Война

Глава 8

Секретное заседание церковного трибунала в городе Тобольск, столице Сибири. Храм Аввакума Пророка. Подвал, защищенный от прослушивания, как с помощью технических средств, так и с помощью силы.

Стены подвала, в котором собралось больше двадцати высокопоставленных сибирских монахов были сложены из плохо обработанных черных камней. Низкие потолки. Высоким людям приходилось пригибаться, дабы не ударяться о них головой. Свет шел от горящих белым пламенем факелов, закрепленных в медных держателях в форме рук. В углу помещения чадила дымом огромная печь, так же сложенная из камней, но куда более искусно, чем стены старой обители. Пламя внутри нее гудело и плевалось белыми, синими и зелеными искрами. Если приглядеться, можно заметить что внутри печи догорает человеческое тело. Рядом, прикованный цепью к стене стоит голый человек и, обливаясь потом, смотрит в сторону стола, за которым расселись монахи и на печь, в которую недавно угодил его товарищ.

Его спросили.

— Тебе есть, что добавить к своим показаниям, Евдоким?

Прикованный человек вздрогнул.

— Я, гы-ы-ы, — не сдержал он отрыжку, испортив воздух запахом кислятины и разложения. — Простите. Простите, — расплакался он, упав на колени перед трибуналом. — Я искуплю вину. Пожалуйста. Расскажу все что знаю. Не убивайте.

Он заскулил, словно побитая собака и попытался подползти на четвереньках к столу, в попытке поцеловать подол мантий монахов, но цепь что его держала, натянулась и не дала ему к ним приблизиться.

Сидящий во главе стола инок Олег кивнул своему помощнику и главному палачу храма и тот встал и подошел к скулящему и льющему слезы грешнику.

— НЕТ! — Вскричал тот. — Не трогай меня, церковная шавка!

Он преобразился. Из забитого жалкого человека он превратился в матерого волка, скрывающего до поры свои намерения за маской раскаявшегося человека. Подпустив рясофорного послушника ближе, он, оскалившись, с пеной у рта, прыгнул на него и попытался свернуть ему шею. Тот был к этому готов и прервал полет приговоренного ударом пудового кулака по лбу. Вспышка света и продавшийся Энею человек из обычных людей падает на пол без сознания. Подхватив его за подмышки, рясофорец подтащил его к печи, открыл в ней железную дверцу и бросил человека в огонь. Тот так и не очнулся, сгорая в священном пламени при полном молчании и молитве сидящих за столом. Хоть Церкви и не удалось защитить бренное тело этого человека от пагубного влияния демонического владыки, его душу, он не получит. Священное пламя оградит ее от скверны, и она уйдет на перерождение и возможно в следующий раз этот человек родится чистым и пойдет другим путем, далеким от разбоя и предательства рода человеческого.

— С этой мразью покончено, — удовлетворенно высказался отец Олег, чьи глаза горели праведным гневом, а перебираемые пальцами четки в руках вспыхивали светом.

— Глупый человек был, — поддержал инока брат Везувий, поставивший последнюю точку в деле Евдокима Кулака и закрыв папку с его именем с отвращением на лице.

Поднялся небольшой шум. Служители церкви начали вставать с мест, желая покинуть это душное помещение, пропахшее потом и вонью приговоренных к сожжению. Ладан в подвешенном к потолку кадиле на нескольких цепочках прямо над центром стола не помогал и испускаемый им благовонный дым фимиам не справлялся со своей задачей.

— Не расходимся, братья, — остановил их голос монаха Павла, игумена храма Аввакума Пророка. — Мы забыли обсудить дела кудесников, что возвращаются в Сибирь после войны. К некоторым из них у Церкви есть вопросы.

— О ком идет речь? — Спросил его отец Олег, что так и не встал из-за стола и потянулся за кувшином морса, щедро плеснув в свой стакан бодрящего напитка.

— Да хотя бы о нем, — не глядя, взял один из листов перед собой отец Павел, прочитав заглавие. — Боярин Смирнов Семен Андреевич. 15 лет. Кудесник третьей ступени.

— О, как, — зашептались за столом.

— Откуда у мальчишки такая сила?

— Его проверяли?

— Кто он?

— Тихо-тихо, — унял шум игумен. — Думаю, нам стоит выслушать отца Олега. Он уже сталкивался с этим молодым человеком при странных обстоятельствах. Его подозревали в сговоре с неким Глебом Калязиным и в убийстве нашего брата, послушника Харитона, но он был оправдан и уважаемый нами отец Язон велел его отпустить, но новые факты заставляют задуматься, так ли он был прав? Пятнадцатилетний мальчишка и уже кудесник третьей ступени? Что скажете, отец Олег?

Тот выдержал паузу и с шумом, ударил уже пустым стаканом по столу, сказав лишь одно слово.

— Виновен.

Я проснулся от боли в груди, с удивлением осознав, что нахожусь внутри своего дрожащего, словно на ветру, духа. Что-то изменилось... Ощущения стали другими. Что меня сюда выдернуло и почему я здесь? Я начал оглядываться в поисках ответов на вопросы.

