На въезде в Лукау виконт Фридрих фон Каубах придержал коня. Нехороший холодок пробежал по спине. Тишина, как на погосте, словно по деревне прошла безжалостной метлой Черная Смерть. Даже малолетних сервов не видно, а уж эта бесовская свора никак не пропустила бы появление гостей. Хотя нет, чуткое ухо уловило какие-то звуки. Собаки. Течная сучка и два кобеля. Не «свадьба», так из-за оград пасти студят. Дурные собаки в дурном месте. Хотя откуда здесь, в забытом Богом краю, где до ближайшего храма полусотня миль, добрые собаки? И хороших псарей, что могут вбить в мохнатые спины понимание того, когда следует рычать, а когда лучше молчать, здесь тоже нет, и не будет.
Виконт вспомнил свою псарню. Вот где хорошие собаки! Любая сука, не говоря уж про кобеля, в схватке один на один кладет матерого волка. Жаль, в Охоте псы — не помощники. Даже след не берут, только скулят жалобно и хвосты поджимают, не говоря уже о том, чтобы идти на Зверей в бой. Впрочем, может и к лучшему. Терять псов на Охоте — жалко до судорог в пятках. Нового пса пока вырастишь, пока воспитаешь… А в схватке Зверь будет рвать собак дюжинами.
Это новых бойцов набрать легко. С сервами вообще сложностей нет, а горожан только помани монетой, не отобьешься. Да и обедневшие дворяне пойдут. В каждом отряде свой порядок, но оплата примерно одна. Кнехт, в среднем, получает серебряный далер в месяц. И за каждую Охоту отдельно. Если копейщик из сервов, то за пару лет может выкупиться вместе с семьей и хозяйством. А ягеры и вовсе купаются в роскоши: тоже далер, но золотой. Правда, гибнут не в пример чаще.
Ничего, не пройдет и пяти минут, и узнаем, какую цену взяла с лучшего отряда фон Меккерна сегодняшняя добыча. Вчера граф разошелся не на шутку. Его кнехты, мол, не уступают ягерам прочих отрядов. А сегодня цену, похоже, заплатил немалую. Иначе не стояла бы кругом гробовая тишина.
Фон Каубах шумно принюхался, став на мгновение сам похож на огромного пса, смеху ради нацепившего кольчугу.
— Что-то случилось, сын мой? — наученный опытом прошлых Охот, брат Густав старался не обращаться из-за спины и не прикасаться к воинам без нужды. Напряжение, порой, взрывалось самым неприятным образом…
Виконт снова потянул воздух, наполненный утренней сыростью.
— Все хорошо, святой брат. Задумался…
Фон Каубах тоже не вчера родился, и хорошо знал, насколько опасно ссориться со Светочами Веры. Одна неосторожная фраза, и последняя запись в книге твоей судьбы будет сделана жирной копотью Очистительного Пламени. Причем, сожгут не только тебя, но и всю семью. Не спасет ни титул, ни богатство, ни прошлые заслуги. Даже король не воспротивится. Конечно, наедине, он, возможно, и сочтет гибель вассала потерей. Но даже тогда оставит все в мыслях. Уши есть и у стен…
— Едем? — вкрадчиво спросил монах.
— Едем! — обернулся к брату Густаву виконт и тронул поводья. Жеребец послушно двинулся вперед. За рыцарем потянулись остальные.
Фридрих чуть слышно скрипнул зубами. Настроение было преотвратным. Граф настоял на том, чтобы в Охоте участвовал лишь его отряд. И прочим, «явившимся по нижайшей просьбе» брата Густава, бейлифа местного монастыря Светочей Веры, пришлось ждать сигнала, скрывшись от чужих глаз в дубовой роще, что росла в полумиле от Лукау. Ждать пришлось долго, претерпевая укусы разнообразнейшей ночной мошкары, а после холодный утренний дождь, от коего спасал только плащ. Донельзя приятное времяпровождение для рыцаря! Впрочем, как и любой, кормящийся с копья, виконт умел ждать, и сие действие было для него вполне привычным. Скорее, его раздражала самоуверенность фон Маккерна. Плохо верится в басни графа, достойные миннезингера, а не воина. Господь свидетель, но его отряд не помешал бы! Особенно, если учесть, что именно Фридрих выследил Зверя… Но на своей земле фон Меккерн — хозяин. Впрочем, к чему множить желчь в теле? Совсем скоро будет видно, как справились с Охотой ягеры графа…
Кавалькада рысью пронеслась по Лукау, остановившись у крайнего с другой стороны, дома, чей двор упирался в густой подлесок. Фридрих презрительно скривился. Еще бы у Мюргена в засаде ждали. Там ведь тоже лес хороший…
Виконт отбросил все лишние мысли, внимательно осматриваясь. Крепкое хозяйство. Сразу видно, хозяин не богат, но мастеровит и не ленив. Невысокий дом из цельных бревен, кое-где торчит из швов зеленый еще мох: этим летом меняли. Обширный двор, огражденный высоким — не перепрыгнуть — забором. Ворота из плотно пригнанных досок…
Сейчас ворота нараспашку. Одна из створок покосилась на полуотломанной петле. Прежде чем въехать во двор, виконт снова принюхался. Пахло кровью. Свежей и в больших количествах…
Фон Каубах оскалился и направил коня в ворота.
