Девчонку довели почти до истощения. За декаду на тюремной баланде можно и ноги протянуть, особенно если и до этого питаться не слишком регулярно. А ребенку разносолами, может, и удавалось иногда побаловаться, но с частотой приема пищи выходило… тоже иногда. Воровская жизнь — она такая. Бывает, разживешься и деликатесом, достойным королевского стола, только окажется он единственной едой за седмицу. А может, каждый день покушать сложится, да только такое дерьмо, что не всякая свинья есть станет. Хряки-то куда привередливей бездомных деток. А бывает, еда и паршивая, и редко. Вот хорошая и часто — это чистейшей воды сказки. Фантастика, как говорили в Салеве!
А тюремная пайка — еще хуже. Хотя по отчетам там и мясо, и крупа, и… Только в готовом блюде ничего этого не видно. Крупинка за крупинкой гоняется с дубинкой. И гоняется медленно, потому как при смерти была, еще когда старший по кухне менял свой домашний мешочек на казенный тюремный. Исключительно из любви к узникам. Домашняя-то крупка, хоть и весом раз в пять поменьше, и мышами погрызенная, а всё же своё, родное! А казенное, оно казенное и есть, разве сервы с поля хорошее привезут? Потому повар и прихватил для компенсации половину коровьей туши. Так что мясо в баланде искать — занятие безнадежное. Зачем продукты на смертников переводить? На костер или виселицу и на голодный желудок сходить можно…
С гигиеной в камерах тоже не лучшим образом дело обстоит. Слово это культурное, опять же салевское, и тюремщикам незнакомое. А потому получи дырку в углу, с которой дерьмо стекает по салевской же постройки трубам, и вся тебе «гигиена». И еще спасибо скажи, камер с ка-на-ли-за-ци-ей на всю тюрьму две штуки, в остальных грязным ведром обходятся! А мыться — то барская блажь! Вот если бы принцесса Елизавета по пути к жениху, не в «Будуаре Принцессы» бы остановилась, а на городской киче зависла, ей бы могли и водички в лоханке погреть. А остальные перебьются! И грязные сгорят. Вместе со вшами!
Потому по прибытию в гостиницу Ридица первым делом кликнула в помощь пару служанок и занялась ребенком. Отмыли лицо и руки. Напоили горячим мясным отваром. Срезали с головы колтун, напоминавший войлочный колпак, после чего тщательно сбрили остатки волос и запихнули ребенка в лохань, где четыре часа отмывали въевшуюся грязь. Потом покормили. Не очень плотно, но уже серьезней. Получившие по серебрушке служанки старались, что было сил. Пока Эльза ела, Гретхен сожгла волосы и тряпки, заменявшие девчонке одежду, а Лизхен сбегала в лавку за рубахой и штанами. И то, и другое было мальчиковое, как и приказала Ридица. Непонятно пока, куда девчонку девать, а если придется путешествовать, то в штанах удобней.
Девочка покорно терпела всё, что с ней делали, никак не выказавая своего отношения. Ни смешка, ни слезинки. Даже ела с каменным лицом. Только челюсти двигались. На любой вопрос отвечала да-нет, а то и вовсе жестом. А после еды заснула. Даже не встав со стула. Ридица перенесла девочку на кровать и, заперев комнату, выскользнула из гостиницы, чтобы вскоре постучать в дверь знакомого дома.
Хозяин закрыл за гостьей дверь, разлил по бокалам вино и только после этого заговорил:
— Ты сегодня была в ударе! Брат Освальд даже не знал, что возразить.
Ридица махнула рукой:
— Святому брату нечего было сказать. Будь девочка вильдвером, она могла уйти в любой миг. Давно не встречалась с подобным разгильдяйством. Думаю, ему следует броситься на меч, дабы скрыть позор. Этой же ночью.
— Он тебе настолько мешает? Или жажда мести не утихла за дюжину лет?
— Жажда мести? — девушка с недовольной гримасой рассматривала пальцы левой руки. — Нет, всё давно прошло. А мешает он, скорее, тебе.
