Восемь недель

ГЛАВА 48

«Клянусь, я буду твоей навсегда, пока вечность не распадётся» — Till Forever Falls Apart by Ashe, FINNEAS

София

— Ещё по шоту? — спрашивает Колин, хотя он уже заказал четыре новых и в данный момент эти четыре порции ставят на стол.

— Шоты с текилой? — спрашивает Лили, насыпая немного соли на тыльную сторону ладони, слизывая её, и выпивает шот, затем отправляет в рот ломтик лайма.

Колин целует её в макушку, прежде чем допить свою порцию.

София смотрит на меня, в её глазах та же озорная искорка, что и в первый раз, когда мы делали снимки вместе. Она лучше переносит алкоголь, чем я. В этом я виню Германию. Но, чёрт возьми, разве это не круто, когда она почти трезвая после четырёх рюмок, в то время как я едва справляюсь со своим пивом и двумя рюмками.

Она наклоняется ко мне, прижимаясь губами к моему уху, и произносит:

— Держу пари, ты не будешь пить свой.

Если бы она думала, что я когда-нибудь откажусь от вызова… Возможно, мне придётся показать ей, почему я этого не сделаю. Если ты не хочешь, чтобы парень участвовал — не бросай ему вызов. Он примет его, даже если риск смерти выше.

Мы оба насыпаем немного соли на тыльную сторону ладони, считая от трёх. Только когда мы доходим до одного, София не слизывает соль со своей руки, а наклоняется ко мне. Её язык скользит по моей шее, прежде чем она выпивает свою порцию.

У меня отвисает челюсть, а содержимое рюмки выплёскивается на стол. К счастью, не на мои штаны. Когда я поворачиваю голову в сторону своей девушки, я вижу, что она безудержно смеётся. Она плавно опускается обратно, садясь за столик, пока её бедро не прижимается к моему.

— Я выиграла, — произносит она сквозь смех.

У неё самый заразительный смех, который я когда-либо слышал. Такой искренний, громкий и радостный. Жаль, что не все живые существа слышат её смех.

Когда я слышу этот смех, что-то внутри меня переворачивается. Я никогда не могу точно определить, хочу ли я смеяться вместе с ней, или целовать её так, что у неё перехватывает дыхание, или трахать её девятью способами до воскресенья. Может быть, всё вышеперечисленное, но тогда в каком порядке?

— Ты жульничала, — слегка повернувшись на своём сиденье, я поднимаю её голову со своего плеча, затем беру её в руки, глядя на неё. Моё сердце учащённо бьётся в груди, и это сводит меня с ума. Почему она продолжает это делать? — Облизывать меня не было частью спора.

Она улыбается.

— Я и не говорила, что есть какие-то правила…

— Ты и твой острый язычок.

Наши лица так близко друг к другу, что я чувствую, как её горячее дыхание обжигает мою кожу. Мягкие губы всего в миллиметре от меня, такие соблазнительные и сладкие. Её глаза сияют даже при тёмном освещении этого бара, прокладывая путь прямо в мою душу, когда она смотрит на меня. Но это естественно. Такие красивые глаза обязательно найдут путь к чьему-нибудь сердцу, даже если вы и не подозревали, что влюбитесь в них.

— О, Боже мой. Они только что открыли сцену для караоке! — Лили тянет мою девушку за руку, оттаскивая её от меня. — Мы должны спеть песню вместе!

— Я плохая певица, — отвечает София, всё же следуя за Лили на сцену. Что бы Лили ни сказала, я не слышу этого, но я лучше, чем кто-либо другой, знаю, что моя сестра не умеет петь. Так что это будет весело.

Не слишком для всех присутствующих, но, тем не менее, весело.

— Давайте споем испанскую песню! — Лили говорит, забывая, что микрофон уже улавливает их голоса.

Выражение лица Колина стоит того. Моя сестра знает в общей сложности ноль испанских слов, может быть, основы, такие как hola^[20] или si^[21]. Знаете, слова, которые, в принципе, знают все.

Теперь вы можете задаться вопросом, почему желание моей сестры спеть испанскую песню оказалось для Колина таким шокирующим как сейчас. Всё очень просто — его мать родом из Испании, поэтому он неплохо владеет испанским.

Эта ночь становится более весёлой.

