Охотник
Где-то далеко на Западе
— Так и умру, — пробормотал я, — в этой чёртовой норе.
Которую неделю питаюсь одними сухарями, но будь я проклят, если хотя бы притронусь к «мясу». Пусть от меня и остались кожа да кости, только умереть с голоду мне не грозит.
Горячка убьёт меня быстрее.
Я дрожу всем телом, обливаясь потом на мёрзлой земле. Дышать тяжело. Грязь и соль полностью облепили влажную кожу, въедаясь в раны на голой спине, оставленные кнутом. Тело жжёт огнём.
Работорговцы дают нам на сон четыре часа, но я не хочу отключаться. Потому что больше не выдержу. Меня преследуют кошмары, призраки. Они приходят… потому что скоро я стану одним из них.
Я зажмурил глаза. Но звуки в голове стали только громче.
Звон бутылки о стакан в маминой руке, позвякивание чёток на её шее. Тихий голос Клотиль. Грохот выстрела, лишившего её жизни.
Я слышу своих людей из АЮВ. Перед нападением Рихтера они шутили и смеялись. Все были счастливы. Полны надежд.
Я снова и снова слышу неистовый крик Селены: «Император!». Она почувствовала Рихтера за долю секунды до атаки.
Вспоминаю, как она решительно столкнула меня с бегущего коня в заброшенную шахту. Проломив гнилые доски, я провалился на самое дно прямо перед тем, как прогремел взрыв.
Рация разбилась… под землей меня преследовала лава… бурный водный поток нёс мимо скал… мили… боль… тьма… очнулся я в кандалах.
Работорговцы продали меня куда-то на запад. И теперь я заточён в очередной шахте.
Но чаще всего меня посещает образ Эванджелин. Не знаю, среди живых она или среди мёртвых, ведь я привел её прямо к Императору. Достаточно ли далеко была она от места взрыва? Иногда я думаю, что да, иногда — что нет. Так и мучаюсь в догадках.
Где-то поблизости был Смерть. А ведь он, как и Селена, мог почувствовать приближение Императора. Доминия со своей сверхъестественной скоростью мог спасти Эви.
Я всё бы отдал, лишь бы знать, что она в порядке. Продал бы душу за возможность в последний раз взглянуть в её глаза, мерцающие даже при малейшем волнении. Представляю, как они сияли, когда мы переговаривались по рации, радуясь снегу. От её смеха моё сердце парило в небесах. Она выбрала меня.
Прямо перед взрывом…
Я открыл глаза. Кажется, помимо голосов призраков я слышу чей-то шёпот. Но не могу разобрать ни слова.
Оглядываюсь по сторонам. После последней схватки с работорговцами в глазах до сих пор двоится… собственно из-за этого меня и свалила горячка. В отчаянной попытке сбежать я, щурясь в темноте, замахнулся киркой по замку на кандалах.
И промазал на хрен…
Попав по икре, вырвал добрый кусок мяса. И теперь по ноге пошло заражение. А какой прок от раба, не способного добывать соль? Никакого. Надсмотрщики просто перережут мне глотку и скормят остальным.
Наверно, поэтому, другие узники меня избегают.
Потому что я уже мёртв.
Снова шёпот:
— Охотник.
Кажется, галлюцинации усиливаются. Вместе с ногой я теряю и разум.
— Охотник, охотник, охотник.
Голос настолько реальный, что мне хочется крикнуть: «Я не охотник!» Охотник был идиотом, из-за которого погибли сотни людей. Идиотом, из-за которого, возможно, умерла Эви.
— Охотнииииииик.
— Va t’en! Laisse-moi tranquille! Исчезни! Оставь меня в покое!
— ОХОТНИИИИИИИИК!
Я поднялся с земли, едва не потеряв сознание. Это… голос Дурака?