Война 1812

Часть 2. Глава 3.

Прелюдия 3.

Ой, что было, Шеф, что было! Этот Врунгель, оказался на редкость хитрой бестией!

Несколько раз, порко канто мантина джорна билиссима оддове, он был ПОЧТИ у нас в руках!

(Мульт. Приключения капитана Врунгеля.)

Разъярённый атаман казачьего войска Матвей Иванович Платов влетел в штабную избу. Увидел ожидавшего его полковника Чернозубова. С размаха хлопнул дверью. А потом четверть часа, используя чудеса русской словесности, распекал полковника лично, а также его ближних и дальних родственников до самого седьмого колена.

Выдохнувшись на восемнадцатой минуте. Дойдя до золовок, уловок, уголовок и прочих прошма...вок, он повалился в кресло. Тяжело задышал.

- Ты читал, этот чёртов журнал?

Лицо Чернозубова раскрасилось разноцветными пятнами. - Никак нет, ваше сиятельство. Я не читаю журналы вообще. Нет ни одной свободной минуты – некогда. Война-с! Будь она не ладна!

- А ты почитай! - На стол бросили толстое издание с надписью "ВЕСТНИК ЕВРОПЫ". - С двадцать третей по двадцать шестую страницы. Там всё подробно написано. Статья называется: "Испугается ли Европа "Нового ужаса" из России.

Полковник взял журнал словно ядовитую змею. С трудом открыл нужную страницу. Попытался начать читать.

Атаман, с удивлением посмотрел на старания подчинённого, выхватил издание. - Дай, сюда! Сам всё расскажу. - Он свернул журнал в трубочку и ударил им по столу.

- Какой-то французский бумага-марака с именем, прости господи ругаться не хочется, отправил нашим московским марако-бумагам статью, в которой убеждает, что у тебя, в Четвертом казачьем полку, создано "Unite d'elite de plastuns de combat"! (Элитное подразделение боевых пластунов. Франц.).

- Чего создано? - глаза полковника выкатились от удивления.

- Того! Пишут, в твоём полку! Проходят службу бездушные солдаты-убийцы. Которых ты готовишь для выполнения особо опасных поручений.

- Э... Ваше сиятельство, это навет. Это навет и клевета. Ничего такого я не делаю. И никого не готовлю.

- Точно? - подозрительно прищурили глаза.

- Истинный крест! - перекрестились, повернувшись в сторону иконы.

Атаман хмыкнул. Продолжил наезд на подчинённого...

- Француз пишет, ему удалось поговорить с одним из охранников похищенного генерала, который перед смертью кое-что успел рассказать о русских демонах. Так он описал такой ужас! Что твои казаки обладают дьявольскими способностями. Могут больше недели не есть, не пить, не спать. Пять минут не дышать под водой. Почти сутки, не останавливаясь бежать вслед за лошадью. И многое, многое другое. А ещё, он лично видел, как один из казаков ударом кулака пробил дыру в каменной стене величиной с лошадиную голову!

Чернозубов закатил глаза. Затряс головой. Даже начал заикаться. - Матвей Иванович, ересь! Как есть ересь и бесовщина! Разве можно кулаком пробить кирпичную стену?

- Ересь, не ересь, а пишут - четверо солдат твоего полка, используя специальную подготовку "Пластунов", два с половиной месяца назад, пробрались в хорошо охраняемый дом генерала Юзефа Понятовского. Перебили охрану. А это почти полсотни человек. Связали прислугу. Это ещё двадцать человек. Подняли шум на весь город. Походу дела взорвали склад с порохом. Сожгли два стоящих рядом дома. А потом, под покровом ночи, из окружённого войсками здания, выкрали генерала, вместе с любовницей и секретными документами. При этом не получили ни одной царапины.

- Матвей Иванович, уверяю вас! Ничего такого казаки не делали. Притащили генерала. Помню. При нём была записка. Что подарок от жителей Вильно. Но, чтобы мои солдаты вытворяли, такое! Как в статье, этого брехливого француза. – Всё враки и полная ложь. Я своих казачков знаю.

Платов угрожающе помахал журналом перед носом полковника. - А это, тогда, что? С этим, не поспоришь. Это между прочим - документ! Мне его прислал сам министр Аракчеев!

