Возвращение катаров

Суббота

Гобелен снова наполнялся жизнью, а Хайме ощущал тепло рук Дюбуа на своей голове. Глубоко дыша, он позволил своему сознанию перенестись в далекие времена.

Он вернулся в палатку короля Педро той же самой июльской ночью восемьсот лет назад. Хайме оказался точно в конце своего предыдущего воспоминания, когда отвечал на послание дамы Корвы, связывая себя словом с любимой женщиной и определяя свою будущую судьбу.

Как только Хуггонет вышел, Хайме погрузился в свои неспокойные мысли.

— Господи, правильное ли решение я принял?

Фатима, все еще сидящая рядом, слегка отстранилась и, глядя на него блестящими глазами, поцеловала в шею. Потом ласково прикусила его губы и потеребила бороду. Но возбуждение после получения сообщения из Тулузы отступило и не спешило возвращаться.

Почему Корва не хочет покинуть Тулузу? Почему упрямо желает разделить судьбу несчастного графа? Очевидно, что Корва — катарка, может быть, даже занимает важное положение среди верующих или имеет религиозный сан. Неужели она — Добрая Женщина?

Фатима снова посмотрела на него сквозь длинные ресницы и робко прошептала на сарацинском языке с очаровательным левантийским акцентом:

— Я люблю вас, мой господин.

Но Хайме едва ли ее услышал, его мысли упрямо возвращались к Корве.

«Не думаю, что Корва — Добрая Женщина, иначе мои шпионы давно сообщили бы об этом. Кроме того, Совершенным запрещено прикасаться к оружию, наслаждаться плотской любовью и богатством. Конечно, Корва не прикасается к оружию, но любовь ей не чужда, она любит драгоценности и совсем не смиренна. Скорее всего, она, как и многие другие окситанские дамы, ждет старости, чтобы принять все обеты Доброй Христианки. Женщины принимают их, сполна насладившись музыкой, танцами, трубадурами, влюбленными рыцарями, любовью, уже будучи матерями и бабушками. Чувственность в молодости, духовность в старости… Должно быть, воздержание дается легче после невоздержанности.

Девушка поцеловала его в губы и, освободившись от верхней части одежды, сладострастным движением обнажила округлые, красивой формы груди.

— Какая красавица! — сказал сам себе Хайме.

Фатима игриво опустилась к ногам Хайме и потихоньку начала поднимать его тунику, пока не сняла ее через голову. Он остался голым. Девушка засмеялась и снова поцеловала Хайме в губы, его руки ласкали ее грудь.

Девушка начала опускаться, целуя его в подбородок, затем в шею. Но тут снова навязчивые мысли унесли Хайме далеко от реальности.

Он познакомился с Корвой в Барселоне несколько лет назад. Ее отец был благородным консулом при графе Тулузском, его послом. Корва блистала своей, еще почти детской красотой, а также красноречием и здравомыслием. Она без труда соперничала с трубадурами в умении складывать песни и романсы. Она была вся красота, талант и изящество.

Самая завидная невеста Барселоны произвела впечатление и на короля, консул Тулузы и его семья часто приглашались в королевский дворец. Король Педро отвечал на их визиты, и однажды, когда Корва и Педро остались наедине, признался ей в любви.

— Вы хотите отдохнуть, мой господин? Мне оставить вас? — Фатима убедилась, что Хайме не проявлял обычного для себя энтузиазма.

— Нет. Останься со мной. — Хайме не хотел, не мог оставаться один на один со своими мыслями. — Люби меня, милая Фатима.

Она встала, сделала несколько грациозных танцевальных па, снимая нижнюю часть одежды, и осталась обнаженной. Ее руки над головой делали плавные и выразительные движения танца.

Фатима легко толкнула Хайме, который приподнялся, чтобы лучше видеть, на подушки, и села сверху, к нему спиной, лаская и целуя.

Светильники беззастенчиво освещал красивые ягодицы танцовщицы, ее хорошо вылепленные ноги, мерцание свечей делало ее женственные изгибы еще более зовущими, они были так близко от него. Запах жасмина и ладана пьянил, как никогда, и Хайме почувствовал, что его влечение возвращается. Но разум жил отдельно от тела.

Король Педро предложил Корве жить вместе, несмотря на то, что был женат на Марии де Монпелье. Мария была не более чем политическим компромиссом, неудачной сделкой. Она уступила ему Монпелье через год после свадьбы, как и было условлено, но город и подчиненные ему территории не принесли графу Барселонскому ничего, кроме проблем.

