Война

Глава 4

Рядовой следователь по особо важным делам уголовного розыска по городу Москва был мрачнее грозовой тучи. Его подняли посреди ночи и включили в специальную группу для расследования важного государственного дела. Он не понимал, зачем он тут. Расследование проводится в отношении боярских и княжеских родов, а у них свой суд и свои законы, для кудесников. Впрочем, он был не единственным сыскарем здесь. Много знакомых лиц вокруг. Подняли если не треть штатного следственного состава милиции, то четверть точно. Лучших.

Да. Группа была большой. Свыше двух тысяч человек. Тут и специальные воиска и гвардия и Церковь. Намечается что-то серьезное. Ему, как и остальным обычным людям сказали не мешаться под ногами. Его опыт понадобится позже.

Группа разделилась и поехала по разным адресам. Сообщили, что придется брать штурмом усадьбы бояр. Впрочем, он в этом участвовать не будет. Снова отсидится за спинами тех, кого для этого тренировали. И, хорошо. Не хотелось бы попасть под удар какой-то нибудь пакости, от которой не спасет ни бронежилет, ни врач.

За свой век следователем, чего он только не видел в Москве. Проклятья, сглазы, поганая чернота и просто больная людская натура. Большинство жителей города, никогда не столкнется с этой стороной жизни ночной столицы, а вот он, повидал, кажется уже все. И хорошо, что они этого не видят. Для того он и служит в милиции, чтобы беречь покой граждан.

Специальные воиска и гвардия Императора состояла сплошь из кудесников. Они уже перепрыгнули забор усадьбы, к которой мы подъехали и скрылись на ее территории. Сидеть в машине мне надоело, и я вышел на улицу. Морозец уже. Первый снег в Москве. Декабрь. Я закурил и стал ждать. Надеюсь, военные знают что делают. Не хотелось бы убегать, спасая свою жизнь. И такое бывало, чего уж. Участвовал уже в операциях, где приходилось брать штурмом усадьбы благородных. Не всегда все шло по плану. Могут вдарить так, что от штурмовой группы ничего не останется. Впрочем, с нами Церковь, а те тоже не лыком шиты. Как раз против кудесников их и натаскивают, словно псов цепных.

Ко мне подошел простой патрульный. Этих ребят поставили в оцепление.

— Не угостишь сигареткой? — Спросил он. — Свои забыл в другой куртке. Сорвали с поста и сюда. Ничего не объяснили, только наорали.

— Бери, конечно. Погрейся, браток.

— Спасибо.

Сделав затяжку, патрульный не стал уходить, а завел разговор, притоптывая на месте и стараясь не околеть.

— Не знаешь, чего город подняли?

— Нет. Меня, как и тебя сорвали с места. Только ты в ночной смене был, дежурил, а я уже второй сон дома видел, когда меня бесцеремонно сдернули с постели и пинками погнали сюда.

— Может бунт, какой? Было же уже недавно. Не понравились боярам новые законы нашей Империи, вот и скандалят.

Я отрицательно покачал головой и с сожалением потушил сигарету. Вторую что-ли закурить?

— Тех недовольных уже нет. Кончились.

— Так Император новые законы издал. В газетах пишут, что он продолжает ущемлять кудесников.

Следователь улыбнулся наивности молодого милиционера.

— Глупости в твоих газетах пишут. Думаешь, Император дурачок и хочет настроить против себя боярскую думу? Опору трона?

— А как же бунты?

— Идиотами земля богата. А так, эти изменения давно назрели, вот Император и воспользовался войной, чтобы провести реформы. Ты пойми, кудесники это другой мир. Не просто так у них свои законы. Ты же понимаешь, что даже самый слабый из кудесников легко убьет тебя или меня и ему для этого не понадобится ни нож, ни автомат? Даже сила своя не понадобится. Он просто ударит тебя кулаком в лоб, и ты словно кукла сломаешься?

Патрульный хмыкнул.

— О том, что они сильнее обычных людей знают все. Читал методички.

— Вот об этом я тебе и толкую. У них свой мир. Своя, правда и свои обычаи. Откуда газетам знать, что там у них происходит за закрытыми дверями думы? Гадание на чайных листьях? Нет. Кудесники — это половина мощи страны, если не больше и Император не станет ссориться с ними, так как он и его семья сами кудесники не из последних, если ты не знал. А я доволен уже тем, что они защищают нас от опасностей, что пришли в наш мир после «ночи страха». Благодарен за то, что они лечат нас от казалось неизлечимых болезней и восстанавливают своими силами леса, просто хлопнув в ладоши и провернувшись вокруг себя три раза. Благодарен за урожай на полях. За то, что отводят от нас наводнения и усмиряют шторма. Благодарен.

— Да я же их не хаю, ты что, следак? Просто в последнее время много происшествий связанных с благородными, а где они, там и кудесники. Вот я и волнуюсь. У меня у самого дочь болела, и помог ей кудесник, что работает в нашей районной больнице главным врачом.

— Извини. Просто подумал, что ты из этих, из партии охранителей, что выступают за ограничения прав бояр и князей и смену власти в стране. Как их еще не прищучили?

Патрульный пожал плечами.

— У них много сторонников. У меня тесть из них, надоел хуже горькой редьки. Соберешься на дачу всей семьей, отдохнуть хочешь, шашлык с вечера замаринуешь, а он встанет над ухом и все твердит о своей партии, что защищает простой народ от произвола кудесников. Охранители то, охранители сё.