Дух в целом стал выглядеть еще более призрачно, чем раньше. Если до этого все пространство вокруг имело синий, насыщенный цвет, то теперь мой дух ближе к голубому оттенку, просвечивающему, как хрусталь на свету. Я срочно полетел в сторону средоточия. Моя первая форма, которую я назвал «лес», все также летала вокруг него в виде миниатюрного цветущего дерева абрикоса, едва шевеля листьями, словно ловя ими порывы ветра, а вот семейная мутация... Клубка нитей больше нет. Пока я спал, мутация прошла череду трансформаций и теперь рядом с абрикосом летает стеклянная трехгранная пирамида, внутри которой клубится туман цвета сирени. Я начал прислушаться к своим ощущениям, в надежде понять, что же произошло. Неужто тот последний, поглощенный мной самый большой кусок твари-паразита так сильно повлиял на мою мутацию?

Черт! Как же невероятно сложно развиваться без поддержки семьи и семейной же библиотеки. До всего приходится доходить своим умом, опираясь только на интуицию. Где теперь та библиотека со знаниями собранными предками по всему миру? Забрала ли ее мачеха с собой, когда сбежала из страны или ее конфисковал Император? Одни вопросы и ни одного ответа.

Вот ко мне пришел отклик от пирамиды. Почувствовав мои манипуляции, она начала гудеть, и я поспешил убрать от нее руки, но это не помогло. Гул внутри духа нарастал, а потом меня с головы до ног накрыло вырвавшимся из пирамиды сиреневым туманом и в следующую секунду меня грубым пинком выкидывает в пространство призраков, так я назвал то измерение и свое состояние, в котором я сейчас нахожусь вне своего тела, невидимый никому. И вот я снова лечу, неведомо куда. Подозреваю что во Францию. К родственничкам. Снизу, как и в первый раз проносились огни городов, леса и моря. Я не чувствовал скорости, зато отчетливо почуял запах моря. В первое мое путешествие я был лишен обоняния. В чем причина изменений? Я стал сильней? Выходит так. И что еще изменилось? Эти и другие вопросы я задавал себе, пока летел.

Я не ошибся. Подо мной Париж. Меня тянуло в сторону предместий, но скорость замедлилась, и я смог сполна рассмотреть окружающие меня виды. Сейчас старый город не напоминал себя прежнего. Куда исчезли яркие краски вывесок на витринах булочных? Где те парады, что устраивали на улицах жители города каждый день, празднуя очередной праздник? Где вся зелень на улицах? Да. Ее и раньше было мало, отдельные деревья, закованные в бетон, но ведь и они пропали.

Ночь на дворе. Людей почти нет. Света на улицах было мало. Желтые фонари словно заплыли жиром изнутри и не освещали подворотни. Многие магазины разграблены. От машин, что стояли по обочинам улиц, остались одни сгоревшие остовы. Везде лежит мусор. Горы мусора, который никто не вывозит. Среди его куч бегают крысы. На перекрестках дорог хоть немного разгоняя мрак, стоят посты полиции и армии. Прячась за мешками с песком и окружив себя машинами, с включенными мигающими сигналами, они освящали округу мощным светом прожекторов, чей луч нервно мотался из одной стороны улицы в другую. Спрашивается, что у них здесь происходит? Они словно в осаде и воюют с кем-то. Неужели дела в Европе так плохи?

Я полетел дальше. Вот и первая встреченная мной машина гражданского населения, а не полиции. Старенький грузовик с открытым кузовом без груза и без номеров. Решив понаблюдать за машиной, я пожелал немного притормозить полет и мне это удалось. Я замедлился и стал следить за двумя неграми в кабине автомобиля, это, кстати, давно никого не удивляет. Население когда-то белой Франции уже наполовину состоит из чернокожих людей. Вывезенные в прошлом из колоний в качестве рабов, их предки прижились во Франции, и теперь составляют большинство населения страны.

Машина остановилась, и они вышли из кабины, хлопнув скрипнувшими дверьми. Я летал рядом, когда они заговорили. Так я узнал о себе еще немного новой информации. Теперь я не только чувствую вонь Парижских улиц, но и понимаю, что говорят люди на другом языке, а французского я конечно не знал.

— Пьер, сними меня на телефон.

— Чего? — Спросил тот самый Пьер, оборачиваясь на напарника, что шел позади и сейчас натягивал на голову средневековую шляпу чумного доктора.

Она одним своим видом навевала ужас. Кожаная, помятая, вся в потеках чего-то темного, с круглыми дырами для глаз, окованными серебристым металлом и не дающим рассмотреть эти самые глаза. Для носа предусмотрен длинный, острый клюв, как у рогатого ворона или аиста. Маска полностью скрывала лицо. В темноте, человек в ней выглядел словно демон во плоти.

— Друзьям хочу видео послать. Пусть поржут. Сними.

— Ты сдурел, Омар? — С испугом спросил его Пьер, оглядываясь по сторонам. — Мы на работе.

Он боялся, что их увидят.

— Я быстро. Не трясись. Никто не заметит. Все побаиваются лишний раз выглянуть на улицу.

Он всунул в руку опешившего Пьера свой телефон и подбежал к лежащему посреди дороги трупу и дал команду снимать, пока сам начал с умным видом ходить вокруг раздувшегося тела мертвого человека, описывая характер его ран, и выдвигая теории, от чьих рук он погиб. Он переворачивал тело и осматривал его, словно тот самый чумной доктор прямиком из пятнадцатого века. Наверно Омар плохо знал историю и не догадывался, что эти самые доктора трогали своих пациентов тростью, не дотрагиваясь до них руками, и все равно они умирали от чумы также часто, как и больные.