- Спрашивает, что за "Пластуны"? Хитро намекает - когда будут новые подвиги?

Чернозубов вытянулся. Начал преданно поедать начальство глазами. - Ваше сиятельство, вы же сами сказали - их писатели выдумщики и вруны, наши напечатали, а мне разгребай.

Атаман отошёл в сторону окна. Посмотрел на улицу. Помолчал несколько минут. - Значит, говоришь... Ничего такого не было?

- Никак нет. Нашли связанного поляка в поле. Подняли. Встряхнули. Привели в чувство. Привезли в штаб. Сдали вместе с лошадью. Всё!

Руководство продолжило, задумчиво смотреть в окно. - Жаль. Очень жаль.

Глава 3.

Полный, розовощёкий, похожий на колобка, человек, с трудом забрался на наблюдательную вышку. Тяжело дыша, подошёл к князю Ланину. Представился. Поздоровался. Задал вопрос.

- Ваше сиятельство, неужели правда, о чём я слышал?

Главнокомандующий редута перестал осматривать стройку. Повернулся в сторону прибывшего. Почтительно склонил голову. - Милейший Кравцов Потап Григорьевич, откуда я знаю, что вы слышали. И уж тем более не знаю правда это или нет.

- Как же? Дорогой Кирилл Васильевич, говорят сегодня вечером собираетесь расстрелять из пушек мою деревеньку – Шевардино? Мешает, видите ли, она вам. Захотелось потешиться - разметать крестьянские домишки по брёвнышкам.

- Что за бред? Кто сказал такое?

- Сосед мой, Иван Петрович Ладышкин. А ему, по дружбе, поведал Задворкин Сергей Михайлович. А тому передал Горин Антон Иванович. А уже ему сказал князь Волконский Пётр Дмитриевич. Который слышал от вас на балу у графини Барановской. Когда вы изволили показывать летающий в небе шар.

Вселенец повёл плечами. Сморщился. - Потап Григорьевич, услышали непонятно, что. Неизвестно от кого. Через пятые-десятые уши. И сразу наводите панику. Уверяю вас. Никто не собирался расстреливать вашу деревню из пушек. Знаете сколько сейчас стоит порох, картузы, запалы? Про ядра - вообще молчу. Они на вес золота.

Помещик достал платок. Вытер вспотевший от волнения лоб. - Слава богу и всем святым! А то я ужо испугался. Значит, не будете расстреливать Шевардино из пушек?

- Нет, конечно. Что я дурной, что ли? Я её, дорогой Потап Григорьевич, просто... - сожгу.

Собеседник от такой новости закашлялся. Подавился воздухом. - Как сожжете? Почему? Зачем?

Князь дёрнул щекой. - А чего, она!!! Стоит! На пути моего редута. Свет божий загораживает.

- Кк-ка-ка-кой свет? - помещик начал заикаться.

- Тот, – махнули рукой в неопределённом направлении. – Я редут строил-строил. Деньги вкладывал–вкладывал. Людишек мастеровых гонял-гонял. А сейчас оказывается, какие-то деревенские землянки портят вид на mon architectural ensemble! (Мой архитектурный ансамбль. Франц.).

Обиженный землевладелец замахал руками. - Постойте, милейший Кирилл Васильевич, я не понимаю. Вы так шутите или говорите серьезно?

- Дорогой Аркадий Семенович. Абсолютно серьёзно. Мешает мне ваша деревня. – Резко постучали ладонью по горлу. – Вот она, у меня, где!

- Чего вдруг она начала мешать? Раньше не мешала?

Князь выставил ногу вперёд. Махнул подзорной трубой в сторону леса. - Сейчас объясню... Смотрите. Видите, густые заросли кустарника. Рядом идёт дорога к деревне.

- Вижу...

- А теперь, представьте… Из леса, в сторону редута, пойдет десять тысяч французской пехоты. Представили?

- Пока не особо.

