Вокруг света без виз

Глава первая Камбоджа

По пути в Камбоджу мы транзитом проехали через Таиланд. Прилетев из Сингапура в Бангкок, мы заехали на пару дней на остров Ко Чанг, а оттуда отправились в сторону камбоджийской границы.

Официально россияне могут въехать в Камбоджу только при наличии визы. Но ее можно оформить и непосредственно в момент пересечения границы. Официально виза на 30 дней стоит ровно 20 долларов. Но обычно пограничники надеются и на небольшую мзду. Кроме денег, нужно было заполнить короткую анкету и приклеить к ней фотографию.

У меня, как назло, фотографий с собой не было — до такой степени привык к безвизовым странам. у Олега фотографий было навалом. Из кучи его фотографий мы выбрали две, которые больше всего различались между собой. Одну приклеили на его анкету, другую — на мою.

Сдали паспорта с анкетами в окошко, ждем. Через некоторое время окошко открывается. В него выглядывает девушка в форме с моей анкетой в руке.

— Мистер, это не ваша фотография.

— Пардон, — говорю я и не знаю, что еще добавить в свое оправдание.

Она отрывает фотографию от анкеты и отдает ее мне. Окошко закрывается. Еще через пару минут нам выдают паспорта с визами.

После перехода границы на нас набросились таксисты. Но мы все же уехали автостопом — до ближайшего городка Коконг.

Вот и новая для нас страна, а значит, и новая национальная кухня. Мы зашли в традиционную камбоджийскую столовую. На улице под навесом из гофрированного железа стоял длинный стол, накрытый клеенкой. На нем выставили несколько кастрюль с чем-то, напоминающим густой суп или шурпу — с большими кусками мяса или рыбы. Рядом на эмалированных подносах разложили жареную рыбу, кальмаров, вареные свиные уши — одним словом, деликатесы. Сама кухня здесь же — буквально в трех метрах от столика с едой. Готовят на сложенной из камней дровяной печи. Рядом с ней в тазах с грязной водой моют овощи, тут же чистят рыбу и ощипывают кур. Только свинину откуда-то приносят уже порезанную на куски. На огне стоит огромный котел, в котором кипит какое-то варево.

Можно было ехать дальше. Но на автостанции выяснилось, что не только ночных (как в соседнем Таиланде или любой другой стране Индокитая), но даже послеобеденных автобусов нет. Все они, как сговорились, отправляются только по утрам. Придется ночевать в Коконге. А где?

Именно об этом я и спросил европейца лет шестидесяти в широкополой шляпе, который как раз попался нам по пути.

— Могу порекомендовать отличный гестхаус. Я сам там жил, пока не снял отдельный дом, — сказал он и предложил нас проводить.

Джим оказался американцем из Чикаго.

— Я — марксист, — сразу же заявил он, узнав, что мы из России, — Настоящий пролетарий. Тридцать лет шоферил. Работал не как американец — по 5–6 часов, а как иммигрант — по 10–12. Да все без толку. Все деньги у проклятых капиталистов. А здесь со своей скромной пенсией я чувствую себя богачом. Не то, что в Штатах.

Следуя за «марксистом», мы прошли через рынок, вышли на берег реки и свернули направо. Джим показал нам гестхаус, но сам не стал в него заходить.

— С веранды замечательный вид на закат, — сказал он напоследок и пошел дальше по улице, не оглядываясь.

В двухэтажном деревянном доме с огромной верандой трехместных номеров не было. Поэтому мы с Олегом поселились в одной комнате, а Саша — в другой.

До заката было еще далеко, поэтому вид с веранды открывался только на баркасы, стоявшие у деревянного причала в десяти метрах от берега. С них по шатким мосткам на берег грузчики выносили пластиковые ящики со свежей рыбой.

Поверхность реки в двух-трех метрах от берега была замусорена кусками пенопласта (как будто недавно здесь прикупили целую партию телевизоров и холодильников, а упаковку поломали на мелкие куски и бросили в реку), полиэтиленовыми пакетами, пустыми пластиковыми бутылками, старыми тряпками и обломками досок.

Центральную улицу, которая одновременно является и частью шоссе от тайской границы до Пномпеня, недавно заасфальтировали. Но пыль, прилетающая с боковых улочек, норовит свести насмарку все усилия дорожных рабочих. Весь город выходит им на помощь. Мы как раз стали свидетелями очередного субботника.

У главного перекрестка трудилось человек двадцать разного пола. Все были одеты примерно одинаково: в длинных штанах и рубашках с длинным рукавом, на голове — шляпы или мотоциклетные шлемы, на лице — марлевые повязки. Отчаянно махая метлами, они сметали песок с асфальта в кучки. Потом с помощью совков собирали его в корзины, которые тащили к грузовику и вываливали в открытый с торца кузов.

В буддийском монастыре тоже кипела работа. Там монахи строили себе новый храм. Вообще буддистским монахам работать не положено. Их дело заниматься медитацией и искать путь к индивидуальному спасению.

Если придерживаться буквы монастырского устава, то монахам разрешается заниматься только единственным видом работы — подметать территорию монастыря. Все остальное должны делать живущие при монастырях миряне. Но это все в теории. На практике же монахам все же иногда приходится работать. В виде исключения. Но только на территории монастыря и бесплатно. Именно такие бескорыстные труженики в коричневых робах здесь и кидали лопатами цемент и песок в бетономешалку.

Похоже, все здесь работают, в меру своих сил и способностей.

Проходя по одному из пыльных переулков, мы заметили парикмахерскую. На открытой веранде стояли два кресла, обращенные к зеркальной стене. А не пора ли нам постричься?

Мы с Олегом сели в кресла, а Саша пошла в гестхаус, смотреть на закат. Когда мы постриглись и собирались уже уходить, хозяйка салона — женщина лет пятидесяти — спросила:

— Может, вам сделать еще и массаж ног?

— Да мне не ноги, а вот что надо массировать, — Олег показал на штаны пониже пояса.

— Без проблем, — тут же согласилась хозяйка.

Олег окинул ее взглядом с головы до ног.

— Я ее хочу, — он показал на молоденькую парикмахершу, которая как раз заканчивала меня стричь.

Хозяйка ее подозвала и вместе с Олегом увела в комнату. Они там о чем-то оживленно спорили.

Олег вернулся минут через пять.

— Девушка оказалась не камбоджийкой, а вьетнамкой. Хотела с меня 50 долларов. Пришлось долго торговаться. Договорились за 20 долларов. Только у них нельзя. Сниму комнату в соседней гостинице и заберу ее туда после окончания рабочего дня.

Вечером Олег отправился на свидание.

— Вернусь утром. Надеюсь, не опоздаю к отправлению автобуса.

Ночью раздался стук в дверь. За ней послышался голос Олега. Вошел он лишь после того, как огляделся по сторонам. Вид у него был запыхавшийся и немного испуганный. Как будто на него на улице напали грабители.

— За тобой гонятся? — удивился я.

— Возможно, — сказал он таинственно.

Потом немного пришел в себя и стал рассказывать о своих приключениях:

— Я пришел в парикмахерскую ровно в шесть часов вечера. Как и договаривались. Повел свою вьетнамку в отель, в котором предварительно снял номер. По дороге купил нам по бутылке пива. Зашли мы в комнату. Сразу на кровать. Я изголодался тут с вами за несколько месяцев воздержания. Поэтому набросился на девушку, как нетерпеливый подросток. Она же лежала как бревно, почти никак не реагируя. И тут звонят ей по мобильному. Оказалось, срочно вызывают к клиенту. Но мы же договаривались на всю ночь? Я очень был зол и удивлен. Но она быстро оделась и ушла, пообещав вернуться. Я ждал-ждал.

Потом мое терпение лопнуло. Я тоже собрался и ушел.

— Так что же у тебя вид такой перепуганный?

— А я не заплатил. Мы же на всю ночь договаривались. Я думал, утром и заплачу. На всякий случай брал с собой ровно 20 баксов с мелочью. Вот я и боюсь, что она пожаловалась сутенеру. И меня теперь бандиты по всему городу ищут.

Если его и искали, то не нашли. На следующее утро за нами приехал тук-тук, чтобы отвезти на автовокзал к автобусу. Когда мы свернули в тот самый переулок, где была парикмахерская, Олег нагнулся низко к полу, будто случайно уронил монеты и пытался их собрать — маскировался. Однако парикмахерская была закрыта, и никто на нас не обратил внимания.

В автобусе Олег тоже сидел как на иголках. Он успокоился и пришел в себя, только когда мы выехали из Коконга, известного в Камбодже как «город контрабандистов и проституток», и помчались на восток, в сторону городка со странным для русского слуха именем Кампот.

Городок Кампот, расположенный на берегу реки Теук Чхоу, похож на любой другой провинциальный камбоджийский городок. Вдоль набережной тянется ряд построенных французами зданий. В длинном ряду облупившихся фасадов нет-нет да встречаются свежепокрашенные, с новыми рамами и чистыми стеклами. В этих старых, но подновленных косметическим ремонтом домах открывают отели, рестораны и пансионы. Чуть дальше от реки расположен рынок. Единственная мало-мальски оживленная улица — это участок проходящего через город шоссе. Вот, собственно, и все.

Здесь не нужно суетиться, сломя голову носиться от одной достопримечательности до другой. Иностранцы если и приезжают сюда, то лишь затем, чтобы тихо отдохнуть, расслабиться. Пить пиво или рисовое вино, наблюдая с веранды пансиона, как солнце медленно садится вдали за рекой, и прислушиваться к доносящимся издалека крикам петухов. Удивительно тихое и спокойное место.