Я только удивлялся людской глупости. Перестав удерживать себя на месте, я позволил неведомой силе снова унести меня в направлении родной крови. Мрачный Париж, превратившийся из города влюбленных, в средневековый город, без прикрас, как есть на самом деле, был мне неприятен и даже отвратителен.

На сей раз меня притянуло не к ферме, а в дом, на чьих воротах Людмила посмела вывесить герб княжеской семьи Смирновых, соседствующий с гербом бояр Чернозубовых. Тварь.

Пролетев пустырь без единой капли жизни, все деревья и кусты сада превратились в мертвую органику, я влетел в сам дом. Прошел сквозь стены и очутился на втором этаже, в большом кабинете, где собрались несколько десятков человек, что общались между собой на повышенных тонах. Большинство из присутствующих я знал.

— Нужно уходить пока не поздно! Мы получили от Энея все что хотели. Чего мы ждем, Людмила?

Моя мачеха сидела не во главе стола, а рядом, по правую руку, но вопрос был адресован ей, а не боярину Чернозубову, что заседал на этом собрании.

Людмила была очень на него похожа. Та же хитрая улыбочка, за которой скрывается жестокость. Те же прищуренные как у змеи глаза и скуластое, вытянутое лицо.

Она ответила, продолжая лениво, отточенными годами движениями красить ногти на руках.

— В последнее время ты стал слишком нервным, братик мой, Борис. Чего ты так боишься? — Спросила она, усмехаясь и разговаривая с ним словно с маленьким мальчиком. Подтрунивая.

— Я боюсь?! — Вспылил он, стараясь не смотреть на отца. — Напомни мне, зачем мы пошли на все эти жертвы? Не ради ли силы?

Мои близкие и дальние родственники за столом зашумели.

— К чему ты клонишь? — Спросил Бориса его брат, Градислав.

— К чему? — Вновь вспылил Борис. — Как вы не видите? Эней больше не нуждается в нашей поддержке. Когда настанет тот самый час, что вы думаете, он с нами сделает? Отпустит? Ха! Нужно бежать пока не поздно. Все мы получили силу, которую нам обещали. Пора и честь знать.

Мой отец, который сидел позади мачехи алчно сверкнул глазами и высказался.

— Франции осталось жить недолго. Если мы уйдем сейчас, то те знания что они накопили за века, пропадут, а там, позволю себе напомнить есть то, что заинтересует даже нас.

Борис, оказавшийся, на мой взгляд, самым умным их присутствующих здесь мразей, закричал.

— Вас что, не беспокоит, что происходит на улицах?! Сила полубога червей расползается по округе как чертово поветрие. Он превращает людей в скот. Изменяет их. Распаляет в них худшие черты, трансформируя в трусливых себялюбивых гадких тварей, готовых удавить за кусок хлеба родную мать. Всеми в городе завладело равнодушие. Он сеет хаос! — Раскрасневшийся Борис замолчал и оглядел стол в поисках единомышленников, но от него все отворачивались.

Глава боярского рода Чернозубовых перестал молчать. Не скрывая вспышки гнева в глазах, он спросил.

— Все что мы слышим от тебя сын, это крики. Чего ты от нас хочешь?

— Да ка же вы не понимаете? Что с вами? — Взмолился Борис. — Если мы не убежим через «лестницу в небо» из обреченного мира, то станем рабами Энея.

Чернозубов поморщился.

— Дирижабль уже готов. Мы в любой момент готовы уйти, но муж Людмилы прав. Знаний много не бывает. Подождем немного. Есть шанс сорвать неплохой куш.

— Отец!

— Хватит, Борис. Мы все тебя услышали, но это стоит того чтобы рискнуть.

Главу рода Чернозубовых поддержали одобрительным гулом все члены семьи.

— Дядя перенервничал, ха-ха-ха, — рассмеялся с другого конца стола Глеб Калязин, которого я вначале не заметил. Он сидел рядом с моим братом по отцу и сестрой. Встав со своего места, он напрямую обратился к главе рода Чернозубовых. — Это я виноват в плохом душевном состоянии дяди Бориса, дедушка. Прости меня и не ругай его.

— Ты? — Удивился он.

— Да, я, — улыбнулся он очень знакомой мне садистской улыбочкой. Дежавю какое-то. — Наши комнаты рядом. Слышимость хорошая. Ему видимо мешали спать крики тех людей, что я поймал ошивающимися рядом с нашим домом.

Брат Людмилы, Борис, помрачнел, а я растерялся. Дед? Дядя? Да кто этот Глеб такой? Кого же он мне напоминает?

— Петру, — посмотрела мачеха в сторону Глеба, — удалось узнать, что эти люди выжившие инквизиторы, направленные во Францию из Рима, — многозначительно заметила она.

— Молодец, внук. Я в тебе не сомневался, — похвалил Глеба боярин Чернозубов и я все понял. Срань! Людмила каким-то образом умудрилась вернуть к жизни еще одного моего «любимого» брата. Петьку! Так вот откуда он обо мне знает и на что он тогда намекал при встрече? О, боже. Моя дрожащая семейка совсем чокнулась. И куда они собрались бежать скажите мне? Что им даст известная всем аномалия «лестница в небо» что в Охотском море?

