Вокруг мяча

Зиновий ПАГГЕРНЫЙ, доктор филологических наук Я БЬЮ ПО ВОРОТАМ

Думается, что гипокинез с каждым годом все больше дает о себе знать. Недостаток движения, физической работы (а это, между прочим, и есть гипокинез) — вот в чем беда, в чем, грубо говоря, собака зарыта.

И вот, в рассуждении не чего бы покушать, а чего бы подвигать, поразмять, потренировать вышел я прекрасным осенним утром на стадион.

…Вспоминается случай. Я сидел на заседании секции московских поэтов. Выступал поэт, но не стихи читал, а держал взволнованную речь. Сказать кратко, так он говорил долго. Кто-то из аудитории крикнул:

— Регламент!

Говорящий посмотрел в зал в упор и горько усмехнулся:

— Регламент!.. А я сейчас как раз чувствую, что нахожусь в состоянии полета. Так надо ли, дорогие друзья, сбивать меня вот такими выкриками, как птицу влет?!

Поэты, привыкшие мыслить образами, представили себе эту жуткую птицеубийственную картину и закричали:

— Продлить! Уважить! Пусть говорит, сколько может!

И говоривший говорил еще минут сорок.

Все это я веду к тому, что примерно в состоянии такой духоподъемности, такого полета находился я в это не по-осеннему светлое утро на вышеуказанном стадионе.

Побегав или, правильнее сказать, потрусив несколько кругов, я резвой иноходью выбежал на середину поля, где я увидел футбольный мячик.

Но тут я должен прямо и без утайки сказать о себе как о футболисте. Дело в том, что я не футболист. Я даже не болельщик. Ведь этот циклон спортувлечений, футазартов, болельщиков, тифози и прочих футбольных камикадзе прошел мимо меня.

Когда я бью по воротам, передо мной встают две задачи. Первая — попасть ногой по мячу. И уже вторая — попасть мячом по воротам. Читатель охотно согласится, что решить вторую задачу, не решив первой, практически невозможно.

Но, видно, в том-то и состоит своеобразие «состояния полета», что я в тот миг не думал о первой задаче. Как некий вихорь шумный, как буй тур из «Слова о полку Игореве», налетел я на мяч, с ходу, с бегу, нет, уж точнее, с лету ударил по нему со страшной силой, как сейчас помню, правой ногой, и он пулей унесся к воротам. Не веря себе, не веря своей правой ноге, как зачарованный, следил я за его долгим, стремительным и томительным полетом. Мяч влетел в ворота, в правый их угол под штангой.

Раздался один оглушительный аплодисмент, переходящий в овацию. Это хлопал мне футболист, выходивший на тренировку.

— Потрясный удар, сказка! — кричал он.

— Первый раз в жизни… — ответил было я, но он жестом меня остановил; понимаю, мол, скромность, требовательность к себе, но меня не обманешь, птицу видать по полету.

Ну, что я скажу? Почему этот удар оказался таким счастливым? Потому, что меня в этот момент не наставлял советами отечески строгий тренер? И никого не было кругом — хоть шаром покати? Потому ли, что я не думал ни о чем в ту секунду — ни об успехе, ни о зрителе, а просто— радостно, вдохновенно и глупо бил?

Кто знает? Пойми, кто может… А впрочем, какое это имеет значение? Ведь все равно второго такого удара в моей жизни не будет.

Я уходил с поля и все оглядывался, все смотрел, как говорится, на новые ворота.