Вокруг света без виз

Глава первая Гренада

Если в Южной Америке пересечение границы — это банальная и рутинная процедура, то в Гренаде, освободившейся от английского господства, но не от английского духа, — это целая церемония.

Разговор с пограничником был долгий и подробный. Он засыпал нас вопросами: кто? что? откуда? куда? а что было раньше? а потом? а кем работаете? а сколько у вас с собой денег?.. и т. д. и т. п. Я, правда, и сам добавил толику запутанности в и без того сложную процедуру интервьюирования. На банальный вопрос «А обратный билет у вас есть?» пограничник получил от меня не совсем банальный ответ: «Билеты у нас есть, но не обратно в Венесуэлу, а на Барбадос».

Это его явно удивило.

— А из Барбадоса?

— В Доминику.

— А из Доминики?

— В Антигуа.

— А из Антигуа?

— В Доминикану.

— А из Доминиканы?

— На Кубу.

Этот ответ вызвал неожиданную реакцию, как будто я только что сознался в том, что мы — кубинские шпионы.

— Вы что, на Кубе живете?

— Нет. У нас и из Кубы билет есть — в Москву.

Такой уж запутанный у нас маршрут получался. Один плюс, мы все же не кубинские шпионы. Но и не нормальные туристы.

— А на Гренаду вы зачем прилетели?

Банальный ответ уже не прокатит. Пришлось объяснять более подробно:

— Вокруг света едем — по безвизовым странам.

Очевидно, пограничник не считал Гренаду совсем уж безвизовой. Здесь, как и во всех бывших английских колониях (включая США, Австралию и Новую Зеландию, не говоря уж о более мелких), последнее слово принадлежит пограничному офицеру. Он один решает, пускать иностранца в страну или нет. И пусть у того хоть три визы в паспорте будет. Если пограничник не захочет пропустить, то ему никто не указ. Ни один суд его спонтанное, основанное лишь на смутных догадках и подозрениях решение не сможет оспорить.

Следующие полчаса мы подробно обсуждали нашу кругосветку. Все пассажиры с нашего рейса уже прошли. Аэропорт постепенно пустел. А мы по-прежнему были в подвешенном состоянии.

Пограничник долго нас расспрашивал, но так и не смог решить, что с нами делать. Взяв наши паспорта и распечатанные на принтере электронные билеты (именно для таких чересчур въедливых пограничников мы их и распечатывали в Венесуэле, потратив кучу денег — там почему-то распечатка на принтере стоит почти в 10 раз дороже, чем в любой другой стране мира), он ушел советоваться со своим начальством. К счастью для нас, начальник пограничной службы аэропорта оказался адекватный. В Гренаду нас пустили.

Мало того, что наш рейс задержали на шесть часов. Так еще и в аэропорту Пойнт-Салинас мы целый час потратили на банальную процедуру паспортного контроля. В Гренаду мы попали уже в темноте. Такси проигнорировали и пошли пешком в сторону города. Пограничник погнался за нами следом (видимо, уже пожалел, что пустил нас в страну).

— Куда же вы идете? Автобусы уже не ходят. Берите здесь такси.

Мы, конечно, написали во въездной анкете адрес какого-то отеля (я даже не мог вспомнить, и каком именно городе — писал первый попавшийся из Интернета, мы его даже для галочки не удосужились бронировать, совсем в Южной Америке расслабились). Но отнюдь туда не рвались. Однако и признаваться, что собираемся ночевать где-нибудь на берегу моря, было нельзя. Еще подумает, что мы какие-нибудь бродяги. Тогда ведь нам и въездные штампы могут аннулировать. Пришлось пойти на хитрость.

— Мы не хотим брать такси в аэропорту. Здесь с иностранцев три шкуры сдирают.

Пограничник, видимо, посчитал нас очень скаредными, но отстал.

Первые увиденные на Гренаде дома мне показались какими-то ненормальными. Что-то в них явно было не то. Чего-то не хватало. Приглядевшись внимательнее, я понял, в чем дело. Нигде не было видно ни колючей проволоки, ни решеток, ни даже банального забора. Все окна и двери — нараспашку. Сразу видно, какой здесь уровень преступности!

Однако рефлексы, приобретенные в Южной Америке, у нас еще остались. Когда из темноты появился высокий негр и пошел нам наперерез, мы с Олегом сразу же напряглись. А он, оказывается, всего лишь хотел нам помочь найти отель. Нам же был нужен лишь пляж. Но в этом мы признаваться не стали.

— Нет. Мы просто гуляем, ночным воздухом дышим, — сказал я, чтобы отвязаться от ненужной помощи.

Пляж мы вскоре и сами нашли. В тихом спокойном месте по соседству с закрытым на ночь рестораном поставили палатку. Можно было наконец немного расслабиться. И шум волн не мешал, а убаюкивал.

Утром по дороге в столицу Гренады мы попали на пляж Гранд-Ансе. Это самая известная (есть подозрение, что и единственная) туристическая достопримечательность острова. Если кто-то в вашем присутствии скажет, что был на Гренаде, то с вероятностью 99 % он отдыхал именно на этом пляже. Отелей там много.

В Сент-Джорджесе, столице Гренады, на вершине холма у входа в бухту сохранилась старая крепость. В ней сейчас находится полицейское управление (армии на острове нет). Но туристам вход открыт. На смотровой площадке, украшенной старинной чугунной пушкой, мы попали на торжественную церемонию поднятия французского флага. Здесь встречали экипаж французского эсминца, зашедшего в бывший французский Порт-Рояль (так город называли в краткий период французского правления) с дружеским визитом.

Французские моряки, вооруженные винтовками «М-16», в белой парадной форме с бескозырками на голове, украшенными красными помпонами, стояли по стойке «смирно». Гренадские полицейские с нашивками «Grenada SSU» были без оружия и в камуфляжах. Во время поднятия флага они пели гимн Гренады на английском языке.

Кроме крепости в городе есть три английские церкви — разной степени ветхости, рынок, колоритный трущобный район и бесконечные пригороды. Казалось, мы целую ночь пройдем, но так и не выйдем на пустое место. Остановились под уличным фонарем, достали карту. На ней никаких населенных пунктов рядом с городом обозначено не было.

Когда мы с интересом рассматривали карту, рядом затормозила машина. Водитель поинтересовался:

— Может, помочь? Подвезти?

Мы никуда ехать не собирались. Гренада — такой маленький остров, что его правильнее пешком обходить. На машине и не заметишь, как проскочишь из конца в конец. И действительно, мужчина, предложивший нас подвезти, направлялся в самую дальнюю точку острова.

С большим трудом мне удалось объяснить, что мы никуда не едем, а ищем безлюдный пляж. Но еще больше времени потребовалось ему на то, чтобы вспомнить, где же такое может быть. Позднее мы и сами убедились, что незаселенного берега и пустынных пляжей здесь действительно нет.

Подвозивший нас водитель вспомнил, что один из его коллег-инженеров говорит по-русски, и тут же позвонил ему по сотовому телефону. Наш телефонный собеседник оказался выпускником киевского политеха. Он долго и с чувством ностальгии вспоминал веселые и беззаботные годы студенческой молодости. Конечно же, приглашал нас в гости. Но возвращаться назад в столицу мы не планировали.

Вскоре мы оказались на пляже с черным вулканическим песком. От дороги его закрывали густые кусты. А немного впереди по ходу движения были видны огоньки какого-то поселка. Но надо привыкать — на Гренаде дикой природы у побережья нет.

Рано утром нас разбудил истерический крик чаек. Недалеко от линии прибоя в море покачивались две деревянные лодки. Они были выкрашены в синий цвет. Но когда лодки наклонялись, было видно, что нижняя часть, начиная с ватерлинии, у них была покрашена красной краской.

Рыбаки — одни бритые наголо, а другие с пышной шевелюрой, заплетенной в косички — поочередно забрасывали в море сети. В небе над ними кружили галдящие чайки, а на берегу собрались местные жители с пустыми ведрами. И те и другие с интересом следили за рыбаками, ожидая, когда же им удастся хоть что-то поймать.

Примерно через час зрители стали расходиться — с пустыми ведрами. Чайкам тоже ничего не досталось. Казалось, рыбакам просто нравился сам процесс. Или клева в тот день не было?

А ведь мы были возле Гоуяве, «рыболовной столицы Гренады». Именно так и было написано над входными воротами поселка! Если и здесь с рыбой не густо, то в остальной части острова и подавно. И дело даже не в том, что в тот день рыбаки ничего не поймали. С таким рыболовным флотом нельзя даже претендовать на ловлю рыбы в промышленных масштабах.

Судя по размеру единственного в поселке рыбного магазина, рыбы здесь никогда много не бывает. Чего не скажешь о гигантской по местным меркам фабрике, на которой занимаются переработкой мускатного ореха.

Плантации мускатного ореха заложили колонизаторы — французы. Но именно этот орех изображен на флаге страны, на туристических брошюрах и открытках. Его здесь добавляют почти во все напитки и в большую часть местных блюд. Да и плантации мускатного ореха можно встретить повсеместно.

На карте мы нашли водопад. Как раз рассматривали, как на него правильно выйти, когда рядом остановилась машина. На Гренаде, как окажитесь, даже голосовать не нужно — достаточно выйти на дорогу с картой. Обязательно кто-нибудь остановится — из любопытства.

Водитель про водопад слышал. Но, по его мнению, добираться до него нужно не напрямик, как мы собирались, а кружными путями. Сам же и вызвался нас отвезти к нужному повороту.

Мы доехали до поселка Виктория. Там было две церкви, десяток баров (именно такое соотношение церквей и кабаков на всем этом острове) и главная местная достопримечательность — улица Бриллиантовая (!!!.

У поселка мы свернули на уходящую в центр острова дорогу. Возле водозаборника, где из реки забирают воду в поселковый водопровод, водитель нас высадил и показал тропу, которая, по его словам, приведет нас к водопаду.

Тропа поначалу шла вдоль реки, а потом стала круто забирать в горы. Там росли бананы, кофейные деревья, цитрусовые, папайя, ананасы. На плантации мускатного ореха нам навстречу попались двое крестьян с ослом и собакой. Они стали уверять, что мы сбились с пути. Пришлось возвращаться и идти прямо по берегу, а затем уже и по руслу реки.

Водопад мы все же нашли. Он был высотой всего около двух метров. Если, конечно это был тот самый водопад. На уютной поляне перед ним мы развели костер и поставили палатку. Это было первое место на Гренаде, где в зоне видимости не было ни людей, ни следов их пребывания.

В кузове очередного пикапа мы доехали до поселка Саутерс — на противоположной от аэропорта оконечности острова. И за всю дорогу мы ни разу не проезжали через незаселенную местность — везде дома, дома, дома… Я обратил внимание, что примерно каждый пятый дом был, очевидно, давно и основательно заброшен.

Причем они были по внешнему виду вполне добротные (пока не пришли в полное запустение и не заросли тропической растительностью) и расположены на самых лучших местах — с видом. Вероятно, все, кто побогаче, с острова уже уехали. Бедным свои дома они бесплатно не отдали. А покупателей не нашлось. Поэтому сейчас самая типичная картина на Гренаде: на вершине холма стоит бывший прекрасный, но заброшенный дом, а у подножия или даже в овраге притулилась неказистая, но жилая кое-как сколоченная из чего попало хижина.

Переночевав в палатке на пляже неподалеку от Гренвиля, мы утром заехали на водопад Рояль Кармель. По дороге набрали спелых манго. Сезон еще только-только начинался. На гигантских деревьях плоды были еще зеленые, поэтому правильнее было не срывать их, а подбирать уже упавшие на землю. Искупались мы в водопаде, и сразу пора было выбираться назад на дорогу.

Одна, две, три попутки (дорога кривая, и на каждой развилке пришлось пересаживаться) и мы уже подъезжали к аэропорту. До отправления нашего рейса оставалось еще несколько часов. Правильнее всего было провести их на пляже.

Оказалось, от здания аэропорта до него было всего около 300 метров. Правда, никаких указателей там нет. Нужно было взять немного влево, потом метров 50 пройти прямо до площадки. В ее дальнем конце вниз с поворотом уходит колея. Именно она и вела на пляж.

Мы попали на самый настоящий карибский пляж, как с картинки: желтый-желтый песок и удивительно чистое море с бирюзовой водой. Интересно, что он был не частным, а общественным — для тех, кто знает о его существовании. На скалистом уступе примостилось несколько уютных деревянных бунгало. А на берегу перед ними был маленький ресторан.

Специально на Гренаду ехать не стоит. Но если вы вдруг там случайно окажетесь, то самое правильное, что можно сделать, это выйти из аэропорта и пройти три сотни метров до пляжа. Искупаться, позагорать. А потом вернуться назад в аэропорт и улететь.

Глава вторая Барбадос

На остров Барбадос мы прилетели уже в темноте. Пошли на паспортный контроль. При том что въезд на Барбадос для россиян безвизовый, въездной штамп не ставится автоматически. Пошли стандартные вопросы: куда, чего, зачем, сколько денег, где будете жить и т. д. И здесь чувствуется британская школа. Можно, не глядя в путеводитель, понять — это бывшая британская колония.

У нас вновь, как и на Гренаде, возникли проблемы. И даже более серьезные. На этот раз нас не просто задержали, а отвели в «обезьянник». Наши паспорта отнесли к начальнику паспортной службы аэропорта. Только он (вернее, она) сможет решить нашу судьбу. Аудиенции пришлось ждать часа полтора.

Разговор с начальницей пограничной службы аэропорта — неимоверно толстой женщиной (что характерно скорее для Океании, чем для Карибов) — получился долгий. Очевидно, работа у нее не сдельная, и спешить ей было некуда.

Когда интервью шло к концу, начальница вдруг спрашивает:

— А отель вы на Барбадосе забронировали?

Если бы этот вопрос задали, проходя на паспортном контроле, еще можно было как-то невнятно промычать или соврать. Но в той ситуации пришлось говорить правду.

— Нет. Без брони никак нельзя, — заявила начальница и добавила: — Надо забронировать.

Вот, думаю, попали мы на деньги. Придется платить за совсем не нужный нам отель. Но ведь иначе запросто и в страну могут не пустить.

Меня под конвоем (как еще не до конца проверенного и надежного) провели к офису туристической информации.

— Вам за какую цену отель бронировать? — спросила девушка в офисе.

— До 50 долларов за двухместный номер.

— Это трудно. У нас таких дешевых отелей мало.

И куда мы попали? 50 долларов у них не деньги! Да я и не помню, чтобы мы хоть раз за всю кругосветку столько платили за одну ночь в отеле.

Девушка порылась в справочнике. Нашла нужный отель и позвонила.

— Самый дешевый двухместный номер стоит 55 долларов.

Чтобы не торчать в аэропорту всю ночь, я согласился. Она записала адрес отеля на бумажке.

— За проживание заплатите в отеле. Мы вам его бесплатно забронировали.

Главная пограничная начальница обрадовалась бумажке с адресом отеля, как будто это была справка о нашей благонадежности из главного полицейского управления Барбадоса. Однако подозрения в нашей благонадежности у нее все же оставались. Поэтому въездные штампы нам поставили не на месяц, как всем туристам, а строго до дня вылета (по билету).

Очередную границу мы пересекли. Однако тенденция меня уже начинала пугать. На Гренаде жестко встречали, на Барбадосе — еще в два раза жестче. Если так и дальше пойдет по восходящей, то где-нибудь в Доминикане нас могут и вообще в страну не пустить!!!

Нас так долго мурыжили в аэропорту, что была уже глубокая ночь. Конечно, бумажку с адресом отеля я выкинул, как только мы прошли границу. Но и добираться до моря сил уже не было. Хотя, судя по карте, до берега и было не очень далеко (Барбадос — страна богатая и туристическая, поэтому бесплатных туристических карт в аэропорту навалом).

Мы перешли на другую сторону проходящего мимо аэропорта Грэнтли Адамса шоссе и поставили палатку на поле. Как говорят у нас в России, утро вечера мудренее.

Утром выяснилось, что мы спали на поле с выгоревшей (не на солнце, а от пожара) травой. Поэтому и перепачкались в саже. Теперь придется добираться до ближайшего пляжа, чтобы отмыться.

Мы прошли пару километров по главному шоссе до поселка Спенсерс. Там у придорожного бара свернули направо в сторону Рок-Хиллс. У англиканской церкви Святого Мартина нам пришлось еще раз свернуть направо. Затем мы прошли по дороге еще пару километров и напрямик по пустырю вышли к скале, возвышающейся над заливом Фоул-Бей. Внизу за полосой густых зарослей тянулся широкий песчаный пляж, на котором не было видно ни души.

Посреди пляжа торчала одинокая пальма. Мы вышли к ней как к ориентиру. Сели отдохнуть, потом легли и незаметно для себя уснули под мерный шум волн. Даже не знаю, как это произошло. За всю кругосветку нам еще ни разу не приходилось спать днем (кроме как в транспорте). Видимо, сама атмосфера на Барбадосе такая расслабляющая.

Мы проспали под пальмой почти весь день. А зачем же на ночь глядя уходить с такого замечательного места? Ни отелей, ни ресторанов на пляже не было. Однако в дальнем конце обнаружился кран с пресной водой. А в зарослях под скалой было полно дров.