Собрание продолжалось, но меня уже здесь не было. Я уловил неприятные вибрации силы, отзывающиеся болью в моем духе и, чувствуя, что это важно, пожелал оказаться там, и меня дернуло в сторону. Пролетев через десяток домов насквозь, я остановился рядом с тем человеком, что проводил первый, виденный мной ритуал по закладке зерна гнили. Это из его рта вылез тот белесый червяк.

Осматриваться времени не было. То, что сейчас здесь происходило, меня обескуражило. Напротив меня, на коленях, содрогаясь от судорог, стоял лорд Маркус. Ему я желал мучительной смерти наравне со своей психически нездоровой семейкой.

— Эмиссар, — попросил он, обращаясь к человеку рядом с которым я парил в воздухе, — вы обещали. Пожалуйста.

Выглядел Маркус отвратно. Все его тело оплыло и покрылось жиром. Руки вывернуты винтом и перекорежены. Ноги стали короче и больше подходили кузнечику, а не человеку. На спине огромной гематомой вырос горб.

Заговорил этот невзрачный человек. Эмиссар.

— Ты очень зря поглотил ту энергию, о которой рассказал мне. Не пренебрегая своей безопасностью, и использую другого человека как передатчик или как ты назвал его — насос, ты все равно ошибся. Эта энергия чужда твоему духу. И теперь сила Чак — Ра тебя меняет.

— Вы знаете, что это было за существо? — Спросил лорд с надеждой в голосе.

Эмиссар не стал отвечать на этот вопрос и в свою очередь спросил Маркуса о том, что интересовало его.

— Так ты согласен на мои условия? В ответ на мою помощь я прошу лишь о сущей малости.

— Я не хочу сеять зерна гнили в Англии, — через боль, которая очевидно терзала его тело, прорычал некогда гордый голубоглазый лорд, что стоял сейчас на коленях. — Все что угодно, но не это.

— Зачем же ты тогда пришел ко мне в поисках помощи от своего недуга? Ты знал, чем придется платить.

Эмиссар замолчал, давая лорду Маркусу подумать. Мне все было очевидно. Я знал, что тот ответит.

— Я согласен, — сказал он, после пяти минут размышлений.

— Хорошо, — улыбнулся эмиссар хищной улыбкой, со скрытой издевкой наблюдая за пытающимся встать на ноги изуродованным лордом. — Не вставай, — псевдо доброжелательно сказал он ему, сам, вразвалочку подойдя к лорду и положив руки ему на голову. Не было никаких форм или заклинаний. Из рук эмиссара, из его ладошек тысячами полезли мелкие черви, прямо через поры на коже.

Летая рядом, я не только все видел, но и чувствовал. Смрад от червей шел невообразимый. Тошнотворный. Хуже чем пахнет на свалке.

Черви тем временем проникли в голову все также склоненному в позе покорности тяжело дышащему лорду Маркусу. Они проникали в него как через кожу, так и через уши, рот и глаза. Я не хотел наблюдать за этим, но не мог отвести взгляд.

Поначалу Маркус молчал, а потом закричал и упал на спину, извиваясь на полу и корчась от боли. За всем этим с улыбкой на лице наблюдал отошедший в сторону эмиссар. Тем временем с телом лорда начали происходить метаморфозы. Кости выворачивало из суставов, жир под кожей плавился и вновь нарастал. В комнате стоял треск и неудержимый вой боли. Ужасное, отвратительное зрелище.

Маркус зря пошел на эту глупость. Лучше смерть чем... Превращение завершилось. Вместо человека, на полу лежал огромный... не знаю. Червь? Змея? Нет. Скорее червь. Белая, все еще узнаваемая человеческая, хоть и огрубевшая кожа. Родинки и родимые пятна не дадут соврать. Больше семи метров в длину. Свернувшееся кольцом тело и хищная голова, на которой не осталось ничего человеческого кроме глаз. Это были глаза лорда Маркуса, и они выражали весь тот ужас, что испытываю сейчас я.

Эмиссар не торопился, он в полной мере дал Маркусу почувствовать, во что тот превратился, а потом подошел к нему и хлопнул по его телу ладошкой, запустив обратную трансформацию. Снова хруст костей и передо мной стоит тот, кого я знал. Гордый волшебник пятого ранга. Внешне — обычный человек. Только чересчур испуганный и белый от страха. И что это было? Ответ я получил сразу же. Эмиссар заговорил.

— Ты прошел трансформацию червя. Мы подвергаем ей всех рядовых в нашей армии. Чуждая энергия, что корежила тебя и превращала в урода стала топливом для преобразования.

Лорд с испугом во взгляде рассматривал свои трясущиеся руки.

— Кто я теперь? — Спросил он дрожащим голосом. — Я не чувствую себя человеком. Ощущения не те.

— Привыкнешь, — отвернулся от него эмиссар, потеряв интерес к разговору.

В комнату зашел человек и увел Маркуса прочь. Дверь за ними закрылась. Я все еще оставался здесь, чувствуя, что не все еще закончилось. Мне хотелось больше узнать о враге, и это была великолепная возможность.

