Так в Линкольншире называют фей[185]. В представлении обитателей болот это добрые духи, но и они способны на самые причудливые проявления дурного нрава. Вот как описывает их житель Линдси в сказке «Доля чужих»:
И те, и другие — чужие. Ты знаешь, о ком я говорю, вижу, у тебя уже и слово наготове, да только негоже их так называть. Нет; доведись тебе повидать столько их дел, сколько я на своём веку повидал, другое словцо на язык просилось бы, это уж точно. Народ в этих местах обычно зовёт их чужими или крохотным народцем; росту-то в них всего ничего, как в новорожденном младенце; а то ещё зелёными плащиками, за их зелёные одёжки; или иногда ярткинами. Но чаще всего чужими, я уже говорил: а они и есть чужие, и вид у них странный, так что в толпе сразу отличишь. — А ты когда-нибудь хоть одного видал? — Я-то? Видал, а как же. Часто видал, вот в прошлую весну в последний раз. Крохотные такие человечки, не выше ладони ростом, ножонки да ручонки тоненькие как ниточки, зато ладони и ступни большущие, а головы по плечам так и катаются. Из одежды на них штаны и куртки зелёные, а колпаки жёлтые, на поганки похожие; и лица такие, носы, значит, длинные, рты большущие разинуты, а из них языки висят-болтаются. А вот разговора мне их не доводилось слышать, нет; да и к чему им говорить, они, когда сердятся, рычат, как собака, когда её разозлишь, а коли позабавиться хотят, свистят да чирикают, как птицы...
Летом по ночам они все танцевали на больших плоских камнях, что тут повсюду набросаны; откуда они взялись, я не знаю, но вот мой дед сказывал, будто его деда дед сказывал, что в стародавние времена люди разводили у тех камней огонь и мазали кровью и почитали их больше, чем пастора в церкви.
Зимними вечерами, когда все ложились спать, чужие приходили танцевать в домах у очагов, а сверчки по доброй воле им подыгрывали. И так было всегда, что бы ни творилось вокруг. На полях они шныряли между колосьев, тянули их вверх, вытягивали маковые головки; по весне трясли и щипали почки на деревьях, чтобы они быстрее открылись; дёргали цветочные бутоны, гонялись за бабочками, вытаскивали дождевых червей из земли — одним словом, дурачились, всегда весёлые и довольные, если им не перечить. А ещё они стерегли смерть и следили, чтобы вокруг не переводились малыши.
Народ знал, что чужие помогают колосьям наливаться и всякой зелени расти, а ещё раскрашивают плоды в красный и коричневый цвета и заставляют листья желтеть по осени. Вот почему, если их разозлить, всё вокруг поблекнет и завянет, хлеб не уродится — и настанут голодные времена. Вот люди и старались изо всех сил задобрить малый народ, подружиться с ним. Первый цветок из сада, первый плод с дерева, первый кочан капусты несли к ближайшему плоскому камню и оставляли там для чужих; и первый сноп зерна, и первую картофелину с поля несли туда же; и всякий раз, прежде чем сесть за стол, бросали к очагу кусочек хлеба и добавляли туда же каплю молока или пива, чтобы крохотный народец не голодал и не мучился жаждой.
