Юти проснулась задолго до рассвета и даже позволила себе немного полежать в теплой кровати. Нет, будь ее воля, она бы и вовсе не вставала, продолжая нежиться на мягкой перине. Вот только вчерашняя девушка, позволившая себе вольные мысли, заснула и не проснулась, а вместо нее пробудилась северная дева, помнившая про долг и месть.
Одаренная потянулась, разглядывая крохотную комнатку, в виде пристройки к длинному залу основного дома. Рядом лежали ее тряпки, постиранные, высушенные и даже местами заштопанные. Каким образом хозяйке удалось все успеть, для последовательницы Аншары осталось тайной.
Вместе с девой поднялась и жена Ольдерика, имя которой Юти так и не узнала. Смурная, сонная, она быстро растолкала своих дочек и без лишних слов принялась звенеть ключами, вдыхая в дом жизнь и собирая на стол. Вскоре появился Ерикан, а вот Фромвика Одаренной пришлось поднимать сильными пинками. Бывший ярл выглядел плохо, словно не спал, да и не сразу понял, где именно находится.
Ольдерик многое бы отдал, чтобы и вовсе не вставать. От хозяина несло застоялым хмелем, а его мутный взгляд еще бродил поверх голов, пытаясь зацепиться хоть за что-то менее подвижное. Но между тем Юти не чувствовала своей вины. Она предупредила, что отправляться в путь предстоит рано. И если эти остолопы решили пировать до утра, им же хуже.
Ели молча, вяло и недолго, без медовухи и пива, заменив их кислым молоком. А после Юти поднялась из-за стола и поблагодарила на северном, насколько ей позволяло знание языка, хозяина и хозяйку за гостеприимство. И вышла на улицу. А за ней и все остальные.
— Солнце еще даже не взошло, — возмутился было Фромвик, но тут же осекся под грозным взглядом Юти.
— Не тебе жаловаться, ты едешь верхом, — ответила дева. — Да и рассвет скоро, видишь, как алеет полоса горизонта на востоке?
Посмотрела и осеклась, вспомнив навеянные злым роком слова: «Алый цвет сулит невзгоды». Что принесет ее путь, когда она дойдет до самого конца? Когда выполнит клятву — отомстить — данную самой себе. Даст ли ей это облегчение? Хуже всего, что теперь и Юти не была в этом уверена.
Один из сыновей ярла подвел Крепкорукому уже запряженных лошадей и, после непродолжительного прощания с Ольдериком и его семьей, путники двинулись в путь. Когда солнце взошло окончательно, Ралендер остался позади и лишь редкие шпили на высоких холмах вдалеке напоминали о нем. Шум города сменился шепотом природы и звуками, которые разносились по округе от самих путников.
Юти вытащила недовольного своей поменявшейся в последнее время жизнью скворца и отправила на разведку. Дева сомневалась, что Шантал Келлиган находится близ города, но решила, что осторожность не помешает. Слишком много было поставлено теперь на карту. И она не имела ни малейшего права проиграть. После всего того, что выпало на ее долю, после всех лишений и испытаний.
— Нельзя было так пить, — укоризненно сказала Юти Ерикану. — Ты мастер-кехо со способностью не хмелеть, а Крепкорукий даже не Одаренный. Посмотри на Фромвика, он спит в седле.
— Фромвик выпил не больше тебя, — пожал плечами учитель. — Вот Ольдерик, тот любитель надраться. Истинный северянин. Был готов умереть, но не позволить себя перепить.
— А что тогда с ним? — указала Юти рукой на бывшего ярла.
— Фромвик немного поговорил, пока мы сидели за столом. А потом рисовал. Всю ночь.
— Рисовал? — искренне удивилась дева, вспомнив ворох купленной бумаги. — И что же?
— Какие-то узоры, платья, потом узоры на этих платьях. Он еще хотел раздобыть материю, но мы его ночью никуда не отпустили.
Юти с удивлением посмотрела на Фромвика. Она привыкла видеть в нем слабого мужчину, по ошибке и злой насмешке судьбы рожденному в Землях. Того, кто отрекся от своего рода, земель, попрал честь и память отца, нарочно не хотел стать последователем Аншары. Но именно теперь, не при богине будет подумано, Фромвик вел себя как самый настоящий воин. Он следовал своему пути. И пусть его путь швеи оказался диковинным и странным, сама Юти не понимала его, но Крепкорукий оставался верен ему. И себе.
Одаренная долго размышляла и сомневалась, но все же подождала, пока лошадь со спящим гигантом нагонит ее.
