипач. Он Дейемон из дома Черного Пламени, второй этого имени. По крайней мере, так он станет называть себя, если воссядет на Железный Трон. Вы удивитесь, если узнаете, как много лордов предпочитают, чтобы король был отважным и глупым! Дейемон молод и лих и хорошо смотрится в седле.

Звуки, доносящиеся из колодца, сделались совсем слабыми, почти неслышными.

— Может, все же бросим его светлости веревку?

— Спасать его теперь, чтобы казнить потом? Думаю, не стоит. Пусть расхлебывает ту кашу, которую он заварил для вас. Давайте, обопритесь на меня.

Терн повел его через двор. Вблизи в чертах сира Мейнарда было нечто странное. Казалось, чем пристальнее Дулк вглядывался в него, тем меньше он видел.

— А помните, я ведь уговаривал вас бежать, но нет, вы сочли, что ваша честь дороже жизни! Доблестная смерть — это, конечно, замечательно, но если жизнь, о которой идет речь, — не ваша, что тогда? Вы поступили бы так же, а, сир?

— Не моя? А чья?

В колодце в последний раз всплеснуло — и затихло.

— Эгга? Вы имеете в виду Эгга? — Дунк стиснул руку Пламма. — Где он?!

— Он среди богов. И, думаю, вы знаете почему.

Дунка пронзила такая боль, что он забыл о раненой руке. Он застонал.

— Он попытался воспользоваться своим сапогом...

— Предполагаю, что да. Он показал кольцо мейстеру Лотару, который доставил его к Баттервеллу. Тот, несомненно, наложил в штаны при виде этого кольца и принялся соображать, ту ли сторону он выбрал и много ли известно о его заговоре Кровавому Ворону. Ответ на последний вопрос — «Довольно много».

Пламм хихикнул.

— Кто вы?!

— Друг, — ответил Мейнард Пламм. — Человек, который наблюдал за вами и удивлялся вашему присутствию в этом змеином логове. А теперь помалкивайте, пока мы вас не заштопаем.

Держась в тени, они оба вернулись в палатку Дунка. Внутри сир Мейнард разжег огонь, налил вина в чашу и поставил его греться.

— Рана чистая, и к тому же, по счастью, это не та рука, в которой вы держите меч, — сказал он, распарывая рукав окровавленной рубахи Дунка. — И кость, похоже, не задета. Но все-таки надо ее промыть, а то, чего доброго, потеряете руку.

— Это все неважно, — Дунку крутило живот, он чувствовал себя так, словно его вот-вот стошнит. — Если Эгг убит...

— То виноваты будете вы. Вам следовало бы держать его подальше отсюда. Но я не говорил, что мальчик убит. Я только сказал, что он среди богов. У вас есть чистое белье? Лучше шелковое?

— Рубаха моя. Хорошая, которую я добыл в Дорне... А что вы имеете в виду, что он среди богов?

— Всему свое время. Сперва ваша рука.

Над вином начал подниматься пар. Сир Мейнард отыскал хорошую шелковую рубаху Дунка, с подозрением обнюхал ее, потом достал кинжал и принялся резать ее на полоски. Дунк хотел было возразить, но сдержался.

— Эмброуза Баттервелла никогда нельзя было назвать решительным человеком, — сказал сир Мейнард, окуная в вино три полоски шелка. — Он с самого начала сомневался в этом заговоре, и сомнения его разыгрались с новой силой, когда он узнал, что мальчишка не привез меча. А нынче утром пропало драконье яйцо и вместе с ним иссякли остатки его отваги.

— Сир Глендон не воровал этого яйца! — сказал Дунк. — Он целый день провел во дворе, сражаясь либо наблюдая за поединками.

— И тем не менее Пик все равно отыщет яйцо в его седельных сумках.

Вино закипело. Пламм натянул кожаную перчатку и сказал:

— Постарайтесь не кричать.

Он вытащил из кипящего вина полоску шелка и принялся промывать рану.

Дунк не кричал. Он скрипел зубами, прикусил себе язык и бил себя кулаком по колену так сильно, что на ноге остались синяки, но не кричал. Остаток его хорошей рубахи сир Мейнард извел на повязку и туго обмотал ее вокруг руки.

— Ну, как вы себя чувствуете? — осведомился он, покончив с этим.

— Кошмарно... — Дунка передернуло. — Где же Эгг?

— Среди богов. Я же вам говорил.

Дунк ухватил Пламма здоровой рукой за горло.

— Говорите напрямик! Меня уже тошнит от намеков и недомолвок! Скажите, где искать мальчика, или я сломаю вашу паршивую шею, друг вы мне или нет!

— В септе. И не советую вам ходить туда без оружия, — улыбнулся сир Мейнард. — Это для вас достаточно ясно, Дунк?

Первым делом он отправился в шатер сира Утора Серого Листа.

Когда Дунк проскользнул внутрь, там был только оруженосец Уилл. Он склонился над бадьей, стирая белье своего господина.

— Снова вы? А сир Угор на пиру. Что вам нужно?

— Мой меч и щит.

— Вы принесли выкуп?

— Нет.

— Тогда с чего я должен позволить вам забрать ваше оружие?

— Оно мне необходимо.

— Это еще не повод.

— Хорошо, тогда что вы скажете, если я пообещаю вас убить?

Уилл ахнул.

— Вон оно!

У входа в замковую септу Дунк остановился. «Боги, сделайте так, чтобы я не опоздал!» Его перевязь с мечом висела на привычном месте, туго опоясывая талию. Щит с висельником он подвесил на раненую руку, и вес щита на каждом шагу отдавался болью во всем теле. Он опасался, что, если кто-нибудь его толкнет, он не сумеет сдержать крик. Дунк отворил дверь здоровой рукой.

