Вокруг света без виз

Глава первая Хорватия

Кругосветное путешествие началось 19 сентября 2009 года. На первом, европейском, этапе к троим потенциальным «кругосветчикам» присоединилась моя старшая дочь Виолетта, которая на тот момент была студенткой геологического факультета МГУ.

В середине сентября уже близилось закрытие летнего туристического сезона. И на Балканы чартеры летели практически пустыми, чтобы забирать последних туристов, наслаждающихся бархатным сезоном. Поэтому турфирма, которая специализировалась на отправке туристов в Хорватию, с легкостью продала нам билеты в Пулу (в одну сторону) по демпинговой цене — всего по 50 евро.

На туристический сезон с мая по октябрь Хорватия ввела с Россией безвизовый режим. На паспортном контроле вообще ни у кого ничего не спросили. Мы легко и быстро получили первые въездные штампы. Вот бы так же было во всех странах мира!

Четыре километра, отделявшие аэропорт от Пулы, мы предпочли пройти пешком. С помощью ритмичной физической активности было легче совладать с охватившей всех нервозностью, сродни той, которую испытывают спортсмены на старте.

Как гласит китайская поговорка, «даже путешествие в десять тысяч ли начинается с первого шага». Но шаг шагу рознь. Первый шаг кругосветного путешествия несет в себе значительно больший заряд энергии, чем точно такой же шаг, который делаешь через порог своего дома, отправляясь на работу или за покупками.

Из хмурой слякотной Москвы мы перенеслись назад в лето под безбрежное голубое небо. Нам на пути попадались и ярко-зеленая трава, и деревья, на которых не было ни одного желтого листа, и только что раскрывшиеся цветы и буквально тут же по соседству — виноградник со спелыми гроздьями, огромные красные гранаты, спелые плоды инжира.

Впереди виднелся город, в котором точно так же были смешаны воедино прошлое и настоящее, древние руины стояли по соседству с яркими витринами бутиков, а разноголосый шум центральных улиц соседствовал с тишиной узких переулков.

Пула — один из древнейших городов на территории современной Хорватии. Но назвать его хорватским можно только по той несущественной с точки зрения мировой истории причине, что мы попали в него с хорватскими въездными штампами в паспортах.

Прекрасная местная гавань, входящая в число лучших гаваней мира, была заселена в те далекие времена, когда никаких хорватов не было и в помине. Сведения о первых поселенцах дошли до нас только через вторые-третьи руки. Самым авторитетным античным автором, писавшим об основании Полы (так раньше называли нынешнюю Пулу), считается древнегреческий историк и географ Страбон. Хотя сам лично он здесь никогда не был, но утверждал, что первое поселение на берегу гавани основали древние колхи — выходцы из легендарной Колхиды.

Документально зафиксированная история Пулы начинается в 177 году до н. э., когда гавань Пулы захватили римляне. Их и можно считать настоящими основателями города. Именно при римлянах здесь появилось не поселение, а самый настоящий город, расцвет которого пришелся на период правления императора Августа (63 г. до н. э. — 14 г. н. э.).

Если судить по размеру местного амфитеатра, то при римлянах город был и больше, и важнее, чем сейчас. Ведь этот амфитеатр — второй по величине в мире. Он уступает своими размерами только римскому Колизею, на который удивительно похож по своему внешнему облику. Но сравните теперь по размеру современный Рим и современную Пулу. Огромная разница в размерах налицо. Вероятно, в античные времена она была не так заметна.

Кроме самого амфитеатра, от которого сохранилась лишь часть стены из трех стоящих друг над другом рядов арок да частично зрительские ряды, в городе еще много римских руин. Самые заметные из них — Триумфальная арка Сергиуса, руины римского форума и храм Августа. Остальным римским сооружениям повезло меньше. Сменившие римлян венецианцы, а затем австрийцы и итальянцы разбирали их на стройматериалы. И вероятно, делали это неоднократно. Ибо от всех, кто здесь жил после римлян, осталось значительно меньше, чем от основателей города. Самое заметное сооружение — крепость Каштел, превращенная в исторический музей. Но и она интересна не сама по себе, а открывающимся со стен прекрасным видом на город. И в первую очередь все на тот же римский амфитеатр.

В Пуле есть и порт, и железнодорожный вокзал, и автостанция. Но начинать свое путешествие мы будем… с автостопа. Для меня в этом нет ничего экзотического или нового. Скорее, наоборот, мои первые путешествия по заграницам были исключительно автостопные.

Кругосветное путешествие по безвизовым странам мы начинали вчетвером. Конечно, путешествовать автостопом нераздельной четверкой очень сложно. Особенно в Европе. Самый правильный способ — разделиться на пары и встречаться в заранее условленном месте (Интернет и сотовая связь не дадут совсем уж надолго потеряться).

Для меня и моей дочери Виолетты автостоп был уже привычным способом путешествий, а Саша Богомолова и Олег Семичев об автостопе знали только понаслышке — преимущественно из моих же книг. Поэтому мы поделились так, чтобы в каждой паре был один опытный автостопщик и один новичок. Голосовали в 50 метрах друг от друга — чтобы не пугать проезжающих мимо водителей.

Две пары в одинаковых оранжевых футболках, естественно, привлекали внимание всех проезжавших мимо водителей. Но останавливаться никто не спешил. Впрочем, во всех странах мира самые сложные для автостопа дороги — это те, которые проходят вдоль берега моря. На них большинство водителей — туристы. А они обычно подвозят попутчиков менее охотно, чем местные жители.

Вот и на окраине Пулы водители относились к нам приветливо. Все улыбались, приветливо махали руками и… проезжали мимо без остановки. Значит, нужно запастись терпением. Наша машина мимо не пройдет.

Наконец, удача. В первой же остановившейся машине нашлось место сразу для четверых. Водитель предложил подвезти до Новиграда, расположенного почти на самом севере Истринского полуострова, недалеко от границы Словении.

Город Новиград (на итальянском Читтанова, на русском назвали бы Новгородом), расположенный возле устья реки Мирны, впадающей в Тарский залив, конечно, оказался отнюдь не новым. Уже во времена Римской империи здесь была колония Эмона. Позднее здесь проходила линия противостояния мусульманского и христианского мира. И город часто оказывался на линии фронта. Во время очередного военного конфликта его почти полностью разрушили турки. Сохранились несколько римских и венецианских зданий, ратуша и часть крепостных стен, украшенных зубцами, как Московский Кремль. Все остальное — дачи и отели.

Отелей много. Но в сентябре в Хорватии теплее, чем у нас летом. И зачем нам в такую теплую погоду искать место под крышей? Да еще и на берету моря. Нам даже не пришлось выходить из города. Палатку мы поставили на бетонной площадке на берегу моря (пляжа как такового там не было) — прямо напротив теннисных кортов какого-то отеля. Можно сказать, устроились даже не в первой, а в нулевой линии (отель первой линии был у нас за спиной — в 50 метрах дальше от моря). Неподалеку нашелся душ, в закрытом на ночь кафе — кран с водой и работающая розетка.

Утром мы продолжили изучение хорватского автостопа. Опять поделились на две пары, договорившись встретиться в Порече. Вскоре Олег с Виолеттой уехали на миниатюрном «Фольксвагене». Минут через десять мы с Сашей Богомоловой помчались вдогонку за ними на огромном и совершенно пустом туристическом автобусе. А ведь могли бы ехать в нем и вчетвером! Но кто бы знал!

Пореч, как и все старые городки Истрии, был основан в доисторические времена, но настоящим городом стал только при римлянах. Они создали здесь свое укрепленное военное поселение, которое уже во второй половине I века до н. э. получило статус отдельной римской колонии — Юлия Парентиум.

Первые христиане, еще нелегальные и жестоко преследуемые, появились в Порече уже в III веке. Поэтому в начале IV века — буквально сразу же после легализации христианства в Римской империи — в городе был уже свой епископ. До сих пор здесь можно увидеть множество культовых сооружений, разной степени сохранности. Среди них и знаменитая базилика Святого Евфразия, включенная ЮНЕСКО в список памятников мирового значения.

Через узкие ворота мы вошли в маленький внутренний дворик, обрамленный с четырех сторон классическими римскими портиками. Справа — церковь с фрагментами мозаики как на полу, так и на потолке. Во второй половине IV века на этом месте была часовня, посвященная святому Мавру, покровителю города. Позднее ее перестроили в церковь, а в VI веке — в базилику Святого Евфразия, который в период строительства церкви был местным епископом.

Слева от базилики — вход на колокольню. Поднявшись по скрипучим деревянным ступеням на самый верх, я увидел не только двускатную черепичную крышу базилики и внутренний дворик, но и весь город, занимающий маленький скалистый полуостров. Видно, что застроен он очень плотно. Узкие улочки едва угадываются в сплошном покрове из черепичных крыш. А площадей совсем не видно.

Полуостров омывается водами ласкового Эгейского моря, над которым раскинулось голубое безоблачное небо. Вода в прибрежной зоне была настолько прозрачной, что позволяла рассмотреть дно во всех деталях. Видны были даже камни, лежавшие в десятках метров от берега.

Мы вернулись на трассу и попытались продолжить свое путешествие автостопом. Поначалу все было совсем не плохо. Нас, сразу четверых, подбросили на попутном автобусе до Зеленой Лагуны. Там мы встали в тени дерева, усыпанного спелыми плодами инжира. И… надолго застряли.

Начался разброд и шатания.

— Сейчас пошлю эсэмэску: «Мама, забери меня отсюда», — Виолетта сказала это в шутку, но было видно, что ей уже порядком надоело торчать на одном месте.

Олег явно был настроен стоять до последнего. Буквально на второй день знакомства с автостопом он стал ярым фанатом этого способа передвижения. Он и позднее всегда голосовал за автостоп.

— Мнения разделились, — сказала Саша, комментируя ситуацию на мою видеокамеру, и продолжила: — Но в одном мы вместе — видно, Ровинь — какое-то не для нас место.

Перед началом путешествия мы договорились, что если нам не удастся прийти к какому-то единому мнению, то решение придется принимать мне. Я же не был настроен биться за автостоп до победного конца. Хотя и был уверен, что рано или поздно мы обязательно с этого места уедем. Просто не можем не уехать. И все же я предложил перейти на противоположную сторону дороги и… поехать назад в Пореч, чтобы оттуда поехать в Ровинь на автобусе. Ведь главное для нас само путешествие. А где ночевать, чем питаться и каким транспортом пользоваться — это вопросы, которые решаются по мере их поступления. Именно это, вкупе с ненужностью виз, и давало нам пьянящее чувство свободы.

Вернувшись в Пореч на попутке, мы сразу же отправились на автовокзал. И, как оказалось, вовремя! Автобусы в Хорватии, как мы только что выяснили, ходят преимущественно в дневное время. Поэтому, когда мы сразу же после заката зашли на автостанцию, там как раз грузился самый последний в этот день автобус до Ровиня.

Едва мы зашли в автобус, как он сразу же и поехал. Вскоре к нам подошел кондуктор.

— По 38 кун с человека.

— Нет, так не пойдет! Дорого! — возмутился Олег.

— Дорого? — удивился он. — Как же дорого?

Но Олег не сдавался.

— Давай 100 за четверых, — предложил он.

— Давай! — тут же и как-то неожиданно легко согласился кондуктор.

Оказывается, Хорватия все же еще не совсем Европа, хотя и рвется изо всех сил в Европейский Союз. Олег тут же почувствовал себя «как дома».

— Вот видите, — с торжествующим видом сказал он нам. — Все хотят заработать. — Он и в дальнейшем во время всего путешествия не упускал случая поторговаться. Часами спорил даже из-за 1–2 долларов. Мы с Сашей, поняв, что с Олегом нам соревноваться бессмысленно, предоставили ему все споры о ценах. Поэтому и потратили на путешествие примерно на 20 % меньше, чем могли бы.

Постепенно в нашей группе стало естественным путем формироваться разделение обязанностей. Не произвольное, а «по интересам».

У нас не было заранее выбранного маршрута. Я же во многих странах уже был. Но и про те, в которые попадал впервые, много читал. Поэтому мне не составляло большого труда понять, куда именно нам стоит заехать. И убедить в этом своих попутчиков. А большой опыт путешествий давал возможность правильно рассчитать время, чтобы успеть на очередной перелет. Ведь на самолеты билеты приходилось покупать заранее.

В Ровинь мы приехали уже в темноте. На улицах царило оживление. На каждом углу играли уличные музыканты. Было тепло и уютно. Мы не стали прицениваться к гостиницам, а сразу же пошли вдоль моря на выход из города, чтобы найти пляж, на котором можно было бы поставить палатку — раз уж она у нас с собой была.

Вначале нам пришлось пройти пару километров по северному пригороду, потом мимо верфи (если так можно назвать пустырь, на котором ремонтируют яхты и баркасы). Наконец начались пустынные в ночной час пляжи. На гальке, в двух метрах от кромки воды — с видом на огни Ровиня — мы и поставили палатку. Тут же стали искать душ — после ночевки в Новиграде успели привыкнуть к комфорту. Душ нашли, но воды в нем не было. Это нас не столько расстроило, сколько удивило. Но идти дальше в поисках более комфортного пляжа не стали.