— Фромвик, — хлопнула дева по ноге склонившего голову великана. Тот сильно вздрогнул, но не свалился. Все-таки северную кровь можно испортить многим, но выучку никуда не денешь. — Покажи, что ты там нарисовал.
— Тебе… тебе… — на мгновение бывший ярл стал пунцовым, как маленькая девочка. — Правда интересно?
Ерикан не сдержался, хихикнул, а Юти тяжело вздохнула. Все-таки с воинами было проще. Они никогда не задавали лишних и глупых вопросов. Воины либо что-то делали, либо не делали.
— Мне было бы любопытно взглянуть, — с трудом выдавила из себя дева.
— Сейчас, одно мгновение!
Всю сонливость с Фромвика словно рукой сняло. Он остановил лошадь и проворно соскочил на землю. Столь проворно и неаккуратно, что не стой рядом мастер-кехо, Крепкорукий бы обязательно зашиб Юти. Та лишь вовремя сделала шаг назад и теперь смотрела, как бывший ярл торопливо шарит по подсумкам. Пока наконец не вытащил все искомое, приосанился и принялся говорить:
— Ютинель и Ерикан… Я хочу представить вашему вниманию свою коллекцию. Хотя никакая это еще не коллекция, пока еще разнообразные наброски. Но если собрать все…
— Просто покажи мне рисунки. — Одаренная уже сама начала жалеть о своей просьбе.
— Хорошо. Начну с этого, нет, лучше с этого. Я называл этот наряд «Прибрежный вереск».
Юти взяла в руки листок, разглядывая простое длинное платье с не менее простым руническим рисунком. Нарисовано было поспешно, с некоторыми лишними линиями, но вместе с тем Одаренная, к собственному удивлению, поняла, что представляет подобный наряд на себе. И более того, ей показалось, что он ей очень пойдет.
После Фромвик с удивительным для северянина и вполне привычным для образованного человека красноречием представил ей «Россыпь топазов», «Букет нарциссов», «Ледяное утро», «Камень судьбы», «Песнь фьордов», «Летнюю охотницу» и «Сокровище Севера». Некоторые наброски бывший ярл Юти так и не показал, сославшись на то, что они еще не готовы. А Одаренная смотрела на рисунки, слушала россказни Крепокрукого, придумавшего к каждому платью свою историю, и не уставала поражаться фантазии Фромвика.
Юти всегда считала людей, сочинявших разные басенки, на Севере их называли скальдами, немного ненормальными. Думала, что от них отвернулась Аншара, ибо богиня была воином, а не сказителем. Но когда Одаренная смотрела на разгоряченного Фромвика, то понимала, это не проклятие, скорее даже наоборот. Величайший дар. Что может воин? Убить и разрушить? На что способен скальд? Пробудить душу человека.
Потому, когда бывший ярл внезапно осекся и пристально посмотрел на нее, Юти напряглась. Только спустя какое-то время до нее дошло, что Фромвик ждет ответа.
— Что? — спросила она.
— Как тебе?
— Мне…
Первое слово далось легко, а вот второе все никак не срывалось с губ. Юти даже удивилась себе. Она воровала еду, спала на жесткой земле, мерзла на самых высоких пиках Хребта Дракона, без сомнения и жалости убивала людей, но не могла произнести это короткое слово.
Одаренная тряхнула головой, глубоко вдохнула, призывая на помощь богиню и беря волю в кулак, после чего все же закончила начатое:
— … нравится.
— Нравится как теплая брага после долгого пути или как аромат редкого лесного цветка в самый светлый день? — загорелись глаза Крепкорукого.
— Фромвик, не искушай Аншару, — внезапно пришел Ерикан на помощь Одаренной. — Она и так сказала больше, чем могла.
Бывший ярл рассыпался в благодарностях, сияя, как начищенный империал. Он собрал все наброски, бережно разложил их по подсумкам и даже предложил Юти продолжить путешествие верхом, на что дева тут же отказалась. Ей почудилось, что теперь Фромвик чувствует себя обязанным ей.
Ерикан потянул Одаренную за собой, давая беззаботному Крепкорукому отдалиться, после чего бережно, совсем как дитя, погладил ее по голове. Юти редко знала ласку, потому оцепенела, словно на нее из густой чащи выпрыгнул опасный зверь.
— Ты молодец, — сказал учитель.
— Я не сделала ничего такого, — ответила Юти, пытаясь унять волнение.
— Не лги самой себе. Из-за одного единственного слова твое сердце забилось так сильно, будто научилось тому сейчас. И впервые за все время ты позволила себе жить не только этим, — постучал Ерикан сначала пальцем по лбу девы, а после повторил подобное, ткнув в сердце, — но и этим.
