Взяв меня за руку, он пошел к выходу, без труда находя дорогу в темноте.
Что ж, видимо, приличным леди пристало выходить из картинной галереи за руку с королем, алея щеками и чувствуя, как искусанные зацелованные губы горят огнем. А что, разве не все леди поступают так?
Я шла, опустив глаза и пытаясь уверить себя, что не вижу стражников, несущих пост, и не верю в то, что завтра о моем моральном падении будет судачить весь дворец. Впрочем… обо мне и так уже судачат, обсуждая цену, которую я беру за услуги, — так что мне терять?
— Вы не против зайти, леди Мария?
Я вздрогнула, огляделась и тут же опустила глаза. Мы пришли к широкой двустворчатой двери, по обеим сторонам которой стояли стражники и усиленно делали вид, что на нас не смотрят.
В этот самый момент я должна была сказать: “Да что вы себе позволяете, ваше величество?” Но я только кивнула.
Королевские покои поражали роскошью, придворные, вскочившие с кресел при нашем появлении, тут же вымелись прочь, повинуясь жесту его величества. Мы остались одни. Повисла тишина, которую нарушал только тяжелый стук крови у меня в ушах. Глядя в глаза короля, я уже почти решилась извиниться и вылететь за дверь, как почувствовал ощутимый укус в голень и охнула.
Из-под моих ног к двери скользнула Бусинка, ударилась в створку и спряталась в лежащих на полу тенях. Издала что-то вроде возмущенного шипения, которое по незнанию можно было принять за шорох, один из тех, что наполняли замок и днем, и ночью. Кажется, выпускать меня отсюда эта маленькая хитрюга не собирается: считай, грудью легла на амбразуру. Ну просто матушка Беннет, которая спит и видит, как сосватать дочь получше. Умилилась бы, если бы была способна еще о чем-то размышлять.
— Вам не стоит носить такие наряды, — сказал король, беря меня за руку. Только тогда я поняла, что ладони у меня холодные, как лед.
— Вы считаете, что я излишне наряжаюсь?
— Я считаю, что не могу думать ни о чем, когда вижу на вас это платье. А с тех пор, как вы появились во дворце, у меня, по правде сказать, и так проблемы с мыслительным процессом. Непозволительные для короля. Вы замерзли.
Король взял мои руки в свои, как будто желая согреть, а потом, продолжая смотреть в глаза, поднес их к губам и поцеловал пальцы, отчего я вздрогнула.
— Я хотел бы обнять вас и никогда больше не отпускать отсюда. Жаль, что это невозможно, — говоря это, его величество приблизился, а затем вопросительно заглянул мне в глаза и поцеловал. Все внутри уже привычно отозвалось огнем и штормом, шумом в голове и жаром, прокатившимся от кончиков пальцев до макушки.
Послав все подальше, я попыталась ответить на инициативу короля, что было встречено объятиями, ставшими еще крепче, стоном и нежными укусами губ, от которых я еле могла стоять на ногах. Потом мир вдруг перевернулся, и я поняла, что его величество подхватил меня на руки и крепко прижал к себе. Я тихо и протестующе застонала, но звук утонул в поцелуе, и… ох, да пошло оно все грифону под хвост.
Боже, как хорошо.
Следующим, что вырвало меня из сладкого дурмана, было прикосновение прохладного белья к спине и тяжести твердого тела, прижимающегося к моему. Не переставая ласкать мои губы, король, не глядя, расстегнул несколько верхних крючков застежки моего платья. Поцеловал мою шею там, где она переходит в плечо.
— Королям положено разбираться не только в политике и придворном этикете, но и в устройстве дамского платья?
Черт, я сказала это вслух?
— Я думал, король и придворная дама, которая свела его с ума, остались за дверью, — в глазах его величества мелькнула насмешка. — Здесь только влюбленный донельзя Илар и… леди Мария, как бы вы предпочли, чтобы вас называли?
— Маша подойдет.
Я тут же поморщилась оттого, как неуместно звучало здесь и сейчас мое простое имя, которое нужно выкрикивать во дворах из окон верхних этажей, произносить в аудиториях университета или за дверями панельных многоэтажек. Никак не на королевском ложе.
Впрочем, Илар только улыбнулся, повторил непривычные слоги себе под нос, растягивая букву “ш”. Снова поцеловал меня, не оставив возможности додумать мрачные и самоуничижительные мысли.
Воспринимать человека, которого я привыкла называть “его величеством” и “королем”, как просто Илара, кого-то, кого можно касаться и целовать, было непривычно. Я рассматривала его лицо, стремясь запомнить каждую черту. Сине-зеленые глаза с расплывшимися зрачками, чувственные губы, сейчас немного припухшие и влажно блестящие от поцелуев, резкую линию подбородка и гладкость лба, его ладони, плечи и живот, грудь и предплечья, скулы и брови.
Какая-то часть меня, всю жизнь отвечающая за интуицию, шептала, что то, что происходит между нами сейчас: объятия и нежные поцелуи, шутливая борьба на шелковых простынях, горячечный шепот и неожиданно аккуратно снимаемая одежда — никогда не повторится.
Я ужасно боялась того, что должно было вот-вот случиться. Все внутри буквально замирало, но в то же время я понимала, что хочу этого больше всего на свете здесь и сейчас, только так и только с Иларом — загадочным, носящим маски в несколько слоев, то жестоким, то насмешливым, то нежным, то внимательным, то страстным.
А потом я поняла, Илар прав: здесь нет места леди Марии и королю, остались только мы сами, настоящие, такие, как есть.
Я соврала бы, если бы сказала, что не рада этому.