Он хотел развестись с Марией еще несколько лет назад и вернуть ей Монпелье, но королева отказалась, да и Папа не дал позволения на этот развод. Педро хотел жениться на Марии де Монферрат, которая в одиночестве владела титулом королевы Иерусалима. За это он, король Педро II Арагонский, граф Барселонский, пообещал возглавить крестовый поход для освобождения Святой земли от неверных. Но даже этот аргумент не убедил Папу. Корву Педро полюбил позже. Он пообещал сделать ее графиней, подарить ей земли и сделать их первого сына вторым наследником короны.

Дело в том, что Марии де Монпелье удалось обманом зачать сына от Педро, хотя тот и не делил с ней кровать. В одно из пребываний Педро в Монпелье ему понравилась одна дама, и он добился ее согласия провести с ним ночь. Но то была ловушка, подготовленная Марией, и в темноте она заняла место красавицы в постели Педро. Снаружи у дверей, тем временем, ожидали священники и аристократы города, которые и стали официальными свидетелями факта их брачных отношений. Когда утром все они вошли в спальню, умоляя короля о прощении, прося понимания, Педро потянулся за шпагой и был готов убить их. Они умоляли; им был нужен наследник.

Он не испытывал большой нежности к Хайме I, плоду того обмана, и прошел целый год, прежде чем король приехал повидать сына. Когда сын Марии вырастет и унаследует корону Арагона и титул графа Барселонского, он отдаст сыну Корвы графство Прованс и другие территории, которые собирается отвоевать у сарацинов. Но если вдруг сын Марии не доживет до зрелости, сын Корвы станет будущим королем.

Педро предложил ей обнародовать их отношения, сделать их официальными, подписав нотариальный договор, гарантированный его словом рыцаря и короля. В качестве свидетелей выступили бы самые влиятельные люди королевства, в том числе епископ Таррагоны и аббат Риполль.

Но Корва отказалась. Он мог обладать ею, лишь отказавшись от всего материального в их отношениях. Ей была нужна только его любовь. И он дал ей ее. А она отдала свою любовь Педро.

Фатима ритмично двигалась, заставляя его содрогаться от наслаждения, ее спина была почти полностью закрыта длинными волосами, а нижняя часть тела напоминала совершенную по форме грушу.

Он попытался представить Корву на месте Фатимы. Нет, не получалось. Он попытался снова. Но мысли снова не подчинились его воле, покинули его тело, содрогавшееся вместе с Фатимой, и понеслись в Тулузу, к Корве.

С тех пор как она вернулась в Тулузу, ей не захотелось больше покидать земли Окситании, и вот теперь она умоляла, чтобы он был с ней.

Но в своем послании она не только просила быть рядом с ней, но и упрашивала принять участие в войне на стороне графа Тулузского. На ее стороне, на стороне катаров. Против Папы и Церкви. Против католического Бога.

Она отвергла княжеские титулы, почести, власть и привилегию быть матерью сына короля. Только во имя любви. И он ей поверил.

Но теперь она просила, чтобы он рискнул всем, что у него было: его королевством и бессмертной душой.

Но в этом случае Папа отлучит его от церкви, а отлучение приговорит его душу к вечному аду.

— Вам нравится? Вам хорошо, мой господин? — спросила девушка, поворачивая голову, чтобы увидеть его лицо. Она чувствовала, что с ним происходит что-то странное.

— Да, Фатима, продолжай! — Чего бы он только не дал, чтобы это Корва была сейчас с ним и занималась любовью! Девушка развернулась, подарила Педро широкую улыбку, поцеловала в губы и, поменяв положение, продолжила, теперь глядя ему в глаза. В этом положение невозможно было представить, что Фатима — это Корва.

Его душа. Он потеряет свою душу, если его отлучат от церкви за помощь еретикам. Но если еретики-катары правы? И если Бог — с ними?

Он коснулся грудей девушки, она напряглась и откинула назад голову с густыми волосами. Фатима тяжело дышала и с трудом сдерживала крики. О, как бы ему хотелось видеть на ее месте Корву!

Если бы знать, что Бог на стороне катаров, то беспокоиться пришлось бы только о политических последствиях отлучения, и их, какими бы сложными они ни были, он смог бы уладить. В этом случае его душа и вечная жизнь были бы в безопасности.

Как узнать, благословляет ли Бог обещание, которое он дал Корве через Хуггонета, или же он на стороне Папы? Сомнения убивали его.

Отдаться на суд Бога! Вот решение! Он отдастся Божьему суду. Если он выбрал правильный путь, Бог благословит его и даст победу в битве. Если нет, он погибнет и таким образом заплатит за ошибку. Он предпочитает тысячу раз умереть на Божьем суде, чем потерять свою душу в противоречии Богу.