Дальше в сказке говорится о том, что, пока люди чтили старые обычаи, всё было хорошо. Но вот настали времена, когда люди забыли веру предков. О прежних приношениях никто уже и не думал, плоские камни стояли пустыми, а иные даже увозили и распиливали на части. Люди стали прилежнее ходить в церковь, и вот, наконец, выросло целое поколение, которое и знать не знало, кого это называют чужими. Только мудрые женщины помнили. Сначала всё шло по-прежнему; чужие, похоже, никак не могли поверить, что извечные подопечные так быстро их покинули. Но со временем их охватил настоящий гнев, и они нанесли ответный удар. Год за годом земля ничего не родила: ни зерна, ни сена, — на скотину напал мор, дети чахли, у матерей не было молока. Скоро мужчины стали тратить то немногое, что им удавалось заработать, на выпивку, а женщины — на опиум. Никто не понимал, откуда на них свалилась такая напасть и что теперь делать, только мудрые старухи знали. Они собрались вместе и стали гадать на крови и на огне. Когда они поняли, кто насылает эти несчастья, пошли по домам и звали людей прийти в сумерках на перекрёсток дорог, а там рассказали им, в чем причина всех бед, и напомнили, как поступали их прадеды. И тогда женщины вспомнили ряды крохотных могилок на кладбище и младенцев, которые надрывались от крика у них на руках, и решили, что надо вернуться к старой вере, и все мужчины с ними согласились. Пришли они домой, нацедили чужим пива, налили молока, отнесли к плоским камням первый плод от всего, что им ещё удавалось вырастить, и научили своих детей почитать чужих. Тогда дела понемногу пошли на лад; младенцы научились держать головки, зерно колосилось, скот тучнел. И всё же старые добрые времена ушли навсегда, и лихорадка то и дело брала своё. Не годится забывать старые порядки, ведь раз потерянное назад уж не воротишь.
Так обитатели Линкольнширских топей называли духов плодородия, которых порождала сама земля, а они, в свою очередь, увеличивали её плодородие, за что ожидали подношений. Когда про них забывали, становились опасными. Другие их имена — крохотный народец, зелёные плащики и, наиболее распространённое, чужие. Судя по всему, Тидди Ман был самым благодушным представителем семейства ярткинов, а Яллери Браун — самым зловредным.
Одним из любимых и наиболее известных духов был Тидди Ман, к нему обращались во время наводнений с просьбой отвести воду. Но и этот, казалось бы, благожелательный дух не колеблясь насылал мор на скотину и заразные болезни на детей, когда считал, что с ним дурно обошлись. Складывается впечатление, что Тидди Ман был самым крупным представителем крохотного народца, или чужих, как их ещё называли в Линкольншире, но его больше интересовал уровень воды, чем плодородие. Эта история записана со слов старухи, всю жизнь прожившей на территории, называемой Карс, и лично принимавшей участие в церемониях, которые описываются ниже. Старуха считала, что она — единственная живая душа, которая ещё помнит, кто такой Тидди Ман. Эту сказку сложили в XVII веке, когда вывезенные из Голландии рабочие предприняли первую попытку осушения Линкольнширских топей. Жители топей, которые испокон веку добывали себе пропитание охотой и рыбалкой, были крайне недовольны и считали, что духи болот тоже возмущены происходящим. В самых гибельных местах духов стало больше, чем раньше.
Голоса мёртвых раздавались в ночи, руки без плеч протягивались из темноты, стоны и вздохи не прекращались всю ночь; болотные водяные танцевали на кочках среди топи, ведьмы разъезжали верхом на огромных чёрных корягах, которые превращались в змей и перевозили их через топь.
Всё это приводило местных жителей в смятение, вечерами они отказывались покидать дома, а если приходилось идти через болота, обязательно клали в карман клочок бумаги с заклинанием или шарик из Библии (вырванная из Библии страница, скатанная в шар); но был среди болотных духов один, которого они не только боялись, но и любили: звали его Тидди Ман, и люди опасались, что, как только болота высохнут, он покинет их места.
Все знают, что Тидди Ман живёт в глубоких омутах, где стоит зелёная вода, и выбирается оттуда, как только над болотами поднимается туман. Вот тогда он и вылезает наружу, мокрый, на голове развесистые оленьи рога, длинные белые волосы и борода свалялись клочьями; на мягких лапах, весь в сером, он незаметно подкрадывается в тумане, шаги у него лёгкие, как плеск воды или вздох ветра, а смех отрывистый и скрипучий, как крик ночной птицы. Богарты и всякая нечисть его боятся. Он не такой злой, как русалки и водяные, и не такой бледный и страшный, как Мёртвая рука. И всё же поневоле жутко станет, как заслышишь, сидя поздно вечером дома у очага, его скрипучий смех, когда он проносится мимо, лёгкий, как ветер.
Но какой бы страх ни внушал Тидди Ман жителям болот, они всё же нашли с ним общий язык: когда дожди заливали топь и вода плескалась у самого крыльца, они дожидались новолуния, вставали всей семьёй на пороге и дрожащими голосами взывали к ночной тьме:
Тидди Ман безымянный,
У тебя вода убежала!