Я решил предостеречь молодого.

— Ты поосторожней с этим. Это в мирное время их никто не трогал, считая припадочными, но не сейчас. Война. Убеди тестя уйти из охранителей, пока поздно не стало. Для него и для тебя, как родственника.

— Попытаюсь.

Ворота усадьбы открылись и из них стали выходить вояки. Патрульный убежал к себе на пост. Меня, судмедэкспертов, прокурорских, еще каких-то незнакомых людей в штатском подозвали к воротам. Монах, что нам махнул, сурово насупился и сказал следующее.

— О том, что увидите тут, молчать. Никому. Понятно?

— А что там?

— Пусто там. Все сбежали. Только трупы нам и оставили, собаки нечистые. А вам теперь разбираться с этим. Не знаю, — монах пожал плечами, — что там положено делать в таких случаях? Собирать доказательства, снимать отпечатки пальцев, фотографировать место преступления. Вы же следователи, не я. Лучше должны знать.

Я спросил.

— А чей это дом вообще?

— Бояр Чернозубых.

Я удивился.

— И они все мертвы?

Монах хмыкнул.

— Как же. Нет, конечно. Они и еще два десятка боярских и княжеских рода Российской Империи скрылись в неизвестном направлении. Сбежали, предав родину. А нам они оставили трупы слуг и случайных бродяг, которые или видели, что не нужно или просто понадобились им для каких-то черных дел. Это не ваша забота.

— Нам то, что делать?

Монах отчеканил.

— Свою работу.

Делай то, не знаю что. Бардак. Затушив уже вторую сигарету о железную урну, я пошел работать.

Прошел почти месяц, как я сижу на гауптвахте. Все это время меня держали в неведении, не допуская посетителей. Меня ни в чем не обвиняли, но и не давали свободы. Обо мне словно все позабыли. Был только один допрос в самом начале, где я в полной мере почувствовал на себе какого это ощущать, словно твою голову окунают в чан с расплавленным металлом. Отец Олег и не назвавшийся монах не стеснялись в средствах. Сходу, едва зашли в камеру, они сразу воздействовали на меня неизвестным мне образом. Соврать я просто не мог. Голова была ватной. Язык заплетался, и боль становилась просто невыносимой, стоило мне только попытаться юлить. Кажется, я кричал. Два часа они меня пытали, прежде чем уйти, оставив меня заблеванного на бетонном полу камеры и едва живого. Сволочи. Даже не извинились.

В себя я пришел не сразу, а как пришел — разозлился. Хотелось удавить сраных монахов. Злость переросла в яростные тренировки. Делать здесь все равно нечего и вместо того чтобы лежать на кровати, днями смотря в потолок, я тренировался. Умственный труд, сменялся обычными физическими упражнениями. Потом снова формы. Я пытался привести их все к идеалу и у меня получалось. Секунда на активацию и запитку. Я уже чувствовал, как мой дух дрожит и рвется. Еще немного и я перейду на третью ступень, которую давно жду. Еще с тех времен, как определил, что мачеха подливала мне ядреную химию в еду, из-за чего у меня был такой застой в тренировках.

Исподволь у охраняющих меня солдат я выяснил, что командира Налбата давно отпустили. Свое же будущее я видел в мрачных тонах. Еще мне не давала покоя тайна Глеба Калязина.

Я пробормотал себе пол нос его последние слова.

— Привет тебе от семьи.

Черт. Не может такого быть. Он что, от Смирновых? От мачехи? Она видимо окончательно сошла с ума? Во время войны запрещены все междоусобицы. Император не будет разбираться и с легкость в назидание остальным прервет род. Взрослых, детей, слуг, всех казнят. Что же там дома творится то а? Бес с ними. Как же неприятно на душе. Глеб... Глеб Калязин. Нет. Не помню я его. Откуда у него такая ненависть ко мне тоже непонятно. В этом деле одни тайны. Все это не давало мне покоя.

Ничего, я выдержу. Как проклятый, я продолжал тренироваться. Декабрь подходил к концу. У меня здесь, в этом подземном бункере, непонятно кем и для чего построенном окон не было и какой сегодня день, я определял по лампочке на потолке. Гаснет, значит, пришла ночь. Загорается — утро. Так я дни и считал. Если я ничего не перепутал, то до нового года осталось три дня. Я здесь уже полтора месяца как под стражей. Страшно... Говорить со мной отказываются, никого не пускают. Мне кажется, я уже начал сходить с ума. Случилось бы хоть что-нибудь! Я уже выл на серые стены, не зная чем себя занять. Едва сдерживал себя, чтобы не вырвать решетку и не попытаться сбежать. Злость приходилось снимать проверенным способом. Ужесточать тренировки, придумывая все новые и новые способы истязать свой разум и тело.

Фронт не молчал. Я постоянно слышал взрывы. Как дрожит земля и вибрирует бетон. Я должен был быть там, со своей ротой, а не здесь. Такие мысли до добра не доводили и я снова злился на поганых монахов и снова истязал себя в тренировках. Злость — плохой советчик.

По моему календарю, сегодня второе января. Я лег спать пораньше. Усталость навалилась неожиданно, и я просто отключился, едва прилег на жесткий топчан.

