Глава 2 Оперативная работа

— В следующий раз, Константин Александрович, я попрошу, чтобы вас загримировали под монаха-аскета, — проворчал Витман. — Иначе, как показывает практика, уберечь вас от женского внимания попросту невозможно. Чёрт знает, чем вы их притягиваете.

— Не поможет, — фыркнул я.

— Это почему же?

— Потому что такая маскировка только добавит интереса. Недоступное — манит, известный факт.

— Н-да, пожалуй, — подумав, признал Витман. — Что ж — значит, в следующий раз вам придётся стать женщиной.

— Надеюсь, что следующий раз никогда не наступит, — искренне сказал я.

Мы приближались к дому Мурашихи. Витман, помахивая тросточкой, вышагивал по разбитому тротуару. Он, в отличие от меня, в свою роль вжился идеально. На вид — надутый мещанин, спешащий побыстрее добраться до хибары Мурашихи. Так, чтобы, упаси Господь, не попасться на глаза никому из знакомых и не отвечать на неудобные вопросы. А взгляд Витмана жил своей жизнью — цепко, внимательно ощупывал переулок. Я вдруг понял, что в случае появления опасности начальник отреагирует на неё едва ли не раньше меня.

— Скучаете по оперативной работе? — вырвалось у меня.

Витман посмотрел с удивлением. А потом вдруг улыбнулся.

— Знаете — а ведь да. Скучаю… Наверное, потому и не сидится в кабинете.

— А Мурашиху откуда знаете?

Витман шагал к дому уверенно, ему уже явно доводилось тут бывать.

— Да так, — уклончиво отозвался он. — Моя профессия подразумевает самые разнообразные знакомства.

Когда Витман постучал в дверь хибары условным стуком, я уже не удивился.

— Явилси — не запылилси, — недовольно приветствовала моё начальство распахнувшая дверь Мурашиха. — Ну, проходи. Чего встал?

* * *

На печке булькало в горшке какое-то варево. Витман принюхался. Шевельнул пальцами, ставя глушилку. И строго спросил у Мурашихи:

— Что, старая — опять контрабандой промышляешь?

Свидетелей того, как мы заходили в халупу Мурашихи, на первый взгляд, не было. Но я уже хорошо знал, что Витман всегда и во всём придерживается принципа «бережёного бог бережёт».

Мурашиха оскорбленно махнула на него фартуком:

— Христос с тобою! Откудова в моей избушке такие премудрости? Зелье, как зелье, все травки — наши, родные, государевым реестром разрешенные… — Уставилась на меня, хихикнула. — Ишь ты! И зятя будущего с собой притащил. Да ещё, гляди, в какое чучело вырядил! Неужто дочку уберечь надумал — от такого завидного жениха?

Я понял, что моя маскировка для Мурашихи не значит ровным счётом ничего. Людей она рассматривает не глазами. И никакие лорнеты тайной канцелярии ей задаром не нужны.

— Ты бы, касатик, чем над юнцом изгаляться, лучше бы своей судьбой озаботился, — попеняла Витману Мурашиха. — Зазноба-то твоя — на вид хоть и сурова, на порог тебе указала — а ведь любит по-прежнему! Слёзы льёт, ночами не спит, все думы — об тебе одном. Такая умница, такая красавица — чего ещё желать-то? Где ты другую такую найдешь? А тебе одно на уме — служба государева! Всё землю роешь, да мечешься — аки ястреб хищный, аки волк степной… Приласкать-то некогда — ни суженую свою, ни дочку. Разве ж это дело? Чай, не мальчик уже, пора о душе подумать! А то эдак и помрёшь бобылем…

— Отставить сводничество, — рыкнул Витман.

Мурашиха затихла.

— Собирайся, старая, — приказал Витман. — С нами поедешь.

— Это куды ещё? — Мурашиха попятилась назад.

Нахмурилась и запахнула на необъятной груди концы шали — так, будто опустила забрало.

— Да не бойся, не обидим, — пообещал Витман. — Помощь твоя нужна.

— Ах, по-омощь, — протянула Мурашиха. — Никак, мальчонку хворого ищете, ваше благородие? — Она с прищуром уставилась на меня, покачала головой. — Так это, я вам скажу — не по адресу прибыли! Растерял ты хватку, касатик. Ох, растерял… Что под носом у тебя — не замечаешь.

— Вот ты мне и поможешь разглядеть, — вдаваться в подробности Витман не стал. Прикрикнул: — Собирайся!