Утром нас разбудили крики бакланов. Они огромной стаей окутали проходивший недалеко от берега рыболовецкий баркас. Пора и нам вставать и возвращаться в город.

Ровинь оказался удивительно похожим на Пореч и внешне, и по своей структуре. Ночью нам были видны только огни. Но утром можно было разглядеть Старый город, настолько плотно застроенный каменными домами под черепичными крышами, будто здесь совсем нет улиц, и все здания срослись воедино, без остатка заполонив вдающийся в море скалистый полуостров.

Полуостров застроен так плотно, что разноцветные, но немного выцветшие стены домов на берегу стоят прямо в воде — как в Венеции. А из дверей стоящих на берегу домов при желании можно сразу же сесть в лодку.

На самом высоком месте был виден кафедральный собор Святой Эуфемии, тронутый светом раннего утра. Это непропорционально огромное по сравнению с окружающими домами здание казалось удивительно маленьким на фоне стоящей рядом с ним колокольни, украшенной бронзовой фигурой святой.

В соборе хранятся привезенные из Константинополя мощи Святой Эуфемии. А колокольню используют не только по прямому назначению, но и как смотровую площадку, с которой открывается прекрасный вид на полуостров, застроенный домами с черепичными крышами. Если расстояние между домами составляет больше пяти метров, то в Ровине это уже площадь. На стенах примыкающих друг к другу домов местные художники развесили картины. Поэтому улочки стали еще уже. Зато серый цвет каменных стен почти не виден за яркими акварельными пейзажами.

При первом взгляде на карту хорватских железных дорог может создаться впечатление, что инженеры-железнодорожники были немного не в своем уме. Линии — как параллельные прямые Эвклида — не пересекаются между собой. Они то неожиданно появляются, то так же неожиданно обрываются.

Конечно, в таком хаотическом рисунке не было ни злого умысла, ни недомыслия. Все объясняется очень просто. Железную дорогу строили в когда-то едином и, как тогда казалось, устойчивом государстве. В начале 1990-х годов Югославия с громким шумом и чередой кровавых межэтнических конфликтов распалась на части. А единая сеть железных дорог оказалась разорванной на не связанные между собой части. И сейчас, например, из Пулы в Риеку поезда ходят через территорию Словении. А для тех, кто не хочет поездку к ближайшим родственникам, живущим от них всего в 100 километрах, превращать в заграничный вояж, от станции Лупоглав до Риеки пустили специальный автобус.

Железную дорогу нельзя назвать очень оживленной. Поезда ходят с перерывами в несколько часов. Да и состоят они из одного «самоходного» вагона, разукрашенного граффити. Как будто это и не поезд вовсе, а идущий по рельсам большой автобус.

На станции Канфонар билетная касса была закрыта. И, видимо, уже давно. Поэтому билеты мы покупали у кондуктора.

— Вы куда едете? В Хум? Я вам подскажу, где выходить.

Хум на Истре — две мощенные камнем узкие улочки, подсвеченные фонарями, да примерно два десятка одно-двухэтажных каменных домов. Только собор, рассчитанный как минимум на несколько сотен прихожан, служит зримым свидетельством того, что город не всегда был таким маленьким, как сейчас.

В городе в настоящий момент «прописано» двадцать человек. Мы видели только двоих: мужчину на веранде с бокалом красного вина и женщину, у которой попросили воды. Еще в нескольких домах горел свет, а у одной двери стояла детская коляска. Нашелся даже один маленький отель — пустой, а перед входом в город и ресторан, но закрытый.

Очевидно, в разгар туристического сезона туристы здесь бывают. Но в конце сентября, да еще и поздним вечером освещенные старинными фонарями узкие городские улочки были пусты. Как будто мы оказались среди декораций, на фоне которых будут снимать очередную сказочную историю.

Пройдя город несколько раз вдоль и поперек, на что понадобилось совсем немного времени, мы нашли у собора маленькую уютную лужайку с видом на башню с часами (дважды в сутки они показывают точное время — 2 часа 30 минут). С одной стороны был собор, а с другой — городская стена. Церковь скрывала нас от света полной луны, давая темную густую тень.

Утром мы на поезде уехали в Риеку. Не нужно быть большим знатоком иностранных языков, чтобы понять, что название этого города, основанного в XIII веке на месте античного поселка Тарсатика, переводится на русский язык как «река». Итальянское название города — Фьюме. Но в переводе на русский оно означает то же самое.

Река, в честь которой и назван город, рассекает старый центр примерно на две равные части. С одной стороны — два вокзала, порт, церкви и театр, а с другой — замок Трсат и церковь Богородицы Трсатской. Именно там, на возвышающейся над городом скале и появилось первое поселение.

Сейчас Риека — второй по величине город Хорватии и крупнейший порт страны. Автомобильные паромы и скоростные пассажирские катамараны связывают его с островами в Адриатическом море. Из Риеки мы на пароме отправились на остров со странным для русского слуха названием — Раб. Конечно, никаких рабов здесь отродясь не было. В античные времена, когда остров населяли иллирийские племена, он назывался Арба. В немного искаженном виде это название и дошло до наших дней.

Главный город здесь называют точно так же, как и весь остров — Раб. Основали его римляне во II веке до н. э. И буквально сразу же здесь стали строить виллы и дома для отдыха римских патрициев.

После развала Римской империи остров неоднократно переходил из рук в руки. Но он все время оставался островом-курортом для любителей спокойного отдыха на берегу моря под ласковыми лучами солнца. Еще бы! Считается, что именно на этом острове бывает больше всего солнечных дней в году. Причем не только в Хорватии, но и во всей Европе. И действительно, за целый день, проведенный на этом острове, мы увидели прекрасно сохранившийся княжеский дворец XIII века, много церквей и колоколен, но небо было девственно чистым. На нем не было ни одного, даже самого маленького, облачка. Конечно, в такую погоду крыша нам была не нужна. Поэтому мы поставили палатку прямо на пляже. Но спали не в ней, а рядом — на мелкой гальке. На море стоял полный штиль, как на озере. Не было ни прилива, ни самых маленьких волн.

Утром мы прошли пешком до поселка Мишняк, откуда на пароме вернулись на континент и в попутном «доме на колесах» уехали в сторону Плитвицких озер.

Плитвицкие озера — самый знаменитый национальный парк Хорватии. В нем среди густого леса можно увидеть множество связанных между собой озер, речки с водопадами, заросшие зеленым мхом камни, карстовые пещеры. В удивительно чистой воде стайки рыб терпеливо ждут подачек от туристов. Дикие утки плавают буквально под ногами. Для удобства посетителей проложены удобные маршруты. Все речки и озера можно обойти, ни разу не замочив ног — по деревянным тротуарам и гатям.

По белому песчаному дну разбросаны коричневые, золотистые, зеленые и ярко-желтые листья. Кое-где встречаются обросшие мхом и водорослями стволы деревьев. Из-за преломления лучей в воде они кажутся больше, чем есть на самом деле.

Солнечные лучи беспрепятственно проникают сквозь воду и придают ей удивительный цвет. Издалека кажется, будто речки и озера искрятся и переливаются всеми оттенками зеленого. Иллюзия настолько убедительна, что начинаешь всерьез верить в исключительные свойства здешней воды. Но стоит зачерпнуть ее в ладони, как сразу же убеждаешься: все это не более чем оптический обман.

Такого разнообразия водных источников — озер, луж, речушек, водопадов, каскадов, болот и всего, в чем может содержаться или протекать вода — причем удивительно чистая, не найдешь ни в каком другом месте нашей планеты. Так что, если вы вдруг попадете в Хорватию всего на один день, то лучше всего провести его именно на Плитвицких озерах.

Выйдя из парка на проходящее перед входом в него шоссе, мы выяснили, что ближайший автобус будет только через час. Поэтому поехали в сторону Загреба автостопом, договорившись встретиться на железнодорожном вокзале.

Столица Хорватии лежит в стороне от популярных приморских курортов, в мало посещаемой туристами континентальной части Хорватии.

Если приморские города основаны преимущественно римлянами, то к основанию Загреба приложили свою руку венгры. Город впервые упоминается в 1094 году, когда здесь уже был свой епископ.

Широкий бульвар привел нас от вокзала на центральную площадь города с монументом национальному герою Хорватии — бану Йосипу Елачичу. В период социалистической Югославии памятник убрали. Тогда правительство, во главе которого стоял хорват по национальности Иосиф Броз Тито, не поддерживало хорватский национализм. Конечно, сразу же после получения Хорватией независимости памятник водрузили на его прежнее место.

От площади начинается улица Каптол. На ней и в ее самых ближайших окрестностях находятся три главные хорватские церкви — самая большая, самая почитаемая и самая красивая.

Два высоких шпиля храма Вознесения Девы Марии служат прекрасным ориентиром и днем и ночью, когда они подсвечены прожекторами. Во время пожара 1731 года буквально весь город сгорел до основания. Пострадали и Каменные ворота. Только хранившаяся в них икона Богородицы чудесным образом уцелела. Поэтому ворота перестроили в часовню. А признанная чудотворной икона тут же стала объектом паломничества католиков со всей страны. И сейчас перед ней постоянно горят сотни свечей. Самую нарядную городскую церковь Святого Марка построили в XIV веке, но свой нынешний ярко-красочный вид она приобрела уже в XIX веке. Именно тогда двускатную крышу покрыли блестящей разноцветной черепицей с изображениями гербов Загреба и объединенного княжества Хорватии, Далмации и Славонии.

По центру Загреба можно бродить весь день, неспешно разглядывая свежеокрашенные фасады и заглядывая в тихие, уютные и удивительно похожие на одесские дворики. Оживленные улицы, по которым снуют трамваи — самый распространенный вид местного городского транспорта, — перемежаются с тихими переулками и небольшими площадями. Ориентироваться в городе на удивление легко и просто, даже без карты: пойдешь наверх — попадешь на гору, спустишься вниз — никак не миновать железнодорожный вокзал. Туда мы и вернулись, сделав круг по городу.

Следующая страна на нашем маршруте — Сербия. Прямой поезд в Белград должен был пойти только через несколько часов. Зато буквально через несколько минут отправлялся поезд в сторону боснийской границы. На нем мы и поехали. С момента окончания Югославской войны прошло уже около 15 лет. Самые ожесточенные бои тогда шли за контроль над железной дорогой. И сейчас на каждой хорватской станции в районе боснийской границы установлены мемориалы, перед которыми по вечерам зажигают не вечный огонь, а маленькие свечки и лампады, как перед иконами в православных храмах. На домах сохранились отчетливые следы пуль и снарядов.

Кто был прав в этой войне, а кто виноват, не нам судить. К гражданским войнам понятие справедливости вообще неприменимо. Есть только свои и чужие. Поэтому пассажиры и проводники хорваты рассказывали нам о зверствах со стороны югославской армии, а сербы — они здесь редко, но встречаются — вспоминали о преступлениях, совершавшихся хорватскими повстанцами. Обе участвовавшие в конфликте стороны проводили этнические чистки. Все старались держаться поближе к своим. Хорваты селились с хорватами, сербы с сербами, православные с православными, католики с католиками. Трудно пришлось смешанным семьям.

В поезде мы разговорились с проводником — седовласым пожилым мужчиной в синем кителе, проверявшим у нас билеты.

— Как началась война, все сразу стали перебираться поближе к своим. А мне куда было податься? Я сам — православный серб, а моя жена — хорватка католичка. Поселиться с хорватами я не мог, а моя жена не могла жить среди сербов. Нам просто повезло. В нашей деревне народ подобрался самый разношерстный, было много и смешанных семей. В соседних деревнях все друг с другом пересрались. Там, где больше было сербов, убивали хорватов, там, где больше хорватов, — сербов… Кстати, — он показал рукой в открытое окно, — мы сейчас как раз проезжаем мимо шахты, в которую скинули свыше двухсот сербов, жителей соседней деревни. У нас же все понимали, что численного преимущества нет ни у одной из сторон. Вот никто и не решился начать первым. Так и прожили всю войну… в страхе друг перед другом.

Железная дорога в Хорватии очевидно не пользуется большим спросом. Даже несмотря на более низкую по сравнению с автобусами стоимость проезда. На мелких хорватских станциях билетные кассы еще остались, но билеты уже не продают. Эту обязанность возложили на кондукторов в поездах. Они теперь не проверяют билеты у пассажиров, а продают их.

Когда на станции Новска, которая тоже была местом ожесточенных боев, мы сели в международный (а когда-то внутриюгославский) поезд Загреб — Белград, проводник продал нам билет не до Белграда, куда мы направлялись, а только до сербской границы. Так и пришлось нам въезжать в Сербию зайцами.

Глава вторая Сербия

Паспортный контроль между Хорватией и Сербией оказался простым и быстрым: хорватский пограничник поставил выездной штамп, а сербский — въездной. Вскоре в купе зашел кондуктор. Он долго подсчитывал стоимость билетов. Не только специального терминала, но и простого калькулятора у него не было. Считать ему приходилось по старинке — складывать цифры столбиком на листочке бумаги.

