Возвращение Фабрицио

Случайная встреча на площади

Еще день непрерывного дождя с туманом, и около половины пятого пополудни небо наконец очистилось. Вышло солнце, и главная площадь Кремоны сразу заполнилась людьми. Хозяйки спешили в пекарню и в лавку мясника, дети гонялись друг за другом, юные влюбленные и горожане постарше вышли прогуляться и побеседовать, желая поймать последние светлые часы этого необычайно теплого весеннего дня.

Лоскуты сырости, разбросанные по всей площади, начали съеживаться в лучах заходящего солнца, освещавшего собор и крестильню. Все восемнадцать стеклянных лепестков круглого окна собора сияли словно позолоченные. К пяти часам казалось, что на площади собрался весь город, что каждый его житель заглянул сюда на пару минут, прежде чем пойти домой.

Молодые ремесленники смеялись грубой шутке, а падре Меризи неподалеку беседовал с лавочником. Элеттра и седовласая дама направлялись через площадь к собору. Их заметил адвокат дьявола, вышедший из своих покоев глотнуть свежего воздуха, проведя весь день за изучением деяний Фабрицио Камбьяти.

Сперва он думал было подойти поздороваться, но затем решил понаблюдать, оставаясь в тени узкой улочки между собором и крестильней. Старая дама шла с тростью и тяжело опиралась на руку девушки. Казалось, они болтали без умолку, склонив головы друг к другу. Обходя вокруг площади, дамы время от времени прерывали беседу, чтобы кивнуть друзьям и соседям. Старуха сутулилась, Элеттра же несла себя прямо — даже издалека адвокат ощущал ее изящество и достоинство, такое же, с каким держалась и старуха. Элеттра была совсем юной, но необычайно уверенной в себе.

Наконец, когда они неторопливо подошли к ступеням собора, адвокат дьявола вышел из тени. Элеттра заметила его. Лицо ее озарилось улыбкой, излучавшей молодость, тепло и энергию.

— Ваше высокопреосвященство, как приятно вас видеть!

— Да, толика солнца выманила всех на улицу.

Она огляделась:

— Чудесно. И так тепло.

— Это, должно быть, ваша прабабушка.

— Да. Разрешите представить: Мария Андреа, герцогиня ди Балдезио.

Он кивнул.

Старая дама осмотрела его сверху донизу:

— Ваше высокопреосвященство.

Не слышалось ли в ее голосе легкой издевки? Лицо герцогини было настолько изборождено морщинами, что казалось, его изрезали разделочным ножом, но она так высохла от старости, что кровь не текла. Несмотря на ее возраст и немощность, в герцогине чувствовался подлинный аристократизм.

Серые затуманенные глаза старухи ничего не выдали.

— Добро пожаловать в Кремону. Нравится ли вам наш городок?

— Чудесный город, в самом деле. Я мало что тут видел, но то, что успел увидеть, очень понравилось.

— Вас хорошо принимают, ваше высокопреосвященство? — спросила девушка.

— Да-да! Все стараются помочь. Дон Меризи вчера показал мне несколько скульптур и полотен в соборе, в том числе то, что написал кандидат.

— А вы видели святые мощи, нашу реликвию? — Герцогиня устремила на него взор.

— Да. Очень интересно.

Адвокат дьявола чувствовал, что от него ждут дальнейших похвал знаменитой реликвии города, но вечное чувство ответственности заставило его сдержаться. С другой стороны, он рассудил, что находится здесь в роли беспристрастного судьи. Он сам настаивал на сохранении объективности, ведь все тут одно к одному: желание города заполучить святого, гражданская гордость, вера в то, что мощи в местном соборе — самая важная реликвия в христианском мире. По сути обыкновенный город. Девушка заметила его колебания, она видела его насквозь, заглядывала прямо в душу.

— Вы ведь должны оставаться беспристрастным, да? Когда причисляешь человека к лику святых или развенчиваешь мнимого святого, друг может стать врагом. У вас много врагов, ваше высокопреосвященство?

