Воплощение

Глава 26

Юти в ужасе отшатнулась от Ерикана, словно тот и был само воплощение Скверны. Воплощение… Мерзкое слово, отдававшее горечью пролитой крови. У Одаренной не было подходящих слов, чтобы описать все чувства, бушевавшие в душе. Юти лишь мотала головой и твердила: «Ты… ты…».

Старик стоял перед ней, с грустной улыбкой покойника, медленно и монотонно кивая. Словно заранее соглашаясь со всеми проклятиями и обвинениями, которые могли сорваться с уст его ученицы.

Пока еще наставник не торопил просветленную деву, он понимал, что для осознания всего нужно время. Потому вышел на улицу, сев возле избы. Вечер был на удивление мягким и невероятно темным. Он не услышал, как и когда Одаренная вышла к нему, потому что Юти была истинная мастер-кехо.

— Неужели ты думаешь, что после всего… я действительно стану частью твоего плана? — ее голос был ровным, почти спокойным, но Ерикан уловил внутреннее волнение.

— Все зависит от того, кем ты себя осознаешь — человеком или воином.

— Разве есть разница?

— Есть. Человек не остановился бы, сжигаемый местью. И убил бы главного заговорщика. Воин понимает, что есть вещи, которые выше и важнее, чем жизнь обывателя. И вместе с тем в его душе есть место милосердию. Место любви. Ты думаешь, что я делаю все это из-за обещания, которое дал умирающей дочери?

Юти промолчала, потому что именно так она и думала.

— Да, возможно так поначалу и было. Я рыскал по землям материка, подыскивая подходящих девочек и держал в памяти образ умирающей Аншары. Потому что воспринимал ее частичкой себя, ради которой должен сделать все.

Ерикан шумно выдохнул, точно готовый расплакаться.

— Но уже после, когда меня постигли многочисленные неудачи, когда я обратился к Скверне, когда был готов отвернуться от своего пути, когда родились другие дети, я вновь познал любовь, которая, возможно, стала лишь отголоском прошлых чувств. А затем я ушел в осознанные воды Интуиции. И видел линии, сходящиеся и расходящиеся во множество сторон. В центре всего была Скверна. Почти живая зараза, та, которая может ждать годами. Скверна и ты.

Юти стояла подле, водя пальцем по гарде меча.

— Моя дочь, которую стали почитать не иначе, как единственно верную богиню, оказалась слаба. Она не до конца стала воином, иначе бы поняла, что для истинного человеческого милосердия, для прекращение страданий многих, нужно закончить начатое. Переступить через себя. Слабость Аншары, которая осталась простым человеком, позволила Скверне стать сильнее. Но ты другая. Ты можешь покончить с главной угрозой этому миру. Исправить уродство.

— Это вернет моего отца? Исправит искалеченную жизнь матери? Не говоря уже обо мне…

— У всего есть цена, — тускло произнес Ерикан. — Я готов платить свою до скончания веков. Гореть в пламени Инрада…

— Которого не существует, как и небесных чертогов Аншары, — оборвала его Юти. — Все это сказки храмовников. Мне кажется, что все окружающее нас не более, чем миф. Величайшая иллюзия сиел.

— Пусть так. Но теперь ты знаешь все. Я мог бы не открывать тебе этой тайны, манипуляциями заставить исполнить задуманное, убить воплощение Инрада и покончить с оскверненными. Однако ты должна знать и понимать.

— Ты был мне как отец, которого я из-за тебя же и потеряла, — тихо произнесла Юти.

— Ты мне стала как дочь, которую я так долго искал, — ответил Ерикан и одинокая слеза скатилась из глаза.

— Я должна ненавидеть тебя. Хотеть убить, чтобы отомстить за отца и мать. За себя, если на то пошло. Но не хочу. Ты правильно говорил, путь конец пути Великих всегда одинок. И ты великий мастер и учитель, Ерикан. Только делаешь такими же одинокими всех, кого привечаешь.

— Ты не ненавидишь меня потому, что достигла настоящего просвещения. Стала истинным воином.

— Нет, потому что ты теперь для меня ничего не значишь. Ты как пустынный червь — бесполезный и не заслуживающий внимания.

