Я, улыбаясь, наблюдал за Юсуповыми. Похоже, воздействие на меня было личной инициативой мелкого, отца он в известность не поставил. И тот теперь совершенно искренне недоумевал, что случилось с дражайшим сыночкой.
Толпа скрыла Юсуповых — появились желающие помочь. А я отвёл взгляд. За Жоржа я не переживал хотя бы потому, что это был Жорж. Да и не угрожало ему ничего. Он просто единым махом получил весь тот ужас, которым пытался давить на меня. Максимум — штаны намочил. Ну пусть попробует обвинить в этом меня. Мол, стоящий на другом конце зала Барятинский так меня напугал, что я описился. Хоть посмеёмся, а то больно уж пафосное мероприятие, все такие серьёзные…
Тем временем мероприятие сделалось ещё серьёзнее. Очередной поединок закончился победой чёрного мага, и тот получил место в Ближнем Кругу. Счёт сравнялся, баланс достигнут. И теперь мне уже точно нельзя было проигрывать.
Правила отбора в Ближний Круг были целиком завязаны на баланс. Так, в этом году император запретил белым магам претендовать на место. Только те маги, которые уже состояли в Кругу, могли защищать своё право.
Впрочем, если бы их всех победили чёрные — тогда, разумеется, программа вечера бы расширилась. Император, в целом, не был фанатом идеи доминирования тех или иных, он хотел баланса. А испытания нужны были лишь для того, чтобы дать возможность другим родам поучаствовать в политической жизни страны.
— И последний поединок этого дня, — объявил наконец распорядитель. — Князь Константин Александрович Барятинский вызывается защитить место рода Барятинских в Ближнем Кругу. А претендовать на это место выходит князь Венедикт Георгиевич Юсупов.
Толпа разразилась аплодисментами. Люди будто забыли, что находятся во дворце, что здесь присутствует вся императорская семья, что они аристократы. Я видел в их глазах то же самое, что в своём мире видел в лицах зрителей подпольных боёв без правил.
Люди жаждали зрелища. Крови. Боли. Драмы… Не удивлюсь, если некоторые сделали ставки.
Я вышел на середину импровизированной арены, чувствуя на себе взгляды своих. Нади, Нины, деда, Вовы, Мишеля, Анатоля, Андрея, Полли, Кристины. А ещё — Витмана, Анны, Бориса, императора и императрицы… Надо же. Сколько здесь, оказывается, людей, которым на меня не наплевать. На меня лично, а не на политическое значение поединка.
— Будь осторожен! — долетел из толпы одинокий хриплый выкрик, когда смолкли аплодисменты.
Я повернулся и увидел бледного, посеревшего деда. Ободряюще кивнул ему.
— Вы готовы, Константин Александрович? — спросил Юсупов.
Между нами было метров десять. Все звуки стихли. Были только он и я.
— Нападайте, когда вам будет угодно, — сказал я.
— О я готов предоставить право первого удара вам, господин Барятинский.
— Ну что вы, как можно. Я же белый маг, — усмехнулся я.
— Желаете одержать победу, защищаясь? Что ж, попробуйте!
Распорядитель объявил о начале поединка, и Юсупов немедленно перешёл к решительным действиям.
Он вытянул перед собой руку. Ладонь была направлена вниз, и под ней образовался сперва крохотный — с монету — шарик. Но он быстро рос, и вскоре Юсупов стал напоминать памятник баскетболисту. В других обстоятельствах это, вероятно, могло бы выглядеть забавно, но сейчаси мне, и всем остальным было не до смеха. Я уже видел подобное. И не я один.
«Магия Пустоты!» — прокатился по залу шёпот.
Император встал с трона и замер, сжав кулаки. Он не вмешивался — правила поединка формально не были нарушены — однако увиденное поразило и его.
Когда шар — или вернее диск — достиг размера крышки от канализационного люка, я ощутил давно забытое: потрескивание воздуха. Пространство рвалось, искажалось, сходило с ума.
И тогда Юсупов отпустил своё чудовищное оружие. Диск пустоты полетел ко мне. Не очень быстро, но неотвратимо. Увернусь — и он ударит по людям. Или взорвётся, коснувшись стены, чем опять же может навредить…
И что, это типа «давай, покажи, какой ты белый маг»? Ну, если вы настаиваете, господин Юсупов!
Я шагнул навстречу шару, поднял руку. Изнурительные тренировки с Калиновским не прошли даром. В свои семнадцать лет я знал о порталах больше, чем выпускники академии перед экзаменами, и уж совершенно точно мог оперировать порталами гораздо более успешно.