Он посмотрел на девушку. Это был прямой, настойчивый вопрос. Таких вопросов девушки обычно не задают адвокату дьявола. Он отвернулся и задумался. Элеттра ждала ответа. Прежде чем он открыл рот, пожилая дама наклонилась к девушке и сказала:

— Я устала, дитя мое. Проводи меня домой. Они отправились в путь. Слишком утомленная, чтобы обернуться, она слегка кивнула ему на прощание.

Микеле Аркенти следил, как они удалялись. В конце площади девушка украдкой взглянула через плечо, проверяя, смотрит ли он ей вслед. Судя по выражению ее лица, она была испугана и обрадована, поймав его взгляд.

Тем временем монах-иеронимит[13] в черном клобуке стоял неподвижно в глубине галереи ратуши. Голова запрокинута, словно он изучал небо в намерении заняться предсказаниями погоды. Однако вблизи можно было увидеть, что рот его искривлен гримасой отвращения, взгляд, гневный и неотступный, прикован не к небесам, а к чему-то на другой стороне площади.

Адвокат беседует со старой герцогиней

Через неделю после приезда в город Кремону адвокат дьявола начал официально опрашивать местных жителей, желавших встретиться с ним по поводу кандидатуры Фабрицио Камбьяти. Один за другим приходили они в монастырскую приемную, большую внешнюю комнату перед покоями Микеле Аркенти. В приемную вела широкая лестница, вход на которую располагался возле собора, в углу главной площади. Обшитая темным деревом приемная была на удивление светлой. Высокие окна, выходящие на площадь, пропускали много солнечного света. Пропускали бы, но солнце не выходило. В первые два дня опросов небо над городом снова затянули низкие тучи. Непрерывная морось полировала камни мостовой.

На третий день после полудня, добавив еще тринадцать бесед к двадцати, проведенным в первые два дня, адвокат сидел рядом с местным рябым писарем по имени Анджело и ждал. Они слышали, как кто-то с трудом и болезненной медлительностью взбирается по мраморным ступеням. Только тогда солнце пробилось сквозь тучи. Все пять окон в комнате озарились, отбрасывая на пол пять прямоугольников света. Адвокат дьявола рассматривал световые узоры и размышлял о том, как странно, что никто не замечает их движения, а ведь они меняют положение по ходу солнца. На секунду он вспомнил Коперника и подумал: Кажется очевидным, что солнце вращается вокруг земли, разве нет? Можем ли мы не верить тому, что видим? В этот момент в дверях появилась герцогиня, поддерживаемая привратником. Адвокат жестом пригласил ее войти.

Старуха с головы до ног была одета в черное. Она проковыляла в комнату, всем телом опираясь на палку из грушевого дерева. Монсеньор Аркенти поразился тому, что она вообще может передвигаться сама.

Иезуит сидел за массивным деревянным столом. Рядом с ним — Анджело, готовый записать ответы женщины на вопросы, которые задаст адвокат дьявола. Список представлял собой официальный опросный лист, составленный при Святом престоле и основанный на письменном свидетельстве местного епископа и прочих, давших показания о добродетелях Фабрицио Камбьяти.

До сих пор каждому из тридцати четырех свидетелей задавались одни и те же вопросы о жизни и возможной святости кандидата. Каждый восхвалял его, говорил о множестве исцелений, которые монсеньор Аркенти считал простыми результатами лечения, не усматривая в них ничего чудесного. Немногие сами были свидетелями чудес, большинство пересказывало семейные предания, передаваемые через поколения. Ни одно не звучало правдиво для опытного слуха адвоката. Подобно искушенному музыканту, он различал каждую фальшивую ноту.

Как-то днем раньше, после множества бесед, писарь обратился к нему:

— Что вы думаете, ваше высокопреосвященство? Может быть, не мое дело спрашивать, но на этот момент верите вы в его святость?

