Восхождение

Глава 9 Фундамент

Потратив четыре часа, ничего нового из «Основ» я не узнал: наш мир создали Ваал и Танит, он и, соответственно, мы — их плоть и кровь. Сначала мир был газообразным, потом — жидким, затем затвердел, и люди научились мыслить, но потеряли связь с богом, в то время как раньше бог жил в каждом. Белый Судья — своего рода пуповина, связывающая божественный план и земной, если ее перерезать, мир погибнет, потому что человек несамостоятелен и не может жить без помощи божьей.

Взяло зло, даже сон пропал. Я тоже видел пуповины, но другие — черные щупальца-присоски, тянущиеся от каждого человека к Ваалу. И понимал, что люди для него — не дети, а питательная среда, что еще раз доказывается комком черноты, который отхаркивается при отречении. Единственные свободные — трикстеры, зороастрийцы и иные верующие, если, конечно, они пережили тысячелетние гонения. Ну и те, кто отрекся с помощью моего ритуала.

Засыпаю я лишь под утро, но едва смыкаю глаза — пищит коммуникатор. Отвечать не хочется, но я заставляю себя подняться и принять вызов — тем более, это сам Эйзер Гискон. Глаза его мечут молнии, челюсти плотно сжаты.

— Что случилось, Эйзер, — хрипло спрашиваю, протирая глаза.

Посреди спальни материализуется его голограмма в полный рост.

— Положение усугубляется. Нефтяные вышки охраняют наемники, ЧВК Магона, а Сабанский полуостров полыхает. Поступили сведения, что командир магонского корпуса ведет подрывную деятельность вместо того, чтобы защищать мои интересы, а я ничего не могу сделать.

— Так и я пока не могу, — развожу руками. — Я только день как вступил в должность, штат еще не сформирован. А поскольку каждого надо проверить лично, уйдет не одна неделя.

Эйзер скрещивает руки на груди, меряет шагами комнату, потирая гладко выбритый подбородок. Лицо его оплыло, глаза ввалились и покраснели от недосыпа.

— Еще раз предлагаю набрать корпус из выбракованных гемодов…

— Нет! — рявкает он, но смягчается и объясняет: — В правилах строго-настрого прописано: гемодов запрещается использовать во время ведения боевых действий и в качестве наемников. Это жестко контролируется, нарушителей наказывают, могут даже гражданства лишить. И здесь все пунийцы будут единодушны.

Усмехаюсь.

— Ясно. Боитесь собственных созданий.

— Это не все, — мрачно продолжает он и оскаливается в злой улыбке, — это, можно сказать, только начало. Атаки на вышки продолжаются, сперва захват, потом преступные группировки ведут пропаганду, затем вышки взрывают вместе с сотрудниками. За этим стоит известное тебе братство Топора, которое негласно курируют Филины, а они в последнее время лояльны Боэтарху. — Ноздри Эйзера раздуваются, на щеках горит нездоровый румянец, взяв десятиминутную паузу, он заканчивает. — Моя жена при смерти, инфаркт, я хочу, чтобы ты посмотрел ее и при необходимости принял меры. Я знаю, какое задание ты поручил Ра, он собрал сведения о подозрительных смертях вокруг Боэтарха и… Ты прав. Слишком много странных смертей. Ра будет через пятнадцать минут, доставит тебя, и поговорим подробнее.

— Хреново, — восклицаю я, — потому что в обычных условиях лечить могу не чаще, чем раз в пять дней. На Полигоне мог чаще, потому что условия приравниваются к боевым действиям, и способность активируется. Сегодня четвертый день, действовать я смогу лишь послезавтра.

Охватывает бессильная злость. Такими темпами Боэтарх мне всех союзников перебьет, а кого не перебьет, шантажом склонит на свою сторону.

— Я все равно тебя жду.

— Тогда собери всех родственников, кто тебе дорог, в одном месте, просмотрю, угрожает ли им опасность.

Хочется возразить, что у меня запланирован допрос — в общем-то ответственное мероприятие, но понимаю, что для Гискона это не аргумент. Похоже, майорам, вызванным на к девяти утра, придется подождать.

Ее зовут Ариолла Гискон, в девичестве Барка.

Ей пятьдесят, но больше тридцати пяти не дашь, даже несмотря на бледность кожи и синюшность губ. Она обладает изысканной, утонченной красотой и природным благородством.

Да, у нее тоже воздействие: программа показывает дымное темное копье, пронзившее сердце. Прогноз неблагоприятный: смерть в течение суток — я ничего не успею сделать.

