Борис ЛАСКИН ТУМАН НАД ТЕМЗОЙ

В час, когда над Лондоном опустился туман и машины с зажженными фарами двинулись на стадион, Мазуркин созвал у себя в кабинете совещание по вопросу о ходе ремонта бочковой тары.

Все приглашенные на совещание заняли свои места, и тут Мазуркин схватился за голову. Он совершенно упустил из виду, что именно в эти часы на лондонском стадионе начиналась весьма ответственная игра.

С того момента, как наши футболисты улетели в Лондон, Мазуркин лишился покоя. Болельщик с двадцатилетним стажем, завсегдатай стадиона, авторитетный знаток футбола, Мазуркин начал терять в весе.

Игра с «Челси», особенно ее первая половина, когда в наши ворота были забиты два гола, настолько расшатала нервную систему Мазуркина, что сотрудники в эти страшные минуты старались вовсе не попадаться ему на глаза.

Всю ночь накануне игры Мазуркин взвешивал шансы «Динамо». Узнав о том, что «Челси» приобрел знаменитого центра нападения Томми Лаутона, Мазуркин окончательно загрустил и, выйдя утром на работу, в одном из служебных распоряжений написал: «Произвести капитальный ремонт полуторалаутонки».

После игры, которая, как известно, закончилась ничьей, Мазуркин несколько оправился и стал мужественно готовиться к встрече с «Кардиффом». За день перед матчем Мазуркин ходил сам не свой. Явившись на работу, он рассеянно козырнул вахтеру и приказал не пропускать посторонних в сетку ворот.

Бурно отпраздновав победу динамовцев, Мазуркин пришел к врачу за сердечными каплями. Врач, тоже оказавшийся поклонником футбола, написал в истории болезни, что здесь «имеет место легкий миокар-дифф».

Итак, начался долгожданный матч с «Арсеналом». Сотрудники заполнили кабинет, Мазуркин посмотрел на часы и позвонил. Секретарша, войдя, остановилась у стола начальника, ожидая распоряжений.

— Нина, — тихо сказал Мазуркин, — свяжитесь по телефону с моей квартирой. Там слушают трансляцию из Лондона. Обо всех голах докладывайте лично мне. Идите.

Нина вышла, и Мазуркин начал совещание.

— Товарищи, — сказал он, — начнем, как говорится, с центра поля. Ни для кого не секрет, что на нашем складе не все благополучно по линии тары. Сейчас мы заслушаем доклад товарища Соловьева, который давно получил указание заняться ремонтом, но, насколько мне известно, ничего толком не сделал. Если это подтвердится, мы, товарищ Соловьев, не постесняемся и крепко дадим за это дело по рукам!..

В кабинет быстро вошла Нина, положила перед Мазуркиным записку и удалилась. Мазуркин прочел записку и, потирая руки, сказал:

— Но мы все же, как говорится, не звери. Так что не робейте, товарищ Соловьев! Тем более, что сейчас ваш тезка Соловьев Сергей дал на выход Боброву, и тот, будьте любезны, — раз!.. Один-ноль в нашу пользу… Пожалуйста, товарищ Соловьев, пасуйте, то есть это… говорите. Мы вас слушаем.

Соловьев начал свой доклад. Он говорил без особого подъема, не замечая того, что большая часть сотрудников смотрит на дверь, а начальник нетерпеливо барабанит по столу пальцами, не сводя с докладчика отсутствующего взгляда.

Примерно через четверть часа появилась Нина и, положив перед начальником листок бумаги, быстро вышла. Мазуркин пробежал глазами записку, крикнул и перебил докладчика:

— Вы, уважаемый товарищ, общими словами не отделывайтесь. Вы конкретно говорите, по существу.

Мазуркин строго оглянулся по сторонам.

— Счет — один-один. Продолжайте.

Мазуркин встал и, теснимый душевными муками, подошел к окну. Он старался отвлечься от тревожных мыслей и время от времени бросал быстрые взгляды на дверь. В тот момент, когда Соловьев уныло читал какую-то сводку, вошла Нина. По выражению ее лица Мазуркин понял, что дела плохи. Записка была короткой: «Два-один в пользу «Арсенала».

Мазуркин нервно закурил.