Юти видела, что эти слова причиняют Ерикану небывалую боль. Прошлый наставник нашел бы что-нибудь едкое, чтобы ответить ей. Нынешний лишь сгорбился, стараясь быть еще меньше.

— Я знаю. Мне тебя больше нечему учить.

— А мне больше нечему у тебя учиться.

— Постой! — вскочил Ерикан, словно боясь, что Юти теперь уйдет. — Твое обучение закончено и…

— Неужели ты действительно сейчас напомнишь мне о том глупом условии, какое придумал, когда брал меня в ученицы? — спросила она. — Что я должна убить того, на кого ты покажешь?

— Нет, я не вправе требовать от тебя этого. И никогда бы не стал. Я просто прошу, обратись к всему просветленному, что в тебе есть. Взгляни на мир и то, что происходит в нем. Отринь все человеческое, что держит райдарскую деву.

— И убить тебя, старик, так?

— Так, — тихо признался он. — Только таким образом ты получишь столько колец, с помощью которых сможешь надеть пятый обруч.

Они стояли друг напротив друга. Красивая девушка, пылающая силой, и морщинистый сгорбленный старик. Юти понимала, что стоит ей сейчас уйти, весь план Ерикана рухнет. Что ей стоило отречься от пятого обруча? Только воля и желание. И теперь у нее действительно была возможность выбора.

Когда наставнику показалось, что сейчас дева развернется и растворится в ночи, когда напряжение зазвенело тугой струной, когда тело почти затряслось от нетерпения, она решилась. Молниеносным движением вытащила меч и ударила в точку соприкосновения всех энергий. И все было кончено.

— Ты не понял самого главного, старик, — едва слышно произнесла Юти, глядя на упавшее тело, — сила истинного Одаренного как раз в том, чтобы быть одновременно и воином, и человеком.

Дева в раздумье глядела на множество колец, упавших на ее пальцы. Они точно звенели в ночной тишине, соприкасаясь друг с другом. Юти опустилась на корточки, погладив короткий ежик седых волос, после чего прикрыла полные мира и спокойствия глаза Ерикана. А затем поднялась и ушла.

Осень налилась цветом, разгорелась красками, набрала полную силу. Хотелось подолгу бродить по задумчивому, готовящемуся к долгому сну лесу. Вот только проклятая нога, несмотря на все усилия Крикухи, до сих пор не слушалась.

И все-таки бледная тень дружинника, в прошлом отзывавшаяся на имя Латно, каждый день с завидным упорством скрывалась среди голых ветвей и до слез, до криков боли, пыталась расходиться.

Любой кудесник знает, что если прикладывать достаточно усилий, то успех неизбежен. Если ты намереваешься отступить, то не стоит даже начинать.

Вот только Латно с большой опаской смотрел в будущее. Крикуха, одинокая и в целом неплохая баба, вилась вокруг него с понятным намерением. Мужика у нее не было, а дружинник, какой-никакой, а все же опора. Ему даже казалось, что знахарка будто даже довольна, что нога по-прежнему не распрямляется. Так Латно точно никуда не уйдет.

Да и некуда ему было идти. Дорога в Предтечье, где у него остался дом со всем нажитым добром, теперь закрыта. У Латно не было даже нескольких медяков, чтобы купить себе еды и выпивки. Хуже всего, что и кольца почти утратили силу. Энергия стихий проходила через ногу, ту самую, которую Латно тщетно пытался вернуть к жизни. Теперь все, на что оказался способен некогда кладезный — пугать мышей шуршанием травы, да воздухом собирать по избе сор.

О том ли он мечтал в начале своего пути, когда давал обет богам? Конечно, нет. Но в минуты отчаянья, когда весь белый свет казался чужим, Латно думал. Поступил бы он по-другому, если бы представился выбор? И по всему выходило, что нет.

Тысячу бы раз все вернул и сделал так же, ибо не должно самое чудесное создание в этом мире сгинуть, уйти в небытие. Все, о чем жалел Латно — что не успел попрощаться с Юти. Из обрывков сведений от Крикухи, которые доставались с большим трудом, дружинник понял, что с кладезной все в порядке. Именно она принесла его сюда. Спасла. Вернулась, ради обычного кудесника, которых в Седьме пруд пруди.