В первой четверти XX века недалеко от Кампота французы создали «горную станцию». В 1925 году там построили пятизвездный, по меркам того времени, отель «Бокор». Его даже назвали не отелем, а дворцом.

В конце 1940-х годов этот район страны стал зоной боев между французскими колониальными войсками и «свободными кхмерами». После получения Камбоджей независимости дворец восстановили. Но в 1970-х годах сюда пришли «красные кхмеры». И о курорте вновь пришлось надолго забыть. Ставший никому не нужным отель постепенно разрушается. Его руины стали одной из оригинальных достопримечательностей.

К руинам дворца мы отправились в организованной одной из местных турфирм группе — вместе с тремя француженками, австралийцем и голландцем. На микроавтобусе нас довезли до поста рейнджеров, охраняющих, в меру сил и возможностей, национальный парк, на территории которого находится разрушенный отель, от браконьеров. Там наши имена тщательно записали в книгу учета посетителей и выделили — в дополнение к гиду — еще двух провожатых. Их представили как опытных охотников на тигров, задача которых на этот раз не охотиться на хищников, а не дать им на нас напасть. И с этой задачей охотники справились блестяще. Когда мы карабкались по узкой каменистой тропе через густой лес, вообще ни один зверь к нам не приближался. Реальную опасность представляли только колючие лианы, гирляндами свисавшие с деревьев. Колючки рвали одежду и царапали кожу. Да постоянно приходилось разрывать руками паутину, стараясь не зацепить ярко разукрашенных ядовитых пауков.

Тропа вывела нас на дорогу. Там нас уже ждал пикап. По пути мы объезжали бульдозеры, грузовики, катки. Поворот за поворотом, поворот за поворотом.

Гид по пути рассказывал:

— Эту дорогу строили французы с 1917-го по 1921 год. Но работали на строительстве камбоджийские рабочие. Широко использовался рабский труд заключенных. Их свозили на стройку из тюрем со всей страны. Многие здесь погибли от непосильного труда. Тогда ведь здесь не было ни бульдозеров, ни экскаваторов, которые мы сейчас с вами видим.

Плоскогорье было укутано густым облаком. Удивительно тихо. Стоило отойти на десяток метров от попутчиков, и их уже и не видно, и не слышно. Туман был такой густой, что все звуки в нем вязли. Неудивительно, что руины заброшенного трехэтажного отеля «Бокор», мимо которых внизу прошел бы, даже не оглянувшись (таких типично колониальных зданий примерно в таком же запущенном состоянии в Камбодже много), здесь казались не менее величественными, чем замки крестоносцев в Сирии.

Штукатурка по большей части сохранилась. Но краски и следа нет. Грязно-серые стены украшали лишь пятна плесени и мха цвета ржавчины. Внутри остались лишь внутренние перегородки, бетонные винтовые лестницы, куски керамической плитки в ванных. Ни дверей, ни оконных рам, ни труб, ни проводки. Мародеры очистили руины от всего мало-мальски ценного.

Отель был построен буквой П. Во внутреннем дворе, вероятно, был бассейн. Но сейчас там деревья, поднявшиеся вверх до второго этажа.

Вот, собственно, и все. Можно ехать дальше — в Пномпень.

Как-то раз на берегу Меконга молодая вдова Пень размышляла о своей нелегкой вдовьей участи. И вдруг она увидела, что по воде плывет огромное дерево, в кроне которого что-то блестит. Что бы это могло быть? Вдова сама в воду благоразумно не полезла, а стал кричать, созывая на помощь деревенских жителей. Они в это время занимались домашними делами, но все бросили и прибежали посмотреть. Дружными усилиями удалось притянуть дерево к берегу. В ветвях нашли 5 статуэток Будды — ни больше, ни меньше. В легенде говорится даже точнее — ровно одну каменную и четыре бронзовые.

У себя во дворе вдова Пень насыпала небольшой земляной холмик, поставила на него алтарь, а на алтарь — пять статуй Будды.

История о чудесным образом найденных изображениях стала быстро распространяться по окрестностям. Буквально каждый хотел прийти и посмотреть на них своими глазами. Сообразительная вдова обязала всех паломников приносить с собой хотя бы по горсти земли. Так постепенно стал расти искусственный холм. Постепенно под ним скрылся весь участок вдовы Пень, а вершина холма достигла 27 метров. К тому времени вдовы уже не было. Но ее имя осталось увековеченным в названии холма — Пном-Дон-Пень. А позднее и в названии столицы Камбоджи.

В русской дореволюционной географической литературе город назывался — Пном-Пенх. Затем его название сменили на Пном-Пень, а затем — Пномпень. Впрочем, некоторые ученые не верят в историю про вдову Пень и склонны считать, что название города произошло от кхмерского «Гора изобилия».

Если же легенда о вдове Пень все же основана на реальных событиях, то она, согласно мнению историков, могла произойти в 1372 году. Именно в том году наводнение разрушило одну из больших лаосских ступ, стоявших на берегу Меконга немного выше по течению. Оттуда и могли приплыть статуэтки.

На вершине искусственного холма сейчас уже не один алтарь, и даже не один храм. Там есть и высокая буддийская ступа, и несколько храмов.

В центральном храме центральное место занимает статуя сидящего Будды, установленная на постаменте, основание которого со всех четырех сторон заставлено разнокалиберными статуэтками Будды. На огромном столе стоят вазы с фруктами, жареные куры и утки, плошки с рисом. В воздухе висит дым от ароматных палочек, мигают электрические лампочки в нимбах, горят масляные светильники.

В стоящих по соседству на вершине холма маленьких храмах можно увидеть фигуры Будды, Конфуция, китайских и кхмерских духов, индуистских божеств. Всем здесь нашли место. Никого не обидели.

Со стороны Меконга на вершину холма ведет широкая каменная лестница с балюстрадой. У ее основания продают птиц в клетках. За небольшую мзду можно выбрать любую из них и… отпустить на волю. Такой благородный поступок, с точки зрения буддистов, обязательно сторицей будет компенсирован в одном из будущих перерождений.

У подножия холма разбили уютный парк. В нем снуют разносчики в кепках с рекламой одной из российских сотовых сетей (проникновение наше по планете?), предлагающие лапшу и сладости. На склоне, обращенном к городу, установили гигантские часы, с циферблатом диаметром 10 метров. Круг и цифры из травы и цветов. А непрерывно движущиеся стрелки — часовая, минутная и секундная — из легкого металла.

Получилось очень символично. На переднем плане часы, за ними — памятник с членами королевской семьи, а на вершине холма — белая буддийская ступа. Чем не символ преходящего быстротекущего времени, стабильности королевской власти и вечности буддизма?

Если днем народ тянется к храму (или к парку?), то по вечерам людское столпотворение на набережной Меконга. И здесь все так же чинно, мирно, без спешки. Кто катается на прогулочных корабликах, кто рыбачит, кто просто глазеет на то, как несет Меконг свои воды.

Глава вторая Вьетнам

Следующая страна на нашем пути — Вьетнам. Россиян туда пускают без визы на две недели. В Пномпене туристам предлагают комбинированный маршрут: вначале на микроавтобусе до камбоджийской пристани Неак Луонг, а оттуда на лодке за 6–7 часов до вьетнамского Тяудока. И стоит это все 15 долларов, примерно столько же, сколько пришлось бы заплатить за общественный транспорт. Но удобнее — не нужно ждать на пересадках.

Организовано все так удобно, что даже не нужно искать турфирму, которая организует поездку. Билеты продают во всех гестхаусах, по одной и той же цене. А утром микроавтобус забирает прямо от дверей гостиницы.

Меконг — главная река Индокитая — берет начало в горах Тибета и течет по территории Китая, где называется Ланьцанцзян, затем разграничивает Мьянму и Лаос, петляет по Лаосу и, отделив Лаос от Таиланда, втекает в Камбоджу.

Камбоджийско-вьетнамская граница проходит там, где начинается область дельты, которая целиком принадлежит Вьетнаму. Во Вьетнаме Меконг называют Гонгбангсонгкулонг, «Река девятиглавого дракона». Примерно в 250 км от устья река делится на два главных рукава — собственно Меконг и Бассак. Затем они распадаются на многочисленные протоки, формирующие самую густую в мире естественную речную сеть.

Активное освоение дельты Меконга началось примерно 300 лет назад. Сейчас здесь производится 60 % всего риса и большая часть выращиваемых во Вьетнаме фруктов. По берегам поселения и отдельные дома встречаются почти так же часто, как и вдоль шоссе. Слышен стрекот бензиновых движков в насосах, которыми качают воду из реки для полива огородов. Навстречу то и дело попадались груженные под завязку деревянные суда и баржи, у которых только глаза, нарисованные на носу, и торчали над водой.

Меконг — не только транспортная артерия. Это средоточие жизни. В реке купаются дети, а взрослые купают буйволов, стирают, моют посуду и овощи, ловят рыбу. Здесь же устраивают и гонки на каноэ. Десять-двенадцать гребцов, по два в ряд, плюс рулевой на корме и капитан команды на носу — он сам не гребет, а задает ритмичными выкриками частоту гребков.

По сути, вся жизнь местных жителей с утра до вечера проходит у Меконга, на Меконге или в Меконге.

В Тяудоке вдоль Меконга тянутся плавучие хижины, соединенные с берегом деревянными мостками. Эти легкие приземистые домики собирают на плотах из пустых металлических бочек из-под мазута. Под каждым домом обязательно есть садок, в котором держат рыбу. Ее подкармливают пищевыми отходами. Впрочем, возможно, в дело идут и другие продукты жизнедеятельности. Ведь никакой канализации на плотах, естественно, нет.