У нас не то что топора, но и обычного ножа при себе не было. Но и руками ломать сушняк не пришлось. Недавно проводили санитарную вырубку. Лишние ветки спилили, но еще не убрали. Готовые дрова. Как будто специально для нас приготовили. Один недостаток. Эта красная плотная древесина срублена с деревьев (manchoneel), на которых созревают ядовитые плоды, по внешнему виду похожие на зеленые яблочки. Их не только есть нельзя, но и дотрагиваться до них не стоит. Под этими деревьями также ни в коем случае нельзя прятаться во время дождя. Вода, насыщенная ядами, при попадании на кожу приводит к страшным химическим ожогам. Интересно, а дым от этих деревьев ядовит? Вот и проверим.

Днем мы выспались. Поэтому допоздна сидели у костра, прислушиваясь к шуму океанских волн, поблескивавших в свете полной луны.

Остров Барбадос, размером 23 на 34 км и площадью около 430 км², представляет собой плоский коралловый массив. Только в середине есть небольшие холмы (самый высокий — 366 м над у. м.). Ни полезных ископаемых, ни плодородной земли здесь нет. Поэтому этот остров никогда не пользовался большой популярностью у переселенцев. Здесь селились лишь те, кто стремился к тихой спокойной жизни вдали от суеты.

Имя острову дал португальский мореплаватель Педро Кампос. Он назвал его Барбадос, что означает «Бородатый». Так его поразили растущие здесь фиговые деревья, увешанные эпифитами — они действительно немного похожи на длинные бороды.

Испанцы высаживались на острове только для того, чтобы поохотиться на индейцев-карибов. Их они продавали в рабство на плантации на других островах Карибского моря. Когда в 1620-х годах на Барбадосе появились первые англичане, остров был уже необитаемым. Часть карибов переловили испанцы, часть разбежалась по другим островам.

Вплоть до 1966 года Барбадос находился под английским управлением — впрочем, номинальным (и сейчас формально глава государства — генерал-губернатор, назначаемый английской королевой). Остров всегда пользовался большой автономией (ни стратегического положения, ни природных ресурсов, вообще — ничего интересного для крупных держав). На него даже никто никогда не нападал. Да и сами барбадосцы ни гражданских войн, ни революций не устраивали. Они книжки читали. Ведь на Барбадосе самый высокий уровень грамотности среди развивающихся стран.

Те, кому хотелось заняться активной деятельностью, отправлялись в Англию. А на пенсию возвращались назад на свой родной остров. Так постепенно Барбадос стал чем-то типа большого дачного поселка. Местом для спокойного отдыха. Так его сейчас и рекламируют, как пляжный курорт на спокойном острове. Ни исторических, ни культурных, ни природных достопримечательностей здесь нет (дикую природу вывели вместе с аборигенами — все распахали под сахарный тростник).

На дороге регулярно, буквально через триста- пятьсот метров встречаются автобусные остановки. Таблички лаконичные донельзя: «В город» или «Из города». Город здесь один — Бриджтаун. Все остальное — деревни или дачные поселки.

Восточный берег острова омывается Атлантическим океаном, а западный — Карибским морем. Большинство туристов предпочитает более мелкое, теплое и спокойное море. Поэтому на океанском побережье туристов практически нет. Да и из местных жителей встречаются лишь дачники-европейцы.

Гренада поразила меня тем, что там очень много вполне приличных, но заброшенных за ненадобностью домов. На Барбадосе — еще круче. Здесь часто встречаются заброшенные дворцы.

Самый яркий пример — замок Сэма Лорда (1820) на берегу залива Лонг-Бей. И двухэтажный особняк с верандой, и несколько гектаров заросшей травой территории с фонтанами, пустым плавательным бассейном, беседками и клумбами, плюс несколько маленьких домиков для прислуги и когда-то благоустроенный пляж сейчас принадлежат, если можно так выразиться, живущему там бомжу.

Чуть дальше по берегу океана на крутом обрыве над красивым песчаным пляжем стоит еще один замечательный двухэтажный дворец. И тоже заброшенный и никому не нужный. От него осталась одна бетонная коробка, без окон и дверей. И это при том, что буквально все вокруг занято новыми, недавно построенными дачами. И строительство активно продолжается.

Сюда приезжают не только на пенсию. Популярен Барбадос и у молодоженов. Проходя по берегу, мы увидели подготовку к свадебной церемонии. На нас тут же «наехала» охрана, чуть фотоаппараты не отняли. Оказалось, это не простая свадьба, а бракосочетание каких-то важных особ, чуть ли не королевских кровей. Смотреть можно (кто же запретит смотреть в демократической стране?). А фотографировать (и тем более снимать на видео) нельзя. Вернее, можно, но за деньги.

К вечеру мы были в районе поселка Бейфилд. По тропинке вышли к тихой уютной бухте. Погода была замечательная. Спать будем без палатки. Но костер мы все же развели. На дрова сгодился собранный на камнях плавник.

На Барбадосе мы вновь увидели хлебные деревья. Их родина — Океания. А на острова Карибского моря их завезли англичане — кормить африканских рабов. Сейчас местные жители к хлебным деревьям относятся как к декоративным. Но мы уже знали, что плоды хлебного дерена, запеченные в углях на костре, по вкусу ничуть не хуже печеной картошки. Поэтому по пути сорвали пять штук. Будем их по очереди запекать.

Спали прямо на берегу. Если на открытых пляжах океанического побережья Барбадоса всегда огромные волны, которые могут радовать разве что серферов, то в бухте волнения никакого не было — почти как на озере. Вот мы и расслабились, забыли об океанских приливах. А зря.

Ночью костер смыло, а два запеченных плода хлебного дерева, которые мы оставили на завтрак, плавали недалеко от берега. Я выловил один из них, разрезал (как обычно — ложкой). Оказалось, соленая морская вода успела проникнуть внутрь. Плод стал очень горьким и совершенно несъедобным.

Мы продолжали медленно идти на север вдоль восточного побережья Барбадоса. На океане был шторм. Гигантские волны с грохотом накатывались на берег. Я достал видеокамеру и под прикрытием огромного валуна стал снимать.

Вот пошла огромная волна, значительно больше предыдущих. Я следил за ней через окуляр видеокамеры. Так она не казалась такой уж и страшной. Волна налетела, чуть не сбив меня с ног, и развернула. И тут я увидел, как она накрывает наши рюкзаки, которые мы оставили примерно в 10 метрах от кромки воды.

С включенной видеокамерой в руке я подбежал к рюкзакам и выдернул из воды сумку с фотоаппаратом. Из нее потоком лилась вода. Быстро достав фотоаппарат, я вынул из него аккумулятор, а сам аппарат открыл для просушки. Но было уже поздно. Я остался без фотоаппарата.

В кузове попутного пикапа мы пересекли остров с востока на запад и выехали на Карибское побережье в районе города Холтаун. Один из самых первых городов Барбадоса был основан в начале XVII века. Именно на этом месте высадились английские моряки, случайно сбившиеся с курса по пути из Южной Америки к себе в Англию. Они обнаружили остров необитаемым. На следующий год капитан вернулся на Барбадос, захватив с собой 50 поселенцев. С этого и началась очередная волна заселения острова. И сейчас этот процесс продолжается. Активно строят дома и дачи для пенсионеров, а также отели для туристов. Ведь именно туризм, а не сахарный тростник, как раньше, — основной источник доходов страны.

Пройдя от города несколько километров на юг, мы отчаялись найти пустое место и поставили палатку на пляже прямо перед каким-то отелем. И дальше вплоть до Бриджтауна на прекрасном песчаном пляже уже не было ни одного не занятого метра. Все застроено непрерывной чередой отелей (именно сюда и приезжает ежегодно полмиллиона туристов).

Бриджтаун — не курорт. Да и из исторических достопримечательностей здесь только два моста (в честь них и название города — «Город мостов»). Плюс к ним — англиканская церковь Святого Михаила XVII в., здание парламента, памятники адмиралу Нельсону и барбадосцам, погибшим в Первую мировую войну.

Туристы приезжают в Бриджтаун, чтобы сесть на круизное судно и отправиться в вояж по островам Карибского моря. Заодно не упускают возможности затариться ширпотребом в магазинах беспошлинной торговли. Мне тоже пришлось зайти в магазин. Нужно было купить новый фотоаппарат взамен залитого океанской волной.

Пройдя немного на юг от города, мы попали в район военных казарм. Там, напротив ипподрома, стоит элегантное одноэтажное здание 1802 года с украшенной часами трехэтажной башней и широкой верандой. Раньше в этом доме был штаб «Барбадосского легиона». А сейчас в нем информационный центр и маленький музей, посвященный полковой истории.

На веранде мы заметили бесхозную розетку. Поставили на зарядку аккумуляторы. Включив нетбуки, тут же поймали открытую сеть беспроводного Интернета. Поэтому застряли там надолго. Музей закрыли, его работники разошлись по домам. Но нас никто уходить не просил. Поэтому мы допоздна сидели в Интернете, а потом поставили палатку прямо на веранде (пол там был деревянный).

Ночью шум стучащих по крыше струй дождя перекрывали пьяные крики, доносившиеся из расположенной прямо напротив воинской части, где шла шумная вечеринка.

Утром, проходя мимо забора из колючей проволоки, я обратил внимание на огромный плакат, установленный на лужайке перед казармой. На нем была фотография с изображением пятерых спецназовцев в полной экипировке — камуфляжных костюмах, с беретами на головах и черными ботинками на ногах, с автоматами в руках. Сверху красными буквами было по-английски написано: «ОТВЕТСТВЕННОСТЬ…», а снизу пояснение, что имеется в виду: «Пользуйся презервативом ВСЕГДА и ВЕЗДЕ». Венерические болезни — единственная реальная опасность, угрожающая солдатам барбадосской армии.

На Карибском побережье Барбадоса все пляжи песчаные, море чистое, вода теплая. Самый лучший пляж — Майами-Бич. Но и у него есть огромный недостаток — очень уж много там народу. Поэтому на последнюю ночь мы предпочли вернуться на «свой» пляж в Фоул-Бей, на котором провели свою первую ночь на Барбадосе.

Шторм продолжался. Волны с грохотом налетали на берег. На пляже никого не было. Кто же отважится купаться в такую погоду? Опять пляж оказался в нашем полном распоряжении.

Костер мы развели на берегу. Правда, пришлось предварительно вырыть в песке глубокую яму, чтобы защитить пламя от ураганного ветра со стороны океана. Волны становились все больше и больше. Брызги частенько долетали до костра.

Утром выяснилось, что не только остатки костра, но и половину песчаного пляжа смыло. В самом широком месте осталось не больше пяти метров песка. А по краям вода вообще вплотную подошла к зарослям. И только корни растений изо всех сил пытались удержать вымываемый из-под них песок.

Глава третья Доминика

Из Барбадоса мы перелетели на остров Доминика. Он лежит в стороне от проторенных туристами дорог. Здесь даже нет приличного аэродрома, на который могли бы приземляться тяжелые самолеты, способные совершать трансокеанские перелеты. На одном из двух аэродромов построили международный аэропорт. Но взлетная полоса, упирающаяся с одной стороны в берег моря, а с другой — в гору, такая короткая, что на нее могут садиться только маленькие винтомоторные самолеты.

Из окна самолета открывался вид на остров, «весь покрытый зеленью, абсолютно весь». Сверху было видно, что заселена только узкая прибрежная полоса. А центр острова занимают покрытые густыми вечнозелеными лесами горы. Даже никаких плантаций не было видно.

На Доминике тенденция ужесточения придирок от острова к острову наконец прервалась. Нас приняли, как в Южной Америке или в Азии. Никаких вопросов не задавали. Даже обратный билет не спросили. И действительно, чего зверствовать? И так сюда очень мало туристов попадает.

Я сразу же обратил внимание на листок бумаги на двери аэропортовского туалета. На нем было написано: «Грязные фрукты в раковине не мыть!» Неужели они здесь валяются под ногами? Нужно только поднять и вымыть? Позднее выяснилось, что это именно так и есть.

До поселка Маригот от аэропорта всего пара километров. Я сразу обратил внимание, что вдоль дороги на расстоянии не больше километра, а в поселке не больше 300 метров здесь встречаются краны с водой. Местные жители пьют прямо из них. Будем проводить эксперимент на себе.

Мы тоже выпили по кружке на пробу. По первому впечатлению, вода была питьевая. Да и откуда взять плохую воду на почти диком острове?

Проведя первую ночь на берегу моря под шум волн и шелест пальм, мы утром быстро собрали палатку и отправились в путь. Но уйти далеко не успели. На нас быстро надвигалась огромная темная туча.

Пришлось применить «индейский» метод — единственный способ остаться сухим во время тропического ливня. Мы разделись догола и накрыли вещи палаткой. Ливень был сильный, но короткий. Через несколько минут выглянуло солнце. Оставалось только надеть сухую одежду (футболки и шорты) и отправиться в путь.

Мы вступали на автономную территорию индейцев-карибов. Именно эти индейцы населяли Карибские острова до появления здесь европейцев. Правда, сами они не были аборигенами, а буквально за несколько веков до Колумба сами переселились с континента (из района современной Гвианы). Они колонизировали острова, перебив и съев (они были каннибалами) местных жителей араваков. Но заимствовали у них язык.

Европейцы тоже особо не церемонились. Действовали так же нахраписто и активно, как и по всей Южной Америке. Индейцев, которых тогда считали дикарями, крестили и заражали европейскими болезнями. Их пытались заставить работать на плантациях, а когда они отказывались, уничтожали. В лучшем случае — в приступе человеколюбия и гуманизма или из-за нехватки солдат — вытесняли с насиженных мест в дикие неосвоенные районы.

Индейцы-карибы считались одними из самых воинственных и агрессивных из индейцев Америки. Они без энтузиазма встречали «понаехавших». Но европейцы, если за что берутся, то делают это методично и настойчиво. Плюс огромное превосходство европейских народов в уровне технологического развития. Поэтому всего за пару веков все острова Карибского моря были очищены от индейцев.

Впрочем, европейцы, можно сказать, действовали из альтруистических соображений. Острова они очищали не для себя, а для… африканских негров. Именно их потомки сейчас и составляют большинство местных жителей. Однако индейцам от этого было не легче.

Индейцам нужно было не воевать, а прятаться. Так они могли бы продержаться до тех пор, когда в Европе восторжествовало представление о том, что все люди — братья. Это удалось только индейцам-карибам на острове Доминика. Во многом благодаря тому, что этот остров оказался не очень удобным для создания плантаций и поэтому мало кого интересовал.

Да и сами индейцы держались здесь обособленно, не смешиваясь ни с европейцами, ни с привезенными ими африканскими рабами. Французский миссионер Раймонд Бретон, который жил с ними с 1642-го по 1653 год, писал, что сами не называли себя карибами. У них было два слова: калинаго — для мужчин и калипонам — для женщин. Поэтому этих индейцев иногда называют не карибами, а племенем калинаго.

В начале XX века выяснилось, что индейцы-карибы, к тому времени сохранившиеся только на Доминике, находятся на грани вымирания. Уцелевших — по примеру американских индейцев — в 1903 году поселили в Карибскую резервацию, позднее переименованную в Карибскую территорию. Конечно, место для нее выделили на диком западном побережье, а не на восточном, где находятся все мало-мальски крупные населенные пункты и пригодные для обработки пологие участки земли.

Сейчас в Карибской территории, протянувшейся вдоль берега моря от деревни Синеку на юге до деревни Батака на севере, живет около 2000 индейцев из племени калинаго.

У индейцев до сих пор нет частной собственности на землю. Ее нельзя ни купить, ни продать. Каждый член племени имеет право на участок земли для строительства дома и огорода или сада. Для того чтобы стать временным арендатором и получить бесплатно свободный участок земли (если земля не обрабатывается в течение года, она считается свободной), нужно всего лишь подать заявку в Совет.

Даже во временное владение передаются лишь участки земли, расположенные в узкой прибрежной полосе. Большая же часть Карибской территории принадлежит сразу всем. В этом мы убедились и сами, как только вступили на Карибскую территорию. Нам сразу же стали попадаться огромные деревья манго, растущие вдоль дороги сами по себе, вне пределов приусадебных участков. Земля была устлана толстым слоем листьев. Поэтому большая часть упавших плодов оставалась неповрежденной. Вся обочина была ими завалена.

У входа на маленькую банановую плантацию висел самодельный плакат на английском языке: «Граждане! Не ешьте все мои бананы! Оставьте немного и мне. У меня же больше ничего нет. Это вся моя еда!» Сразу видно, что никакого «врожденного» уважения к частной собственности здесь нет. Поэтому мы тоже особо не церемонились, устанавливая на плантации свою палатку. Правда, к просьбе отнеслись серьезно и бананов есть не стали. Мы в тот день и так явно переели манго.

Мы шли пешком. Здесь никто никуда не спешит. Да и спешить-то некуда: ни фабрик, ни заводов, ни даже офисов нет. С одной стороны от дороги тянулся дремучий лес, с другой — стояли сколоченные из деревянных ящиков и кусков фанеры, а у самых богатых сверху еще и обитые распрямленными жестяными банками, неказистые одноэтажные домики под рифлеными железными крышами.