Потом, прижавшись друг к другу, они вслушивались в ночные звуки болот и, если слышали знакомый птичий крик, закрывали дверь и шли спать, в уверенности, что вода спадёт. Про Тидди Мана сложили стишок:
Тидди Ман без имени,
Белая борода, хромая нога,
Пока в болотах есть вода,
Не причинит никому вреда.
Но в том-то и была загвоздка: вода убывала, омуты высыхали, вчерашняя трясина превращалась в плодородную землю — если так пойдёт дальше, Тидди Ману скоро негде будет жить, и тогда, опасались обитатели болот, не миновать им его гнева. Первыми жертвами стали голландцы. Они исчезали один за другим, местные жители были уверены, что их тела лежат в зыбучей трясине. Они-то знали, чьих рук это дело. Но вчкоре появились другие голландцы, работа шла своим чередом, уровень воды понижался. И тогда гнев Тидди Мана обрушился на своих. Коровы дохли, свиньи тощали, дети болели и умирали, крыши домов обрушивались на головы обитателей, стены кривились и осыпались.
Поначалу жители Карса никак не могли поверить, что Тидди Ман обернулся против них. Думая, что весь вред от тод-лоувери или ведьм, люди вооружились заклинаниями от первых и ещё усерднее «окунали» вторых, но и это ни к чему не привело. Наконец до них дошло, что надо попробовать умиротворить Тидди Мана, и верно, давно было пора, ибо на кладбища народу переносили не счесть, а колыбели стояли пустыми; припомнили они тогда, как поступали их деды в прежние, добрые времена, и договорились в следующее новолуние собраться у запруды на новой реке. Наступили сумерки, все пришли, и у каждого в руках была миска с водой. В полной темноте они выплеснули содержимое своих мисок в запруду и дружно воскликнули:
Безымянный Тидди Ман,
Вот тебе вода, развяжи своё заклятье!
Они ждали ответа, но всё было тихо вокруг. И вдруг ни с того ни с сего поднялся вой, крик и плач, матери кричали, что слышат, как плачут их умершие младенцы, люди чувствовали поцелуи ледяных губ и прикосновения невидимых крыльев, и все подумали, что это покойники умоляют Тидди Мана снять проклятие и сохранить жизнь детям, которые только что появились на свет. Шум стих так же внезапно, как поднялся, в наступившей тишине люди услышали птичий крик, протяжный и жалобный, казалось, он поднимается словно из вод самой реки, и поняли, что Тидди Ман простил их. Мужчины обрадовались, закричали, запрыгали и с лёгким сердцем побежали домой, а женщины грустно последовали за ними, их сердца были полны тоски по умершим детям, которых они оставляли в холодной темноте.
Вскоре добрые времена вернулись в Каре, дети росли и крепли, скот нагуливал мясо, мужчины находили хорошую работу, их семьи больше не голодали, и каждое новолуние жители собирались у запруды, выплёскивали воду и повторяли заклинание. Стоило кому-нибудь не прийти, как на него наваливалась болезнь, и все знали, что это Тидди Ман гневается.
Но теперь времена настали другие, и жизнь уже не та, так что Тидди Ман покинул эти места.
История для английской фольклорной традиции совершенно необычная, ибо представляет собой не что иное, как миф, хотя и неоригинальный. Героиня истории — персонифицированная Луна. Услышала она однажды, что на болотах творятся тёмные дела: ведьмы, боглы, мертвяки, всякая жуть ползучая и болотные огни сбивают путников с дороги; и вот в лунную ночь закуталась она в чёрный плащ и пошла взглянуть на всё это своими глазами. Когда она беззвучно проходила болотами, камень подвернулся ей под ноги, ива обхватила гибкой веткой и затянула в самую трясину. Собрались тогда все злые болотные духи и похоронили Луну под большим камнем, а Вилли-Живчика приставили её сторожить, и целый месяц после этого в небе было темно, так что от нечисти болотной спасу не стало, и жители топей боялись, что скоро уже и в дома к ним вламываться начнут. Наконец по совету одной мудрой женщины обитатели топей собрались все вместе и в полном молчании пошли искать спрятанную под камнем Луну и так же тихо произнесли заклинания, чтобы её освободить. Большой камень сдвинулся с места, Луна поднялась в небо и разогнала всю нежить[186].