— Не пойду, — Мурашиха решительно уперла руки в бока. — У меня зелье варится — только закипело, да к обеду клиента жду денежного! Опять же, воскресенье сегодня — куды мне ещё собираться?

— Убыток мы тебе компенсируем, — пообещал Витман. Достал из кошелька и показал Мурашихе красивую бумажную купюру. И тут же добавил к прянику кнут: — А будешь упрямиться — силой потащу, так и знай.

— Не сладишь, — фыркнула Мурашиха. — Меня молодухой-то — редкий богатырь с места сдвинуть мог. Куда уж тебе…

— Ах, не слажу? — прищурился Витман.

Шагнул к Мурашихе и обхватил её за широченные бока. Оторвал от пола и потащил к двери.

— Помогите, люди добрые, — пронзительно заверещала Мурашиха. — Грабют-убивают! Насиловают!!!

— Ори-ори, — пропыхтел Витман.

Дверь хибары он толкнул ногой, та распахнулась. Вокруг нас немедленно разлилось знакомое свечение — маскировка.

Сложно сказать, что видели за маскировкой возможные свидетели этой сцены и что они слышали. Мне же, наблюдающему картину в реальности, приходилось прилагать максимум усилий к тому, чтобы не заржать в голос.

Витман побагровел от натуги. Весила бабка Мурашиха, которой сидеть-то приходилось на двух стульях, навскидку центнера полтора.

Мне доводилось наблюдать начальника в деле, и я догадывался, что на физическую подготовку Витман не жалуется. Да к тому же, наверняка подключил магию. Но менее комично сцена от этого не выглядела. Пыхтящий от натуги Витман походил на жениха, волокущего к алтарю строптивую невесту.

— Люди добрые, помогите! — дрыгая толстыми ногами, обутыми в короткие, до щиколотки, валенки, надрывалась Мурашиха. — Насиловают!!!

— Ты слишком громко хвастаешься, — не сдержался я. — Смотри — уберём глушилку, конкурентки набегут. Фиг разгонишь.

— Тьфу, охальник! — возмутилась Мурашиха.

Дрыгнула ногой особенно резво, валенок со ступни соскочил и улетел в лужу.

— О-ой, горе мне, старой, — запричитала Мурашиха. — Что ж вы творите, ироды?! Последние-распоследние валеночки были! Зимой помру с холодо-ов!

Витман посмотрел на меня.

Я, с трудом удержавшись от усмешки, активировал цепь. Та обвилась вокруг валенка и выдернула его из лужи. Я попытался всучить насквозь промокшую, мгновенно начавшую вонять сырой шерстью драгоценность Мурашихе, но та сделала вид, что этого не заметила. Продолжила пронзительно причитать.

Так мы и шагали — впереди красный, злой Витман со стапятидесятикилограммовой Мурашихой на руках, позади я с мокрым валенком. Поймав хитрый взгляд Мурашихи, я заметил, как в нём сверкнуло торжество. И, не удержавшись, всё-таки расхохотался.

Молодец бабка, что и говорить! Это ж надо — сам начальник тайной канцелярии на руках носит, а его ближайший помощник валенки подаёт! Сомневаюсь, что хоть одна аристократка в Петербурге удостаивалась такой чести.

— В чём дело, Константин Александрович? — пропыхтел Витман.

Я вспомнил, что у него нет чувства юмора, и благоразумно промолчал. А Мурашиха, повернувшись ко мне, торжествующе подмигнула.

* * *

Глумилась бабка над Витманом всю дорогу до здания на Литейном. Но вот, когда оказалась в круглом кабинете и узнала, что от неё требуется, от веселья не осталось и следа.

Когда Мурашиха услышала имя Мишеля — вовсе помрачнела. Попеняла мне:

— Неужто дружков у тебя мало, злыдень? Пошто в этого мальчонку вцепился?

— А что не так с Мишелем? — напрягся я.

— Да с ним-то всё — так, — буркнула Мурашиха. — Предан тебе, окаянному, всею душою. А вот с судьбой его… — она поцокала языком.

— Говори, — потребовал я. — Что ты видишь? Мишелю грозит опасность?

— Я покамест ничего не вижу, — буркнула Мурашиха, — я и глядеть-то ещё ни начинала. А вот ты — будто не знаешь, кто он, дружок-то твой…

— Кто? — удивился я.

— Она, видимо, намекает на то, что господин Пущин — самородок, — вмешался Витман. — Верно, старая? Тебя это смущает?

— Не в тех я уже летах, чтобы смущаться, — огрызнулась Мурашиха, — чай, не девка.

