Федотыч как угадал. До Японии мы шли ровно десять суток.
Ночами от горизонта до горизонта то тут, то там грохотали ливни, судно пробиралось среди молний и настоящих водяных столбов.
К утру тучи разбегались, выглядывало солнце, и мы раскатывали палубу коричневой краской. Торопились.
А на одиннадцатый день задымила впереди Иокогама. Собрал я вещи, попрощался со всеми и сел на японский катер.
Никоныч выглянул из-за борта, закричал:
— Привет передавай капитану, Ивану Савельичу! Там мой дружок капитанит!
— Ладно, — пообещал я, — передам! — Прижал ногой к борту чемодан, чтоб не вывалился, и махал, пока «Новиков» не остался за горизонтом.
Мы подкатили к трапу нового теплохода. Нашего, с красной трубой, с серпом и молотом. У трапа стояли наши ребята, встречали — тоже свои! Один, вихрастый, сбежал по трапу, протянул мне руку: «Привет», подхватил чемодан и повёл за собой.
Поднялись мы к капитанской каюте, постучали. Из-за двери быстро выглянул седой мужичок в трусах, замигал:
— Добрый день!
Я поздоровался, говорю:
— Капитана можно?
— Ну, я капитан!
— Иван Савельич?
— Иван Савельич. А что?
Я отдал свои документы и говорю:
— Привет вам от боцмана. Капитан открыл дверь пошире:
— От какого?
— От Никоныча!
— От Володи?! — улыбнулся капитан. — Так где он?
— Здесь, — говорю. — На «Новикове».
— Ну ладно, спасибо… Устраивайся, — сказал капитан и зевнул. — Потом поговорим. Двое суток с этой погрузкой не спал. — Он улыбнулся и прикрыл дверь.
А я пошёл устраиваться в маленькой лоцманской каюте возле радиорубки.