Внутри было сумрачно и тихо. Септу освещали только свечи, мерцающие на алтарях Семерых. Большинство свечей горело на алтаре Воина, как и следовало ожидать в день турнира: многие рыцари пришли сюда, чтобы помолиться о даровании силы и отваги, прежде чем выйти на ристалище. Алтарь Неведомого был окутан тенью: на нем горела всего одна свечка. На алтарях Матери и Отца горели десятки свечей, на алтарях Кузнеца и Девы — чуть поменьше. А под сияющей лампадой Старицы преклонил колени лорд Эмброуз Баттервелл. Он стоял, склонив голову, и безмолвно молился о ниспослании мудрости.

Он был не один. Как только Дунк направился в его сторону, двое стражников двинулись ему наперерез. Лица под полушлемами были суровые и напряженные. Под накидками с зелено-бело-желтыми полосами дома Баттервелл виднелись кольчуги.

— Стойте, сир! — сказал один из них. — Вам тут делать нечего!

— Отнюдь! Я же вас предупреждал, что он меня найдет!

Это был голос Эгга.

Когда Эгг выступил из темноты за спиной Отца и его бритая голова блеснула в свете свечей, Дунк едва не бросился к мальчику с радостным криком, чтобы схватить его и стиснуть в объятиях. Однако в тоне Эгга было что-то, что заставило его остановиться. «Похоже, он скорее разгневан, чем напуган, и я никогда еще не видел его таким серьезным. И Баттервелл на коленях... Тут творится что-то странное».

Лорд Баттервелл поднялся на ноги. Его лицо, даже в тусклом свете свечей, выглядело бледным и влажным от пота.

— Пропустите его! — велел он охране. Когда те отступили назад, он поманил Дунка к себе. — Я не причинял мальчику вреда. Я хорошо знал его отца, когда был десницей короля. Пусть принц Мейекар знает: это был не мой замысел!

— Он это узнает, — обещал Дунк. «Что же тут происходит?»

— Пик! Это все его затея, клянусь Семерыми! — Лорд Баттервелл положил руку на алтарь. — Да поразят меня боги, если я лгу! Он сказал мне, кого следует пригласить, а кого звать не следует, и привез сюда этого мальчишку, претендента на престол. Поверьте, я не собирался становиться участником заговора! Том Хеддл, опять же, он меня подзуживал, я этого отрицать не стану. Да, это мой зять, он женат на моей старшей дочке, но я не буду лгать: он тоже замешан в этом деле.

— Он же ваш лучший боец! — сказал Эгг. — Если он в этом замешан, стало быть, и вы тоже.

Дунку хотелось взреветь: «Помолчи! Твой длинный язык погубит нас обоих!» Однако Баттервелл, похоже, сник еще больше.

— Милорд, вы не понимаете! Ведь Хеддл командует моим гарнизоном!

— Но ведь должны же у вас быть преданные вам стражники! — сказал Эгг.

— Вот эти двое, — сказал лорд Баттервелл. — И еще несколько человек. Да, я был чересчур беспечен, признаю, но изменником я не был никогда. Мыс Фреем с самого начала питали сомнения по поводу претендента лорда Пика. Ведь у него нет меча! Будь он сыном своего отца, Биттерстил Острая Сталь вручил бы ему Черное Пламя. И вся эта болтовня о драконе... безумие, дурь и безумие!

Его светлость утер рукавом пот со лба.

— А теперь они украли яйцо, драконье яйцо, которое пращур мой получил от самого короля в награду за верную службу. Утром, когда я проснулся, оно было на месте, и мои стражники клянутся, что в спальню никто не входил и никто не покидал ее. Может быть, они подкуплены лордом Пиком, я не могу сказать, но яйцо, яйцо исчезло! Его нужно вернуть, а не то...

«А не то дракон и впрямь вылупится», — подумал Дунк. Если в Вестеросе снова появится живой дракон, лорды и простолюдины сбегутся под знамена того принца, которому он будет принадлежать.

— Милорд, — сказал он, — нельзя ли мне перекинуться парой слов с моим... с моим оруженосцем?

— Как вам угодно, сир.

Лорд Баттервелл преклонил колени и снова стал молиться. Дунк оттащил Эгга в сторону и опустился на одно колено, чтобы поговорить с ним лицом к лицу.

— Я тебя сейчас так по уху съезжу, что у тебя голова свернется задом наперед и ты до конца дней своих будешь ходить, глядя туда, откуда пришел!

— Ну да, сир, поделом мне, — у Эгга хватило совести выглядеть пристыженным. — Я прошу прощения. Я просто хотел отправить ворона к отцу!

«Чтобы я мог остаться рыцарем. Мальчик не хотел ничего дурного...» Дунк оглянулся на коленопреклоненного Баттервелла.

— Что ты с ним сделал?

— Напугал, сир.

— Ага, понятно. К утру он себе мозоли на коленях натрет.

— Я не знал, что еще делать, сир. Мейстер, как только увидел кольцо моего отца, сразу привел меня к ним.

— К ним?

— К лордам Баттервеллу и Фрею, сир. Там еще и стражники были. Все были очень встревожены. Кто-то украл драконье яйцо.

— Не ты, надеюсь?

Эгг мотнул головой.

— Нет, сир. Я понял, что у меня неприятности, когда мейстер показал лорду Баттервеллу мое кольцо. Я подумывал сказать, что украл его, но решил, что он мне не поверит. А потом я вспомнил, как отец один раз говорил то, что услышал от лорда Бладрэйвена: дескать, лучше пугать, чем быть напуганным, — и сказал им, что отец отправил нас сюда шпионами и что сам он направляется сюда с войском, и что пусть лучше его светлость отпустит меня и признается в измене, а не то не сносить ему головы.

Он застенчиво улыбнулся.

— И так хорошо все получилось, сир, я даже и не надеялся!

Дунку хотелось взять мальчишку за плечи и встряхнуть так, чтобы зубы клацнули. «Это же не игра! — хотелось крикнуть ему. — Речь идет о жизни и смерти!»