Как сказал нам местный житель, который несколько километров также неспешно шел параллельно с нами по дороге: «Нам деньги даже не каждый месяц нужны. Все продукты у нас в саду растут — круглый год. И кокосы есть, и бананы, а сейчас как раз в разгаре сезон манго».

Спасать местных индейцев-карибов от вымирания стали в начале XX века. А сохранением их языка и культуры озаботились значительно позднее. Лишь после того, как местные индейцы превратились в туристическую достопримечательность.

На въезде в резервацию установили плакат «Мусорить запрещено. Штраф — 5000 долларов или один месяц тюремного заключения». Как и в резервациях североамериканских индейцев, самая главная проблема здесь не мусор, а алкоголизм. Буквально все индейцы, выходившие на дорогу, чтобы перекинуться с нами парой слов, были уже навеселе. Хотя день был еще в самом разгаре. Было видно, что народ себя работой особо не перегружает.

Специально для туристов на берегу моря возле маленького водопада построили как бы настоящую индейскую деревню «Kalinago Barana Aute». В этом музее под открытым небом карибы не живут. Они приходят сюда лишь на работу — в офисе.

На территории деревни мы не встретили ни охранников, ни гидов — вообще никого. Так и пришлось нам бродить там в полном одиночестве, разглядывая общинный дом под тростниковой крышей, хижины, кухню с чугунным котлом на сложенном из камней очаге, два выдолбленных из цельных кусков дерева каноэ, длиной около шести метров.

На окраине Карибской территории у поселка Касл Брюс мы попали в пикап, на котором въехали на территорию национального парка Морн-Труа-Питон. В нем находится Изумрудный водопад — одна из визитных карточек Доминики. Его можно увидеть во всех туристических брошюрах и путеводителях. И это тот случай, когда авторы рекламных материалов если и привирают, то самую малость. Водопад утопает в огромной каменной яме, заросшей густой тропической растительностью. Тихий ветерок обдувает покрытые брызгами листья. Они поворачиваются разными сторонами, отчего весь склон становится похож на один гигантский изумруд, переливающийся на солнце. Подняв голову вверх, можно разглядеть лишь маленький клочок неба, по размеру не больше бассейна у основания водопада.

Этот водопад уже засветился в нескольких художественных фильмах, действие которых происходит в экзотических тропических странах. К нему приезжают молодожены и все, без исключения, попадающие на остров туристы. Даже удивительно, что в тот день мы были там в полном одиночестве.

Розо — это не только столица, но и единственный город Доминики. Все остальные населенные пункты не более чем поселки. Первые дома здесь строили французы, а затем благоустройством занялись англичане. Поэтому здесь два самых заметных каменных строения — это католическая и англиканская церкви. Жилые дома, большей частью двухэтажные с верандами или балконами, строили из дерева, а затем обшивали досками и красили.

Дома постепенно дряхлеют и разваливаются. Тогда их сносят, а на освободившемся месте ставят стандартную бетонную коробку. Так город постепенно меняет свой облик на более современный.

За мостом через реку, в честь которой и назвали Розо, мы попали в легковушку к двум обкуренным растаманам. Парни были под сильным кайфом. Но под действием наркотика они стали не агрессивными, а, наоборот, чрезвычайно приветливыми. Они сами по себе ехали в один из пригородов столицы, но нас везли значительно дальше, чтобы высадить на нужной нам развилке.

Было уже темно. Можно было уже никуда и не ехать, а искать место для палатки. А вот с этим как раз оказались проблемы. Дорога крутым серпантином поднималась вверх. С одной стороны была голая скала, с другой — заросший густым лесом обрыв. Не было ни малейшего мало-мальски ровного клочка земли. Поэтому, когда нас нагнал пикап, мы, не раздумывая, запрыгнули и кузов. Подъем оказался очень длинным. А едва он закончился, как мы сразу же въехали в поселок Лаудат. И вскоре нашли более-менее подходящее место в густой траве на пологом склоне.

Ночью несколько раз начинался дождь, но и утром было пасмурно. Однако мы продолжили свой путь по дороге, ведущей в самый центр национального парка. По пути мы прошли и место, отмеченное знаком «самая высокая точка на дороге в Доминике. 2789 футов». С двух сторон от дороги были горы. Но на них уже нельзя заехать. Только подняться пешком.

Слева от дороги начиналась идущая куда-то вверх тропа. Она оказалась удивительно крутой. По ней нельзя было идти — только карабкаться. Под ногами были мокрые камни, с двух сторон мокрые кусты, и со всех сторон — «мокрое» облако. Но мы упорно продолжали подъем. И нам таки удалось подняться на вершину. Но на какую именно? Была ли это одна из трех вершин, в честь которых назвали национальный парк? Неизвестно. Видимость в облаке, в котором мы находились, не превышала пяти метров.

Как это ни странно звучит, но, когда много путешествуешь, даже в местах, в которые попадаешь впервые, буквально нутром чувствуешь, в каком направлении нужно двигаться. Да и заблудиться всерьез мы не опасались. Все же на острове находимся. Рано или поздно обязательно выйдем к берегу моря. Там и сориентируемся.

Тропа петляла по влажному тропическому лесу. Изредка в прогалину между деревьями можно было разглядеть далеко внизу берег моря. Но большей частью мы видели перед собой только густые заросли. Под ногами трава, на камнях — мох, на деревьях — лианы. Все в зелени. Что хорошо в таком лесу — от жажды не умрешь. Родники и речушки встречались чуть ли не на каждом шагу.

У одного из водопадов (их там десятки, хотя и не очень большие) мы устроили привал. Поставили палатку и стали разводить костер. Вот тут-то я и понял, что такое настоящий влажный тропический лес.

Мы вроде все сделали по технологии: нашли на растопку сухой бамбук, содрали кору с веток (сушняком это, конечно, не назовешь — во влажном лесу все мокрое), но костер развести не смогли. Дрова горели только при принудительном поддуве. Стоило пустить все на самотек, как буквально в ту же минуту костер затухал. Так мы промучились два часа. А на ужин пришлось пить сырую воду из родника.

Утром мы поступили уже немного по-другому. Не стали дожидаться, пока дрова разгорятся, а обложили кружку с водой сучьями. И только потом стали их поджигать. Настоящий костер нам не удалось развести и на этот раз. Но воду мы все же немного согрели.

Привыкнув не переносить еду с места на место, мы и по лесу ходили налегке. Только случайно у нас оставалось немного порошка какао. Два дня это была наша единственная еда. Ведь никаких плодовых деревьев нам найти не удалось.

На берег мы вышли в том месте, где когда-то находилась деревня Розали. От нее осталась только каменная англиканская церковь. Сейчас в ней работает учебный центр по подготовке и переподготовке священников и миссионеров.

Весь берег моря засажен кокосовыми пальмами. После того, как мы два дня подряд питались только разведенным в холодной воде порошком какао, мы объелись кокосами до тошноты. Я до сих пор не могу смотреть на них без отвращения.

На берегу моря были не только кокосы, но и невероятное количество выброшенного на берег и просохшего на солнце плавника. Засиделись допоздна. Перед нами горел костер, за ним поблескивало Карибское море, сзади шумела пальмовая роща. В зоне видимости не было ни одного огонька. Никого вокруг. На Доминику стоило бы приехать ради одного такого вечера. Потом была чудесная теплая южная ночь. Пели какие-то ночные птицы, стрекотали сверчки, с моря дул свежий нежный ветерок, а небо было усыпано звездами. Ну как тут можно было уснуть?

В аэропорт мы приехали чуть раньше, чем нам было нужно — перестраховались. Оставшееся до отправления рейса на Антигуа время провели на берегу реки, протекающей недалеко от летного поля. Сначала искупались, а потом и стирку затеяли. На ярком тропическом солнце высохло все моментально. На Антигуа мы полетим мытые и в чистой одежде.

Глава четвертая Антигуа и Барбуда

Антигуа и Барбуда — это не две страны, а одна. В Карибском море островов много, и не все удостаиваются чести стать отдельной страной.

В аэропорту имени Вера Корнвала Бёрда паспортный контроль мы прошли буквально за несколько секунд. Оказалось, перед нами проходила группа россиян, прилетевших отдыхать на «все включено» рейсом «Air France» из Парижа. Вот нас и приняли за немного замешкавшихся туристов. Даже про обратные билеты не спросили. Сразу же поставили въездные штампы.

Прямо напротив здания аэропорта расположен крикетный стадион имени Сэра Вивиана Ричардса. Интересно, где еще могли додуматься до такого соседства? За ним мы свернули направо — в противоположную от столицы сторону. Вскоре нам по пути попался поселок, застроенный домами, которые скорее ожидаешь увидеть где-нибудь в Австралии или Новой Зеландии. Но никак не на Карибах. А сразу же за поселком находится американская военно-воздушная база. Она выглядела так, будто ее перенесли сюда прямо из Флориды (наверняка и солдаты чувствуют себя на ней как дома).

Затем дорога вывела на пирс, на котором, несмотря на позднее время, вовсю шла стройка. Мы свернули за мыс и… сразу же оказались в полном одиночестве. С моря дул сухой теплый ветерок. Наконец-то мы сбежали от так досаждавших нам на Доминике дождей.

Город Сент-Джонс, как и весь остров, весь какой-то «пряничный», ненастоящий. Конечно, старые и даже находящиеся в плачевном состоянии дома здесь тоже есть. Но и они выглядят как-то чересчур аккуратно. На улицах народу мало — что характерно именно для богатых районов любых городов мира (в трущобах народ болтается по улицам и днем и ночью). А центр города, прилегающий к району порта, — это вообще один сплошной туристический магазин.

Сейчас даже трудно представить, что на таком благополучном острове когда-то базировались пираты. Хотя и они здесь воспринимаются скорее как герои блокбастера «Пираты Карибского моря», чем как реальные злодеи. В городе Сент-Джонс закончились приключения знаменитого пирата Джона Фенна, нагонявшего страху на торговцев в начале XVIII века. Здесь его осудили и повесили. И он до сих пор висит — причем повсюду.

Образ Джона Фенна стал чуть ли не главным символом Сент-Джонса. Его можно увидеть на вывесках, на стенах домов, на футболках и брелках. А из бухты регулярно отправляются «пиратские круизы» по следам знаменитого капитана. На окраине столицы нам по пути попался памятник некоему «королю». Судя по надписи на постаменте, это был отнюдь не член королевской семьи, а беглый раб. Но статус у него был как у уважаемого «вора в законе». Отсюда и «король» — не титул, а кличка. Здесь вообще любят вспоминать дела минувшие — сейчас-то ничего интересного не происходит.

На Антигуа нет ни нищеты, ни преступности. А сейчас взялись бороться и за искоренение пьянства. Повсюду установлены гигантские рекламные щиты на тему «Не пей за рулем!!!» с живописными картинами кровавых ДТП.

В Английской гавани (как будто на Антигуа есть хоть что-нибудь не английское?) в 1725 году создали верфь. О ней все бы давно уже забыли. Но именно здесь в 1784–1787 годах служил лейтенант, ставший впоследствии знаменитым адмиралом Нельсоном. В 1951 году появилась идея создать на территории верфи, от которой остались только два ряда каменных колонн, музей, посвященный всем английским морякам, служившим в британских колониях на Карибских островах.

В созданный на берегу Английской бухты национальный парк «Док Нельсона» наряду со старой верфью включили здание таможни, крепость Ширли-Хейтс, а также расположенную между ними яхтенную стоянку. На берегу выставили старые пушки, ржавые якоря, огромный деревянный ворот. В одном из старых зданий создали «исторический» бутик-отель.

Мы, конечно, к отелю приценились (от 350 долларов за двухместный номер), но спать предпочли под открытым небом на берегу моря. Свободное место нашли быстро. И поначалу все было замечательно. Прекрасная погода, теплый ветерок, вид на огоньки по берегам залива. Но когда вечерний бриз стих и наступил полный штиль, на нас набросилась куча мошкары. Противомоскитную сетку мошки преодолевали без труда. Они всю ночь нас мучили. Но утром оказалось, что мы должны быть им благодарны. Именно из-за этих приставучих насекомых мы не стали ночью купаться. А утром выяснилось, что все дно у берега было плотно-плотно покрыто морскими ежами.

Из Английского залива мы отправились в сторону Хафмун-Бей, название которого можно перевести как «Залив половинки луны». По пути познакомились с молодым чернокожим парнем.

— Меня зовут Джим, — представился он. — Я родом с Сент-Китс. Но всю свою жизнь живу здесь, на Антигуа.

Джим завез нас на ферму. Правда, это не его личная ферма, он там всего лишь работает.

— У вас в России растут орехи кешью? Нет? Тогда давайте я вам их покажу. А манго? И манго нет? А ананаса? И их тоже? И как вы там живете?

Залив «Половинка луны» — это неестественно белый шелковистый на ощупь песок, бирюзовая кристально чистая вода, маленькие игрушечные волны и много-много солнца. Завернув за каменистый мыс из поломанного на почти ровные «кирпичики» песчаника, мы вышли на соседний пляж. Он отличался только тем, что был не полукруглый по форме, а более вытянутый. Но и в этом заливе не было ни души. Хотя место уже и не такое дикое.

Вдоль всего берега тянулся ряд коттеджей. Но ни в одном из них никого не было. Однако когда мы вознамерились пересечь пустое поле для гольфа (чтобы выйти на дорогу, проходящую всего-то в 200 метрах от берега моря), как сразу же появилась парочка охранников. Они стали нам издалека что-то кричать. На всякий случай мы остановились. Один из них подошел ближе.

— Пляж — это общая территория, открытая для всех. Дорога — тоже. Но 200-метровый участок газона между ними — это частная земля. И вы не имеете права по ней проходить.

Пришлось возвращаться на пляж. И там мы застряли надолго. А что? Место замечательное. К тому же мы были под охраной как минимум двоих охранников (может, они тут за каждым кустом прячутся и наблюдают за нами, чтобы на корню пресечь малейшую попытку нарушить неприкосновенность частной собственности?).

В сторону аэропорта нас подвозила бывшая жительница Ямайки.

Здесь почти никто из местных не работает. Только приезжие, еще не получившие гражданства. Вот взять, например, моего мужа. Он всю жизнь бездельничает. Я же вкалываю за двоих. Недавно мой босс ушел на пенсию. Он подарил мне этот автомобиль — он раньше принадлежал фирме. Да и саму фирму он на меня переписал — в благодарность за многолетний самоотверженный труд. Теперь у меня главная задача — найти какого-нибудь работящего выходца с Ямайки на свое место. Пусть он работает. А я отдыхать буду.

Глава пятая Доминиканская республика

Доминиканская Республика относится к странам, визу в которые можно получать по прилете. Заплатив по 10 долларов США, мы стали счастливыми обладателями красочных «туристических карточек». Но счастье длилось недолго. Буквально через десять метров их у нас отобрали, а в паспорта поставили стандартные въездные штампы.

Мы вышли из аэропорта и пошли пешком в сторону главного шоссе, проходящего по южному побережью страны. Вскоре нас подобрал попутный грузовик. Шофер сам остановился, увидев на дороге двух человек с рюкзаками.

Мы вышли из грузовика на главном шоссе. Сразу стало ясно, что мы… вернулись в Южную Америку. И дело даже не в том, что движение на дороге правостороннее, и нищета кругом неприкрытая, и грязь по колено. Важнее — сама атмосфера. Она не строгая английско-французская, как на предыдущих Карибских островах, а латиноамериканская — расхлябанно-бесшабашная. Наверняка и уровень преступности здесь выше.

Недалеко от поворота на аэропорт я обратил внимание на оригинальную скульптурную композицию. Торговец на велосипеде с тележкой едет в сторону мужчины с двумя детьми-школьниками. Но смотрят они не друг на друга. Хотя велосипедист того и гляди врежется в пешеходов! Нет. Они все задрали головы наверх. Над ними на высоком пьедестале стоит мужик в подчеркнуто скромном кургузом пиджачке — типичный «отец народов». К нему-то и устремлены все взоры. Если поменять у скульптуры голову, то ее можно поставить чуть ли не в половине стран мира. И никто никакого подвоха не заметит. Удивительно другое. Вся скульптурная композиция окружена высоким забором из колючей проволоки! Сразу же на память пришли бессмертные слова одного из героев фильма «Джентльмены удачи»: «Кто же его посадит? Это же памятник!!!» Но и ему не могло бы прийти в голову, что памятник могут банально украсть или осквернить. А здесь видно именно от таких проявлений народной любви его и пытаются защитить.

Судя по карте, от развилки до Санто-Доминго больше двадцати километров. Мы пошли в противоположном направлении. Но никак не могли выйти из непрерывной череды пригородов. В глаза бросались полуразрушенные, хотя и не древние еще строения. Было много бесцельно шляющегося народа. И повсюду лежали кучи мусора.

У супермаркета в сплошной бетонной стенке, разделяющей две полосы шоссе, сделали разрыв для прохода покупателей. Но весь этот узкий проход завалили мусором. И спешащие в магазин покупатели, и выходящие из него с большими пластиковыми пакетами вынуждены были карабкаться на мусорную кучу, чтобы через нее перейти с одной стороны дороги на другую.