Я пожал плечами.

— Ну, самородок. И что?

— А то, что на пустом месте кошка — и та не родит, — наставительно сказала Мурашиха. — А уж самородок и подавно не появится.

— У прорицателей считается, что само по себе появление самородка как таковое уже неким образом влияет на магическую среду, — пояснил мне Витман. — Среди их, весьма суеверной, братии это событие рассматривается как чудо. Не самое, так сказать, чудесное из всех существующих, но тем не менее. Какое именно влияние оказывает появление самородка на окружающий мир — вопрос открытый, и прямо на него до сих пор никто не ответил, ни прорицатели, ни серьёзные исследователи. Хотя стоит признать, что самородок — явление и впрямь чрезвычайно редкое. Такие маги живут недолго, но, как правило, оставляют после себя заметный след.

— Живут недолго? И вы знали об этом? — резко спросил у Витмана я.

— Об особенностях самородков? Разумеется.

— И ничего не сказали мне?

— Не припомню, чтобы вы спрашивали.

— Да как я мог спросить о том, о чём не имел понятия?!

— При планировании вашей операции вы не советовались со мной, Константин Александрович, — холодно напомнил Витман. — Если бы сделали это и узнали об особенностях самородков — которые, к слову, не афишируются, в свете эта информация фигурирует лишь на уровне досужих сплетен, — вероятно, избрали бы в качестве объекта для достижения своих целей другого юношу.

— Мишель — не объект, — зло оборвал Витмана я. — Он — мой друг. И последнее, что я собирался делать, это использовать Мишеля для каких бы то ни было целей! Господин Пущин — так же, как и мы с вами, — гражданин Российской Империи. Кроме того, с недавних пор состоит на службе в тайной канцелярии. Я думаю, что он и сам понятия не имеет об особенностях своего… магического устройства. Но, если бы даже знал — уверен, что не стал бы отказываться от участия в операции. Господин Пущин — молод и наивен, да к тому же происхождением не вышел. Но он смел и благороден не меньше вас — потомственного аристократа.

— Не сомневаюсь, — примирительно сказал Витман. — И уверяю, что горячиться вам ни к чему. Мы с вами, совместными усилиями, приняли все необходимые меры. Конкретно сейчас господину Пущину ничего не угрожает.

— Это так? — я повернулся к Мурашихе. — Мишель в безопасности?

— Покричи мне тут ещё, — сварливо отозвалась та.

В кабинете Витмана Мурашиха быстро освоилась и чувствовала себя, похоже, не менее непринужденно, чем в собственной избушке.

— Опасности-безопасности… — бухтела она. — Откедова ж мне знать, коли ты и моргнуть не даёшь — не то, что поглядеть как следует? Шумит, шумит — удержу на тебя нету…

— Всё. Хорош причитать, — оборвал я. — Ты поняла, что от тебя требуется?

— Да уж, чай, не глупей твоего сиятельства, — проворчала бабка.

По-хозяйски огляделась и уселась на стоящий у дальней стены полукруглый кожаный диван.

— Вам что-то потребуется? — спросил Витман.

— А коли потребуется — ты в мою халупу гонца пошлёшь? — сощурилась бабка. — Чтобы тот сам, без хозяйки, колдовские травы разбирал?

— Коли потребуется, мы твою халупу по бревнышку раскатаем, — сурово сказал Витман. — Давай, не дури! Работай.

Но Мурашиха, похоже, и сама поняла, что троллить начальство дальше не получится. Положила руки на колени и закрыла глаза.

Я на всякий случай приготовился к тому, что в кабинете начнут трястись стены, в окнах — звенеть стекла, а сама Мурашиха впадёт в транс, как это уже было когда-то. Но ничего подобного не произошло. Примерно минуту спустя прорицательница принялась водить перед собой руками — будто ощупывая что-то. И заговорила ровным, спокойным голосом:

— След хороший остался. Яркий, заметный. Хороши твои амулеты, ваше благородие — ух, хороши!

— Ты нашла его? — спросил Витман?

— Ищу… — руки Мурашихи продолжили ощупывать что-то невидимое. — Вот… Недалече это. На окраине, но недалече. Комната богатая, вся коврами устланная. Свету мало, зато ванная имеется. И ватерклозет — от ванны отдельно. Кровать шикарная, под балдахином. Люстра тоже богатая — богемского хрусталя, не иначе…

— Мы тебя вроде не в риэлтеры наняли, — не сдержался я. — Что там Мишель? Как он?