Посылаю запрос программе, есть ли способ отсрочить смерть женщины, и приходит знание, что ритуал отречения и молитвы Танит, а еще лучше — пребывание в месте силы, могут продлить жизнь Ариоллы до трех дней. А могут и не продлить.

Осматриваю больничную палату в поисках следящих устройств, но все камеры предусмотрительно отключены. Спрашиваю у Гискона, подготовил ли он супругу морально и, получив утвердительный ответ, озвучиваю проблему и пути ее решения, которые ничего не гарантируют.

— Я только послезавтра могу попытаться сделать что-то конкретное. Излечиться вряд ли получится сразу, но улучшить состояние и отсрочить… неблагоприятный исход — вполне.

— Спасибо вам за Дариэллу, — шепчет женщина. — Она ожила. Пусть недолго, но больше всего на свете я хочу побыть с ней, запомнить ее такой. Давайте же приступим к отречению.

Процесс протекает как обычно, с разницей лишь в том, что Ариолла посинела, когда откашливала частицу Ваала, и чуть не задохнулась, но обошлось.

Все время поглядываю на часы: восемь пятнадцать. Возможно, успею на допрос к девяти. По пути в резиденцию Гисконов, где раньше бывать не доводилось, даю Лексу задание составить анкеты для майоров — пусть заполняют, пока меня нет, предупреждаю, что задержусь.

Резиденция располагается в стене четвертой ступени пятого уровня и захватывает огромный кусок открытого пространства, превращенный в неописуемой красоты сад, охраняемый дронами и дроидами, каких я раньше не видел. Здесь все напичкано следящими устройствами, скрытыми пулеметными турелями — настоящая крепость.

Флаер снижается на стартовой площадке возле бассейна с лазурной водой, окруженного голограммами гор и тропического леса.

— Зимой это все накрывается куполом из пуленепробиваемого стекла, — с вдохновением рассказывает Ра, а я жадно гляжу на живые деревья и кусты с диковинными цветами, на бамбуковою рощу, на свободно гуляющего тигра. — Зверь дрессированный, запрограммированный на подчинение, тоже гемод.

Эйзер молчит всю дорогу, стараясь держать лицо, но это ему удается с трудом, он серьезно обеспокоен происходящим. Похоже, до него только дошло, что с ним не играют в великосветские интриги, а ведется война на уничтожение.

К ступени не идем, направляемся к белому двухэтажному зданию посреди парка. Голова кружится от обилия ароматов, ветер треплет волосы. Бросаю взгляд на часы: 8.20.

— Я собрал в одном месте мать, двоих сыновей, старших брата и сестру. Мне интересно, почему Боэтарх ничего не делает мне? По-моему, эффективнее решить все проблемы, обезглавив клан.

Знания приходят как что-то само собой разумеющееся, но прежде задаю встречный вопрос:

— Я прочел отчет Ра, пока мы летели. У Магонов тоже молодежь болеет и умирает, мало того, умерла жена Боэтарха, в девичестве Филин. Ты ведь тоже ознакомился с отчетом?

— Да, — роняет Гискон.

— И Ульпиан Магон жив, как и ты. Очевидно, у вас какая-то защита, и дистанционно ее не пробить.

— Как мне защитить близких? — Или кажется, или Эйзер и правда близок к отчаянью.

— Сперва я взгляну на них, а потом пусть уезжают и молятся, а мне придется поднажать, развиваться, и тогда я смогу их лечить, а возможно, и смогу ставить защиту.

Собравшиеся четыре человека неуловимо друг на друга похожи: высокомерная дряхлая старуха, зрелый мужчина, Сафон Гискон, двадцатидвухлетние близнецы Гелибаал и Элион, только сестра Дидона словно и не родственница им: квадратное лицо, массивная фигура, серые глаза и пепельные волосы, уложенные модной волной.

У близнецов и Дидоны отсроченное проклятье: через неопределенное время парни умрут от какой-то болезни головы, у женщины пронзена грудь. Плохо, что никак не выяснить дату, когда случится беда.

Боэтарх предусмотрителен и не убивает их сразу: если бы молодые и здоровые члены вражеских родов умерли бы одновременно, это вызвало бы вопросы. Программа подсказывает, что Дидона — ярая культистка Ваала, потому просто здороваюсь с каждым и ничего не говорю об угрожающей им опасности.

