«НЕ ДАДУТ ПОРАБОТАТЬ!»

Я давно мечтал увидеть Сан-Франциско. Ещё мальчишкой песни про него пел. И попросил разбудить меня пораньше.

Под утро вахтенный растолкал меня: «Вставай!»

Я выбежал на мостик. Было ещё совсем темно.

Мы медленно подходили к берегу. За бортом еле плескалась вода, а впереди, насколько хватало глаз, словно бы поднимались в гору квадратные поля, засеянные электрическими огнями. Целые плантации электрических огней. Не огни, а настоящие электрические подсолнухи — лучи лепестками во все стороны.

— Ну как, нравится? — Это подошёл капитан. Уже в форме.

Мы приблизились к берегу, и поля превратились в городские кварталы.

Вдали поднимались небоскрёбы. С берега на берег пружиной перекинулся мост. Мы пошли по заливу. Мимо пристаней, аэродромов, а небоскрёбы начали подрастать. И стало видно, что город спит. От улиц потянуло свежим утренним сном, туманом.

Но вдруг в одном небоскрёбе зажёгся свет. Одно окошечко. И кто-то в нём стал размахивать рукой. То ли протирал стекло, то ли приветствовал нас. Я тоже помахал на всякий случай.

Тут выглянуло солнце, и всё сразу засверкало, загорелось. И мост, и стёкла в небоскрёбах, и улицы.

А капитан спросил в микрофон:

— Как дела, Никоныч?

Никоныч уже на баке, у якорной лебёдки! Стоит, первым вплывает в Сан-Франциско на своей палубе. Ему первому в лицо сан-францисский ветерок дует.

Я пошёл тоже на бак, но капитан остановил меня:

— Загляните к «грузовому».

Открыл я дверь к Виктору Санычу, а там идёт работа. Сидит за столом Наталья, рисует на листе ватмана наш пароход, а на пароходе — громадного боцмана, как раз на баке.

Наталья посмотрела в иллюминатор и сбоку от парохода нарисовала небоскрёб.

Виктор Саныч как-то торжественно посмотрел на меня, говорит:

— Дело вот какое: нашему боцману шестьдесят лет сегодня. Все моря и океаны прошёл. В Америке был. В Арктике лёд ломал. В войну грузы через океаны возил. На груди у него орден Трудового Красного Знамени, «Знак Почёта», медали. Приветствие надо написать.

— Конечно, надо, — говорю. — Вот так и надо написать.

И записал слово в слово. И как ордена на груди горят, и как грузы возил, и как лёд ломал. Красиво получилось.

Пришвартовались мы. Капитан заглянул в каюту, спрашивает:

— Ну что, готово? Вывешивайте, пора боцмана звать! Я пошёл за Никонычем. А он всё возится на баке. Хозяйство укладывает. Говорит:

— Приду, вот только приберу.

Я повернулся к рубке, руками развёл: «Не идёт!» Тогда сверху раздалось:

— Боцману подняться наверх!

Никоныч вздохнул, скинул рукавицы: «Поработать не дадут!»

Вошёл в коридор, смотрит — стоит толпа у газеты, читает про ордена, шумит:

— Вот это боцман! Ну боцман! Никому не говорил!


Капитан поздравил его. А Никоныч хлопнул рукавицей о рукавицу:

— Вот тебе и раз! Чуть про собственный день рождения не забыл!

Загрузка...