— И что, лорд Фрей тоже все это слышал?

— Ну да. Он пожелал лорду Баттервеллу счастливой семейной жизни и объявил, что немедленно возвращается в Близнецы. А его светлость привел нас сюда и принялся молиться.

«Фрей мог сбежать, — подумал Дунк, — но Баттервеллу бежать некуда, и рано или поздно он начнет задумываться, где же принц Мейекар с его войском».

— Если лорд Пик пронюхает, что ты в замке...

Двери септы, ведущие во двор, с грохотом распахнулись. Обернувшись, Дунк увидел Черного Тома Хеддла, в панцире и кольчуге. Дождевая вода стекала с его промокшего плаща, собираясь в лужу под ногами. У него за спиной стоял десяток стражников, вооруженных копьями и секирами. За спиной у них небо рассекла бело-голубая молния, на светлый каменный пол внезапно упали резкие тени. От порыва влажного ветра пламя свечей задергалось.

Дунк только и успел подумать: «Ох, семь проклятых бездн!», прежде чем Хеддл приказал:

— Вот мальчишка! Хватайте его!

Лорд Баттервелл поднялся на ноги.

— Нет. Постойте. Не смейте трогать мальчика. Томмард, что все это значит?

Лицо Хеддла презрительно скривилось.

— Ваша светлость, не у всех нас в жилах течет молоко! Я заберу мальчишку.

— Вы не понимаете! — взвизгнул Баттервелл дрожащим голосом. — Нам конец! Лорд Фрей уехал, вслед за ним разбегутся и остальные! Сюда идет принц Мейекар с войском!

— Тем больше причин взять мальчишку в заложники.

— Нет-нет! — сказал Баттервелл. — Я больше не желаю иметь дела ни с лордом Пиком, ни с его претендентом на престол. Я не буду сражаться.

Черный Том холодно взглянул на своего лорда.

— Трус! — сплюнул он. — Говорите что хотите. Либо вы будете драться, либо умрете, милорд.

Он указал на Эгга.

— Золотой тому, кто первым пустит кровь!

— Нет! — Баттервелл обернулся к своим стражникам. — Остановите их, слышите? Я вам приказываю! Остановите их!

Но все стражники остановились в растерянности, не зная, кому повиноваться.

— Что ж, видно, самому придется! — сказал Черный Том, обнажая меч-бастард.

Дунк поступил так же.

— Прячься ко мне за спину, Эгг!

— Вы, оба, положить оружие! — взвизгнул Баттервелл. Кровопролития в септе я не допущу! Сир Томмард, этот человек дал принцу клятву верности! Он вас убьет!

— Только если упадет на меня! — осклабился Черный Том. Видел я, как он пытался сражаться на турнире!

— С мечом я управляюсь лучше! — предостерег его Дунк.

Хеддл только фыркнул и ринулся в бой.

Дунк грубо отпихнул Эгга за спину и повернулся навстречу клинку. Первый удар он отразил неплохо, однако меч Черного Тома врубился в щит, и раненую руку дернуло жгучей болью. Дунк попытался в ответ рубануть Хеддла по голове, но Черный Том уклонился от удара и снова замахнулся на него. Дунк еле успел вовремя подставить щит. Сосновые щепки полетели во все стороны, и Хеддл расхохотался, продолжая наносить удары, снизу, сверху, снова снизу. Дунк успешно отражал их щитом, но каждый удар причинял ему мучительную боль, и он невольно отступал назад.

— Бейте его, сир! — вопил Эгг. — Давайте, бейте его, вот же он, вот он!

Дунк чувствовал во рту вкус крови, и, что самое худшее, его рана снова открылась. Волной накатило головокружение. Клинок Черного Тома рубил длинный ромбовидный щит в щепки. «Дуб и железо, храните меня от смерти и адова огня!» — подумал было Дунк, но тут же вспомнил, что щит у него сосновый. Упершись спиной в алтарь, он споткнулся, упал на одно колено и понял, что отступать дальше некуда.

— Ты не рыцарь! — бросил Черный Том. — Что, остолоп, никак ты плачешь?

«Я плачу от боли!» Дунк рывком поднялся на ноги и огрел противника щитом.

Черный Том отшатнулся назад, но сумел устоять на ногах. Дунк надвигался на него и все бил и бил его щитом. Используя свое преимущество в силе и росте, он загнал Хеддла на середину септы. А потом отвел щит в сторону и рубанул его бастардом. Хеддл взвыл: сталь пробила шерстяную ткань и мышцы до середины бедра. Он бестолково взмахнул мечом, но удар вышел отчаянный и неуклюжий. Дунк снова принял его на щит и вложил весь свой вес в ответный удар.

Черный Том отшатнулся, отступил на шаг и в ужасе уставился на свое предплечье, отлетевшее в сторону и упавшее перед алтарем Неведомого.

— Ты... — выдохнул он, — ты, ты!..

— Я же предупреждал, — сказал Дунк, вонзая меч ему в горло, — что мечом владею лучше!

Двое стражников, увидев лужу крови, растекающуюся вокруг тела Черного Тома, выскочили обратно под дождь. Остальные стиснули копья и заколебались, опасливо поглядывая на Дунка и дожидаясь, что скажет их лорд.

— Это... это очень печально, — наконец выдавил Баттервелл. Он обернулся к Дунку и Эггу. — Надо убираться из Белых Стен, пока эти двое не рассказали о случившемся Гормиону Пику! У него среди гостей больше сторонников, чем у меня. В северной стене есть калитка, мы выберемся через нее... Идемте, надо спешить!

Дунк с лязгом вбросил меч в ножны.

— Эгг, ступай с лордом Баттервеллом!