Эмиссар чего-то ждал. Он замер на одном месте как статуя и, не моргая, смотрел в стену, не выказав никаких неудобств. Так прошел целый час. Я чтобы не терять времени свыкался со своими новыми возможностями. Запах, понимание чужой речи, что еще я приобрел подпитав мутацию силой существа-паразита?

Не скрою, мысли о Маркусе не давали покоя. Не перекорежит ли и меня, так как его? Но я все же выбрасывал эти мысли из головы. Я поглотил гораздо меньше, чем он и мой дух как раз таки склонен к той силе, этого Чак — Ра.

Нащупав нить, что вела к телу, я определил, что летать призраком мне осталось недолго. Тот сиреневый туман, что клубился в стеклянной пирамиде олицетворяющей мою мутацию, почти закончился, и как просто кричала мне интуиция, как только он весь выйдет, меня затянет обратно в тело. Хочу я того или нет.

— Да.

Я вздрогнул. Эмиссар начал говорить, но в комнате никого кроме нас не было.

— Они собираются нас предать. Коряковы, Чернозубовы, Болотные и Смирновы. Верно, господин. Временные союзники. Хорошо. Я отпущу их. Они носители червя. Я понял план.

Разговор выходил пугающий. Не знаю почему, но у меня волосы зашевелились на затылке, хоть я и призрак.

— ЧТО? — Взволнованно почти прокричал эмиссар, выказав эмоции. — Вы уверены, господин? Я никого не чую. Он здесь и слышит нас? Но как?

Пространство пронзила мысль кого-то, куда боле могущественного, чем эмиссар. Я почуял вонь другого мира и, кажется даже увидел краешек пустыни, по которой шел караван изможденных, загорелых до черноты людей. Посыл Энея, я в том не сомневался, был следующим — отдай мне свое тело, слуга, я взгляну твоими глазами.

Перепугавшись, я потянул нить и понесся обратно к телу, успев почувствовать укол боли в спине от взгляда невообразимо ужасного существа.

— Ай, — вскрикнул я, ударившись головой о багажную полку. Я огляделся. Вагон. Поезд. Второй ярус боковой кровати. Ночь. И я весь в поту.

— Еще одну, — орал кто-то ближе к туалету пьяным голосом.

— Наливай!

— Эх, хорошо то, как, мужики.

— Да заткнитесь уже вы! Дайте поспать.

— Спи, спи. Мы будем потише. Тихо парни. Сейчас на нас снова пожалуются, и проводница выполнит свои угрозы и позовет начальника поезда.

Я устало откинулся обратно на подушку и попытался унять бешено стучавшее сердце. То, что я, кажется, овладел частью семейных способностей, уже не радовало. Меня заметили, и в следующий раз будут ждать.

Почувствовав какое-то движение под подушкой, я засунул под нее руку и с отвращением вынул из-под нее пригоршню живых червей. Раздавив их в кровавую кашу, я спрыгнул с кровати и скрутил постель. Проверив, что за мной никто не наблюдает и проход чист, я с тряпьем на руках ушел в проветриваемый тамбур и там волей сжег, и постельное белье и червей что еще копошились в нем. Привет от Энея.

Так до утра я в тамбуре и простоял, обдумывая, что мне делать и наблюдая, как за окном проносятся леса, а небо потихоньку светлеет. Чем ближе мы подъезжали к Москве, тем больше остановок делал поезд на станциях. Я начал мешать людям и ушел в вагон, сев на свое место и поприветствовав попутчика, что ехал на нижней полке кивком головы.

— Ты где был? — Спросил он.

— Не спалось, — пожал я плечами.

Он понял, что я не настроен болтать, и отстал от меня. Через два с половиной часа поезд прибыл на Павелецкий вокзал Москвы. Два заплечных мешка на спину, убрать тапочки и надеть кирзовые сапоги, куртку, шапка на голову и я готов. Май в Москве — это то же самое, что январь в Крыму. На улице около пятнадцати градусов тепла, снег растаял, появились первые, робкие цветы. Известная всем, желтая как омлет, мать-и-мачеха. Вот она настоящая русская весна. С ее грязью, лужами и просыпающимися ото сна березами.

Поезд встречали. На перроне играл оркестр. Нарядные дети, выстроенные в линейку, пели знаменитую песню, написанную поэтом Лебедевым-Кумачом, ставшую впоследствии гимном защиты отечества во время второй мировой войны. Поразительный контраст с Францией.

Вставай, страна огромная,

Вставай на смертный бой.

С фашистской силой тёмною,

С проклятою ордой!

Пусть ярость благородная,

Вскипает, как волна!

Идёт война народная,

Священная война!

Было видно, что дети стараются, хоть и изрядно устали. Поезда идут один за другим, а они их встречают и радостно машут руками, приветствуя людей в военной форме.

Я сошел на перрон и подошел познакомиться с ребятами. Их руководитель как раз отвлеклась на какого-то полковника летчика, что завел с ней разговор, а она живо его поддержала.

— Привет, дети, — улыбнулся я им, остановившись рядом.