Вздрогнув, я проснулся. Сердечко билось, быстро-быстро, чуть не выпрыгивая из груди и с подрывом, словно оно готово остановиться в любую секунду. Я был весь в липком поту. Давление подскочило и я сел в кровати, не понимая, что происходит и почему кружится голова. Спрыгнув с неё на пол, я присел на корточки и приложил лоб к холодной бетонной стене. Это не помогло. Жар не спадал. Голова кружилась все сильней. Перед глазами все расплывалось. Все тело ломило.

Первая мысль — меня отравили.

Способности кудесника стали отказывать. Как бы я не пытался, я не мог наложить на себе ни одной известной мне исцеляющей формы. Они распадались еще на стадии формирования, отдаваясь звоном в голове и тупой болью в висках.

Сквозь звон в ушах, я услышал, как сверху кто-то спустился. Он остановился напротив моей камеры, выгнал заспанного караульного из помещения и, подтащив стул ближе, сел на него, наблюдая за мной через решетку. Разглядеть я его не смог, в глазах по-прежнему все расплывалось и двоилось. Я просто чувствовал его внимание и как он цепко меня рассматривает.

Чтобы прекратить эту ужасающую головную боль и слабость в теле, я попытался войти в состояние медитации. Обычные способы не подходили, и я вспомнил свои первые шаги как кудесника, забубнив себе под нос мантру.

— Начиная свой путь, я постигаю дух, чтобы достичь просветления. Начиная свой путь, я постигаю дух...

Я повторял эти слова раз за разом, пока не впал в транс и не отрешился от тела, нырнув внутрь себя и не погрузившись разумом в дух. Только тут, я понял что происходит. Мое средоточие распадалось, чтобы собраться вновь, но куда крепче и больше. Духовная оболочка дрожала и изменялась. Поверх нее нарастал еще один слой. Я не знал, что так бывает. Этого в книгах, которые я читал, не было.

Боль что меня терзала прошла и я уже приготовился потратить несколько часов, наблюдая за процессом превращения кудесника второй ступени развития в третью, как меня силой выдернуло из тела и понесло в неизвестном направлении. Я запаниковал, но какие бы усилия я не предпринимал, вернуться обратно я не смог.

Да что со мной происходит?

Я перемещался в пространстве, словно воздушный шарик. Меня мотало из одних мест в другие, оставляя безмолвным, невидимым никому наблюдателем. Вот подо мной пронеслись заснеженные вершины гор, у подножия которых бродили козы. Меня дергает неизвестная сила, и я лечу дальше. Вулкан. Он медленно извергается и в его жерле кипит лава. Жара я не чувствую. Еще один рывок. Город с высоты птичьего полета. Санкт— Петербург. Его я узнал. Были еще прыжки. Я мог оказаться где угодно. На безлюдной поляне, в городе, в чьей-то квартире, наблюдая за жизнью обычной семьи. В Российской Империи, Европе, Китае. Расстояния были не важны. Я перемещался со скоростью вспышки света и никак не мог этого прекратить.

К своему облегчению через некоторое время я почувствовал связь со своим телом. Похоже, процесс изменений в духе подходил к концу и меня начало тянуть обратно. Не успел я порадоваться этому, как меня снова дернуло в другую сторону. Сильный рывок. На этот раз все было по-другому. Я чувствовал, что лечу к чему-то близкому мне. Знакомому и едва уловимому.

Не узнать Францию я не мог. Эйфелева башня мелькнула на периферии зрения и пропала. Меня понесло в предместья Парижа. Я пролетел через десятки домов, с удивлением узнавая гербы, что были вывешены на воротах усадьб. Чернозубовы, Коряковы, Смирновы, Болотные, Коршуновы, Комаровские и другие известные боярские и княжеские фамилии России.

Что здесь происходит? Смирновы? Не понимаю...

Меня пронесло дальше, пока я не остановился на поляне позади этого элитного поселка. Тут располагалась ферма. Мычали коровы. Пространство со всех сторон было прикрыто сараями, окрашенными в красный цвет с белыми наличниками на дверях, окнах и откосах. Члены известных фамилий, чьи гербы я видел, собрались здесь. И Смирновы тоже. Узнаю родственников. Странно только что их так мало, наш род не назовешь малочисленным. Где остальные?

Продолжая размышлять, я пришел к выводу, что сюда меня притянуло из-за родственников. Общая кровь. Правда, что эта за сила, мотающая меня по всему миру и которую я не могу обуздать, я не понимал.

А вот и Глеб Калязин. Стоит рядом с мачехой и моими братом и сестрой. Отец топчется позади них и с нежностью держит за руку Людмилу. Ненавижу их.

Все они собрались вокруг глубокой ямы в земле, что была заполнена червями. Не знаю, как им это удалось, но она просто кишела ими. Хорошо что я не чувствовал запахов в этом состоянии, так как меня от одного вида извивающихся, ползающих друг по другу червей клонило исторгнуть все из желудка. Невероятно мерзкое зрелище.