Когда София и Лили начинают петь, стоя на сцене рука об руку и едва попадая в такт, не произнося ни одного слова правильно. Я больше не могу сдерживать смех. Он просто вырывается, и я не могу это контролировать.

Но они обе смеются над собой, заставляя всех в этом баре присоединиться к ним, даже барменов. Когда я смотрю на охранника у входа, я даже замечаю, что он улыбается самой слабой улыбкой. Ни у одной из них нет великолепного голоса, и ни одна из них не знает слов, но у них великий дух.

Теперь мои глаза прикованы к Софии, и, сам того не замечая, я больше не смеюсь, а вместо этого улыбаюсь ей и наслаждаюсь видом. Она так непринуждённо красива, что это убивает меня каждый раз.

Есть ещё кое-что в этом выступлении, что заставляет меня любить его. Я вижу свою сестру счастливой.

Я не могу вспомнить, когда в последний раз видел её такой свободной, такой светлой. Так что, если для того, чтобы она была счастлива, нужен вечер караоке, я бы таскал её в караоке-бар каждые выходные, если понадобится.

— Ты когда-нибудь видел мою сестру такой счастливой? — спрашиваю я Колина, отмечая, что он смотрит только на неё.

Возможно, мне всё-таки не нужно никуда тащить свою сестру. Мой лучший друг, кажется, прекрасно справляется с этой задачей — делает Лили счастливой.

— Видел, — говорит он как бы между прочим, — в моей постели, когда я глубоко погружен в неё.

К сожалению, у меня больше нет выпивки, которой я мог бы плеснуть в него, так что придётся ограничиться рвотными позывами.

— Мерзость.

Он дерзко ухмыляется, затем подмигивает мне, как будто хочет, чтобы я надрал ему задницу.

— Хотел бы, чтобы это был ты, а?

— Определённо, — я снова давлюсь, воспоминания о той единственной ночи, которую мы провели вместе. — Ты когда-нибудь сожалел об этом?

Колин смеётся.

— Быть с твоей сестрой? Не, чувак. Она для меня всё.

Я бросаю в него салфетку, ту самую, которой вытирал текилу со стола.

— О том, что ты отсосал у меня, я имею в виду. — Мы больше никогда не говорили о той ночи.

Это случилось, и хотя мы с Колином, по-видимому, оба рассказали об этом Грею, что закончилось тем, что Грей смеялся до слёз, мы никогда по-настоящему об этом не говорили.

Не уверен, о чём тут нужно было говорить. Я тоже не говорю о сексе, который у меня был с теми, кого я трахал. Я всегда просто ухожу, и всё. Но всё же мне всегда было интересно, сожалеет ли он об этом.

— Я сожалею, что рассказал Грею, — говорит он, — но только из-за его комментариев и смеха. И, возможно, потому, что он рассказал Майлзу, чтобы посмеяться вместе.

Он не хотел ничего плохого, мы оба это знаем. И он не смеялся над нами, он был несколько удивлён. Нам было лет по девятнадцать или что-то в этом роде. Парни этого возраста смеются почти над всем, поддразнивая друг друга. Мы всё ещё это делаем, даже два года спустя.

— Значит, кроме этого, никаких сожалений? — Колин качает головой, слегка пожимая плечами. — Ты сказал Лили?

— Да, сказал. Я хотел, чтобы она знала, прежде чем кто-нибудь из наших друзей случайно проговорится, и она подумает, что я ей изменил или что-то в этом роде. Она восприняла это хорошо. Хотя, ей было немного противно, потому что я говорил о нас с тобой, а не о каком-то другом парне. Но в остальном, я не думаю, что она на тебя злится.

— С чего бы ей злиться на меня?

Он подмигивает.

— Ты знаешь, потому что мой рот был на твоём члене до того, как я прикоснулся к ней.

— Отвратительно, чувак.

К тому времени, когда песня заканчивается, некоторые люди кричат, чтобы Лили и София спели ещё одну. Я не понимаю почему, поскольку моим ушам нужен отдых, но, конечно, почему бы и нет?

И, конечно же, они дают своим поклонникам то, чего они хотят, начиная петь ещё одну испанскую песню. Однако на этот раз Колин этого не выдерживает.