После долгих подсчетов по типу «два пишем, один в уме», он сообщил нам результат. Сколько-то тысяч динар. Я даже не стал слушать, сколько именно. Откуда у нас могли быть сербские деньги? Мы же только что въехали в Сербию. Даже из вагона еще никуда не выходили.

Олег тут же предложил:

— Давайте мы вам хорватскими кунами заплатим.

Кондуктор еще на несколько минут погрузился в вычисления. Он как любознательный первоклассник очевидно получал удовольствие от самого процесса, каждый раз поражаясь полученному результату как какому-то чуду. Наконец, он сообщил:

— 340 кун за всех четверых.

Но у нас-то было ровно в два раза меньше. Олег, конечно, не растерялся.

— Может, 170 кун? — сказал он и после короткой паузы добавил: — И билетов не надо.

— Можно и так, — тут же с готовностью согласился кондуктор.

И чего, спрашивается, так долго считал? Все же не зря сербы называют русских братьями. У нас действительно есть много общего.

Поезд пришел в Белград рано-рано утром. Небо было затянуто тучами. А фасады окружающих вокзал мрачно-официальных зданий выглядели хмуро-неприветливыми. Так нас встретила столица Сербии.

Сербия в 1882 году стала самостоятельным государством. И сразу же занялась объединением славянских земель. Именно сербское эмигрантское правительство в 1917 году совместно с основанным в Лондоне Югославским комитетом провозгласило о создании Королевства сербов, хорватов и словенцев. Но государство оказалось непрочным.

В 1990-е годы Югославия стала распадаться — долго, тяжело и мучительно. Все бывшие югославские республики воевали между собой, и все вместе — с Сербией. И все же сербам, вероятно, удалось бы постепенно навести порядок. Но в войну вмешалось НАТО. Так что Сербии пришлось воевать сразу со всей Западной Европой. Хорватам и боснийцам поставляли оружие, посылали к ним военных советников. Но все равно решающего перевеса в войне достичь не удавалось. Тогда начались массированные авиаудары по сербской территории.

Сербские войска в Югославской войне не воевали на своей земле — только в соседних республиках. В Сербии были штабы, тыловые части и учебные здания. Они и стали подвергаться бомбардировкам. Одновременно американцы взялись методично разрушать и гражданскую инфраструктуру. Бомбы посыпались на электростанции, мосты, аэродромы, вокзалы.

Под горячую руку попали и припаркованные на реке Сава у белградской крепости прогулочные туристические теплоходы. У самого большого из них палубная надстройка смята в лепешку, как будто ее сверху ударили «тяжелым тупым предметом».

— Бомба не разорвалась, — объяснил проходивший мимо серб.

Мы разговорились. Оказалось, Александр уже три года работает с русскими коллегами на разминировании. Поэтому прекрасно говорит по-русски. Сам он по образованию инженер. Работал на заводе в Нише.

— Я работал на заводе по производству промышленных насосов. Но предприятие обанкротилось, и его закрыли. Пришлось искать новую работу. Один мой знакомый предложил стать сапером. Война закончилась уже десять лет назад, но работы по разминированию у нас еще очень много. Моя жена вначале благосклонно отнеслась к тому, что я буду заниматься разминированием. Все же не придется семье сидеть на пособии по безработице. Каждый день она провожала меня и потом целый день гадала, приду я с работы или… меня оттуда принесут. Видимо, постоянный стресс расшатал ее нервы. Да и мои тоже. Мы стали часто ругаться. Потом она поставила ультиматум: или я, или твоя работа. Пришлось выбирать. Я выбрал работу. Я уже не могу жить без азарта и каждодневного риска. Это же такая скука! А на разминировании каждый случай — уникальный. Каждый день не похож на предыдущий или последующий. Работа мне нравится. Только с минами я возиться не люблю. Ведь стоит сделать малейшую ошибку — и калека на всю жизнь. Я предпочитаю разминировать неразорвавшиеся авиабомбы. С ними я на сто процентов уверен, что калекой не буду!

После этих оптимистичных слов Александр попрощался с нами, посоветовав обязательно заглянуть в Белградскую крепость. Ее не только уже разминировали, но и почти полностью отреставрировали.

Сербия и бывшие югославские республики не только в прошлом веке входили в состав единого государства. Они изначально были едины — как часть Римской империи. Не только в Хорватии буквально все старые города были основаны римлянами, но и в Сербии. Это относится и к современному Белграду.

У впадения реки Савы в Дунай люди жили еще во времена неолита. Позднее сюда пришли кельты. Но первое мало-мальски заметное поселение основали именно римляне. Название для него они заимствовали у кельтов — Сингидунум. Но строили уже по своим имперским планам.

Начали, как водится, со строительства крепости. Для нее нашлось прекрасное место — холм с видом сразу на две реки. Постепенно крепость со всех сторон обросла жилыми кварталами. Так и появился город, который в III веке н. э. получил статус колонии, а его жители стали полноценными гражданами Рима.

После того как город разрушили гунны во главе с Атиллой, власти всерьез взялись за укрепление крепости. Когда в VIII–IX веках сюда стали мигрировать сербы, крепость поражала не только своими размерами, но и удивительно белым цветом камня, использовавшегося при строительстве стен. Отсюда и название — Белград.

Как известно, крепости сильны не стенами, а храбростью их защитников. Храбрости сербам было не занимать. Но не только в конце прошлого века, но и раньше они неоднократно сталкивались с силами, намного превосходящими их по силе. В XI и XII веках на Белград трижды нападали крестоносцы, а в XV веке его всерьез и надолго захватили венгры. Затем на несколько веков крепость стала местом столкновения австрийцев и турок. Они поочередно ее захватывали, разрушали и реставрировали. Город несколько раз переходил из рук в руки. Стоит ли удивляться, что от древней крепости не осталось ни одного камня. Все укрепления, которые дошли до наших дней, построили австрийцы. Именно они сделали Белградскую крепость одним из самых мощных укреплений Европы. Однако в Первую мировую войну крепость в очередной раз разрушили.

Казалось, в эпоху современного оружия крепость уже не может иметь никакого военного значения. Уже в 1946 году ее объявили историческим памятником национального значения и превратили в музей. Однако в 1999 году на крепость опять обрушились бомбы. Сейчас вновь идет реставрация. Может, больше никогда здесь воевать не будут? Но кто знает. Ведь уже столько раз в истории Сербии последняя война оказывалась предпоследней.

— А мы, сербы, любим воевать. — Мы разговорились еще с одним местным жителем, мирно прогуливавшимся по аллее, но, судя по выправке, бывшим военным. — Посмотрите на нашу историю. У нас еще не было ни одного поколения, во время которого не было бы хотя бы одной самой маленькой войны. Вот и в 1990-е годы вы, россияне, мирно отпустили свои союзные республики. А мы взялись за оружие, чтобы не допустить развала страны. И если бы не вмешательство американцев, наверняка бы победили. Вместе со мной воевали русские добровольцы. Но от Ельцина никакой помощи мы не получили. Впрочем, я его не виню. Тогда Россия и себе-то не могла ничем помочь. Не то что другим.

В течение дня, проведенного на улицах Белграда, к нам неоднократно подходили местные жители — предлагали чем-нибудь помочь, объяснить или просто поговорить. К русским здесь действительно относятся как к братьям. И за «предательство» зла не держат.

В большинстве белградских парков есть беспроводные сети. Поэтому мы устроились на лавочке в сквере перед министерством путей сообщения и окунулись с головой в Интернет — отправлять первые заметки и фотографии.

К нам опять подошел человек, привлеченный тем, что между собой мы говорили по-русски. Но он оказался не местным и даже не сербом.

Михаил уже третий год подряд приезжает летом в Сербию — эта страна ему чем-то очень понравилась. Но каждый раз ему приходится обращаться за сербской визой в посольство.

— Не цените вы, россияне, своего счастья. С российским загранпаспортом сейчас свободно можно въехать во многие страны мира. А нам, гражданам Казахстана, прежде чем хоть куда-то поехать, нужно идти в посольство за визой!

В Белграде мы на ночь оставаться не стали, а купили билеты на ночной автобус, уходящий в Черногорию.

Глава третья Черногория

Черногория входила в состав Югославии даже тогда, когда в ней остались только две республики. В 2006 году провели референдум. На нем 55,4 % высказались за независимость страны, 44,6 % — против. Развестись удалось тихо и мирно. И сейчас в Черногорию, как и в Сербию, россияне могут въезжать без визы на срок до 30 дней.

Границу между Сербией и Черногорией мы благополучно проспали. Я даже не могу вспомнить, два там было пограничных перехода или в одном месте нам поставили два штампа — выездной из Сербии и въездной в Черногорию. Одно помню точно: мы из автобуса не выходили. А пограничники сами заходили в салон, брали паспорта и, ничего не спрашивая, их «компостировали».

Как тут было не вспомнить мучения немецких путешественников Вольфганга Шрадера и Рюдигера Кёнига: «С югославскими визами нам удивительно не везло. Первая была просрочена задолго до начала путешествия. Со второй мы приехали в Югославию. В столице нам ее продлили, поставив третью, а четвертую визу мы вынуждены были оплатить на границе, так как из-за скверной дороги добрались до пограничной заставы на полдня позднее, чем рассчитывали».

Мы же уже, считай, третий раз въезжали в Югославию. При этом не только не оформляли виз, но и ничего не платили за пересечение границ.

Наше путешествие по Черногории началось в городке Биело Поле, недалеко от сербской границы. Автобус прибыл на автостанцию очень рано. Было сыро и прохладно. Окружающие город со всех сторон холмы окутывал густой туман.

Заглянув на второй этаж здания автовокзала, мы обнаружили пустую комнату, в которой только-только закончился ремонт. Мебели там никакой не было, поэтому дверь не закрывали. Зато в этой комнате, очевидно рассчитанной под офис, обнаружилось много работающих розеток — прекрасная возможность зарядить аккумуляторы нетбуков, фото- и видеотехники.

Немного согревшись и «зарядившись», мы отправились на исследование пустынного и все еще окутанного туманом города.

Городок Биело Поле был основан в XII веке и вплоть до 1912 года вместе с приграничной областью Черногории входил в состав Сербии. Церковь Святых Петра и Павла, заложенная одновременно с основанием города в XII веке, при турках была превращена в мечеть. А трехэтажная колокольня с остроконечной крышей, построенная из более светлого камня, чем основное здание церкви, стала минаретом. В 1912 году город освободился от турецкого ига, но мечеть опять стала православным храмом только в 1962 году. И до сих пор действует.

Снаружи церковь выглядит неказисто. Увидеть же храм изнутри шансов не было. Казалось, чуть ли не все население городка собралось на воскресную службу. Внутрь было не протолкнуться. Даже часть прихожан была вынуждена стоять снаружи.

Из Биело Поле мы на автобусе уехали в Мойковац. А там на автовокзале к нам прицепился таксист, который уговорил нас не ждать несколько часов автобус, а поехать в каньон Тара с ним. Уговорил.

Каньон Тара — самый большой каньон Европы. Да и в мире он своими размерами уступает только американскому Большому каньону в Аризоне. Дорога от Мойковца идет по левому склону каньона и приводит к единственному мосту, переброшенному с одного берега реки на другой.

Арочный бетонный мост Джурджевича поражает своими размерами. При длине 366 метров, он возвышается над уровнем реки на 172 метра. Строили это уникальное архитектурное сооружение в 1939 году, перед началом Второй мировой войны.

Когда Югославию захватили немцы, югославские партизаны напали на мост и полностью его уничтожили. Ирония судьбы в том, что взрывчатку закладывал один из инженеров, работавших на строительстве. Лазарь Яукович прекрасно знал самые уязвимые точки, взрыв в которых нанесет наибольший урон сооружению. Эта диверсия, нарушившая пути снабжения в горных районах страны и сильно затруднившая переброску войск для борьбы с партизанами, вызвала такую злобу у итальянцев, которые вместе с немцами участвовали в оккупации Черногории, что они внесли Лазаря Яуковича в список самых разыскиваемых своих врагов. В конце войны его поймали и сразу же расстреляли. Сейчас у въезда на мост можно увидеть памятник этому инженеру, который вначале строил мост, а потом его взрывал.

Почему же мост не назвали в честь этого героя? И кто такой этот таинственный Джурджевич? Оказывается, это не герой и даже не партийный босс, а самый обычный фермер. Его заслуга лишь в том, что его ферма находится неподалеку от моста.

Местные фермеры в герои не рвутся и на инженеров не переучиваются, предпочитая спокойный образ жизни. На противоположном конце моста тоже когда-то была ферма. Но в полном соответствии с новыми веяниями ее перепрофилировали в… кемпинг. Туристы сейчас более надежный источник дохода, чем разведение овец.

Я зашел в кемпинг исключительно для того, чтобы запечатлеть открывающийся из него вид на мост. Уже собирался уходить, как из дверей срубленного из бревен дома вышел добродушный толстяк с коротко стриженными седыми волосами, темными бровями и густыми буденновскими усами. Он был одет в футболку с надписью «ФСБ» и видавшие виды шорты, а в руках держал серебряный поднос с графином и рюмками. Увидев меня перед собой, он сказал просто и буднично:

— Пойдем пить сливовицу.