Люди молчали, внимательно следив глазами за манипуляциями человека, что стоял ближе всех к яме. Он в этом момент наклонился над ней и широко открыл рот. Я попытался подлететь ближе, и у меня это получилось, только вот я быстро об этом пожалел, так как из первых рядов удостоился чести наблюдать за тем, как изо рта человека выползает червяк. Длинный, белый, весь в слизи, он тянулся и тянулся из его рта, пока не выполз полностью и со шлепком не упал в яму к другим червям, раздавив часть из них и пустив им кровь. По яме прошла дрожь. Черви стали двигаться активнее. Окружившие яму бояре, действуя по команде, начали подносить к ней и бросать в нее тухлятину, гнилые овощи, мертвые туши коров, овец и даже людей. До того они были сложены в сарае. Работали все. Взрослые, старики. Дети несли в руках корзинки с подгнившими яблоками и сбрасывали их в яму. На их лицах было видно недовольство, но родители их приструнили. Взрослые носились от ямы к сараям и обратно, не обращая внимания на то, что перепачкали кровью животных и людей всю одежду. Их словно подменили. Передо мной были не кичившиеся своей силой благородные русские бояре и князья, а фанатики, как изображают их в прессе и по телевидению. Чего они добиваются? От всего этого действа смердит мерзостью и неприятностями.

Живая яма наполнялась мертвой плотью и органикой. Черви въедались в нее, прогрызали себе путь и требовали еще и еще.

Я осознал. Червей нельзя было накормить. Они были ненасытны. Ими двигал не голод, а алчность. Что-то изменилось. Это уже были не наши, земляные черви, на которых мы ловим рыбу. Нет. От них веяло пустотой, гнилью, отчаяньем и скорбью. Не знаю, как я это понял, шестым чувством или своими способностями, просто понял. Запаха я не чувствовал, в состоянии в котором я сейчас находился я воспринимал окружающее пространство иным образом, улавливая сложно объяснимые вибрации.

Человек что все это начал поднял руку и все вокруг остановились. Он сказал.

— Первый шаг сделан, друзья. Зерно гнили посажено.

Он улыбнулся, но улыбка на его лице выглядела неживой, словно он не умеет или разучился улыбаться и делает это только по старой памяти.

Бояре перестали выглядеть безынициативными куклами и заволновались, начав переговариваться и шептаться.

— Как я и обещал, вы получите силу, обещанную вам Энеем. Берите, — жестом указал этот человек на яму червей.

В этот момент меня потянуло назад, в камеру и я не досмотрел представление.

Вот я и вернулся. Чувствовал я себя по-другому. Сложно объяснить. Обновленным? Чистым и грязным одновременно? Свободным? Не знаю. На третьей ступени ощущаешь себя иначе.

В тишине раздались хлопки в ладоши. Я и забыл, что не один здесь. Теперь, когда у меня не кружится голова и нет пелены перед глазами я рассмотрел того кто сидел на стуле перед решеткой что заменяет мне одну из стен.

— Поздравляю, — сказала мне пожилая женщина, с сединой в волосах. Погоны полковника, на рукав пришиты четыре широких полосы. Надо же. Выходит это она тот кудесник четвертой ступени, которым меня стращали. — Ты так молод, мальчик, а уже смог прорваться на третью ступень. Удивительно, — покачала она головой. — И какого это? Потрясающе, да? Наблюдать, как твое средоточие и дух рвутся в клочья, тебя переполняет боль, кажется, что голова взорвется как переспелый арбуз, а сердце остановится, но все проходит и на старом месте расцветает что-то новое, более совершенное и прекрасное, — она улыбнулась, словно вспоминая то, что давно для неё прошло. — Ты правильно сделал, что вошел в состояние медитации, так процесс изменений идет мягче. Умный ход. Я и впредь буду следить за твоим прогрессом.

Договорив, полковник встала со стула, придвинула его к стене, позвала дневального, и ушла не попрощавшись. О моих полетах в виде бестелесного существа она и слова не сказала. И я промолчал. Нужно вначале подумать. Кажется мне, что говорить о таком не следует.

За мной пришли через три дня.

— Это твое, — кинул мне на кровать мешок отец Олег.

Горловина мешка открылась, и я увидел край своего кителя, что у меня забрали, перед тем как посадить сюда. Погоны были другие.

Я криво улыбнулся.

— Меня что, повысили в звании?

— Кудесник третьей ступени должен носить погоны старшего лейтенанта.

Я промолчал, а он спросил.

— Злишься на Церковь?

Вот ведь гнида. Еще спрашивает? Я не смог сдержать гнев и высказал все, что накипело на душе.

— А не должен? Вы посадили меня в эту вонючую камеру! Вы пытали меня своей силой, и вы же оставили меня лежать на полу полумертвого! Если бы я не очнулся и не подлечил себя, умер бы.

Четки в руках отца Олега вспыхнули белым огнем и погасли. Оправдываться он не собирался и сухо высказался.

— Ты свободен. Все обвинения сняты.

Злость и не думала уходить.

— И в чем меня обвиняли?

Инок промолчал, не ответив на этот вопрос. Я вынул из мешка форму и начал молчаливо одеваться.

— Тебе следует знать, что княжеский род Смирновых вычеркнут из бархатной книги навечно, — этим он меня не удивил. О чем-то таком я уже догадывался. Впрочем, я нахмурился, чтобы не смущать своим беззаботным видом отца Олега. — Как и десяток других родов. Они сбежали из страны, распродав имущество, которое можно было продать незаметно и, не привлекая внимания. Все что осталось конфисковано в пользу казны. Тебе не достанется ничего, — на этом моменте он паскудно улыбнулся. Не такого поведения ждешь от Церкви, не такого...

Я снова не сдержался.

— Злорадство — грех, отец Олег. Гореть вам в адском котле.

Он вспылил. Замахнулся на меня четками, вновь вспыхнувшими белым огнем, но не довел руку до конца и не ударил. Лицо раскраснелось, глаза метали молнии, но руку он удержал.