И я открыл портал. Небольшой — аккурат по диаметру диска. Учитывая размеры огромного зала, он не мог вызвать серьёзной детонации. К тому же это была, строго говоря, половина портала. Мне не нужен был выход. Хватило одного входа.
Я представил себе Изнанку и ползающих там тварей. Улыбнулся: ловите сюрприз, ребята! Вспоминайте добрым словом капитана Чейна.
Взрыва не было. Только вспышка — которая полыхнула так, что на миг весь мир, казалось, стал белым. А когда она погасла — не было ничего. Ни портала, ни куска пустоты.
Юсупов пятился, протирая глаза. Остальные чувствовали себя не лучше. Только я стремительно адаптировался. Для меня не существовало ни слишком яркого света, ни абсолютной тьмы.
— Венедикт Георгиевич, вам что-то в глаз попало? — спросил я с таким беспокойством, что даже сам в него поверил. — Это не шутки, глаза надо беречь! Был у меня один знакомый — думал, что ему просто соринка в глаз влетела. А в итоге — что бы вы думали? Ослеп на оба глаза!
Юсупов резко опустил руки. Уставился на меня. Намёк до него явно дошёл.
— Ты поплатишься за своё глумление! — рявкнул он.
— Уверяю: никакого глумления! — я прижал руку к сердцу. — Просто забочусь о вашем здоровье. Не лучше ли нам перенести поединок на следующий год? Вы как раз успеете подлечиться.
Если бы я тряхнул перед мордой быка красной тряпкой — лучшего эффекта бы не добился. Юсупов стиснул зубы и выдернул из ничего, как из ножен, сверкающую шпагу с усыпанной драгоценными камнями гардой.
Оружие явно не предназначалось для сражений, но душа Юсупова отчего-то выбрала именно его. И теперь эта шпага, которой судьбой было предназначено висеть на стене для красоты, превратилась в саму смерть. В нечто такое, что нельзя ни сломать, ни поцарапать. То, что восстановится даже если по клинку проедет танк.
Юсупов пошёл в атаку. Я принял вызов и призвал своё оружие. Ну разве я виноват, что это — цепь?..
Юсупов ощутимо дрогнул, осознав, сколь мало сможет шпага против цепи, особенно если цепь находится в умелых руках. Но останавливаться было не в его правилах.
Цепь кинулась вперёд, как гадюка, почуявшая опасность. Я тщательно контролировал каждый свой помысел. Нельзя убивать Юсупова. Если есть хоть малейший шанс просто вырубить его — надо этот шанс использовать. Но первым делом нужно обезоружить.
Юсупов кинулся было в сторону, но не успел — цепь со звонким бряцаньем обвила клинок. Я дёрнул её на себя. Юсупов вцепился в рукоять, как в последний шанс.
Шпагу повело вправо и вниз. Но тут Юсупов вдруг изменил наклон оружия и рванул его вверх. Со звоном и снопом искр шпага вылетела из плена, а цепь безвольно рухнула на мраморную плиту пола.
Неудача. Ну что ж, есть у меня и другие способы защищаться, а не нападать.
Я вернул цепь себе, укоротил её и начал вращать. Скорость вращения быстро увеличивалась, и вскоре передо мной был настоящий светящийся щит. Сквозь него я видел, как остановился в замешательстве Юсупов. Поколебавшись, он всё же нанёс колющий удар. На что рассчитывал — наверное, сам не понимал.
Цепь перемолола шпагу в крохотные осколки, вырвав, наконец, её из руки владельца. А потом я заставил своё оружие резко остановиться и метнуться вперёд. В три тугих витка она обвила шею Юсупова.
Тот захрипел, вцепившись пальцами в звенья. Упал на колени. Лицо его побагровело, и я самую чуточку ослабил удавку — убивать его мне ни с какой стороны не улыбалось.
— Сдаётесь, Венедикт Георгиевич? — спросил я.
Сначала мне показалось, что он задыхается, потом — что пытается откашляться. И только через пару секунд до меня дошло: Юсупов смеётся. Стоя на коленях, с затянутой на шее цепью, по которой струится моя магическая сила, он — смеётся.
А когда Юсупов повернул ко мне голову и я увидел его глаза, я шёпотом произнёс слово, которое не шокировало бы из присутствующих разве что Вову.
Глаз не было. Вместо них клубилась тьма.
— Не сегодня, Константин Александрович, — сказал Юсупов спокойным, ничуть не сдавленным голосом.
Только вот голос этот принадлежал не ему. Он принадлежал Юнгу.