— Ничто из услышанного не убедило меня безоговорочно. Теперь монсеньор Аркенти кивнул старухе, медленно опустившейся в кресло напротив. Она смотрела на него без улыбки, не моргая, сложив руки, похожие на птичьи лапки, одну на другую поверх палки. Подбородок вздернут. Она сидела ниже, но казалось, смотрела на него свысока, спокойным, неподвижным взглядом.

— Вам объяснили, что я задам ряд формальных вопросов из официального списка Священной конгрегации обрядов, о кандидате в святые, некоем Фабрицио Камбьяти из Кремоны. Вопросы, на которые вы по мере сил должны отвечать.

— Si.[14] — Она быстро кивнула и, казалось, приготовилась отвечать.

— Ваше имя?

— Мое имя герцогиня-мать Мария Андреа ди Балдезио. — Голос ее напоминал шуршание сухой соломы.

— Сколько вам лет?

— Девяносто пять. Очень много, да?

— Да, — улыбнулся монсеньор Аркенти. — Сколько лет вам было, когда вы познакомились с кандидатом?

— Я была ребенком. Святой Фабрицио всегда был здесь, насколько я помню. Но впервые я видела его, кажется, лет в пять. Я шла с матерью и спросила у нее, почему человек, идущий впереди по площади, светится. Она не могла этого видеть, но глаза ребенка могли. Затем я выросла и уже не видела вокруг него сияния. Думаю, оно не угасло, но изменилась я сама, потеряла способность его видеть.

— Понимаю. Когда вы видели кандидата в последний раз?

Она молчала, взгляд затуманился как мутная вода, взгляд стариков, вспоминающих далекое прошлое.

— На его похоронах. Прекрасные похороны в соборе. Собрался весь город. Звонили все колокола. Это было вскоре после рождения моей дочери. Казалось, никто особенно не печалился. На самом деле воздух наполняла радость.

— Ясно. Спасибо. Вы прочли «Пункты свидетельских показаний о слуге Господа»? Документ, что был доставлен вам несколько недель назад.

— Ваше высокопреосвященство, мои глаза больше не годятся для чтения. Я не смогла прочесть его самостоятельно.

— Кто-нибудь прочел его вам?

— Да, моя правнучка Элеттра.

— Хорошо. Тогда вам знакомо содержание документа?

Она пожала плечами:

— Мне его прочли. Да.

— У вас есть другая информация, не упомянутая в этих пунктах?

— О да. Немало.

— Изложите четко, какую еще информацию вы хотели бы добавить.

— Да, конечно. Дайте подумать. С чего начать? Начну с конца, с похорон, о которых я сейчас упоминала. Тогда в собор пришло множество людей. Все жители Кремоны и многие другие. После погребальной мессы я вышла на площадь и заметила птицу — кажется, ласточку, птицу с раздвоенным хвостом. Она парила прямо над крышей палаццо на другой стороне площади. Казалось, она смотрит прямо на меня. Птица кружила и не садилась, словно хотела, чтобы я ее заметила. Я посмотрела на птицу, она чирикнула и взвилась к солнцу. Птица была Фабрицио.

— Кто-нибудь еще это видел?

— Нет. Мне казалось, что ласточка была неким тайным посланием, связующим звеном между мной и душой Фабрицио.

— Позвольте уточнить. Вы решили, что птицей была душа кандидата?

Она кивнула.

— Понимаю. Что-нибудь еще?

— О, так много деталей, но, вероятно, их видела только я, но не другие. Не другие. Видите ли, ваше высокопреосвященство, когда смотришь, так важно, что в сердце смотрящего. От этого зависит, что он увидит.

— Да-да. — Он нетерпеливо кивнул и жестом попросил ее продолжать.

— Был еще другой раз, за городом. Я направлялась в Милан в нашей карете. Я увидела, как через поле шел Фабрицио, велела кучеру остановиться и наблюдала за ним издалека. Он был почти весь покрыт крохотными белыми бабочками, идя по пояс в высокой траве. Казалось, он мерцает и плывет словно ангел. Он выглядел как ангел.

— Кучер это видел?