— Я презираю таких как ты, мальчик. Думаешь, я поверю, что ты добился такой силы в своем возрасте без помощи оттуда? Если бы не прямой запрет отца Язона на твое повторное дознание, ты бы заговорил со мной другим тоном, сученыш.

Кинув мне под ноги словно подачку, мой военный билет и пару официального вида документов, он развернулся на пятках и ушел, оставив меня один на один с караульным. Тот мялся на месте и отводил от меня взгляд. Дверь в камеру осталась открытой.

Я поднял свои документы и проверил. В военный билет вписали мое новое звание, но должность оставили ту же. Я по-прежнему заместитель командира пятой роты. В гербовой бумаге, смятой пальцами отца Олега и расправленной мной, меня извещали о том, что мое дело находится на рассмотрении в боярской думе. Княжеский род Смирновых отныне предан забвению. В связи с этим я теперь Семен Бесфамильный.

Я перепроверил. И, правда. В военном билете мне сменили фамилию.

— Вы можете идти, старший лейтенант.

Очевидно, караульному было неуютно находиться рядом со мной. Он и так услышал много чего лишнего. Я промолчал и просто прошел мимо рядового, приложившего руку к виску. Поднявшись наверх, я проскочил через еще один пост охраны. Документов от меня не требовали, очевидно, они знали кто я такой, да и не было у них постояльцев кроме меня. Эти солдаты тоже старались меня не злить и смотрели куда угодно, только не на меня.

Я вышел на улицу и поежился. В весенней курточке было холодно. Январь он и в Крыму январь. Утром минус пять градусов. Я оглянулся. Здание, в котором меня содержали, было каким-то каменным домом в три этажа. Наверху жили офицеры, а большой подвал был переделан под помещение гауптвахты. Меня встречали. УАЗ роты с командиром Налбатом за рулем стоял прямо перед крыльцом дома. Я открыл скрипнувшую дверь и залез внутрь. Злость ушла.

Я не знал, что сказать и просто сидел, наслаждаясь теплым воздухом, что дул на меня из печки. Командир сам начал разговор.

— Били?

Я поежился. Вопрос был интересным.

— Нет. Жесткий допрос в первый день, а потом полная неизвестность.

Он промолчал. Завел двигатель, и мы поехали. Молчание затягивалось и я спросил.

— Как дела в роте?

— Сложно. Каждый день предпринимаем попытки атаковать. Много раненых. Удалось сдвинуть фронт глубже, но ценой существенных потерь. Командование не может ждать. Нельзя дать англичанам укрепиться в Крыму еще сильней.

— Свиридов, Стародуб, Купельманн, остальные лейтенанты. Как они?

— Живы. Постоянно вспоминают о тебе. Сам знаешь, нас не пускали к тебе на свидания. Кирюхин «в тайне» готовит праздничный обед.

Я улыбнулся. Все же не забыли меня.

— Солдаты тоже вспоминают о тебе с теплотой. Ты хороший командир, Смирнов.

Я вяло поправил.

— Бесфамильный.

— Слышал, — сурово кивнул Налбат. — Даже в газеты просочилось. Десяток старых, казалось, верных отчизне родов сбежали, бросив родину. Их вычеркнули из бархатной книги. Только думается мне, сбежали они не от войны, как почему-то решило большинство. Мы то с тобой знаем, что произошло у нас в роте и как казалось обычный солдат утер нос отцу Олегу. Только вот сделал он это оригинально. Не видел еще тех, кто может превращаться в зловонную лужу, — командир хмыкнул. — Нехорошие вещи происходят, Семен, и как я не люблю Церковь, стоит отдать им должное, панику они подняли не зря. — Налбат посмотрел на меня. — Ты так и не вспомнил, кто этот солдат? Откуда он тебя знает?

Я покачал головой.

— Нет.

— Жаль. Впрочем, это теперь не наше дело.

— Я удивляюсь, как меня вообще отпустили. Все же Смирновы теперь предатели.

— Ты то в чем виноват? Да и фронту нужны кудесники. Ситуация сложная. Хотя-я-я, — командир задумался. — Думаю, не возьми ты третью ступень, тебя бы еще долго продержали за замком, а так Церкви пришлось отступиться. За тобой ничего нет, иначе бы после первого допроса, ты бы оказался в застенках монастыря.

Я поежился. Зря я, похоже, поднял голос на отца Олега. Теперь придется оглядываться чаще.

— Я раньше не имел дел с монахами. Они все такие? — Спросил я, стараясь отогнать от себя мысли о пытках над моим разумом.

— Не стоит ровнять всех их с отцом Олегом, ты же о нем говоришь?

— О нем.

— Он фанатик, истово ненавидящий нечистую силу, вроде той, с которой мы столкнулись. И он имеет дурную славу даже среди своих собратьев. Забудь о нем. Вряд ли вы еще встретитесь.

— Монахов отозвали?

— В ротах и бригадах, да. А в полках всегда есть свой штатный инок. Теперь ты знаешь зачем. У них нюх на всякую мразь.

— Можете рассказать об этом подробнее? О нечистой силе? Что это?

— Вечером. Там долго объяснять. Да и нам есть о чем поговорить помимо этого.

Мы подъехали к новому расположению роты, и машина нырнула в спрятанный в земле блиндаж. Сверху его закрывала сетка, маскирующая это место под овраг с травой. Рядом блестело гладью воды большое озеро.

— Где это мы?