При этих мыслях в душе Латно становилось необычайно тепло. И будто бы даже постоянная боль в ноге отступала. Тогда дружинник, бородатый и суровый мужик, сидел, блаженно улыбаясь. И мечтал, что когда-нибудь увидит ту, ради которой пожертвовал всем. Хотя, здраво размышляя, понимал, что едва ли подобное настанет.

Потому привычным днем, когда Латно вернулся из леса, борясь с непослушной ногой, он замер, не в силах поверить в увиденное. Возле избы, подле недовольной Крикухи, сидела она. Тонкая, изящная, до невозможности прекрасная. И более того, заметив Латно, Юти поднялась и улыбнулась. На мгновение дружинник будто бы забыл, каково дышать.

— Хорошо выглядишь, Латно.

— Я… я… рад, — только и смог вымолвить он.

Дружинник понимал, что старше ее, опытнее, но вместе с тем рядом с райдарской девой чувствует себя словно молодой пацан.

— Ты приручила все стихии, — после долгой паузы смог наконец сказать он хоть что-то связное.

— Да, — посмотрела Юти на руку. — Вот только эфир слишком сложен. Потому я и пришла. Научишь меня, как соединять все стихии?

— Я… конечно, с радостью.

А что он еще мог сказать? Никогда прежде Латно не выступал в роли наставника. Он даже с отроками во дворе кнеса не возился, не хватало у дружинника терпения, когда парни не понимают простейших вещей. Однако разве мог он отказать Юти?

И дева осталась, к вящему неудовольствию знахарки. Только теперь Латно понял Крикуху, которая не хотела, чтобы его нога полностью исцелилась. Так не желал дружинник, чтобы Юти постигла секреты эфира, но в то же время понимал — это неизбежно.

Слишком она была смышленой, схватывала все на лету, как бы Латно не старался открывать ей тайны стихий по крупицам. Подобно голодному медведю она отсекала всю суть, оставляя отдельно голый остов. Потому дружинник с тоской смотрел, как огонь перетекает в землю, та обрастает льдом, а после превращается в воду.

Трех дней не прошло, пролетевших точно несколько часов, когда Юти кивнула дружиннику, а после вскрикнула и подраненой птицей рухнула оземь. Латно было бросился к ней, да пока со своей хромотой подоспел, та уже успела подняться сама, а на руке ее появился стихийный обруч.

Но после произошло еще нечто более диковинное, какое дружинник не видел прежде. По пальцам кудесницы рассыпалось множество серых колец, которые сначала бегали, как растревоженные мыши. А после стали соединяться в одно большое.

Юти с некоторым равнодушием смотрела на происходящее, а после взяла и растянуло серое нечто, будто оно было вполне осязаемым. И медленно надела на голову. Обруч стянул прядь темных волос, вспыхнул, а после исчез.

Латно не сразу понял, что же именно тогда произошло. Лишь когда кладезная вытянула руку и на той один за одним появились пять обручей, дружинник стал хватать ртом воздух, вспоминая о невероятной легенде про кудесницу, в которой проснутся старые боги.

— Спасибо, — сказала Юти, едва заметно улыбнувшись.

И тогда он понял, что миг, которого боялся больше всего, сейчас настанет. Дева уйдет и у него не хватит слов, чтобы остановить или задержать ее. Потому вместо увещеваний и мольбы он лишь спросил.

— Мы когда-нибудь увидимся?

Она замерла, пристально глядя на дружинника. А потом решительно подошла и поцеловала его. И от ее прикосновения Латно вздрогнул, как будто вернувшись в Священную Рощу, когда впервые обрел силу.

А потом южная дева с легкой улыбкой отстранилась, сделал несколько шагов в сторону. Одежда спала с ее тела, словно все время там была лишней, а человеческая нагота сменилась орлиным оперением. Гордая хищница, королева среди всех птиц, последний раз посмотрела на Латно и устремилась ввысь. В другое время Латно бы удивился ее преображению, но теперь лишь стоял, с тревогой глядя на удаляющуюся птицу.