— Не настолько.
— Настолько, — девушка вытащила кинжал и начала аккуратно подравнивать ногти. — Задница Нечистого, весь маникюр угробила с этой девчонкой! За двенадцать лет Освальд не стал умнее. Зато приучил людей уничтожать невиновных. Отсюда и все это безобразие. Все знали, что девчонке не нужны ни кандалы, ни клетка. Что она никому и ничем не может угрожать. Писцы, стражники, палачи, даже обычные бюргеры без малейших сомнений готовы отправить ребенка на костер… В тюрьме заключенных толком не кормят. Про мытьё уж и не говорю. Я согласна, что надо разбираться быстро и еще быстрее отправлять бедолаг либо на виселицу, либо на улицу. Но если держишь в застенке, то хотя бы корми! А дальше будет хуже. Смерть святого брата заставит владетелей навести здесь порядок.
— Может, ты и права. Маркиза фон Фейербах весьма интересная женщина.
— И чем она так интересна?
— Ты много знаешь женщин-владетелей? При взрослом сыне?
Ридица пожала плечами.
— И не просто владетелей. Два владения в Нордвенте, оба из первой дюжины. И маеток в Полении. Маленький такой, обеспечивает место в Раде!
— Ого! — девушка отвлеклась от ногтей. — И она терпит художества Освальда?
— Он — брат-близнец ее покойного мужа. Ты могла бы и интересоваться жизнью родных мест.
— Не права, — девушка вытянула левую руку, полюбовалась наведенной красотой и принялась за правую. — Но тогда меня не слишком интересовали властьимущие, да и сейчас не до маркизы. О таких личностях пусть голова у комтуры болит. Но если она дает своему родственничку столько воли… Любовник?
— Скорее всего. Свечку никто не держал.
— Тем более, — Ридица убрала кинжал. — Надо упростить позицию.
— Увлеклась шахматами?
— Входят в обязательную программу обучения. Как я поначалу ненавидела все эти гамбиты и миттельшпили!
— А потом?
— Втянулась. В общем, если с твоей стороны нет возражений…
Хозяин встал, подошел к девушке и ласково потрепал по волосам.
— Нет. Чем бы дитя ни тешилось…
Ридица прижала голову к груди старика.
— Второй вопрос, — жалобно произнесла она. — Что делать с девчонкой?
— А в чем сложность?
— Я ее отмыла, накормила и избавила от вшей. Но она мне не нужна. Я еду по делу. Мне за вильдвером по лесам гоняться. А тут эта малышка. А выставить на улицу в таком состоянии…
Хозяин погладил девушку по голове:
— Ты же уже решила, дочка. Хочешь, чтобы твое решение озвучил я?
— Хочу, — вздохнула Ридица. — Иногда так надоедает быть сильной и непобедимой. И мечтаешь снова стать маленькой, прижаться к отцовской груди, пожаловаться на жизнь и услышать решение. Пусть своё, но высказанное его устами…
— Я не думаю, что ребенок будет большой помехой в пути, — сказал старик. — А когда ты найдешь беглянку — поможет поладить. И ей будет лучше всего именно там, куда ты потом поедешь. Ведь так?
— Так, — согласилась девушка. — Благодарю, отец, — она поднялась, мягко освободившись из его рук. — Надо идти. Еще не все дела завершены. И девочка одна. Проснется, а никого нет…
— Закончишь дело — возьми отпуск, — произнес старик. — Года на три. Ребенка роди.
— Ты что?! — всполошилась Ридица. — Какие три года?!
— Подумай над словами старого человека, девочка моя. У всех сестер есть дети. У всех, — повторил он. — У Ванессы — трое. Тебе уже двадцать четыре. Но дело даже не в возрасте. Просто — пора!
— Подумаю, — пообещала девушка и выскользнула в ночь.
Собранная, сильная и непобедимая.
В гостиницу воительница вернулась через час. Тихо взбежала по лестнице, открыла дверь комнаты и замерла. Девчонки не было.