Глава 4

— Можешь начинать объяснять мне свои чрезвычайно хитрые причины, по которым ты не позволил Роуз и Дориану перестать волноваться о следующем патруле, — сказала Пенни, когда мы закрыли дверь, ведущую обратно в Замок Камерон. Выражение её лица не оставляло никаких сомнений относительно её личного мнения.

Теперь, когда мы были одни, у меня не было причины скрывать от неё своё истинное оправдание.

— Сперва мне нужно, чтобы ты пообещала никому больше об этом не рассказывать, — сказал я ей.

— Почему? — прозорливо спросила она.

Я вздохнул:

— Если мои умозаключения дойдут до Роуз, то всё будет зря.

Она сокрушённо покачала головой:

— Сейчас ты и так с ней не в очень хороших отношениях.

Я не сдавался:

— Обещаешь?

Пенни уставилась на меня:

— Ты действительно не хочешь, чтобы я говорила Роуз?

Я утвердительно кивнул.

— Ладно.

— Дориан ничего не может с собой поделать. Покуда он чувствует, что может сделать больше, он будет это делать. Я просто пытаюсь сгладить их с Роуз отношения, — наконец сказал я.

Моя милая жена пристально глазела на меня какое-то время, прежде чем ответить:

— Иногда ты правда удивляешь меня. За эти годы ты действительно усвоил много такта и тонкости. Что действительно меня поражает, так это то, что ты можешь быть таким сложным, и всё равно допускать настолько много ошибок, — произнесла она с задумчивым лицом, и одна из её бровей неуклюже дёргалась.

«А ты, дорогая моя, добилась значительных успехов по овладению своим нравом. Несколько лет назад ты бы просто назвала меня «идиотом», и устроила бы скандал», — молча подумал я.

— Ты всё ещё не овладела искусством поднимания одной брови, — сказал я вместо этого, подняв и опустив свою правую бровь, чтобы проиллюстрировать свой аргумент.

Пенни ухмыльнулась:

— Это не меняет того факта, что на этот раз ты выбрал не ту сторону. Дориан скоро снова станет отцом. Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понимать, что ты ни в коем случае не считаешь, будто ему следует быть в патруле, а не дома, с детьми. Тебе следует пытаться вдолбить этот урок в его непробиваемый череп, а не поощрять его.

Тут она меня подловила, но я пока не собирался признавать её правоту:

— Опасность всё ещё существует — иначе Дориан не желал бы так сильно искать шиггрэс.

— У тебя теперь есть много других рыцарей, способных справиться с этой задачей.

— Но Дориан лишь один.

— Его дети заслуживают отца, и он заслуживает семейной жизни, — гладко парировала она. — Лишь он может им это дать. Твои патрули смогут повести другие рыцари.

Я скрестил руки на груди в видимом знаке своей упрямости:

— Я думаю, что он тоже этого хочет, но я доверяю его инстинктам. Если он думает, что ему нужно продолжать ходить с ними, то я не буду его удерживать.

Она сжала губы, глядя на меня:

— Ты за это поплатишься перед Роуз. Не думай, что она тебе это спустит, теперь, когда ты сделал себя препятствием её счастью.

— А насчёт тебя что? — спросил я.

Её рука нашла мою, и мы пошли дальше:

— Я думаю, что ты ошибаешься, но это не стоит ссоры.

— Роуз — твоя самая близкая подруга. Будет ли она держать моё решение против тебя?

Самая красивая женщина, какую я когда-либо знал, покосилась на меня:

— Я намереваюсь создать у неё впечатление, что дома я тебя усердно пилю, из женской солидарности. Позаботься о том, чтобы она не сомневалась во мне, иначе я превращу этот обман в реальность.

Это заслуживало поцелуя.

* * *

На следующий день я устроил закрытую встречу с Дорианом после завтрака. Я подумывал о том, чтобы он позавтракал с нами, но Пенни наложила вето на эту идею, сказав мне, что ему нужно проводить время со своей собственной семьёй.