Я никак не ожидал, что его слова относятся ко мне. Оглянулся. Никого рядом не было. Мои попутчики были еще далеко. Что же делать? Придется пить. Конечно, не пьянства ради, а исключительно ради науки. Побывать в Черногории и ни разу не попробовать сливовицы — это все равно, что уехать с Камчатки, ни разу не отведав красной икры.

Так я познакомился с хозяином кемпинга с приятным для славянского уха именем Драголюб. Он говорил по-сербски, но как-то очень понятно.

— Ко мне много русских приезжает. Видишь футболку, — он показал на буквы «ФСБ». — Это мне один из них подарил. Говорил, что полковник.

Драголюб взял в руку графин, вынул сливу, которой было заткнуто горлышко, и налил в две рюмки грамм по двадцать бесцветной жидкости. Мы чокнулись.

— Живели! — сказал он и выпил одним глотком.

Я последовал его примеру. По вкусу сливовица напомнила обычный самогон, только хорошо очищенный.

— Это и есть знаменитая сливовица? Похоже на самогон.

— Это самогон и есть. Домашний! Мы его сами гоним из слив. Плоды должны быть не просто спелые, а сахарные. Поэтому мы не срываем их с дерева, а собираем с земли, после того, как они сами осыпались.

Я огляделся вокруг. Склоны рядом с полем, которое раньше, очевидно, было местом для выпаса овец, а сейчас служит в качестве площадки для кемпинга, были засажены сливовыми деревьями. Вся земля под деревьями была просто усеяна упавшими сливами.

Вскоре подтянулись мои попутчики. Олегу Драголюб предложил к нам присоединиться. А Виолетте с Сашей и наливать не стал.

— Девушкам лучше пойти сливы поесть. Вон на том дереве они самые вкусные, — он указал направление.

Драголюб наполнил три рюмки, мы чокнулись и дружно произнесли традиционный тост «Живели!», что буквально соответствует нашему «Будем здоровы!». Хозяин кемпинга ненавязчиво, но упорно рекламировал если не напрямую свое заведение, то место, в котором оно находится.

— У нас тут нет никаких промышленных предприятий, поэтому такой свежий и чистый воздух, свежее деревенское мясо, козий сыр, тихо…

Одновременно с этим Драголюб потрошил недавно выловленную в реке Тара форель и следил за тем, чтобы запекавшаяся в сложенном из камней очаге картошка с мясом не сгорела.

— Можете поставить палатку на поле — выбирайте любое место. Или можете переночевать в одном из деревянных домиков.

Вообще не в наших правилах с раннего утра становиться на ночлег. Но под влиянием сливовицы и не на такое согласишься.

Так у нас впервые за все путешествие образовался выходной день. Мы поставили палатку и пошли купаться. Каньон такой глубокий, что на спуск вниз и подъем назад наверх ушло чуть ли не полдня. Купаться в холодной воде, конечно, долго не будешь. Но по пути внимание то и дело отвлекалось то на пробивающиеся сквозь листву грибы, то на ярко-красные плоды боярышника, то на превратившиеся в руины деревянные фермерские дома. Драголюб не обманул. Вечером он действительно приготовил настоящий домашний ужин: только что выловленная в Таре и зажаренная на костре рыба, варенная в мундире картошка и домашний козий сыр. С напитками он поступил просто. Подвел нас к холодильнику, открыл его и сказал.

— Берите, что хотите.

От моста Джурджевича наш путь лежал в сторону национального парка Дурмитор. Продавщица в стоявшем у развилки сувенирном киоске сообщила, что ближайший автобус на Жабляк будет только через два часа. Значит, придется опять заняться автостопом.

Мы разделились на две пары. Но вскоре выяснилось, что в Черногории это делать не обязательно. Здесь скорость передвижения автостопом нераздельной четверкой не намного меньше, чем парой. Если кто захочет подвезти, то место найдется и для четверых.

Вначале мы уехали на легковой машине. Дорога шла все время в гору, а машина была перегружена — нас четверо, да еще и четыре рюкзака. Поэтому 10 километров мы еле-еле плелись в течение получаса. Потом — также сразу вчетвером — втиснулись в кабину грузовика. Водителю пришлось вжаться в угол, чтобы мы все поместились. А переключение скоростей стало для него почти непосильной задачей. Но до Жабляка оставалось всего лишь 12 километров.

Сам по себе ничем не примечательный поселок Жабляк стал крупным туристическим центром исключительно благодаря своему расположению у входа в национальный парк Дурмитор. Горы здесь сравнительно небольшие. Но их много. Только вершин высотой свыше двух километров насчитывается свыше семидесяти. Среди них и самая высокая точка Черногории — вершина Боботов-Кук, высотой 2522 метра. Есть тут и несколько глубоких каньонов, и озера, и реки, и ручьи, и многочисленные источники с прохладной чистой водой.

В самом центре поселка у здания туристической информации висит карта, на которой отмечены все основные достопримечательности. Что же выбрать? Может, подняться на самую высокую вершину Черногории? Или пройти по тропе мимо нескольких крупнейших озер? Долго судили и рядили, прежде чем приняли окончательное решение — пойдем к Ледяной пещере. По пути заодно увидим Черное озеро и поднимемся почти на самую вершину пика Обла Глава, высотой 2100 метров.

Дорога оказалась длиннее и значительно круче, чем мы полагали, глядя на карту. Тропа петляла по склонам гор — то круто поднимаясь наверх, то так же круто спускаясь вниз. Уже начинало темнеть, а мы вначале шли, а потом уже и карабкались по крутому склону, который казался бесконечным.

Путь до пещеры занял у нас пять часов. Дошли мы уже в густых сумерках. С наступлением ночи быстро похолодало. Чтобы не замерзнуть в своих рассчитанных на тропики спальных мешках, пришлось надевать на себя всю одежду. И все равно жарко не было. Но все же и не замерзли — главным образом потому, что вчетвером забились в двухместную палатку.

К входу в Ледяную пещеру пришлось метров тридцать спускаться вниз под крутым наклоном. Под ногами лежал грязный, но еще достаточно прочный прошлогодний снег. Внутри тоже было холодно. И очень много льда. Именно из него, а не из камня и сделаны здесь сталактиты и сталагмиты. Даже в начале осени, когда большая часть ледяных скульптур растаяла, в пещере еще остались ледяные глыбы самой причудливой формы.

Впрочем, в Дурмиторе вообще было довольно прохладно. На обратном пути в поселок мы наткнулись на заросли малины. Удивительно, но ягоды еще не созрели. И это в конце сентября!

В Жабляке мы зашли на автовокзал. Выяснив, что ближайший автобус пойдет только через два часа, отправились на выход из города — благо он там недалеко.

Водитель джипа, оказавшийся профессиональным альпинистом, взялся увлеченно рассказывать, как штурмовал Эверест вместе с русскими коллегами. Но его рассказ прервался почти в самом начале. Джип заглох и, несмотря на все манипуляции, никак не хотел заводиться.

Машина перегородила асфальтированную, но узкую дорогу. Однако пробки не возникло. Ведь мы были не на шоссе, а на какой-то глухой сельской дороге. Здесь машины появляются только случайно. Бывший альпинист вызвал подмогу по мобильному телефону. А мы пошли искать выход на главную трассу.

Шли напрямик, через поля и перелески. Немного поплутали, но с помощью местных жителей все же добрались до шоссе. Тем временем автобус, который мы не хотели ждать в Жабляке, успел проскочить буквально перед нашим носом. Но вскоре мы вчетвером уехали на попутке.

Попали к местному «шумахеру». Он как разогнался на старте, так и не снижал скорости. Уже и стемнело, и крутые серпантины начались. А он все гнал и гнал по узкой дороге, как по треку гонок «Формула 1». Обгонял всех подряд, даже на самых крутых поворотах. Пропущенный нами автобус мы с ним тоже обогнали. Однако все равно в Никшич попали уже в темноте. Ночной автостоп, как известно, занятие неблагодарное. Поэтому в монастырь Острог, до которого оставалось еще около 22 километров (из них 8 — вверх по склону), поехали на такси.

Монастырь Острог — самая крупная, самая почитаемая и самая известная православная обитель на Балканах. В XVII веке к скале, на высоте 1000 метров над уровнем моря, «прилепилась» маленькая церковь. Рядом с ней поселились монахи. Основанный ими монастырь стал таким популярным, что они просто физически не могли принять всех паломников. Поэтому в 1820 году в дополнение к старому монастырю создали еще один, расположенный на 200 метров ниже по склону. Его стали называть нижним.

Верхний монастырь постоянно расширяли. Достроили Крестовоздвиженскую церковь, по строили новое общежитие для монахов. На втором этаже для паломников выделили три большие комнаты: № 1, № 2 и № 3. В них поставили рядами трехэтажные железные кровати. Ночевать можно бесплатно. Даже разрешение спрашивать ни у кого не нужно — заходи, выбирай свободную койку и ложись! Одеяла, ватные матрацы и подушки свалены огромными кучами на первом этаже. Самое удивительное в том, что здесь нет деления на мужские и женские кельи. Поэтому в келье обстановка как в плацкартном вагоне.

Утром мы встали по сигналу колокола и пошли на утреннюю службу. А после ее окончания сразу же отправились в Бар. Нет, не в питейное заведение. Такое странное имя носит город на Адриатическом побережье Черногории.

В Баре закончилось путешествие самой молодой участницы кругосветки — Виолетты Шаниной. Ей нужно было возвращаться в Москву. Учеба! Поэтому старый Бар мы осматривали уже втроем.

Старый Бар со стороны похож на огромную крепость. Он с трех сторон окружен высокими каменными стенами, а с четвертой стороны подступы к городу преграждает глубокое ущелье. Территория, ограниченная городскими стенами, была очень плотно застроена, а теперь она еще плотнее завалена руинами домов, церквей, мечетей, турецких бань и дворцов. Среди руин растут гранатовые деревья и нежатся на раскаленных камнях змеи.

На самом высоком месте внутри городских стен стоит крепость. Строили ее в XI веке. Старались. Рассчитывали на века. Все нападения она выдержала. Даже во время Второй мировой войны здесь шли ожесточенные бои — о них свидетельствует установленный внутри крепости мемориал. И крепость устояла. Однако во время землетрясения 1979 года от цитадели отвалился большой кусок стены. Он, правда, не упал, а стоит рядом, как будто небрежно прислоненный каким-нибудь великаном.

С угловой башни цитадели прекрасно видно, что в городе есть не только руины — результат недавнего землетрясения, но и несколько только что отреставрированных церквей — а это уже результат усилий местных властей по привлечению туристов.

Бар известен как «город олив». Оливковые деревья здесь встречаются на каждом шагу. Среди них есть и старые, и очень старые. Одно — самое большое и развесистое дерево — официально признано старейшим в Европе. Считается, что ему уже две тысячи лет. Огромную развесистую оливу превратили в мини-музей. Ее огородили со всех сторон. Поставили калитку — с платным входом. А рядом установили мраморную табличку, на которой написано, что этому дереву ровно две тысячи лет. Так что есть еще в мире вечные ценности. Пока эта плита не разрушится и не придет в негодность, дерево будет как бы заморожено в своем почтенном круглом возрасте.

Из Старого Бара мы поехали в Ульцинь… на такси. А почему нет? На автобусе с каждого по 5 евро, а такси — 15. Если же поделить на троих, то получается то же самое.

Небольшой каменистый мыс, на котором в V веке до н. э. поселились греки, во II веке до н. э. привлек внимание римлян. Они основали здесь свою колонию Ольцинум. Это название, немного в искаженном виде, у города сохранилось и до наших дней. Хотя кто здесь только не жил. Место было очень бойкое.

Первую крепость на скалистом мысе основали римляне. Ее остатки сейчас раскапывают археологи. А построенная на античных руинах турецкая крепость прекрасно сохранилась, и ее превратили в музей. Здесь собрали заржавевшие стальные пушечные ядра, мраморные колонны и камни с латинскими надписями. В стеклянных витринах выставлены монеты, посуда и украшения, найденные при раскопках.

Новый город, раскинувшийся на обращенных к морю холмах, удивительно похож на турецкий средиземноморский курорт. Побеленные бетонные трех-четырехэтажные дома с балконами и террасами, минареты мечетей, кофейни и магазинчики.

Ульцинь считается самым солнечным городом Черногории. Здесь, по статистике, бывает в среднем 217 солнечных дней в году. Но это статистика. В реальности же как повезет. Когда мы приехали, действительно светило солнце. Но ночью начался сильный дождь. Он не прекратился и утром. Однако мы все же были настроены двигаться дальше. Но столкнулись с непреодолимым препятствием. Дело в том, что мы поселились в гестхаусе, а вещи сдали в стирку. Постирать-то их постирали. А вот высушить не успели. В таком солнечном месте, конечно, никому и в голову не приходит покупать стиральные машины с сушилкой. Или хотя бы делать навесы над веревками с сохнущим бельем. Придется остаться еще на один день. Будем смотреть на дождь из окна. Однако на следующий день мы обязательно продолжим наше путешествие — при любой погоде.

От Ульциня до албанской границы мы добирались на такси. Летом, в разгар туристического сезона, здесь ходят и автобусы, и маршрутки. Но осенью желающих поехать в Албанию так мало, что общественный транспорт гонять нерентабельно.