Братья-близнецы, похожие на отца, но кареглазые, долго трясут мою руку и расспрашивают о приключениях на Полигоне, видимо, они мои поклонники.

Эйзер отводит меня в свободную комнату, где я все ему рассказываю.

— Сука, — шепчет он, проводя ладонями по лицу, сжимает виски.

— Дату активации программы узнать невозможно, — говорю я. — Проклятие можно ослабить тем же способом, что и у вашей жены. Желательно, чтобы все люди, которые вам дороги, в том числе бастарды, уехали подальше и не попадались Боэтарху на глаза. Есть ли храмы Танит, которые содержит ваш род? Если да, пусть все едут туда. И еще. Дидона может нас сдать, если открыть ей карты, — предупреждаю я.

— Знаю, — кивает он и злобно усмехается. — Храмы Танит — на Сабанском полуострове, и они разгромлены! Причем разгромлены первыми.

А вот теперь и мне становится не по себе, я почти физически ощущаю, как стягивается удавка на горле. Встаю, прохаживаюсь по комнате, и в голову приходит идея, как в сжатые сроки сколотить ЧВК из людей, которые не предадут, потому что им нечего терять.

— Эйзер, ты говорил, что гемодов нельзя вовлекать в военные действия. А всех прочих?

— К чему ты клонишь? — вскидывает голову Гискон, он больше не контролирует эмоции, и на его лице читается заинтересованность, он буквально вцепился в меня взглядом.

— К тому, что есть вариант, как заполучить целую армию обстрелянных преданных солдат.

— В чем подвох?

— Они не чипированы. Зато ты сможешь выгнать наемников, депортировать местных, чинящих беспорядки, и заселить Сабанский полуостров этими людьми. Они будут ревностно его охранять за право поклоняться тому, кому они считают нужным. — Видя замешательство на его лице, продолжаю. — Да брось, то, что произошло сегодня в клинике — гораздо страшнее. Мы все отступники. Нам некуда деваться, а иным путем не защититься.

Эйзер округляет глаза, закусив губу, устремляет взор внутрь себя, опирается о подоконник. Уверен, он ухватился за идею рукам и ногами и уже обдумывает, как объяснить высшему свету появление собственной армии в столь сжатый срок.

— Озверелые? — нарушает молчание он. — Черноротых так не сплотить… Или…

— Даже вслух не говори. Считай, что черноротые, но — проверенные. Здесь тебе придется на меня положиться и не задавать вопросов. Ты им — жилье и невмешательство в их быт, они тебе — безграничную преданность. Как видишь, их преданность объяснима выгодой, и никто не подкопается. Да и начнем с того, что без твоего позволения и близко не подойдет к нефтяным вышкам.

— Мне нравится эта идея! — улыбается он. — Черноротых пытались призывать в армию во время локальных конфликтов, но они выходили из-под контроля либо оказывались неразвитыми. Ты темнишь, и это мне не нравится. Говори начистоту, кто эти люди.

Отвечаю без колебаний, но — шепотом:

— Трикстеры.

Если продолжу врать про черноротых, он все равно меня проверит, правда откроется быстро, и о доверии между нами можно забыть. Но информация его не радует, для него трикстеры — отморозки, не брезгующие и человечиной, дикие и неуправляемые.

— Это слишком, — он расстроенно качает головой.

— Информация о трикстерах намерено искажена. Они развиты больше черноротых и отлично организованы. Каждый трикстер — отменный воин, у них четко выстроенная иерархия, они дисциплинированы и ответственны. После массовых облав они лишились своих подземелий, рассеялись среди черноротых и внешне ничем от них не отличаются. Их демонизировали только потому, что они не отказались от своего покровителя, как показало время — их предки что-то знали. Мы тоже отреклись от Ваала, так чем мы лучше их? Мы такие же преступники, подлежащие уничтожению. Решай скорее, Эйзер. Сам видишь: промедление смерти подобно.

Гискон молчит, идея ему понравилась, и сейчас в его мыслях она намертво сцепилась с осторожностью.

— В Новом Карфагене этих людей лучше не использовать, — говорит он, что я расцениваю как положительный ответ. — А так… Ума не приложу, как ты это провернешь, но если сможешь — дерзай.

— Эйзер, я не уверен на все сто, что получится. Мне придется сильно рисковать, но оно того стоит. А теперь мне пора лететь. Подготовь к трем дня информацию, какие условия и блага ты готов им предоставить, сколько человек можно поселить на Сабанском полуострове для обслуживания вышек и прилегающих территорий. Хорошо, если будет побольше мест.