Харан Сертан Римель испытывал смешанные чувства. С одной стороны, его догадки подтвердились и соединив в нужных пропорциях сок целебного растения, он полностью избавил оскверненных от ужасного недуга. Подумать только, что теперь будет! Когда Император узнает обо все, он точно осыпает врачевателя золотом.

Правда, светлые чувства преисполненной горделивости омрачал небольшой нюанс — до всего этого нужно еще дожить, а денег почти не осталось прямо сейчас. Даже на обратный путь до Пределов, не говоря уже об аудиенции Главного Ворона.

При все при этом старина Сертан, как каждый человек увлеченный наукой, даже не подозревал, что в Империи существуют какие-то проблемы, кроме самой Скверны. Например, победное шествие ее последователей. Узнай лекарь об этом, то он бы и вовсе впал в уныние. Теперь же озадаченно смотрел на выздоровевших южан, которые помогали со сбором живайтины. Потому не сразу заметил, как появилась она.

Сертан заметил старую знакомую, которую и не надеялся увидеть. Если честно, не сильно он этого и желал. Воительница была одна, без своего угрюмого старика, но вместе с тем что-то в ней изменилось. Точно за ту седьмицу, пока они не виделись, Одаренная подросла или сменила прическу. В общем, то едва уловимое, что происходит с женщиной и что ты никогда не можешь заметить.

Юти поздоровалось, при этом в ее голосе не читалась неприязнь или старые обиды. Вместе с тем не было в нем надменности или панибратства. Она разговаривала с Сертаном, как с уважаемым человеком, но сам лекарь понимал — Одаренная теперь необычайно сильна.

Когда обмен любезностями закончился, дева перешла к самому главному. К тому, зачем и явилась к врачевателю.

— Мне нужно, чтобы ты сделал лекарство, — она взяла в руки среднюю колбу из запасов Сертана. — Пять таких. Больше, думаю, мне не унести.

В ее словах не было просьбы или приказа, скорее некая необходимость. И Сертан даже не смог поспорить. Он хотел указать, что и так стеснен в средствах, но промолчал. Словно было нечто, невольно заставляющее подчиняться этой спокойной и уверенной Одаренной. Только одно обстоятельство врачеватель решил заметить.

— Даже если менять архасейских жеребцов, путешествуя из Семиречья в Пределы, ты не поспеешь. Дорога слишком длинна. Лекарство перестанет действовать прежде, чем ты доберешься до Пределов.

— Мне не нужны дороги, — ответила Юти и Сертану почему-то этого довода оказалось достаточно.

Врачеватель кивнул, крикнул Фалеру, чтобы тот разводил костер, а сам принялся за изготовление лекарства.

Все это время Одаренная с интересом наблюдала за манипуляциями Сертана, впрочем, ни малейшим движением не нарушив порядок его действий. Лишь изредка Юти справлялась, для чего он делает это, а для чего то, словом, пыталась действительно вникнуть и понять.

Зато когда все было готово, а зелье разлито по пузатым стеклянным сосудам, Одаренная обмотала каждую из них приготовленным тряпьем, а после связала между собой. Так, что теперь все это можно было накинуть на шею.

Сертан не понимал, для чего все это, если рядом лежит его же сумка весьма удобная и вместительная, где зелье точно будет в сохранности. Однако у Одаренной были свои размышления на этот счет. К тому же, лекарь искренне считал, что все приготовления бессмысленны. Нет силы, которая доставит зелье в Пределы в столь короткий срок.

Позже, когда Юти попрощалась с ним и ушла, он сам не понимал, какая сила заставила его сделать все, что он сделал. Это не было похоже на попытку управления сиел — Сертан находился в полном единении с разумом. Либо вторжение в сознание было настолько искусно, что он его не понял.

Все свелось к тому, что Одаренная вскоре покинула их и крохотная южная община продолжила жить своей прежней жизнью. Сертану лишь показалась, что какая-то хищная птица мелькнула в небе с уже знакомыми связками лекарства. Но чего не привидится под конец непростого дня?