Глава четвертая Албания

Албания — формально визовая страна. Но, по примеру Хорватии, каждый год здесь специальным указом на летний период вводят безвизовый режим. Ведь и албанцам хочется привлечь в свою страну как можно больше туристов. Получается пока, правда, не очень. Имидж страны очень уж сильно подпорчен.

После окончания Второй мировой войны здесь долго правил диктатор Энвер Ходжа, который умудрился поругаться одновременно и с Западом, и со странами социалистического лагеря. Затем наступил полный беспредел. Во время народных волнений разграбили оружейные склады и… открыли границы страны. Вооруженные албанцы стали разбредаться по Европе. Началась война за передел сфер влияния в криминальном мире. Хорошо организованные (как и все, кто воспитывался при социализме) и решительно настроенные (как и все, кому нечего терять) албанцы потеснили тех, кто до них занимался в европейских странах проституцией, торговлей оружием и наркотиками.

Естественно, у европейцев складывается впечатление, что и в самой Албании все сплошь преступники. Поэтому на тех, кто собирается сюда поехать, смотрят как у нас на туристов, отправляющихся на экскурсию в Чечню.

Пограничный переход между Черногорией и Албанией по размеру не больше стандартной автозаправочной станции. Черногорские и албанские пограничники сидят вместе — за одним столом. Все компьютеризировано. Вначале наши паспорта проверил по компьютерной базе черногорский пограничник, затем то же самое сделал албанский. И — что удивительно — ни тот, ни другой не поставили ни одного штампа.

С албанской стороны на нас сразу же набросились таксисты. Мы немного поторговались. Все же Албания — это Восток, а здесь ни в коем случае нельзя соглашаться на первую же предложенную цену. Не поймут. В результате нам удалось сбить цену в полтора раза (с 10 евро до 7), и мы поехали в Шкодер на старом, но очень большом «Мерседесе» — в Албании чуть ли не все машины такси этой марки.

В Шкодере первые поселенцы — одно из иллирийских племен — появились уже в IV веке до н. э. Но первую мало-мальски заметную крепость строили два века спустя уже римляне. Потом ее неоднократно реставрировали, и сейчас на въезде в город можно увидеть результат совместного труда турок и австрийцев — ведь после римлян город успел побывать и в составе Османской империи, и в австрийской империи Габсбургов.

Во времена коммунистического режима Энвера Ходжи Албания попала в Книгу рекордов Гиннесса как единственная в мире атеистическая страна. Здесь официально были запрещены ВСЕ религии сразу. Сейчас и христиане, и мусульмане активно борются за паству — вернуть тех, кто еще не забыл о своей религиозной принадлежности, и навербовать новых адептов. Поэтому здесь не только реставрируют пережившие период гонений церкви и мечети, но и активно строят новые. И сейчас именно религиозные сооружения выделяются яркими пятнами на общем сером фоне жилых зданий, сохранившихся с коммунистических времен.

Судя по карте, Шкодер связан с Тираной железнодорожной линией. Вокзал мы нашли. Но он не работал. Двухэтажное бетонное здание с зеленой крышей не развалилось и даже не разрушено. И вывеска «Stacioni Hekurudhor Shkoder» на месте, и стекла в окнах целы. Только дверь закрыта на ключ. На заросших бурьяном станционных путях стояло несколько старых вагонов — и тишина. Никого! Даже охраны не было никакой.

Автовокзал в Шкодере, возможно, есть. Но искать его нам не пришлось. Маршрутки и автобусы на Тирану отправляются от разворотного круга у театра в самом центре города. В Тиране автовокзал — вернее, забитая автобусами площадка — находится прямо возле железнодорожного вокзала (тоже не работающего), всего в паре сотен метров от центра города.

Тирана — сравнительно молодой по местным меркам город. Его основали не римляне, а турки. И всего лишь в 1614 году. Долгое время это был заштатный торговый городок, о котором мало кто слышал. Но в 1920 году именно его сделали столицей получившей независимость Албании. Вероятно, выбор был продиктован исключительно удобным географическим положением. Тирана находится практически в самом центре Албании. Да и строить новую столицу здесь было проще — никакие древние руины не мешали.

Впрочем, сами албанцы строительством поначалу и не занимались. Итальянцы, оккупировавшие страну вплоть до 1944 года, заложили сеть широких проспектов и построили на них первые правительственные здания. Затем за дело взялись советские строители. В результате получился город, похожий одновременно и на типичный южноитальянский городок, и на российский областной центр где-то в нечерноземной полосе.

Характерный пример такого градостроительства — центральная площадь города, площадь Скандерберга. Конный памятник этому национальному герою Албании возвышается в самом центре площади. Но больше ничего албанского на ней нет. За памятником виднеется построенное итальянцами правительственное здание. Перед ним стоит построенное советскими строителями (а после того, как Албания поругалась с СССР, албанскими, но по советским чертежам) белое здание Дворца культуры. Рядом с ним видно здание Национальной картинной галереи, украшенное гигантской фреской с изображением албанского народа, идущего под красным флагом к счастью. Ведет его девушка, наряженная в свадебное платье, но с гордо поднятой над головой винтовкой.

Архитектурный ансамбль площади сформировался в прошлом веке. Но с двух сторон уже видны стрелы подъемных кранов, а прямо за минаретом и башней с часами высится стандартная коробка современного высотного здания. Она пока еще опутана строительными лесами. Но наверху уже видна огромная надпись «Alba Skela».

Конечно, и албанские строители внесли свой посильный вклад в украшение города. Пройдя немного дальше по широкому бульвару, мы увидели и чисто албанские здания. После пересечения бульвара с улицей Жанны дʼАрк слева стоит гигантская… пирамида. Почти точная, только уменьшенная копия настоящей — египетской. Построили ее не из камня, а из стекла и бетона. Но цель была точно та же. Это должен был быть мавзолей современного фараона (в новых коммунистических условиях этот титул звучал как «генеральный секретарь») — «любимого руководителя» и «отца народа» Энвера Ходжи.

Строительство пирамиды завершилось в 1988 году. Но по прямому назначению ее не использовали. Общественный строй к тому времени уже радикально поменялся. Пирамида оказалась никому не нужной и постепенно разрушается.

Центральный парк — тоже памятник прошедшей эпохе. Тут есть бронзовая скульптурная группа, изображающая единение народа и армии — босоногая девушка дает напиться солдату в ботинках и военной форме. А неподалеку от них стоит памятник трем братьям-революционерам — три бронзовые головы на гранитном постаменте. Между памятниками героям войны и труда по асфальтированным дорожкам неспешно прогуливаются ветераны, вспоминая дела давно минувших дней.

В коммунистические времена город застраивался серыми бетонными коробками — местными хрущобами. Быстро их снести невозможно. Но поменять облик города в соответствии с новыми веяниями очень хочется. Оригинальное решение нашел мэр албанской столицы Эди Рам. Он, будучи сам по образованию художником, в 2000-х годах стал перекрашивать все уродливые серые панельные коробки в яркие цвета. Каждый дом стал оригинальным, не похожим на соседние по использовавшейся при его окраске палитре цветов, по орнаментам и рисункам. Эскизы для украсивших фасады рисунков мэр рисовал сам — в свободное от управления городом время.

Никакого социалистического реализма здесь нет — вообще никакой конкретики, как в современном абстрактном искусстве. Только яркие круги, квадраты и треугольники — красные, синие, зеленые, ярко-желтые. Результат — налицо. Унылые улицы засверкали всеми цветами радуги, превратившись в одну огромную художественную галерею под открытым небом.

Новые здания строят уже под новый — яркий и красочный стиль. Строительство идет очень активно. Никто и не спрашивает, откуда на это деньги берутся. Албания ведь не может похвастаться ни залежами нефти, ни современными промышленными предприятиями. Однако повсюду видны не только новые дома, но и новые рестораны, и новые отели.

Тирана, бывшая когда-то итальянско-советским городом, постепенно возвращается к своим корням. Ведь изначально город и был чисто турецким. Даже в кухне местные жители остались приверженцами турецких традиций. В кафе самое популярное блюдо — типично турецкий бурек с сыром, шпинатом или мясным фаршем.

Из современной столицы Албании мы переехали в ее старую столицу — Дуррес.

Первыми там обосновались греки. В 627 году до н. э. здесь высадились переселенцы из Коринфа. Они назвали свое поселение Эпидамнос. По свидетельству древнегреческого географа Страбона, этот город был одним из крупнейших центров поклонения богине Венере. Аристотель в своей «Политике» описывал политические процессы на примере событий, происходивших именно в этом городе.

В Дурресе была олигархическая форма правления. Торговцы и ремесленники, даже самые богатые, не имели никаких политических прав. В 431 году до н. э. они подняли бунт и стали требовать демократии. В конфликт между олигархами и демократической оппозицией вмешались греческие полисы. Началась война, в которой воюющие стороны впервые в мировой истории поделились не по этническому, а по идеологическому принципу. За местных олигархов вступилась Спарта, в которой была олигархическая форма правления, а за демократическую оппозицию — «оплот демократии» Афины. Все остальные греческие полисы также распределились на противников и сторонников в полном соответствии со стилем своего правления. Началась первая общегреческая война.

Определить, какая из форм правления лучше, должны были силой оружия. Война шла почти тридцать лет и закончилась полным разгромом Афин. Так на практике удалось доказать, что олигархическая форма правления эффективнее демократической. По крайней мере, во время военных конфликтов. Поэтому и неудивительно, что с тех самых пор войны затевали только страны с авторитарной формой правления. У них ведь больше шансов на победу, чем у их соседей — демократов.

В 229 году до н. э. Эпидамнос вошел в состав Римской империи. Римляне и построили на склоне холма величественный амфитеатр на 15 тысяч мест. Он и сейчас, хотя и в полуразрушенном состоянии, своими размерами не уступает современным городским постройкам. От амфитеатра осталась ровно половина — зрительские ряды, построенные на склоне холма. С них виден лежащий внизу на месте сцены зеленый пустырь. Сразу же за ним начинаются дома. Верхняя часть амфитеатра отгорожена от проходящей по вершине холма улицы железной решеткой.

Прямо на набережной на оштукатуренных и выкрашенных в бледно-розовый цвет камнях установлен бронзовый памятник албанскому солдату с гордо поднятой рукой, в которой зажата винтовка. Пьедестал памятника изуродован граффити — видно, так местные жители выражают свое отношение к счастливому социалистическому прошлому. А его следы видны буквально повсюду.

Во дворах может не быть детских площадок, но там обязательно обнаружится хотя бы один бетонный бункер. В них, по замыслу великого вождя Энвера Ходжи, албанцы должны были защищать идеалы социализма от врагов. А у страны, находившейся в полной изоляции от остального мира, врагами были все — как капиталистические, так и социалистические страны. И все, как казалось тогдашнему партийному руководству, только и думали, как бы напасть на гордую и независимую Албанию. Сеть маленьких бетонных бункеров покрыла всю страну. Их было построено около ста тысяч. И это в одной из самых маленьких европейских стран. Никто на Албанию так и не напал. Коммунистический режим развалился сам, ненадолго пережив смерть диктатора.

Дурресс стоит на побережье, он отнюдь не стал приморским курортом. На набережной, правда, создали луна-парк. Но пляжа, как такового, в городской черте нет. Берег грязный и заваленный высохшими морскими ежами. В воде можно увидеть только рыбаков, забрасывающих сети точно так же, как делали это описанные в Евангелии рыбаки на берегах Галилейского озера. Они заходят в воду примерно по пояс и бросают сеть с укрепленными на ней по кругу свинцовыми грузилами. Когда сеть подбрасывают в воздух, грузила, равномерно распределенные по периметру, увлекают ее за собой. Но в центре образуется что-то типа колокола. Он с мягким хлопком шлепается в воду и тут же исчезает из виду. Затем рыбак тянет за веревку и, вытащив сеть на берег, вытряхивает ее содержимое на камни. Сеть, по идее, должна накрыть всю рыбу, оказавшуюся в зоне ее «поражения». Но чаще всего в ней оказываются лишь водоросли.

Древняя история Албании связана с греками, римлянами и турками. Первый по-настоящему албанский национальный герой жил в XV веке. Именно с него начинается история современной независимой страны. Георгий Кастриоти (1405–1468) был сыном албанского принца. В юном возрасте его взяли в заложники и увезли в Эдирне, где тогда находилась столица Османской империи. При дворе султана молодого албанца приняли в ислам, дав ему новое имя — Искандер. После окончания учебы способный юноша стал быстро подниматься по карьерной лестнице. В период правления султана Мурата II он дослужился до ранга бея (губернатора). Турки стали называть его Искандер-беем, а албанцы — Скандербергом. Именно под этим именем он и вошел в историю.

Воспользовавшись ослаблением турков после поражения от венгров в 1443 году, Скандерберг отказался от насильно навязанного ему ислама, вернувшись к христианству, и поднял восстание, провозгласив себя правителем независимой Албании.