— Дышит ровно, — отозвалась бабка. — Не болен, не ранен. Сердце бьётся — здоровей здорового. Только вот…

— Его охраняют? — быстро спросил Витман.

— Людей не чувствую. А магии нагнали столько, что хоть лопатой греби.

— Потому ты людей и не чувствуешь, — проворчал Витман. — Ладно, разведку проведём на месте. Где это?

Руки Мурашихи снова пришли в движение.

— Дом небольшой. Стоит особняком, за оградою. Белый, под зелёной крышей. Улица… — она опустила руки вниз, ладонями к себе — как делают дальнозоркие люди, пытаясь рассмотреть какой-то мелкий предмет. — … вот, как Большая Морская закончится, так следующая за ней. А по той улице — третий переулок. Сюда, — она показала рукой направо.

Витман уже стоял возле висящей на стене карты Петербурга.

— Так. Большая Морская, — он повёл указкой по нужной улице. — Переходит в следующую… Раз, два, три… Вот он, третий переулок!

Мурашиха открыла глаза и встряхнула головой. Заканючила:

— И стоило, ваше благородие, за ради этакой малости в такую даль меня тащить?

— Стоило, — отрезал Витман. — Секретность есть секретность. И тебя я, кстати, пока не отпускал. С нами поедешь.

— Это ещё зачем? — набычилась Мурашиха.

— А как мы без тебя нужный дом опознаем? Ничего, — он потрепал бабку по плечу, — съездишь, не развалишься. А потом тебя его сиятельство Константин Александрович самолично домой проводит.

— Сдалась мне егойная личность, — фыркнула строптивая Мурашиха.

Витман усмехнулся:

— Вот, разве что тебе одной во всем Петербурге и не сдалась… Всё, хватит болтать. Едем.

* * *

В коридоре, у двери кабинета, внезапно оказалось, что нас дожидаются.

Навстречу бросилась Кристина.

— Что вы здесь делаете, лейтенант? — остановившись, с неудовольствием спросил Витман.

— И правда, — фыркнула Кристина, — что мне здесь делать? Подумаешь — весь город гремит слухами о том, что на имение Барятинских напали! Если ты меня сейчас прогонишь, — она подняла руку, предостерегая следующую реплику Витмана, — мы снова поссоримся! Я принимала в операции самое непосредственное участие. И я хочу знать, что происходит!

— Ладно, поедешь с нами, — секунду поколебавшись, решил Витман. — Капитан Барятинский, введите лейтенанта в курс дела.


Темно-зелёный форд уже подогнали к крыльцу. Мы с Кристиной сели на заднее сиденье. Спереди, рядом с Витманом, расположилась бабка Мурашиха.

— Отличная маскировка, — похвалила Кристина, глядя на мою конопатую физиономию. — Тебе очень идёт.

— Рад, что тебе понравилось, — не остался в долгу я. — Надеюсь, теперь ты станешь ко мне более благосклонной?

Кристина фыркнула.

— Кто это? — она кивнула на Мурашиху.

Я в общих чертах рассказал — и кто это, и куда мы направляемся.

— Ясно, — сказала Кристина. — Будем брать Локонте?

— Никаких «брать»! — рыкнул сидящий за рулём Витман. — Всё, что мы сейчас сделаем — установим местонахождение господина Пущина и проведём разведку. Брать эту тварь надо с поличным — так, чтобы он точно не ушёл и не сумел отвертеться. Действовать — только по моей команде! Никакой самодеятельности, ясно?

— Так точно, — отозвались в один голос мы с Кристиной.

После чего Кристина надолго замолчала — опасаясь, видимо, что родитель может всё-таки психануть и высадить её от греха подальше.

Тем временем Большая Морская улица закончилась. Мы приближались к окраине города.

Проехали следующую улицу почти до конца и свернули в переулок.

— Здесь? — спросил Витман у Мурашихи.

Та важно кивнула.

— Хм-м… — Витман озадаченно потёр переносицу. — Белый дом с зелёной крышей, говоришь?

Мурашиха кивнула ещё раз.

— А ты ничего не путаешь?

— Путают твои холопы — чтобы тебе угодить, — обиженно проворчала Мурашиха. — А моё слово — твёрдое. Коли не нравится, ищи мальчонку сам.

— Ладно, понял.

Витман остановил машину — вокруг которой, едва мы въехали в переулок, разлилось знакомое магическое мерцание. Скомандовал:

— Дамы, остаётесь здесь. Маскировку с автомобиля не снимать! Автомобиль без моей команды не покидать! Капитан Чейн, вы — со мной.

Загрузка...