Отчаявшись выйти за границу пригородов по шоссе, мы свернули вправо на подъездную дорогу (позднее выясни- лось, что она ведет в порт). Дома вскоре закончились, но начался забор, который казался бесконечным. Конечно, конец у него должен быть. Но мы до него не дошли. Поставили палатку на пустыре между дорогой и забором.

Ночью мешали духота, мошкара и шум проезжавших мимо машин. А рано-рано утром нас разбудил охранник с ружьем. Оказывается, территория порта не только огорожена высоким забором и противотанковым рвом (трудно сказать, для чего другого может использоваться проходящая вдоль дороги забетонированная траншея?), но и тщательно охраняется вооруженными пенсионерами.

После полубессонной ночи в палатке мы вышли на шоссе с намерением доехать сразу до главного курорта страны — Пунто-Кана. Попытались остановить какой-нибудь проходящий мимо автобус. Но тщетно! Они останавливаться отказывались. Зато остановилось такси.

Я объяснил таксисту, что мы в его услугах не нуждаемся, а ловим автобус. Но он, оказывается, это и сам понял. А остановился исключительно из желания помочь «глупым иностранцам».

— Автобусы у нас останавливаются только на остановках. Я могу бесплатно довезти вас до ближайшей из них.

Вскоре стало понятно, почему автобусы не останавливаются где попало. На остановке было два десятка человек. Среди них обнаружился и некий начальник или, скорее, «разводящий». Он собирал потенциальных пассажиров в кучку, потом выстраивал их в правильную линию. Когда подходил автобус, пассажиры организованной группой в него втискивались. А «разводящий» получал от водителя автобуса чаевые (с пассажиров денег не брали).

Понятно, конечно, что при такой системе шоферу, подбирающему пассажиров не на остановке, а где попало, могут и фару разбить (а то и физиономию). Вот и получается что-то среднее между благотворительностью (решение проблемы безработицы) и рэкетом.

Портовый город Сан-Педро-де-Макорис известен своим заводом химических удобрений. Это здесь, видимо, единственная достопримечательность. Мы проехали на автобусе через весь город, и ни в одном месте не возникло желание из него выйти.

На следующем автобусе мы долго петляли по глухим сельским дорогам. Вокруг, куда ни глянь, тянулись плантации сахарного тростника, которые пересекали железные дороги. В поле зрения попадали и поселки, застроенные одинаковыми бетонными бараками.

Пунто-Кана удивительно напоминает стандартные американские пригороды, в которых живут представители среднего класса. Простые по архитектуре, но дорогие особняки, а в центре — рестораны, бутики и маленький супермаркет. Никаких туристов там не было. Все они, как им и положено, сидели в отелях, расположенных на охраняемой территории «туристической зоны».

Основной контингент жителей поселка — пенсионеры из Европы и США (некоторые выходят на пенсию не по возрасту, а по благосостоянию). Тихо, спокойно. Сюда даже общественный транспорт не ходит. Предполагается, что у всех местных жителей есть машины. Или они могут себе позволить поездки на такси.

Мы переночевали на окраине поселка, а утром попытались найти пляж. Но не нашли. Один из местных жителей объяснил:

— У нас все пляжи — частные, закрытые для посторонних. Поезжайте лучше в Баваро.

Поселок Баваро изначально был создан как место жительства работавших в отелях Пунто-Кана рабочих, горничных, официантов и другого обслуживающего персонала. Но затем и здесь стали строить отели.

Сейчас Баваро — это что-то типа «Пунто-Кана для бедных». Здесь уже изредка и самостоятельных туристов можно встретить. Весь длинный-длинный песчаный пляж с мягким белым песком, шириной от нескольких метров до нескольких десятков метров, постепенно застраивается. Однако и здесь, как и на других островах Карибского моря, ни один метр побережья не может быть приватизирован.

Можно даже примерно понять, на каком именно расстоянии от кромки прибоя начинается частная собственность. Именно на этой воображаемой линии выстроились одетые в ярко-белую парадную униформу охранники отелей. Они, правда, были безоружные и полагались лишь на силу своих обворожительных улыбок и железных мускулов. На тот случай, если это не поможет справиться с нарушителями спокойствия, у них при себе были мобильные рации.

Охранники с интересом разглядывали проходящих мимо туристов, которые прижимались поближе к воде, чтобы ненароком не пересечь невидимую, но вполне реальную границу какого-нибудь отеля. Мы тоже поначалу так делали — шли вдоль кромки прибоя. Но уже стемнело, а из сплошной череды отелей выйти не удавалось. Стали искать подходящее для ночлега место. Мое внимание привлекла спасательная вышка. Там мы с комфортом и устроились — на деревянном полу, обдуваемые прорывающимся сквозь щели вечерним бризом. Опять нам предстояло провести ночь в месте, расположенном на 100 метров ближе к морю, чем отели первой линии.

Утром мы прошли еще пару километров, прежде чем череда отелей, казавшаяся бесконечной, наконец закончилась. Впереди виднелся пустынный пляж, к которому со стороны суши примыкала пальмовая роща. Там нас нагнал вооруженный револьвером полицейский верхом на лошади и стал пугать:

— Туда нельзя ходить. Там — бандиты. Возвращайтесь назад в Баваро, под охрану туристической полиции. Только там и безопасно.

Собственно говоря, мы всего лишь хотели дойти до туристического комплекса, видневшегося вдалеке на скалистом мысу. Поэтому, отмахнувшись от приставаний полицейского, продолжили свой путь по берегу моря.

Уже на дальних подступах к туристическому комплексу к нам привязался охранник. Он привел нас к менеджеру.

— Пешком вам через наш комплекс пройти нельзя. Но я прикажу одному из охранников вывезти вас на машине.

На противоположной стороне недостроенного туристического комплекса тоже был песчаный пляж, но уже без отелей. Зато людей было много. На волнах резвились серферы, по берегу носились туристы на квадроциклах или верхом на лошадях.

В поселке Макао мы свернули на дорогу, идущую в глубь острова. Немец Гюнтер из Саксонии, уже семнадцать лет живущий в Доминикане, всю дорогу расхваливал нам свою новую родину.

— Первые годы я часто ездил домой. Но за последние двенадцать лет в Европе ни разу не был. Моя мать и родственники приезжают сюда, чтобы меня увидеть. Здесь значительно лучше, чем у нас в Германии. Хочешь заниматься бизнесом, занимайся. Конечно, не все так просто. Там, где есть свет, есть и тень. Например, мне до сих пор не удается избавиться от своей немецкой пунктуальности и обязательности. Для местных условий они — ненужный атавизм. Здесь запросто могут не прийти на заранее назначенную встречу или искренне забыть об уже достигнутых договоренностях. — Его перебил звонок по мобильному телефону, и он несколько минут говорил с потенциальным клиентом. — И так каждый день, без выходных и праздников. У меня крупная фирма по аренде и продаже недвижимости. И в последние годы у нас много клиентов из России. Люди приезжают, чтобы начать новую жизнь, открыть свой бизнес. И это здорово!

У знака «Нисибон — 45, Мичес — 75» мы попали в пикап, заполненный возвращавшимися домой школьниками. Затем мы немного проехали в заваленном кокосовыми орехами кузове грузовика и дальше пошли пешком по пустой дороге. Присели в тени дерева, чтобы отдохнуть и немного перекусить. Пикап, шедший в нужном нам направлении, сам остановился. Мы поначалу даже не очень-то и хотели прерывать свой обед. Но машин на той дороге было удивительно мало.

Кузов пикапа был заставлен алюминиевыми бидонами. На них нам и пришлось ехать. На каждой очередной кочке — а их там много — нас обдавали вылетающие сквозь неплотно прикрытые крышки брызги сыворотки. И зачем мы согласились ехать в таких «нечеловеческих» условиях? Однако все познается в сравнении. Затем мы ехали в кузове пикапа, в котором перевозили… жидкий навоз. А что делать? На дороге было так мало попутных машин!

Водитель грузовика, подвозившего нас на очередные несколько километров (на большие расстояния по той дороге никто не ездит), пригласил к себе домой. Но до темноты оставалась еще пара часов. Поэтому мы отказались от предложения. И потом об этом сильно пожалели.

Пошли пешком. Но дорога как будто совсем вымерла. Когда окончательно стемнело, мы свернули на перепаханное поле (в тропиках сеют и собирают урожай практически одновременно — только на разных полях). На нем и поставили палатку.

Поначалу все было просто замечательно. Но едва вечерний бриз стих, как нас окутало густое облако мелкой мошкары. Противомоскитная сетка палатки для нее не была преградой. Я делал глоток воздуха с мошкарой, потом нырял с головой в спальный мешок. Вскоре начинал там задыхаться и был вынужден вновь раскрыться и сделать еще несколько глотков наполненного насекомыми воздуха. А затем опять с головой прятался и спальный мешок. И так всю ночь.

В городке Сабана-де-ла-Мар есть только одна достопримечательность — пристань, от которой ходят паромы на расположенный на противоположном берегу залива полуостров Самана. Расписание есть, но никто его не соблюдает. Паромы, как маршрутные такси, приходят и уходят по мере наполнения.

Большой катер с именем «Jovanna», который здесь используется в качестве парома, не мог вплотную подойти к мелкому берегу. Поэтому нас, вместе с остальными пассажирами и всем скарбом (особенно много было клеток с курами и картин), перевезли на него на плоскодонке с подвесным мотором.

12 января 1493 года группа испанцев во главе со знаменитым мореплавателем Христофором Колумбом высадилась на полуострове Самана. Вернее, тогда это был остров. Только в XVII в. образовался перешеек, соединивший его с островом Гаити. Испанцы столкнулись здесь с воинственным племенем сигуайо. Начался бой. Это было поистине историческое событие — первый бой между испанскими колонизаторами и индейцами Америки. Этот бой индейцы проиграли, как и все последующие бои. От них осталось только название полуострова — в честь одного из великих индейских вождей.

Основанный в 1824 году городок Санта-Барбара-де-Самана в последние годы стали благоустраивать. Облагородили набережную, построили раскрашенные в яркие цвета «кукольные» домики, в которых открыли бутики для туристов. Но стоило нам свернуть немного в сторону, как мы сразу же оказались в районе с кривыми улочками, застроенными старыми деревянными домами и уродливыми бетонными коробками, с перекопанными дорогами и магазинами, забитыми дешевым ширпотребом.

На выезде из города мы застопили пикап. Его кабина была заклеена предвыборными плакатами с изображением какого-то полицейского в форме.

— Это каким надо быть фанатом политики, чтобы так изуродовать свою машину! — удивился Олег.

Ответ оказался неожиданный. Когда мы остановились на очередном повороте, водитель вышел из машины, чтобы лично с нами попрощаться и подарить свои визитки. И тут выяснилось, что это именно он и был изображен на плакатах. Причем ими была заклеена половина придорожных зданий полуострова. С финансированием избирательной кампании у этого блюстителя порядка проблем не было. Наверное, его и выберут. Будущий «слуга народа» высадил нас у дверей сигарной мастерской. В ней работало только два человека. Да и сигары они делали лишь для собственного развлечения и привлечения туристов к расположенному по соседству магазинчику.

Парень взял высушенный лист табака, тщательно его разровнял и аккуратно обрезал по бокам. Образовался почти правильный прямоугольник. Затем он взял три листа. Каждый из них скатал в форме вытянутой палочки. Потом сложил вместе и завернул в приготовленный лист. Получилось что-то типа голубца. Его он положил в деревянную форму и поставил под ручной пресс. А потом с двух концов сигары прилепил еще по одному листу. Готовую сигару предложил нам в подарок. Но мы отказались — некурящие.

В курортном поселке Лас-Теренас море у берега было мелкое и грязное. Впадающая в него река после дождей вышла из берегов и смыла бесхозный мусор. Он болтался в воде и устилал ровным слоем песчаный пляж. Интересно, и так здесь после каждого дождя? Тогда курортным этот город, наверное, становится только в самый разгар сухого сезона.

Этот городок приметили европейцы, для которых Доминикана стала местом, где можно дешево и комфортно жить на пенсии. Но вслед за пенсионерами сюда потянулись и туристы. Сейчас здесь спешно строят новые кафе, рестораны и бутики. А в ближайших окрестностях возводят огромные туристические комплексы.

Местные жители открыли в себе художественные способности. На каждом шагу встречаются мастерские, галереи, художественные салоны. Но, внимательно разглядев выставленные на продажу картины, я обратил внимание, что художник здесь, вероятно, только один. А все остальные всего лишь копируют его работы. Поэтому полотна выполнены в едином стиле, да и набор тем ограниченный: море, лодки, пальмы, полуголые и голые девушки.

В соседнем заливе берег был застроен шикарными дачами — каждая на участке в полгектара. Общая атмосфера там была как в каком-нибудь городке штата Флорида или на Багамах. Все жители — англоязычные и только белые. Цветных можно было встретить только среди обслуживающего персонала. Наконец-то мы попали в ту самую «Доминикану», которую и рекламируют в туристических проспектах как «земной рай».

Правда, если это и рай, то совсем не христианский. Мы попросили у охранника одной шикарной дачи питьевой воды. А он… отказал. Никакой тебе христианской любви к ближнему. Значит, придется разводить костер и кипятить воду из речки. Не погибать же от жажды прямо в раю.

Место для костра быстро нашлось. На маленьком необитаемом мысу (и сам он не застроен, и соседняя вилла заброшена) стоял железный мангал. Неподалеку лежала куча сухих скорлупок от кокосовых орехов — на растопку. Когда стемнело, мы поставили рядом палатку.

С утра еще немного прошли по берегу моря. Но погода стала портиться. Налетела огромная иссиня-черная туча, начался тропический ливень. Мы спрятались под крышей неработающего летнего ресторана. А лишь только дождь прекратился, сразу же пошли искать дорогу.

В 1496 году на берегу реки Осама Бартоломео Колумб, брат знаменитого мореплавателя, заложил фундамент первого основанного европейцами в Америке города. В какой именно месяц это произошло, никто потом вспомнить не смог. Но почему-то всем запомнилось, что это было именно в воскресенье. Поэтому официальное название города Новая Изабелла не прижилось, и его предпочли назвать Санто-Доминго (по-испански «Святое Воскресенье»). Вскоре и весь остров стал называться точно так же (позднее пересилило местное название — Гаити).

В Санто-Доминго построили первую в Америке европейскую крепость, первый кафедральный собор и открыли первый университет. В XVI веке город стал и первой столицей испанских колоний в Америке. Здесь построили дворец испанского вице-короля и административные здания. В старейшей церкви Америки — соборе Санта-Мария-ла-Менор (1514–1540) был похоронен знаменитый мореплаватель Христофор Колумб. О умер 20 мая 1506 года в испанском городе Вальядолид. В 1536 году во исполнение воли покойного его родственники перевезли останки в Санто-Доминго. В конце XVIII века остров временно переходил под контроль Франции. Испанское правительство распорядилось перевезти останки первооткрывателя Нового Света в Гавану, на остров Куба. Однако настоятель собора не захотел тревожить прах великого мореплавателя и указал на гроб, в котором был похоронен его брат Диего. Его и увезли на Кубу. В 1877 году рядом с пустым склепом Колумба был найден свинцовый саркофаг, надпись на котором гласила, что в нем покоится прах первооткрывателя Нового Света. Но и на этом история не закончилась. В 1992 году останки перенесли в построенный на берегу моря «Маяк Колумба».

Перед фасадом собора на центральной городской площади установлен памятник Христофору Колумбу. Он вытянул левую руку и показывает куда-то указательным пальцем. На фоне великого мореплавателя фотографируются туристы. Вообще здесь есть где разгуляться. Весь центр города — один большой музей под открытым небом. Только за пределы центра лучше не выходить. Мы вышли.

Полдня мы спокойно бродили по центру Санто-Доминго и до такой степени расслабились, что вечером оказались в одном из прилегающих к центру города трущобных районов. Стоило нам свернуть с худо-бедно освещенной улицы в один из переулков, как мы сразу же оказались в полной темноте среди полуразрушенных строений.

Я буквально кожей почувствовал, что мы идем куда-то явно не туда. Развернулись на 180 градусов и пошли назад к свету. В глубине темной улицы я ничего разглядеть не мог. Но и нас видно не было. Но как только мы стали приближаться к освещенному перекрестку, нас «засекли». Группа примерно из десяти подростков на велосипедах направлялась куда-то по своим делам. Но, увидев нас, они резко развернулись и рванули наперерез.

Когда мы были уже возле угла, подлетели первые двое, остальные еще подъезжали, и через секунду-другую нас бы уже окружили со всех сторон. Один из подростков лет пятнадцати схватился рукой за сумку с фотоаппаратом, висевшую на плече у Олега (а у него там не только фотоаппарат, но и самое ценное — паспорт).

Олег сильно толкнул парня в плечо. Прежде чем он успел прийти в себя, мы вынырнули из темного переулка на освещенную улицу. Но подростки, а их с каждой секундой становилось все больше, рванули вдогонку.

Как раз в этот момент мимо проезжало такси. Таксист сразу же оценил ситуацию, остановил машину и выскочил с криками и руганью. Подростки замешкались и ретировались назад к своим брошенным в темноте велосипедам. Инцидент был исчерпан. Но все же мы были «на грани провала». Ведь если бы мы в переулке прошли еще хотя бы пару шагов и только потом повернули назад, то еще неизвестно, чем бы все это закончилось.