— А сыновья? Поможешь им?

Проведя обряд отречения, лечу на базу и прибываю с опозданием на десять минут. Врываюсь в актовый зал, заполненный солидными мужчинами за сорок. Воздух, пропитанный страхом, трещит от напряжения. Полицейские офицеры сосредоточенно смотрят в коммуникаторы, что-то там пишут. Журналисты, занимающие задний ряд, вскакивают с мест, активируют дронов. По моей просьбе среди них присутствует Мариам Линн.

Заметив меня, офицеры поднимаются, приветствуют, я здороваюсь с ними, подхожу к Лексу, замершему за трибуной, он показывает образец анкеты, который заполняют майоры.

— Еще минут пять-десять, — говорит он и лишних вопросов не задает, уступает мне трибуну, от него приходит сообщение на коммуникатор: «Вступительная речь с тебя».

— Спасибо, Лексиус, — благодарю его, и он удаляется, оставив меня наедине со стаей матерых хищников, погрязших в коррупции, обрюзгших, жирных и высокомерных.

Вспоминается, как нашу команду внешнего патруля чествовали, когда мы нашли украденных детей, а потом, едва журналисты убрали объективы камер, выставили нас за дверь, а сами отправились праздновать, обмывать премии со многими нулями, которые получат за наш счет. Вспомнилось, как покойный Кир насмерть на них обиделся — этот мальчишка рассчитывал покататься на яхте класса «фламинго», а его вышвырнули вон.

Теперь они заглядывают мне в рот, источая страх, и он пьянит, превращает меня в хищника, загоняющего жертву, который вот-вот сомкнет клыки на трепещущем горячем горле. Пристально смотрю на их потные лбы и дергающиеся веки.

— Поторопитесь, пожалуйста. У вас осталось пять минут. Время пошло.

Гости начинают суетиться, их страх щекочет нервы. Когда время выходит, управляются все, пересылают мне на коммуникатор анкеты, я дожидаюсь, когда получу все девяносто шесть штук, откладываю коммуникатор в сторону.

— Приветствую вас в центральном офисе силового ведомства «Оплот», меня зовут Леонард Тальпаллис, — говорю я, продолжаю, делая упор на том, в какое трудное время мы живем, пугаю грядущим хаосом, напоминаю о мятежных регионах и погромах в нашем зиккурате. — К сожалению, случившееся показало некомпетентность внутренних органов в связи с вовлеченностью высшего офицерского состава в коррупционные схемы. «Оплот» был создан для активного противодействия коррупции, мои офицеры наделены высшими полномочиями и имеют право задержать и арестовать вас по малейшему подозрению. Сейчас я обращаюсь к тем, кто присутствует в зале, и всем, кто смотрит трансляцию. Вам не скрыть свои преступления, потому предупреждаю по-хорошему: пишите заявления об увольнении, иначе вы лишитесь не только должности, но и всего имущества, оно пойдет в фонд помощи пострадавшим от коррупции. — Беру минутную паузу и продолжаю: — Но! Если вы откажетесь сотрудничать с преступными группировками и предоставите всю информацию о них, ваши преступления аннулируются, вы начнете жизнь с чистого листа. А чтобы я не казался голословным… — Обвожу взглядом собравшихся. — Есть ли среди вас те, кому нечего скрывать?

Поднимается молодой офицер, собирается представиться, но опережаю его, считав информацию.

— Валентин Вералиус, двадцать восемь лет, правильно? — мужчина кивает, а я указываю на кресло-имитацию детектора лжи. — Присядь сюда, я задам несколько вопросов.

Широким шагом офицер направляется к креслу, устраивается в нем, я надеваю ему браслеты и обруч, делаю вид, что синхронизирую «мозги» кресла с коммуникатором, а сам просматриваю информацию и преступлениях. Вопросы задаю, исходя из провинностей, но начинаю со стандартных, какие буду задавать всем:

— Валентин, вступал ли ты в сговор с преступниками с целью получения выгоды?

— Нет, — честно отвечает офицер.

— Злоупотреблял ли служебным положением?

Почесав нос и отведя взгляд, он отвечает:

— Нет.

Качаю головой и пытаюсь его пристыдить:

— А вот тут ложь. Продолжаем. Употребляли ли наркотики.

— Нет!

— Это твое личное дело, пусть остается на совести. Меня интересует вовлеченность в преступные схемы…

— Нет!

