ЧУЖИЕ


ЧУЖИЕ (THE STRANGERS).

Так в Линкольншире называют фей[185]. В представлении обитателей болот это добрые духи, но и они способны на самые причудливые проявления дурного нрава. Вот как описывает их житель Линдси в сказке «Доля чужих»:


И те, и другие — чужие. Ты знаешь, о ком я говорю, вижу, у тебя уже и слово наготове, да только негоже их так называть. Нет; доведись тебе повидать столько их дел, сколько я на своём веку повидал, другое словцо на язык просилось бы, это уж точно. Народ в этих местах обычно зовёт их чужими или крохотным народцем; росту-то в них всего ничего, как в новорожденном младенце; а то ещё зелёными плащиками, за их зелёные одёжки; или иногда ярткинами. Но чаще всего чужими, я уже говорил: а они и есть чужие, и вид у них странный, так что в толпе сразу отличишь. — А ты когда-нибудь хоть одного видал? — Я-то? Видал, а как же. Часто видал, вот в прошлую весну в последний раз. Крохотные такие человечки, не выше ладони ростом, ножонки да ручонки тоненькие как ниточки, зато ладони и ступни большущие, а головы по плечам так и катаются. Из одежды на них штаны и куртки зелёные, а колпаки жёлтые, на поганки похожие; и лица такие, носы, значит, длинные, рты большущие разинуты, а из них языки висят-болтаются. А вот разговора мне их не доводилось слышать, нет; да и к чему им говорить, они, когда сердятся, рычат, как собака, когда её разозлишь, а коли позабавиться хотят, свистят да чирикают, как птицы...

Летом по ночам они все танцевали на больших плоских камнях, что тут повсюду набросаны; откуда они взялись, я не знаю, но вот мой дед сказывал, будто его деда дед сказывал, что в стародавние времена люди разводили у тех камней огонь и мазали кровью и почитали их больше, чем пастора в церкви.

Зимними вечерами, когда все ложились спать, чужие приходили танцевать в домах у очагов, а сверчки по доброй воле им подыгрывали. И так было всегда, что бы ни творилось вокруг. На полях они шныряли между колосьев, тянули их вверх, вытягивали маковые головки; по весне трясли и щипали почки на деревьях, чтобы они быстрее открылись; дёргали цветочные бутоны, гонялись за бабочками, вытаскивали дождевых червей из земли — одним словом, дурачились, всегда весёлые и довольные, если им не перечить. А ещё они стерегли смерть и следили, чтобы вокруг не переводились малыши.

Народ знал, что чужие помогают колосьям наливаться и всякой зелени расти, а ещё раскрашивают плоды в красный и коричневый цвета и заставляют листья желтеть по осени. Вот почему, если их разозлить, всё вокруг поблекнет и завянет, хлеб не уродится — и настанут голодные времена. Вот люди и старались изо всех сил задобрить малый народ, подружиться с ним. Первый цветок из сада, первый плод с дерева, первый кочан капусты несли к ближайшему плоскому камню и оставляли там для чужих; и первый сноп зерна, и первую картофелину с поля несли туда же; и всякий раз, прежде чем сесть за стол, бросали к очагу кусочек хлеба и добавляли туда же каплю молока или пива, чтобы крохотный народец не голодал и не мучился жаждой.


Дальше в сказке говорится о том, что, пока люди чтили старые обычаи, всё было хорошо. Но вот настали времена, когда люди забыли веру предков. О прежних приношениях никто уже и не думал, плоские камни стояли пустыми, а иные даже увозили и распиливали на части. Люди стали прилежнее ходить в церковь, и вот, наконец, выросло целое поколение, которое и знать не знало, кого это называют чужими. Только мудрые женщины помнили. Сначала всё шло по-прежнему; чужие, похоже, никак не могли поверить, что извечные подопечные так быстро их покинули. Но со временем их охватил настоящий гнев, и они нанесли ответный удар. Год за годом земля ничего не родила: ни зерна, ни сена, — на скотину напал мор, дети чахли, у матерей не было молока. Скоро мужчины стали тратить то немногое, что им удавалось заработать, на выпивку, а женщины — на опиум. Никто не понимал, откуда на них свалилась такая напасть и что теперь делать, только мудрые старухи знали. Они собрались вместе и стали гадать на крови и на огне. Когда они поняли, кто насылает эти несчастья, пошли по домам и звали людей прийти в сумерках на перекрёсток дорог, а там рассказали им, в чем причина всех бед, и напомнили, как поступали их прадеды. И тогда женщины вспомнили ряды крохотных могилок на кладбище и младенцев, которые надрывались от крика у них на руках, и решили, что надо вернуться к старой вере, и все мужчины с ними согласились. Пришли они домой, нацедили чужим пива, налили молока, отнесли к плоским камням первый плод от всего, что им ещё удавалось вырастить, и научили своих детей почитать чужих. Тогда дела понемногу пошли на лад; младенцы научились держать головки, зерно колосилось, скот тучнел. И всё же старые добрые времена ушли навсегда, и лихорадка то и дело брала своё. Не годится забывать старые порядки, ведь раз потерянное назад уж не воротишь.