Поскольку нас там было только двое, я подумал, что мы могли бы использовать время более продуктивно, если я покажу ему прогресс некоторых моих проектов, пока мы беседуем. Я слишком часто был вынужден сидеть в креслах, чтобы проводить так своё утро. Поэтому в итоге мы шли по коридору, который вёл к лестнице.

На ходу Дориан спросил, широко улыбаясь:

— А разве с тобой не должна быть сиделка или вроде того?

Я одарил его кислым взглядом в награду за его остроумную ремарку:

— Если ты имеешь ввиду майллти, то — да, наверное, должна быть, но я дал Элэйн отгул на это утро.

— Ты же вроде говорил, что они должны держать тебя под присмотром круглые сутки.

Я начинал сожалеть о том, что поделился с ним частью информации, которую мне несколько лет назад дала Мойра Сэнтир. Согласно ей, архимаг с моей чрезвычайной чувствительностью должен был находиться под постоянным наблюдением, даже во сне, во избежание неприятных «случайностей».

— Сейчас существует лишь три других волшебника. Я не могу позволить занимать их всех просто наблюдением за мной, — ответил я. Конечно, я имел ввиду Уолтэра, его дочь, Элэйн, и его сына, Джорджа, которому только исполнилось восемнадцать — едва ли хороший возраст для скучного дежурства и хождения за мной по пятам весь день. — К тому же, — добавил я, — я не планирую этим утром делать ничего и близко магического, и я подумал, что нам может понадобиться побыть наедине для твоего отчёта.

— Уверен, Элэйн была разочарована, — ответил мой друг с весёлым выражением лица.

— Ты собираешься мне рассказать о своей поездке по Гододдину, или просто планируешь этим утром напоминать мне о всех остальных моих проблемах? — ответил я, слегка раздражаясь.

Дориан нахмурил брови, когда его мысли вернулись к главной цели нашей прогулки:

— Мне почти нечего докладывать, и это меня беспокоит, — начал он. Когда мы начали спускаться по лестнице, которая вела в подвалы под Замком Камерон, он сказал: — В этот раз мы не видели в Гододдине никаких признаков оставшихся шиггрэс.

— Что не означает, что их там нет, — ответил я, — поскольку у нас пока нет способа их обнаруживать.

— Ты всё время говоришь «пока», но ты пытаешься решить эту проблему уже не первый год. Тебе следует потратить своё время и энергию на что-то более продуктивное.

Я проигнорировал лёгкий упрёк в его утверждении:

— Рано или поздно я найду способ. Как думаешь, что они делают? — спросил я. Одновременно я поднял руку, и приложил её к неприметному камню на стене по одну сторону от нас. Скрытые руны зажглись в моём магическом взоре, и часть стены скользнула в сторону, открыв секретный коридор.

Дориан последовал за мной через проход, не задерживаясь — он уже ходил здесь несколько раз.

— Этого я знать не могу, — сказал он, когда каменная дверь закрылась вслед за нами, — но моё нутро подсказывает мне, что они ушли на северо-восток, обогнув Элентирские Горы.

— В Да́нбар, так? — заметил я. Данбар был королевством к востоку от Элентирских Гор. Учитывая трудность перехода через Элентиры, Лосайон и Данбар в прошлом почти не вели торговлю, но исторически они имели торговые отношения с Гододдином.

— Именно этого я и боюсь.

— Джеймс предупредил их об этой угрозе загодя. Они перекрыли свою границу с Гододдином несколько лет назад. Они должны быть готовы, — сделал я наблюдение.

Мой друг вздохнул:

— Ты же знаешь, что им шиггрэс не удержать. Они не могут перекрыть всю границу. Без магии и надлежащих инструментов их опрокинут, что бы они ни делали, — сказал он, похлопав по зачарованному мечу у себя на поясе. Сегодня он не носил свои магические латы — шесть месяцев в пути привили ему сильное желание какое-то время избегать брони.