Прямо посреди улицы у тротуара стоял автобус с открытой дверью, а шофер кричал: «Сан-Кристобаль! Сан-Кристобаль!» На нем мы и уехали из столицы.

Всего через полчаса мы были уже на центральной площади Сан-Кристобаля (по дороге ни разу не проезжали через незаселенную местность, шли сплошные пригороды столицы). Дело шло к полуночи. Темно. Но все же видно, что этот город явно безопаснее, чем столица. Да и выйти из него на окраину не составило труда. Свернув с дороги в лесопарк на берегу реки, мы быстро нашли удобное место для палатки.

Рано утром мы вернулись в центр Сан-Кристобаля. Все городские улицы стали пешеходными. Оказывается, наступил долгожданный день выборов. Именно сегодня должны были выбрать новых депутатов из кандидатов, портреты которых мы видели по всей стране.

Основанный в конце XVI века Сан-Кристобаль известен тем, что в 1891 году здесь родился Рафаэль Трухильо, самый успешный диктатор Доминиканской Республики. Их здесь было много. Но Трухильо продержался у власти дольше остальных — тридцать один год (с 1930-го по 1961 год), всего на пару лет меньше Сталина. Мог бы и его переплюнуть. Но не дали. Всем он до чертиков надоел. Переизбрать не могли. Пришлось убить.

На том же самом автобусе мы вернулись в Санто-Доминго. Там тоже проходили выборы. На случай возможных столкновений всю местную полицию мобилизовали. Чтобы толпы блюстителей порядка не нервировали простых граждан и не мешали тем самым их свободному волеизъявлению, местный ОМОН «спрятали» на территории форта Осама. От безделья полицейские вели себя как мальчишки. Самые подвижные лазили по деревьям, чтобы нарвать спелых плодов манго, а самые ленивые накачивались пивом. Оставалось только надеяться, что беспорядков не будет. От таких защитников проку будет мало.

Пользуясь тем, что находимся под охраной, мы облазили всю крепость снизу доверху. Нарвали и плодов манго. Если полицейским можно, то почему нам нет?

Поселок Бока Чика стал курортом не благодаря своим песчаным пляжам с видом на завод и краны огромного морского порта. У него удобное географическое положение под боком у столицы. Иностранных туристов здесь нет, но жители Санто-Доминго сюда могут ездить хоть каждый день. До столицы отсюда всего тридцать километров.

Вдоль пляжа тянулся ряд отелей. Один из них оказался заброшенным. На его территории мы и провели свою последнюю ночь в Доминикане. Конечно, в пустующие бунгало забираться не стали, а поставили свою палатку на бортике пустого бассейна.

Глава шестая Куба

Куба — страна безвизовая. На паспортном контроле в аэропорту Сантьяго-де-Куба нам никаких вопросов не задавали. Мы заполнили желтые регистрационные листочки с паспортными данными и тут же получили въездные штампы в паспорта. А вот на таможне к нам отнеслись с плохо скрываемым подозрением. Сотрудники устроили перекрестный допрос: кто, куда, откуда, зачем. После холодного приема на нескольких Карибских островах я отвечал, как заученный наизусть стишок: туристы, проездом по пути домой, а вот у нас и билеты из Гаваны в Москву.

Наши вещи тоже вызвали подозрение. То, что никаких товаров для перепродажи мы не привезли, было видно и невооруженным взглядом — очень уж у нас маленькие рюкзачки. Но нет ли в них наркотиков? Это можно узнать, только сильно принюхавшись.

— Положите вещи на середину комнаты и отойдите к стене, — скомандовал таможенник (судя по почтению, с которым к нему относились другие сотрудники, он был здесь самый главный).

Привели немецкую овчарку. Она лениво понюхала наши рюкзаки и быстро потеряла к ним интерес. Тут и таможенники облегченно вздохнули.

— Добро пожаловать на Кубу, — сказал главный из них и вернул нам паспорта.

Еще три шага — и мы на Острове свободы.

Аэропорт Сантьяго-де-Куба — международный (мы же смогли прилететь сюда из Доминиканы!) только по статусу. По внешнему виду он не тянет и на аэропорт какого-нибудь областного центра. А автостоянка перед входом в него напомнила стоянки «бомбил» у автовокзалов в российских райцентрах. Там стояли два старых «Москвича-412» и мотоцикл «Урал» с коляской.

При всей убогости аэропорта в нем все же обнаружился обменный пункт. Куба — одна из редких стран, в которых имеют хождение сразу две национальные валюты. А началось это в начале 1990-х годов. Социалистический Советский Союз, главный спонсор кубинской революции на протяжении нескольких десятилетий, неожиданно развалился на пятнадцать стран, которые в мгновение ока стали капиталистическими. И не то чтобы новые страны поругались с Кубой. О ней просто забыли. Было много своих проблем.

После неожиданного разрыва устоявшихся экономических связей на Кубе разгорелся такой кризис, на фоне которого Депрессия 1930-х годов в Америке просто мелкое неудобство. Страна стояла на пороге голода. А в это самое время чуть ли не половина кубинцев находилась всего в 100 километрах от Острова свободы. Кубинские эмигранты в США не хотели помогать режиму, но еще не забыли своих родственников. Кубинская власть пошла на вынужденный шаг. Кубинцам разрешили получать переводы в долларах из-за границы.

На Кубу обрушился мощный поток иностранной валюты. Но деньги поступали не правительству, которое неустанно заботится о благе всего народа, а гражданам. Государство поначалу безучастно наблюдало за тем, как американские доллары вытесняют из обращения кубинский песо. Но после того, как экономическая ситуация немного стабилизировалась, кубинские руководители задумались: «А почему деньги проходят мимо нас?» Народ на глазах богател, а казна оставалась пустой.

И тут вспомнили об опыте Советского Союза, где наряду с обычными рублями были еще и инвалютные рубли, так называемые «чеки». Правда, широкого хождения они не имели. Ими можно было расплачиваться только в магазинах «Березка». Но сама идея двух национальных валют кубинским властям понравилась.

Свободное хождение долларов на Кубе запретили. А население обязали обменять всю наличную валюту на «конвертируемые песо» (буквальный перевод на испанский язык нашего термина «инвалютные рубли»). В обиходе их стали называть «куками». Курс обмена установили 1 к 1. За 1 доллар давали 1 конвертируемый песо. Вскоре в государственной казне скопились значительные запасы валюты. А население получило куки (кукиши?). Официальные лица утверждают, что куков в стране столько же, сколько и валюты в Центральном банке. Но как проверить?

Одним из главных источников пополнения валютных запасов страны остаются иностранные туристы. Все иностранцы обязаны менять привезенную с собой иностранную валюту на куки. При этом предполагается, что им ни разу за все время пребывания на Кубе не придется держать в руках ни одного кубинского песо. За все можно (а кубинское государство полагает, что и нужно!) платить куками. Только их принимают в «интуристовских» отелях, ресторанах, автобусных компаниях и турфирмах.

На остановке стояла плотная толпа ожидающих автобус кубинцев. Вернее, это я по своей наивности подумал, что люди ждут автобус. Оказалось, автобусы там не ходят. К остановке подошел грузовик, кузов которого был оборудован для перевозки пассажиров. Вдоль кузова тянулись четыре железных «насеста» (в ширину примерно в два раза уже нашей самой узкой скамейки): у бортов пониже, в центре повыше. Кондуктор сказал.

— С вас по 1 песо.

Я тогда не понял, что он имеет в виду по 1 кубинскому песо. У нас же были только куки. Вот мы и заплатили по 1 куку. Как позднее выяснилось, ровно в 24 раза дороже, чем было нужно. Но на Кубе считается само собой разумеющимся, что иностранцы за все платят больше, чем местные жители.

Центральная площадь Сантьяго-де-Куба названа в честь Карлоса Мануэля де Сеспедеса, одного из первых кубинских революционеров. Будучи сам крупным плантатором, он в середине XIX века поднимал народ на борьбу против испанского колониального правления. 10 октября 1868 года в своем имении «Демахагуа» Сеспедес демонстративно освободил всех своих немногочисленных рабов и объявил о начале освободительной войны под лозунгом «Вива Куба либре!» (Да здравствует свободная Куба!). В 1874 году во время войны за независимость Сеспедеса взяли в плен и казнили. Но сейчас его почитают как «отца кубинской нации».

Площадь, названную именем революционера, окружают самые старые здания Кубы. Здесь находится резиденция губернатора — самое старое здание колониального периода. Кафедральный собор был освящен в 1522 году. А с балкона здания администрации провинции Сантьяго-де Куба в 1959 году Фидель Кастро объявил об окончательной победе Кубинской революции.

Конечно, все иностранцы, оказавшиеся в Сантьяго-де-Куба хотя бы проездом, обязательно приходят на площадь Карлоса Мануэля де Сеспедеса. Поэтому и хелперы тут никогда не переводятся. К нам буквально через минуту подошел один из них.

— Вам нужна «каса партикуляра»?

«Каса партикуляра» с испанского переводится как «частный дом». Но имеется в виду комната в мини-гостинице или, как сказали бы в Азии, в гестхаусе, у владельцев которого есть лицензия на прием иностранцев. Частный бизнес в туристической сфере уже разрешен. Но контроль со стороны государства пока не ослабевает.

В каждом частном доме, даже имеющем лицензию, для иностранцев могут выделить не больше ОДНОЙ комнаты, в которой имеют право поселить не больше ДВУХ взрослых. Паспортные данные тщательным образом записывают в огромную «бухгалтерскую книгу» — не столько для налоговых органов (торговаться все же можно, оплата только наличными и никаких квитанций), сколько для спецслужб, задача которых строго контролировать перемещение иностранцев по стране.

Хелпер привел нас в старый двухэтажный дом, расположенный всего в 100 метрах от центральной площади. На втором этаже нам выделили комнату с двумя кроватями и большую веранду, выходящую в маленький внутренний дворик.

Сантьяго-де-Куба не может соревноваться с Гаваной по численности населения, экономическому развитию или политической значимости. Но город претендует на звание «культурной столицы» и борется за статус «столицы секс-туризма».

Секс-туризм появился на Кубе еще задолго до кубинской революции. В первой половине XX века американцы приезжали на остров отдохнуть на море и поиграть в казино. Именно кубинская революция способствовала превращению захолустного американского городка Лас-Вегас в штате Невада в популярный центр развлечений. Не будь ее, все эти казино сейчас были бы в Гаване и Сантьяго-де-Куба. Ведь именно для обслуживания туристов здесь в середине прошлого века строились отели и рестораны, ночные клубы и бордели.

После революции американцы объявили Кубе экономическую блокаду, что, естественно, сразу же привело к упадку туристической индустрии. Американцам ехать отдыхать на Остров свободы запретили, а европейцам сюда было слишком далеко добираться. Да и социалистическая власть не жаловала проституцию — как один из видов противной социализму индивидуальной предпринимательской деятельности.

Постепенное ослабление режима, — экономическая либерализация, легализация хождения на Кубе иностранной валюты и введение конвертируемого песо способствовали и возрождению секс-индустрии.

В Сантьяго-де-Куба официальных публичных домов нет. Но секс-туризм процветает. В этом мы с Олегом смогли убедиться в первый же день. На центральной площади (в 100 метрах от снятой нами «каса партикуляра») к нам подошел очередной хелпер.

Кубинец лет пятидесяти, представившийся как Пепе (настоящее имя не сказал, но мы и не спрашивали — его все, кому нужно, знают именно под этим псевдонимом), оказался выпускником Липецкого пединститута и прекрасно говорил по-русски. Он учился на учителя географии, но в последние годы переквалифицировался в туристического гида.

Мы с Олегом тогда как раз прикидывали варианты маршрута по Кубе и обрадовались возможности поговорить с опытным русскоязычным человеком.

— Как, по-твоему, стоит нам делать крюк, чтобы заехать в Гуантанамо?

— Обязательно! Шлюхи там самый высший сорт!

— А в Лас-Тунас?

— Можете и не тратить времени зря. Шлюхи там совсем никудышные.

Он мне напомнил знакомого путешественника Сергея Логинова, который даже в поездке не может забыть о своей работе. А работает он, между прочим, режиссером порнофильмов. Поэтому и за границей обращает внимание не столько на памятники архитектуры или природы, сколько на шлюх и проституток. Кстати, раз уж я его вспомнил, то для всех интересующихся этой темой могу привести его слова, которыми он закончил серию «путевых заметок» с обзором рынка секс-услуг по всему миру, опубликованную в одном из глянцевых мужских журналов: «Наши женщины, если причислить к ним еще и украинок, — самые лучшие».

Вот и Пепе постепенно перевел разговор в сферу своих профессиональных интересов (он, как и многие остальные, с увлечением может говорить только о работе). Про шлюх он мог рассказывать долго и подробно — как какой-нибудь увлеченный гид об истории и достопримечательностях родного города. Разговор, начинавшийся как сугубо теоретический, так сказать страноведческий, постепенно стал переходить в практическую плоскость.

Когда стемнело и мы сидели за столиком кафе, перед нами устроили дефиле. Туристов-иностранцев в городе было мало, поэтому все местные красавицы боролись за то, чтобы привлечь наше внимание. Вначале подтянулись все, кто был в это время на улицах. Потом стали обзванивать и тех, кто сидел по домам. А некоторых даже специально разбудили, принарядили и привели. И все ради нас двоих.

Пепе комментировал и вкратце описывал биографию каждой «жрицы любви». Так как на Кубе все же социализм, все интердевочки днем работают или учатся. Но основной заработок, конечно, вечером и ночью — причем не в кубинских песо, а в куках.

— Девиц можете и не спрашивать, — авторитетно заявил Пепе. — Они сами могут и 30 кук запросить и даже 50. Но столько они не стоят. Красная цена от 10 до 20 песо. Если очень уж сексапильная — 25. Но это максимум! Публичных домов у нас нет. К девушке домой тоже пойти нельзя. Но и к себе в «касу» вы девушек привести не можете. Хозяева не разрешат. У них за это сразу же отберут лицензию. Да и штраф придется заплатить нешуточный. У нас же здесь все друг друга знают. И «стучать» любят. Конечно, не из зависти, а из чувства справедливости. С девушкой можно пойти только в нелегальную касу. — Он достал пухлую записную книжку с адресами и продолжил: — Однако у нас все же не приветствуются шашни с иностранцами — по крайней мере, в открытую. Я сам доведу девушек — будто сам с ними гуляю — мне, как кубинцу, это можно. А вы должны зайти в касу как бы случайно и сами по себе.

При том, что революция победила уже пятьдесят лет назад, приближения коммунизма пока не заметно. На обшарпанных улицах единственные светлые красочные пятна — революционные плакаты. В качестве городского транспорта — запряженные лошадьми повозки. В магазинах для местных — шаром покати. Стандартный набор: сигары, презервативы (их продают повсюду — даже в булочных, овощных и кондитерских магазинах), хлеб, местная кола. Стоит все сущие копейки. Однако большую часть продуктов продают по карточкам. Есть и рынки. Но и там выбор очень-очень скудный. Ананасы и картошка. И это на тропическом острове!

Кубинские власти стараются все сделать для того, чтобы изолировать иностранных туристов от местных жителей. В Сантьяго-де-Куба мы ни разу не вышли за границы туристического мира. За все платили куками.

Пора было ехать дальше. По пути к вокзалу мы проходили мимо палатки, торгующей пиццей. На табличке было написано: «Неаполитанская пицца. Цена — 5 песо».

С классической итальянской пиццей у этого горячего бутерброда круглой формы общее только название. Но ведь и стоило такое произведение кулинарного искусства всего 5 песо (примерно 7 рублей на наши деньги).

В государственных конторах иностранцам все продают только за куки. Но владельцы мелкого частного бизнеса не столь привередливы. Поэтому торговец пиццей не только с радостью продал нам свой товар за песо, но и вызвался поменять нам 5 куков на 120 песо — строго по официальному курсу 1 к 24.

Став обладателями кубинских песо, мы заглянули в попавшееся по пути кафе для местных — прицениться. Выбор был более чем скромный: газированный напиток на меду в бутылочках по 0,3 л за 1 песо и порезанный на кусочки пудинг из манной каши за 0,5 песо (50 сентаво). Затем нам попался уличный лоток, на котором за 10 песо продавали тарелку риса с курицей.

Поезд в сторону Гаваны ожидался только на следующий день, поэтому мы отправились на поиски междугородного автовокзала. На выезде из города у площади Революции с огромным монументом Антонио Масео их оказалось сразу три! Каждый был рассчитан на свою категорию пассажиров: бедных кубинцев, богатых кубинцев и иностранцев.

С первого автовокзала, расположенного напротив Госпиталя матери и ребенка, в пригороды и столицы соседних провинций отправлялись «пассажирские грузовики». На них билеты продавали за кубинские песо.

Второй автовокзал принадлежал автобусной компании «ASTRO». Проезд на этих автобусах нужно было оплачивать уже куками. Но иностранцам все равно билеты не продавали — только кубинцам.

На иностранцев был рассчитан третий автовокзал, принадлежавший компании «Viazul». Оттуда автобусы шли в Гавану и Варадеро, с остановками по пути в столицах провинций. Мы тогда были еще в плену «интуристовского рая», поэтому именно отсюда уехали в Баямо.