Вселенец скривился. Нервно побарабанил пальцами по перилам ограждения. Глубоко вздохнул. Набрал воздуха. Выдохнул. – Хорошо пусть будет больше - двадцать тысяч пехоты! – Он посмотрел на собеседника. Оценив, что не воодушевился цифрами. Решили добавить. – Пятьдесят тысяч пехоты и десять тысяч конницы! А ещё сто пушек. И вот! Вся огромная волна французов движется на мой маленький, скромненький, новенький редут. Видите? Как их много? Всё заполнили. Места свободного нет. Дыхнуть нечем. А они всё идут и идут...

Помещик, ничего не видел и не понимал. Он снова достал платок и вытер лицо. - Кирилл Васильевич, голубчик! Дорогой мой человек! Да, пущай будет хоть сто тысяч пехоты и двести конницы. Вы мне лучше ответьте, накой ляд, вам помешала моя деревенька. Зачем вы собрались её сжигать?

- Как зачем? Я же рассказываю… - у меня пушки. А они идут. Я начинаю стрелять. Неприятель в ужасе разбегается и прячется в вашей деревне. А потом начинают стрелять в ответ по моему редуту! Трах бах – пули, ядра и картечь – всё полетело в мою сторону. И тут, может случиться ужасное – кого-нибудь ранит или не дай бог убьёт. И что мне делать тогда? Придётся стрелять в ответ ядрами. Разносить по щепкам вашу деревню. А заряды знаете какие дорогие? Так, что я подумал и принял решение заранее сжечь деревню. И мне дешевле и врагам больнее.

Кравцов с силой зажмурил глаза. Начал тереть руками. - Но, это же произвол? Спалить деревню по такому предполагаемому пустяку. Вдруг французы не придут. Или придут и пройдут мимо. Может быть они вообще не будут прятаться в деревне?

- Будут, будут. Ещё как будут. У них другого выхода нет.

Расстроившийся гость снова замахал руками. - И всё же! Это безобразие. Я буду жаловаться.

- Кому? Наполеону, который притащит сюда сто шестьдесят тысяч солдат и почти шестьсот орудий? Или Кутузову, который приказал уничтожить пушки, которые будут стрелять из-за домов вашей деревни?

- Я, я не знаю… - Кравцов весь скукожился. Сделал печальное лицо. - Милостивый Кирилл Васильевич, а что делать?

- Что делать? Что делать? - вселенец пожевал воздух. - Продать её надо. Быстренько... Скажем, тысяч за пять. И мне хорошо и вам не обидно.

- Кому я продам? Кто её сейчас купит? Народ весь поубежал.

- Я куплю.

- Вы? За пять тысяч?

- Да.

- Кирилл Васильевич, я сено продаю с полей почти за семь.

- Тогда за три.

Лицо помещика налилось алым цветом. - Какие, три? Там, новый дом с парком, конюшня, амбар, беседки резные. Ручеёк бежит выложенный камешками. Прудик с рыбками… А знаете, что? Берите, за двадцать пять тысяч?

Ланин ухмыльнулся. Дёрнул головой. – Не, милостивый государь. Жечь? Своё имущество. За двадцать пять тысяч - не интересно. Либо бесплатно, либо за две. Определяйтесь. У вас половина часа.

***

Первые штабные офицеры отступающего русского войска начали пребывать в окрестности Шевардино. Хмурые, не выспавшиеся, уставшими глазами, они рассматривали место будущего сражения.

Двое из них повернули коней в сторону странного сооружения похожего на половину большой раковины. Ремесленники деловито убирали леса. Заканчивали покраску стен в приятный голубой цвет.

Военный, который был чуть потрезвее, встряхнул головой. Не поверил в увиденное. Удивлённо переспросил у друга. - Господин майор, вы только посмотрите на это безобразие? Чтоб я сдох! Если это не сцена летнего театра. У моей матушки, под Петербургом. В имении. Один в один такая же.

Напарник медленно объехал непонятный объект. Собрал свои мысли воедино. После чего выдохнул. - Ха, ротмистр. Sept mille diables! (Семь тысяч чертей. Франц.). Вы правы. Действительно, сцена. - Он остановил лошадь. Приподнялся в седле и недовольно осмотрел округу. - Нет, вы, поглядите на этих "Putain de brиleurs de vie"! (Чертовых прожигателей жизни. Франц). Мы, значит, истекаем потом, отступаем, купаемся по рыло в грязи и крови... А они, развлекаются. Смотрят спектакли. – On a mis en place, ici, vous savez, un spectacle de Variеtеs-Montansier! (Устроили, тут, понимаешь, Варьете-Монтансье! Франц.).

