Восстание Аркан

Глава 32

ДЕНЬ 444 ПОСЛЕ ВСПЫШКИ

— Ну и видок у тебя, без слёз не взглянешь, — сказала Цирцея.

— А ты умеешь подбодрить, Морская Ведьма.

— Ты так измотана, потому что ежесекундно вынуждена с ней бороться.

Больше месяца прошло с тех пор, как я впервые услышала в теплице голос бабушки. Я так ждала этой встречи, стоила грандиозные планы, но в конце концов всё покатилось к чертям.

С каждым днём ей становится хуже. Иногда она начинает на меня кричать, да с такой яростью, что Пол прибегает её успокаивать. А иногда просто бормочет что-то бессвязное.

Но, о чём бы она не говорила, ответов на мои вопросы всё равно не даёт. К примеру, я так и не узнала, зачем к ней приходил Арик.

И всё же, несмотря на бабушкину озлобленность, в последнюю минуту я хочу быть с ней рядом… как не смогла быть с мамой. Поэтому каждый день прихожу в её комнату.

И да, меня выматывает постоянная борьба.

С бабушкой, с неопределённостью по отношению к Арику и с собственными страхами…

Я оглянулась на замок. Зловещее предчувствие никуда не исчезло. Надвигается что-то непредсказуемое. Идёт обратный отсчёт?

Тик-так.

Я решила сменить тему.

— Вообще-то, немного нечестно, что ты можешь комментировать и мою внешность, и психическое состояние, а я даже лица твоего не вижу.

— Опять пытаешься выманить меня на сушу?

Я закатила глаза.

— Нет. Но ты могла бы сотворить фигуру из воды, — как-то она уже создавала своё подобие таким образом, — или снова проделать тот фокус с окном.

Поднялась небольшая волна, и вода начала принимать форму овала наподобие настенного зеркала… открывая окно.

В бездну.

Показалась Цирцея, восседающая на коралловом троне в своём подводном храме. Ниспадающие чёрные волосы, яркие глаза — красивая до невозможности. Жрица царственно склонила голову. В свете очага на её предплечьях замерцали блестящие чешуйки, голубые, как и плавники на локтях.

К слову о презентации, Сол…

Уловив скользящий звук, я вскинула голову. Может, действительно щупальца? Всё-таки, не видя её коленей, трудно сказать наверняка. И не спросишь ведь. Как она себе одежду из морской пены сделала мне, к примеру, тоже интересно, но и дурочкой несмышлёной показаться не хочется.

— И когда ты уже встретишься с остальными членами нашего союза? — спросила я. — Ларк должна тебе понравиться.

Организовать общее собрание было бы очень неплохо.

Цирцея поправила на коленях золотой трезубец.

— Ты много на себя берёшь. Я не состою в союзе ни с тобой, ни с Фауной, только со Смертью и Кентархом. Тем более у Фауны и своих забот по горло, — с её поисками и животноводством, — даже твоя бабушка это заметила.

Вчера бабушка сказала: «Ночью доносятся звериные крики! Каждое новое животное — это оружие. Я слышу хищников, рыскающих вокруг замка, скрежет их когтей. Они съедят твои внутренности!»

Когда я последний раз заглядывала к Ларк, её комната напоминала переполненный ковчег. Тогда я пришла, чтобы покаяться за свои поступки в прошлых играх и поговорить об их со Смертью сделке относительно победы в игре нынешней.

Как обычно, её глаза горели красным цветом. Волосы отрасли в звериную гриву, а когти и клыки ещё больше вытянулись. Чем дольше Фауна соединяется сознанием с животными, тем звероподобнее становится. Разговаривать она была не в настроении.

«Давай по-быстрому».

Когда её глаза стали нормальными, я сказала: «Ты была влюблена в Финна ещё по крайней мере в одной жизни. В той игре я предала вас. И вроде как… убила».

«Ага, Эви, босс рассказал мне об этом ещё чуть ли не в Нулевой День, — а когда-то она говорила, что имела в роду летописцев, скрывая этим настоящий источник информации, — он много чего мне рассказывал».