Я провёл его через ещё одну дверь, бывшую более чем в фут толщиной, и полностью состоявшую из железа. Она открывалась в сферическую комнату размером в пятьдесят футов от стены до стены, и двадцать пять футов пола до потолка. На самом деле пол был деревянной платформой, построенной посреди помещения. Внизу, под деревом, толстые железные стены уходили вниз ещё на двадцать пять футов. Мы стояли внутри располагавшегося глубоко под Замком Камерон идеального железного пузыря — пузыря со стенками в фут толщиной.

Дориан оглядел окружавшие нас мрачные чёрные стены. Естественно, его глаза не видели высеченные в железе узоры рун, но, с другой стороны, их и я не видел. Я создал чары, используя структуру, похожую на ту, что скрывала тайную комнату в доме Иллэниэл в Албамарле, с несколькими чёткими и очень важными отличиями.

Он снова заговорил:

— Ты так и не сказал мне, где взял железо для этой штуки. Оно, наверное, стоило тебе целого состояния.

Я улыбнулся:

— Оно не стоило мне ни гроша. Сама земля предоставила мне материалы, — объяснил я, имея ввиду то, что я использовал свои способности архимага, чтобы уговорить землю предоставить мне железо. Я поднял металл из горячей мантии в милях под нами. Очень похоже на то, как пузырёк воздуха поднимается в воде, мой железный пузырь поднялся через землю и камень, прежде чем остановиться здесь.

Недоверчиво качая головой, Дориан ответил:

— Ты мог бы стать богатейшим человеком в Лосайоне — нет, во всём мире, если бы использовал этот трюк в своих интересах.

Я не потрудился сказать ему, что почти так же легко было бы поднять огромные количества других металлов. Хотя железо было самым распространённым металлом, я легко мог достать столько серебра и золота, что уничтожил бы экономику, и сделал бы драгоценные металлы гораздо менее драгоценными.

— Однажды наступает момент, друг мой, когда деньги — уже не цель, а лишь ещё одно средство достижения цели. К тому же, с моей женой, детьми, и друзьями, вроде тебя… я уже и так самый богатый человек в мире.

— Ха! — воскликнул он, из чего я заключил, что Дориан не мог придумать хорошего ответа… либо так, либо он был слишком смущён. Немного погодя он сменил тему: — Ты так и не объяснил мне до конца стоящую за этой огромной подземной полостью логику. Неужели всё это железо действительно защищает «Бог-Камень» от других богов? — спросил он. Бог-Камнем мы стали называть похожую на самоцвет темницу Сэлиора.

Я пристально уставился на своего друга, раздумывая, насколько много я могу ему рассказать. Я скрыл свои истинные причины, по которым я построил камеру «Железного сердца». Так я назвал комнату, когда впервые продемонстрировал её Рыцарям Камня. Точно в центре комнаты на маленьком пьедестале лежал большой, пульсировавший жёлтый самоцвет. Шедший от него свет был таким ярким, что на него было трудно смотреть, не прикрывая глаз. Он был окружён другим камнем — оранжево-лимонного цвета камнем, вырастить который вокруг центрального камня я уговорил землю. Шедший от внутреннего камня свет был настолько ярким, что было невозможно разглядеть одними лишь глазами, что на самом деле это были два вложенных друг в друга камня.

Внешний самоцвет собирал лишнюю силу от расположенного внутри камня. Он также предоставлял средства для сцеживания этой силы и использования её в благих целях. Я отламывал от него куски, и крепил их ко множеству предметов — в частности, к новым мечам, которые я смастерил для Рыцарей Камня. Я сделал эти мечи так, чтобы они направляли получаемую энергию, создавая огромные потоки пламени по приказу своего хозяина. Их клинки были спроектированы как рунные каналы. Поэтому создаваемый ими магический огонь мог использоваться для превращения шиггрэс, которым не повезло с ними встретиться, в пепел за считанные секунды.