............

Миловидная барышня остановила карету возле мосточка через небольшую речку. Вышла наружу. С интересом начала рассматривать странное приспособление, похожее на колодезного журавля. Оно сняло с телеги большого деревянного ежа, повернулось, начало медленного топить в воде. Утяжелённое камнями из заострённых брёвен и сучков оно быстро погрузилось на дно. К нему подплыли два мужика, отцепили верёвки. Механизм развернулся к следующей повозке, которая заняла место первой. Очередного шипастого ежика снова быстро подцепили. Механизм повернулся. И снова начал опускать груз в реку.

Поручик Сосновский, как положено главному покорителю женских сердец 22 бригады, первым заметил и оценил незнакомку. Он в пол-оборота обернулся к ближайшему от него рядовому. Позвал его. - Торопкин, рысью ко мне.

- Кто, я?

- Кадило от ерша...

Солдат мгновенно всё понял и стреканул в сторону офицера. Вытянулся. Начал преданно поедать глазами начальство. - Слушаю, ваше благородие.

- Узнаешь кралю? - кивком указали на девушку, рассматривающую во все глаза процесс заполнения реки колючими препятствиями.

Тот внимательно осмотрел девицу. Удивлённо воскликнул. - Не может быть? Неужели она?

- Может, Торопкин. Всё может. И это действительно она.

- Так, ваше благородие, откель она здесь?

- Отсель, Торопкин. - Сосновский поджал губы. Нахмурился. - Не задавай глупых вопросов. Давай! Быстро метнулся и принёс мне цветы.

Подчинённый оторопело вытаращил глаза. - Ваше благородие, дык куда метнуться? Гдежь я возьму их? Кругом жа одна вода, камни, да ёжики шипастые.

В ответ обожгли злым колючим взглядом. Прошипели сквозь усы. - В поле, болван. Бегом, марш. Возьми, найди что-нибудь колюще-режуще-рубящее. Накоси и принеси. Живо!

- Слушаюсь, господин поручик.

.....

Сосновский, взмахнул большим букетищем травы, среди листвы которой торчало несколько жалких полевых ромашек, и подошёл к рассекреченной незнакомке.

- Мадмуазель Глафира, разрешите выразить почтение и восхищение вашей прекрасной особой. Примите... - Он протянул актрисе огроменную копну листвы. - От вашего самого горячего воздыхателя.

Девушка с трудом взяла букет. - Ах! Ваше благородие господин Сосновский! Вы? Здесь? - Она с трудом переложила букет с одной руки в другую. - Спасибо. Так приятно и неожиданно.

- Милая Глафира Павловна, - поручик щегольски провёл пальцами по усам. - Позвольте поинтересоваться? Какими судьбами занесло в эту далёкую московскую провинцию?

- Я приехала с театром. Вечером будем играть, петь. Пожалуйста, приходите. Буду рада видеть.

- Обязательно и непременно-с, приду.

Очаровательница окинула взглядом присутствующих. Поправила платок. Снова посмотрела на офицера. - Аркадий Иванович? Я хотела узнать. А господин поручик Селезнёв Иван Ильич? Он? Тоже? Здесь?

- Поручик Селезнёв? - удивился Сосновский делая серьезное задумчивое лицо. Нахмурил лоб, вспоминая. Почесал пальцем висок. - Увы-с. Милостивая госпожа Суконникова. Не знаю такого.

- Как же, Аркадий Иванович? Он же служил вместе с вами? Такой, чуть пониже, с серыми, печальными глазами?

- Ах, любезная Глафира Павловна. С кем я только не служил. Кого я только не встречал. И с серыми, и с белыми, и даже с зелёными глазами. А сколько я убил на дуэли! И не сосчитать! Кстати, последнего заколол именно с серыми, печальными глазами. Один удар - один укол – и всё! Уже давно на погосте - мир его праху.

- Заколол? На дуэли? - девушка испугано прижала руки к груди.