— Поселок Пролетарка. Со всех сторон как видишь озера. Запомни. Подходить к ним нельзя. Адмирал Дрейк может дотянуться своей силой даже сюда.

— Это он обладает властью над морями и океанами?

— Он. И над пресной водой тоже, так что утащит тебя на дно и поминай, как звали. Воду можно брать только из колодцев или подвозную.

К машине подошли наши штатные механики.

— С возвращением старшина. Ой. Старший лейтенант.

— Поздравляем с новым званием.

— С возвращением.

Было приятно. Солдаты меня не забыли.

— Спасибо мужики. Спасибо.

На душе стало хорошо. Плевать на отца Олега и Церковь. Я на своем месте.

В воздухе раздался свист. А потом удар над головой и взрыв рядом с окопом. Мы все пригнулись, и нас присыпало землей и песком.

— Привыкай, — сказал мне Налбат, хлопнув меня по плечу. — Тут такое постоянно. Англы не жалеют припасов.

Пока командир знакомил меня с новыми окопами и расположением роты, мы прошли все траншеи от начала и до конца. Много новых лиц, что заменили тех, кто погиб или отправился лечиться в тыл. Не всегда можно было вылечить человека по щелчку пальцев. Налбат хромающий на правую ногу тому доказательство. Рана, нанесенная кудесником четвертой ступени, так и не зажила.

Вот мы и дошли до офицерского блиндажа. Больших отличий от прошлого нет. Караул, что отдал нам с командиром честь, печь, на это раз сложенная из кирпича, радист на своем месте, две комнаты, для младших офицеров и Налбата и общее помещении для совещаний с большим столом и слабым освещением. Все тут пропахло куревом.

Первым меня заметил Свиридов Миша.

— Семен вернулся.

Офицеры встали из-за стола и начали пожимать мне руку.

— КИРЮХИН!

— Несу, командир Налбат, — выскочил из своего закутка солдат.

На стол был выставлен большой мясной пирог с грибами и томатами. Пахло очень вкусно.

— Спасибо, — сказал я нашему повару, пожав ему руку. Он кивнул, шепнув мне на ухо, что меня тут ждали, и ушел за чаем для нас.

— Нус-с-с-с, — поднял кружку младший лейтенант Ветряков, — за Семена. И за то чтобы монахи шли в жопу!

Все рассмеялись и мы чокнулись. Даже нелюдимый Налбат, что посмотрел на Ветрякова неодобрительно, чокнулся со всеми. Потом были разговоры. Со мной поделились последними новостями.

— В соседней с нами, четвертой роте все молятся на командира, — экспрессивно, размахивая руками, рассказывал мне Ветряков, которого тоже знатно потрепала вся эта история. Глеб Калязин был в его взводе. — Если бы не он, к утру, они все были бы мертвы.

— А что там было? — Спросил я Налбата. Тот неохотно рассказал.

— Поветрие. Английский лорды — волшебники любят такое. Я вовремя заметил, что с воздухом рядом с нами что-то не так и поспешил туда. Успел откачать солдат и разогнать хмарь над окопами. Сам надышался этой дрянью.

Удивительно. Все же Афон Налбат очень опытен. Я бы в такой ситуации растерялся и не смог ничем помочь. Это нашей роте повезло, что командир и его заместитель, я — кудесники. В других ротах в большинстве своем командуют обычные люди. Нас, обладающих силой мало.

Душевно посидели. Меня сегодня не дергали и позволили отдохнуть. После обеда я сразу направился в штаб батальона. Только оттуда можно позвонить домой. Письма от Алисы и Юлианы я получил, но мне хотелось живого общения. Как они там без меня?

С командиром батальона и его заместителями я не пересекся, оно и к лучшему. Сразу пошел к связистам и те выполнили мою просьбу, соединив меня с домом.

— Алё? — Прозвучал голос в трубке.

— Алиса? — Спросил я.

— Семен? — Переспросила она, с дрожью в голосе.

— Я.

— Как ты? Здоров? Не ранен? — В голосе жены было неподдельное волнение за меня. — Нам сообщили, что тебя взяли под арест, а потом пришли газеты. Смирновы отныне вычеркнуты из бархатной книги. Со мной уже связывался отец. Хочет, чтобы я вернулась с Юлианой домой, пока все не уладится.

Сердечко у меня екнуло.

— А ты?

— Бросила трубку. Ты наша семья.

В глазах защипало, но я удержал себя от слез. Как-то это не по-мужски. Я совсем расклеился.

— У меня все хорошо. Здоров. Обвинения сняты. Взял третью ступень. Теперь я старший лейтенант, но по-прежнему служу под командованием Налбата, заместителем командира пятой роты.

Я старался говорить быстрее. Связист, чье место я занял, уже показывал мне на часы. Очередь.

— А фамилия?

— Боярская дума будет решать.

— Славу богу.

— Как вы там? Как Юлиана, шарик, наши работники? Рассказывай все.

Поговорить удалось еще пять минут, и потом я был вынужден повесить трубку, пообещав писать письма почаще.

— Спасибо, — сказал я тому связисту, что уступил мне место и вышел на улицу.

Батальон готовился к бою. Подходили новые танки, подкрепления, летали над головой истребители. Осуществлялась перегруппировка сил. Выходит скоро новое большое наступление.