Эта сказка — поразительный пример сюжета об отделяемой душе, когда жизнь связывается с каким-то внешним объектом. Историю эту рассказал человек из Линдси:
В былые дни у жителей Карса, как называли тогда обитателей Линкольнширских топей, было много странных слов и привычек, которые отпугивали зло и приносили удачу. Священники в церквях слркили свои службы, а простой народ обходился проверенными старыми средствами, о которых те и знать ничего не знали.
Зимой у боглов не было иного занятия, кроме как творить зло, но весной надо было пробуждать землю, и тогда звучали такие слова, которых люди и сами не понимали. Они проводили борозду на каждом поле и, что ни утро, вставали на заре с хлебом и солью в руках у дверей своих домов, ожидая, когда появится Зелёный туман, верный признак наступления весны. Была одна семья, которая из года в год делала что полагалось, но, несмотря на это, однажды зимой постигла их беда: дочка, самая красивая девушка во всей деревне, стала сохнуть и чахнуть, да так, что вскоре перестала подниматься с постели. Но ей всё казалось, что если она дождётся весны, то выживет. День за днём домашние выносили её на порог встречать весну, но зимние холода не кончались, и вот однажды девушка сказала матери: «Если Зелёный туман завтра не придёт, я умру. Земля зовёт меня, уже набухли семена, из которых вырастет трава на моей могилке, но я бы не стала жаловаться, увидеть бы только первоцвет у крыльца». Но мать шикнула на неё, никогда ведь не знаешь, кто может услышать; а в те времена у каждою куста были уши. А на следующий день пришёл Зелёный туман, девушку посадили на солнце, прозрачными от болезни пальцами она крошила хлеб и весело смеялась; с каждым весенним днём солнышко поднималось всё выше, и девушка становилась всё краше, и здоровье возвращалось к ней, хотя в холодные дни она дрожала и бледнела, как во время болезни, а когда зацвёл первоцвет, сделалась красивой, как никогда раньше, так что домашние стали её побаиваться. И она не позволяла матери выполоть первоцвет. Но вот однажды пришёл к их дому молодой парень, сорвал цветок и вертел его в руке, пока они с девушкой разговаривали. Та сначала не видела, что он натворил, пока парень не собрался уходить, и только тогда заметила лежащий на земле цветок.
— Это ты сорвал первоцвет? — спросила девушка и поднесла руку ко лбу.
— Да, — ответил он, поднял цветок с земли и отдал ей, думая, какая она красивая.
Она взяла цветок, постояла, озираясь по сторонам, потом вскрикнула и кинулась в дом. Позже родные нашли её в постели с первоцветом в руках, она пролежала весь день, бледнея на глазах, а наутро мать пришла и увидела, что дочь умерла и словно бы завяла, как цветок у неё в руке.
Это боглы подслушали, как она говорила про первоцветы, и сделали так, чтобы она жила, пока те цветут, и увяла вместе с первым, который сорвёт человеческая рука[187].