Сосновский, видя, что перегнул палку. Решил исправиться. - Мадмуазель Глафира. Вы, наверное, что-то перепутали. Хотели спросить о штабс-капитане Селезнёве Иване Ильиче?

- Божечки святочки! А он, что? Уже штабс-капитан?

Поручик ненавязчиво повернулся. Чуть подался вперёд, показывая на груди два ордена. - Да-с, любезная Глафира Павловна. Штабс-капитан. - А вообще, мы здесь, все! Как один – герои! И нам есть, что показать. И чем похвалиться.

Гостья продолжала жалостливо задавать вопросы. - А господин Селезнёв Иван Ильич? Он, тоже? Герой?

- Ещё какой. Но! Милостивая сударыня, - глаза опустили в землю. Тяжело вздохнули. - Не хотел вас расстраивать, а придётся... Он серьёзно ранен. Даже смертельно...

Девушка закатила глаза. Качнулась. Приготовилась упасть в обморок. – Ох-тя, божечки мой! Как? Куда? Когда?

- В сердце. Думаю, вряд ли выживет. Да-с. Le destin est un mеchant, mademoiselle! (Судьба-злодейка, мадмуазель! Франц.). От неё не уйдёшь. У каждого своя дорога. И у многих она последняя…

Влюблённая особа начала заваливаться. Её нежно подхватили. - Кстати, а вон, и он! Летит. - Показали на штабс-капитана, быстро бегущего в их сторону с ещё большим букетом травы.

Поручик сделал доброе дело. Подержал в руках. Поставил обмякшее тело на место. Немного отошёл в сторону. Недовольно скривился. Забормотал под нос…

- Несётся - черт ретивый. Сердцеед - недоделанный. Эх, жаль! Князь запретил дуэли из-за неё. А то я бы показал кое-кому кто из нас лучше и достоин большего.

***

Макарка Болотин, главный слухач, направленный, от группы московских землекопов, на прослушивание "Коломенских новостей", сидел на нижней ветке ближнего к радиоузлу дерева. Забравшись заранее, за несколько минут до начала передачи, он приготовился внимательно слушать и запоминать всё, что будет передавать тарахтелка.Прозвучала приятная музыка, сигнализирующая о начале трансляции. Макарка напрягся и начал не просто слушать, а ещё повторять про себя слова, звучащие из рупора.

…. - Добрый день, уважаемые слушатели. В эфире самая популярная станция страны - "Радио Коломна". Московское время четырнадцать часов пятнадцать минут после полудня. Сегодня у нас в гостях князь Кирилл Васильевич Ланин, который выступит с важным объявлением. Прошу, ваше сиятельство, говорите. - Здравствуйте, дорогие друзья. Объявляю рабочий день на один час короче. Сегодня. В восемь часов вечера. У восточной стены редута. Состоится представление театра из Коломны. Приглашаю всех прийти и посмотреть на выступление актёров.- Ваше сиятельство? - ведущий, заметив, что гость собирается уйти, решил остановить его. – Не могли бы ответить на несколько вопросов наших слушателей?- Кх-м, - недовольно прохрипели в ответ. - Вообще-то я сильно занят. Но, так и быть. Останусь на пару минут. Спрашивайте.- Ваше сиятельство, всех интересует? Мадмуазель Суконникова приехала? Она будет сегодня выступать вместе с театром?- Конечно. Как без неё. Она актриса театра. Значит будет выступать.- А правда говорят, что она признана "Золотым голосом России"? И что её неоднократно хотели выкрасть враги из-за границы?- Нет, это неправда. Я не слышал такого. Особенно про кражу из-за кордона. Это какой-то бред. Про "Золотой голос" тоже ничего не скажу. Не знаю, кто её признал. Что это за конкурс? По моему мнению, максимум, на что она способна претендовать – это "Серебряный голос". Может быть "Позолоченный", но не более.- Месье Ланин, ещё все говорят, что вам постоянно приходят предложение продать Глафиру. Ходят слухи о каких-то заоблачных, безумных, просто немыслимых суммах. Например, что Император Священной Римской Империи и первый австрийский Император Франц I, ради неё, присылал делегацию послов и предлагал за обычную крепостную певунью - пять миллионов австрийских шиллингов?- Уважаемый ведущий, это ложь, распространяемая завистниками и злопыхателями творчества певицы. Не скрою - Суконникову хотят купить. Но, за гораздо меньшие деньги. Насколько помню, последнее предложение было всего двести тысяч рублей. Как видите, это не миллион. И уж тем более не пять….