Он обнял мальчика за плечи и понизил голос:

— Не оставайся с ним дольше, чем потребуется. Пришпорь Грозу и убирайся прочь, пока его светлость снова не переметнулся на другую сторону. Поезжай в Девичий Пруд, это ближе, чем Королевская Гавань.

— А как же вы, сир?

— Обо мне не беспокойся.

— Я же ваш оруженосец!

— Ага, — сказал Дунк, — вот и делай, как тебе приказано, а не то по уху схлопочешь!

Группа людей выходила из главного зала, остановившись только затем, чтобы накинуть капюшоны перед тем, как выйти под дождь. Старый Бык был среди них, и хлипкий лорд Каснелл, который снова успел набраться. Оба обогнули Дунка по широкой дуге. Сир Мортимер Боггс посмотрел на него с любопытством, но счел за лучшее не заговаривать с ним. Утор Серый Лист был не столь сдержан.

— Вы опоздали на пир, сир, — сказал он, натягивая перчатки. — И, я смотрю, вы опять при мече!

— Я уплачу вам выкуп за него, если вас это заботит, — разбитый щит Дунк бросил и накинул плащ поверх раненой руки, чтобы не видно было крови. — Если, конечно, останусь жив. В противном случае вам придется обобрать мой труп.

Сир Утор расхохотался.

— Никак не пойму, чем тут пахнет: то ли героизмом, то ли просто глупостью? Насколько я помню, эти два запаха очень похожи. Вам еще не поздно принять мое предложение, сир!

— Позднее, чем вы думаете, — предупредил его Дунк. Он не стал дожидаться ответа Серого Листа, просто протиснулся мимо него в двустворчатые двери. В зале пахло элем, дымом и мокрой шерстью. На галерее наигрывали негромкую музыку несколько музыкантов. С верхнего конца стола, где сир Кирби Пимм и сир Лукас Нейланд пили на спор, раздавался хохот. На помосте лорд Пик вел серьезную беседу с лордом Костейном, а молодая супруга Эмброуза Баттервелла сидела на своем почетном месте, всеми покинутая.

На нижнем конце стола Дунк обнаружил сира Кайла, который заливал горе элем лорда Баттервелла. Его блюдо было наполнено густой похлебкой, приготовленной из вчерашних объедков. «Бурая миска» звали такую еду в харчевнях Королевской Гавани. Сиру Кайлу она явно в рот не лезла. Нетронутая похлебка остыла, и бурая масса покрылась пленкой сала.

Дунк уселся на лавку рядом с ним.

— Сир Кайл!

Кот кивнул.

— A-а, сир Дункан... Эля хотите?

— Нет.

Только эля ему и не хватало!

— Вам нехорошо, сир? Прошу прощения, но вы выглядите...

«Куда лучше, чем я себя чувствую».

— Что они сделали с Глендоном Громом?

— В темницу отвели, — сир Кайл покачал головой. — Шлюхин сын или нет, но мне не казалось, что этот мальчик похож на вора.

— Он и не вор.

Сир Кайл прищурился, вглядываясь в него.

— Ваша рука... что...

— Кинжалом ударили.

Дунк, хмурясь, обернулся к помосту. Сегодня он уже дважды избежал смерти. Он знал, что большинству людей этого было бы довольно. «Дунк-чурбан, темный, как погреб...» Он поднялся на ноги и окликнул:

— Ваша милость!

Несколько человек на соседних скамьях положили свои ложки, прервали разговоры и обернулись в его сторону.

— Ваша милость! — повторил Дунк снова, уже громче. И зашагал по мирийскому ковру к помосту. — Дейемон!

Теперь умолкла половина зала. Сидевший в верхнем конце стола человек, что именовал себя Скрипачом, обернулся и улыбнулся ему. Дунк увидел, что для пира он облачился в фиолетовую рубаху. «Чтобы подчеркнуть цвет своих глаз!»

— А, сир Дункан! Рад, что вы с нами. Чего вы хотите от меня?

— Правосудия, — сказал Дунк, — правосудия для Глендона Грома.

Это имя эхом раскатилось по залу, и на мгновение показалось, будто все присутствующие — мужчины, женщины и дети — обратились в камень. Потом лорд Костейн грохнул кулаком по столу и вскричал:

— Этот щенок заслуживает смерти, а не правосудия!

Еще десяток голосов поддержали его, а сир Харберт Пэйдж заявил:

— Он родился бастардом! Бастарды все воры, если не похуже! Кровь сказывается...

На миг Дунк впал в отчаяние. «Я тут совсем один...» Но гут вскочил на ноги сир Кайл Кот. Его почти не шатало.

— Быть может, мальчишка и бастард, милорды, но он бастард Квентина Молнии! Сир Харберт верно говорит: кровь сказывается!

Дейемон нахмурился.

— Никто не чтит Квентина Молнию более меня, — сказал он. — Я не верю, что этот фальшивый рыцарь — от его семени. Он украл яйцо дракона и убил при этом трех добрых воинов.

— Он ничего не крал и никого не убивал! — настаивал Дунк. — Если и впрямь трое убиты, ищите их убийцу в другом месте. Ваша милость не хуже меня знает, что сир Глендон весь день провел во дворе, участвуя в одном поединке за другим.

— Ну да, — признался Дейемон. — Я и сам удивлялся. Но ведь драконье яйцо нашли среди его вещей!

— В самом деле? И где же оно теперь?

Лорд Пик встал и смерил Дунка властным ледяным взглядом.

— Оно в надежном месте, под охраной. А отчего вас это заботит, сир?

— Пусть его принесут сюда, — сказал Дунк. — Я бы не отказался взглянуть на него еще раз, милорд. Вчера вечером я видел его только мельком.

Глаза Пика сузились.

— Ваша милость, — сказал он Дейемону, — насколько я понимаю, этот межевой рыцарь явился в Белые Стены вместе с сиром Глендоном, без приглашения. Возможно, он его сообщник!

Дунк не обратил внимания на лорда Пика.