После этого её глаза снова стали красными. Лишь когда я уходила, она крикнула вдогонку: «Не выпусти животных. Босс сказал, что в замке может находиться только Циклоп».

Не потому ли Арик сделал исключение, что этот волк — мой любимчик?

— Конечно же, твоя бабушка будет предостерегать тебя и против меня, — продолжила Цирцея.

Да, бабушка говорила, что слышит плеск волн под своим окном, и что мои лёгкие лопнут, а глаза вылезут из орбит. И ещё, что Цирцея утащит меня в свою тёмную пещеру, и я никогда больше не увижу белого света.

— Сомневаюсь, что «бабуля» одобряет наши частые встречи, учитывая её точку зрения в данном вопросе, — хмыкнула она.

Я вскинула бровь. Я действительно прихожу сюда почти каждую ночь. Иногда мы со Жрицей обсуждаем прошлые игры. Иногда я просто чувствую её присутствие, и мы сидим в комфортной тишине.

При каждом визите мне приходится выращивать новый участок травы, потому что уровень реки и правда поднимается. Вода уже затопила мост, ведущий в замок, и сейчас волнами бьётся о скалу.

В то время как Фауна увеличивает поголовье животных, наращивая «вооружение», а Цирцея пополняет свои водные запасы, я могу похвастаться лишь тем, что вырастила в своей комнате ещё несколько лоз.

Почему-то мои силы вроде как… слабеют.

— Ты не разговаривала со Смертью? — спросила Цирцея.

Я помотала головой. Он прекрасно обходится и без общения со мной.

— Ему больно, — сказала Жрица, — он знает, что ты можешь выбрать его лишь по одной причине — из-за отсутствия других вариантов. Иногда мне кажется, что он обречён на страдания.

Проклят меня желать.

— Он тебя часто навещает.

Как сказал Арик, они «много» разговаривают. Если мои воспоминания об Арике обрывочны, то с прекрасной Цирцеей они оба хорошо помнят прошедшие века. И пусть они и не могут прикоснуться друг к другу, но вполне могут чувствовать… притяжение.

— Гляди-ка, твои глаза от ревности становятся зелёными, — то же самое и Джек говорил.

Но ревную я не только к Цирцее. Я ревную к… себе самой. Меня доводят до безумия воспоминания об Арике и Фите, особенно о той ночи, когда она собиралась отравить его через поцелуй. К тому времени я довела Смерть до такого состояния, что он уже задумывался, не стоит ли оно того.

И я хочу к нему прикоснуться. Хочу снова довести его… но не для того, чтобы помучить, а потому, что люблю.

Когда-то он сказал Фите: «Императрица, ты была рождена для меня, а я для тебя. Однажды мне удастся тебя в этом убедить».

Что, если он уже меня убедил?

Цирцея рассмеялась.

— Твои глифы снова светятся, Эви Грин.

— У тебя есть к нему чувства? — серьёзно спросила я.

— Моё сердце уже занято, — сказала она, — и я никогда не полюблю другого.

— Правда?

Её глаза наполнились печалью.

— Думаешь, ты единственная кого-то потеряла? В Нулевой День должна была состояться моя свадьба.

Река заволновалась.

— О боже, Цирцея, я не знала.

Тот день должен был стать памятным для нескольких Арканов. Мой день рождения. Годовщина Сола. Свадьба Цирцеи.

Её взгляд стал отрешенным.

— Когда Вспышка осушила моря, я оказалась заточённой в аквифере на дне океана и не могла добраться до родного острова — к жениху, к семье. Мне понадобились месяцы, чтобы оттуда выбраться. Когда я обнаружила, что с ними случилось, то была уже настолько обезвожена, что даже слезинки проронить не смогла.

— И что ты сделала?

По речной поверхности поплыли лепестки. Это я, инстинктивно вырастив розы в знак сочувствия, разбросала их по воде.