ЯРТКИНЫ (YARTHKINS).

Так обитатели Линкольнширских топей называли духов плодородия, которых порождала сама земля, а они, в свою очередь, увеличивали её плодородие, за что ожидали подношений. Когда про них забывали, становились опасными. Другие их имена — крохотный народец, зелёные плащики и, наиболее распространённое, чужие. Судя по всему, Тидди Ман был самым благодушным представителем семейства ярткинов, а Яллери Браун — самым зловредным.


ТИДДИ МАН (THE TIDDY MUN).

Одним из любимых и наиболее известных духов был Тидди Ман, к нему обращались во время наводнений с просьбой отвести воду. Но и этот, казалось бы, благожелательный дух не колеблясь насылал мор на скотину и заразные болезни на детей, когда считал, что с ним дурно обошлись. Складывается впечатление, что Тидди Ман был самым крупным представителем крохотного народца, или чужих, как их ещё называли в Линкольншире, но его больше интересовал уровень воды, чем плодородие. Эта история записана со слов старухи, всю жизнь прожившей на территории, называемой Карс, и лично принимавшей участие в церемониях, которые описываются ниже. Старуха считала, что она — единственная живая душа, которая ещё помнит, кто такой Тидди Ман. Эту сказку сложили в XVII веке, когда вывезенные из Голландии рабочие предприняли первую попытку осушения Линкольнширских топей. Жители топей, которые испокон веку добывали себе пропитание охотой и рыбалкой, были крайне недовольны и считали, что духи болот тоже возмущены происходящим. В самых гибельных местах духов стало больше, чем раньше.


Голоса мёртвых раздавались в ночи, руки без плеч протягивались из темноты, стоны и вздохи не прекращались всю ночь; болотные водяные танцевали на кочках среди топи, ведьмы разъезжали верхом на огромных чёрных корягах, которые превращались в змей и перевозили их через топь.


Всё это приводило местных жителей в смятение, вечерами они отказывались покидать дома, а если приходилось идти через болота, обязательно клали в карман клочок бумаги с заклинанием или шарик из Библии (вырванная из Библии страница, скатанная в шар); но был среди болотных духов один, которого они не только боялись, но и любили: звали его Тидди Ман, и люди опасались, что, как только болота высохнут, он покинет их места.


Все знают, что Тидди Ман живёт в глубоких омутах, где стоит зелёная вода, и выбирается оттуда, как только над болотами поднимается туман. Вот тогда он и вылезает наружу, мокрый, на голове развесистые оленьи рога, длинные белые волосы и борода свалялись клочьями; на мягких лапах, весь в сером, он незаметно подкрадывается в тумане, шаги у него лёгкие, как плеск воды или вздох ветра, а смех отрывистый и скрипучий, как крик ночной птицы. Богарты и всякая нечисть его боятся. Он не такой злой, как русалки и водяные, и не такой бледный и страшный, как Мёртвая рука. И всё же поневоле жутко станет, как заслышишь, сидя поздно вечером дома у очага, его скрипучий смех, когда он проносится мимо, лёгкий, как ветер.


Но какой бы страх ни внушал Тидди Ман жителям болот, они всё же нашли с ним общий язык: когда дожди заливали топь и вода плескалась у самого крыльца, они дожидались новолуния, вставали всей семьёй на пороге и дрожащими голосами взывали к ночной тьме:


Тидди Ман безымянный,

У тебя вода убежала!


