Возмездие

Глава двенадцатая ЗНАКОМСТВО

Здание лицея находилось в старом центре Петербурга, рядом с бывшей церковкой, обустроенной под кинотеатр. Кинотеатр этот любила молодежь семидесятых — восьмидесятых годов, так как он был единственным местом в городе, где демонстрировали шедевры мирового киноискусства. Марина и сама не раз бывала здесь в ранней юности.

Она вошла в вестибюль лицея, рассматривая скульптуру женщины в царском облачении и огромную Доску почета, на которой значились фамилии именитых лицеистов.

С некоторым трепетом поднялась по мраморным ступеням на второй этаж, разглядывая длинную, во весь пролет лестницы фотогазету, повествующую о походе веселых, чумазых лицеистов на Алтай. Среди ребят определялся худощавый мужчина с густой щеточкой усов.

В кабинете математики мужчина с газетных фотоснимков предстал, что называется, в полный рост. Где-то сто семьдесят пять. Мы почти одного роста, прикинула Марина. Боже, какая чушь лезет в голову... Она так боялась опоздать, что пришла первой.

— Добрый вечер! Вы чья мама? — густым баритоном спросил педагог.

— Мити Оленина. То есть Дмитрия.

— Марина Борисовна? — сверившись с записью в журнале, уточнил классный руководитель.

-Да.

— Рад познакомиться. Вы пока посмотрите тетрадь. Здесь выписаны все оценки ребят за первые два месяца. Или вот альбом мы сделали. После туристического слета. — Он передал Марине тетрадь, альбом и вышел из кабинета.

Пока Марина тихо ужасалась двойкам сына, начали подтягиваться другие родители, и вскоре собрание началось. Марина все переживала за Митины отметки и плохо слушала речь Юрия Максимовича. Что-то об общей концепции преподавания...

— ...Короче говоря, мы относимся к лицеистам как к студентам, а не школьникам. Это означает, что каждый должен работать самостоятельно. Никаких натяжек, вытягивания неуспевающих за уши у нас нет. Мы не районная школа. Вы уже знаете, что к нам трудно поступить — ваши дети прошли жесткий отбор. Но и далеко не все поступившие заканчивают лицей. Отсев очень большой. Я не хочу пугать. Ребята, которые действительно хотят учиться, имеют шансы на успех. Это, собственно, все, что я хотел сказать. Теперь я прочту фамилии детей, с чьими родителями хотели встретиться наши педагоги. Начнем с русского языка. Дмитриев, Кологривова, Литвенчук... Пройдите, пожалуйста, в кабинет тридцать восемь. География...

Марину, помимо самого Юрия Петровича, хотела лицезреть химичка, по определению сына, «та еще крыса». К Юрию Петровичу выстроилась очередь. Марина решила начать с естественных наук. Когда она вернулась, очередь истаяла. Оленина постучала в кабинет. Юрий Максимович был один.

— Заходите, Марина Борисовна, я вас жду.

Марина робко вошла.

— Ну, ну, смелее! Это же не вы двойки получаете, — улыбнулся учитель.

И у Марины сразу как-то отлегло от сердца.

— Садитесь поближе, вот так. Ну, что сказать о Мите? Он мальчик способный, но очень рассеянный. Я ему об этом еще на подготовительных курсах говорил. Один раз, на экзамене в лицей, он собрался, сумел написать контрольную. Но теперь, когда работать нужно каждый день, я вижу, что он меня не слушает! Просто витает где-то. Его очень отвлекает одна девочка из класса. Настя Мишулина. То записки ему бросает, то шепоток какой-то. Сидит за ним, все время его дергает!

Учитель явно сердился на невидимую Настю. Его голос, вначале спокойный и доброжелательный, при упоминании имени девочки поднялся до почти истерических нот.

Марина прямо-таки съежилась.

— У нас так нельзя! У нас каждый день новый материал. Каждую неделю — контрольная работа. А у него уже три двойки!

— Я думала — две, — упавшим голосом произнесла женщина.

— Третью он получил сегодня. И опять его отвлекала Мишулина. Если так пойдет дальше, он не сможет написать полугодовую контрольную и будет отчислен.

— Что же делать? — едва сдерживая слезы, прошептала Марина.