— Я… я… — она запнулась, но спустя мгновение напряжённого молчания печально махнула рукой, всколыхнув воду, и наконец продолжила: — хватит об этом. Разговор был о вас со Смертью. В этой игре у тебя есть все шансы причинить ему ещё больше боли, чем в предыдущих.

Теперь я позволила сменить тему ей.

— Почему?

— Ему две тысячи лет, и все эти годы он прожил однообразно. Сейчас же на небольшой промежуток времени (для него действительно лишь короткий миг) благородный рыцарь из другой эпохи влюбился. Ты была с ним считанные мгновенья, но это его сразило.

Словно болезнь. Как и говорили Любовники.

— Смерть жаждет познать до сих пор неизведанные чувства, — сказала Цирцея, — тем более досадно, что некоторые тайны должны остаться неразгаданными даже спустя тысячелетия. Теперь он знает, что значит любить другого человека… но не знает, как это быть любимым в ответ.

— Но я люблю его.

Она выгнула бровь.

— Ещё бы.

Ну и что тут скажешь? Смысл её убеждать?

— Смерть рассказал о видении с десятью мечами, вонзёнными тебе в спину.

Я кивнула.

— Десятка мечей предвещает разрушительную катастрофу, настигшую неожиданно. В яблочко, Мэтью.

— Гмм.

— Гмм, что?

— Эта карта также говорит, что нужно смириться и принять сложившиеся обстоятельства.

Принять то, что судьбу нельзя изменить. По примеру мамы, принявшей папину смерть.

— Значит, я должна смириться с потерей Джека? Как ты смирилась со своей потерей.

Она пожала плечом.

— Ты давно любишь другого.

— Но ведь я поклялась отомстить Рихтеру. Так о каком смирении может идти речь? — Рихтер, я… не иду за тобой? — Знаешь, чего я боюсь больше, чем умереть в схватке с Императором? Что мне придется жить с тем, что он сделал.

— Никто не говорит тебе отказываться от мести. Но что, если мы будем искать его ещё полгода? Два года? Ты хочешь на всё это время поставить жизнь на паузу? Заставить Смерть сделать то же самое? Он так хочет почувствовать себя нормальным человеком. Хотя бы на несколько дней. Неужели ты откажешь ему в этом?

— Я пыталась донести до Арика, что времени у нас не так много, — сказала я, до сих пор чувствуя неловкость за свою опрометчивую фразу, — но он только обиделся.

— Ему нужна жена. А не приятельница.

Неужто она слышит каждое слово, произнесённое в замке?

— Я не хочу мучить его, но не знаю, что делать.

Цирцея впилась в меня пронзительным взглядом.

— Именно этому и учат карты, Эви Грин. Учит жизнь. Если нельзя изменить обстоятельства, нужно меняться самому. Нужно встать и идти дальше… даже с десятью мечами, воткнутыми в спину.

Что хуже смерти? Жить как в кошмаре.

Мама как-то научилась жить без папы. Я научилась жить без мамы. И может, я смогу двигаться дальше без Джека?

— Мне об Арике и думать страшно. Из-за того, что я нарушила правила игры, уже погиб Джек. Что, если и Арика постигнет та же участь?

Цирцея ухмыльнулась.

— Ты, как всегда, слишком много о себе возомнила. Неужели ты и правда решила, что имеешь к этому отношение? Подумай сама, ведь Рихтеру логичнее было бы действовать по-другому: первым делом напасть на Форт Арканов, чтобы уничтожить Мага, волка Фауны и оплот своих врагов. А армию он мог бы просто расстрелять с вертолёта. Но вместо этого он нацелился на смертных и одного игрока. Луну.

Я разинула рот.

— Потому что она была для него гораздо опаснее.

— Она единственная из всех находящихся поблизости Арканов была способна убить его издалека. А следующей мишенью будет Джоуль, ведь он тоже имеет такую возможность, — сказала Жрица, — так что, если кого и нужно винить в гибели твоего смертного, то это Луну.

— Я ни за что не стану её винить.

— Будешь дальше винить себя? — Цирцея покачала головой, и река завихрилась. — А я говорю, что нужно винить Императора.