— Не знаю. Нашего старого кучера нет уже много лет.

— Не представляю, как трактовать птиц и бабочек, но пойдем дальше. Есть у вас сведения, касающиеся ранних лет жизни Фабрицио Камбьяти, не упомянутые в написанном о нем?

— Нет, о его молодости мне неизвестно. Я узнала его в зрелом возрасте.

— Известны ли вам, лично или с чужих слов, свидетельства религиозной деятельности Фабрицио Камбьяти?

— Он был хорошим священником и хорошим человеком. Уверена, ваше высокопреосвященство, вам известно, что оба этих качества встречаются разом так же редко, как ухмылка на морде быка.

Адвокат дьявола улыбнулся в ответ:

— Да, но был ли он святым? Вот вопрос, на который я пытаюсь ответить.

Она пожала плечами:

— Он всегда делал для людей то, в чем они нуждались, не важно, что именно.

— Как часто вы лично общались с Фабрицио Камбьяти?

— Мы беседовали время от времени. Он много раз выслушивал мои исповеди.

Анджело закашлялся, прикрыв рот платком. Адвокат дьявола умолк и подождал, пока тот закончит. Повернувшись к женщине, он продолжил:

— Известно вам что-нибудь об отношениях Фабрицио Камбьяти с его родителями, братьями или сестрами?

— Нет. Кажется, его родители умерли еще до моего рождения. Его братьев и сестер я не знала. По-моему, отец его владел небольшим участком близ соседней деревни, засаженным тутовыми деревьями, и хижиной, где разводил шелковичных червей. Они делали шелк. Вот и все мои знания.

— Вам известно, почитал ли Фабрицио Камбьяти добродетели веры, надежды и милосердия? Если нет, в чем он преступил сии добродетели?

Герцогиня положила обе руки на наконечник палки, взгляд ее был прикован к каменному полу.

— Герцогиня, вы слышали вопрос?

Она не подняла глаз.

— Я его обдумываю. Я старая, очень старая женщина, ваше высокопреосвященство. Чтобы вспомнить, мне требуется время. И я хочу преподносить факты должным образом. — Она перевела взгляд в угол комнаты. — Думаю, он был одиноким человеком. Как все священники. Как, вероятно, и вы, ваше высокопреосвященство. Еще я уверена, что он ни в чем серьезном не проявил легковесности. Думаю, его вера была велика. Что до надежды, не знаю, как он к ней относился. Что значит — надежда? Хотите сказать, мечтал ли Фабрицио попасть в рай? Едва ли он об этом думал. Он был человеком этого мира. Этого.

Он стукнула палкой по полу, и солнце, словно в ответ, выглянуло снова, озарив комнату.

— С другой стороны, думаю, добродетель милосердия легко измерить. В деле милосердия он был необыкновенным — расходовал свои дарования, смешивая мази и притирки для больных, помогал людям чем только можно, не думая о своем здоровье и безопасности.

— Можете припомнить любое из его благих дел?

— Их бессчетное множество. Уверена, о них вам рассказали другие. Но Фабрицио Камбьяти не просто творил благо. Он олицетворял благость. Понимаете? Благом было просто находиться рядом с ним. Он не был рабом пустых слов о милосердии, ваше высокопреосвященство. Он воплощал их в жизнь. Мог даже рискнуть своей жизнью и возможностью спасения души, ради других.

Адвокат дьявола прекрасно умел реагировать на мельчайшие детали, заглядывать в сердца собеседников, подмечать истину, скрытую желаниями и жаждой заполучить своего собственного святого. Услышав последние слова герцогини, он подался вперед, увидев тропинку, ведущую в область, прежде покрытую мраком.

— Каким образом? Как именно он рисковал спасением своей души?

Старуха отвернулась в сторону, словно глядя вдаль.

— Некоторые тайны лучше сохранить.

— Вот здесь вы заблуждаетесь. Не должно быть никаких тайн, ни одной, когда речь идет о кандидате в святые.