— Я не могу позволить им дальше портить испанские песни, — бормочет он и поднимается на сцену.

Лили приветствует его с распростёртыми объятиями, протягивая ему свой микрофон, чтобы они могли делиться им, потому что, не дай Бог, моя сестра разочарует миллионы своих поклонников.

Смех Софии наполняет зал, прежде чем она спрыгивает со сцены, чтобы потанцевать, вместо того чтобы придумывать новые слова к песне, названной в её честь. Ну, возможно, не в честь неё, но я почти уверен, что песня называется «София».

Затем какой-то парень подходит к Софии, но я думаю, он не слишком вторгается в её личное пространство. Я бы с удовольствием встал и послал его на хуй, но тут София оборачивается, указывая на меня. Она машет мне, и я машу в ответ.

Парень кивает мне головой, и я делаю то же самое в качестве некой формы подтверждения. Затем он что-то говорит моей девушке, прежде чем уйти. Только тогда я замечаю, насколько я был напряжён. Подсознательно я сжал руки в кулаки, готовый пустить их в ход на случай, если этот парень прикоснётся к тому, что принадлежит мне.

София подбегает ко мне, тяжело дыша, как будто она танцевала несколько часов.

— Тебе понравилось моё выступление? — спрашивает она, плюхаясь рядом со мной.

Она прислоняется ко мне, закидывая ноги на спинку сиденья.

— Мне понравились моменты, где ты не знала слов или не улавливала никаких интонаций. Это мои абсолютные фавориты.

— Мои тоже! — затем она поворачивает свой телефон на столе лицом к себе, нажимая на экран, чтобы он загорелся. — Уже почти полночь.

— Ещё пять минут.

— Это будет мой первый новогодний поцелуй, — признается она, беря мою руку в свои, чтобы посмотреть на запястье. Она скручивает ленту, рассматривая её со всех возможных сторон.

— Кто сказал, что я буду тебя целовать?

София отпускает мою руку, позволяя ей упасть.

— Кто сказал, что я буду целовать тебя?

Нет. Это сделаю я.

Рука, которую она только что держала в своей, теперь тянет её за волосы так, что её голова запрокидывается назад. София смотрит на меня снизу-вверх. Может, я и смотрю на неё с другого угла, но собственнический, требовательный поцелуй, который я запечатлеваю на её губах, все равно передаёт мой посыл.

Она моя. И только моя.

Мой язык проникает в её рот. Только когда она улыбается в ответ на поцелуй, я, в конце концов, снова отпускаю её.

— Не говори такого дерьма, Льдинка. Ты пожалеешь об этом.

— Буду говорить, если это будет означать, что ты будешь целовать меня таким образом чаще.

— Аарон, София! — Лили вскрикивает. — Давайте выйдем на улицу посмотреть фейерверк.

Я думал, мы просто посидим в баре, будем считать от десяти, потом прокричим «С Новым годом» и через десять минут вернёмся домой… Видимо, я ошибался.

Итак, теперь мы стоим снаружи, я держу Софию в своих объятиях, потому что эта женщина забыла внутри свою куртку и замёрзла до чёртиков. И она всё время удивляется, почему я прозвал льдинкой. Она в буквальном смысле одна из них.

В конце концов, я надеюсь, мы услышим, как люди в баре начинают обратный отсчёт. Почему-то я всё время забываю, что здесь говорят совсем на другом языке.

Как бы то ни было, мы с Колином присоединяемся, начиная с восьми, потому что сначала были в замешательстве. Лили и София следуют примеру.

Фейерверки продолжают взрываться, хотя у нас осталось пять секунд, но всегда есть какие-то глупые люди, где бы вы ни были в мире.

— Три! — кричим мы.

— Два!

— Один!

Пока Колин и Лили кричат «С Новым годом», я уже прижимаюсь губами к губам Софии.

Ночное небо заполняется фейерверками, и вся улица внезапно заполняется людьми, которые вышли из своих домов, чтобы зажечь на улице ещё больше фейерверков, маленьких, побольше — какие только можно вообразить.

— С Новым годом, любовь моя, — шепчу я на ухо Софии, ожидая, пока она скажет это в ответ, прежде чем мои губы вернутся к её губам для ещё одного новогоднего поцелуя, потому что, чёрт возьми, почему бы и нет?