Потом, прижавшись друг к другу, они вслушивались в ночные звуки болот и, если слышали знакомый птичий крик, закрывали дверь и шли спать, в уверенности, что вода спадёт. Про Тидди Мана сложили стишок:


Тидди Ман без имени,

Белая борода, хромая нога,

Пока в болотах есть вода,

Не причинит никому вреда.


Но в том-то и была загвоздка: вода убывала, омуты высыхали, вчерашняя трясина превращалась в плодородную землю — если так пойдёт дальше, Тидди Ману скоро негде будет жить, и тогда, опасались обитатели болот, не миновать им его гнева. Первыми жертвами стали голландцы. Они исчезали один за другим, местные жители были уверены, что их тела лежат в зыбучей трясине. Они-то знали, чьих рук это дело. Но вчкоре появились другие голландцы, работа шла своим чередом, уровень воды понижался. И тогда гнев Тидди Мана обрушился на своих. Коровы дохли, свиньи тощали, дети болели и умирали, крыши домов обрушивались на головы обитателей, стены кривились и осыпались.

Поначалу жители Карса никак не могли поверить, что Тидди Ман обернулся против них. Думая, что весь вред от тод-лоувери или ведьм, люди вооружились заклинаниями от первых и ещё усерднее «окунали» вторых, но и это ни к чему не привело. Наконец до них дошло, что надо попробовать умиротворить Тидди Мана, и верно, давно было пора, ибо на кладбища народу переносили не счесть, а колыбели стояли пустыми; припомнили они тогда, как поступали их деды в прежние, добрые времена, и договорились в следующее новолуние собраться у запруды на новой реке. Наступили сумерки, все пришли, и у каждого в руках была миска с водой. В полной темноте они выплеснули содержимое своих мисок в запруду и дружно воскликнули:


Безымянный Тидди Ман,

Вот тебе вода, развяжи своё заклятье!


Они ждали ответа, но всё было тихо вокруг. И вдруг ни с того ни с сего поднялся вой, крик и плач, матери кричали, что слышат, как плачут их умершие младенцы, люди чувствовали поцелуи ледяных губ и прикосновения невидимых крыльев, и все подумали, что это покойники умоляют Тидди Мана снять проклятие и сохранить жизнь детям, которые только что появились на свет. Шум стих так же внезапно, как поднялся, в наступившей тишине люди услышали птичий крик, протяжный и жалобный, казалось, он поднимается словно из вод самой реки, и поняли, что Тидди Ман простил их. Мужчины обрадовались, закричали, запрыгали и с лёгким сердцем побежали домой, а женщины грустно последовали за ними, их сердца были полны тоски по умершим детям, которых они оставляли в холодной темноте.

Вскоре добрые времена вернулись в Каре, дети росли и крепли, скот нагуливал мясо, мужчины находили хорошую работу, их семьи больше не голодали, и каждое новолуние жители собирались у запруды, выплёскивали воду и повторяли заклинание. Стоило кому-нибудь не прийти, как на него наваливалась болезнь, и все знали, что это Тидди Ман гневается.

Но теперь времена настали другие, и жизнь уже не та, так что Тидди Ман покинул эти места.


МЁРТВАЯ ЛУНА (THE DEAD MOON).

История для английской фольклорной традиции совершенно необычная, ибо представляет собой не что иное, как миф, хотя и неоригинальный. Героиня истории — персонифицированная Луна. Услышала она однажды, что на болотах творятся тёмные дела: ведьмы, боглы, мертвяки, всякая жуть ползучая и болотные огни сбивают путников с дороги; и вот в лунную ночь закуталась она в чёрный плащ и пошла взглянуть на всё это своими глазами. Когда она беззвучно проходила болотами, камень подвернулся ей под ноги, ива обхватила гибкой веткой и затянула в самую трясину. Собрались тогда все злые болотные духи и похоронили Луну под большим камнем, а Вилли-Живчика приставили её сторожить, и целый месяц после этого в небе было темно, так что от нечисти болотной спасу не стало, и жители топей боялись, что скоро уже и в дома к ним вламываться начнут. Наконец по совету одной мудрой женщины обитатели топей собрались все вместе и в полном молчании пошли искать спрятанную под камнем Луну и так же тихо произнесли заклинания, чтобы её освободить. Большой камень сдвинулся с места, Луна поднялась в небо и разогнала всю нежить[186].