Турки несколько раз пытались подавить восстание. Они четыре раза осаждали Крую — в 1450, 1467 и 1468 годах. Но каждый раз албанцам удавалось отбиться. Конечно, во многом благодаря помощи венецианцев, для которых враг их основного врага был если и не другом, то союзником. Однако, как оказалось, важен был и авторитет, которым обладал Скандерберг. После его смерти в 1478 году турки смогли легко захватить крепость, которая на протяжении четверти века была им не по зубам.

От крепости, где с 1443-го по 1468 год находилась резиденция Скандерберга, до наших дней сохранились только одна башня и фрагменты проходящих по гребню холма над обрывом каменных стен. Все остальное было разрушено, а позднее застроено обычными частными домами. Часть из них снесли, чтобы освободить место для здания музея, стилизованного под средневековый замок — с круглыми башнями, высокими стенами и зубцами, с похожими на бойницы узкими окнами.

Странно, что фотографировать внутри запрещено. Ведь экспозиция там не художественная и даже не историческая, а чисто пропагандистская. На стенах развешаны портреты национального героя Албании или его соратников, оружие и предметы быта XV века. На самом верхнем этаже реконструирован кабинет Скандерберга с огромным письменным столом и креслом.

Глава пятая Черногория

Сделав круг по Албании, мы вернулись назад в Черногорию и отправились в Будву. Согласно древнегреческим мифам этот город основал сын царя Агенора Кадмус Финикийский. Его вместе с женой изгнали из Греции. Им пришлось отправиться на поиски нового места жительства. Они и облюбовали это благословенное место с мягким климатом.

Однако, согласно историческим данным, первое поселение возникло все при тех же неугомонных римлянах в середине II века до н. э. После разделения Римской империи на западную и восточную Будва оказалась как раз на границе между ними. А позднее здесь проходила и граница между западным христианским и восточным мусульманским мирами. Воевать приходилось часто, поэтому город был хорошо укреплен. До наших дней сохранилась стена, построенная в XV веке. Она и сейчас со всех сторон окружает Старый город.

Мы приехали в Будву уже в темноте. Пройдя несколько раз Старый город вдоль и поперек, мы нашли сравнительно удобное место — маленькую скалистую площадку между крепостной стеной и кромкой воды. Для палатки там было слишком мало места. Но палатки у нас уже и не было — мы отправили ее в Москву с Виолеттой. Поэтому спали под открытым небом.

Утром нас разбудил звон колоколов — даже будильника не надо. В Старом городе есть несколько старых церквей, и все действующие. В бывшей крепости, примостившейся в одном из примыкающих к морю углов, создали морской музей, посвященный местной истории. В музейную стену вмурован древний символ Будвы — две смотрящие в противоположные стороны рыбы.

Есть тут и древний круглый каменный колодец, диаметром чуть больше метра. Воды не видно. А дно покрыто толстым слоем из монет. Колодец закрыт железной решеткой с толстыми прутьями — чтобы кто-нибудь ненароком не свалился. Но в углу сделан маленький люк — как раз можно пролезть человеку.

Олег тут же вызвался спуститься вниз, чтобы произвести археологические раскопки. Сказано — сделано! Он пролез в люк, потом свесился вниз, держась за железные прутья, и отпустил руки. Прыгать пришлось с небольшой высоты. Но назад без посторонней помощи ему было уже не подняться. Привлеченные необычной суетой, стали подтягиваться редкие в этот утренний час туристы. Все выражали свою поддержку и одобрение: «Молодцы, ребята! Так и надо. Зачем монеты там гноить?»

Примерно за четверть часа Олег выковырял из влажной земли две горсти самых разных монет. Закончив раскопки, он с моей помощью выбрался наружу.

Промыв монеты от прилипшей к ним грязи, мы стали разглядывать найденные сокровища. Никаких раритетов обнаружить не удалось. Колодец, очевидно, периодически все же чистят. Больше всего было монет бывшей Югославии.

Встречались монеты из европейских стран, уже перешедших на евро, и сами евро, и рубли, и украинские копейки, и американские центы… — откуда только сейчас не приезжают в Будву туристы.

Которская бухта врезается в сушу на глубину в 28 километров, образуя удобную естественную гавань для кораблей. Ее называют Бока Которска. Бока на староитальянском языке означает залив, а в дословном переводе «рот» или «пасть». Жители этих мест, бокели, издавна считались отличными мореходами.

Самый большой город, расположенный в южном торце бухты, называется так же, как и вся бухта — Котор. Здесь причаливают огромные океанские круизные лайнеры, которые с трудом проходят в узкую горловину и потом долго разворачиваются.

За массивными каменными воротами начинается лабиринт узких улочек и миниатюрных площадей. Когда долго по ним блуждаешь, естественно возникает желание окинуть взглядом сразу всю картину. И для этого там есть прекрасная возможность. В любой, даже самый маленький просвет между домами видна тянущаяся по склону над городом крепостная стена и руины замка. Наверх ведет мощенная камнем дорога, которая постепенно переходит в узкую тропу, а затем уж и вообще приходится идти прямо по каменной кладке. Но все усилия не напрасны. Сверху виден и сам Котор, и большая часть длинной узкой бухты.

Прекрасно виден и маленький городок Пераст, расположенный прямо напротив узкого пролива Вериге, самой узкой части Которской бухты. Маленьким этот город был всегда — для большого поселения между кромкой воды и холмом Святого Ильи мало места. Однако, несмотря на свои скромные размеры, в прошлом он был довольно известным и влиятельным.

Как гласят местные легенды, в XIV веке основали Пераст пираты. Венецианцы не стали долго терпеть здесь пиратскую вольницу. В 1420 году они захватили город и навели в нем порядок. Он оставался под их контролем вплоть до развала Венецианской республики в 1797 году.

Любовь к морю у местных жителей вытравить не удалось, но ее направили в мирное русло. Здесь создали верфь и мореходную школу. Местные капитаны, отличающиеся не только храбростью, но и высоким профессионализмом, прославились на всю Европу. Поэтому и неудивительно, что именно сюда Петр Первый отправил молодых русских бояр обучаться морскому делу.

Первые 17 русских студентов были направлены в 1697 году в мореходную школу «Наутика» (навигация). В городском музее на самом почетном месте висит картина 1711 года «Русские бояре по повелению Петра Великого учатся морскому делу у Марко Мартиновича». Именно с этого эпизода и началось активное сотрудничество русских и бокелей. Многие из них отправлялись в Россию и делали там успешную карьеру. Капитанов из Которской бухты хорошо принимали при русском дворе, доверяли им командовать русскими военными судами и целыми флотилиями.

Прямо напротив Пераста лежат два островка — Богородицы скал и остров Святого Георгия. На одном из них нашлось место только для церкви, а на другом есть еще и кладбище. На берегу моря — прямо напротив островков (примерно посредине) мы и расположились на ночь. Место тихое и уютное. Только спать пришлось под светом полной луны, как на освещенной мощными фонарями городской улице.

Утром на первом же автобусе мы отправились в Херцег Нови, расположенный на берету все той же длинной Которской бухты, но уже почти у входа в нее со стороны Адриатического моря. Центральная улица города названа в честь адмирала российского флота и при этом местного уроженца — Марко Войновича (1750–1807). В 1770 году он поступил на службу в российский флот в звании мичмана. Марко принимал участие в крупных сражениях против турок, был награжден орденами за храбрость. Однажды он попал в персидский плен, но вскоре был освобожден. Позднее Марко командовал Каспийской флотилией и Черноморским флотом, а в 1801 году был произведен в адмиралы флота. В его честь названа не только улица в Херцег Нови, но и, например, Графская пристань в Севастополе.

Марко Войнович — самый знаменитый, но не единственный местный житель, судьба которого оказалась неразрывно связанной с Россией. Более того, в период Наполеоновских войн весь город входил в состав Российской империи. Однако после того, как порядок в Европе был восстановлен, российский император добровольно отказался от своих прав на него.

Глава шестая Хорватия

От Херцег Нови до погранперехода мы доехали на такси. С хорватской стороны транспорта было мало, поэтому первые пять километров от границы в сторону Дубровника мы прошли пешком. А оставшиеся сорок километров проехали на попутке.

У входа в Старый город к нам подошла женщина и предложила комнату в своем доме за 30 евро (на троих). Мы тут же согласились. По пути она стала рассказывать о том, как здесь вольготно жилось во времена социалистической Югославии.

— Я уже тогда сдавала комнаты туристам. У меня был патент, и я исправно платила все положенные налоги. — Потом она стала жаловаться, как тяжко ей пришлось во время войны. — Город три месяца был в осаде. У нас не было ни электричества, ни воды, ни продуктов. И очень страшно было. С горы по нас стреляли из пушек.

Мы прошли примерно до середины центральной улицы Плаца и свернули налево в узкий переулок, круто поднимающийся наверх по склону. Зашли в один из стоящих стена к стене домов. Хозяйка показала нам комнату на втором этаже. Три кровати, окно на улицу — вернее, на окно стоящего всего лишь в трех метрах прямо напротив дома.

Для нашей хозяйки сдача комнаты внаем сейчас единственный источник дохода.

— Я сербка, а Дубровник — город хорватский. После войны кажется, что мы живем здесь мирно и дружно. Но это только видимость. Загляните в любой магазинчик или ресторанчик — ни в одном из них вы не найдете хозяина серба. Весь бизнес сейчас принадлежит только хорватам. Сербы здесь — люди второго сорта. У тех, кто еще не уехал, сейчас зачастую единственный источник дохода — сдача своего жилья туристам.

Сейчас Дубровник с окрестностями такой же оторванный от основной территории Хорватии анклав, как российская Калининградская область. Впрочем, этот город и раньше, на протяжении большей части своей истории, предпочитал держаться обособленно.

На территории Дубровника люди поселились еще в незапамятные времена. Но город основали хорваты — где-то в середине V века, еще до начала массовой славянской миграции. Название, вероятно, произошло от слова «дубрава» — дубовые леса в окрестностях города до сих пор встречаются в изобилии.

Изначально Дубровник находился под контролем Византии — как и все балканское побережье Адриатики. Но в XII веке он получил самостоятельность. Местные князья формально никому не подчинялись, а город сохранял свою автономию. Однако без могущественных покровителей обойтись было нельзя. Вначале на протяжении 150 лет Дубровник был вассалом Венеции, хотя и конкурировал с ней в торговле и судостроении. Потом местные князья переметнулись под крыло османского султана. Турки не стали ограничивать культурную и торговую автономию Дубровника, ограничившись лишь тем, что получали ежегодную дань за свое «покровительство». И позднее, формально входя в состав Югославии, город продолжал оставаться таким же обособленным от окружающих его республик. Только судостроение и торговля стали уже не главными источниками дохода. На первое место вышел туризм. Популярности города способствовало и его включение в 1979 году в список памятников ЮНЕСКО. Во многом благодаря помощи этой авторитетной и богатой организации удалось так быстро залатать бреши, проделанные в городских домах и храмах в 1991 году, когда Старый город обстреливали закрепившиеся на вершине горы войска югославской армии. Сейчас бывшие артиллерийские батареи стали всего лишь туристической достопримечательностью. К ним можно подняться прямо на фуникулере. С вершины горы, от верхней станции фуникулера, можно рассмотреть и весь Старый город. Но значительно проще это сделать во время прогулки по окружающим его городским стенам, общей протяженностью почти два километра.

Для туристов по городским стенам проложен круговой маршрут. Движение только в одну сторону — против часовой стрелки. Входы находятся в трех местах (плюс пара мест, где на стену можно забраться «неформально») — там же проверяют билеты у проходящих. По стене можно ходить часами. Длинная сеть расположенных на разных уровнях узеньких переходов, лестниц, башен и башенок дает возможность рассматривать Дубровник с разных точек, и с каждой из них вид немного меняется, но остается замечательным. Руки так и тянутся к фотоаппарату. Уже и аккумулятор на последнем издыхании, и карточки забиты, но кажется, что лучший кадр еще где-то впереди. На закате еще интереснее: освещение меняется очень быстро, и даже не нужно менять своей позиции, чтобы изменилась картинка перед глазами.

Как только начало темнеть, вход на стены закрыли, а на остававшихся на них туристов устроили облаву, загоняя к выходу, как стадо неразумных овец. В самом же городе — на узких улочках и мощенных камнем площадях — жизнь продолжала кипеть и с наступлением темноты.

Глава седьмая Босния и Герцеговина

На маленьком пригородном автобусе мы выехали из Дубровника в сторону ближайшего боснийского городка — Требинье. Погранпереход на мелкой сельской дороге был похож на типичный строительный вагончик. Боснийский пограничник был удивлен, увидев наши пустые паспорта.

— Транзит для россиян — безвизовый, — сказал я ему. Оказывается, и пограничникам нужно объяснять прописные истины.

Он не поверил мне на слово. Взял наши паспорта и пошел в будку звонить вышестоящему начальству. К счастью, его руководство было лучше информировано. Удивленный и не до конца уверенный в правильности своего поступка пограничник все же поставил нам въездные штампы.

Хорваты, сербы, черногорцы и боснийцы говорят на одном языке. Правда, сейчас его называют по-разному — сербским, хорватским, боснийским и черногорским. Да и сами жители разных республик считают себя принадлежащими к разным национальностям. Более того. Даже не все жители Боснии и Герцеговины, говорящие на боснийском языке, считают себя боснийцами. Вот и Требинье — первый боснийский город на нашем пути — на самом деле скорее сербский. Большинство населения здесь боснийские сербы — они считают себя отдельным народом.