— Вы сами не можете ему помочь?

— Как? Я не то что математику, я арифметику не помню. Если бы был жив муж...

— Да, да, я знаю, какое у вас горе. Очень вам соболезную. Остаться одной с двумя детьми, да еще мальчиками... И этот возраст переходный... И Митя, конечно, переживает. Безусловно, потеря отца сказывается на его состоянии. Но нужно что-то делать! Мне бы очень не хотелось терять его. Он умный мальчик. И на слете проявил себя хорошо. Ребята к нему тянутся... Постойте...

Юрий Максимович заглянул на последнюю страницу журнала.

— А ведь мы с вами соседи! Я живу в двух остановках от вас.

— Да? — не поняла Марина.

— Вот что. Я вижу, что с Митей нужно позаниматься индивидуально. Объяснить заново то, что он прослушал.

— Я сама хотела попросить вас, Юрий Максимович! Только постеснялась. Как хорошо, что вы сами предложили... Сколько это будет стоить?

— Перестаньте! Откуда у вас эти деньги? — поморщился учитель. — Кроме того, Митя теперь мой ученик и я за него отвечаю.

— Но... Я же не могу просто так...

— Хорошо. Обедом старого холостяка накормите?

— Конечно! — просияла Марина.

— Вот и отлично. И давайте не откладывать дело в долгий ящик. Времени остается мало.

— Я хоть завтра...

— Завтра я сам занят, а вот послезавтра, часов в шесть... Как?

— Замечательно! — воскликнула Марина.

— Но предупредите его: если он не перестанет отвлекаться на уроках на Мишулину, моя помощь исключается!

И опять что-то злобное мелькнуло в его лице.

Марина поспешно отвела глаза, чтобы отогнать неприятное впечатление.

Весь вечер следующего дня Марина носилась по магазинам. Нужно было приготовить настоящий, хороший обед. Сами они привыкли питаться согласно девизу: главное, чтобы было первое! Так было заведено в доме родителей. Если есть суп — значит, есть обед. На второе можно обойтись сосисками, сардельками, полуфабрикатными котлетами. Но Митиного педагога, «старого холостяка» (господи, да какой же он старый? От силы полтинник!), его нужно было накормить по высшему разряду. А то еще передумает с Митькой заниматься...

Марина купила грудинку для борща, капусту, свеклу, перец, помидоры, чеснок, зелень — все как положено. Картофель, лук и морковь в доме есть всегда. Так, на второе — куриное филе. Если приготовить его в кляре, со специями — это очень вкусно! В качестве гарнира — рис. Марина умела готовить его рассыпчатым, как для плова. И закуски. Они с детьми очень любили корейскую кухню, и Марина купила корейской спаржи и рыбы. Долго стояла возле винного отдела. Покупать вино к ужину или нет? Решила не покупать. Все-таки он по делу придет. Купила сок, минералку, хороший чай и кофе, несколько видов печенья и конфет. Да, еще фрукты. И не бананы, которые теперь дешевле картошки, словно растут в каждом огороде, а виноград и груши.

Кажется, все. Кошелек изрядно отощал, но дело того стоит! Будем считать это инвестициями в Мить- кино образование, утешала себя Марина. Как дотянуть до следующей получки? Вопрос, конечно, интересный. Ладно, займу у Наташки.

И вот на плите тихо побулькивает бульон, на сковородке тушатся овощи для борща. Марина помешивает их лопаткой и думает свою думу.

Вчера после собрания она устроила сыну выволочку по поводу Насти Мишулиной. Митька таращил глаза, божился, что ничего такого... Ну, спросит она у него иногда что-нибудь... Так что же, не отвечать? Записки? Господи, всего одна! И то про контрольную по географии. Потому что он, Митя, по географии первый ученик в классе! Могли бы гордиться, мамаша!

— Ты не в гуманитарной гимназии, среди барышень с бантиками. Когда исправишь алгебру, тогда и буду гордиться, — отрезала Марина.

Но известие о том, что Юрий Максимович придет к ним домой, ошеломило Митьку. Он изо всех старался быть хорошим. То и дело выскакивал на кухню и спрашивал, не нужно ли помочь.

— Ты алгебру учи! Вот твоя помощь!