— Ваша милость, драконье яйцо, которое лорд Пик обнаружил среди вещей сира Глендона, он подложил туда сам. Пусть принесет его, если может. Взгляните на него сами. Могу поручиться, что это не более чем крашеный камень!

Зал взорвался, в нем воцарился хаос. Сотня человек заговорили все одновременно, десяток рыцарей вскочили на ноги. Дейемон сделался почти таким же юным и растерянным, как сир Глендон, когда тому бросили обвинение.

— Друг мой, вы пьяны?

«Лучше бы я был пьян...»

— Я потерял довольно много крови, — признался Дунк, — но голова у меня на месте. Сира Глендона схватили по ложному обвинению!

— Но зачем? — изумленно спросил Дейемон. — Если Гром, как вы утверждаете, не сделал ничего дурного, для чего его светлости утверждать, что он виновен, и пытаться доказать это с помощью какого-то крашеного камня?

— Чтобы убрать его с вашей дороги. Его светлость подкупил прочих ваших противников золотом и посулами, а Грома не купишь.

Скрипач залился краской.

— Это неправда!

— Это правда. Пошлите за сиром Глендоном и спросите у него сами!

— Я так и сделаю! Лорд Пик, велите немедленно привести сюда бастарда! И драконье яйцо принесите тоже. Я желаю взглянуть на него поближе.

Гормион Пик взглянул на Дунка с отвращением.

— Ваша светлость, мальчишку-бастарда сейчас допрашивают. Еще несколько часов, и он во всем признается, я не сомневаюсь.

— «Допрашивают» значит «пытают», — пояснил Дунк. — Еще несколько часов, и сир Глендон признается, что лично убил батюшку вашей светлости и обоих ваших братьев тоже.

— Довольно!!! — лорд Пик сделался почти лиловым. — Еще одно слово, и я вырву вам язык с корнем.

— Вы лжете, — сказал Дунк. — Вот вам целых два слова.

— И вы горько пожалеете о каждом из них! — пообещал Пик. — Схватить этого человека и приковать в темнице!

— Нет, — сказал Дейемон, угрожающе понизив голос. — Я хочу знать правду об этом деле. Сандерленд, Вривел, Смоллвуд, возьмите своих людей, ступайте в темницу и найдите там сира Глендона. Приведите его сюда и позаботьтесь, чтобы никто не причинил ему вреда. Если кто-то попытается вам воспрепятствовать, скажите, что вы делаете это по приказу короля!

— Как прикажете, — ответил лорд Вривел.

— Я сделаю так, как поступил бы мой отец, — сказал Скрипач. — Сир Глендон обвиняется в тяжких преступлениях. Он рыцарь, поэтому имеет право защищать себя с оружием в руках. Мы сойдемся с ним на ристалище, и пусть боги рассудят, виновен он или нет.

«Не знаю, чья в нем кровь, героя или шлюхи, — подумал Дунк, когда двое вассалов лорда Вривела бросили к ею ногам обнаженного сира Глендона, — однако ее осталось в нем гораздо меньше, чем было».

Парень был жестоко избит. Лицо в синяках и царапинах, несколько выбитых и сломанных зубов, правый глаз залит кровью, по всей груди — вздувшиеся и потрескавшиеся следы ожогов, где к коже прикладывали раскаленное железо.

— Вы в безопасности, — пробормотал сир Кайл. — Здесь только мы, межевые рыцари, и, видят боги, мы самый безобидный народ.

Дейемон велел препроводить раненого в мейстерскую башню, обработать раны и помочь ему приготовиться к поединку.

Смывая кровь с лица и рук Грома, Дунк заметил, что на пальцах левой руки не хватает трех ногтей. Это встревожило его сильнее всего.

— Вы копье держать сможете?

— Копье? — переспросил сир Глендон, сплевывая кровь. — У меня все пальцы на месте?

— Пальцев десять, — подтвердил Дунк, — а ногтей только семь.

Гром кивнул.

— Черный Том собирался отрезать мне пальцы, но его отозвали. Это с ним я буду сражаться?

— Нет. Его я убил.

— Так ему и надо! — улыбнулся юноша.

— Вы сойдетесь со Скрипачом, но его настоящее имя...

— Дейемон, ага. Мне сказали. Черный дракон, — сир Глендон рассмеялся. — Мой отец погиб за него. Я бы стал его вассалом, причем с радостью. Я бы сражался за него, убивал за него, умер бы за него. Но я не мог проиграть ради него.

Он отвернулся и выплюнул обломок зуба.

— Можно мне вина?

— Сир Кайл, дайте мех с вином.

Юноша сделал долгий глоток, затем вытер рот.

— Нет, вы только посмотрите, я трясусь, как девчонка!

— Вы на коне-то удержитесь? — нахмурился Дунк.

— Помогите мне умыться, дайте щит, копье и седло — и увидите, на что я способен! — объявил сир Глендон.

Уже почти рассвело, прежде чем дождь утих достаточно, чтобы начать поединок. В свете сотен факелов влажно блестела топкая грязь во дворе замка. Серый туман тянул призрачные пальцы к белесым каменным стенам, окутывая замковые укрепления. Многие свадебные гости не стали дожидаться начала битвы, но те, кто остался, взобрались на трибуны и устроились на промокших от дождя деревянных скамьях. Среди них стоял сир Гормион Пик в окружении гвардейцев и менее знатных лордов.

Всего пара лет прошла с тех пор, как Дунк ходил в оруженосцах у сира Арлана. Он не успел забыть, как и что нужно делать. Дунк затянул ремешки на плохо подогнанных доспехах сира Глендона, пристегнул шлем к оплечью, помог взобраться на коня и протянул рыцарю щит. После турнирных поединков на деревянном щите остались отметины, но ослепительная молния была еще видна. «Да он выглядит не старше Эгга! — подумал Дунк. — Испуганный и угрюмый мальчишка». Доспехов на гнедой кобыле не было, и к тому же она оказалась довольно норовистой. «Лучше бы он взял свою прежнюю лошадь. Гнедая, быть может, породистей и резвее, но коней перед сражением не меняют, к новой лошади он еще не привык».