ЗЕЛЁНЫЙ ТУМАН (THE GREEN MIST).

Эта сказка — поразительный пример сюжета об отделяемой душе, когда жизнь связывается с каким-то внешним объектом. Историю эту рассказал человек из Линдси:


В былые дни у жителей Карса, как называли тогда обитателей Линкольнширских топей, было много странных слов и привычек, которые отпугивали зло и приносили удачу. Священники в церквях слркили свои службы, а простой народ обходился проверенными старыми средствами, о которых те и знать ничего не знали.

Зимой у боглов не было иного занятия, кроме как творить зло, но весной надо было пробуждать землю, и тогда звучали такие слова, которых люди и сами не понимали. Они проводили борозду на каждом поле и, что ни утро, вставали на заре с хлебом и солью в руках у дверей своих домов, ожидая, когда появится Зелёный туман, верный признак наступления весны. Была одна семья, которая из года в год делала что полагалось, но, несмотря на это, однажды зимой постигла их беда: дочка, самая красивая девушка во всей деревне, стала сохнуть и чахнуть, да так, что вскоре перестала подниматься с постели. Но ей всё казалось, что если она дождётся весны, то выживет. День за днём домашние выносили её на порог встречать весну, но зимние холода не кончались, и вот однажды девушка сказала матери: «Если Зелёный туман завтра не придёт, я умру. Земля зовёт меня, уже набухли семена, из которых вырастет трава на моей могилке, но я бы не стала жаловаться, увидеть бы только первоцвет у крыльца». Но мать шикнула на неё, никогда ведь не знаешь, кто может услышать; а в те времена у каждою куста были уши. А на следующий день пришёл Зелёный туман, девушку посадили на солнце, прозрачными от болезни пальцами она крошила хлеб и весело смеялась; с каждым весенним днём солнышко поднималось всё выше, и девушка становилась всё краше, и здоровье возвращалось к ней, хотя в холодные дни она дрожала и бледнела, как во время болезни, а когда зацвёл первоцвет, сделалась красивой, как никогда раньше, так что домашние стали её побаиваться. И она не позволяла матери выполоть первоцвет. Но вот однажды пришёл к их дому молодой парень, сорвал цветок и вертел его в руке, пока они с девушкой разговаривали. Та сначала не видела, что он натворил, пока парень не собрался уходить, и только тогда заметила лежащий на земле цветок.

— Это ты сорвал первоцвет? — спросила девушка и поднесла руку ко лбу.

— Да, — ответил он, поднял цветок с земли и отдал ей, думая, какая она красивая.

Она взяла цветок, постояла, озираясь по сторонам, потом вскрикнула и кинулась в дом. Позже родные нашли её в постели с первоцветом в руках, она пролежала весь день, бледнея на глазах, а наутро мать пришла и увидела, что дочь умерла и словно бы завяла, как цветок у неё в руке.

Это боглы подслушали, как она говорила про первоцветы, и сделали так, чтобы она жила, пока те цветут, и увяла вместе с первым, который сорвёт человеческая рука[187].


ЯЛЛЕРИ БРАУН (YALLERY BROWN).

Пример злого духа, с которым опасно даже пытаться завести дружбу. Вне всякого сомнения, он относится к неблагословенному двору. Скорее всего, он принадлежит к ярткинам или чужим, обитателям бывших Линкольнширских топей. О нём рассказывают следующую историю:


Как-то поздним вечером возвращался молодой парень по имени Том Тивер домой с работы, вдруг слышит — пищит кто-то, да жалобно так, точно младенец без мамки. Прислушался он и разобрал, что крик доносится из-под большого плоского камня, наполовину вросшего в землю, их ещё «камнями чужих» называют. Кое-как Том поднял камень и увидел под ним человечка не больше годовалого младенца ростом, но старого и сморщенного, который запутался в собственных золотых волосах и бороде. Человечек любезно поблагодарил своего спасителя и спросил, чего он хочет за свою помощь: добрую жену или горшок золота. Том ответил, что ни того, ни другого ему не надо, а лучше бы старичок помог ему на ферме, уж больно тяжела для него работа. «Ладно, помогу, только помни: никогда не говори мне „спасибо", — ответил тот и смерил его мрачным взглядом. — Я буду делать для тебя всякую работу, но одно слово благодарности, и я не шевельну больше и пальцем. Как только понадоблюсь, кликни: „Яллери Браун из кротовой норы, подь сюды!" — я тотчас появлюсь». Тут он сорвал белый одуванчик, дунул на него так, что все пушинки полетели Тому в лицо, и исчез. Наутро Том обнаружил, что вся его работа сделана, так что ему и руки приложить не к чему. Сначала он думал, что заживёт теперь как у Христа за пазухой, да не тут-то было: скоро он заметил, что, хотя он ничего не делает, его работа вся готова, а у других, несмотря на то что трудятся от зари до зари, ничего не выходит, как будто и не принимались. Работники на ферме тоже это заметили и стали винить Тома. Тогда он решил всю работу справлять сам и не полагаться больше на нового знакомца, но руки не слушались его, и он ничего не мог сделать, так что наконец работники пожаловались на него хозяину, и тот прогнал его. Стал Том звать: «Яллери Браун из кротовой норы, подь сюды!» Яллери тут же явился, и Том стал жаловаться: «Что ж ты отплатил мне злом за добро? Удружил, ничего не скажешь, спасибо, иди и оставь меня в покое, лучше уж буду сам работать». А Яллери расхохотался и ну приговаривать: «Ты сказал спасибо, дурачок! Ты сказал спасибо. А ведь я тебя предупреждал! Никакой помощи от меня ты больше не получишь, а там, где нельзя помочь, я мешаю!» И запел такую песенку:


Сколько хочешь ты трудись,

Не разбогатеть ни в жисть;

От зари и до зари

Хоть ладони в кровь сотри!

Знай, поднял себе на горе

Камешек тогда ты в поле.


И никогда больше у бедного Тома Тивера никакое дело не спорилось, за что бы он ни взялся, всё шло вкривь и вкось, что бы ни затеял, во всём его постигала неудача, и до самой его смерти Яллери Браун не отставал от него.


ВОЛШЕБНЫЕ ОБИТАТЕЛИ СЕЛЕНСКИХ БОЛОТ (THE FAIRY DWELLING ON SELENA MOOR).

В этой истории рассказывается о мистере Ное, богатом фермере, который жил неподалёку от Селенских болот.


Однажды он пошёл на ближайший постоялый двор заказать выпивку к Празднику урожая, который должны были праздновать на следующий день. С постоялого двора он вышел, а до дому так и не добрался. Искали его три дня, наконец за полмили от фермы услышали собачий лай и лошадиное ржание. Домочадцы со слугами миновали опасную трясину и попали в густую чашу, в которой увидели лошадь мистера Ноя и собак. Кобыла отъелась сочной травы, зато псы совсем отощали. Лошадь привела людей к развалившемуся амбару, где они обнаружили спящего хозяина. Он удивился, когда увидел, что уже утро, и выглядел совершенно сбитым с толку. Но через некоторое время он всё же рассказал о том, что с ним приключилось. Мистер Ной отправился короткой дорогой через болото, сбился с пути и, как ему казалось, проехал много миль по совершенно незнакомой местности, пока не увидел вдалеке огни и не услышал звуки музыки. Он поспешил в том направлении, думая, что перед ним ферма, где готовятся к праздничному ужину. Но собаки и лошадь заупрямились, так что ему пришлось привязать кобылу к кустам и пойти пешком. Он двинулся через прекрасный фруктовый сад к дому, около которого заметил несколько сотен человек. Одни танцевали, другие сидели за накрытыми столами. Все были богато одеты, но показались ему совсем маленькими; скамьи, столы и кубки тоже были небольшого размера. Неподалёку от мистера Ноя стояла девушка, одетая в белое, ростом выше остальных, и играла на чём-то вроде тамбурина. Мелодии были весёлыми, а таких искусных танцоров мистеру Ною видеть ещё не доводилось. Вскоре девушка передала свой инструмент стоявшему рядом старику, а сама пошла в дом, чтобы принести собравшимся кувшин эля. Мистер Ной, сам любивший танцы, не прочь был и выпить. Он двинулся к дому, но девушка сделала знак не приближаться. Она сказала несколько слов старику и направилась к фермеру.