Сейчас уже все мои рыцари носили «солнечные мечи», ну… кроме Дориана. Его необычная природа стоика не давала ему активировать чары, выпускавшие божественный огонь. Чтобы мечи нельзя было украсть и использовать против нас, я настраивал каждый меч на его владельца, и он полагался на крохотное количество эйсара своего носителя, чтобы активировать чары. Из-за своей особой природы Дориан был совершенно неспособен направлять даже ничтожнейшее количество эйсара.

Возвращая свои мысли к его вопросу, я подумал об окружавших нас железных стенах. Я никому не сказал об их тайном предназначении — не из-за недостатка доверия, а из-за страха быть раскрытым. Я не мог быть до конца уверенным, насколько велики у сияющих богов были навыки по сбору информации. Я полагал, что они были ограничены знаниями, собираемыми их последователями, напрямую или опосредованно, но я не мог быть уверен в этом полностью.

— Я думал, что уже объяснял тебе это всё раньше, — наконец сказал я.

Он покачал головой:

— Нет, ты всё трындел про камень и эти затейливые мечи, которые со мной не работают.

— Это помещение совершенно невозможно найти, когда дверь закрыта. Даже боги не могли бы его отыскать. Оно защищает скрытое расположение нашей божественной тюрьмы, — сказал я, указывая на светящийся камень посреди комнаты.

Дориан хмыкнул:

— Я могу назвать по крайней мере девятнадцать других людей, которые знают, где она находится, — заявил он. Дориан, конечно, имел ввиду своих собратьев-рыцарей. Я привёл каждого из них сюда, чтобы они увидели источник силы для их мечей.

Я улыбнулся:

— Я доверяю им безоговорочно.

— Как и я, — ответил он, — но люди — это люди, и будут чесать языками.

— Уже прошло несколько лет, а они так и не пришли. Либо наша тайна в сохранности, либо боги боятся тягаться со мной, — возразил я.

— Тут ты, наверное, прав, — сказал Дориан. — Но если они всё же придут за ним, неужели ты действительно хочешь, чтобы столкновение произошло здесь, прямо под твоим домом?

— Я не могу присматривать за ним, если он хранится где-то далеко. И я сделал приготовления для защиты наших семей, ты же знаешь.

— Ага, но я просто хотел убедиться, что ты всё ещё помнишь об этом, — ответил он, а затем выражение его лица изменилось. — Я всё собирался тебя спросить, но всё как-то к слову не приходилось, — сказал он, и его взгляд снова потянулся к камню.

— Что?

— Почему он выглядит иначе?

— Что ты имеешь ввиду? — спросил я.

Он указал, будто это всё проясняло:

— Камень — он выглядит иначе, чем когда ты впервые его победил.

Я вздохнул:

— Это довольно легко, в зависимости от того, о какой именно разнице ты говоришь… либо о покрывающем его снаружи камне, либо об общем свечении.

Дориан махнул рукой:

— Не, я понимаю насчёт камня, в который он заключён. Ты это уже объяснил, но свечение кажется другим.

— Смотри сюда, — сказал я, — указывая на маленькую сетку кристаллов, находившихся рядом с центральным пьедесталом. Там было десять камней размером с большой палец, выстроенных в ряд, и за каждым из них стоял ряд камней поменьше. В данный момент девять больших камней светились жёлтым светом. За этими девятью камнями также светились маленькие камни. Десятый камень не светился, как и все стоявшие за ним маленькие камни кроме одного.

— Ты уже показывал мне раньше эту шкалу, — сказал он, отмахиваясь.

— Тогда будь на этот раз более внимательным, — сказал я с некоторым раздражением. — Когда я только создал это устройство, все десять камней светились. Я назвал это количество «1 Сэлиор».

— Я всё ещё не понимаю, почему ты измеряешь силу бога его собственным именем, — ворчливо сказал мой друг.