Каждый зарабатывает как может. Еще французские колонизаторы заметили, что вьетнамцы — самый активный и трудоспособный народ Индокитая. Вероятно, это связано с тем, что эта страна долгое время находилась под сильным политическим, культурным и экономическим влиянием Китая. Поэтому и стали вьетнамцы похожи на китайцев не только внешне, но и по своим привычкам.

Формально Вьетнам остается социалистическим государством. Но точно так же, как и в соседнем Китае, компартия сохранила за собой только политический и идеологический контроль. А в экономической деятельности предоставила полную свободу. Все крупные и средние предприятия принадлежат чиновникам и партийным функционерам или их ближайшим родственникам. Но мелким бизнесом может заниматься каждый. Вот и в Тяудоке всю набережную превратили в один длинный рынок.

У входа на рынок продавали приготовленные на пару пресные булочки из рисового теста с различными начинками. Рядом с помощью ручного пресса из стеблей сахарного тростника выдавливали сок. В продуктовых рядах самое почетное место занимала рыба — всех сортов и видов: сырая, вареная, жареная, холодного и горячего копчения, сушеная и соленая. Были там креветки, мидии, кальмары.

Большое разнообразие тропических фруктов — и джек-фрут, и драгон-фрут, и манго, и обычные бананы с мандаринами. Все эти фрукты были свалены в большие кучи, как у нас какая-нибудь банальная картошка. Были там и экзотические заморские фрукты — яблоки и груши, импортированные из Китая, Австралии и Новой Зеландии. Их продавали чуть ли не на вес золота — поштучно, в индивидуальной упаковке.

Предлагали на рынке и доступный для всех фаст-фуд. Например, традиционный китайский куриный суп с лапшой. Варили или, правильнее было бы сказать «собирали», его тут же. На дровяной плитке стоял котел с кипящим бульоном, рядом на подносе были разложены вареные пельмени, рисовая лапша, петрушка, сельдерей, зеленый лук. Торговка ловкими уверенными движениями брала всего по чуть-чуть, бросала в большие фарфоровые миски и заливала кипящим бульоном. Есть нужно было палочками — как в Китае.

Религию в Тяудоке, похоже, также у китайцев заимствовали. Прямо на набережной у рынка стоит китайский буддийский храм Чауфу. Этот храм был построен в 1926 году в честь Тхай Нгок Хоу (1761–1829), который похоронен на горе Сам. Здание украшено орнаментом в китайском и вьетнамском стиле. Внутри хранятся поминальные дощечки с именами умерших и их биографиями. Во внутреннем дворе храма группа молодых парней репетировала танец дракона. Восемь человек с палками, к которым прикреплен сделанный из тряпок мифический зверь, учились двигаться синхронно, под ритмичные удары барабанщиков. Дракон в их руках был как живой. Он двигался вперед и назад или бешено крутился вокруг своей оси, то свиваясь кольцами и укорачиваясь, то, наоборот, вытягиваясь во всю длину. Актерам-драконоводам приходилось быть еще и акробатами. Они раскручивали дракона в бешеном ритме и прыгали через него, как через скакалку.

Пока мы наблюдали за танцорами, постепенно стемнело. На ночь мы останемся в Тяудоке — гостиниц здесь навалом. А рано-рано утром поедем в Хошимин на автобусе. Они здесь начинают ходить с 4 часов утра.

Если Ханой — столица Вьетнама, то Хошимин, бывший Сайгон, — это крупнейший экономический, деловой, индустриальный и торговый центр, самый большой город страны. Сайгон никогда не претендовал на роль научного или культурного центра. Призвание местных жителей — торговля и коммерция. Все здания, которые можно отнести к историческим достопримечательностям, строили не вьетнамцы, а колонизаторы — французы.

Наряду с экономической и политической экспансией французы вели и активную миссионерскую деятельность. Один из видимых результатов их неустанных трудов по спасению душ язычников — кафедральный собор Нотр-Дам, построенный в самом центре города на месте древней пагоды. Здание из красного кирпича с двумя украшенными железными шпилями башнями, высотой по 40 метров, видно издалека. На той же центральной площади по диагонали от входа в собор сохранилось и здание Главпочтамта, также построенное французами. Изнутри оно удивительно напоминает железнодорожный вокзал — такое же длинное, с арочным потолком. Только там, где должны были бы быть часы, в самом торце, висит портрет Хо Ши Мина.

Самая оригинальная и живая достопримечательность Хошимина — старые кварталы. Стоит свернуть с какой-нибудь главной улицы в переулки, как сразу окунаешься в самую гущу жизни. Вся жизнь проходит на виду. Переулки шириной метра два-три, а окна и двери домов открыты настежь. Можно разглядеть, кто чем занимается, у кого какая домашняя обстановка, кто что ест на ужин. Совсем трущобами такие места не назовешь. Люди живут скромно, но не чересчур бедно. В домах есть и электричество (в каждом — телевизор), и вода. Отопление здесь просто не нужно. Живи и радуйся общению с соседями. Так вся жизнь здесь и проходит — на виду. Во Вьетнаме с туристами носятся, стараются обеспечить им максимум комфорта, отгородить от суровых реалий вьетнамской жизни. Здесь создана и рассчитанная исключительно на туристов транспортная сеть.

В любом туристическом агентстве продают «открытый автобусный билет» на переезд от Хошимина до Ханоя с промежуточными остановками во всех главных туристических центрах страны — Нячанг, Хойан, Хуэ. В каждом из них можно или сразу пересесть с автобуса на автобус, или останавливаться на какой-то срок — по собственному желанию. А потом продолжить поездку.

Автобусы отправляются от туристических кафе. Это тоже чисто вьетнамское изобретение. Эти кафе представляют собой что-то типа универсального туристического комплекса из кафе, ресторана, гостиницы, туристического агентства и транспортного узла.

Даже самым стойким фанатам самостоятельных путешествий на общественном транспорте во Вьетнаме трудно бороться с соблазном сдаться на милость туристического бизнеса. Ведь и бизнес этот не стандартный. Он рассчитан не на организованные туристические группы, а на тех, кто обычно путешествует самостоятельно.

Вероятно, тенденция к организации самостоятельных путешественников и превращению их в псевдосамостоятельных, зародившаяся в странах Индокитая, постепенно распространится и на весь остальной мир. Приведет ли это к вырождению самостоятельных путешествий в принципе, или путешественники все же найдут в себе силы вырваться из такого сладкого плена, покажет время. Мы же не смогли устоять перед соблазном легкой жизни. И наша поездка по Вьетнаму превратилась в некое подобие организованного туризма.

Вечером у одного из туристических кафе мы погрузились в спальный автобус и поехали в Нячанг — там будет наша первая остановка на пути в сторону Ханоя.

В этом путешествии нам уже неоднократно приходилось спать в ночных автобусах. Но впервые мы попали в автобус, который изначально рассчитан именно на то, что пассажиры в нем будут не сидеть, глядя в окно, а спать. Кресел в спальном автобусе нет в принципе. Обувь нужно снимать при входе и проходить внутрь. Между рядами двухэтажных нар с подушками и одеялами тянутся два узеньких прохода. Да и сами кровати немного уже и короче, чем хотелось бы. Толком не вытянешься, да и поворачиваться с боку на бок приходилось с опаской.

Приехав в Нячанг, мы попали на территорию древнего государства тямов — Чампа (китайцы называли его Лини). Оно было основано во II веке малайцами, но уже в IV веке попало под сильное влияние Индии. Короли тямов принимали санскритские имена, а города называли на индийский манер. Так, например, современный Нячанг назывался Каутхара.

На жизнь тямы зарабатывали морской торговлей. Но не брезговали и более выгодным бизнесом — пиратством. Причем чаще всего они нападали на оккупированную Китаем северную часть Вьетнама. Чтобы положить конец разбою, в 446 году китайцы провели карательную экспедицию. Они разрушили столицу тямов Виджайю и установили свой контроль над разоренной страной.

В 510 году после упорной борьбы за независимость тямы смогли освободиться от китайского контроля. Но и позднее им приходилось неоднократно воевать и с китайцами, и с кхмерами (жителями современной Камбоджи), и с яванцами (с индонезийского острова Ява), и с тайцами. Довольно долго им удавалось отстаивать свою независимость. Но в XV веке северным вьетнамцам, при поддержке Китая, удалось присоединить тямов к своему растущему государству.

Нячанг — один из крупнейших пляжных курортов Вьетнама. Но те, кто еще не переключился на обслуживание туристов, по-прежнему зарабатывают себе на пропитание рыбной ловлей. В узком заливе, недалеко от впадения в море реки Кай, базируется рыболовецкая флотилия, состоящая из деревянных сейнеров. Когда очередной сейнер возвращался из моря, его сразу же облепляла стая деревянных гребных лодок (гребут вьетнамцы не руками, а ногами). Сидевшие в этих лодках женщины в мужской одежде, конических соломенных шляпах с платками, закрывающими нижнюю часть лица, что делало их похожими на пиратов, брали рыбацкую шхуну на абордаж. Запрыгнув на палубу, они хватали огромных рыбин и тащили их к своим лодкам. Конечно, они не были грабителями. Всю рыбу тщательно взвешивали и вывозили на берег только для того, чтобы перегрузить там на тележки и отвезти на рынок.

Вся эта суета шла на фоне тямских башен По Нагар, стоящих на противоположном берегу реки Кай. Башни, также известные как Тхап Ба, «Хозяйки города», были построены тямами в VII–XII веках, когда здесь был город Ка- утхара.