Баямо основан 5 ноября 1513 года испанским конкистадором Диего Веласкесом де Куэльяром. Во время войны за независимость 1868–1878 годов этот город был столицей Свободной Кубы. И поэтому первое, что мы увидели на пути от автовокзала в город, — памятник героям. Их было так много, что бронзовые барельефы пришлось размещать на бетонной плите в два ряда.

Гимн Баямо — «Баямеса», посвященный взятию города армией повстанцев во главе с Карлосом Мануэлем де Сеспедесом 18 октября 1868 года, первый раз исполнили в 1869 году во время богослужения в соборе Катедраль-де-Сантисима-Сальвадор, построенном в XVI веке. После того, как Куба получила независимость от Испании, он стал гимном всей страны. А площадь перед собором переименовали в Пласа-дель-Имно-Насьональ, или Площадь национального гимна. На ней установили бюст автора музыки — композитора Педро Фигередо и плиту с текстом гимна. Саму же площадь, застроенную домами в испанском колониальном стиле, переименовывать не стали. К тому времени она уже была названа в честь местного патриота — Карлоса Мануэля де Сеспедеса. Его дом до сих пор здесь стоит. Сейчас в нем мемориальный музей.

У задней стороны собора Катедраль-де-Сантисима-Сальвадор мы попали на узкую улочку, которая вскоре привела нас на смотровую площадку на высоком берегу реки Баямо. Спустившись вниз по заросшему травой склону, мы перешли вброд реку и зашли в густые заросли кустарника. Там на маленькой полянке мы и поставили палатку. И всю ночь сквозь сон до меня доносился громкий бой курантов, отсчитывавших каждую четверть часа.

Центральная улица Баямо — пешеходная. Да и весь город можно без труда обойти пешком. Здесь никто никуда не спешит. Для тех, кому ходить лень, в городе есть только один вид городского общественного транспорта — запряженные лошадьми экипажи. Они не шумят и не дымят, да и проезд стоит копейки.

В Баямо мы в очередной раз попытались уехать на поезде. И снова — безуспешно. Вокзал там есть, но поезда ходят очень редко.

Прямо напротив вокзала находится крытая стоянка «пассажирских грузовиков». Народу внутри было много. Но, внимательно приглядевшись, я заметил, что все четко организовано. На каждое направление есть своя отдельная очередь.

«Кто последний на Ольгин?» — спросил я в конце нужной очереди, и мы встали за женщиной с авоськой. Вскоре подошел мужчина. И на этот раз я отозвался на его вопрос «Кто последний?». Теперь можно было расслабиться и спокойно ждать, когда начнется посадка. Было ощущение, что мы попали во времена моего детства и юности, пришедшиеся на разгар застоя. Тогда и у нас везде были очереди, к которым все относились с такой же молчаливой покорностью. И точно так же в них и списки вели, и переклички устраивали, и на ладошках номера записывали.

И еще одна знакомая примета. В очереди было много читателей. Конечно, я слышал, что на Кубе самый высокий уровень образования среди стран Латинской Америки. Но одно дело знать, а другое своими глазами видеть, что каждый третий в длинной очереди уткнулся в книгу.

Наша иностранность, конечно, ни для кого не осталась секретом. И не потому, что мы книг не читали (свои нетбуки мы, правда, тоже не демонстрировали) или на футболках у нас было по-русски написано «Мир без виз». У соседа, например, на футболке красовалась надпись «New York». Но никто его за американца и не думал принимать.

Подошла какая-то особо сердобольная женщина:

— Проезд до Ольгина стоит ровно три с половиной песо. Столько и платите, ни песо больше.

Следуя ее совету, я приготовил ровно 7 песо. Хотя трудно было поверить, что можно заплатить всего по 5 рублей на наши деньги за проезд на 80 километров, пусть и без особого комфорта.

Объявили посадку на Ольгин (пишется Holguin, но читается и произносится именно так — почти по-русски). Очередь сразу зашевелилась и двинулась в сторону выхода из зала на площадку с грузовиками.

И тут меня удивило, до какой степени все четко организовано. Без всяких компьютеров или электронных чипов. Внутри здания в очередь вклиниться было нельзя. Каждый четко знал, кто стоял перед ним и после. Но от ведущих во внутренний двор дверей до грузовика нужно было пройти около 10 метров по открытой площадке, на которую при желании легко было попасть и со стороны улицы. Как же сделать, чтобы этого не происходило? Оказалось очень просто— как и все гениальное. На выходе всем давали маленький квадратик из цветного картона, который нужно было сдать при посадке в грузовик.

Я отдал кондуктору два кусочка картона и 7 песо. И мы беспрепятственно поднялись по железной лестнице в кузов. Забросив свои рюкзаки в багажный отсек (он сделан в железном ящике над кабиной), стали искать свободные места.

В кузове были четыре длинные железные скамейки. Две вдоль бортов и две в центре, так что пассажиры могли рассаживаться в четыре ряда. Но и после того, как все сидячие места были заняты, погрузка продолжалась. Ведь еще оставались свободные места в проходе. Мы поехали только тогда, когда кузов был забит битком.

Мы с Олегом сидели на скамейке во втором ряду — боком к движению, лицом к пассажирам, сидящим на скамье напротив, и спиной к тем, кто сидел вдоль борта. Спинки не было, а ноги до земли не доставали.

Со стороны «пассажирский грузовик» выглядит как броневик. У него полностью закрытый железными листами кузов, в котором вместо окон маленькие бойницы. Но и они закрыты спинами и затылками сидящих у борта пассажиров. При том, что в полностью забитом кузове было около 80 человек, спрессованных, как сельди в бочке, на ходу было еще более-менее терпимо. Но на остановках сразу же становилось нестерпимо душно.

Так мы и ехали в духоте, видя только сидящих к нам лицом пассажиров. А чаще всего и их не видели, потому что проход был также битком забит. Тогда у нас перед носом был чей-то живот.

В грузовике было три уровня. На самом высоком — стоящие в проходе пассажиры. На втором были те, кто сидел на двух центральных скамейках (среди них и мы с Олегом). На третьем — сидящие вдоль бортов. Они смотрели нам в спины. И я даже могу сказать, в какую именно часть. Периодически я чувствовал удар в районе поясницы. Девушка, сидевшая у борта, засыпала и тыкалась в меня носом.

По пути грузовик останавливался для высадки и посадки пассажиров. Так как кузов был забит битком, требовалось много времени на то, чтобы выходящие смогли протиснуться через плотную толпу к единственной двери, которая находилась в торце. Поэтому и неудивительно, что 80 километров до Ольгина мы ехали больше трех часов.

По дороге я страдал не столько от духоты, сколько от невозможности выглянуть наружу. Дорога от Баямо до Ольгина полностью выпала из моей жизни. Как будто мы ехали там не в разгар дня, а ночью в кромешной темноте.

В Ольгине по пути от автовокзала в центр города мы проходили мимо скульптурной экспозиции, сваренной из кусков металлолома. С первого же взгляда можно было узнать героев бессмертного романа Сервантеса. Санчо Панса держал за уздечку лошадь, на которой восседал Дон Кихот с круглым щитом и длинным копьем. А рядом стояла ветряная мельница. Удивительно, что на Кубе, где долго и самоотверженно боролись за освобождение от испанского владычества, до сих пор все говорят по-испански и почитают классическую испанскую литературу.

У всех провинциальных столиц Кубы есть не только названия, но и клички. Например, основанный в 1545 году город Сан-Исидро-де-Ольгин называют Городом парков. При этом имеют в виду обычные для всей Латинской Америки площади-парки. По-русски их правильнее было бы называть скверами. Их в городе действительно много. Три расположенных по соседству сквера и по размеру, и солидности стоящих на них зданий, и по наличию церквей и соборов примерно одинаковы. Сразу и не скажешь, какая же из площадей самая главная.

В одном из скверов стояла длинная очередь. Продавали мороженое на развес. Мороженое было очень вкусное и, как все, что продается не за куки, а за кубинские песо, натуральное и очень дешевое. Но меня поразило другое.

Почти у всех в руках были пустые пластиковые баночки от мороженого «Нестле». Оно продается свободно и без очереди. Но только за куки (0,435 гр — 1,45 кука). Получается, что нужно хотя бы раз купить дорогое импортное мороженое, чтобы потом использовать тару от него для покупки своего дешевого и вкусного продукта.

На окраине Ольгина мы проходили мимо остановки, на которой как раз в тот момент остановился «пассажирский грузовик». Кузов был битком забит, что и неудивительно. Пассажиров на Кубе много, а транспорта — мало. На остановке вышло пять человек, а вошло трое. Значит, там точно есть место еще для двух человек.

Собственно говоря, мы никуда ехать не собирались. Остановились просто понаблюдать со стороны, как проходит процесс погрузки. Но кондуктор, видимо, не привык к такому созерцательному настрою потенциальных пассажиров. Он чуть ли не насильно стал нас запихивать в кузов. Мы и сами не заметили, как уже ехали.

— Постойте, — спросил я, когда мы были уже внутри. — А куда именно этот грузовик идет?

— В Лас-Тунас, — ответил кондуктор.

Сколько стоит проезд, я спрашивать не стал.

Дал кондуктору 10 песо за двоих. Сдачу не получил. Но и доплачивать он не просил.

В Лас-Тунас мы приехали в разгар вселенского потопа. С неба вода лила потоком, а на улице было уже почти по колено. Грузовик остановился не возле автовокзала, а на противоположной стороне улицы. Пока добежали до крыши, мы успели промокнуть насквозь.

Как только дождь закончился, мы пошли в центр города. И тут из темного переулка нам наперерез вышли четыре мулата в майках без рукавов — чтобы можно было сразу оценить их накачанные бицепсы. Но без паники! Мы все же не в Южной Америке, а на Кубе!

Как я и предполагал, намерения у парней были самые мирные.

— Вам нужна каса?

Они нас и привели в касу, у которой была лицензия для приема иностранцев. Сколько именно просил с нас хозяин — а здесь он почему-то был без жены и детей, — я уже и не помню. Может, я и не спрашивал, а сразу сказал ему, что мы готовы переночевать за 15 куков. Он сразу же и согласился на эту цену. И только потом мы пошли смотреть комнату. Оказалось, в ней были не только две кровати, но и душевая.

Памятники, монументы, бюсты, портреты и плакаты с изображением Хосе Марти можно встретить буквально повсюду. В центре любого кубинского города достаточно оглянуться вокруг, чтобы увидеть хотя бы одно изображение этого национального героя или хотя бы табличку с его именем. А бессмертные слова поэта «Воспрянул мой народ, народ любимой Кубы» знает каждый школьник.

В центре Лас-Тунас также есть площадь имени Хосе Марти. Название стандартное, но сама площадь совсем не типичная. Какая-то она вся кривая и многоуровневая. Здесь тебе и старая церквушка, и памятники героям, и даже бар. Да и вместо памятника Хосе Марти установили… солнечные часы. Только показывают они не текущее время, а даты жизни героя.

Рядом с часами стоит памятник полковнику Анхелю де ла Гуардия Белло (1875–1897 гг.). К 22 голам он успел дослужиться до чина полковника. Но генералом не стал. Его смертельно ранили в бою недалеко от Лас-Тунас. Чуть дальше, за абстрактной скульптурной композицией из пяти стилизованных взметнувшихся волн, виднеется памятник другому герою — генерал-майору Висенте Гарсия.

Лас-Тунас называют «Городом скульптур». По пути нам попадались статуи, скульптуры, бюсты, скульптурные композиции и фонтаны, памятники бардам с гитарами, голым женщинам и женщинам с детьми, бетонный автомат Калашникова. А стены и заборы украшали художественные граффити и муралес, как в Венесуэле. Нашли мы и место, откуда скульптуры «расползаются» по всему городу.

В галерее «Рита Лонга» было так много желающих приобщиться к искусству, что внутри все не поместились. Люди заняли и прилегающий к зданию сквер, уже наполовину заполненный скульптурами (вероятно, их посчитали чересчур авангардными для того, чтобы поставить на какой-нибудь городской улице).

Не дают на Кубе людям заниматься бизнесом. Вот их энергия и ищет выхода в спорте, науке, искусстве. Например, в продуктовых и промтоварных магазинах можно увидеть лишь пустые полки. А в книжных магазинах ассортимент не хуже, чем в европейских странах. Конечно, с агитационно-пропагандистской литературой явный перебор. Но есть там и произведения классической литературы (только на Кубе их, наверное, еще и читают?), и научные труды.

И еще одна особенность Кубы, которая бросается в глаза. Здесь на улицах удивительно чисто. Конечно, видно, что люди живут бедно (если, проходя мимо, заглянешь в любую открытую нараспашку дверь, то обычно там только кровать, стол, два стула, а из «предметов роскоши» — бюст Хосе Марта). Но не в грязи! Да и мусора на улицах не видно.

Жители всех стран Южной Америки завидуют тому, что на Кубе бесплатное образование и медицина, низкий уровень преступности и детской смертности. Впрочем, всегда есть кому позавидовать. Ю. П. Гавриков в книге «Куба — страницы истории», выпущенной в 1970-е годы, с гневом писал, что в период правления диктатора Ф. Батисты, незадолго до Кубинской революции «средний месячный заработок большинства рабочих равнялся недельной зарплате американского рабочего». Через пятьдесят лет после революции зарплата уже не в 4, а в 40 раз ниже.

Я обратил внимание на идущий по улице самосвал с высоким железным кузовом. В других странах в нем было бы запрещено перевозить людей — под угрозой огромных штрафов и лишения прав. Но на Кубе любой транспорт рассчитан на перевозку пассажиров. Вот и у этого самосвала с торца была приварена железная лесенка, по которой в кузов удобно было бы забираться.

Я обратил внимание на темнокожую девушку в ослепительно белом брючном костюме и босоножках на высоких шпильках. Она не стала дожидаться своей очереди к лесенке, а очень грациозно перемахнула через высокий кузов, встала на колесо. А оттуда спорхнула на тротуар… с выражением радости и счастья на лице. Все же не все в нашей жизни зависит от материального благополучия. Ну и пусть в США зарплата в 40 раз выше. Разве увидишь там таких же грациозных красавиц?

Мы с упорством, достойным лучшего применения, продолжали попытки уехать на поезде. В Лас-Тунасе нам это вновь не удалось. Или с поездами на Кубе так плохо, или нам просто катастрофически не везло.

Грузовик в Камагуэй ушел буквально у нас перед носом. Заняв очередь, мы отправились немного побродить по ближайшим окрестностям. По пути нам попалась палатка, в которой делали сок из сахарного тростника. Его выдавливали из стеблей прямо тут же. Продавался напиток за кубинские песо. Значит, и стоил он недорого. Но именно поэтому желающих его выпить было много. На Кубе если продают что-то приличное за песо и не по карточкам, то обязательно образуется очередь.

В очереди мы разговорились с инженером, выпускником Киевского политехнического института. Он, как радушный хозяин, в память о веселой студенческой юности в СССР даже не дал нам заплатить за сок.

— Это вам от меня подарок!

Езда в «пассажирских грузовиках» для нас стала таким же привычным и обыденным занятием, как для всех кубинцев. Во время предыдущей поездки я регулярно вздрагивал, когда сидевшая на скамейке у борта девушка периодически засыпала и стукалась лбом мне в спину. А на пути в Камагуэй я сам, успев занять место на «блатной» скамейке у борта, так же время от времени просыпался от удара носом в спину сидевшей передо мной девушки.

Камагуэй называют «городом тинахонов» — глиняных кувшинов, в которых хранят дождевую воду. Горшки — всех видов и размеров — здесь встречаются на каждом шагу.

Старый город, застроенный зданиями испанской колониальной архитектуры, старыми церквями и соборами, в 2008 году включили в список памятников ЮНЕСКО. Повсюду развесили схемы и указатели для туристов. Но местные жители еще не успели осознать, что им выпал шанс хорошо нажиться на туристах. Они занимались своими делами — и не в домах, а прямо на улицах. Дети играли в лапту и футбол. Старушки поштучно продавали грейпфруты. Пенсионеры увлеченно стучали костяшками домино, рассевшись вокруг стола, стоящего посреди мостовой. Повара жарили на вертелах кабанов. Создавалось ощущение, что мы попали в огромный дом с одной большой и дружной семьей.

В Камагуэйе мы тоже зашли на вокзал. Это была уже пятая попытка уехать на поезде. И опять неудачная. Ближайший поезд ожидался только на следующий день. Но и он пойдет в противоположном направлении.

Из Камагуэйя нам не удалось уехать и на привычном уже «пассажирском грузовике». Оказывается, их рабочее время закончилось. И пусть еще светло и пара часов до темноты. Но водители грузовиков — такие же труженики социалистического хозяйства, как и все остальные. И они имеют полное право на отдых.