— Истинный воин не позволяет эмоциям взять верх…
— Есть такое мнение, — легко согласился Ерикан. — Эмоции затуманивают голову, часто сводят нас с пути. Так говорят храмовники.
Учитель ехидно взглянул на Юти, ожидая, что она начнет спорить. Странно, но Одаренной подобного вовсе не хотелось. Она жадно ловила слова Ерикана, внутренне понимая, что сейчас услышит нечто невероятно важное. Потому наставник продолжил:
— Храмовникам нужны простые заготовки, у которых отсекли все лишнее, послушные бойцы. Воины без страха и упрека, готовые выполнять приказы и не задавать вопросы. Но я тебе скажу вот что — если твое сердце открыто этому миру, то мир ответит тем же.
Каждое слово отзывалось в Юти, точно она пережила и выстрадала его лично.
— Почему ты раньше не говорил об этом?
— Потому что ты бы меня не услышала. Если человек живет всю жизнь в одной деревне, то разве он поверит в узкие фьорды Севера, сочные виноградники Запада и густые леса Востока? Ты хотела только одного, сначала научиться драться, затем стать мастером-кехо, мастером-фармари… Но Север изменил тебя.
— Север странный, — задумчиво ответила Юти. — Порой он очень простой и понятный. А зачастую…
— Нелогичный, — закончил ее фразу Ерикан. — Как и вся жизнь. Хочешь я дам тебе совет, который может пригодиться и через много лет?
Юти внимательно посмотрела на учителя. Ее взгляд говорил красноречивее слов.
— Не бойся быть открытой. Не бойся быть искренней. И не бойся хвалить людей.
— Зачем? — Впервые воспротивилась словам учителя Юти. — Если говорить торговцу, что его товар хороший, он повысит цены.
— Смотря как говорить, — усмехнулся наставник. — Порой одно только слово может заставить расцвести увядшие сады в душе человека. Посмотри на Фромвика.
Юти недоуменно взглянула на бывшего ярла. Ну едет себе впереди, уставился в затянутое серой хмарью небо, словно там вообще есть на что смотреть, да еще своим зычным голосом мурлычет негромко какую-то песенку. Одаренная запоздало поняла, что впервые за все время, пока он находился с ними, Крепкорукий пел.
— Фромвик, сколько себя знал, оставался изгоем, боялся быть собой. Но тут явилась ты, вдохнула в него жизнь, а после заставила поверить в себя. Мужчина, которого женщина даже изредка направляет похвалой, может свернуть горы.
— Дело не во мне. Просто так все сложилось.
— Разве? — искренне удивился Ерикан. — Я думал, что дело именно в тебе. Благодаря тебе он отказался от правления, своей участи и стал тем, кто есть.
Юти недовольно посмотрела на старика. Неужели он хочет сделать ее виноватой за выбор Крепкорукого? Наставник любил все перевернуть с ног на голову, с него станется. Но сейчас Ерикан был мягок, как дед, баюкающий внучку.
— Посмотри на Фромвика. Разве он выглядит несчастным?
— Нет, — твердо ответила Одаренная.
— А теперь спроси себя, рада ли ты за него?
Юти на мгновение растерялась, поняв, что прежде никогда не задавала себе подобный вопрос. Но все же вскоре нерешительно кивнула.
— Сделал бы так воин? Озаботился бы счастьем другого?
— Только если бы если это помогло воину на его пути, — ответила Юти.
— Помогло ли все это тебе? — не унимался учитель.
— Я… я не знаю. Будто бы и нет, но в то же время. Все начало меняться.
Слова давались деве с трудом. Но вместе с тем она понимала, что ныне тот редкий момент, когда можно говорить открыто, не боясь получить в ответ насмешку или издевательское замечание.
— Ты говорил раньше, — нерешительно начала она, — что надо делать лишь то…
— Что сделает тебя сильнее. Так учили меня, — кивнул Ерикан.
— Понимаешь, в чем дело, я не могу сказать, что стала сильнее, но жизнь… теперь она более насыщенная, что ли?
— Сила это не только мышцы и отработанная техника боя, — улыбнулся наставник, — может просто ты еще сама не поняла, что стала сильнее.
После этого Ерикан отошел прочь, будто разглядывая что-то по пути. И Одаренная заключила, что разговор закончен.