То, что план графа провалился, стало ясно давно. Еще по круглым глазам посыльного кнехта. Молодой паренек, явно участвующий в первой в своей жизни Охоте, таращил глаза, хлюпал носом и повторял что, мол, надо срочно ехать, потому что вот раз и все, и надо срочно и быстрее!
Виконт, когда въехал во двор, даже немного пожалел юного кнехта. И чуточку зауважал. В его возрасте увидеть такое и не напрудить в штаны — надо быть настоящим храбрецом.
Двор был завален трупами. Кнехты и ягеры вперемешку. Те, кого граф напыщенно звал лучшими бойцами Востока Нордвента, превратились в залитые кровью кучи тряпья. И доспехи не спасли. Особенно вон тех, двух, чьи головы откатились от тел на пару локтей…
Виконт осматривал место боя, а точнее — бойни, прикидывая, скольких же потерял граф. Дюжину? Полторы? Не меньше полутора! А еще, если есть убитые, должны быть и раненные… Фон Каубах с трудом задавил ухмылку. Отряд графа разгромлен, а, следовательно, пока Маккерн не наберет новых бойцов, все деньги будут идти в карман виконта. Можно будет под шумок выкупить пару деревенек…
Радужные мысли виконта прервал стон, раздавшийся поблизости. Были раненные, как иначе? Двое, чьи кости торчали сквозь кожу легких доспехов, уже уходили, выхаркивая кровавую пену. Еще над одним склонились товарищи. Возможно, и выживет. Но эта Охота последняя. Кнехт с оторванной кистью не стоит порченого медяка…
Так, а тут что происходит? Здоровенный ягер двумя руками удерживал отчаянно вырывающегося мальчишку лет девяти-десяти. Мелькнул кулак кнехта, и щенок обмяк, кулем повиснув в захвате бойца.
Еще трое кнехтов, пыхтя и ругаясь, налегали на рогатины, пригвоздившие к стене дома Зверя. Пятки копий уперлись во взрыхленную землю.
Добыча была «достойной». Лет двадцать назад вильдвера сочли бы матерым. А сегодня правильнее было назвать его просто старым. Прожитые годы не могла скрыть даже звериная ипостась. Морщины на морде, седая редкая шерсть, сквозь которую проглядывает дрябловатая кожа.
Сбоку разочаровано вздохнул брат Густав. Да уж, усмехнулся про себя фон Каубах, столь радующий взоры святых братьев костер отменяется. Оборотень жив, но стоит ему принять человеческий облик, и все земные печали мгновенно станут прошлым. С подобными ранами может жить только Зверь.
Фридрих спрыгнул с коня, спросив у сержанта:
— Где граф?
Кнехт буркнул, пряча глаза:
— Недосмотрели мы, Ваша милость! Больно уж зверюга матерая попалась. Ранен Их сиятельство! Вон, у стеночки лежит.
— Понятно, — понимающе кивнул виконт. — Его сиятельство граф полез в бой, а его знаменитые воины сплоховали и не сумели защитить владетеля от старика?
— Зверюга матерая, — глядя в сторону, повторил сержант. — Никогда таких не видел. Не простой это вильдвер, Ваша милость!
— Что ты вообще видел? — презрительно бросил Фридрих, — Ты же никогда дальше своего Чернолесья и не бывал.
Сержант предпочел не вступать в спор с рыцарем. А тот, придерживая меч, двинулся к Зверю. Встав сбоку от кнехтов с рогатинами, так, чтобы их спины не загораживали обзор, виконт обратился к пойманному:
— Отбегался, волчье семя? Ты хорошо спрятался, не скрою! Но нельзя желать невозможного! От справедливого гнева Святой Веры не укрыться! Смиренные Слуги Господа найдут скверну даже на дне реки!
Вильдвер поднял морду, в чертах которой пугающе проглядывали человеческие черты:
— Фридрих… Не ожидал… — прохрипел оборотень. Слова давались с трудом, воздух тяжело вырывался из пробитых копьями легких. — Зря радуешься… Всё возвращается… Вернется и тебе… Предатель…
— Где другие? — спросил виконт, наклонившись к вильдверу. — Сам расскажешь? Или надо заняться мальчишкой?
Старик рассмеялся, запрокинув морду. Смех существа, прибитого к стене тремя рогатинами, звучал столь жутко, что проняло даже фон Каубаха.
— Что ты можешь, Мистфинк? Мальчик сгорит все равно! А пугать пытками — глупость, ты же знаешь, я могу уйти хоть сейчас.