По последней довоенной переписи населения в союзной Республике Босния и Герцеговина, входившей в состав федеративной Югославии, проживало 44 % мусульман, 31 % — сербов, 17 % — хорватов, и около 6 % записались югославами (большинство из них были сербами или детьми из смешанных браков). Распределение людей разных национальностей было очень неравномерным. Мусульмане проживали преимущественно в центральной Боснии, сербы — в западных и восточных районах, а хорваты — на юге.

В октябре 1990 года парламент югославской союзной Республики Босния и Герцеговина простым большинством голосов (а большинство в парламенте, как и во всей республике, составляли мусульмане) принял решение о независимости. При этом сербы и хорваты определялись как национальные меньшинства. В ответ на это решение была созвана Скупщина боснийских сербов. По ее инициативе 9 ноября 1991 года был проведен плебисцит. На нем сербы высказались за объединение с Сербской Кранной, Сербией и Черногорией — за создание обновленной Югославии.

Руководство Боснии назвало сербский плебисцит незаконным и настаивало на независимой и унитарной стране. Однако вслед за сербами о своей независимости и создании государства Герцег-Босны заявили боснийские хорваты.

Сербы предложили реформировать Боснию и Герцеговину в конфедеративную республику трех равноправных народов. Но получилось как в Грузии. Союзная республика легко вышла из состава единого государства, но признавать право на независимость своих автономных образований не спешила. Началась война.

Воевали тогда на всей территории бывшей Югославии. Но если в Словении война шла пять дней, то в Хорватии и Боснии она затянулась на пять лет. Именно здесь были самые кровопролитные бои. Ведь воевали не две враждующие стороны, а сразу три — сербы, хорваты и боснийцы. Конфликт был не только межнациональный, но и межконфессиональный, что еще больше запутывало и осложняло ситуацию. Сербы почти поголовно православные, хорваты — большей частью католики, а боснийцы — мусульмане. При том, что в Боснии и Герцеговине были районы, в которых большинство населения составляли сербы или боснийцы, чистых мононациональных районов не было нигде. Жили все вперемешку. Было много и смешанных браков.

Вот и в Требинье, например, буквально по соседству стоят православная Соборная церковь Святого Преображения Господня, католический собор Рождества Богородицы и мечеть Осман-паши. Во время войны мечеть, правда, разрушили, но уже в 2005 году и восстановили — мусульманская община в городе есть и сейчас. В войне между боснийскими сербами, хорватами и мусульманами народу погибло много — главным образом, конечно, пострадали мирные жители. Силы у противоборствующих сторон были примерно равные. Поэтому никто так и не смог добиться решающего перевеса.

В 1995 году было подписано компромиссное Дейтонское соглашение о создании федеративного государства Босния и Герцеговина в составе двух образований — Республики Сербской и Федерации Боснии и Герцеговины. Причем Республика Сербская состоит из двух частей, одна на юге страны — в нее мы и въехали, а вторая — на севере, возле Хорватии. Эти части соединены районом Брчко, который выведен в самостоятельную административную единицу.

Автобус из Требинье в Сараево ходит только два раза в день — рано утром и поздно вечером. Первый мы уже пропустили, второй ждать не хотелось. Придется выяснять, как в Республике Сербской обстоит дело с автостопом.

Транспорта было мало. Машины на трассе появлялись редко. Но мы втроем простояли на дороге меньше часа. Водитель «Фольксвагена» Славко оказался сербом. Он тут же стал рассказывать нам о войне, в которой и сам, еще будучи подростком, принимал самое непосредственное участие. Естественно, описывал он войну с точки зрения сербов. Рассказывал о зверствах и этнических чистках, творимых мусульманами. Даже специально сделал небольшой крюк, чтобы показать нам православную часовню, установленную у входа в узкое ущелье.

— Сербов здесь не расстреливали, а живьем сбрасывали вниз на камни.

Славко высадил нас на трассе у поворота на Фочу. Уже стемнело. Заниматься ночным автостопом без особой на то необходимости смысла нет. Лучше поискать место для ночлега. В горах была уже поздняя осень, а от реки, протекающей параллельно дороге, поднимался густой туман, окутывая нас мокрым и холодным одеялом. В такой сырости точно замерзнем.

Мы прошли несколько километров в сторону Сараево, но дорога упорно шла вдоль реки. Неужели так и придется идти пешком всю ночь?

И тут мы увидели мост. За ним начиналась проселочная дорога. Самое главное — она уходила куда-то в сторону от реки. Стоило пройти по ней буквально несколько сотен метров, как окружение разительно изменилось. Промозглая сырость осталась позади. По обеим сторонам тянулась дубрава. Будем надеяться, что мины здесь во время войны не ставили. Или уже успели убрать. Мы свернули с дороги и с комфортом устроились на толстом слое палой листвы под развесистым дубом. Густая крона защитит нас не только от утренней росы — а она наверняка здесь будет, но и скроет от яркого света полной луны.

Автостоп с утра не заладился, поэтому мы приехали в Сараево на автобусе. В городе есть два автовокзала. Центральный находится в самом центре города у железнодорожного вокзала, а восточный — на окраине. Именно на него мы и попали. Один из пассажиров нашего автобуса посоветовал пройти немного по улице до конечной остановки троллейбуса — и указал направление.

Пошли. Вначале на одном доме я увидел несколько выбоин, потом — на другом, третьем. Не сразу понял, что это следы от снарядов и пуль. Хотя после окончания войны прошло-то уже свыше десяти лет. Но отметины на домах остались. Их, похоже, специально не заделывают как напоминание о трагедии. Незаживающие раны остались и в сердцах ожесточенных гражданской войной людей.

Дошли до конечной остановки троллейбуса. В кассе купили билеты.

— А вам куда именно нужно ехать? — поинтересовалась билетерша.

— В самый центр, к вокзалу.

— Тогда вам лучше ехать не на троллейбусе, а на трамвае. Пройдите вниз по переулку буквально сто метров, там будет трамвайная остановка.

Мы так и сделали. Спустились вниз и сели в трамвай, идущий прямо к вокзалу.

Прокомпостировали билеты, едем, разглядываем в окно переживший войну город. На одной из остановок заходят контролеры. Я протягиваю им прокомпостированные билеты. И тут…

— Это не те билеты. У вас билеты на троллейбус, а вы едете на трамвае. Платите штраф за безбилетный проезд!

Я возмутился:

— Так мы же не местные. Из России. Даже и не знали, что у вас тут разные билеты. — Кстати, именно билетерша, продавшая нам ТРОЛЛЕЙБУСНЫЕ билеты, и посоветовала ехать на трамвае. Даже не удосужившись предупредить, что проданные ею билеты у нас не прокатят.

У меня создалось ощущение, что именно упоминание России и вызвало неожиданную для меня бурную реакцию. Скорее всего, контролеры были боснийцами и с сербами у них были личные счеты еще с войны. А россияне, как известно, в той войне поддерживали именно православных сербов.

— Все равно платите штраф! — Контролер уже буквально срывался на истерику. А после того, как я достал видеокамеру и попытался с нимать, он вообще вышел из себя. Только благодаря Олегу, удержавшему разбушевавшегося контролера, видеокамера осталась цела. Но снимать было нельзя. У нас, как и в недавней войне, конфликт разгорался буквально на глазах. И точно так же, как тогда, ни одна из сторон не обладала численным перевесом. Двое контролеров против нас с Олегом. Они не хотели выпускать нас из трамвая, хотя мы уже и доехали до конечной остановки у вокзала. А мы ни в какую не хотели платить штраф. Мы переругивались друг с другом. А Саша и вагоновожатый наблюдали, но не вмешивались в перепалку.

Интересно, что и закончилось все точно так же, как и в недавнюю войну — компромиссным решением. Мы не стали платить штраф, но купили у вагоновожатого в дополнение к своим билетам, оказавшимся троллейбусными, три трамвайных билета. Только после этого нас отпустили.

Так у нас началось знакомство с Сараево. В мировой истории этот сравнительно небольшой город известен как место, где сербский националист Гаврило Принцип убил австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда. Именно этот террористический акт стал поводом для начала Первой мировой войны. В ней погибли миллионы людей, большинство из которых даже не знали, кого и за что здесь убили.

По иронии судьбы, именно здесь же началась и последняя европейская война прошлого века. Видимо, в этом месте какая-то особая энергетика. Взять хотя бы совсем пустяковый — по любым меркам — конфликт в трамвае. Если бы дело происходило в любой другой стране мира, то контролеры ограничились бы объяснением и посоветовали впредь не путать троллейбус с трамваем и внимательнее смотреть на билеты. В Сараево же нас за эту маленькую оплошность готовы были растерзать.

В Сараево Югославская война началась. Но, как и в случае с Первой мировой войной, самые ожесточенные сражения были не здесь, а в других местах. В одно из таких мест мы и отправились.

Наш путь лежал в город Мостар, ставший в Югославской войне таким же символом, как в Великой Отечественной войне был Сталинград. В этом боснийском городе в течение нескольких месяцев шли ожесточенные бои. Хотя до начала войны, казалось, ничто не предвещало, что этот тихий спокойный город станет ареной кровопролитного сражения.

Город Мостар был назван в честь находящегося в нем уникального моста на реке Неретве. Каменный арочный мост был построен в 1556 году на месте еще более старого деревянного моста и благополучно простоял 427 лет. Даже во время Первой и Второй мировых войн он совсем не пострадал.

Для местных жителей мужского пола прыжки с моста были чем-то вроде церемонии инициации, отмечающей переход из детства во взрослость. Затем прыгать стали для собственного удовольствия, и наконец — специально для развлечения туристов. Появились даже свои профессиональные прыгуны, зарабатывавшие прыжками на жизнь. Во времена социалистической Югославии местные власти проводили официальные соревнования. В смелости и ловкости соревновались не только местные жители, но и спортсмены, приезжавшие со всех концов многонациональной страны.

Конечно, когда началась война, стало не до прыжков. А мост стал уже не туристической достопримечательностью, а нейтральной территорией. На одном берегу реки жили преимущественно боснийцы-мусульмане, на другом — хорваты-католики. И бились бывшие мирные соседи не на жизнь, а на смерть. Подходы к мосту были заминированы с обеих сторон. А в ноябре 1993 года и сам мост взорвали.

На восстановление моста ушло 10 лет. Его даже не отреставрировали, а построили заново — пусть и по старым чертежам. Строить доверили турецкой фирме, а деньги собирали по всему миру — при информационной и моральной поддержке ЮНЕСКО.

Мост и сейчас — самая известная достопримечательность Боснии. С обеих сторон подходы к нему застроены магазинчиками, кафе (обязательно с видом на мост), ресторанами, книжными киосками. Восстановили и две башни-крепости — Тара и Хелебия. Во время гражданской войны они олицетворяли противостояние разделенного на две части города.

Местные жители говорят, что былые обиды забыты и живут они мирно — католики на одной стороне моста, мусульмане — на другой. Но насколько хрупко это мирное состояние, мы поняли еще в Сараево. Восстановить мост все же проще, чем доверие людей друг к другу.

Сейчас бывшие югославские республики одна за другой входят в Европейский Союз. Недалек тот день, когда в нем окажется и вся бывшая Югославия. Возникает закономерный вопрос: и за что воевали?

Глава восьмая Хорватия

После посещения Боснии мы третий раз за последние три недели въехали в Хорватию. Что же делать, если эта страна просто насыщена достопримечательностями.

В мировой истории есть множество политиков, которые смогли выбрать самый подходящий момент для захвата власти. Достаточно вспомнить знаменитые ленинские слова «вчера было рано, завтра будет поздно». Но буквально на пальцах одной руки можно пересчитать тех, кто смог понять, когда от власти пора отказаться. В нашей российской истории ни одного такого не было. Все правители или умирали на своем посту, или их убивали, или подсиживали интриганы, или свергали народные массы. Но никто не ушел по-хорошему.

А вот в Римской империи такие политики были. И самый яркий из них — римский император Диоклетиан. Он начинал свою карьеру как простой солдат, прошел все ступени карьерной лестницы и поднялся на самый верх бюрократической пирамиды. Однако не стал изо всех сил цепляться за свое кресло. Сам, причем не под давлением оппозиции, а совершенно добровольно, отказался от власти.

Бывший император покинул Рим и отправился в место, на котором сейчас находится Сплит — второй по величине город Хорватии. Именно здесь в IV веке н. э. бывший император Диоклетиан и построил огромный дворец, куда и удалился на покой. Впрочем, совсем уж отвлечься от мирской суеты ему не давали. Многие римские политики приезжали посоветоваться с опытным и неамбициозным человеком, имевшим бесценный опыт управления огромной империей. И позднее этот дворец не пустовал. Он превратился в некое подобие «дома престарелых» для римских аристократов и опальных императоров.

Дворец Диоклетиана — вернее то, что от него осталось, — сейчас занимает целый квартал Старого города. Античные обломки встречаются повсеместно как часть более поздних средневековых построек. Ведь после признания христианства здесь все античные храмы перестроили в церкви, а мавзолей Диоклетиана стал кафедральным собором.