— Он был первым, что я попытался измерить, поэтому я использовал его имя… а теперь слушай. Силу, которую тогда содержал камень, я назвал «1 Сэлиор». Я не хотел, чтобы камень содержал больше силы, потому что я точно не знаю, сколько он удержит, прежде чем сломается. Поэтому я использую один Сэлиор в качестве предельного значения, при превышении которого я знаю, что ситуация становится опасной, — сказал я ему.

— И что именно это значит, когда выглядит вот так, как сейчас?

— Девять светящихся больших камней означают заряд в девять десятых одного Сэлиора. Один маленький камень показывает одну сотую Сэлиора. Это значит, что суммарная сила, запасённая в Бог-Камне, сейчас составляет девяносто одну сотую Сэлиора, или, можно сказать, девяносто один процент, — объяснил я.

Дориан ухмыльнулся:

— Он будет не рад, когда узнает, что ты превратил его имя в единицу измерения. И какое всё это имеет отношение к тому, что камень выглядит иначе?

— Ну… яркость и цвет свечения слегка меняется, хотя меня поражает, что ты способен увидеть разницу. Этот свет слепит большинство людей настолько, что им трудно видеть маленькие отличия, — ответил я.

Дориан издал странный звук, что-то вроде «хрм-м», что означало, что он не был впечатлён:

— Для меня он никогда не выглядел особо светлым.

«Он не может видеть магический свет», — осознал я. С течением времени я узнал, что некоторые видимые для меня вещи было трудно разглядеть обычным людям, а другие были вообще для них невидимыми. Что я не принимал во внимание, так это тот факт, что Дориан, будучи стоиком, мог не видеть даже то, что видели обычные люди. В данном случае его полная неспособность видеть какую-либо магию, позволяла ему видеть лишь обычный свет, излучаемый концентрированной силой Сэлиора в качестве побочного эффекта. Другими словами, для его взгляда камень светился лишь умеренно. Таким образом, он мог видеть физический камень, в то время как большинство людей не могли ничего разглядеть сквозь яркое свечение, и, что хуже — он заметил разницу.

— Я забываю, что ты не видишь то же магическое свечение, которое видят другие люди, — сказал я ему совершенно наигранным скучающим тоном. — Однако он действительно выглядит иначе, даже для твоего взгляда, поскольку хранящаяся в нём сила меняется со временем. Я не знаю, как ещё это объяснить.

Он потёр свой бородатый подбородок:

— Наверное, это не имеет значения. Я просто хотел убедиться, что ты заметил. Ты знаешь об этих вещах гораздо больше моего, уж это точно.

Я улыбнулся, и положил руку ему на плечо:

— Кстати, о вещах, которые я знаю лучше тебя… ты действительно продумал последствия того, что ты будешь продолжать возглавлять патрули? Твоя жена не будет рада, если ты будешь продолжать попытки самостоятельно стереть шиггрэс с лица земли.

Дориан одарил меня взглядом широко раскрытых глаз, будто я уже предал его:

— Я думал, что ты понимаешь, и я не делаю это сам по себе. Со мной всегда по крайней мере девять других рыцарей, не говоря уже о солдатах.

Я использовал своё однодюймовое преимущество в росте, чтобы задрать нос и посмотреть на него взглядом, который, как я надеялся, был отеческим:

— У тебя уже есть один ребёнок, и скоро будет второй. Каков твой самый значительный долг — отца или рыцаря?

Он нахмурился:

— Учитывая то, что я — твой рыцарь, мне казалось, что ты бы предпочёл, чтобы я поставил свои рыцарские клятвы выше других вопросов… и я хожу лишь в каждый второй патруль.

— Я притворюсь, что я этого не слышал. Мы были друзьями задолго до того, как я стал дворянином, а ты — рыцарем. Сам будучи отцом, и будучи твоим другом, я не могу не посчитать, что ты всё делаешь шиворот-навыворот, — бесцеремонно сказал я.