— Дайте мне копье! — велел сир Глендон. — Боевое.

Дунк пошел к стойкам. Боевые копья были короче и тяжелее турнирных, которые использовались в поединках накануне: восемь футов прочного ясеневого древка с железным наконечником. Дунк выбрал одно из копий и вытянул его из стойки, проведя вдоль него рукой, чтобы убедиться, что оно не имеет изъянов.

На противоположном конце ристалища Дейемон принял такое же копье от своего оруженосца. Он больше не притворялся скрипачом. На попоне боевого коня вместо мечей и скрипок красовался трехглавый дракон дома Черного Пламени, черный на красном поле. Принц смыл черную краску с волос, и серебристо-золотые локоны сияли в свете факелов металлическим блеском. «Если бы Эгг отпустил волосы, они были бы такими же», — понял Дунк. Ему трудно было представить подобную картину, но он знал, что когда-нибудь это случится. Если они оба доживут до этого дня.

Герольд снова взобрался на помост.

— Сир Глендон Бастард обвиняется в воровстве и убийстве, — провозгласил он. — Он готов отстаивать свою невиновность ценой собственной жизни. Дейемон из Дома Черного Пламени, второй этого имени, законнорожденный король андалов-ройнаров и Первых людей, владыка Семи Королевств и Хранитель держаны, выступает со стороны обвинения против бастарда Глендона.

И словно не было последнего года. Дунк снова очутился на Эшфордском лугу, и в ушах его зазвучали слова Бейелора Сломи Копье, произнесенные перед началом сражения, ценой кок «рот была его жизнь. Дунк сунул копье на место и вынул турнирное копье из соседней стойки — тонкое, легкое, двенадцати футов длиной.

— Возьмите это, — сказал он сиру Глендону. На Суде Семерых, в Эшфорде, у нас были такие копья.

— Скрипач выбрал боевое копье. Он хочет меня убить.

— Пусть сначала дотянется до вас. Если вы хорошо нацелитесь, он даже не коснется вас.

— Не знаю...

— Зато я знаю.

Сир Глендон выхватил копье у него из рук, развернул лошадь и потрусил в сторону ристалища.

— Что ж, да хранят нас боги!

Где-то на востоке бледно-розовое небо прорезала молния. Дейемон вонзил позолоченные шпоры в бока своего жеребца и полетел вперед, словно громовой раскат, опустив боевое копье со смертоносным железным наконечником. Сир Глендон поднял щит и поскакал навстречу, держа длинное копье поперек головы лошади и целя в грудь молодого мятежника. Из-под копыт лошадей летела грязь. Казалось, что факела вспыхнули еще ярче, когда мимо них вихрем пронеслись всадники.

Дунк зажмурился. Раздался громкий треск, крик и глухой удар.

— Нет! — с тоской вскричал лорд Пик. — Не-е-ет!!!

На какое-то мгновение Дунку даже стало его жалко. Он открыл глаза. Крупный вороной жеребец, оставшись без всадника, замедлял бег, переходя на рысь. Дунк бросился к нему и схватил его за повод. На другом конце ристалища сир Глендон Гром развернул кобылу и поднял вверх расщепленное копье. Скрипач лежал ничком в грязном месиве, без движения, к нему со всех сторон сбегались зрители. Когда ему помогли подняться, он был в грязи с головы до пят.

— Бурый дракон! — крикнул кто-то. По двору раскатился взрыв хохота. Белые Стены озарили первые лучи солнца.

А через несколько мгновений, когда Дунк и сир Кайл помогали сиру Глендону спешиться, раздался голос трубы, и стража на стенах подняла тревогу. Из утреннего тумана к замку подступала армия.

— Выходит, Эгг-то не соврал! — удивленно сказал Дунк сиру Кайлу.

Из Девичьего Пруда пришел лорд Моутон, из Рейвентри — лорд Блэквуд, из Сумеречного Дола — лорд Дарклин. Пришли лорды земель вокруг Королевской Гавани — Хэйфорды, Росби, Стокворты, Масси — и стража столицы под предводительством троих рыцарей Королевской гвардии. Следом шли триста Вороновых Зубов с длинными белыми луками, сделанными из чардрев. Безумная Данелла Лотстон, в черной броне, облегающей ее фигуру, словно железная перчатка, с развевающимися рыжими волосами, вела солдат своего кошмарного замка Харренхолл.

Восходящее солнце золотило наконечники пятисот рыцарских пик и пяти тысяч солдатских копий. В утреннем сумраке проступали рисунки полусотни знамен, над которыми развевались два полотнища с королевскими драконами на черном поле: огненно-красное трехголовое чудовище короля Эйериса I Таргариена и белокрылая бестия, из пасти которой вырывалось алое пламя.

«Значит, все-таки не Мейекар», — подумал Дунк, увидев знамена. На стяге принца Летнего Замка изображались четыре трехголовых дракона попарно, символизируя четвертого сына покойного короля Дейерона II Таргариена. А одинокий белый дракон возвещал о прибытии королевского десницы, лорда Бриндена Риверса.

В Белые Стены явился сам Кровавый Ворон.

Первый мятеж Черного Пламени захлебнулся в крови и славе на Багряном Поде. Второй мятеж Черного Пламени позорно испустил дух, даже не начавшись.

— Им нас не испугать! — крикнул юный Дейемон, озирая сжимающееся вокруг замковых стен железное кольцо вражеской армии. — Мы сомнем: это войско и погоним его до самой Королевской Гавани! Трубите в рога!

