Утром к нам приехал серьёзный толстячок с усиками, серьёзно сказал:
— Я — девочкин папа. Машина готова! И я собрался в джунгли.
— Возьмите и меня! — сказал Фёдор Михайлович.
Он взял с собой зеркальные очки, купленные в Бангкоке, и мы отправились в путь.
Возле старинных зданий навстречу нам попадались старинные фаэтоны. Рядом важно размахивали хвостами коровы. Одна из них подошла к продавцу арахиса и стала жевать маленькие, в палец толщиной кульки.
Потом мы вырвались на шоссе, которое кольцом легло вокруг просторного залива. Мы проезжали знаменитое жемчужное ожерелье Индии. Над ним колыхались пальмы, строились большие высокие дома, и строители шли по бамбуковым мосткам наверх, держа на головах чаши с цементом… Девочкин папа сказал:
— Обратите внимание налево.
Там весь в зелени стоял детский парк, в котором бродили львы и тигры, жирафы и верблюды. И все они были зелёными! Их выстригли из кустов!
Но вот в окна свободней засквозил ветер, вдалеке по горам разбежался настоящий пальмовый лес. Мы нырнули в заросли бамбука. Острые высокие стебли взбирались в небо, качались, и Фёдор Михайлович вздохнул:
— Сплошные удочки…
«Или лыжные палки», — подумал я.
Из бамбука вынырнула тропка, и мимо нас, словно Маугли, только с сумкой на боку, мальчуган прогнал стадо коз. И всё пропало.
Теперь над нами нависали лианы, а на дороге валялись их обрывки. Вдруг обрывки зашевелились и стали уползать.
— Змеи! — сверкнул очками Фёдор Михайлович. — Выползли на дорогу погреться…
А немного погодя он тряхнул чубом и крикнул:
— Смотрите! Смотрите!
Сверху на дорогу так и посыпались маленькие серые мартышки. Одни торопились через дорогу, другие ещё только спрыгивали, а третьи раскачивались у нас над головой.
Я выбежал на дорогу, схватил фотоаппарат. Обезьяны бросились в кустарник. Только одна, старая, остановилась у машины. На спине у неё сидел малыш. Он фыркнул, ткнул в мою сторону кулачком. И они тоже бросились в кусты.
Я побежал за ними в чащу. Но девочкин папа потянул меня за рубаху:
— Ты что? Видел, сколько здесь змей?! Не поймёшь, где куст, где гад!
Я вспомнил кусты в бангкокском дворике и остановился.
Обезьяны снова запрыгали по деревьям, закачались на ветках. А мы поехали дальше.
Пересекли маленькую речушку, потом лысоватую сухую полянку, над которой поднимались голые деревья с тяжёлыми угрюмыми орлами на верхушках, и выкатили к большому белому камню.
И вокруг него плясали обезьяны!
Одни бегали на четвереньках, другие сидели, словно переговаривались между собой, что-то обсуждая. И Фёдор Михайлович, потянув меня за руку, засмеялся:
— Уж тут-то мы их, голубушек, снимем! Сейчас мы с ними сфотографируемся.
Мы вышли из машины и стали оглядываться: нет ли змей. Змей не было. Но и обезьян уже не было! Только по деревьям мелькали обезьяньи хвосты.
— Ну ладно, — сказал Фёдор Михайлович, — сфотографируемся у обезьяньего камня. И объясним, что на нём вертелись обезьяны.
Он снял очки. Я сделал снимок, и мы снова поехали.
Наконец ветви раздвинулись, на дорогу вырвалось солнце. Фёдор Михайлович хотел надеть очки, но очков не было. Он полез в левый карман нет! Прощупал правый — нет!
Прекрасные бангкокские очки остались на обезьяньем камне.
— Так, — сказал я. — Сейчас обезьяны уже репетируют басню «Мартышка и очки».
Фёдор Михайлович, нахохлившись, посмотрел на меня. А девочкин папа очень серьёзно сказал:
— Едем обратно. Они уже по очереди нанизывают их на хвост.
Фёдор Михайлович промолчал, но было ясно, что видеть свои прекрасные очки на хвосте у обезьяны ему не очень хотелось.
Снова мелькали заросли бамбука, речка. Наконец появилась поляна, камень, и от него во все стороны разбежались обезьяны.
Я крикнул:
— Несут!
Фёдор Михайлович выскочил из машины почти на ходу и рассмеялся: очки лежали на месте.
Он надел их и стал разглядывать джунгли. Теперь не скоро доведётся сюда попасть.
Завтра мы должны были уходить из Индии домой.