Шоссе, а на Кубе оно единственное из Сантьяго-де-Куба в Гавану, проходит по окраине Камагуэйя. Это четырехполосная автострада. По две полосы в каждую сторону, разделенные широким газоном. Отличие от европейских или американских автострад в том, что здесь очень мало транспорта. Да и откуда ему взяться? Если в Европе или Штатах сто человек создают колонну из ста автомобилей, то на Кубе все они помещаются в кузов одного-единственного грузовика. А вечером, когда грузовики уже не ходят, на дороге можно встретить разве что велосипедистов и запряженные лошадьми экипажи. Зато удивительно тихо. И воздух чистый, без выхлопных газов. Шоссе проходит в стороне от пригородных поселков. Даже издалека видно, что застроены они безликими бетонными коробками. Дома здесь возводят, как у нас в советские времена, без «архитектурных излишеств». Но, что сразу бросается в глаза, в каждом поселке самое солидное и заметное издалека сооружение — это не какое-нибудь административное здание или торговый центр, а водонапорная башня. Куба — единственная страна Латинской Америки, где можно без страха пить воду прямо из-под крана. Настолько здесь высокий уровень гигиены и здравоохранения.

Когда стемнело, мы свернули с дороги на пустырь, чтобы поставить там палатку. Вообще, пустой земли на Кубе удивительно много. Народ как-то не рвется заниматься сельским хозяйством. Ни дач, ни огородов у горожан нет.

Ночью мимо нас не прошло ни одной машины. Только изредка слышался скрип педалей велосипеда или стук копыт по асфальту. Но и утром после восхода солнца движение интенсивнее не стало. Зато гулять по шоссе можно было совершенно спокойно.

Появился первый попутный грузовик. Я издалека увидел, что это молоковоз, а в кабине кроме водителя уже есть парочка пассажиров. Поэтому голосовать не стал, а лишь помахал рукой в знак приветствия. Но молоковоз остановился.

— Чего встали? — удивился водитель. — Быстро забирайтесь в кузов!

Оказывается, здесь не только самосвалы, но и цистерны относятся к общественному транспорту. Да и вообще на Кубе выражение «общественный транспорт» звучит как «масло масленое». Здесь весь транспорт — общественный!

На молоковозе мы доехали до «автостопной площадки». Там я впервые увидел, как работает созданная на Кубе система организованного автостопа.

На площадке, на которую мы попали, скопилось два десятка желающих уехать и один «профессиональный автостопщик» в форме. Он останавливал все машины подряд. Только иногда ограничивался лишь приветствием. Вскоре я понял, что это относится к тем, кто работает где-то рядом и далеко все равно не едет.

Водители государственного транспорта реагировали на поднятую руку «профессионального автостопщика» точно так же, как у нас на полосатую палочку в руках автоинспектора. Частники имели полное право его игнорировать. Но и они чаще всего останавливались, чтобы подвезти попутчиков.

«Профессиональный автостопщик» относился к своей работе со всей серьезностью — как к важному государственному делу. Тех, кто не реагировал на его сигналы и проезжал мимо без остановки (такие «нонконформисты» изредка, но все же встречаются — в семье не без урода), он громко материл, выкрикивая вслед проклятия. А затем доставал блокнот и записывал в него номер машины «нарушителя». Можно быть уверенным, что ему по месту работы придет кляуза. А за отказ подвезти попутчиков ведь могут и премии лишить. И поделом. Шофер на Кубе должен думать не только о себе, но и обо всех кубинцах.

Когда машина останавливалась, «автостопщик» подходил к водителю и спрашивал, куда он едет. Затем он громко объявлял ожидающим попутки кубинцам: «Кто в такое-то место? Есть столько-то мест!»

Потенциальные попутчики заняли очередь друг за другом. Поэтому никакой давки не было. Если в машине было три свободных места, то к ней спешили первые трое из очереди.

«Профессиональный автостопщик» работает за государственную зарплату. Но я заметил, что почти все перед отъездом давали ему чаевые — по 1 песо (примерно 1,5 рубля).

На Кубе нет различий между частным и государственным транспортом, между автобусами и грузовиками. Проезд стоит так дешево, что можно ехать бесплатно на цистерне молоковоза или за 2–3 песо в кузове грузовика, или даже за 5—10 песо в автобусе. Разница несущественная.

Вот и мы с автостопной площадки уехали не бесплатно, а за деньги — в рейсовом автобусе. Оказалось, на Кубе, в дополнение к уже известным нам общенациональным компаниям «Viazul» и «ASTRO», действуют и различные «местечковые» автобусные компании (чем больше изучаю систему кубинского пассажирского транспорта, тем больше удивляюсь ее многообразию). На автобусе одной из таких локальных компаний мы и поехали в Сьего-де-Авила. За проезд кондуктор взял с нас, как и с местных, по 20 песо. Правда, ехать пришлось стоя, потому что все сидячие места были уже заняты.

На центральной площади Сьего-де-Авила стоит памятник Хосе Марта. Причем поставили его здесь еще в 1925 году, задолго до Кубинской революции. На эту же площадь выходит и фасад оставшегося еще с колониальных времен кафедрального собора Сан-Эухенио-де-ла-Пальма. Он посвящен святому Евгению, покровителю города. На Кубе, в отличие, скажем, от России, революционеры с церковью никогда не ссорились. И церковные иерархи всегда отвечали им взаимностью. Вряд ли с большим энтузиазмом поддерживали, но и открыто не протестовали.

От угла центральной площади у муниципалитета начинается пешеходная улица, которую решили превратить в «лицо» города. Все дома здесь постепенно реставрируют, открывают магазины и кафе. Реставраторы прошли уже примерно две трети улицы. На границе между новым и старым улицу перегораживает забор. Заглянув за него, сразу же понимаешь, как недавно выглядела сейчас уже отреставрированная часть улицы.

Автовокзал мы не видели (нас высадили из автобуса на улице в центре города), но и искать его не стали. Пошли сразу на выход из города.

По дороге мы заглянули в кафе для местных. Меню, как и везде в подобных заведениях, разнообразием не отличалось. Удивили две позиции: суп за 3 песо и литровый йогурт — тоже за 3 песо. Суп оказался так себе — как тюремная баланда, а йогурт — соевый (у нас считается экзотикой и стоит дороже, чем молочный, а здесь наоборот, в 5 раз дешевле).

На выезде из Сьего-де-Авила мы попали в автобус до поселка Хатибонико. А там за мостом через одноименную реку остановили грузовик с огромным, но совершенно пустым мебельным фургоном (на Кубе голосовать можно везде, а не только на специальных площадках).

— До Санкти-Спиритус? — спросил я с надеждой.

— Ну не совсем, но почти, — заверил водитель и спросил: — Вы можете мне заплатить?

— А сколько?

— Сколько не жалко.

До Санкти Спиритус оставалось еще около 50 километров, поэтому я предложил водителю 20 песо (за двоих) — вполне приличные по местным меркам деньги. Однако он провез нас всего лишь с десяток километров до поворота с транскубинского шоссе на ведущую в Санкти-Спиритус местную дорогу.

Дальше пошли пешком. Ни сахарного тростника, ни ананасов, ни бананов в зоне видимости не было. Мы как будто попали в нашу среднюю полосу. Под разлапистым деревом на высоком берегу какой-то достаточно крупной реки (возможно, это все та же Хатибонико петляет?) мы поставили палатку. Утром нас разбудил очень яркий и красочный восход солнца. Солнце даже не поднималось, а как бы постепенно проявлялось в висевшем над полем густом утреннем тумане.

Утром мы вернулись на пустынную дорогу, с двух сторон от которой тянулись пастбища, и пошли в сторону Санкти Спиритус. По пути попалась автобусная остановка. За вчерашний вечер и сегодняшнее утро мы на этой дороге ни одного автобуса не видели. Но народ постепенно подтягивался. Некоторые, самые нетерпеливые, голосовали изредка проезжавшим легковушкам (а некоторые на них даже уехали), но большая часть спокойно чего-то ждала. И вскоре стало понятно чего. Подошел «КамАЗ» с длинным открытым трейлером. В него все и полезли.

Поездку в кузове можно было бы назвать автостопом. Но судя по поведению людей на остановке, они «стопят» этот грузовик каждый день примерно в одно и то же время. И какой же это автостоп? Это, скорее, похоже на наш ведомственный транспорт. Впрочем, возможно, это так и есть. Ведь наверняка все пассажиры ехали в это утро на работу.

Из грузовика мы вышли на автовокзале Санкти-Спиритус. До города можно было и пешком дойти. Но мы повинуясь стадному рефлексу, вместе со своими попутчиками из грузовика сели в запряженный лошадью экипаж на резиновых колесах. Вдоль бортов тянулись две скамейки, на которых в общей сложности могло поместиться до десяти пассажиров. Поехали в центр города с ветерком, под цокот копыт.

То, что мы уже в центре, стало понятно, когда увидели высокую голубую колокольню приходской церкви. Церковь построили в 1680 году, и в XVII веке эта колокольня была самым высоким зданием на Кубе. На центральной площади поставили бюст генерал-майору Серафиму Санчесу Валдивия (1846–1896) с «чапаевскими» усами и тремя генеральскими звездами на воротнике, но без погон. После революции в Санкти-Спиритус — по крайней мере, в центре — вообще ни одного здания не построили. Эдакий заповедник испанской колониальной архитектуры.

В туристических брошюрах, как сговорились, нахваливают уникальный кирпичный мост с пятью арками, построенный на реке Яябо. Нашли мы его — ничего особенного. Перешли на другую сторону — и оттуда вид меня не впечатлил.

Ели бы в путеводителе про этот мост не написали, я бы прошел мимо, даже не взглянув. Меня лично больше поразил вид старого кинотеатра, который стоит прямо у моста. По внешнему виду он был удивительно похож на уменьшенную копию кинотеатра «Ударник» в Москве.

Сразу же за мостом находится железнодорожный вокзал. Он казался даже еще более пыльным, грязным и запущенным, чем остальные не очень-то живые вокзалы, которые нам уже довелось видеть на Кубе. Вероятно, поездов здесь давно не видели. В зале ожидания пассажиров не было. Болталось только несколько бомжей или просто бездельников, которые явно никуда ехать не собирались. Я уже сбился со счета, какой уже раз мы пытались уехать на поезде. И опять это у нас не получилось.

На выезде из Санкти-Спиритус мы опять попали на площадку для организованного автостопа: «Punto de recogida». И здесь был один «профессиональный автостопщик» в бежевой форме. Но потенциальных пассажиров, очевидно, всегда так много, что для них построили большую остановку под крышей. Там в тенечке они спокойно и ждали. Мы тоже «сделали заказ»: подайте нам машину в Тринидад. А затем сели на скамейку наблюдать за тем, как идет процесс автостопа.

Прошла парочка автобусов, несколько машин и грузовиков. Они останавливались, подсаживали пассажиров и уезжали. Каждый раз «профессиональный автостопщик» громко объявлял, куда идет та или иная машина. Народ тут же набегал, и очередной «общественный транспорт» отъезжал уже битком забитый. У тех, кто где-то там, впереди, хотел поймать попутку самостоятельно, не было никаких шансов.

Остановились «Жигули». Там уже сидело три человека, но два места было свободно. Водитель имел полное право проехать мимо. Его, как частника, даже профессиональные, работающие за государственную зарплату автостопщики не имеют права останавливать.

«Профессиональный автостопщик» перебросился с водителем «Жигулей» парой фраз и громко объявил:

— Тринидад!

Два человека — они были первыми в очереди на это направление — вскочили с кресел и рванули к машине. Но тут автостопщик добавил:

— По 30 песо с человека.

У тех, кто только что бежал со всех ног, пыл сразу угас. И они пошли назад на свои места.

— Вот барыга! Спекулянт!

И я их прекрасно понимал. Ехать-то было всего каких-то 70 с небольшим километров. На «пассажирском грузовике» эта поездка стоила бы не больше 3–5 песо, на автобусе — максимум 10 песо. А тут просят аж по 30 песо!

Автостопщик, увидев, что желающих уехать за такие большие деньги нет, обратился к нам (хотя перед нами в очереди на Тринидад было еще несколько человек).

— Может, вы поедете?

Мы как-то и сами уже переключились на кубинский образ жизни и не могли сразу в уме перевести 30 песо в рубли, чтобы понять, что по 45 рублей с человека — это не так уж и много за поездку на такси на 70 километров.

Самое удивительное, что у нас не было таких больших, по кубинским меркам, денег. Обычно мы меняли 10 куков (по курсу 1 к 24) у местных торговцев пиццей. Этих денег нам хватало на пару дней — на транспорт и еду.

В Санкти-Спиритус нам деньги поменять не удалось. Пиццу там, конечно, продавали. Но утром у торговцев еще не было денег на то, чтобы поменять купюру в 10 куков (а это 240 песо — стоимость 48 пицц!!!). Кубинских песо у нас не было. Но и отказаться от поездки было никак нельзя. Пришлось ехать. По пути что-нибудь придумаем.

Огромный плюс поездки на машине, а не в кузове «пассажирского грузовика» — это возможность разглядывать окрестности. Впрочем, ничего примечательного там не было: пасущиеся на пастбищах лошади (они встречались чаще, чем коровы), чахлые кустики и деревца, деревенские домики, изредка попадающиеся на обычно пустой дороге грузовики, конные повозки и велосипедисты.

В Тринидаде водитель «Жигулей» высадил нас в самом центре Старого города. Мы порылись по карманам. Нашли несколько монет по 1 куку и центы. По официальному курсу 30 песо — это примерно 1 кук и 25 центов. Поэтому мы заплатили за двоих 2,5 кука. И водитель остался доволен.

Все же удивительная страна Куба. Всего три дня назад мы 2 кука платили за поездку в кузове грузовика на пять километров. А сейчас всего лишь на четверть больше за поездку на 70 км на такси!

Кубинское «Золотое кольцо» состоит из Гаваны, курорта Варадеро и Тринидада. Девяносто процентов туристов этим и ограничивается. Вот и мы вернулись из мира для кубинцев (с пассажирскими грузовиками и пиццей за 5 песо) в мир для интуристов. Женщина, сидевшая в дверях дома, увидела, как мы выходим из машины.

— Вам нужна каса партикуляра? Есть комната за 20 куков.

Мы легко сбили цену в два раза. Завтрак уже включен в стоимость проживания. Но хозяйка сразу же стала уговаривать нас еще и на ужин с непременным лобстером. Это еще по 10 куков.

Но кутить, так кутить! Все же мы попали в «интуристовский рай»!

Впервые я был в Тринидаде два года назад. Тогда я увидел пустые полки в магазинах, рынок, на котором продавали только картошку и разливное пиво, выезжающий с автовокзала грузовой трейлер, запряженные лошадьми повозки. Мне казалось, что это уже «уходящая натура». Ведь Фидель Кастро к тому времени уже ушел со своего поста, и вскоре наверняка начнутся радикальные перемены.

Однако, за два года не изменилось ВООБЩЕ НИЧЕГО. Все как бы застыло вне времени. В магазинах для местных жителей полки были такие же девственно пустые. Но и ассортимент в магазинах для иностранцев ничуть не расширился. И точно так же, как в первый мой визит, в центре города каждая женщина подходила с вопросом: «Хочешь девушку?», а получив отрицательный ответ, тут же добавляла заранее заготовленное продолжение: «А лобстера?»

Город Тринидад основан в 1514 году испанским конкистадором Диего Веласкесом ввиду «богатых золотых россыпей», будто бы обнаруженных в маленькой долине реки Аримао. Однако золота так и не нашли, а город остался. Как писал в 1801 году Александр Гумбольдт: «Все улицы Тринидада идут под крутым углом; здесь, как и в большей части Испанской Америки, жители жалуются на плохой выбор местности, сделанный конкистадорами, основателями новых городов».

Центральная площадь города, площадь Майор также расположена на склоне. Ее верхняя часть выше нижней примерно на пять метров. Поэтому, когда стоишь наверху, видишь крыши домов на противоположной стороне. Здесь трудно проводить парады. Посреди площади разбиты клумбы, расставлены покрашенные в белый цвет ажурные металлические скамейки, старинные фонари и заборчики из железной проволоки. Посреди цветов и пальм стоит белая мраморная статуя — прообраз «Женщин с веслом» в наших парках культуры. А перед ней — две бронзовые статуи гончих.

Собор Де-ла-Сантисима-Тринидад был построен в 1892 году на месте разрушенной ураганом одноименной церкви, в честь которой и назвали город. В начале XVI века, по легенде, на этой площади стояла хижина знаменитого конкистадора Эрнана Кортеса, который именно здесь готовился к завоеванию Мексики. Позднее на ее месте построили одноэтажный дом, в котором в 1801 году две ночи провел знаменитый путешественник Александр фон Гумбольдт (его бронзовый бюст установлен во внутреннем дворе). В своем дневнике он записал: «Мы очень приятно провели вечер в доме одного из самых богатых жителей, дона Антонио Падрона, где собралось все высшее общество Тринидада». Сейчас в этом каменном здании XVIII века находится археологический музей.

Колокольня церкви Сан-Франсиско — один из символов Тринидада. В основанной францисканцами обители сейчас размещается Музей борьбы с контрреволюционерами (имеются в виду антикастровские повстанцы, которых держали в качестве заключенных в этом монастыре, превращенном в тюрьму). У южной части монастырских зданий на площади Плазуэла-дель-Хигуэ (с элегантным рестораном, всегда забитым большими туристическими группами) сохранилось высокое фиговое дерево, большой крест и мемориальная табличка на стене дома.

Крест установлен на том самом месте, где 23 декабря 1514 года священник Бартоломе де Лас Касас, прославившийся позднее как защитник американских индейцев, отслужил первую в городе мессу (у испанцев дата проведения первой католической мессы считалась днем официального основания города).