Но рыцари, лорды и солдаты зароптали, и многие начали отступать в сторону конюшен, задней калитки и укромных местечек, где была надежда отсидеться в безопасности. И когда Дейемон выхватил меч и воздел его над головой, псе у мидели, что это не Черное Пламя.

— Устроим сегодня второе Багряное Поле! — воскликнул мятежный принц.

— Да брось, скрипачок! — крикнул в ответ седеющий оруженосец. — Жить-то хочется!

В конце концов Дейемон Черное Пламя и одиночку поскакал на врагов, в сторону королевских знамен, вытолкав на поединок лорда Бладрэйвена.

— Я вызываю на бой тебя или труса Эйериса, или любого названного тобой рыцаря!

Но люди Кровавого Ворона окружили его, стащили с коня и заковали в золотые кандалы. Знамя мятежника бросили в грязь и подожгли. Оно горело долго, и витой султан черного дыма был виден за много лиг.

В этот день кровь пролилась лишь раз, когда какой-то слуга лорда Вривела принялся хвастаться, что он — один из глаз Кровавою Ворона и вскоре получит награду.

— К полнолунию я уже буду тискать шлюх и пить дорнийское красное! — бахвалился он, и в этот миг кто-то из рыцарей лорда Костейна перерезал ему глотку.

— Пей вволю, — сказал он слуге, который захлебывался кровью. — Не дорнийское, зато красное.

Из замка Белые Стены потянулась молчаливая мрачная колонна пленников, они бросали оружие в общую сверкающую кучу, после чего их связывали и отводили в сторону, ждать суда лорда Бладрэйвена. Дунк прошел вместе со всеми, в компании с сиром Кайлом и Глендоном Громом. Они ожидали, что сир Мейнард присоединится к ним, но Пламм куда-то исчез еще ночью.

Сир Роланд Кракехолл из Королевской гвардии отыскал Дунка среди остальных пленников уже далеко за полдень.

— Сир Дункан! Седьмое пекло, где же вы прячетесь? Лорд Риверс давно вас ищет. Прошу, следуйте за мной.

Дунк пошел следом за ним. При каждом порыве ветра белый плащ развевался за плечами Кракехолла, сияющий, точно снег под луной. Дунк вспомнил то, что сказал ему Скрипач тогда, на крыше: «Я видел вас одетым во все белое, в длинном светлом плаще, ниспадающем с ваших широких плеч». Дунк хмыкнул. «Ага, а еще тебе снилось, что из каменного яйца вылупился живой дракон. Одно другого стоит!»

Шатер десницы был разбит в полумиле от замка, под сенью раскидистого вяза. Неподалеку мирно щипали травку коровы. «Короли возносятся и падают, — подумал Дунк, — а коровам и простецам нет до этого дела». Так, бывало, говаривал старик.

— А с ними что будет? — спросил он у сира Роланда, проходя мимо группы пленников, сидевших на траве.

— Их отведут в Королевскую Гавань, на суд. Рыцари и вассалы, скорее всего, легко отделаются. Они всего лишь исполняли приказы своих лордов.

— А лорды?

— Некоторых помилуют, если они во всем покаются и отдадут сына или дочь в заложники, чтобы подтвердить свою будущую верность. Те, кто получил прощение после Багряного Поля, так просто не отвертятся. Их посадят в тюрьму или лишат имущества. А зачинщики лишатся головы.

Когда они подошли к шатру, Дунк увидел, что последнюю угрозу Бладрэйвен уже начал приводить в действие. Головы Гормиона Пика и Черного Тома Хеддла были насажены на пики у самого входа, под ними лежали щиты с фамильными гербами. «Три замка, черные на оранжевом поле. Человек, убивший Роджера из Пеннигри».

Даже после смерти взгляд лорда Гормиона был колючими ледяным. Дунк протянул руку и закрыл ему веки.

— Зачем? — спросил один из стражников. — Вороны и так с ними управятся.

— Я ему кое-чем обязан.

Если бы Роджер не погиб в тот день, старый рыцарь даже не посмотрел бы в сторону Дунка, гоняющегося за свиньей по улочкам Королевской Гавани. «Какой-то давно умерший король некогда вручил свой меч одному сыну, а не другому. С этого все и началось. И вот я стою здесь, а бедняга Роджер лежит в могиле».

— Десница ждет, — напомнил Роланд Кракехолл.

Дунк миновал его и предстал пред лордом Бринденом Риверсом — бастардом, колдуном и королевским десницей.

Перед ним стоял Эгг, недавно искупавшийся и переодетый в роскошные одеяния, достойные племянника короли Ридом, в походном кресле, сидел лорд Фрей с кубком вина в руке, сбоку к нему жался его мерзкий наследник. Лорд Баттервелл тоже был здесь... он стоял на коленях, бледный и дрожащий oт страха.

— Измена остается изменой, даже если изменник струсил, — сказал лорд Риверс. — Я выслушал ваши оправдании, лорд Эмброуз, и поверил одному слову из десяти. Поэтому мы можем оставить себе десятую часть вашего состояния. И жену. Желаю вам счастливой семейной жизни.

— А Белые Стены? — проблеял лорд Баттервелл.

— Замок переходит к Железному Трону. Я разберу камню и засею землю солью. Через двадцать лет никто о нем и не вспомнит. Старые дурни и молодые мятежники до сих пор приезжаю! на Багряное Поле, чтобы возложить цветы на том месте, где погиб Дейемон Черное Пламя. Я не потерплю, чтобы Белые Степы превратились в еще один памятник черному дракону.

Он взмахнул бледной рукой.

— А теперь пшел прочь, поганец!

— Десница так добр...

Баттервелл вышел, пошатываясь. Он был так ослеплен горем, что даже не узнал Дунка, когда проходил мимо него.

— Вы тоже можете идти, лорд Фрей, — заявил лорд Риверс. Мы продолжим разговор позже.

— Как прикажете, милорд.