Среагировать я попросту не успел. Всё произошло одновременно: лопнула цепь, разлетевшись по залу звонкими кольцами; чудовищная сила подняла меня в воздух на пару метров и отшвырнула; вокруг меня, отделив поле боя от зрителей, встала глухая стена тьмы.
Я приготовился к падению, но в последний миг вмешалась иная сила. Мягкая, добрая — своя. Она легко и непринуждённо отстранила соперницу, и я повис над полом. Уже самостоятельно перевернулся и встал на ноги. Демонстративно отряхнул рукава куртки.
— Ну здравствуй, мсье Локонте. Как же я мечтал об этой встрече.
Вытянув руку, я отдал мысленный приказ, и звенья цепи, на лету собравшись в единое целое, вернулись в мою ладонь.
— А как о ней мечтал я! — прогрохотал голос Юнга.
Юсупов напоминал сломанную куклу. Он не раскрывал рта, не перебирал ногами. Его просто тащила ко мне неведомая сила. Голова болталась, касаясь ухом плеча. А вместо глаз всё так же пульсировала живая Тьма.
— Ну и зачем было тянуть? — Я лениво помахивал цепью. Внешне казался расслабленным, на самом же деле напряжённо и очень быстро перебирал оставшиеся у меня варианты. — Я тут уже год. Мог бы найти время, заскочить пораньше.
Безжизненное лицо Юсупова дрогнуло. Губы растянулись в улыбке.
— Капитан Чейн… Если на лобовом стекле вашего автомобиля оказывается букашка, вы ведь не останавливаетесь, не выходите из-за руля и не стреляете в автомобиль из гранатомёта. Нет! Сначала вы эту букашку попросту игнорируете. Но если она ползает слишком назойливо и отвлекает от дороги — включаете дворники. Не правда ли?
— Тут есть одно существеннейшее отличие.
— И какое же, clochard?
— Когда я вижу на лобовом стекле букашку, я не наваливаю полные штаны от ужаса.
Когда ты не умеешь драться, разъярённый противник — это проблема. Когда драться умеешь, ярость противника превращается в твоего союзника.
Ярость Юнга взорвала мраморную плиту, разделявшую нас. Фейерверк каменного крошева ударил в потолок, жалобно звякнула люстра — единственный источник света в этой темнице, полностью оправдывающей такое название.
Где-то за тёмными стенами, невидимые и неслышимые, остались все, кто присутствовал на поединке. Остались мои друзья и родные, императорская семья.
Я заметил, что мраморная крошка двигается как-то странно. Она собралась в тугую струю, сделала виток и бросилась ко мне, будто рой мультяшных ос. Я поднял левую руку, выставил Щит. Правой же продолжал вращать цепь, не выпуская из виду Юсупова.
— Если я был букашкой, ты раздавил бы меня сразу после того, как я лишил тебя зрения.
Рой ударил в центр Щита, и это ощущение показалось мне приятным. Я отразил атаку, легко и непринуждённо. А потом атаковал сам.
Цепь скользнула по воздуху к лицу Юсупова. Тот взмахнул шпагой — она восстановилась мгновенно, так же, как и моя цепь, — но это был лишь обманный маневр.
Другой конец цепи обвил ноги Юсупова, натянулся и дёрнул. Замахав руками, Юсупов начал падать. Но цепь не дала ему позорно грохнуться на пол. Натянувшись, она повела вверх. Юсупова перевернуло вверх тормашками. А цепь обвилась вокруг остова люстры.
— Как только ты узнал о моём появлении, тебе следовало катапультироваться из этого мира, — сказал я, подходя к подвешенному Юсупову. — Бывают такие букашки, которые прогрызают стекло, а потом — дыру в голове. Но ты слишком туп и упорен для того, чтобы сбежать. Ты предпочёл довести всё вот до такого финала… Что ж, это твой выбор, мразь.
Я прибегнул к тотальному сосредоточению. До сих пор на тренировках мы использовали Свет лишь в связке с личным оружием, но теперь я использовал полученные навыки в несколько ином ключе.
Выставив перед собой руку, я приоткрыл энергетический клапан и запустил его через технику Таран. Чего ждать от сочетания истинного Света и черномагической техники, я, признаться, понятия не имел. Но мне ведь говорили, что чёрная и белая магия, по сути, ни коим образом не соотносятся с истинными Светом и Тьмой. Поэтому надежда была небезосновательной.
И Свет скользнул непривычными изгибами лабиринта энергетических каналов так легко и свободно, будто я всю жизнь только этим и занимался.