Пример злого духа, с которым опасно даже пытаться завести дружбу. Вне всякого сомнения, он относится к неблагословенному двору. Скорее всего, он принадлежит к ярткинам или чужим, обитателям бывших Линкольнширских топей. О нём рассказывают следующую историю:
Как-то поздним вечером возвращался молодой парень по имени Том Тивер домой с работы, вдруг слышит — пищит кто-то, да жалобно так, точно младенец без мамки. Прислушался он и разобрал, что крик доносится из-под большого плоского камня, наполовину вросшего в землю, их ещё «камнями чужих» называют. Кое-как Том поднял камень и увидел под ним человечка не больше годовалого младенца ростом, но старого и сморщенного, который запутался в собственных золотых волосах и бороде. Человечек любезно поблагодарил своего спасителя и спросил, чего он хочет за свою помощь: добрую жену или горшок золота. Том ответил, что ни того, ни другого ему не надо, а лучше бы старичок помог ему на ферме, уж больно тяжела для него работа. «Ладно, помогу, только помни: никогда не говори мне „спасибо", — ответил тот и смерил его мрачным взглядом. — Я буду делать для тебя всякую работу, но одно слово благодарности, и я не шевельну больше и пальцем. Как только понадоблюсь, кликни: „Яллери Браун из кротовой норы, подь сюды!" — я тотчас появлюсь». Тут он сорвал белый одуванчик, дунул на него так, что все пушинки полетели Тому в лицо, и исчез. Наутро Том обнаружил, что вся его работа сделана, так что ему и руки приложить не к чему. Сначала он думал, что заживёт теперь как у Христа за пазухой, да не тут-то было: скоро он заметил, что, хотя он ничего не делает, его работа вся готова, а у других, несмотря на то что трудятся от зари до зари, ничего не выходит, как будто и не принимались. Работники на ферме тоже это заметили и стали винить Тома. Тогда он решил всю работу справлять сам и не полагаться больше на нового знакомца, но руки не слушались его, и он ничего не мог сделать, так что наконец работники пожаловались на него хозяину, и тот прогнал его. Стал Том звать: «Яллери Браун из кротовой норы, подь сюды!» Яллери тут же явился, и Том стал жаловаться: «Что ж ты отплатил мне злом за добро? Удружил, ничего не скажешь, спасибо, иди и оставь меня в покое, лучше уж буду сам работать». А Яллери расхохотался и ну приговаривать: «Ты сказал спасибо, дурачок! Ты сказал спасибо. А ведь я тебя предупреждал! Никакой помощи от меня ты больше не получишь, а там, где нельзя помочь, я мешаю!» И запел такую песенку:
Сколько хочешь ты трудись,
Не разбогатеть ни в жисть;
От зари и до зари
Хоть ладони в кровь сотри!
Знай, поднял себе на горе
Камешек тогда ты в поле.
И никогда больше у бедного Тома Тивера никакое дело не спорилось, за что бы он ни взялся, всё шло вкривь и вкось, что бы ни затеял, во всём его постигала неудача, и до самой его смерти Яллери Браун не отставал от него.
В этой истории рассказывается о мистере Ное, богатом фермере, который жил неподалёку от Селенских болот.
Однажды он пошёл на ближайший постоялый двор заказать выпивку к Празднику урожая, который должны были праздновать на следующий день. С постоялого двора он вышел, а до дому так и не добрался. Искали его три дня, наконец за полмили от фермы услышали собачий лай и лошадиное ржание. Домочадцы со слугами миновали опасную трясину и попали в густую чашу, в которой увидели лошадь мистера Ноя и собак. Кобыла отъелась сочной травы, зато псы совсем отощали. Лошадь привела людей к развалившемуся амбару, где они обнаружили спящего хозяина. Он удивился, когда увидел, что уже утро, и выглядел совершенно сбитым с толку. Но через некоторое время он всё же рассказал о том, что с ним приключилось. Мистер Ной отправился короткой дорогой через болото, сбился с пути и, как ему казалось, проехал много миль по совершенно незнакомой местности, пока не увидел вдалеке огни и не услышал звуки музыки. Он поспешил в том направлении, думая, что перед ним ферма, где готовятся к праздничному ужину. Но собаки и лошадь заупрямились, так что ему пришлось привязать кобылу к кустам и пойти пешком. Он двинулся через прекрасный фруктовый сад к дому, около которого заметил несколько сотен человек. Одни танцевали, другие сидели за накрытыми столами. Все были богато одеты, но показались ему совсем маленькими; скамьи, столы и кубки тоже были небольшого размера. Неподалёку от мистера Ноя стояла девушка, одетая в белое, ростом выше остальных, и играла на чём-то вроде тамбурина. Мелодии были весёлыми, а таких искусных танцоров мистеру Ною видеть ещё не доводилось. Вскоре девушка передала свой инструмент стоявшему рядом старику, а сама пошла в дом, чтобы принести собравшимся кувшин эля. Мистер Ной, сам любивший танцы, не прочь был и выпить. Он двинулся к дому, но девушка сделала знак не приближаться. Она сказала несколько слов старику и направилась к фермеру.