Страшим лейтенантом быть приятнее, чем старшиной. Теперь первым в большинстве случаев отдавал честь не я, и вертеть головой по сторонам приходилось реже. Нашим батальоном командует майор Грозовой, обычный человек, а его заместители капитаны или старшие лейтенанты, так что начальников тут немного.

Вернувшись в роту, я стал искать командира. Мне хотелось побольше узнать о третьей ступени кудесника, о которой я мало что знал. Да и других вопросов накопилось изрядно. Нашел я его на берегу озера. Вопреки своему же совету, он сидел у самой кромки воды и бросал в нее камешки. Я не спеша пошел к нему, и тут вода рядом с ним вздыбилась и превратилась в гротескную руку из воды, что попыталась схватить командира, но тот вспыхнул вспышкой золотистого света, похожей на силу отца Олега и вода опала обратно в озеро, расплескавшись тысячей брызг. Я вскрикнул от испуга и побежал на помощь к Налбату, что мрачно улыбался, всматриваясь в воду.

Моя поддержка ему не потребовалась.

— Что это было? — Громко спросил я, часто дыша после спринтерского забега.

— Адмирал Дрейк резвится, — усмехнулся мне комроты.

— Я думал он кудесник пятой ступени?

Вопрос прозвучал не полностью, но и так понятно, что я имел в виду.

— Верно. Но и его силы ограничены. Или ты думаешь, он может показать всю свою силушку, сидя как корабле в бухте Севастополя, дотянувшись до меня даже оттуда? Нет. Это лишь жалкие отголоски его настоящей силы, которых правда хватит, чтобы убить любого человека или слабого кудесника. Но не меня. Видел вспышку?

— Да.

— Я разрабатываю новую форму для противодействия любителям поиграть с водой. У англичан много таких умельцев.

Я удивился.

— Вы сами разрабатываете для себя формы?

— Присядь ка, — сказал он и я сел рядом с ним, на каменистый берег озера. Днем солнце достаточно прогревало камни, и температура воздуха понималась до плюс восьми градусов, как сегодня. Ночью снова ударят заморозки. Удивительное место Крым.

— Скажи, ты видел в продаже книги с формами для кудесников третей ступени?

— Нет. Но у меня и не было к ним доступа раньше.

Он покачал головой.

— Не в этом дело. До второй ступени включительно развитие кудесников идет линейно, по шаблонам. Начиная с третьей ступени, чужие формы бесполезны. Во-первых, ни одна бумага, даже специальная не выдержит силы написанного в ней и банально сгорит, а во-вторых, на третьей ступени дух кудесника претерпевает необратимые изменения, и разработанные другими кудесниками формы попросту не будут работать. Из ремесленника ты превращаешься в творца. Понимаешь теперь? Чем выше ты поднялся к вершине, тем сложнее развиваться. Начало, путь, постижение, дух, просветление.

Я открыл рот, чтобы задать вопрос, но Налбат меня остановил.

— Вопросы потом. Слушай.

Я кивнул.

— На третьей ступени, вокруг твоего духа нарастает новая оболочка. Это так называемая воля. На нашей ступеньке силы, формы первого уровня больше не нужны. Все простые действия мы выполняем, используя волю. Воплощенное желание.

Командир начал оглядываться. Увидев сухую корягу на берегу, он приманил ее к себе, и она по воздуху приплыла к нам, упав у наших ног.

— Понял, что я сейчас сделал?

— Использовали волю?

— Верно. Попробуй. Пожелай, чтобы это коряга сгорела. Зажги ее.

— Как?

Он промолчал, пристально посмотрев на меня своим черными глазами.

— Ты что, не слушал меня? Используй ВОЛЮ!

Вот я его и разозлил.

Используй волю, легко сказать, проворчал я про себя, став пристально вглядываться в корягу. Мысленный посыл — желаю, чтобы ты загорелась — не помог. Еще бы. Я почувствовал себя дураком. Выходит, кроме желания нужно что-то еще? Средоточие сейчас не нужно. Формы я не использую. Значит необходимо использовать этот второй слой духа, волю, но как? Отщипнуть от нее силу не получается.

Я посмотрел на Налбата. Тот не обращал на меня внимания и тренировался, испуская из себя волны золотистого света. Мой горе учитель помогать видимо не собирался.

Я пробовал и так и этак. Экспериментировал и кажется, нащупал нужную дорожку к цели. Я должен был направить свое желание, мысленный посыл не в предмет, на который я хочу воздействовать, а на дух. Нужно погрузить свое желание во вторую оболочку. Как только мне это удалось, коряга под нашими ногами задымилась и вспыхнула слабым пламенем, возгоревшись с одного конца. Воля истощилась, но не сильно. Я мог продолжать свои эксперименты.

Налбат отвлекся от своего занятия и выказал мне свое недовольство.

— Я в свое время справился за двадцать минут, а тебе понадобилось все пятьдесят. Больше работай головой, а не ешь в нее.

Так, после моего успеха он пояснил мне про волю более подробно. О ее универсальности и полезности. Воля — не берет силу из средоточия, а черпает ее из второй оболочки. Сила воли кудесника зависит от генетических факторов. От крови. Чем больше предков кудесников у тебя в роду и чем могущественней они были, тем сильней и твоя воля. Так, бояре могут заменить волей все формы первой ступени, экономя при этом силу в средоточии. А члены княжеского рода, зачастую могли заменить волей формы второй ступени. Это был известный всем максимум. Заменить волей формы третьей ступени не удавалось еще никому.