— Ваше высокопреосвященство, — герцогиня окинула его надменным взглядом, — мир бы погиб, не будь в нем тайн.

— Сомневаюсь. В любом случае я не могу доложить вышестоящим, что свидетельства по делу Фабрицио Камбьяти — клубок тайн. Это неприемлемо для церковных властей, и для меня, ваша светлость, это также неприемлемо.

— Но у вас нет выбора. Вы никогда не узнаете всего об этом человеке. Как можно узнать совершенно все о ком угодно, особенно о священнике? Клирики призваны быть клириками именно в силу их посвященности в тайны.

— Вы говорите о тайне исповеди?

— Разумеется, и о других, более глубоких тайнах, которые живут только в душе и в сердце. Тайны, что не нуждаются в исповеди, не нуждаются в прощении. Тайны, о которых никто не скажет вслух. Загляните в свою душу, ваше высокопреосвященство. У вас нет ни единой сокровенной тайны?

Монсеньора Аркенти беспокоило направление, которое приняла беседа. Он предпочел бы избежать долгих философских споров с лукавой герцогиней, которая, он ясно это видел, заведет его в тысячи разных тупиков, чтобы избежать разглашения тайны и не раскрыть ему сокровенное.

— Тогда давайте продолжим, — произнес он, насколько осмелился, властно. — Осталось еще много вопросов и только одна короткая жизнь, чтобы их задать.

Герцогиня с улыбкой приняла этот мягкий упрек.

— Да, конечно. Продолжим.

В конце длинного дня бесед, после ухода герцогини, адвокат дьявола понимал, что ни на шаг не подобрался к истине. Он стоял у окна, глядя на городские крыши. Солнце снова скрылось за серой пеленой, но тучи пронизывало слабое золотистое сияние. Редкие струи дождя казались позолоченными. Его удивляла глубина любви, которую люди питали к Камбьяти, даже те, что никогда его не видели, а только знали о его благих делах со слов старших. Рассказы об исцелениях были не вымышленными, а подлинными знаками великодушия и глубокой отзывчивости. Многие кремонцы уже считали Камбьяти святым и каждый день ему молились. Десятки верующих заявляли о чудесах, явленных в ответ на их молитвы, но на самом деле совсем немногие из них — а быть может, и никакие, — безусловно, подпадали под понятие чудесного. Адвокат дьявола не мог понять, заслуживал Фабрицио Камбьяти по церкви в каждом городе христианского мира или посмертного сожжения на костре за увлечение алхимией.

Мне известно, что скажут в ответ на эти мысли кардиналы: тебе решать. Ты адвокат дьявола, это твой долг, твоя ответственность. Церковь не терпит неопределенности. Тебе решать.

Капли дождя стекали по оконному стеклу. Микеле Аркенти обуревало то же чувство неуверенности, что он ощутил в карете на пути в Кремону. Мысли о кардиналах напомнили об ужасном положении дел в Риме. Он знал, что Папа Бенедикт смертельно болен. На самом деле он, вероятно, умирает. Если понтифик умрет, все может быстро измениться. Даже на расстоянии он чувствовал — там происходит нечто гнусное. Такое, что ему не по душе. Однако он не испытывал желания поспешить назад. Возможно, стоит написать Нери. Старый друг, конечно, меня успокоит.

Адвокат решил бросить вызов дождю, накинул плащ, надел шляпу и спустился по лестнице. Он вышел на улицу, пересек площадь и не заметил девушку, собиравшуюся войти в собор. Элеттра остановилась в тени у входа и наблюдала за Аркенти. Ее взгляд медленно скользнул по нему с головы до ног и обратно.

Письмо в Рим старому другу

Дражайший Карло,

Господь благослови тебя, друг мой! Надеюсь, ты здоров и в Риме дождь идет реже, чему нас в Ломбардии. Здесь погода исключительно сырая. Я также горячо надеюсь, что твоя работа ладится и продвигается лучше, чем ты мог ожидать.