— Здравия желаем, товарищ старший лейтенант, — первым громко поприветствовал меня мальчишка лет восьми, отдав честь и приложив руку к большой для него шапке ушанке, к которой были приколоты несколько красных, ярко сверкающих на солнце значков в виде звезд с надписями: На Польшу, Верим, За Отчизну, Победа.

Девочка что стояла с ним рядом тоже отдала мне честь, перед этим заправив выбившуюся прядь косы за ухо и поправив шапку на голове. Остальные дети улыбнулись мне и приветственно помахали рукой, болтая между собой.

Их руководитель заметила меня, но не стала прерывать разговор с полковником и только косила на нас одним взглядом.

— Вы откуда? — Спросил я.

— Детский дом — интернат номер семнадцать города Москва, юго-западный округ, Черемушки, — на зубок ответила мне девочка, пока мальчишка пытался вспомнить адрес.

— Вы тут с самого утра? — Поинтересовался я, заметив какими глазами, дети смотрят на проходящих мимо торговцев едой.

— С шести утра. Мы уже несколько дней встречаем наших героев. Вот какие значки мне подарили, — снял с головы шапку паренек, показывая мне свои сокровища поближе.

— Здорово, — похвалил я его.

— Смирнов! Шапка! — Выкрикнула их руководитель, заметив непорядок, и ойкнувший мальчик надел головной убор обратно.

Вот ведь совпадение. Однофамилец.

— А кушать вы, когда будете? — Продолжал я их расспрашивать, уже хлопая себя по карманам и ища банковскую карточку. Давно я ей не пользовался.

— Воспитательница сказала, что горячее подвезут в четырнадцать ноль-ноль, — снова ответила мне девочка умница, пока Смирнов, чесал репу. Я хмыкнул.

Посмотрев по сторонам, я нашел глазами прогуливающегося по перрону нижнего милицейского чина — городового. Хромающий дедушка, с клюкой в руке и свистком на шее зорко осматривал окрестности и следил за порядком. Таких как он, отставных военных охотно берут в милицию на должности городовых. Зарплата хоть и небольшая, но тут и почетная пенсия и доверие людей к тем, кто защищал родину грудью. Мне с первого взгляда понравился этот человек. Я подошел к нему, представился и попросил об услуге. Он меня внимательно выслушал и мы вместе с ним прошлись по рекомендованным им магазинам и столовым. Его здесь знали и мне сделали крупные скидки. Так я договорился, что детей будут кормить весь день и все последующие дни, подвозя и горячее, и чай со сладким. Счет мне пришлют потом. Об этом был уговор, но за первый день я заплатил сразу. Городовой за всем проследит. Ну а я, накупив красивых значков для парней и всяких заколок для девочек, вернулся к детям и раздал им новые украшения.

— Подарок, — сказал я им под их радостные визги.

— Спасибо, дядя старший лейтенант.

— Пожалуйста, — погладил я их по голове и, попрощавшись, ушел. Городовой остался рядом с ними и руководил бригадой официантов из столовой, что принесла с собой целый бидон киселя и пирожки с разными начинками на завтрак.

Поймав такси, я сперва хотел попросить подвезти меня к ближайшей гостинице рядом с боярской думой, но потом неожиданно передумал и назвал совсем другой адрес.

— Бережковская набережная, березовая аллея, дом восемь.

Водитель кивнул, завел мотор и помчался по улицам столицы. Жизнь здесь кипела. И впрямь — разительный контраст с Европой. Люди не выглядели испуганными. Они верили в Императора, в армию и в бояр. Много патрулей на улице, армейских автомобилей, и монахов, но через какое-то время они примелькались, и я перестал их замечать.

— Как обстановка в городе? Все нормально? — Спросил я водителя, решив скоротать время за разговором.

— Бог бережет, — перекрестился он, прикоснувшись рукой к иконке на приборной панели. — Случаются, конечно, происшествия, но милиция и армия справляется. Бьет этих нехристей почем зря.

— Это кого?

— Да этих сектантов, что головой ударились. В основном ими становятся неблагополучные люди. Пьющие и опустившиеся на самое дно. В соседнем доме была у нас татарка, переехала к нам уже лет десять как тому назад и вот что не день, все скандал. Весь подъезд перессорила. Начала торговать спиртом и споила многих хороших людей. А недавно, к ней милиция и кудесники нагрянули. Стрельба. Вспышки света. Магия...

— И?

— Убили ее. Продала душу.

Я промолчал. Насчет души я сомневаюсь, а вот то, что она могла пойти на какую-то сделку с продавшимися Энею людьми, для эмиссаров она слишком мелкая сошка, чтобы с ней разговаривать, вот так да. Верю.

— Или вот. Новый теракт этих проклятых из партии охранителей, что ратуют за свободу слова, смену власти, равенство, а на деле обычные бомбисты. Тьфу, на них. Взорвали завод по производству сыра в Мытищинских затонах. Не слышали?

— Не слышал, — покачал я в отрицании головой. — Я думал, всех кто связан с этой партией, уже поймали?

— Нет. Обычных людей поймали, допросили и отпустили, если за душой ничего, а вот тех, кто работает на иностранцев и устраивает в стране хаос, еще ищут.

— Иностранцев? Это точно?

— Да. В газете прочел, что их активно начала поддерживать Англия. Тайно переправляют им деньги и оружие. Не простили они нам своего проигрыша в войне. Ох, и черна у них душонка, у этих англичан.