Фрей вышел из шатра, ведя за руку сына.

И лишь тогда десница короля обернулся к Дунку.

Он был старше, чем помнил Дунк. Резкие черты, морщины, но кожа оставалась белой, как кость, и щеку и шею все так же уродовало красное родимое пятно, которое кое-кому казалось похожим на ворона. Он был одет в алую рубаху и черные сапоги. Дымчатый плащ скрепляла фибула в форме железной руки. Прямые белые волосы падали на плечи и были зачесаны на одну сторону лица, видимо, чтобы скрыть пустую глазницу. Этот глаз выбил Биттерстил на Багряном Поле. Уцелевший глаз был красного цвета. «Сколько глаз у Кровавого Ворона? — Тысяча и один».

— У принца Мейекара, несомненно, были серьезные причины отдать сына в оруженосцы межевому рыцарю, — начал десница. — Но едва ли он предполагал, что обучение включает в себя замок, полный изменников. Сир, как получилось, что я обнаружил своего кузена в этом змеином гнезде? Лорд Баттервелл уверял, что вас, под личиной таинственного рыцаря, прислал сюда сам принц Мейекар, чтобы разузнать о планах заговорщиков. Это правда?

Дунк преклонил колено.

— Нет, милорд. То есть да, милорд. — Так сказал ему Эгг. То есть Эйегон. Принц Эйегон. Так что отчасти это правда. Но не совсем.

— Ясно. Вы двое узнали о заговоре против короны и решили своими руками остановить заговорщиков. Так было дело?

— Не совсем. Мы просто... влипли, если можно так сказать.

Эгг скрестил руки на груди.

— Мы с сиром Дунканом неплохо справлялись с ситуацией до тех пор, пока не явились вы со своей армией.

— Нам помогли, милорд, — добавил Дунк. — Межевые рыцари.

— Да, милорд. Сир Кайл по прозвищу Кот и Мейнард Пламм. И сир Глендон Гром. Именно он выбил из седла Скри... главного мятежника.

— Да, я уже слышал эту историю примерно раз пятьдесят. Бастард из Ивняков. Сын шлюхи и предателя.

— Сын героя! — возразил Эгг. — Если он находится среди пленников, я требую, чтобы его нашли и освободили. И дали ему награду.

— Да кто ты такой, чтобы приказывать королевскому деснице?

Эгг и глазом не моргнул.

— Ты знаешь, кто я такой, кузен.

— Ваш оруженосец ведет себя дерзко, сир, — обратился лорд Риверс к Дунку. — Вам следует выбить из него эту наглость!

— Я пытался, милорд. Но он же принц.

— Он дракон, вот кто он, — сказал Кровавый Ворон. — Встаньте, сир.

Дунк поднялся.

— Таргариенам всегда являлись сны о грядущем еще задолго до Завоевания, — сказал Бладрэйвен. — Неудивительно, что время от времени этот дар пробуждается и в роду Черного Пламени. Дейемону приснилось, что в Белых Стенах родится дракон, так оно и вышло. Глупец всего лишь перепутал цвета.

Дунк посмотрел на Эгга. «Кольцо! — понял он отцовское кольцо. Оно теперь у него на пальце, а не спрятано в сапоге».

— Я подумываю о том, чтобы взять тебя с собой в Королевскую Гавань, — сказал лорд Риверс, обернувшись к Эггу, и держать при дворе, как... гостя.

— Моему отцу это не понравится.

— Наверняка. Принц Мейекар... вспыльчив. Возможно, мне следует отправить тебя обратно в Летний Замок.

— Мое место рядом с сиром Дунканом. Я его оруженосец.

— Храни вас боги! Что ж, как хочешь. Можете идти споен дорогой.

— Можем, — согласился Эгг. — Но нам потребуются деньги. Сиру Дункану нужно заплатить выкуп Улитке.

Бладрэйвен рассмеялся.

— Куда подевался тот робкий мальчуган, которого я встречал в Королевской Гавани? Как пожелаете, мой принц. Я прикажу казначею выдать золота, сколько захотите. В пределах разумного.

— Только взаймы, — вставил Дунк. — Я потом верну!

— Ну конечно. Когда научитесь сражаться на турнирах, да?

Лорд Риверс шевельнул пальцами, отпуская их, раскатал свиток и, взяв перо, принялся вычеркивать имена.

«Отмечает тех, кто умрет», — понял Дунк.

— Милорд, — подал он голос, — мы видели головы снаружи. А Скрипач... Дейемон... ему тоже отрубят голову?

Лорд Бладрэйвен поднял взгляд от пергамента.

— Как решит король Эйерис... но у Дейемона есть четверо младших братьев, да еще и сестры. Если я окажусь настолько глуп, что снесу его удалую голову, его матушка будет рыдать, его друзья вновь назовут меня братоубийцей, а Биттерстил коронует его брата Хейегона. После казни юный Дейемон станет героем. Оставшись жив, он сделается препятствием на пути моего сводного брата. Вряд ли он сможет объявить королем третьего из рода Черного Пламени, если второй, увы, пока еще жив. Кроме того, благородный пленник украсит наш двор и станет живым доказательством милосердия и доброты его величества короля Эйериса.

— У меня тоже есть вопрос, — сказал Эгг.

— Я начинаю понимать, почему твой отец так охотно от тебя избавился. Что еще тебе угодно, кузен?

—Кто взял драконье яйцо? У дверей была стража, у лестницы тоже стража, никто не смог бы проникнуть в покои лорда Баттервелла незамеченным.

Лорд Риверс улыбнулся.

— Хорошенько подумав, я бы предположил, что кто-то забрался через дырку в уборной.

— Но колодец уборной слишком узок!

— Для взрослого. Ребенок бы пролез.

— Или карлик! — выпалил Дунк.

«Тысяча и один. Почему бы одному из этих глаз не оказаться в труппе карликов?»