- Не может быть! - под Макаром, от таких цифр и новостей, обломилась ветка и он вместе с листвой свалился на землю. Поднялся. Потирая место чуть ниже спины, быстро похромал в сторону села Семёновское. Приговаривая, чтобы не забыть. – Цельных пять миллионов! ПЯТЬ! Мать её за душу! Пять миллионов! За простую крепостную девку! А наши земляры копают, и не знают. А тут… Такое!!!

***

Реклама - великое изобретение человечества. А антиреклама превзошла, это изобретение, в несколько раз.

Яблоку некуда было упасть перед небольшой театральной сценой. Посмотреть выступление, помимо многочисленных работников, пришли все, кто мог дойди из ближайших деревень. И стар и млад и даже больные, косые, хромые с младенцами на руках. Люди желали посмотреть, а точнее услышать голос крепостной девицы, за которую сам Император Священной Римской Империи собирался заплатить невиданные деньги. Кто-то говорил пять. Кто-то десять. А кто-то даже цельных сто миллионов нерусских рублей.

На суд уважаемой публики был представлен патриотический спектакль "Артиллерийская баллада".

Люди стояли стеной. Седой, глуховатый старичок-лесовичок, где-то из задних рядов, понимая, что с его силами и возрастом вперёд не пробраться, толкал в бок знакомого высокого парня...

- Стёпка, слышь? Ась? Стёпушка? Не молчи. Чагось, там? В ракушке? Начала петь, эта... пигалица? Которая стоит кучу денег?

- Не до этого ей, - пробурчали в ответ. - Она собралась на бал-маскарад. Одела мундир своего кузена – корнета от артиллерии. Бегает в нём по сцене и всех дурит - будача она и есть настоящий офицер.

- Чегось делает? - откуда-то снизу посмотрели на говорившего. Дёрнули за руку. - Как может баба быть хфицером? Да ещё артиллеристом? Ересь это и плутовство! Ты лучше кажи – когда, ента Глафира, петь ужо начнёт? Сказывают голос у неё дюже золотой.

- Откуда я знаю? Там, у них, война началась с французами. Так она вообще прямо в чужом мундире поскакала воевать.

- Куды поскакала?

- На войну. Грит, Родину спасти надо. Моченьки нет - огонь кипит в груди!

Лесовик затряс седой бородой. - Вот, дурында! Война – дела мужицкое. Баб не берут.

Действие спектакля увлекло парня настолько, что он не заметил, как засунул большой палец в рот и начал нервно грызть ноготь. - Ой, не знаю – не знаю, дедуль. Тута-ча всё могет быть. Такое начинается! Вона ужо прискакала к Кутузову. Грит, так и сяк, возьмите в офицеры. Ради Христа! Он как раз думает. Брать - не брать.

- Кто, Кутузов?

- Нет, кочерыжкины дети – Наполеон. Ну, вота-ча... - всё! Уговорила князя. Остаётся служить. Кутузов сказал - носи мундир чужой, как свой. Руку пожал и орден приколол на грудь.

- Не может быть! - старичок привстал на носочки. Попытался выглянуть из-за спины стоящих впереди зрителей.

- Ого! - Степан присвистнул. По толпе пошли крики удивления.

- Чего-сь, там? - дед не оставлял попыток найти окошечко. Метался из стороны в сторону. - Сподобилась? Петь, будя? Ужо в конце концов?

- Не, - Степан ошалело посмотрел на лесовика. - Вызвала самого задиристого поручика на дуэль. И при всех господах офицерах собралась его застрелить...

.......

- Дорогие друзья. В завершении нашего выступления. По многочисленным просьбам. Несравненная Глафира Суконникова, исполнит новую песню под названием "Москва златоглавая". Она посвящена всем русским людям - защитникам нашей славной, древней столицы. Слушаем, а кому любо подпеваем.

- Москва златоглавая, - едва слышно начала распевку миловидная девчушка в мундире корнета.