— Ма, пусть и Санька завтра придет. Во-первых, я соскучился. Во-вторых, столько еды вкусной! И потом, пусть Юрий Максимович на него посмотрит. Ему ведь через два года тоже нужно будет к нам поступать!

— Саня придет. Это я и без тебя продумала. А ты о чем думаешь? Ты об алгебре думаешь или где? Прав твой Максимыч: ты все в облаках, в эмпиреях! Вместо того чтобы разобраться хоть в чем-нибудь самостоятельно, показать, что ты умеешь работать...

— Все, все, мамаша! Не бухтите! Иду разбираться с интегралами!

Ровно в шесть часов в пятницу в дверь позвонили. Митька ринулся открывать.

— Здравствуйте, Юрий Максимович!

От того, с каким щенячьим восторгом смотрел сын на учителя, у Марины сжалось сердце. Только что на шею не бросился. Вот она, безотцовщина, в полный рост. Эх, был бы жив Сережа...

— Привет, двоечник! Здравствуйте, Марина Борисовна! — улыбнулся учитель. — Ну, куда можно куртку повесить?

— Сюда, пожалуйста. Вы голодны? Может быть, сначала пообедаем?

— Нет. Я из дома. И вообще — первым делом самолеты!

Когда он улыбался, его лицо из строгого и чуть надменного становилось молодым, даже мальчишеским.

— А когда подавать обед?

— Господи, что вы зациклились на обеде? Я ведь на нем и не настаиваю, — рассмеялся учитель.

— Как это? Нет уж, нет уж, — испугалась Марина.

— Ну хорошо. Через полтора часа. Годится?

— Годится! — улыбнулась Марина.

Она отварила рис, поджарила филе, накрыла на стол. Заварила себе кофе и вышла на лоджию с чашкой и сигаретой. Из окна Митькиной комнаты доносился баритон Юрия Максимовича и ломающийся, хриплый голос сына.

«Надо же, как Митька к нему бросился!» — снова вспомнила Марина. Она впервые пожалела, что не пошла работать в школу. Конечно, от них с ума сойти можно. Но и такой чистой, беззаветной любовью могут одарить только дети. Ну, еще животные.

Окно отворилось, высунулась голова сына.

— Ма, ты куришь?

— Да. Что, мешаю? — испугалась Марина.

— Нет. Юрий Максимович тоже курит. Можно, он присоединится?

— Конечно!

Марина сдернула фартук, поправила очки. На лоджию вышел Юрий Максимович.

— Я ему задачу дал. Пусть решает, — сказал он, прикуривая. — Запахи у вас на кухне умопомрачительные!

— Ну как он? — как о тяжелобольном спросила Марина, не реагируя на комплимент.

— Да нормально! Я же говорю, башка у него хорошая. Если бы на уроках не отвлекался...

— Я с ним вчера поговорила! И про Настю... Он обещал!

— Ну-ну, что вы так переживаете, — чуть поморщился учитель. — Возможно, я зря вас напугал. Сегодня он с Настей вообще не разговаривал. Так что все наладится.

«Сегодня он вообще не разговаривал», — про себя повторила Марина. Он что, за каждым Митькиным шагом наблюдает? Ну, вообще-то, хорошо. Хотя не один же Митька в классе...

— Юрий Максимович! Я решил! — раздался сквозь окно радостный голос.

И у Марины опять защемило сердце. Господи, за то, чтобы этот ломающийся голосок был всегда радостным, — отдашь что угодно!

— Сейчас посмотрим, как ты решил. Не хвались раньше времени, — весело откликнулся Максимыч.

Через полчаса они сидели за обеденным столом. Юрий Максимович водрузил бутылку коньяка.

— Надеюсь, вы не против? — осведомился он у хозяйки дома.

— Нет, это даже хорошо, — простодушно ответила Марина. — Я и сама хотела купить. Так, знаете ли, переволновалась за эти два дня... Но не купила, постеснялась.

— И правильно. Спиртное в дом должен приносить мужчина. А из-за чего волновались?

— Ну как же! Из-за Мити!

— Не стыдно тебе, Дмитрий, маму волновать?

— Я больше не буду, — протараторил Митька, радостно глядя то на учителя, то на мать.