— Пойдем со мной в сад, — велела она.
Она привела его в тенистый уголок, и там при свете звёзд, вдали от ослепительного сияния свечей он узнал Грейс Хатчес, свою бывшую возлюбленную, которая давным-давно умерла, по крайней мере так считали люди.
— Благодари звёзды, Уильям, что я была неподалёку и вовремя остановила тебя. Ещё бы мгновение — и ты стал бы таким же, как эти маленькие человечки и как я. О горе мне!
Он попытался её поцеловать, но она отстранилась и не разрешила ему притронуться, а также предупредила, чтобы он не ел плодов и не рвал цветов в саду, если хочет вернуться домой.
— Я съела заколдованную сливу в этом волшебном саду, это меня и погубило, — сказала она. — Тебе это покажется странным, но именно из-за любви к тебе я оказалась здесь. Люди думают, что нашли на болоте моё мёртвое тело, но то, что похоронили вместо меня, была лишь подмена, потому что я чувствую себя так же, как в ту пору, когда была твоей возлюбленной.
Тут несколько тоненьких голосков пропищали:
— Грейс, Грейс, принеси нам ещё сидра и пива, поторапливайся, поторапливайся!
— Иди за мной в сад и стой за домом так, чтобы тебя никто не увидел, и не притрагивайся ни к плодам, ни к цветам.
Мистер Ной попросил её принести сидра и ему, но она сказала, что не сделает этого ни за что на свете; вскоре она вернулась и повела его в заросшую беседку, вокруг которой пестрело множество самых разных цветов, и поведала свою историю. Однажды вечером, на закате, она ходила по болоту в поисках отбившейся овцы и тут услышала, как мистер Ной зовёт своих собак. Она пошла на звук его голоса и заблудилась в зарослях папоротника, который был выше человеческого роста. Несколько часов плутала она в этой чащобе, пока наконец не пришла в сад, из которого доносилась музыка. И хотя порой казалось, что музыканты играют совсем близко, она не могла выйти из сада, словно её водили пикси. Под конец Грейс совсем выбилась из сил и проголодалась. Она сорвала с дерева красивую золотую сливу и надкусила. Но во рту слива превратилась в горькую воду, и девушка без чувств упала на землю. Когда она очнулась, то увидела окружившую её толпу маленьких людей, которые смеялись, радуясь, что заполучили такую искусную мастерицу, которая будет печь и варить для них, а также присматривать за их смертными детьми, которые уже не такие сильные, как в былые дни.
Она сказала, что существование их не реально, а призрачно. «Они почти ничего не ощущают и не чувствуют, живут лишь воспоминаниями о том, что доставляло им удовольствие в земной жизни — может быть, тысячи лет назад. То, что кажется здесь румяными яблоками и прочими соблазнительными плодами, всего-навсего дикая слива, боярышник да ежевика».
Мистер Ной спросил, рождаются ли у них волшебные дети, и она ответила, что это случается редко и весь волшебный народец радуется этому событию. Все мужчины, какими бы старыми и увядшими они ни были, гордятся, если их считают отцами. «Не забывай, что они не исповедуют нашу религию, — пояснила она, заметив его удивлённый взгляд. — Они поклоняются звёздам. Муж с женой не остаются вместе навсегда, как христиане и горлицы; учитывая их долгую жизнь, подобные союзы им наскучивают; по крайней мере, это маленькое племя так считает».
Она сказала ему также, что уже немного свыклась со своей участью и что теперь может превращаться в маленькую пташку и летать рядом с ним.
Когда её позвали вновь, мистер Ной решил, что должен найти способ освободить их обоих; он достал из кармана перчатки, вывернул их наизнанку и бросил среди фей. В то же мгновение всё исчезло, и Грейс тоже, а он увидел, что стоит один посреди полуразрушенного амбара. Что-то словно ударило его по голове, и он упал на землю.
Как и большинство людей, побывавших в Волшебной стране, мистер Ной зачах после этого приключения и утратил интерес к жизни[188].