- Перезвон колоколов, - её голос, подобно водопаду, наливался, расширялся, набирал силу, с шумом выплёскивался наружу.

- Царь-пушка державная, аромат пирогов, - он заиграл, зашумел, заискрился переливами, красками, оттенками.

- Эх!!! конфетки-бараночки, словно лебеди-саночки, - волна энергетики, усиленная двумя десятками гармоней, пошла по многотысячной толпе подобно ловине. Начала сжимать сердца, выбивать слезы из глаз.

- Ой, вы кони залетные, слышен крик ямщика.

Молодицы румяные, от мороза чуть пьяные

Грациозно сбивают рыхлый снег с каблучка...

......

- Матерь божья! - удивлённо звучало со всех сторон в ответ на пение. - Ай да девка! Ай да красная! До чего же ладная, складная, голосистая... Хрен, этим немцем, а не сто миллионов! Не отдадим!

- Кого?

- Ни её, ни МОСКВУ!

***

Огнедышащий кавказский парень, он же командующий второй Западной армией, Багратион Пётр Иванович, недовольно раздувая ноздри, зашел к Кутузову.

- Ваше сиятельство, я только, что объехал и посмотрел всё, что наворотил, этот... горе полковник. И вот мое мнение! Из него строитель фортификаций! Прости, господи! - Посмотрели на икону. - Как из меня пьяный горшечник. У меня нет слов - это безобразие!

Кутузов сидел за столом перед картой, кутался в шинель, пил чай. Глотнув кипятка, он не торопясь произнёс. - Напрасно вы так о князе Ланине, любезный Пётр Иванович. - Поднял указательный палец, покачал им. - Между прочим, сам государь-император, в своём последнем письме хвалит его и называет... Un talent jeune et talentueux. (Молодое и талантливое дарование. Франц.).

- Не может быть! - не поверили сказанному. - Ваше сиятельство, простите! Но, это - чёрт знает, что! А не укрепление. Какого дьявола! Он всё замаскировал? Зачем эта листва, кусты, цветочки? Он быещё...- Il a cassе la serre et a lancе les oiseaux. (Разбил оранжерею и птичек запустил. Франц.). Мы в армии – или где? На черта он спрятал все пушки? Завалил ветками? Что это за сети по всему редуту? Как он через них будет стрелять?

Командующий спокойно погонял чай между щёк. – Милейший Пётр Иванович, вам что-то не нравится? Говорите, прямо. Не таясь

Багратион нахмурил густые брови. - Говорю, прямо. Не нравится – ВСЁ! Я не смогу воевать на этом ужасном участке поля! Где этот плут и мошенник перекопал, изувечил, изуродовал каждый метр. Тут же везде - яма на яме, рытвина на колдобине. Какого черта навалили камней у леса? Что за узкие траншеи в земле? А ежей, в реку, насовали, зачем? Как я буду наступать? Обходить? Совершать фланговый прорыв? Мне потребуется скорость, напор, быстрота. А здесь? Солдаты сразу же поломают ноги. Искалечатся. Про конницу молчу, вообще!

Кутузов покрутил стакан с чаем. Погрел руки о стенки сосуда. Подул на горячую воду. Посмотрел куда-то вдаль. - Дорогой Пётр Иванович, а ты не будешь наступать.

- Как не буду? Как можно бить неприятеля не наступая?

- Вот, так… Отведешь войска в сторону Семёновского. Встанешь за лесом. Недалеко от флешей. - Ткнули пальцем в карту. - Здесь. И будешь ждать.

- Чего ждать?

Главнокомандующий снова сделал глоток. Укутался в шинель. Таинственно помолчал. После чего произнёс. – Моего приказа.

Багратион сощурился. Хлопнул рукой по ноге. - Я-то отойду. Чего не отойти? Я уже давно отхожу. От самой границы. Когда надо драться и гнать француза в обратную сторону! Только кто это будет делать? А? Понял! Воевать будет - этот, ваш Jeune talent? (Молодой талант. Франц.).

В ответ спокойно покачали головой. Поставили стакан на стол. – Вначале редут, пушки, обманки и перекопанное ямами поле. А потом посмотрим.