— Нечего прятаться за цифры, товарищ Соловьев! Читали мы эти сводки! Знаем. Слава богу, не маленькие!

Оробевший Соловьев попытался было оправдаться, но в этот момент снова появилась Нина. Не рискуя подойти к начальнику, она остановилась на пороге, сокрушенно подняла три пальца и вышла.

Мазуркин всплеснул руками. «Арсенал» вел со счетом три-один. Это было страшно.

— Безобразие! — крикнул Мазуркин. — Такой у вас небольшой участок — и разобраться не можете. А почему так происходит? Потому что на себя мало надеетесь. Вы вроде «Арсенала». Основным составом не решился играть, наприглашал игроков из всех клубов, они и отдуваются. А надо лично заниматься ремонтом тары, повседневно руководить. Чувствую я, что греть вас надо! И крепко греть!

Мазуркин тяжело опустился в кресло и посмотрел на дверь, которая тут же открылась. Вбежавшая Нина положила на стол записку: «Несмотря на сильный туман, наши жмут: счет три-два».

Мазуркин улыбнулся и примирительно сказал Соловьеву:

— Ну, чего растерялись? Все в порядке. Говорите. Я вас слушаю.

— Целый ряд объективных причин, — продолжал осмелевший Соловьев, — мешал мне…

— Объективные причины? — перебил докладчика Мазуркин. И тут же пояснил: — Объективные причины — пустое дело. В Лондоне сейчас, знаете, какой туман? В двух шагах ничего не видно. Однако, как говорится, в труднопроходимых условиях туманной местности наши все же жмут! Мы уже имеем три-два. Так что не теряйтесь, дорогой товарищ!

Первым после Соловьева выступил Кузьменко. Среди всех сотрудников он более чем кто-либо сочувствовал Мазуркину и разделял его давнишнюю футбольную страсть.

Однако Кузьменко не успел развить свою мысль, так как в кабинете появилась торжествующая Нина и заявила прямо с порога:

— Три-три. товарищ начальник!

— Порядок! — весело сказал Мазуркин. — Давайте, Ниночка, слушайте дальше.

Следующие двадцать минут совещания протекали нормально. После Кузьменко выступили еще два оратора. Все обвиняли Соловьева в том, что он проявил недостаточно энергии. Дело пахло выговором. Мазуркин уже набрасывал тезисы своей речи, каковая должна была быть строгой и отчасти даже бичующей.

Когда Мазуркин встал и откашлялся, на пороге возникла Нина.

— Четыре-три, товарищ начальник!

— В чью пользу? — хватаясь за сердце, спросил Мазуркин.

— В нашу, товарищ начальник! — ликуя, сообщила Нина и исчезла так же быстро, как появилась.

Соловьев с надеждой посмотрел на Мазуркина. Лицо начальника неожиданно просветлело и стало отечески добрым.

— Товарищи! — вдохновенно начал Мазуркин. — О чем свидетельствует этот счет четыре-три? Он свидетельствует, товарищи, о том, что весь коллектив нашего продовольственного склада может мобилизовать свою волю и победить на любом участке!

Да, товарищи, безусловно, в работе товарища Соловьева были ошибки и промахи. Но кто, товарищи, не «мажет»? Я вспоминаю ошибку Соловьева, когда в игре с «Торпедо» он не сумел воспользоваться подачей Бескова и забить гол. Но в дальнейшем он исправил свою ошибку.

Я думаю, что и наш Соловьев учтет замечания товарищей и в короткий срок увеличит счет отремонтированной бочковой тары!..

Мазуркин говорил долго и взволнованно. А когда Нина возвестила о конце игры, Мазуркин закончил свою речь, подошел к Соловьеву и пожал ему руку.

— Поздравляю вас, товарищ Соловьев, с победой над сборной английской командой. Всех вас поздравляю, друзья! Надеюсь, товарищ Соловьев, что вы будете достойны своего однофамильца Сергея Соловьева! Все, товарищи, я кончил!..

Когда над Темзой сгустились сумерки и за автобусом с московскими футболистами бежала восторженная толпа англичан, Соловьев бодро шел домой и улыбался.

Дойдя до перекрестка, Соловьев вспомнил бочковую тару и неожиданно для самого себя громко сказал:

— Да, товарищи, что ни говорите, а футбол, конечно, великая сила!

Загрузка...