Башен было много. Но после череды нападений яванцев и вьетнамцев сохранилось только четыре из них. Три стоят в ряд — с севера на юг, а четвертая — сбоку от самой дальней, северной башни. Вероятно, были еще, как минимум, две башни за ней. Но сейчас на этом месте только вымощенный кирпичом двор.

Тхапчинь — крайняя и самая высокая башня, высотой 23 метра, посвящена богине Ян По Нагар. По легенде, именно она научила местных женщин ткать, за что они по сей день ей благодарны. В центральной башне — Тхапнам установлен алтарь богине Кри Гамбху, считающейся ответственной за деторождение. Поэтому бездетные пары часто приносят ей щедрые подношения. Южная башня — Мьеудонгнам посвящена дочери богини По Нагар. А богато украшенная, стоящая немного сбоку северо-западная башня Тхаптэйбак — дровосеку Санхака, отцу богини По Нагар. Одно большое дружное божественное семейство.

Во всех башнях стоят украшенные статуями и цветами алтари, горят свечи и благовония. Из-за того, что окон и вентиляции нет, внутри постоянно висит дым, а все стены покрыты толстым слоем копоти. Из-за чего башни изнутри напоминают гигантские печи. А со стороны они больше похожи на стоящие на гигантской шахматной доске пешки с заостренными вершинами.

У обрыва, с которого открывается вид на два моста, пересекающие реку Кай, в маленьком одноэтажном здании создали музей тямской скульптуры. Здесь собрали барельефы и обломки статуй. Но значительно большая часть древнего наследия представлена фотографиями. Ведь остатки древней цивилизации разбросаны по всему Центральному Вьетнаму.

Следующая остановка на пути в Ханой — город Хойан, который в XVI–XVII веках был одним из главных торговых портов Юго-Восточной Азии. Здесь торговали высококачественным шелком, тканями, бумагой, фарфором, чаем, сахаром, перцем, лекарственными травами, слоновой костью, воском, перламутром, лаковой посудой, серой и свинцом. Но после того, как протекающая через город река Тхубон обмелела и стала непригодной для судоходства, город стал быстро хиреть.

Старая часть Хойана закрыта для автотранспорта. Торговля здесь кипит по-прежнему. Но сейчас она ориентирована почти исключительно на туристов. Продают изделия из натурального шелка и ширпотреб — буквально за копейки. А в маленьких швейных ателье всего за час могут сшить вообще все, что угодно.

Все старые здания в Хойане тщательно пересчитали и внесли в единый государственный реестр. Всего насчитали 844 исторических памятника. Среди них есть обычные жилые дома и магазины, старые арочные мосты и стены, вьетнамские и китайские храмы, залы собраний китайских кланов и семейные молельни.

Визитная карточка Хойяна — японский мост Кау-Нят-Бан. Каменный арочный мост с пятью арками — одна большая центральная и две поменьше по краям — от дождя и солнца защищен деревянной крышей с вырезанным из дерева китайским драконом на коньке. Старинная легенда гласит, что давным-давно на земле жил огромный дракон Ку. Его голова находилась в Индии, хвост — в Японии, а тело — во Вьетнаме. Всякий раз, когда он шевелился, на Юго-Восточную Азию обрушивались ужасные бедствия — наводнения и землетрясения. Вьетнамцы и индийцы относились к ним философски. А японцы не стали терпеть. На самом слабом месте, на «ахиллесовой пяте» дракона, они построили мост, который стал причиной его гибели. Говорят, строительство моста началось в год Обезьяны, а закончилось в год Собаки, поэтому с одной стороны вход на мост охраняет пара вырезанных из камня обезьян, с другой — пара каменных собак. Мост очень красивый. Но дракона жалко. Он оказался ни при чем. Ведь стихийные бедствия в Японии не редкость.

После бесцельного блуждания по старым домам и китайским храмам мы зашли на рынок. На утлых лодочках рыбаки (а чаще — рыбачки) непрерывно подвозили только что выловленную рыбу. Ее тут же чистили и выкладывали на прилавки. Чуть дальше кучами были разложены овощи и фрукты, а на дальних подступах, куда не доходил навязчивый запах свежей рыбы, продавали модели парусников, вырезанных из дерева китайских божков, шляпы, штаны и футболки. Мы с Олегом тоже не удержались — купили себе защитного цвета панамы из хлопчатобумажной ткани, по 1 доллару за штуку.

Выехав из Хоана в три часа дня, мы уже к семи были в Хуэ. Высадили нас на берегу Ароматной реки, на окраине района, застроенного гостиницами для туристов — на любой вкус и кошелек: от четрехзвездного отеля на берегу реки до совсем уж примитивных гестхаусов. Мы выбрали что-то среднее.

На центральной набережной тянется длинный ряд прогулочных судов, стилизованных под старинные лодки с мордами китайских драконов на носу. На одной из таких лодок мы и отправились в неспешное путешествие по широкой равнинной реке Центрального Вьетнама.

Первая остановка у пагоды Тхьенму, одной из самых знаменитых пагод Вьетнама. На берегу реки стоит восьмиугольная семиэтажная башня Фыокзуен, украшенная плиткой и китайскими иероглифами. В соседнем павильоне на панцире огромной мраморной черепахи (символ долголетия) установлена огромная каменная стела.

В этом монастыре бережно хранят старый автомобиль, на котором в 1963 году буддийский монах Тхить Куанг Дык приехал в Сайгон на самосожжение — в знак протеста против политики президента Нго Динь Дьема. Монах, конечно же, был герой. Но все же довольно странно для буддиста быть до такой степени озабоченным политикой мирских властей.

У входа в храм в стеклянном ящике установлена позолоченная статуя смеющегося Будды, с поднесенной к уху левой рукой. Так и кажется, что он о чем-то увлеченно говорит по сотовому телефону. В дальнем конце храма на циновках сидели одетые в серо-голубые робы монашки, а перед алтарем в два ряда выстроились монахи в желтых, бежевых и светло-коричневых одеяниях. Они хором читали молитвы и периодически кланялись, держа горящие ароматные палочки над головой.

На берегах Ароматной реки императоры династии Нгуен строили свои гробницы. Именно сами себе. На потомков не надеялись. И тут уж как повезет. Один император строил и перестраивал свою гробницу на протяжении двадцати-тридцати лет, и к моменту его переселения в мир иной она была полностью готова. Другим приходилось уповать на наследников (притом, что им и самим нужно было заранее позаботиться о месте своего упокоения).

Вьетнамские императорские гробницы ничуть не похожи на египетские пирамиды или исламские мавзолеи. Их можно принять за типичный дворцово-парковый ансамбль с павильонами, храмами, прудами, мостами, пагодами, каменными стелами, причудливо подстриженными деревьями, сосновыми рощами.

Хотя гробницы отличаются по архитектурному стилю, который часто разрабатывался под непосредственным руководством будущего «жильца», у них есть общие элементы: двор Славы с каменными фигурами слонов, лошадей и мандаринов; павильон с огромной каменной стелой, на которой приведено описание деяний императора; храм с алтарем — на нем приносят жертвы душе императора; павильон для отдыха и медитаций; каменный саркофаг. Но самое удивительное, что это все лишь антураж. Само тело императора обычно спрятано в никому не известном тайном месте.

Автобус пришел в Ханой рано-рано утром и остановился у очередного туристического кафе. Там мы купили туры на двухдневную поездку (два дня и одна ночь) в бухту Халонг. И сразу же уехали.

В бухте Халонг было холодно, моросил дождь, острова окутывал густой туман. А ведь мы были в тропиках. И даже не где-нибудь в горах, а на уровне моря.

Все сновавшие по бухте туристические суда были построены в едином стиле: на деревянном корпусе из выкрашенных в темно-коричневый цвет досок возвышались двухэтажные надстройки. На первом этаже были каюты, двери и окна которых выходили на левый и правый борта. С палубы в носовой части судна деревянная лестница вела на второй этаж — в кают-компанию, на крыше которой была открытая веранда. Еще одна непременная деталь — вырезанная из дерева голова дракона, украшавшая нос судна. Были и мачты, но паруса встречались очень редко. Чаще всего мачты использовались в качестве флагштока для красного полотнища с желтой звездой.

Согласно местной легенде, бухту Халонг создал огромный дракон. Он разбросал по морю жемчужины, которые преградили путь китайской флотилии. Когда захватчики повернули восвояси, дракон остался в заливе, а его выступающая над поверхностью воды чешуя превратилась в три тысячи островов. Только у некоторых из них есть свои названия. Среди них встречаются и такие живописные, как «Голова человека», «Остров дракона», «Старый рыбак», «Два петуха».

Кроме островов, в бухте есть и многочисленные пещеры — они часто встречаются в известняковых горах (вода легко пробивает отверстия в мягком известняке). Острова в пасмурную погоду выглядели удивительно невзрачно. Но пещеры предстали нам во всей своей красоте, в свете разноцветных прожекторов.

Пещеру Тхьенкунг обнаружили сравнительно недавно. Но у нее уже есть своя легенда. Однажды в прекрасную девушку влюбился принц драконов. Они отпраздновали свою свадьбу в пещере. Но что-то, видимо, пошло не так. Как молодожены, так и все многочисленные гости окаменели и превратились в причудливые изваяния. Сразу и не скажешь, на что они похожи. Но гид взялся нам помогать, показывая сталактиты, которые, на его взгляд, были похожи на птиц, рыб, цветы, на группу поющих и танцующих на свадьбе волшебниц-фей.