— Пойдем со мной в сад, — велела она.

Она привела его в тенистый уголок, и там при свете звёзд, вдали от ослепительного сияния свечей он узнал Грейс Хатчес, свою бывшую возлюбленную, которая давным-давно умерла, по крайней мере так считали люди.

— Благодари звёзды, Уильям, что я была неподалёку и вовремя остановила тебя. Ещё бы мгновение — и ты стал бы таким же, как эти маленькие человечки и как я. О горе мне!

Он попытался её поцеловать, но она отстранилась и не разрешила ему притронуться, а также предупредила, чтобы он не ел плодов и не рвал цветов в саду, если хочет вернуться домой.

— Я съела заколдованную сливу в этом волшебном саду, это меня и погубило, — сказала она. — Тебе это покажется странным, но именно из-за любви к тебе я оказалась здесь. Люди думают, что нашли на болоте моё мёртвое тело, но то, что похоронили вместо меня, была лишь подмена, потому что я чувствую себя так же, как в ту пору, когда была твоей возлюбленной.

Тут несколько тоненьких голосков пропищали:

— Грейс, Грейс, принеси нам ещё сидра и пива, поторапливайся, поторапливайся!

— Иди за мной в сад и стой за домом так, чтобы тебя никто не увидел, и не притрагивайся ни к плодам, ни к цветам.

Мистер Ной попросил её принести сидра и ему, но она сказала, что не сделает этого ни за что на свете; вскоре она вернулась и повела его в заросшую беседку, вокруг которой пестрело множество самых разных цветов, и поведала свою историю. Однажды вечером, на закате, она ходила по болоту в поисках отбившейся овцы и тут услышала, как мистер Ной зовёт своих собак. Она пошла на звук его голоса и заблудилась в зарослях папоротника, который был выше человеческого роста. Несколько часов плутала она в этой чащобе, пока наконец не пришла в сад, из которого доносилась музыка. И хотя порой казалось, что музыканты играют совсем близко, она не могла выйти из сада, словно её водили пикси. Под конец Грейс совсем выбилась из сил и проголодалась. Она сорвала с дерева красивую золотую сливу и надкусила. Но во рту слива превратилась в горькую воду, и девушка без чувств упала на землю. Когда она очнулась, то увидела окружившую её толпу маленьких людей, которые смеялись, радуясь, что заполучили такую искусную мастерицу, которая будет печь и варить для них, а также присматривать за их смертными детьми, которые уже не такие сильные, как в былые дни.

Она сказала, что существование их не реально, а призрачно. «Они почти ничего не ощущают и не чувствуют, живут лишь воспоминаниями о том, что доставляло им удовольствие в земной жизни — может быть, тысячи лет назад. То, что кажется здесь румяными яблоками и прочими соблазнительными плодами, всего-навсего дикая слива, боярышник да ежевика».

Мистер Ной спросил, рождаются ли у них волшебные дети, и она ответила, что это случается редко и весь волшебный народец радуется этому событию. Все мужчины, какими бы старыми и увядшими они ни были, гордятся, если их считают отцами. «Не забывай, что они не исповедуют нашу религию, — пояснила она, заметив его удивлённый взгляд. — Они поклоняются звёздам. Муж с женой не остаются вместе навсегда, как христиане и горлицы; учитывая их долгую жизнь, подобные союзы им наскучивают; по крайней мере, это маленькое племя так считает».

Она сказала ему также, что уже немного свыклась со своей участью и что теперь может превращаться в маленькую пташку и летать рядом с ним.

Когда её позвали вновь, мистер Ной решил, что должен найти способ освободить их обоих; он достал из кармана перчатки, вывернул их наизнанку и бросил среди фей. В то же мгновение всё исчезло, и Грейс тоже, а он увидел, что стоит один посреди полуразрушенного амбара. Что-то словно ударило его по голове, и он упал на землю.

Как и большинство людей, побывавших в Волшебной стране, мистер Ной зачах после этого приключения и утратил интерес к жизни[188].



Загрузка...