— … И в этом ты чист. Валентина можно назвать честным офицером, если не считать мелких огрех. Спасибо, Валентин. Ты свободен, твоей карьере ничего не угрожает. Кто еще желает пройти проверку? — Все сидят не шевелясь, останавливаю взгляд на Луции Тории, называю его. — Пожалуйста, проходите. Обещаю, что бы я ни узнал, не произносить это вслух, буду делать пометки в вашей анкете. Вдруг вы все-таки встанете на путь исправления.

Удивительно, но, кроме геноцида мирных граждан, преступлений за Торией мало и, надо полагать, закон он нарушал по поручениям свыше. Да и геноцид трикстеров — вряд ли его инициатива.

А вот следующий майор оказывается самым что ни наесть вовлеченным, с прямыми связями с преступниками, похищением людей с целью выкупа, покушениями, убийствами, я зачитываю его злодеяния, он отвечает отрицательно, но с каждой минутой все больше наливается дурной кровью.

На допрос уходит три часа, под конец текст программы плывет, глаза слезятся, но к полудню заканчиваю и делаю вывод, что к дальнейшей службе допустить можно хорошо если двадцать процентов офицеров. Может, столько же испугается расправы и прекратит контакты с преступным миром, но что делать с остальными? Кого ставить на их должности? Просмотреть всех кандидатов я физически не смогу.

Но хуже всего, что программа мои усилия не поощряет никак, я не качаюсь, толкусь на месте, физически ощущая, как каплями крови вытекают драгоценные минуты.

Выпроводив офицеров, вхожу в кабинет, где обосновался Лекс. Он поднимает голову и отчитывается:

— Сайт «Оплота» худо-бедно, но работает. По твоей просьбе прикручиваю ветку жалоб, запускаю завтра. Каждый дельта может пожаловаться на полицейский беспредел да и любую другую несправедливость.

Киваю:

— Сам будешь выбирать дела. Всем помочь все равно не сможем, будем рассматривать самое очевидное. Сделай постоянный пропуск Эду. Где Вэра?

Лекс кивает на дверь:

— У себя, просматривает анкеты рекрутов, первые заявки на работу в «Оплоте» уже есть. Вот только как проверять кандидатов? Надана с ее телепатией улетела в свой зиккурат набирать кадры, Тейн тоже. Тебе не разорваться.

— Пока буду разрываться, что поделать. Давай, выписывай пропуск Эду, вызывай его и формируй под него десятку. Он точно останется с нами.

Лекс хмыкает и отъезжает на кресле от стола, стукнувшись о стену.

— У тебя есть ощущение, что мы своими ничтожными силами пытаемся сдвинуть Землю с орбиты? Пыхтим, кряхтим, а толку ноль. Я понимаю, что прошло всего два дня… Но от объемов работы голова кругом.

— Справимся. Когда Надана собирается вернуться?

— Как минимум завтра к вечеру.

Вздыхаю.

— Небыстро, но тут ничего не поделаешь. Эйзер дал мне безотлагательное задание, и я исчезаю до ночи. Возможно — до поздней.

— Это опасно?

— Да.

— Удачи, Леон, — пожимаю его руку, связываюсь с Виктором и даю ему задание доставить сюда Эда, а сам иду в свой кабинет, находящийся справа от актового зала.

Срочные дела теснятся в голове, стараясь подвинуть друг друга, и среди них проскальзывают дельные мысли. Например, неплохо было бы привлечь Тевуртия, у него наверняка есть на примете зороастрийцы, которые если не войдут в боевые десятки, то в силах помочь в офисе. Набирать персонал из культистов Ваала не очень хочется.

В ближайшее время нужно рвануть в Пафос, найти сестру Боэтарха и поговорить с ней. Если она жрица Танит, вряд ли у них с братцем теплые отношения. Мало того, если он выбрал целью храмы Танит, женщине угрожает та самая опасность, о которой предупреждали меня в видениях, Элиссу — во сне.

А сегодня кровь из носу нужно спуститься к трикстерам и уговорить их переехать на Сабанский полуостров. При мысли о том, что придется снова встретиться с Гитель и остальными, появляется чувство вины, словно я предал их, оставил на произвол судьбы ради лучшей жизни. Возможно, они ненавидят меня и сразу же попытаются прикончить, учитывая то, как мы расстались в последний раз. Но я должен хотя бы попытаться, так будет лучше и для них, они обретут дом, где можно развиваться, никого не боясь, и для меня: мы отобьем храмы Танит.