Чтобы увидеть все эти причудливые «фигуры», в пещере устроили очень сложную и хорошо продуманную подсветку. Лампы всех цветов радуги создают ощущение праздника — как продолжение легендарной свадьбы. На грешную землю возвращают повсюду расставленные таблички: «Залезать на сталактиты, а также писать на них — запрещается!».

Лодочная экскурсия была организована по сложной и очень запутанной схеме. На одних и тех же судах перевозили и тех, кто, как мы, записался на два дня и одну ночь, и тех, кто планировал провести в бухте три дня (один день — на острове Катба). Мы постоянно останавливались у каких-то островков или вообще посреди моря, чтобы кого- то высадить, кого-то, наоборот, взять на борт. Нас также пересаживали с судна на судно.

Даже удивительно, что поздно вечером, после, стольких пересадок, на судне оказался полный комплект: количество туристов точно соответствовало числу спальных мест. Но тут возникла неожиданная проблема. Все каюты были двухместные. Поэтому организаторы меня с Олегом направили в одну каюту, а Сашу — в другую. Девушек в группе было мало. Поэтому гид назначил ей в соседи высокого австралийца лет двадцати пяти.

— Ни за что! Я с ним в одной каюте не буду ночевать. Найдите мне девушку, — Саша была возмущена до глубины души. Как будто ей предложили переночевать не на соседних кроватях в одной каюте, а в одной постели с незнакомым человеком.

Гид пытался защищаться:

— У нас нет больше свободных кают. Вы же покупали тур, в стоимость которого входят не одноместные каюты, а кровать в общей двухместной каюте. Кровати везде раздельные. Вам не придется спать вместе под одним одеялом.

Но Саша была готова разорвать бедного щуплого вьетнамца на части. Мы с Олегом никак не могли понять причину талой вспышки ярости. Парень был вроде симпатичный и по внешнему виду достаточно интеллигентный.

— А я с удовольствием переночевал бы с какой-нибудь девушкой, — сказал Олег мечтательно, и Саша тут же переключилась на него. Чтобы хоть как-то сгладить ситуацию и загасить скандал, развивавшийся на глазах у всей группы, он предложил: — Я вместо тебя могу пойти к австралийцу.

Что тут можно сказать? Мы к тому моменту были в пути уже почти четыре месяца. Причем буквально как на космическом корабле, практически круглые сутки вместе. Тяжелое испытание на совместимость.

Утро началось с прогулки на каяках. Всем раздали весла и усадили в ярко-желтые пластмассовые лодки.

— Только смотрите не потеряйте весло. Иначе за каждое будете платить по 20 долларов, — вот и вся инструкция.

Затем у нас была экскурсия по рыбацкой деревне, все дома которой стоят на воде. На больших плотах сразу по два-три дома, на маленьких — по одному. Есть там и бедняки, которые живут прямо в лодках.

На обратном пути в Ханой нас завезли в два поистине огромных сувенирных магазина. Каждый из них занимал площадь, сравнимую с размерами футбольного поля. Продавали там лакированные деревянные сандалии, картины, шляпы, футболки.

Следующую ночь мы провели в автобусе, идущем из Ханоя во Вьентьян.

Глава третья Лаос

Лаос — очередная безвизовая страна на нашем пути. Условия, как и во Вьетнаме, — бесплатный въездной штамп на две недели.

Столица страны Вьентьян — город древний. Но старых зданий в нем раз-два и обчелся. Очень уж неудачно он расположен — в окружении сильных и агрессивных соседей. Кто только на него ни нападал — и вьетнамцы, и бирманцы, и сиамцы, и кхмеры. Сохранилось лишь несколько древних буддийских храмов. Их агрессоры — тоже буддисты — специально не разрушали, разве что сгорят случайно во время общей суматохи.

Столица Лаоса по своим масштабам, конечно, не идет ни в какое сравнение со столицами соседних стран Индокитая. Но город все же слишком большой, и ходить по нему пешком из конца в конец довольно утомительно.

Мы арендовали два мотобайка (мотороллера). Один — мне, другой — Олегу с Сашей. Пока было светло, мы держались вместе. Но как только стемнело, почти сразу потерялись. Во Вьентьяне это и неудивительно — здесь большая часть транспорта на дорогах именно мотороллеры и мотоциклы.

Мы предвидели, что можем потерять друг друга из виду, поэтому заранее договорились не тратить время на поиски, а встретиться на следующий день у дверей прокатной конторы. Переночевать же я Олегу с Сашей советовал в одном из монастырей.

В Лаосе буддийских монастырей меньше, чем в соседнем Таиланде. Но и здесь достаточно просто ехать некоторое время по какой-нибудь дороге. Рано или поздно увидишь какой-нибудь ват.

Ват я нашел быстро. Но даже монастырские собаки, поднявшие лай при моем появлении, не смогли привлечь внимание монастырской братии. Так и пришлось спать неформально — в беседке.

На следующее утро я продолжил экскурсию по монастырям. Интересно было побывать в тех, в которых я останавливался, когда попал во Вьентьян впервые десять лет назад. Старые здания сохранились почти в неизменном виде. Но вдобавок к ним успели понастроить и новые — более солидные и дорогие. Из монахов, которые были там восемь лет назад, никого найти не удалось.

К 12 часам я подъехал к прокатной конторе. Навстречу мне шли, вернее, чуть ли не бежали Саша с Олегом.

— Встретимся на набережной у обменного пункта, — сказал Олег. И они с Сашей поспешили дальше.

Я сдал свой мотобайк, забрал паспорт, который оставлял в залог, и вскоре нагнал своих попутчиков. Олег объяснил причины их странного поведения:

— На одном из поворотов мы налетели на бордюр. Мотобайк поцарапали. Не очень сильно. Но если приглядеться, то заметно. Когда мы его сдавали, никто ничего не заметил. Стали тебя ждать. Но нервы не выдержали.

Глава четвертая Таиланд

От Вьентьяна до Моста дружбы на Меконге мы доехали автостопом. Вначале в кузове пикапа с боевыми петухами в плетенных из пальмовой коры клетках, затем в микроавтобусе, на выходе из которого я забыл сумку с видеокамерой, но, к счастью, успел спохватиться до того, как машина уехала.

На тайской стороне Моста дружбы мы получили въездные штампы, дающие нам право находиться в Таиланде вплоть до месяца. Нас тут же обступили таксисты с предложением отвезти в Ногкхай — ближайший к границе тайский город. Но мы их проигнорировали, прошли метров двести по дороге и стали голосовать.

Как это обычно и бывает в Таиланде, стоять с протянутой рукой долго не пришлось. Быстро попался пикап с пустым кузовом. Потом — еще один, и еще…

В Таиланде в сельской местности нет необходимости искать гостиницу. Проще найти ближайший буддийский монастырь. Их там больше, чем гостиниц.

При посадке в очередной пикап я как мог — на английском языке и при помощи жестов объяснил, что мы не едем в какое-то конкретное место, а всего лишь ищем ближайший монастырь, чтобы там переночевать. Водитель прекрасно меня понял. Мы немного проехали по шоссе, а затем свернули в сторону и километра через два остановились у дверей деревенского вата.

В монастыре шла… дискотека. На огромный экран проецировали надписи на тайском языке, а из динамиков (такие используют для проведения концертов поп-музыки на стадионах) неслась оглушительно громкая музыка. Колонки громыхали так громко, что низкие частоты, казалось, вот-вот разорвут наши барабанные перепонки.

Монахи, все сплошь курящие, привели нас в храм.

— Прямо тут и спите, — сказал самый старый из них.

В таком предложении не было ничего удивительного. В деревенских храмах не только молятся. В них также спят и едят. Ужин нам не предлагали — в буддийских монастырях только завтракают и обедают. Но принесли электрический чайник. Однако чаю попить нам было не суждено. Мы уже подключили к розетке три нетбука и пять зарядных устройств для аккумуляторов. Но стоило туда же включить еще и электрический чайник, как свет в храме погас. А дискотека продолжалась!

Так мы и спали в полной темноте, без вентиляторов, но под нестерпимый грохот. В проведении на территории деревенского вата светского праздника нет ничего удивительного. В деревнях ведь нет ни домов культуры, ни клубов — вообще нет никаких других общественных мест, где могли бы собраться все жители. Поэтому не только религиозные, но и культурные мероприятия устраивают в монастырях. В конце концов, они ведь и содержатся не монахами, а всей деревней.

Утром монахи пришли в храм еще перед рассветом и стали с особой тщательностью подметать выложенный кафельной плиткой пол. Затем его вымыли мокрыми швабрами и застелили длинными узкими пластиковыми циновками — ряд за рядом, вплоть до самой дальней стены. Не занятым остался лишь небольшой пятачок перед помостом для монахов. Там установили длинный деревянный стол. Накрыли его скатертью и расставили пустые монашеские котелки, которые обычно используют для сбора подаяний.

Вскоре стали подтягиваться местные жители — женщины и мужчины, старики и дети. Они несли с собой кастрюли с горячим супом, миски с рисом и тушеным мясом, тазы с зеленью. Народная религия во всех странах мира тесно связана с едой. Да и все первые обращенные к духам и богам молитвы были именно о хлебе насущном.

С точки зрения обычного буддиста, задача жизни не в том, чтобы достичь нирваны и выйти из цепи перерождений. Этим озабочены только самые набожные и интеллектуальные буддисты. Важнее обеспечить себе лучшие условия в будущей жизни.