— Смотри у меня! — погрозил пальцем Макси- мыч. — Ну-с, куда наливать коньяк?

— Ой, бокалы-то! Я и забыла!

Марина торопливо поставила коньячные бокалы. Да что это я как школьница? Спокойнее нужно быть! Нужно срочно выпить!

Она открыла супницу, из которой повалил густой, ароматный пар, разлила по тарелкам ярко-красный борщ, посыпала толченым чесноком и зеленью.

— О-о-о!! — в один голос воскликнули мужчины.

— Предлагаю тост за хозяйку! — воскликнул Мак- симыч.

— Нет, сначала за знакомство, — перебила Марина. — Вы в первый раз в нашем доме, Юрий Максимович, и мне бы очень хотелось, чтобы вы стали здесь частым гостем. Я очень рада, что у Мити такой замечательный наставник. Спасибо вам! За вас!

Максимыч склонил голову в знак благодарности. Они чокнулись, выпили.

— А теперь ешьте! Борщ вкусный, когда горячий.

На несколько минут за столом воцарилась тишина.

По тому, как прижмуривались оба едока, Марина поняла, что борщ удался.

— Невероятно вкусно! — подтвердил ее предположение Юрий Максимыч.

Потом подошел черед куриного филе с рисом. И опять Максимыч рассыпался в комплиментах. И подливал Марине коньяк. И она чувствовала себя все легче и свободнее.

— А где ваш младший сын?

— Он в музыкалке. Скоро придет.

— Вот как? Какой инструмент?

— Флейта.

— Здорово! А Митю не учили музыке?

— Почему? Он закончил музыкальную школу. Он у нас саксофонист.

— Да что вы? — изумился учитель. — Митя, что же ты свои таланты скрываешь?

— Да ну, мам, зачем ты? — забухтел Митька, притворяясь, что рассердился.

— У тебя и саксофон есть? — повернулся к Мите учитель.

-Да.

— Так, может, ты нам сыграешь?

— Ой, я так давно не играл...

— Не ломайся, Митька! Сыграй, пожалуйста! — Марине очень хотелось похвастаться сыном.

— Ну ладно. Только учтите, я очень давно не играл! Целый год! — повторил Митя и достал из шкафа футляр.

Он извлек тяжелый сверкающий инструмент, вставил мундштук. Марина с радостным предвкушением смотрела то на сына, то на педагога.

Вот Митька размял губы, то вытягивая их в трубочку, то растягивая в улыбку, несколько раз облизнул их. Зрелище вообще-то не очень приятное, но необходимое. Марина взглянула на Юрия Максимыча — мол, так надо, вы ведь знаете? И увидела какое-то особое, плотоядное выражение на его лице.

Митя обхватил губами мундштук, и учитель непроизвольно подался вперед, лицо его стало даже угрюмым, по щеке прошла судорога. Марина поспешила отвести глаза.

Зазвучала тихая джазовая композиция. Юрий Максимович не отрываясь смотрел на Митю, словно забыв обо всем на свете. Марина постаралась отогнать неприятное впечатление. Просто человек тонко чувствует музыку. Это же прекрасно! И Митька так хорош!

Она умилялась и гордилась сыном, который был в эти минуты прекрасен, как юный греческий бог, с золотыми прядями волос, рассыпавшимися по плечам.

Последние звуки растаяли в воздухе, но еще несколько мгновений в комнате стояла тишина. Митька смущенно переминался с ноги на ногу, прижимая саксофон к груди.

— Потрясающе! Это просто потрясающе, Митя, — глубоким, взволнованным голосом произнес учитель.

— Ой, ну что вы, Юрий Максимыч, я раньше лучше играл... — зарделся от удовольствия Митя.

— Не скромничай! Я говорю тебе — это потрясающе!

Пафос момента сбавил длинный требовательный звонок в дверь.

— Это Санька пришел! — обрадовался Митя и бросился встречать брата.

Юрий Максимович засиделся допоздна. Обед был давно закончен. Дети, по указанию учителя, убрали со стола и вымыли посуду — чего отродясь не было! Марина отнесла им в комнату вазу с фруктами и оставила общаться друг с другом — они очень соскучились. Кроме того, у Марины было подозрение, что Митька сознательно умыкнул младшего брата, чтобы оставить взрослых наедине.