Стандартный черномагический Таран был невидимым. Сейчас же из центра моей ладони в голову Юсупова ударил ослепительно яркий луч света. Как лазер в фантастическом фильме.
Голова дёрнулась назад, как от удара, и Юнг закричал. Пол затрясся у меня под ногами. Демоны в преисподней завопили от невыносимой боли.
— Сдохни уже, хватит позориться! — крикнул я.
Силы таяли стремительно. И в голову закралась неприятная мыслишка: «А что если я не выдержу? Что если иссякну раньше, чем эта тварь издохнет?»
А тварь не сдавалась. Она выпростала чёрные щупальца. Их было слишком много и двигались они слишком быстро — я не успел ничего предпринять. Щупальца обхватили меня за руку и дёрнули её в сторону. Мигнул и погас луч света. Потом тьма обхватила меня со всех сторон, заключила в кокон, оставив снаружи, на свободе, лишь голову, и я зарычал от боли.
Боль пронизала всё тело, раскалёнными иглами вонзилась в кости.
Я вспомнил, как рассыпался в прах охранник великого князя на праздновании моего дня рождения. Вот-вот меня настигнет та же участь…
Найдя взглядом цепь, я отдал отчаянный приказ, и цепь налилась истинным светом. Он пробежал по звеньям и сосредоточился вокруг опутанных лодыжек Юсупова.
Тот взревел, и кокон тьмы распался. Я повалился на пол, хватая ртом воздух. Мышцы обратились в кисель, в сознании всё плыло.
Юсупов грохнулся тут же, в трёх шагах от меня. Но он чувствовал себя гораздо лучше.
Впрочем, я сомневался, что сам Юсупов уже хоть что-то чувствует. Он явно был мёртв, и, скорее всего, давно. Скорее всего, он умер ещё до того, как его сын принёс мне вызов. То, с чем сейчас дрался я, было всего лишь оболочкой. Но оболочкой, накачанной таким количеством силы, что я даже не мог представить себе её границ.
Он поднялся на ноги так легко, как будто утром вставал с постели. А я едва мог шевелиться.
Вытянул руку — цепь подползла к ней, как верная собака. Пальцы неуверенно сжались вокруг оружия.
— Кажется, ты исчерпал себя, clochard, — сказал мой враг. — Глупая и бессмысленная война окончена. Нет ни одного космогонического мифа, который повествовал бы о вечном свете, внутри которого зародилась тьма. Тьма была всегда и Тьма пребудет вечно. Весь ваш мир — все ваши миры! — это огоньки тлеющих сигарет. Краткое мгновение — и вечный покой.
— Вечный покой? — усмехнулся я. — Это я тебе устрою.
— Какая нелепая самоуверенность…
Мне удалось повернуться набок, получилось поднять взгляд и рассмотреть лицо своего врага. Сил удивляться уже не было. Я просто принял тот факт, что вижу не лицо Юсупова, но лицо Юнга.
— Кто ты такой? — прошептал я.
— Когда-то я был человеком. Это было настолько давно, что я даже не помню своего имени. Их было много за те эоны лет, что я прожил. Было время — меня звали Рассел Фарадей, мы дивно повеселились тогда… — Юнг засмеялся, но оборвал сам себя. — Я был Уолтером О’Димом. Я был Куруниром Ланом. Я был змием, предложившим яблоко какой-то голой девке. Я верно служил своей госпоже — Тьме. И она продлевала мою жизнь бесконечно. Ты мог бы разделить мою судьбу, clochard.
— Судьбу лузера, обречённого всегда проигрывать? — Я усмехнулся. — Нет уже, спасибо. Мне и так неплохо.
— Не верь всему, что пишут в сказках, — улыбнулся Юнг. — Я не проигрывал никогда.
Он подошёл ближе и простёр надо мной руку. Тьма окутала его ладонь.
— Тебе не будет страшно или больно. Я просто отключу тебя. Из уважения к тому, что впервые за всё время я встретил достойного соперника.
— Не могу обещать того же, — хрипло ответил я.
Цепь обернулась вокруг моего кулака, превратив его в смертельное оружие. Мышцы оклемались. Я почувствовал себя в силах встать, но берёг этот импульс — возможно, последний из тех, что дарует мне судьба.
— Тяжело умирать, когда не позволяешь себе смириться. Я сочувствую тебе, clochard, но длить эту комедию долее не намерен. Прощай.
— Прощай, — ответил я.
Тьма рванулась ко мне, и в тот же миг я открыл самый большой портал из всех, что когда-либо мне удавались. И почти сразу же выставил самый огромный Щит.