Логика простая: чем больше благих дел совершишь в этой жизни, тем больше улучшишь свою карму. А чем больше улучшишь карму, тем больше денег и ценностей получишь в следующем перерождении. Карма для буддиста — это как резюме для карьериста, перечисление всех заслуг и промахов. Будешь хорошо работать, будет хорошее резюме. А с хорошим резюме наверняка найдешь работу получше. Шаг за шагом, глядишь, и дослужишься до самых высоких постов. Так и буддист-мирянин надеется постепенно, шаг за шагом, вскарабкаться на вершину буддийской карьеры и попасть в нирвану. А для этого есть только один способ — улучшать свою карму.

Все благие дела улучшают карму. Но в разной степени. Больше всего «очков» можно заработать за строительство монастыря или храма. Именно поэтому их в Таиланде так много. Однако строительство монастыря не каждому по карману. Иначе они сейчас стояли бы не через каждые пять километров, а через пять метров друг от друга. Поэтому приходится заниматься пусть и менее выгодной, с точки зрения улучшения кармы, но более доступной благотворительностью.

Один из самых простых и всем доступных способов улучшить свою карму — накормить монахов. Буддийские монахи с котелками для подаяний каждое утро обходят окрестности своего монастыря. И каждое утро миряне-буддисты жертвуют им часть еды со своего стола. Но в обычные дни и еда у людей простая. А в праздники готовят специальную праздничную еду. И ее уже сами несут в монастыри.

Пища жертвуется монахам не только в эгоистических интересах — для улучшения собственной кармы. Люди передают через монахов пищу… своим предкам. Конечно, они не сидят в аду или раю — у буддистов этого нет, а уже давно переродились в человеческом или зверином облике. Но и им может понадобиться пища. А как, кроме как через монахов, ее передать? В этом представлении очевидны отголоски вытесненного на периферию сознания, но не уничтоженного окончательно добуддистского культа предков.

Однако, при всей важности еды, утренняя служба началась не с нее. Над алтарем, расположенным здесь в нише за помостом для монахов, натянули транспарант. На белом полотнище было что-то написано синими тайскими буквами. Но самое важное выделили красным цветом. Это были первая строчка текста, а также цифры под ней — 18 и 2553. Очевидно, имели в виду сегодняшний день — 18 января 2010 года (буддисты считают не от Рождества Христова, а от дня рождения Гаутамы Будды). Значит, мы, сами того не подозревая, попали на какой-то большой праздник.

Монахи уселись на помосте, а прихожане устраивались рядами на полу. Пока люди подтягивались, пожилой мужчина рассказывал в микрофон какие-то истории, чтобы скрасить ожидание начала церемонии. Говорил он без остановки и часто смеялся. Вероятно, шутил или рассказывал анекдоты.

Наконец все расселись по своим местам. И первых рядах уселись самые уважаемые и богатые жители деревни, за ними — все остальные, по мере убывания важности.

Была здесь и своя VIP-ложа. Вдоль окна, торцом к помосту, на котором сидели монахи, лицом к столу расселись самые деятельные организаторы — судя виду, местные чиновники и богатеи. Они сидели не на полу, а на диване. Именно для того, чтобы подчеркнуть свою большую важность.

Конечно, выше монахов сидеть не положено никому — только королю. И то лишь потому, что он считается главой не только государства, но и буддийской общины. Но все здесь было рассчитано очень четко. Диван был такой высоты, что сидевшие на нем уважаемые прихожане оказывались чуточку, но все же ниже, чем монахи на помосте.

Монахи тоже сидели не как попало, а в полном соответствии со своим статусом в иерархии. Самый главный, очевидно настоятель монастыря, восседал в дальнем от нас конце помоста — ближе всего к VIP-ложе. За ним шли менее заслуженные монахи. Все были одеты в одинаковые робы без знаков различия. Поэтому со стороны было заметно только, что ранги примерно соответствуют возрасту. За самым главным монахом был монах лишь немногим его моложе, затем шли еще более молодые.

Служба началась с совместной молитвы. Монахи хором читали текст, а потом делали паузу, во время которой прихожане — также хором — его нараспев повторяли.

После окончания молитвы прихожане выстроились в две колонны — мужскую и женскую. Мужская колонна проходила вдоль одной стороны стола с монашескими котелками, женская — с другой. У каждого прихожанина в руках была плетеная или металлическая корзинка с мелкими упаковками еды: сладости домашнего приготовления, покупные печенья и конфеты, мелкие фрукты — мандарины или яблоки. Их они и раскладывали по монашеским котелкам, медленно проходя вдоль стола.

Прихожан было много. И даже несмотря на то, что каждый клал в монашеские котелки какие-то сравнительно мелкие упаковки еды, они быстро забивались доверху. Тогда организаторы мероприятия брали их и… высыпали в общие пластиковые корзины. Вскоре котелки опять были наполнены, и их вновь опорожняли.

Когда все прошли, настал черед горячей еды. Овощные, мясные и рыбные блюда, а также супы и тарелки с очищенными фруктами (арбузы, папайя, ананас) предварительно собрали в одну общую кучу. Централизованно разложили по тарелкам и мискам, а затем расставили их на том же столе, уже освобожденном от монашеских котелков. Когда стол был уже весь заставлен, миски и тарелки с него переставили на помост перед монахами. Вновь заполнили мисками стол. И вновь их переставили на помост перед монахами. И так несколько раз, пока стол не остался чист, а весь помост перед монахами был заполнен мисками с горячей пищей.

Миряне занимались своим делом в полной сосредоточенности и тишине — стараясь все распределить в точном соответствии с заранее намеченным планом. А монахи в это время терпеливо ждали и продолжали распевать молитвы.

Когда всю предназначенную для монахов еду разложили, миряне вернулись на свои места на циновках в зале. Самый главный монах в сопровождении пожилого мужчины с большой алюминиевой миской в руках пошел по рядам. Он обмакивал сделанную из бамбука метелку в святую воду и затем стряхивал прилипшую к ней воду на прихожан.

Досталось и нам — не только святая вода, но и комментарий по поводу «фарангов», вызвавший всеобщий смех в зале. Вообще видно было, что и монахи, и прихожане чувствовали особую значимость праздника именно из-за присутствия иностранцев. Да и то, что я снимал все происходящее на видеокамеру, не могло остаться незамеченным.

Затем в центре зала установили «дерево счастья», сделанное из связанных белыми нитками зеленых пальмовых листьев. Все прихожане расселись вокруг него концентрическими кругами, вновь стали читать молитвы. Главный монах в это время ходил по залу… с фотоаппаратом. Или на него так подействовал мой пример, или он здесь по совместительству еще и хронику торжественных событий ведет.

Остальные монахи в это время — пока на них никто не обращал внимания — продолжали сидеть на помосте и есть принесенную для них еду.

Когда закончили молитву, прихожане стали разбирать «дерево счастья». Белые нитки разрезали на кусочки примерно одинаковой длины и повязывали друг другу на запястья.

Как объяснила нам англоязычная девушка, живущая в Бангкоке и приехавшая в деревню навестить своих родственников, эти нити считаются талисманами, приносящими удачу и здоровье. Снимать их не нужно. Они сами когда надо разорвутся. Но чем дольше они продержатся, тем лучше.

На этом торжественная часть церемонии закончилась. Монахи уже поели и разошлись по своим кельям, согнувшись под грузом заполненных до краев котелков. Они заполнили их сами, отбирая еду по своему вкусу.

Еды было так много, что всю ее не смогли бы съесть, даже если бы монахов было в десять раз больше и они были в десять раз голоднее. Поэтому прихожанам самим пришлось доедать. Не пропадать же добру!

Народ рассаживался группами — прямо там же, где до этого молились и распевали религиозные гимны. Нас, конечно, тоже пригласили присоединиться к общей трапезе.

После окончания обеда мы взяли свои рюкзаки и пошли на трассу с пакетами в руках — напоследок нас, как монахов, нагрузили сладостями и фруктами. Отказаться было невозможно.

Все утро мы провели на буддийском празднике. Однако потерянное время удалось быстро компенсировать. Мы попали в пикап, который несся с такой скоростью, что нас чуть не выдувало ветром из кузова. Приходилось прятаться в тень от кабины. Зато за полдня мы пересекли почти всю северную часть Таиланда.

В Пхитсанулоке в монастыре Ват Яй (официально — ват Пхра-Си-Ратана-Махатхат) хранится бронзовое изваяние Будды Чинарат — вторая по значимости тайская реликвия, после Изумрудного Будды в Бангкоке.

Будда, по внешнему виду золотой, а не бронзовый, установлен в главном храме монастыря. Перед ним всегда много молящихся. У правой стены на длинном помосте расставлены маленькие бронзовые статуи, покрытые тонкими пластинками золотой фольги. Каждый из этих Будд, как полагают, помогает только тем, кто родился в соответствующий день недели.

Прямо в храме стояли прилавки, с которых монахи торговали амулетами. Почти все сидящие на полу лицом к главному Будде держали в руках бамбуковые стаканы с деревянными палочками. От треска, раздающегося от перетряхиваемых палочек, в храме очень шумно. Палочками трясли до тех пор, пока одна из них не выпадала. Тогда можно было прочитать написанное на ней предсказание.

Узнать свое будущее там можно было и другими способами. Прямо перед входом в монастырь раскинулся рынок магических услуг с хиромантами, гадалками, предсказателями, астрологами. Тут же продавали живую рыбу и змей. Если их купить и выпустить в протекающую буквально в пяти метрах от рынка реку, то это будет благое дело по спасению живых существ. За него положены «очки», с помощью которых можно улучшить свою карму.