— Ты из княжеского рода. Так что тренируйся. Тут я тебе не помощник. Я сам из боярского рода, притом далеко не близкий родственник нашего главы, так что в этом ты меня должен обогнать и показать не этот результат, — он кивнул на еле горящую деревяшку под нашими ногами, — а такой, — палка вспыхнула огнем полностью, — и даже больше. Понял?

— Да.

— Тогда у меня к тебе вопрос. Прорываясь на третью ступень, ты не заметил ничего странного? Именно на этой ступени проявляются переходящие в роду мутации. Особые способности известных фамилий, как «золотой щит» у Рюриковичей или власть над морями и океанам лорда Фрэнсиса Дрейка.

Я ответил отрицательным покачиванием головы. Не хотел говорить правду, тогда бы пришлось рассказать, что я видел, летая по миру призраком, и хоть о путешествии во Францию я мог и умолчать, упомянув только свои прыжки по Российской Империи, но шестое чувство нашептывало мне, что знать об этой моей способности никому не нужно. То в чем участвовали мои родственники, пахло изрядной дрянью и мне не хотелось иметь с этим ничего общего. Воспоминания об отце Олеге и его угрозах были еще свежи.

— Жалко. Это было бы неплохим подспорьем для тебя. Я навел справки через знакомых. Княжеский род Смирновых был скрытен, старался не разглашать силу своей крови, но нет-нет, но слухи распространялись. Так твой прадед умел ходить через стены. А его брат, становиться на короткий миг неуязвимым к любому виду урона.

Я поднял брови в удивлении.

— Разные способности?

— Такое бывает. Неспроста это называется мутацией. Жаль, что семейные таланты просыпаются не у всех. Я вот тоже ничего не получил.

— Да. Жаль...

Налбат ничего не заподозрил.

— Теперь поговорим о самом важном. О формах третей ступени и сложностях что тебя ждут впереди. Обычно с этим помогает семья, все же у родственников схожее строение духовных оболочек и советами и другими уловками и секретами семьи можно помочь новоиспеченному кудеснику, что перешел из низшей лиги в высшую, но это не твой случай, так что я расскажу тебе, что знаю сам, а там уже ты или справишься, если талант позволит или застрянешь на месте, превратившись в пародию на кудесника третьей ступени. Все что я тебе рассказываю, есть в книгах по теории, но ты только впустую потратишь на них деньги. Там больше воды, чем полезных знаний. Начнем. Как я раньше сказал, из ремесленника, работающего по лекалам, ты превратился в юного творца. Только ты теперь определяешь, кем станешь. Потенциал у всех разный, как и способности. Кому-то лучше дается уничтожать все вокруг. Кому-то созидать. У кого-то несомненный талант управлять огнем, а у кого-то воздухом. Свои сильные и слабые стороны должен найти ты сам и на основе их, создать первую свою форму, подходящую именно тебе и никому больше. Начнем с основ.

Я приготовился слушать. Черт. Не повези мне с таким командиром роты и чтобы я тогда делал? Посторонние мысли не мешали мне запоминать каждое слово, что вылетало изо рта Налбата.

— Формы третьей ступени создаются на основе форм второй и первой ступени. По-этому, тебе все же придется заглянуть в библиотеку, чтобы расширить свои знания форм. Тем более сейчас, во время войны некоторые формы, ранее запрещенные к широкому распространению временно рассекретили, и ты можешь почерпнуть из них несколько интересных умений. Скупать все не надо. Бери те формы, в которых много незнакомых тебе знаков.

Все формы — это рисунки, в которых перемешаны дерганные линии, геометрические фигуры, смесь алфавитов земли и просто непонятная мешанина из клякс. Несмотря на кажущуюся бессистемность — в этих рисунках была гармония и завершенность. Раньше я не улавливал смысл всего этого. Не понимал механику работы формы. Сейчас же... тоже не понимал. Бред какой-то. Надеюсь, командир объяснит, что тут к чему.

— Чего усмехаешься? — Спросил у своего друга адмирала английского флота, лорд Кавендиш.

— Да играюсь тут с одним русским кудесником. Он решил меня подразнить, камешками в озеро покидать. Представляешь? Думал, схвачу его водяной рукой, притоплю засранца, а он ее развеял, применив что-то из арсенала инквизиторов.

Кавендиш вспылил.

— Ты можешь быть серьезным?!

— Марк, ну что опять? Тебя принцы подослали?

— Они обеспокоены. Весь мир над нами смеется. Королева недовольна ходом компании.

— А что она и другие лорды хотели? Думали, будет легко? Пф-ф-ф, — фыркнул лорд Фрэнсис Дрейк.

Каждое свое следующее слово Марк Кавендиш отчеканил.

— Разведка доложила, что русские пойдут в атаку всем фронтом через три дня и королева приказала в случае полного краха компании, смыть весь этот поганый полуостров с лица земли.

— Сделаю, — отмахнулся от Кавендиша адмирал, которому было глубоко плевать на планы королевы по захвату новых земель. Его интересовала только личная сила и новые знания.

Тем временем, из Франции, союзницы Англии, приходили все более печальные новости. Падеж скота по всей стране. Страх голода. Эпидемии болезней. Странное поведение животных. Перелетные птицы, что обычно зимуют во Франции, начали массовую миграцию. В стране что-то происходило и соседи Французов с настороженностью на них смотрели, пытаясь понять, несет ли это угрозу им и всему миру. Время уходило сквозь пальцы...