— И, правда, черная...

Через сорок минут мы приехали. Я расплатился с таксистом и отпустил его. И зачем я здесь? С тяжестью на душе я пошел в сторону частного сектора для богатых людей. Там, располагалась усадьба Смирновых. Мне хотелось хоть глазком да посмотреть на неё. Иррациональное желание.

Пройдя по аллее из берез, я подошел к воротам усадьбы. Герб с них сорвали, но я ничего так и не увидел. Высокая кирпичная стена не позволяла заглянуть за ограду. Только верхушки огромных яблонь и груш по ту сторону забора покачивались и приветствовали меня как старого друга. В детстве я все их перелазил. Детдомовские и просто дети любили ходить под забором нашей усадьбы в сентябре, собирая груши и яблоки, что падали на эту сторону улицы, а я им помогал, покачивая деревья.

Я развернулся, чтобы уйти и увидел, как по аллее прогуливается молодая пара с коляской. Мужчину я узнал и он, кажется, узнал меня. Он несмело махнул мне рукой, и я подошел к ним.

Улыбка сама появилась на лице.

— Привет дядя Дима, тетя Таня, — приветливо улыбнулся я этим людям. Они тоже жили на этой улице. Обычные люди, но богатые. Семья дяди Димы, как он просил меня называть его, владела несколькими заводами в Подмосковье, а его жена тетя Таня была хорошей подругой моей мамы.

— Ты изменился, Семен, — крепко обнял меня сперва он, а потом и тетя Таня. — Старший лейтенант и кудесник третьей ступени? Сколько мы не виделись? Три года? Время то летит.

— У вас я смотрю тоже изменения? — Кивнул я на коляску. — Как зовут?

— Лия. Наша красавица, — начала поправлять пеленки своей дочке тетя Таня, кудахтая над своим счастьем и показывая рожицы девочке, что сосредоточено, сосала соску, не обращая внимания на глупую маму.

— Решил выкупить поместье?

— Что? — Удивился я. — Я думал, оно отошло Императору?

— Это так, но он сразу продал его, только вот с тех пор сменилось уже десяток владельцев, и цена резко ушла вниз. Никто не хочет связываться с проклятым поместьем Смирновых.

— Проклятым? — Еще раз удивился я.

— Так говорят. В чем дело я не знаю, но... Сам понимаешь.

— Да-а-а, — протянул я. — Понимаю. И кто его сейчас продает?

— Наша местная риэлтерская контора. Ты должен знать. Офис рядом с магазином магнит, «Счастливый город» название.

— Знаю где это. Десять минут пешком, — оглянулся я в направлении магнита.

— И что думаешь? Если нужно ссудить деньги на покупку... — Осторожно спросил дядя Дима. — То я...

— Не нужно, — остановил я его. — Вы же знаете что у меня ферма в Сибири? Хороший доход. Не бедствую.

— Мы молились за тебя, когда тебя услали из столицы. Извини, что не писали, но твои родственники не дали нам адрес, а сам ты не написать, не позвонить не удосужился, — с упреком выговорила мне тетя Таня.

— На меня тогда многое навалилось.

— Да, да, конечно, — поспешила она сменить гнев на милость.

— Уговорили, — улыбнулся я им. — Побегу к риэлторам. Нужно же где-то жить, — показал я им свои вещмешки за спиной, — пока я в Москве так уж точно. Лучше так чем скитаться по гостиницам. Да и родовое гнездо все же.

— Так ты тут временно?

Я кивнул.

— Собрание боярской думы. А потом домой, в Сибирь. Там и продолжу службу командиром роты.

— Тогда не будем тебя задерживать. Ты как закончишь, заходи к нам вечерком. Хорошо? Думаю, еды в усадьбе нет. Не сиди голодным, — побеспокоилась обо мне тетя Таня. — Придешь?

— Ладно. Зайду. И спасибо.

Попрощавшись, я пошел в сторону конторы «Счастливый город».

Риэлторы очень обрадовались моему приходу. Говорили много, но не по делу. Бумаги под подпись подсунули быстро и выпроводив меня за порог, кажется, закрыли дверь с той стороны.

Я вернулся к воротам поместья и нажал на брелке с ключами, который мне выдали как новому владельцу, кнопку. Ворота на электрической тяге начали открываться, и я с замиранием сердца переступил порог территории нашей усадьбы. Закрыв ворота, я начал осматриваться.

В документах написано, а я уже позабыл точную цифру, но теперь уже моя усадьба занимает больше четырехсот соток земли. Огромная территория. Тут и свой сад, и свой кусочек леса. Огромный пруд, напоминающий озеро, много хозяйственных построек, деревянная усадьба, скрытая за многовековыми елями, соснами и дубами, и конечно, самое главное для меня — собственное кладбище для членов семьи, с могилой мамы. Наверно я и купил то поместье больше по этой причине, чем по другим. Все же моя жизнь здесь не была легкой.

Я шел именно к нему, игнорируя все остальное. Кладбище располагалось в небольшом лесу, о котором я уже говорил. Окруженное соснами и березами, оно выглядело ухоженным. Слуги постарались. Искать могилу не пришлось. В прошлом я бывал здесь каждый день.