Монастырь Ват Яй разделен шоссе на две части, связанные между собой пешеходным мостом. В той части, где хранится знаменитый Будда, всегда толпы людей. Во второй — более старой и колоритной части монастыря — посетителей видят редко. Хотя и там вовсю стараются их привлечь и заинтересовать. Под навесом выставили лодку, на которой когда-то плавал один из тайских монархов. А в одном из старых храмов собрали огромную коллекцию антиквариата (включая старые велосипеды, утюги и радиоприемники — по соседству со статуями Будды). По ночам стоящую здесь кирпичную пагоду подсвечивают прожекторами, как новогоднюю елку на городской площади.

Пока мы бродили по дальним уголкам монастыря Ват Яй, постепенно стемнело. Но оставаться на ночь в Пхитсанулоке мы не стали. Вышли на дорогу — она проходит прямо перед стенами монастыря — и уехали на очередном попутном пикапе в Сукхотай.

Увидев у дороги ват, мы стали стучать по кабине, чтобы остановить пикап. Когда машина остановилась, попрыгали из кузова на дорогу и попытались забрать свои рюкзаки. Но не тут-то было. Водитель попался англоязычный. Поняв, что мы направляемся в монастырь, он настоял, чтобы мы сели назад в кузов. Он хотел сам отвезти нас прямо на территорию вата.

Я уже неоднократно сталкивался с тем, что в Таиланде к монастырям относятся с особым почтением. Если просишь подвезти в сторону какого-нибудь пляжа или водопада, то подвезут, как и просил — сколько по пути. Но если попросишь подбросить в сторону какого-нибудь монастыря, то никогда на полпути не высадят. Привезут прямо в ват. Даже если для этого придется проехать несколько километров в сторону от дороги.

— А зачем вам в монастырь? Ночь ведь уже, — поинтересовался водитель.

— Переночевать. — Я даже не стал ничего добавлять, считая, что ночлег в монастырях дело самое обычное.

Вероятно, и водитель считал точно так же. Однако он, похоже, сомневался в наших способностях самостоятельно найти себе место.

Пошли искать монахов. Монастырские собаки подняли страшный гвалт. Казалось, они и мертвого разбудят. Но ни один монах из своей кельи не вышел.

Заглянули в одну дверь. Там на полу сидел молодой монашек. Он смотрел по телевизору тайскую версию программы «Как стать миллионером» и ел лапшу. Ладно телевизор — его Будда не запрещал (в его время телевизоров не было), но ведь есть после обеда монахам не полагается!

Монашек был не в курсе. Он не знал, можно переночевать в его монастыре или нет. Постучали во вторую дверь. Там по телевизору шла какая-то сентиментальная мыльная опера. Из этой кельи вышел монах постарше. Но и он, сколько ни напрягался, так и не придумал, где бы можно было нас разместить.

Водитель пикапа нас не бросил. Он сам предложил отвезти нас в соседний монастырь, чтобы попытать счастье там.

У соседей было тихо и спокойно. Никаких телевизоров слышно не было. Первый же попавшийся монах оказался англоговорящим. Он провел нас в пустую келью на первом этаже трехэтажного здания.

Комната, размером три на три метра, с голыми стенами, выложенным плиткой полом и затянутыми противомоскитный сеткой окнами. Из мебели там был только стоявший в углу электрический вентилятор. Бросив свои спальные мешки на пол, мы включили свои нетбуки, чтобы переписать сделанные за день фотографии. И тут — сюрприз! На территории монастыря работает мощная Wi-Fi станция беспроводного Интернета.

Вот ведь монахи пошли! Одни телевизор смотрят, а другие в Интернете сидят. По телевизору, как мы уже убедились, смотрят не буддийские проповеди, а развлекательные ток-шоу и мыльные оперы. Даже страшно представить, что они могут найти в Интернете!

В 1220 году тайские князья Пxa Мыанг и Бант Кланг Хао заключили между собой военный союз. Они объединились, чтобы противостоять нападениям со стороны соседей бирманцев и кхмеров. И воевали так успешно, что не только не уступили ни пяди своей территории, но и оттяпали часть соседней.

В 1238 году тайцы захватили принадлежавший кхмерам город, который назвали Сукхотай, что означает «Заря счастья», и сделали его своей столицей. Банг Кланг Хао стал королем Индрахитом. В 1275 году на престол взошел младший сын основателя династии, ставший известным под именем Рама Камхенг, или Рама Смелый. Ему, по сути, и принадлежит великая честь отца- основателя тайской нации. За 24 года его правления был создан кодекс законов, разработан алфавит, а тхеравада-буддизм стал государственной религией.

В 1350 году у слияния рек Чаупхраи и Пасака Рама Тхибоди основал город Аюттхаю, ставший серьезным конкурентом Сукхотаю. На протяжении почти двух веков короли Аюттхаи проводили военные кампании чуть ли не ежегодно, но никак не могли подчинить себе Сукхотай, который поддерживали принцы Чиангмая.

В 1438 году Сукхотай захватили кхмеры. В XV веке и в начале XVI века его пытались отвоевать короли Аюттхаи и Чиангмая. Они не хотели объединяться. Каждый стремился присоединить Сукхотай именно к своему королевству. Поэтому воевали даже не столько за этот город, сколько между собой. В конце 1592 года король Аюттхаи — Наресун смог добиться решающего перевеса. Принцы Чиангмая признали свою вассальную зависимость. А Сукхотай — то немногое, что от него к тому моменту осталось, — вошел в состав тайского королевства со столицей в Аюттхае.

Сукхотай занимал большую территорию. И если ходить между руинами пешком, то на их осмотр не хватит и целого дня. Для тех, кто торопится, прямо перед входом дают в прокат велосипеды и мотобайки.

Саша предпочла погулять пешком — пусть и не увидев всего, что здесь есть. А мы с Олегом оседлали мотобайки.

Осмотр Сукхотая обычно начинается от его восточных ворот — у них останавливаются все туристические автобусы. Но мы обогнули угол города и въехали через северные ворота.

Недалеко от входа слева от дороги установлен памятник Раме Камхенгу. Знаменитый король, отлитый из какого-то черного металла, сидел на гранитной скамейке, держа в правой руке сложенную гармошкой книгу. Весь постамент был плотно-плотно увешан цветочными гирляндами и разноцветными целлулоидными лентами. На площадке перед памятником установлены плиты с бронзовыми барельефами, изображающими самые знаменательные события из жизни короля. На одной плите он что-то вещает перед сидящими на полу внимательными слушателями. На другой — верхом на боевом слоне несется на врагов.

Прямо напротив памятника, за рвом с водой, начинается самый большой и величественный монастырь Сукхотая — Ват Махатхат. Этот монастырь, входивший как составная часть в королевский дворец, основан в XIV веке. Центральная ступа — чеди построена в традиционном для Сукхотая стиле — с вершиной в виде бутона лотоса. На основании ступы сохранился горельеф, на котором изображено ритуальное шествие монахов. Справа (с севера) и слева (с юга) от центральной ступы лежат руины двух храмов со статуями стоящего Будды. За ними — заросший лотосами пруд. В храме, от которого остались только два ряда колонн, на алтаре сохранилась статуя сидящего Будды. Так же, как и все остальные, он сделан из кирпича, а затем отштукатурен.

На всей остальной территории древнего города можно увидеть то же самое: ступы, руины храмов, статуи сидящего или стоящего Будды — разной степени сохранности, дымящиеся алтари и заросшие буйной растительностью пруды. Руины есть и на заросшей лесом территории за пределами древних кирпичных городских стен.

Бессистемно кружа между руинами, мы заехали в ват Си Чум. Не в парадную часть с гигантской статуей сидящего Будды, а в дальнюю, где живут монахи.

Монах в робе, увешанный кучей буддийских амулетов, был похож то ли на сумасшедшего, то ли на блаженного. Заметив нас, он сразу же стал говорить. Потом потянул с собой, пообещав показать некий тайный храм.

Подошли к кирпичному и очень ветхому на вид зданию. В многочисленных нишах прятались металлические статуэтки Будды, заросшие паутиной. Удивила металлическая входная дверь — как в депозитарии какого- нибудь банка. Монах открыл ее огромным ключом, который висел у него на поясе.

Внутри было тесное помещение, а у стены стоял алтарь с горящими свечами. Монах достал из коробки пучок китайских ароматных палочек. Отделив от него несколько палочек, он зажег их от пламени свечи и дал нам с Олегом — их оказалось ровно по три, остальные палочки он вернул назад.

Затем монах открыл еще более массивную железную дверь и пригласил нас внутрь тщательно охраняемого храма. Нашему взору открылась вытянутая комната, размером два на четыре метра. Два окна в правой стене были такими маленькими, а стекла в них такими запыленными, что внутри царил полумрак. Включили свет. Но несколько энергосберегающих ламп не освещали, а лишь подсвечивали удивительно мрачное нежилое помещение.

У дальней от нас торцевой стены стоял алтарь со статуями Будды. Вдоль двух боковых стен были расставлены бронзовые, серебряные и позолоченные статуэтки. Храм напоминал не место для молитв, а давно забытое хранилище антиквариата.

— Эта статуя Будды — очень-очень древняя. Она сделана в XIII веке. — Монах показал на стоящую в центре алтаря бронзовую статую сидящего в позе полулотоса Будды, облепленную тонкими золотыми пластинками. Голова, грудь и опирающаяся на колено правая рука были покрыты толстым слоем позолоты, на остальных частях статуи пластинки были разбросаны в хаотическом порядке.

Перед алтарем стоял бронзовый котел на трех ножках, наполненный песком. В него мы и воткнули принесенные с собой дымящиеся палочки.