***

Трое ряженых крестьян остановились отдохнуть на холме, в нескольких метрах, от хорошо накатанной просёлочной дороги. Один из них залез на высокий куст. Вытащил подзорную трубу. Осмотрел окружающую местность. Увидел пушки, расположенные в линию с левой и правой стороны высокого холма. Начал считать.

- Двадцать пять... шесть... семь... восемь. - Убрал окуляр от глаз, посмотрел вниз. Продублировал информацию находящемуся снизу. - Янек, вижу двадцать восемь пушек. Стоят вплотную друг к другу. Рядом с каждой пушкой по два-три человека обслуги. Получается вся местность просто набита русскими орудиями. С той стороны тридцать и с этой двадцать восемь.

Наблюдатель поднёс оптический прибор к глазам. Продолжил бубнить под нос. – Так, привезли ещё одну. И ещё. Стало быть... двадцать девять. Тридцать. С каждой стороны по тридцать орудий. Итого шестьдесят штук. Все - 12-фунтовые.

Трубу повернули чуть в сторону. – Здесь у нас, что? - Он вдавил окуляр в глаз. И тут же начал ругаться. – Ах, вы! Московские курвы! Добры паны, поглядите на них! Что вытворяют, эти скотинки?! Надо же было додуматься до такого непотребства?

- Янек, чего, там? - приятель, стоявший у ствола, спросил сидящего наверху.

- Гжегош, не поверишь! Сучьи дети! Притащили к орудиям деревянных кукол, разодетых в форму солдат. Поставили рядом. Будто пушкари.

Внизу удивлённо задрали голову. - Не может быть. Вот так новость! И зачем?

Очевидец не ответил. Застыл на несколько минут. Стал подробнее разглядывать происходящее возле холма. Снова наклонился вниз. - Гжегош, они не просто поставили обманки, они меняют их местами. Будто, те настоящие, живые люди. Они двигают их по полю. Несколько солдат, ходят среди деревяшек и перетаскивают с места на место.

Снова поднёс трубу к лицу. Продолжил описывать увиденное. – Вон, человек. Взял чучело, перенёс, поставил. И другой передвинул куклу. А вторую положил на землю.

- Матка Боска! – после очередного наблюдения, высотник чуть не сорвался с ветки. Начал сильно ругаться. - Ах, вы, черти запечные! Поглядите на этих христопродавцев! Уже ни в какие ворота!

Приятель решил позубоскалить. – Матюгаешься, будто деревяшки ожили?

- Нет! Мать моя - курва! И соседская жена – тоже! Гжегош, это гораздо хуже!

Внизу дерева приплясывали от нетерпения. Ждали ответа. - Янек, чего, там? Говори скорей!

Верхолаз, с максимально возможной скоростью, спустился вниз. Быстро подошёл к сидящему у соседнего дерева третьему разведчику. Тот, полулежал, оперевшись спиной на ствол. Крутил полевую ромашку в зубах. Думал о чём-то своём.

- Пан Каминский, разрешите доложить? Очень важное наблюдение.

- Докладывай, - ответили, не выпуская цветок изо рта.

- Все тридцать пушек, которые русские притащили на левую сторону холма – это обманка.

- Как обманка? - переодетый офицер вскочил с места. Выплюнул ромашку изо рта.

- Пан капитан, я хорошо рассмотрел! Это не пушки. Деревянные макеты! Они, все! До единого! Из дерева.

- Не может быть!

- Пан Каминский! - протянули наблюдательный прибор. - Взгляните сами. В трубу видно, стволы - не железные. Не блестят на солнце. Грубо покрашены черной краской и не имеют выходных отверстий. А ещё, вокруг них, стоят деревянные куклы, одетые в военные мундиры. И их зачем-то двигают по полю.

Офицер выхватил трубу, быстро подошёл к насиженному кусту. С кошачьей легкостью залез на место наблюдателя. Затих и внимательно осмотрел окрестности...

- Дьявол меня разорви! - раздалось громкое шипение сверху. А потом спустя несколько минут забористая ругань. - Чёртовы москальские курвы! Это же надо – придумать! Всё! Всё – из дерева. Даже ядра у пушек – сложили горкой - и те деревянные!