— Мам, — присел я на колени рядом с гранитной плитой, убрав с нее осыпавшиеся сверху шишки и старые ветки.

Все свои секреты я мог доверить только ей. Два часа времени я пересказывал ей все, что со мной произошло, пока окончательно не охрип. И меня отпустило. То напряжение что скопилось во мне после полета во Францию ушло. Слез не было. Только тепло на душе. Встав с колен и поклонившись могиле мамы, я пошел в сторону усадьбы. Пора разобраться, что там за проклятье на нем висит.

Первым делом я обезопасил себе путь отхода из дома. Знатно наверно соседи удивятся, когда заметят, как на моем участке растет огромное дерево, выше десятиэтажного здания. Да. Я использовал форму «лес». Земля затряслась и вверх как на дрожжах поперло неизвестное науке гигантское растение, на котором росли такие же гигантские вечнозеленые листья. Средоточие опустело, в груди кольнуло болью, а на деревце расцвели диковинные цветы, которые я сразу закрыл, чтобы не нанюхаться сонного порошка, что они распространяют. И хоть я сейчас и пуст, воля осталась при мне. Много с ней не навоюешь, но воевать я и не собирался.

Дверь в дом была сломана и валялась рядом с крыльцом. Скрипнули полы под ногами. Все они были перепачканы грязью. Здесь шастали сотни людей, оставляя свои грязные следы. Это напоминание мне о штурме поместья. В прихожей пахло свежестью и еловыми ветками. Я пощелкал выключателем, но свет не горел, тогда я пошел к щитку, что под лестницей и проверил пробки. Как я и думал, автоматы были выключены. Я щелкнул ими и свет появился.

Да. Еще день. Но все шторы занавешены плотной тканью, да и в подвале окон нет, а мне как я подозреваю туда. Все свои эксперименты моя родня проводила там. И там же располагалась лаборатория Людмилы. Но сперва я обошел весь дом. С четвертого этажа до первого. Шел и вспоминал, как падал вот с этой лестницы или как на меня скинули вон тот горшок с засохшим из-за отсутствия полива цветком. На горшке все еще видна вмятина. Спасибо за все братьям с сестрой.

Дом был огромен. Здесь проживали все Смирновы. Одних спален больше ста. А еще есть зеленая, синяя и красная гостиные. Четыре зала для приема пищи. Две кухни. Одна для приготовления еды для слуг и одна для господ. Детские комнаты отдыха. Две оранжереи. Астрономическая комната. Четыре спортзала. Массажный кабинет. Кинотеатр. Рабочие кабинеты. Библиотеки, как я и думал — пустые. Книг на полках не было. Да и вообще по первому впечатлению пропало все, что можно выгодно продать. Остались лишь портреты предков, развешенные на стенах и мебель, что выглядела подешевле. Исчезли вычурные диваны с позолотой из красного дерева.

Пока никакого проклятья я не заметил. Чтобы обойти весь дом исключая подвал мне понадобилось больше часа времени, но это того стоило. Я теперь полностью осознавал, как же много надо сделать, чтобы привести это место в нормальный вид. Придется нанять слуг и оставить их здесь, иначе в следующий раз я снова заеду в холодный, не протопленный дом, с пауками по углам и разбитыми стеклами в некоторых комнатах. Не говоря уже о слое пыли.

В подвал я спускался с осторожностью. Он у нас двухуровневый. Первый уровень это парковка, склад, погреб для продуктов и вина и другие хозяйственный помещения. Здесь все было в порядке. А вот на втором уровне, еще при входе, я уловил эманации призрачной силы, той самой, которой я и сам владею. Я шел по той ниточке, что связывала меня и источник этой силы в доме. Прошел мимо лабораторий членов семьи и огромного количества засохших кровавых пятен на полу. Нить, по которой я шел, привела меня к угловому помещению. Табличка на двери говорила мне, что это комната зарезервирована за главой рода. Замок был сломан. Я осторожно оттолкнул тяжелую дверь от себя, и она со скрипом давно не смазанных петель отворилась. Пол здесь тоже был заляпан кровью.

Поток призрачной силы усилился. Я сделал шаг вперед, с восторгом наблюдая за призрачным цветущим подснежником, что висел в воздухе, испуская те самые волны силы и мягкий звон колокольчика. Рядом с ним я ощущал себя дома. Он дарил мне чувство защищенности и родства. По наитию, я подошел ближе и дотронулся до него. Он зазвенел чуть громче и снова затих. Похоже, меня приняли в семью, и больше цветочек не будет никого пугать. Между мной и ним появилась связь. Я пока не понимал, что она мне дает, но не думаю, что моя семья хранила его здесь только для красоты.

Понятно, почему никто его не нашел. Даже мачеха и другие члены семьи. Видеть его могли лишь те, кто обладал нашей мутацией. А это глава рода, его старший сын и я. Жаль, нет времени разобраться с этим подарком. Уже почти вечер. Нужно сходить к дяде Диме и тете Тане на ужин. Потом выспаться. Посетить завтра боярскую думу, а уже вечером сесть на самолет до Сибирска. Ничего. Я еще раскрою эту тайну своего рода, погладил я цветок еще раз, прежде чем уйти и закрыть за собой дверь.

О кровавых пятнах на полу я старался не думать. Каждое пятно — это мертвый слуга.