На соседней улице, за рестораном, продают домотканые простыни, наволочки, скатерти, полотенца — все местного производства. Чуть дальше находится маленький автовокзал: пустой двор, на котором останавливаются автобусы, и одноэтажный домик с билетной кассой.

Тринидад — город небольшой. Но ходить по нему можно часами — как по музею под открытым небом. Удивляют не только архитектурные изыски, но и встречающиеся на дорогах раритеты. Автомобили, грузовики, трактора, древние мотоциклы и мопеды, самодвижущиеся тележки (трудно подобрать более подходящее название для ни на что не похожих аппаратов с мотором и колесами), велосипеды, велорикши, самокаты, тележки. Просто диву даешься упорству и техническому гению кубинцев, способных вселить жизнь в колымаги, которые в Европе и на свалку бы не приняли — сразу в музей!

На берегу моря прямо перед Тринидадом лежит бухта Ла-Бока-дель-Рио-Гуаурабо, название которой переводится как «Устье реки Гуаурабо», с пляжем. Вскоре на дороге нас нагнал пустой конный экипаж — телега под хлипкой крышей на резиновых колесах. Когда мы тихо и неспешно приближались к берегу моря под стук копыт по асфальту, я не мог опять не вспомнить Александра Гумбольдта. В 1801 году он записал в своем дневнике: «Муниципалитет доставил нас к устью Гуаурабо в прекрасной карете, обитой малиновым штофом». За прошедшие с тех пор двести лет транспорт не изменился. Разве что стал демократичнее. Никакого «штофа» в нашей телеге не было.

Как и на окраине любого мало-мальски большого кубинского города, в Тринидаде есть площадка для автостопа. Она находится прямо напротив поликлиники «Celia Sanchez Manduley».

Машин было мало, поэтому «профессиональный автостопщик» останавливал всех подряд. Доходило до смешного. Вот несется милицейский «УАЗ». Вероятно, в нем опергруппа спешила на поимку преступника. Именно для него, судя по всему, и было зарезервировано место на заднем сиденье. Конечно, милиционеры остановились, чтобы взять попутчика. Не могли же они проехать мимо! Точно так же уплотнили и пока еще пустую «Скорую помощь». А уж тракторные тележки, телеги, мотоциклетные коляски и самосвалы в обязательном порядке забивались под завязку.

Но именно здесь мы в очередной раз убедились, что автостоп — занятие непредсказуемое. Даже если за него берется профессионал. За несколько часов, которые мы провели под деревом в ожидании машины, ни одной попутки до Сьенфуэгоса поймать не удалось. Придется идти пешком.

В двух километрах от окраины Тринидада возле монумента Альберто Дельгадо болтался скучающий от одиночества охранник, который оказался выпускником… Киевского авиационного института. Он до пенсии работал на аэродроме инженером.

— Так кто же такой Альберто Дельгадо? — спросил я его, обрадовавшись возможности поговорить по-русски.

— Он был внедренным в среду контрреволюционеров агентом кубинских спецслужб. Можно сказать, чекистом.

В пещере, возле которой стоит мемориал, проходило совещание, на котором обсуждали планы нападения на Фиделя Кастро. Все заговорщики были друзьями детства Альберто. Но он, как истинный патриот, все же сдал их органам. Выжившие друзья предателя казнили. А Кастро объявил его национальным героем. Имя Альберто Дельгадо на Кубе носят фабрики, заводы, школы. И даже аэропорт Тринидада. Это сейчас здесь никого нет. Но обычно мне скучать не приходится. Сюда регулярно привозят пионеров-школьников и туристов. Тогда я здесь сразу и за охранника, и за гида. Бывают и россияне. Так что у меня здесь есть возможность практиковаться в русском языке.

Мы медленно шли по дороге вдоль берега моря. Время от времени останавливались, чтобы окунуться в воду. Затем вновь продолжали неспешную прогулку. После захода солнца устроились на ночь на огромном коралловом рифе недалеко от края моря. Палатку поставили только по привычке. Спать легли под звездами. Погода была теплая и сухая.

Ночью я проснулся и в лунном свете увидел, что весь берег усеян крабами. Они шли из моря в сторону опушки леса, проходя в том числе и по нас. Все крабы были маленькие (не больше 2 см длиной — честное слово!), ярко-красные (как будто уже вареные?) и совсем не кусались. Но их было так же много, как тараканов в старых домах. Они покрывали риф плотным ковром, а когда проходили через нас, было очень щекотно. Пришлось прятаться в палатку.

На пригородном автобусе за пару песо мы доехали до деревни Кабаган. Там возле нас притормозил автобус «Transtur». Такой автобусной компании я еще не видел. Оказалось, это не автобусная компания, а туристическая. Шофер, ничего не спрашивая, взял наши рюкзаки и стал укладывать их в багажник.

— Довезу вас до Сьенфуэгоса, — сообщил он как нечто само собой разумеющееся и не требующее обсуждений. Потом добавил:

— С вас по 5 кук.

Но я сказал:

— У нас только 5 кук — за двоих.

Шофер на секунду застыл. Но было видно, что доставать уже сложенные в багажник рюкзаки ему лень.

— Давайте 5 кук, — согласился он.

Так мы открыли для себя еще один вид кубинского транспорта — туристические автобусы.

Центр Сьенфуэгоса — это площадь-парк с совсем не оригинальным для Кубы названием «Парк Хосе Марти». Именно на этом самом месте 22 апреля 1819 года французские колонисты во главе с Жаном Луи Лораном д'Клуэ торжественно основали город Фернардина-де-Хагуа, названный в честь тогдашнего короля Испании Филиппа VII. В 1980 году его переименовали в честь одного из ближайших сподвижников Фиделя Кастро — Камило Сьенфуэгоса (1932–1959).

Центральная площадь города изначально называлась Пласа де Армас («Площадь парадов»). Вокруг нее построили административные здания. А в центре разбили сквер с ажурными железными скамейками, фонтанами, фонарями, деревьями, кустами и ротондой для духового оркестра. В 1902 году, в честь провозглашения независимости Кубы от Испании, на дальнем краю площади установили триумфальную арку. Местные мальчишки сейчас используют ее по прямому назначению — как футбольные ворота.

В 1906 году на площади появилась и мраморная статуя Хосе Марти с приветственно поднятой правой рукой, у основания которой античная богиня с писчим пером в руке держит щит с надписью «Кубинская Республика». От вандалов и непочтительных туристов скульптурную композицию огородили покрашенным в белый цвет железным заборчиком. Получилось очень стильно. Возле памятника находится «нулевой километр», от которого отсчитывают расстояния в провинции Сьенфуэгос. Его украсили мозаикой с изображением земного шара и розы ветров.

Наискосок от собора Непорочного Зачатия с двумя колокольнями стоит серо-белое здание муниципалитета с покрашенным в кирпичный цвет куполом (ротонда по стилю и цветовой гамме удивительно на него похожа — видимо, строилась одновременно, из «отходов»). В соседнем здании, где с 1896-го вплоть до Кубинской революции было казино «Эспаньол», сейчас провинциальный музей. Еще дальше по той же стороне в углу притулилось несуразное светло-голубое двухэтажное здание с башней и железной лестницей.

Местный сахарозаводчик Томаса Терри Адаме выделил деньги на строительство театра, который позднее назвали в его честь. Фасад построенного в 1889 году здания до сих пор украшен лепниной, балконами и мозаикой с изображением трех граций. Справа к театру примыкает большое серое здание — колледж Лоренцо.

Все остальные мало-мальски интересные здания находятся в радиусе двух кварталов от площади. Стоило же отойти немного подальше, как сразу начались полуразрушенные одноэтажные домики, прилепившиеся друг к другу без разрывов.

От площади Хосе Марти пешеходная улочка ведет к бульвару, проходящему через весь город. Самые оригинальные здания на нем: перманентно реставрируемая церковь, дом с двумя бронзовыми львами перед входом, а также кинотеатр и кафе-мороженое. Пройдя еще дальше, мы вышли вначале на берег морского залива, а затем и на полуостров, который пытаются превратить в популярный пляжный курорт. Там уже есть песчаный пляж с яхтенной стоянкой, парк авангардистских скульптур и с десяток отелей.

15 июля 1689 года 175 поселенцев, спасаясь от нападений пиратов, переместились с побережья в глубь острова и основали город Санта-Клара. Сейчас это один из крупнейших транспортных центров страны и сам по себе ничем не примечательный заштатный провинциальный городок. Стандартные, похожие друг на друга одно- или двухэтажные дома, узкие улицы, проложенные в точном соответствии с правильной прямоугольной планировкой. Все это характерно для построенных сравнительно недавно и на совершенно пустом месте городов.

Куба — страна неисчерпаемая. Чем больше ее изучаешь, тем больше поражаешься. Вот и в Санта-Кларе произошел такой показательный случай. На углу центральной площади Леонсио Видал мы заглянули в кафе, расположенное напротив фонтана, в центре которого стоит мальчик с дырявым сапогом (через дырки в нем вода и течет). Там продавали пиццу за 5 куков. На интуристов рассчитывают. Их, вероятно, сюда привозят во время экскурсий к мемориалу Че. Но где-то же должна быть и нормальная пицца — за кубинские песо. После коротких поисков мы ее нашли — как обычно, за 5 кубинских песо (в 24 раза дешевле). Но самое удивительное было в том, что «пролетарскую» пиццу продавали в окошке с задней стены того же самого кафе. Ее наверняка и готовили на той же кухне!

В Санта-Кларе удивительно мало зелени и почти нет развлекательных заведений. Туристов здесь никогда бы и не увидели, если бы не одно историческое событие, в результате которого город попал во все учебники новейшей истории.

В декабре 1958 года здесь произошло сражение между повстанцами Фиделя Кастро и верными диктатору Батисте войсками. В истории Кубинской революции эта эпохальная битва сравнима по своей значимости разве что со штурмом Зимнего в октябре 1917 года. И точно так же уже невозможно понять, что же именно здесь происходило.

Если штурм казарм Монкадо в Сантьяго-де-Куба стал началом революции, то битва за Санта-Клару — ее триумфальным завершением. Около 300 партизан во главе с бывшим аргентинским врачом Эрнесто Гевара де ла Серна после тяжелого четырехмесячного похода через джунгли вышли на окраину города, который охранял гарнизон из 3000 солдат регулярной армии. Это по 10 солдат на каждого повстанца!

Но повстанцы захватили город всего за полтора часа. Именно столько времени продолжалось точно задокументированное историками великое сражение. Они не встретили почти никакого сопротивления. Да и городские здания никак не пострадали. Все, что осталось в качестве напоминания о штурме, — десяток пулевых отверстий на фасаде «Гранд-отеля» (позднее его переименовали в «Санта-Клара Либре»).

Сражение за Санта-Клару считается самой грандиозной битвой Кубинской революции. А Че Гевара, руководивший повстанцами во время нападения на Санта-Клару, стал постепенно превращаться в величайшего революционера второй половины XX века.

Памятники и портреты Че Гевары можно увидеть во всех городах Кубы, а футболки с его изображением продаются на всех сувенирных лотках и в киосках. Но где же установить самый главный монумент? Конечно, правильнее всего это было бы сделать на родине героя. Но он родился не на Кубе. Тогда мемориал Че Гевары решили построить на месте его самого знаменитого сражения — в Санта-Кларе.

В центре города подходящей площадки не нашли. И мемориальный комплекс построили на окраине. Громадную площадь выложили гранитом, а на краю поставили мавзолей, в котором перезахоронили перевезенные из Болтин останки героя. Над могилой на высоком мраморном пьедестале установили бронзовую статую Че с многозарядным карабином в руке.

Недалеко от мемориала Че начинается ведущая в сторону Гаваны двухрядная автострада «autopista national». На широкой асфальтированной дороге с разделенными газоном полосами главный вид транспорта — запряженные лошадьми повозки.

У начала автострады мы нашли и площадку для организованного автостопа. Рядом с ней построили огромный крытый автовокзал. А на стене повесили доску, на которой мелом записываются в очередь.

Это самая большая площадка для автостопа, на которой нам довелось побывать во время путешествия по Кубе. На ней работало сразу ТРИ «профессиональных автостопщика». Они также останавливали все, что движется. Хотя на автостраде, соединяющей два крупнейших города страны, транспорта было очень мало. Первый появившийся на дороге автобус был заполнен офицерами и солдатами с автоматами. Очевидно, они направлялись куда-то на учения или на какую-то секретную военную операцию. Но ведь армия на Кубе — народная. Поэтому и военный автобус был заполнен автостопщиками. Мы тоже не преминули воспользоваться подвернувшейся оказией.

Солдаты проехали по трассе километров двадцать и свернули в сторону городка Ранчуэло. Мы вышли на повороте. Населенных пунктов в зоне видимости не было. Не было и площадок для автостопа. Поэтому пришлось нам голосовать по старинке. Хотя стоять самим на обочине и поднимать руки стало уже как-то непривычно. К хорошему, как известно, быстро привыкаешь.

Голосовали мы недолго. И вскоре уже ехали с дальнобойщиками на «КамАЗах»: я был в одном грузовике, а Олег — в другом. Впервые на Кубе мы ехали не в кузове, а в кабинах грузовиков.

Дальнобойщики высадили нас не на очередном повороте с трассы, а возле «сервис-центра». Там были заправка, авторемонтная мастерская, киоски с кубинской версией кока-колы (по виду — один к одному, по вкусу — один к трем), пивом и печеньем. Торговали свежеиспеченной пиццей и мороженым. Нашли мы и типичную советскую столовую самообслуживания с котлетами и компотом.

Из «сервис-центра» мы уехали с Майклом, бородатым англичанином в темных очках, путешествовавшим по Кубе на арендованной малолитражке «Пежо». По пути в Гавану мы подобрали семейную пару, потом двух полицейских (они тоже ехали автостопом). Каждый раз попутчики давали деньги, как это и положено на Кубе. И каждый раз англичанин отказывался их брать.

Майкл высадил нас неподалеку от величественного здания Капитолия, в самом центре Гаваны. Мы прошли буквально сто метров, как к нам привязался хелпер.

— Вам нужна каса?

Я сразу же объяснил ему ситуацию:

— У нас требования к удобствам минимальные. Но больше 15 кук за комнату платить не хотим.

Он вызвался найти нам подходящий вариант. Комната оказалась действительно без претензий на шик (хотя кондиционер там все же был). Но квартира, в которой мы поселились, находилась в доме у набережной, в переулке у центрального бульвара Прадо. Хозяйка, оказавшаяся выпускницей Киевского политеха, на хорошем русском языке попросила нас сильно не светиться. Оказывается, каса у нее была нелегальная.

— Я бы и не против платить налоги. Но у нас берут не процент с выручки. Нужно покупать лицензию на год за 800 куков. Мне столько не заработать. Вот и приходится сдавать комнату нелегально.

Гавана — лучше всего сохранившийся ~ колониальный город Америки. Здесь с самого основания города не было ни землетрясений, ни войн, ни революций. После победы революции на окраинах активно строили новые районы для рабочих — типичные «хрущевки» (их строили при поддержке СССР). Но центр Гаваны с 1950-х годов практически не менялся.

Старая Гавана оказалась как бы «законсервированной». Долгое время здесь вообще ничего не делали: ни новых домов не строили, ни старых не реставрировали. Дома разрушались только от собственной дряхлости. И на их месте возникали пустыри. Впрочем, такое философское отношение к внешнему виду города характерно не только для наших дней. Побывавший здесь в самом начале XIX века Александр Гумбольдт писал: «Во время моего пребывания в Испанской Америке Гавана из-за отсутствия в ней хорошего надзора полиции имела более безобразный вид, нежели большинство других городов».

Старый центр города до сих пор сохранил свой самобытный колониальный облик. Здесь до сих пор можно увидеть здания, построенные испанцами в XVI–XVII веках. В 1984 году главные архитектурные достопримечательности столицы были внесены в Список мирового культурного наследия ЮНЕСКО. Только тогда и началась реставрация — на выделенные этой авторитетной и богатой организацией деньги. Сейчас памятники от «не памятников» можно легко отличить по внешнему виду. Если здание отреставрировали и покрасили и оно ярко выделяется на фоне соседних облезлых полуразрушенных зданий, то это — памятник!

По Старой Гаване приятно гулять пешком. А как же иначе? Здесь просто НЕТ общественного транспорта, а частных машин — даже разваливающихся на ходу — удивительно мало для миллионного города. Вот и получается, что весь центр Гаваны по факту — одна огромная пешеходная улица.

Топография здесь очень простая: одни улицы идут к заливу, другие пересекают их под прямыми углами. Не заблудишься. Хотя для самых-самых ленивых туристов здесь есть и прообраз «такси» — запряженные лошадьми повозки.

На главных улицах нам попадались толпы туристов. Но стоило свернуть за угол, как сразу же мы оказывались в трущобах. Там кубинцы играли в шахматы и шашки (как правило, не на досках, а на расчерченных карандашом картонках) или упорно пытались реанимировать развалившееся от старости чудо американского автомобилестроения середины XX века.

В Гаване наша кругосветка по безвизовым странам заканчивается. Отсюда мы летим назад в Москву прямым рейсом Аэрофлота.