Внимательно приглядевшись, можно было заметить, что в помещении люди все же бывают достаточно часто. Перед алтарем стояла ваза со свежими бананами и виноградом, на полке лежала хорошо зачитанная книга на английском языке с названием «Карма для путешественников».

Монах стал обходить храм, распевая молитву. Нас с Олегом он попросил следовать за ним. Мы втроем сделали несколько кругов. Потом он нас благословил и повязал каждому на запястье шнурки, переплетенные из веревочек красного, желтого, синего, зеленого и белого цвета.

Позднее я увидел точно такой же шнурок у одного из русских туристов. Он мне и объяснил, что шнурок — это талисман, призванный охранять своего владельца от несчастий. Носить его нужно, не снимая. Однако рано или поздно неизбежно наступит момент, когда постепенно стирающийся и утончающийся шнурок порвется. Это будет означать, что он свою миссию выполнил — защитил своего владельца от какого-то крупного несчастья.

В Так мы приехали уже затемно. Но я без труда привел своих попутчиков к монастырю, в котором останавливался ровно десять лет назад. Интересно, что тогда я также был с двумя попутчиками. И также отношение мужской части компании к женской было 2 к 1.

На монастырской территории никого не было. Но в окнах монашеских келий горел свет. Из одной двери вышел монах в робе. Он хотел тут же прошмыгнуть в соседнюю дверь. Но я успел его перехватить:

— Можно ли у вас переночевать?

Монах окинул нас быстрым взглядом:

— Надо спросить у настоятеля.

Настоятель (в прошлый раз я его не видел — не могу сказать, он же был и десять лет назад или нет) проводил занятия по теории буддизма с молодыми послушниками. Конечно же, он разрешил поселить «фарангов» и поручил монаху нас отвести.

Вскоре мы оказались… в том же самом храме, в котором я был и 10 лет назад. Я узнал его, как только заскрипела отодвигаемая в сторону сетчатая железная дверь на не смазанных колесиках. И опять же — как и в прошлый раз — монах тут же смылся, предоставив нам самим о себе позаботиться.

За десять лет состав монахов наверняка уже неоднократно поменялся. Но нравы остались те же. Как будто я вернулся сюда всего через несколько дней после первого визита.

Нас оставили на ночь в храме с деревянным полом (обычно полы выложены плиткой), с двускатной крышей, поддерживаемой двумя рядами железных колонн и одной стеной, состоящей почти целиком из закрытых ставнями окон, вдоль которой идет невысокий помост. Он так же, как и пол, был деревянный, но покрыт клеенкой.

Часть храма — под общей крышей, но с бетонным полом — была выделена под хозяйственные цели. Здесь были и кухня, и туалет, и душ, и умывальники, и раковина для мытья посуды, и бочка с запасом воды.

В храме все осталось на своих местах. Поэтому я и сам мог показать Олегу с Сашей, где здесь кухонная посуда и продукты, где старая газовая плита с баллонным газом (больше ни в одном буддийском храме таких не видел) и холодильник. Как и в прошлый раз, мы сварили рис, который взяли в том же зеленом пластиковом баке с крышкой, в котором он был и 10 лет назад. Да и спали на том же самом месте — на помосте, тянущемся вдоль дальней от входа стены.

Утром никого из монахов мы так и не увидели. Приготовили на той же плите завтрак и… ушли по-английски, ни с кем не попрощавшись.

Монастырь стоит прямо у шоссе № 1. Эта главная автомагистраль Таиланда связывает два крупнейших города страны — Чиангмай и Бангкок.

На первом пикапе мы доехали до Накхон Савана, где на какое-то время отвлеклись от автостопа, разглядывая построенный у дороги новый китайский храм с гигантской статуей, изображающей трех драконов с длинными змеиными телами, с китайскими пагодами и прудами.

В этом городе я также как-то раз ночевал в монастыре. И даже помню, в каком именно. Он стоит на пригорке, и его прекрасно видно с шоссе. Но проверять, остался ли он таким же, как был и 10 лет назад, времени не было. Нам пора было ехать в Бангкок.

В Бангкоке есть район, специализирующийся на обслуживании бэкпакеров, — Кхаосан Роад. В него входит и сама улица Кхаосан Роад, и несколько прилегающих к ней кварталов. Здесь все без исключения дома — гостиницы, рестораны, туристические агентства, прачечные, магазины туристического снаряжения (в них продают и ворованные б/у вещи), уличные кухни, закусочные, магазинчики «7/11», караоке-бары, дискотеки, массажные салоны, обменные пункты, банкоматы.

В самом конце улицы — буддийский монастырь. Единственный в Таиланде ват, у входа в который висит табличка: «В этом монастыре спать запрещено».

Мы остановились в гостинице с непритязательным названием «Small House». И это действительно был «маленький дом» с миниатюрными комнатками, максимум на полтора человека, с коридорами, в которых двоим уже никак не разминуться. Но все очень стильно и по-домашнему. Даже Интернет там был, хотя и не свой — добивала сеть из соседнего, более приличного, отеля.

Закончился очередной этап нашей кругосветки. Нас ждут страны Океании. Полетим мы туда с пересадкой в Гонконге. Но только вдвоем с Олегом. Саша предпочла остаться в Таиланде, чтобы отдохнуть от уже четырехмесячной к тому времени непрерывной гонки.

Глава пятая Гонконг

Сянган, а именно так называют Гонконг живущие в нем китайцы, в буквальном переводе означает «благоухающая гавань». Это название связано с тем, что там когда-то давно торговали изделиями из ароматной древесины и благовониями. В начале XIX века англичане, возмущенные тем, что китайские власти запрещают им продавать опиум, объявили Китаю войну, которая стала известна как Опиумная война. В 1842 году одним из результатов этой успешной для англичан войны стала аннексия островка Гонконг и прилегающей к нему территории с кучей мелких островков и островом Лантау.

В 1997 году англичане добровольно вернули свою колонию Китаю. Но как-то не полностью.

Согласно полюбовному английскоки-тайскому договору и китайской политике «одна страна — две политические системы», в Гонконге еще в течение 50 лет будет сохраняться свой политический строй и… своя визовая политика. Вот и получилось, что, формально являясь частью Китая, Гонконг сам решает, кому давать визы, а кому нет.

Медлительная китайская бюрократия все никак не может решиться на безвизовый въезд для россиян. А в Гонконг нас пускают уже без виз — на срок до двух недель.

Гонконг удивил с первых шагов. Автобусы здесь, как в Лондоне — двухэтажные. На входе мы бросили в монетоприемник именно столько денег, сколько стоит проезд до района Коулун, и… прошли в салон без билетов. Там даже турникета не было. Здесь людям принято верить.

Из аэропорта в город проложили широкую современную автостраду. Мы буквально перелетали с острова на остров и с одного берега залива на другой по высоким подвесным мостам, а встречающиеся на пути горы проскакивали сквозь тоннели.

В состав Гонконга входят 262 острова в Южно-Китайском море. Но самые крупные поселения расположены на острове Гонконг и полуострове Коулун.

Коулун в переводе с китайского означает «Девять Драконов». Согласно местной легенде это название появилось после того, как здесь побывал китайский император. Он увидел на полуострове восемь гор и назвал его Землей Восьми Драконов. Однако один из его умудренных жизнью приближенных не упустил возможности польстить своему хозяину. Он взялся уточнить: «Драконов не восемь, а девять. Ведь император — тоже дракон!» Мы вышли из автобуса на центральной улице полуострова — на улице Tsim Sha Tsui.

Здесь все выглядит именно так, как я себе и представлял в далеком детстве. На экранах советских кинотеатров было мало западных боевиков. Зато чуть ли не в каждом втором из них действие проходило именно в Гонконге — на темных улицах, освещенных неоновыми огнями вывесок с китайскими иероглифами.

Вскоре мы вышли на набережную. Время было уже позднее, и на берегу людей было мало. Но чуть ли не все редкие в тот час прохожие просились сфотографироваться на нашем фоне.

На эту набережную только и приходят для того, чтобы фотографировать и фотографироваться. Ведь именно с набережной Коулуна открывался «классический» вид на остров Гонконг. В темноте угадывался длинный горный хребет, склон которого от кромки воды до самого верха был застроен высотными домами и небоскребами, украшенными светящимися в ночи неоновым светом вывесками и всемирно известными логотипами, английскими и китайскими надписями.

Но смотреть нужно было не только перед собой, но и под ноги. Мы же находились на знаменитой Аллее звезд. В мрамор были вмурованы бронзовые звезды с именами самых знаменитых гонконгских режиссеров, операторов, артистов, кинопродюсеров: Брюса Ли, Джеки Чана, Джона By, Джет Ли. Памятники здесь тоже были в тему: гигантская бобина с кинопленкой, огромный ящик, крышкой которого щелкают перед началом очередного дубля, бронзовый оператор с бронзовой же кинокамерой, забронзовевший Брюс Ли в боевой стойке с высоко поднятой ногой.

Аллея звезд — место замечательное, да и вид через пролив Виктория на остров Гонконг замечательный. Мы не заметили, как стало совсем поздно. Погода была отличная, коврики и спальные мешки у нас с собой были (как-то не сообразили оставить рюкзаки в камере хранения в аэропорту). Неужели мы не найдем место, где можно переночевать?

Наше внимание привлек холм неподалеку от берега. С одной его стороны стоял многоэтажный дом, а с другой был разбит маленький, но уютный скверик, заросший густыми кустами. Там мы и проспали несколько часов до рассвета. Встали очень рано — едва-едва начало светать. А в соседнем парке уже разминались любители ушу и тайцзи. В Гонконге начинался новый день.