Зверь был прав по всем статьям. И не признать правоту вильдвера было бы несусветной глупостью. Родичу оборотня прямая дорога на костер. И нет пощады даже грудному младенцу…
— Прежде, чем врачевать других, разберись со своей хворобой! — добавил старик.
Фон Каубах безразлично пожал плечами.
— В кандалы! — скомандовал виконт. Ягеры его отряда, следовавшие за Фридрихом беззвучными тенями, загремели железом.
Рядом, словно соткался из солнечного луча, нашедшего прореху в плотной завесе туч, брат Густав, тихо перебирающий четки.
— Ну как, сын мой?
— Ничего не меняется, святой брат. Все идет по единожды начавшемуся кругу. Мы ведем к очищению, а нас проклинают проклятые же…
Брат Густав смиренно улыбнулся бескровными губами, перечеркнутыми старым шрамом:
— Кто мы, дабы вмешиваться в Божественную Круговерть? Да простятся нам грехи наши…
Надсадный хрип перекрыл прочие звуки. Фон Маккерн, и ромалов не зови…
Фридрих подошел к графу, лежащему у забора на заботливо подстеленной холстине. Желание уязвить хвастуна какую-нибудь пакостью тут же исчезло. Сказать, что фон Маккерн был просто плох, значило очень сильно погрешить против святой истины. Когти Зверя, как бумажную, располосовали кирасу из прочнейшей эспиленской стали и вырвали кусок мяса из груди. Придись удар на пол ладони в сторону, и граф испустил бы дух на месте. А так еще хрипит, булькая кровью, вздувающейся на губах.
Нет, тут нечего говорить. Тщеславие и так наказано. Возможно, даже с перебором… Хотя, может, и обойдется. Постояв над раненым графом еще с минуту, фон Каубах размашисто описал сложенными в щепоть пальцами «сияющий круг». Умершим — загробное. Живым — нынешнее. Дела не ждут. А их в достатке…
Старика и мальчишку на костер немедленно, не дожидаясь ночи. Виконт прекрасно знал, что способность оборотня заживлять раны в полночь не более чем выдумка. Но к чему лишний раз заставлять отца Густава покрываться липкой испариной?
Затем, а лучше пока идет подготовка к костру — пройтись по домам и проверить жителей на причастность к оборотничеству. Признаков много, хотя верных не существует в принципе. Но виконт — опытный охотник. Чеснок и серебро — очередные сказки, но вполне сойдут за предлог. Если и сгорят одна-две семьи непричастных сервов, невелика беда. Господь на том свете отберет своих и воздаст невинным за страдания. А живые будут внимательнее смотреть по сторонам и вовремя сообщать кому надо о всяческих подозрительных личностях! Мальчишка смотрится почти подростком, а ему всего семь лет! Этого мало?!
Сзади раздался шум. Фридрих развернулся, машинально выхватив меч. Старый вильдвер, оттолкнувшись от стены, резко рванулся вперед, на рогатины. Жалобно хрустнули ломающиеся ограничители, широкие наконечники пробили спину насквозь, кровь хлестала во все стороны, но Зверю, казалось, нет до этого ни малейшего дела. Безумный прыжок достиг своей цели: оборотень дотянулся разом до троих. Двух кнехтов и неосторожно приблизившего к Зверю брата Густава. Задняя лапа оборотня ударила монаха в пах, и тот отлетел в сторону, глупо всплеснув руками. Двор стал подобием муравейника, подожженного шаловливым ребенком. Захлопали арбалеты, утыкав оборотня болтами, захекали, будто мясники, ягеры, рубя тело врага своими тесаками…
— Деда!!!
Подобных криков виконт фон Каухбах за свою долгую жизнь слышал превеликое множество, и уже давным-давно перестал прислушиваться к детскому плачу. Но именно сейчас, виконт обернулся. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как меняется лицо мальчишки, становясь звериной мордой, покрываются короткой шерстью руки, и выскакивают из тонких детских пальцев кривые когти, по прочности сравнимые лишь с мифическим адамантом…
Истошно взвыл ягер, хватаясь за вспоротый живот. Отлетели в сторону два кнехта, кинувшиеся навстречу оборотню. А маленький Зверь летел к Фридриху. И виконт понимал, что меч тут не поможет…
— Отто, беги!
Старик, похожий на разделанную тушу, утыканную стрелами и копьями, орал ясно и громко. И мальчишка послушался. Тело извернулось в воздухе. По латной рукавице Фридриха проскрежетали когти, оставив на металле сквозные царапины. А вильдвер, в два прыжка долетел до забора, взмыл на верх и, прокричав: «Я приду за тобой, Мистфинк!», исчез в лесу, оставив после себя еще и фонтан крови из разодранного горла графа фон Меккерна.
Бейлиф — церковно-административная должность. Носитель ее исполняет функции оперативного уполномоченного и следователя одновременно. Святой брат-многостаночник.