Как тебе известно, последний месяц или около того я нахожусь в Кремоне, изучая кандидатуру некого Фабрицио Камбьяти. Дело только начато, но уже беспокоит меня. Судя по всему, кандидат изрядный чудотворец (если верить его согражданам). Тем не менее он, вероятно, был также алхимиком. Но я пишу тебе этим утром не затем, чтобы нагрузить подробностями своей работы.

Мы здесь не получаем никаких известий о добром Бенедикте, знаем только, что здоровье его ухудшается. Уверен, мы сразу услышим, если Господь призовет его к себе.

Пишу тебе как другу и доверенному лицу. Должен признать, с тех пор, как я занялся этим делом, меня терзают сомнения. Я намерен и дальше исполнять свой долг здесь, но чувствую, что в Риме творятся дела, требующие моего внимания. Начал ли Коцио примеряться к месту будущего Папы? Я чувствую и знаю, что это обернется бедой для меня, для иезуитов, для церкви. На иезуитов уже нападают во Франции, в Испании и Португалии. У меня голова идет кругом и внутри все переворачивается от вероятности получить кардинала Коцио в качестве понтифика.

После Бенедикта это стало бы безграничным кошмаром. Почему мне кажется, будто мир рушится? Или я преувеличиваю, друг мой? Мне чудится апокалипсис, конец света, и душа моя страждет.

В довершение всему, здесь есть девушка, дочь герцога, из-за которой мне кажется, будто я шагнул за край земли.

Все возможно в наши дни, друг мой, все, что угодно.

Прошу тебя, ответь скорее, как там дела.

С благодарностью за неизменно благосклонное внимание.

Слава Господу нашему.

Монсеньор Микеле Аркенти, Promoter Fidei.

Прежде чем запечатать, адвокат перечитал письмо. Он подумал, что, должно быть, сошел с ума, упомянув девушку. Он даже не помнил, как это написал, и удивился, что мог заявить нечто столь убийственно глупое. Адвокат решил переписать письмо целиком, выбросив строку, где упоминалась Элеттра. Он проявил осторожность и сжег первый вариант.

Адвокат обдумывает план

В роли адвоката дьявола монсеньор Аркенти был вынужден ставить себя на место того, кто мыслит как сатана, с лукавством и двуличием Вельзевула. Будучи только назначенным на должность, он не был этому рад, зная, что подобная необходимость представляла собой серьезную опасность. Можно по ошибке усвоить ряд темных искусств, и соблазн применить их будет велик. Почти непреодолим.

Однако, подобно многим мыслящим людям, Аркенти обладал одной серьезной слабостью — гордыней. Он был уверен, что почувствует, если его потянет к греху, но не понимал, что рискует осознать силу соблазна, когда станет уже слишком поздно. Возможно, для того, кто слишком подвержен гордыне, признак слабости или неудачи может быть спасительной благодатью.

В случае с герцогиней он был уверен, что старуха скрывает нечто, имеющее отношение к расследованию. Он догадывался, о чем шла речь, но, будучи адвокатом, нуждался в четких доказательствах. Адвокат дьявола не мог полагаться на догадки, не важно, насколько мастерски он распознает истину. Как бы то ни было, у него хватало здравого смысла понять, что герцогиня унесет тайну с собой в могилу. Хитрая и решительная старуха, приходилось иногда с такими сталкиваться. Она не поддастся, но, может быть, есть другой способ выяснить правду.

Элеттра и ее прабабка были лучшими подругами. Он видел, как они гуляли рука об руку по улицам Кремоны, как они смотрели на главной площади представление комедиантов, сидя на плетеных стульях возле сцены. Он заметил, как во время прогулок по площади или во время представления герцогиня наклонялась и что-то шептала девушке. Та кивала, слушая ее секреты. Он подумал, нельзя ли найти способ убедить девушку поделиться тайнами старухи. Мысли о такой возможности заставляли его улыбаться.

А из бесконечности небес тусклый свет кометы вероломно и без его ведома проник в сердце Микеле Аркенти.