Итак, взрослые сидели на кухне, он — в кресле, она — на маленьком уютном диване. Настенный светильник освещал пространство неярким, уютным светом. Они пили кофе с коньяком, курили и болтали.

— Замечательные у вас мальчишки! — в который раз повторил Юрий Максимович.

— Спасибо.

— Удивительно, они на вас совсем не похожи. Оба светловолосые.

— Они в отца, — тихо произнесла Марина.

— А сколько лет Саше?

— Тринадцать. Он в восьмом классе.

— Через год нужно поступать к нам.

— Да, Митя тоже об этом говорил.

— Митя меня сегодня потряс. Как он играл! Почему он не стал заниматься музыкой дальше?

— Ой, ну что вы, Юрий Максимович, разве туда пробьешься? В музыкальном мире такая клановость! Нужны связи. Или родственные, или какие-либо другие. У меня их нет. Да Митя и не хотел становиться музыкантом. Если честно, мы с большим трудом заставили его закончить школу. Это сейчас он с удовольствием играет для гостей. А тогда, когда нужно было каждый день после обычной школы ехать в музыкальную... О, страшно вспомнить! Сколько я выслушала о загубленном детстве! Все ребята во дворе играют в футбол... А он мимо, с футляром в руке.

— Понимаю. Что ж, вы умница, что заставили его доучиться! В жизни все пригождается, всякое умение. Будет у нас в походах играть. Он на гитаре играть умеет?

— Да. И на фортепьяно.

— Фортепьяно мы вряд ли возьмем с собой, а вот гитару — непременно!

— Митя в вас буквально влюблен! Вернулся из похода последнего...

— Это вы про слет туристический?

— Ну да. И все разговоры только о вас! Какой вы замечательный! Наверное, это счастье — знать, что дети тебя любят.

— Да, — покачал головой Юрий Максимович и чуть улыбнулся чему-то своему.

Они помолчали.

— Юрий Максимович! А вот эти походы ваши... Митя так мечтает о них. А сколько это стоит? — осмелев от выпитого коньяка, спросила Марина. — Ну, я потому спрашиваю, что мне нужно заранее готовиться...

— Я прекрасно понимаю, Марина Борисовна, что ваше материальное положение... достаточно сложное. Взносы на каждый поход разные. От маршрута зависит, от продолжительности похода. Но вы не волнуйтесь, мы этот вопрос решим. У нас есть спонсоры. Это бывшие мои ученики, которые сделали успешную карьеру и могут позволить себе благотворительность. Есть денежный фонд. Некоторые ребята, чье материальное положение является тяжелым, участвуют в походах на льготных условиях. Я не могу полностью освободить вас от взноса, это вызовет разговоры...

—Что вы, что вы! — замахала руками Марина.

— ...Но существенно снизить его размер — это реально. Вы просто будете говорить мне, сколько сможете заплатить. Сколько сможете, столько и заплатите. Хоть три рубля. Ну, успокоились?

Он улыбнулся ей спокойным, почти неподвижным лицом.

— Спасибо вам! — Марина поправила очки.

— У вас очень красивые очки. И очень вам идут. Вы очень красивая женщина. Не дешевой красотой с глянцевых обложек. А совсем особой, редкостной, которую нужно уметь увидеть. Да, вы очень красивы... Среди ваших предков наверняка была какая-нибудь придворная японская красавица. Я прав?

— Не знаю. Я коренная ленинградка. Как минимум в четвертом поколении. Но если и есть среди моих предков японцы, скорее самураи, чем красавицы, — усмехнулась Марина.

— Одно не исключает другого. Самурай тоже может быть красавцем. Хотя какой же в вас самурай? Вы такая мягкая и женственная. И очень молодо выглядите. Вы это знаете? Дать вам огня?

Марина, в замешательстве вертевшая в руке сигарету, подалась навстречу огоньку зажигалки, которой щелкнул ее визави.

Он произнес такие слова, которые в принципе могли означать начало романа, если бы она была к этому готова. Но... почти безразличный взгляд и тон, которым эти слова были произнесены, никак не вязались с их смыслом.