Юти еще долго шла по дороге, петляющей вдоль горного склона. Под ногами шуршали камни, над головой расстилалась серая бездна, готовая в любую секунду разродиться дождем, поодаль шумел зеленый, полный дичи, лес. Множество мыслей обуревало Одаренную, но вместе с тем они не терзали ее, а наоборот, успокаивали. Несмотря на тяжесть долга, сложный и далекий путь и пасмурную погоду, Юти было необычайно спокойно наедине с собой и миром. Будто желая подтвердить это, она нагнала Крепкорукого.
— Мне очень понравилось, Фромвик. Особенно «Песнь фьордов».
— Ты не представляешь, как много эти слова значат для меня, — чуть ли не закричал бывший ярл. — И я преклоняюсь перед твоей мудростью и наблюдательностью. Это мой любимый наряд. Лебединая песня всей коллекции.
Фромвик пел соловьем, а Юти тихо улыбалась. Потому что теперь северянин впервые за все путешествие не раздражал ее. Она была собой, как и он сейчас. Просто два существа, которые плыли в одном направлении на огромной мировой лодке.
— Что говорил вчера Ольдерик? — спросила она, когда Крепкорукий наконец замолчал. — Вы просидели довольно долго.
— Много чего, — внезапно нахмурился Фромвик. — Про грядущий урожай, иноземные корабли в порту, последнюю массовую драку и арест виновных, а еще про…
Крепкорукий поежился, посмотрел на Юти, но все-таки закончил:
— Про Лендерика. Как только узнал, что посетили ярла, словно кошка меж нами пробежала. С пьяных глаз наговорил всякого, а потом опомнился вроде. Сразу сказал, что чушь сболтнул и спать отправился. А я после слышал, как жена его ругала.
— И что же он сказал?! — едва сдерживаясь, чтобы не стянуть Фромвика с лошади, спросила дева.
— Что нельзя просто так к ярлу в дом попасть. Во всем тот выгоду ищет, всегда. И если уж мы не просто попали, а еще и попировать успели, значит, Лендерик чего-то от нас хотел. Как не убеждал я этого тупицу, что взять с нас нечего, а я просто друг его старинный, не поверил. Не любят они своего ярла.
— Отчего же? — удивилась Юти. У нее сложилось весьма благодушное впечатление о правителе Раендела и окрестных земель.
— На Севере привыкли, чтобы ярл был доблестным, храбрым, любил пировать, девок щупать. Лендерик не такой. У него же даже прозвища не появилось. Говорит, что не сделал ничего, за что бы запомнили. Но я сам помню, что он всю жизнь открещивался от второго имени. Будто нарочно. Говорил, что ни к чему оно. Вроде как нельзя судить о ярле всю жизнь за одно из его деяний.
Юти кивнула, вновь мысленно соглашаясь с правителем.
— Лендерик хоть северные обычаи чтит, но застолья не любит, драк избегает, говорит, что худой мир лучше доброй ссоры. Да и законы ужесточил настолько, что первые годы у него в темнице лечь негде было, все стояли. Не понимает его народ.
Юти нахмурилась. А вот это плохо. Правителя могут не любить, достаточно уважения или страха. Зависит от конкретного человека. Но хуже нет, если никто не знает, чего ожидать от Наместника или ярла.
— Выходит, Ольдерик сказал, что твоему другу от нас было что-то нужно?
— Да пьяный бред, — отмахнулся Фромвик. — Сначала и говорить не хотел. Но вижу, что ты ко мне со всей душой, потому и решил, что не должно между нами недомолвок быть. Ты спросила, я ответил.
— Ты молодец, — повторила Юти слова, недавно произнесенные Ериканом.
А сама подняла взгляд в небо, всматриваясь в крошечную мельтешашую точку. Скворец приземлился на выставленные ладони, недовольно клюнув Юти. Мол, я к тебе не для постоянных разведок нанимался, а чтобы сытно есть, да сладко спать. А после защебетал, на своем, птичьем. Впрочем, благодаря двумя кольцам в направлении, Одаренная словно с человеком разговаривала. Вернее слушала, изредка задавая уточняющие вопросы.
И когда беседа закончилась, дева вновь подкинула скворца в небо, а тот полетел. Только на сей раз не ругаясь, а напротив, щебетом призывая своего двуногого друга поторопиться. Юти же вспомнила вчерашнее мытье в бане и взгляд, который почувствовала на себе. Особенно то, как бесшумный наблюдатель удалился. Только на этот раз, при свете дня, преследуемый мастером-кехо с земли и птицей с воздуха, у незнакомца не было ни малейшего шанса.
А когда она его поймает, то очень серьезно спросит, кто таков сей человек и зачем он второй день следит за ней.