— Если ты действительно так считаешь, то почему ты сказал Роуз, что всё ещё хочешь, чтобы я ходил в патрули? — подозрительно спросил он.

— Я знаю, какой ты упрямый. Я надеялся, что смогу вдолбить в тебя немного здравомыслия, вместо того, чтобы давать Роуз повод превратить твою жизнь в ад, — сказал я, пронзая его своим взглядом.

Дориан оглянулся, даже не дёрнувшись:

— Я хочу быть здесь, с Роуз, с детьми, но я пока не могу уйти на покой, Морт.

— Это не… — начал перебивать я, но мой друг поднял ладонь.

— Выслушай меня, — сказал он, и, когда я закрыл рот, продолжил. — Я не могу объяснить это так, как мог бы ты. У тебя всегда были нужные слова, у вас с Маркусом, а у меня — нет… поэтому будь терпелив, и слушай, — договорил он, сделал глубокий вдох, и уставился на свои собственные ладони, прежде чем поднять их, чтобы я на них посмотрел. — Я — человек своих рук, Мордэкай. Я не всегда знаю, что сказать, но эти руки всегда знают, что надо делать.

Глядя на них, я в сотый раз заметил множество шрамов на его крупных, грубых ладонях. Ладони и ступни у Дориана были большими даже во времена нашей юности, и, совсем как щенок, он вырос, чтобы соответствовать им. Теперь в нём мало что осталось маленького — от его широких плеч до мощных ног, однако у себя в сознании я всё ещё видел неуклюжего юношу, высокого и долговязого, со слишком большими кистями и ступнями. Время летит слишком быстро, и тем самым предаёт всех нас. Мы с моим другом уже были не детьми, но мужчинами, и обзавелись своим собственным потомством.

— Они — там, Морт, где-то там, и не настолько далеко, как нам бы хотелось. Они знаю тебя, и они знают меня. Они знают, где мы спим, и где играют наши дети. Они ни живые, ни мёртвые, и они никогда не успокоятся, пока не отомстят — нам, и каждому из живущих мужчин, женщин и детей, — сказал он, приостановился на миг, а потом повторил свои слова: — Они никогда не успокоятся… и я никогда не успокоюсь, пока либо они не обратятся в прах, либо я.

Миновала долгая минута, прежде чем я ответил:

— Всегда будет какой-то враг, какая-то угроза. Когда не станет шиггрэс, нам всё ещё придётся сразиться с сияющими богами, а после них — с тёмными богами, а после них… кто знает? Мы никогда не будем в полной безопасности, и если мы будем тратить всю жизнь, пытаясь этой безопасности достичь, то однажды проснёмся, и обнаружим, что наше время растрачено, и растрачено оно отнюдь не на любимые нами дела и любимых нами людей.

Массивный мужчина, выросший из моего долговязого друга детства, гулко хмыкнул, и посмотрел на меня из-под тёмных, тяжёлых бровей:

— С людьми я сражаться могу, а благодаря тебе и этому мечу могу сражаться и с мертвецами. Богов и иже с ними я оставляю на тебя. Когда с шиггрэс будет покончено, я останусь дома, и буду заботиться о домашнем очаге, пока ты снова не прикажешь мне вернуться на службу, против людей, или для какой-то другой цели. Но пока мёртвые не вернутся в свои могилы, покоя мне не будет.

— А если я прикажу тебе сложить меч, и остаться дома?

Дориан сжал челюсти:

— Не делай этого, Морт. Я никогда не нарушал своё слово или клятву, но если ты меня вынудишь…

Глубоко выдохнув, я шагнул вперёд, и обнял упрямого гиганта:

— Я просто хотел удостовериться, друг. Если это — действительно твой выбор, то я не буду тебе препятствовать. Мы найдём способ быстро с этим покончить, ради тебя, и ради твоих детей. А пока, я возьму на себя вину перед Роуз. Уж это я для тебя могу сделать довольно легко.

Загрузка...