Как будто перестать себя винить так легко…

Неужели целью Рихтера действительно изначально была Селена? Если судьбу нельзя изменить… выходит, она должна была умереть ещё в тот день, когда мы спасли её от Любовников.

Я сглотнула. Никогда не забуду, как крепко она сжимала меня в объятиях, потрясенная тем, что я оказалась преданным другом. До самого конца, Селена.

— Игра разворачивается, — на дне своей пропасти Цирцея повертела пальцем, и на водной глади завертелась воронка.

После того как бабушка сказала мне искать знаки, я вижу их повсюду. Знак бесконечности. Лук. Изогнутую трещину на скале в форме молнии.

Водоворот.

В памяти всплыл один из моих снов. Когда Маг сотворил для Фауны символ бесконечности, за ними на горизонте уже был один такой символ. За их спинами длинные львиные хвосты переплелись друг с другом, образовав две ровные петли.

Перед глазами дальше сменяются образы. Водоворот Цирцеи напоминает вращение падающего вертолёта. Или карусель, которой никогда больше не повернуть в обратную сторону. Или виток жгута.

— Но как надолго? — пробормотала она, и водоворот затянулся.

— Длились ли игры когда-нибудь больше нескольких лет?

— На самом деле ты хочешь знать, осталось ли у тебя время. Чтобы, получив десяток мечей в спину, снова подняться на ноги. И жить дальше. Спроси, и я отвечу.

Я прочистила горло.

— Осталось ли у меня время?

— Даже если у тебя останется всего лишь час, ты должна подняться, — глаза Цирцеи вспыхнули каким-то фосфоресцирующим свечением, — эмоции похожи на волны. И пока ты ждёшь, когда отхлынет твоё горе, они уносят Смерть всё дальше и дальше. Скоро он станет совсем недосягаемым.

Меня охватила паника.

— Но ведь я единственная, к кому он может прикоснуться. Он не может меня не хотеть, — говорю, прямо как бабушка.

— Глупая Императрица! — Цирцея сжала в руках трезубец.

Из реки поднялась волна в форме руки, готовой меня прихлопнуть, и я попятилась назад.

— Что?

Волна рассеялась брызгами, и водяное окно растворилось в потоке.

— Уложить его в постель ты, конечно, всегда сможешь, — прошептала Жрица стихающим голосом, — но с каждым часом сердце Смерти немеет и скоро станет холодным, как его меч.

Арик тоже сжимает своё сердце?

Оставшись в одиночестве, я вспомнила слова, которые Арик сказал в ночь перед моим выбором: «Клянусь богами, я хочу твое тело, но знай, что и моё сердце принадлежит тебе. Я дарю его тебе, sievā. Всецело вверяю. Береги его».

И вот, значит, как я его берегу…

Арик верил, что если мы займемся любовью — сделаем этот шаг — он сможет наконец назвать меня своей. На протяжении двух тысячелетий он снова и снова укладывал меня в постель, но каждый раз терпел крушение надежд.

И не только в далёком прошлом. Несколько месяцев назад мы уже чуть не сделали это, но я не решилась из-за отсутствия контрацептивов… и из-за любви к другому мужчине. Лёжа с Ариком в кровати, я усыпила его через поцелуй и сбежала. Тогда он подумал, что я снова пытаюсь его отравить, и сокрушённо произнёс: «Ты убьешь меня прежде, чем когда-либо подпустишь к себе».

Как же после этого не отвернуть от меня своё сердце? И если я снова приду с очередным пустым обещанием, то уж точно потеряю его навсегда.

С Ариком всё так запутано, построено на интригах и манипуляциях. Но сейчас мысль о том, что мы вместе состаримся, кажется смехотворной. Неужели мои переживания из-за сделки Смерти с Ларк теперь бессмысленны?

Я усвоила болезненный урок: иногда судьбу невозможно изменить.

И если мне суждено быть с Ариком, то, наверное, Смерти не избежать. Во всех смыслах.

Возвращаясь обратно в замок, я подняла глаза… с неба посыпался снег.