Собственно античных руин осталось очень мало. Сейчас город напоминает один огромный торговый центр (магазины, кафе, бутики, кинотеатры, отели)… всего лишь с элементами старины, как необязательной декорации.

Следующий город на нашем пути — Трогир. Он, как и Сплит, был основан не римлянами, а древними греками. В III веке до н. э. они облюбовали маленький скалистый островок недалеко от берега, на котором и основали колонию. Колония постепенно разрасталась. Потом она превратилась в город. Город продолжал расти. Он занял весь островок, а затем был соединен мостами как с материком, так и с соседним островком Чиово.

Визитная карточка Трогира — кафедральный собор Святого Ловро. Вернее, даже не весь он, а лишь вход в него, украшенный вычурной резьбой по камню. Его изображение можно увидеть во всех без исключения путеводителях и туристических брошюрах, посвященных Хорватии.

Дома на острове строили впритык друг к другу. Улочки узкие, площади миниатюрные. Увидеть их можно или с колокольни собора, или со стены стоящей на берегу моря крепости Камерленго.

Островок такой маленький, что на нем не удалось найти места для кемпинга даже для нашей непритязательной компании. Пришлось переходить по мосту на континент и располагаться на берегу в зарослях густой травы напротив крепости. Спали в спальных мешках под открытым небом. Последняя ночь на Балканах запомнилась надолго. Было сравнительно тепло, но очень сыро и душно. Да еще и комары досаждали. А ведь за три недели мы ни в одной из пяти посещенных нами стран не видели ни одного комара! Или у них именно Трогир — комариная столица? И откуда они только берутся здесь в октябре?

По пути в Задар мы буквально на двадцать минут заскочили в Шибеник — автобус сделал там промежуточную остановку, и водитель сам посоветовал заглянуть в Старый город, который начинается сразу же у автовокзала. Этого времени как раз хватило на то, чтобы пробежаться по улочкам Старого города, пронестись по центральной площади, сфотографировать величественный собор Святого Иакова и буквально в последнюю секунду запрыгнуть в уходящий автобус.

В Задар мы приехали утром, а наш самолет будет вылетать вечером. Поэтому на исследование этого Старого города, который, кстати, тоже входит в список памятников ЮНЕСКО, у нас оставался целый день.

Старая часть города напоминает другие приморские города Хорватии: кафедральный собор Святой Анастасии XII–XIII веков, уютная центральная площадь и узкие улочки, застроенные кафе и сувенирными магазинчиками.

Считается, что именно в Задаре находится один из лучших в мире морских променадов. Знаменитый режиссер Альфред Хичкок говорил, что нигде в мире он не видел таких красивых закатов, как здесь. Проверить слова классика кино мы, к сожалению, не смогли: на закате нам нужно было уже регистрироваться на рейс в Лондон.

Вот и пролетели первые три недели путешествия. Мы уже привыкли к условиям кочевой жизни. Права и обязанности распределились сами собой. Мы с Олегом обычно обсуждали, куда и как ехать, где ночевать и где искать еду. Иногда у нас возникали дискуссии. Но никогда не было споров. А Саша и в дискуссии не встревала, спокойно дожидаясь, когда решение будет принято. Она и затем, за все время нашего путешествия, очень редко высказывала свое мнение. И никогда на нем не настаивала, предоставив нам с Олегом принимать все решения.

Глава девятая Великобритания

Великобритания не относится к безвизовым для россиян странам. Визу для въезда в эту страну нужно оформлять в британском консульстве. И до сих пор ее получение связано с рядом формальностей и необходимостью заполнения кучи бумажек. Но все же уже сейчас есть маленькая «лазейка».

В Великобританию можно попасть и без визы. Пусть и всего лишь транзитом на один день. Такая возможность официально предоставляется пассажирам, летящим через Лондон с пересадкой.

Сложность нашего положения заключалась и в том, что формально визу могут дать только на 24 часа, а у нас пересадка между рейсами Задар — Лондон и Лондон — Марракеш — аж целых 32 часа. А вдруг попадется какой-нибудь крючкотвор, выполняющий не только дух, но и букву закона?

Приключения начались еще в Задаре. Мы летели в Лондон на самолете бюджетной авиакомпании «Раньяр». По правилам авиакомпании бесплатно можно провезти только одно место багажа — до 10 кг весом и размером не больше 55x40x20 см. Мы, конечно, путешествуем налегке, и рюкзаки у нас не очень большие. Но проблема в том, что в одно место багажа нужно запихнуть и ноутбук, и фотоаппарат, и видеокамеру. Пришлось переупаковываться. Самый простой способ немного облегчить рюкзаки и освободить в них место под фото- и видеоаппаратуру — надеть как можно больше вещей на себя. Вскоре мы были похожи на капусту — в нескольких слоях одежды (шорты под штаны, сверху — еще одни, футболка под рубашку, на нее толстовка, флисовка и ветровка). Нам удалось добиться того, что наши три рюкзака стали весить ровно по 10,2 кг (часть вещей перекладывали друг к другу, для выравнивания веса). Все старания оказались напрасными: никто даже и не подумал измерять наши вещи или взвешивать. Посадочные талоны мы заполнили по Интернету и распечатали. Поэтому нам даже не нужно было проходить регистрацию, сразу — на паспортный контроль и на посадку.

Вот и аэропорт Стансед. Первые шаги по английской земле. На пограничном контроле в аэропорту — полный Интернационал. Среди пограничных офицеров — арабы, китайцы, индусы, иранцы… Мы попали к наголо бритому мужчине с густой черной бородой. Судя по внешнему виду, он был выходец откуда-то с Ближнего или Среднего Востока.

Я сразу же сказал, что мы едем вокруг света и в Лондоне только транзитом. И уж конечно не думаем оставаться в Великобритании. А в подтверждение своих слов показал распечатанные на бумаге электронные билеты не только на рейс Лондон — Марракеш, но и из Марокко в Тунис. Плюс у меня была распечатка с бронью лондонского хостела — опять же я сделал ее исключительно ради облегчения процедуры паспортного контроля.

Офицер посмотрел наши бумаги.

— Вы наверняка готовились к путешествию и знаете, что транзит на 24 часа отнюдь не гарантирован. К тому же у вас промежуток между рейсами больше суток. — Он не смог сам принять решение и пошел консультироваться к старшему офицеру.

Какие инструкции он получил от начальства, неизвестно. Но после его возвращения началась типичная для английской пограничной службы процедура. Посыпались вопросы: где работаете? Вернетесь ли на прежнюю работу после поездки? Сколько есть денег? Есть ли друзья в Англии? Жена? Дети? и т. д. и т. п. Как будто мы претендовали не на однодневную транзитную визу, а чуть ли не на поступление в королевскую гвардию. Важно было не только «правильно» отвечать на вопросы, но и держаться спокойно и уверенно. Но и с этой задачей мы справились блестяще.

До центра города мы доехали на автобусе и отправились по темным улицам искать забронированный по Интернету хостел «King Willem IV». Спрашивали дорогу у прохожих. И двое из пяти оказались русскими!

Хостел «King Willem IV» стоит на берегу Темзы, напротив электростанции, трубы которой служат прекрасным ориентиром. Здание двухэтажное и сравнительно маленькое, комнаты — еще меньше. В каждую миниатюрную комнату втиснули по нескольку двухэтажных кроватей. И все же для нас это был необыкновенный комфорт. Впервые за последнюю неделю мы ночевали не в спальных мешках под открытым небом, а под крышей на белых простынях.

Тауэр, Тауэрский мост, Вестминстерское аббатство, Букингемский дворец. Парламент, Биг-Бен, Колесо обозрения, собор Святого Павла, Пиккадилли, Британский музей — все это мы уже, конечно, видели, и неоднократно — и на многочисленных фотографиях, и по телевизору, и в кино. Все было уже знакомое, как будто мы уже неоднократно здесь бывали. Но нам по-прежнему не верилось, что попасть в Лондон оказывается так легко и просто. Никакой визы не нужно. Покупай билет на самолет с пересадкой и лети!

Поздно вечером мы поехали на автобусе в аэропорт Лютон, продолжая разглядывать лондонские здания уже через стекло. Когда еще нам удастся сюда вернуться? Оказалось, это произойдет быстрее, чем мы могли предположить.

Из Лондона мы собирались лететь в Африку и уже настраивались на то, что буквально через несколько часов будем чувствовать себя «белыми» людьми в окружении чернокожих. Напоследок англичане дали нам на собственной шкуре прочувствовать, что значит в цивилизованной Европе быть «черным».

Я много путешествовал по миру — и по визовым, и по безвизовым странам. Периодически сталкивался с проблемами на въезде. Бывало, и в визе отказывали, и на погранпереходе разворачивали. Но то, что из страны могут не выпустить, мне даже в голову не могло прийти.

Мы покупали билеты на рейс Лондон — Марракеш через Интернет. В аэропорт приехали уже с распечатанными посадочными талонами. Прошли всю последовательность оформления документов и проверки багажа. Только паспортного контроля нигде не встретили.

У выхода на летное поле выяснилось, что у нас нет выездных штампов. В билете мелкими строчками в списке правил полета было написано, что мы должны позаботиться о том, чтобы пройти паспортный контроль. Я видел этот пункт, но не придал ему значения. Это требование звучало так же абсурдно, как просьба «Пожалуйста, не берите на борт оружия». Сейчас ни в одном аэропорту нельзя попасть на самолет, не пройдя обязательную процедуру досмотра службой безопасности. Как же можно пройти через официальную границу, минуя паспортный контроль?

Но, как оказалось, уже несколько лет назад в Великобритании официально отменили не только выездные визы, но и выездной контроль вообще. Теперь любой иностранец может в любой день свободно выехать из страны. Даже если он просрочил визу или был в Великобритании нелегально. Уезжаешь, и скатертью дорога!

Государство отменило выездной контроль и успокоилось. Но границы на выезде нет только с юридической точки зрения. Физически — как линия между Великобританией и другими странами — она все же существует.

Государство от контроля выезжающих из страны иностранцев самоустранилось. И сейчас любой желающий может построить свой личный пограничный переход, «взять в аренду один метр государственной границы», установить свои законы и… зарабатывать деньги.

Как вскоре выяснилось, в ловушку попали не только мы трое. С трех рейсов, посадка на которые шла примерно одновременно, «улов» в тот день получился неплохой — 12 человек. Как сказала нам одна из служащих авиакомпании, день на день не приходится. Иногда им удается отловить всего несколько человек, а иногда — сразу несколько десятков.

Охотятся здесь не на всех. «Белых» людей, к которым здесь относят граждан Великобритании и ЕС, среди тех, кому отказали в выезде, не было. В этот раз поймали несколько американцев, австралийца, каких-то азиатов и индийцев. Ну и нас троих.

Всех пойманных собрали вместе и повели под конвоем назад в зал. Проводили нас через служебный вход, а двери служащая авиакомпании открывала с помощью своего служебного пропуска. Она же и показала нам, где мы должны были получить вожделенные штампы. Как оказалось, «пограничным офицером» в этой авиакомпании работает благообразная старушка — божий одуванчик, сидящая в дальнем углу зала под вывеской «Продажа билетов». Именно без ее «выездной визы» нас и не пустили в самолет.

Так как практически все билеты на малобюджетные авиакомпании продают через Интернет, то работы по продаже билетов у старушки почти нет. Но денег для авиакомпании она приносит много. Процедура давно отработана. Снятые с рейса пассажиры по очереди подходят к старушке. В качестве приветствия произносят: «Факинг Раньяр», затем платят 100 фунтов и получают билет на следующий рейс (а места на него будут — ведь со следующего рейса часть пассажиров тоже обязательно снимут). Так авиакомпания получает небольшой, но стабильный доход.

Дошла очередь до нас. Я также вместо приветствия произнес «Факинг Раньяр» — здесь так положено. Но облагодетельствовать компанию 300 фунтами не удалось. Оказалось, следующий рейс в Марокко вылетает даже не на следующий день, а через день. Однако у нас и так очень мало времени на эту страну — билеты из Марокко в Тунис были куплены заранее. Придется лететь другой авиакомпанией.

Самый удобный и сравнительно недорогой вариант в тот момент предлагала авиакомпания «Atlas-blue». Но ее самолет вылетал в Марракеш с другого аэропорта — в Лондоне их аж четыре. Из Лютона мы на уже известном нам автобусе приехали на автостанцию Виктория. Так мы уже ВТОРОЙ раз попали в Лондон. В принципе, мы могли бы вообще остаться в Великобритании на неопределенный срок. Ведь выездного контроля, как мы уже убедились, здесь все равно нет. Но очень уж хотелось продолжить свое путешествие. Поэтому мы на автостанции пересели в автобус до аэропорта Гатвик.

Там также нет паспортного контроля на вылете — его нигде нет. Но в авиакомпании «Atlas-blue» нет и секретной старушки, которую нужно было бы разыскивать. Как-то даже скучно.

Потратив целый день и 540 английских фунтов (по 180 фунтов с человека) на изучение оригинальной системы оформления пассажиров в лондонских аэропортах, мы все же улетели из Европы в Африку. Кругосветное путешествие продолжается.