Наконец он избавится от сомнений, разрывающих его на части!

Он хотел бы испытать оргазм, как только что Фатима, и расслабиться немного, но ему не удавалось. Может, Корва действительно была колдуньей и заворожила его через свое послание? Поэтому он и не может? Он попытался сосредоточиться.

Божий суд. В ближайшем бою, первом бою против крестоносцев он будет биться в первом ряду. Он первым убьет врага. Если Бог сохранит ему жизнь, значит, он с ним и с его делом, если же Педро погибнет, то, по крайней мере, сделает это до того, как вызовет Божий гнев.

Фатима начала уставать и замедлила движения. Корва, любовь моя! Почему ты не со мной! Суд Божий!

Педро закрыл глаза и сделал еще одну попытку представить себе Корву, внутренне взывая к ней: «Твои руки и ноги немного длиннее, твои груди — немного меньше, твои волосы более темные. Но это с тобой я сейчас, Корва. С тобой, моя прекрасная дама с зелеными глазами и волосами цвета воронового крыла». Тут он почувствовал, что оргазм, наконец, приближается.

— Вы хотите другую позу? Вам не нравится эта?

Как не вовремя заговорила Фатима! Очарование исчезло, образ Корвы растаял.

— Нет. Уходи! — грубо ответил Педро. Девушка смотрела на него с удивлением.

— Уходи! Оставь меня! — повторил Педро и одним движением скинул ее с себя. Девушка потеряла равновесие и неловко упала.

Фатима посмотрела на него сквозь слезы в больших глазах и, всхлипнув, принялась собирать одежду. Иллюзия разбилась. Она одевалась в тишине, которая прерывалась только ее плачем.

— Останься со мной на ночь, прекрасная Фатима. Ты очаровательная женщина, — сказал, в конце концов, Педро, когда она уже направлялась к выходу из палатки. — Иди ко мне и потуши светильники.

Не глядя на него, она погасила свечи одну за другой, а потом, не раздеваясь, устроилась рядом с ним на постели и свернулась в клубок. Девушка продолжала тихо всхлипывать.

— Прости меня, маленькая, это не твоя вина. — Потом погладил ее по волосам и тихо добавил: — Как много я бы дал, чтобы уметь плакать, как ты!

— Божий суд, — прошептал он сам себе через несколько минут. — Я предстану пред ним. За тебя, Корва, Бог спасет меня или убьет.

Заревели моторы, задрожал металл, огромная железная птица оторвала колеса от земли, полагаясь на надежность крыльев и подъемную силу. Как большой стервятник в ночи, самолет летел сквозь темноту над черным океаном.

Этот день был очень напряженным: прощание с Карен в отеле, визит в Монсегюр, новое видение у гобелена и снова расставание с Карен, в этот раз более сдержанное. Сейчас Хайме сидел в задумчивой отрешенности, с бокалом шампанского в руке, разглядывая матовую пустоту ночи и свое отражение в иллюминаторе. Темные волосы, крупный нос, прямые и густые брови.

Одинокие огни внизу обозначали силуэт корабля или нефтяной платформы. Подошла стюардесса, поверх костюма которой красовался опрятный фартучек, и предложила теплую влажную салфетку. Подошло время ужина. Хайме вытер салфеткой пот со лба, наслаждаясь ее теплым прикосновением к коже.

Он снова посмотрел в темное окошко. Ждал момента, когда, описав широкий полукруг над Тихим океаном, самолет снова вернется в небо над континентом. Они пересекут береговую линию к югу от Ньюпорт-Бич, где стояла на приколе его яхта, и пролетят над городками Лагуна-Бич и Сан-Хуан.

Береговые огни приближались сквозь пока безлунную ночь и по яркости соперничали со звездами. Его обычным развлечением в самолете было найти дом своих родителей в Лагуне. Там в последние годы жили его старики, в маленьком домике с ухоженным садом, который он считал своим настоящим домом.

Самолет уже достиг высоты в пять-шесть тысяч метров, и найти этот домик, что и днем-то было трудно, стало невозможно.

Несмотря на это, Хайме продолжал свою игру. Это было его маленьким ритуалом. Группа огней. Светящиеся линии, которые, извиваясь, обозначали дороги какого-то населенного пункта. Темные участки. Хоть в такой ситуации, не имея никаких ориентиров в виде дорог или рельефа, он мог только угадывать, Хайме послал родителям прощальный поцелуй.

Спустя несколько секунд они пересекли автостраду Сан-Диего и попали в темноту Кливлендского национального парка в горах Санта-Ана, затем полетели над пустыней Мохаве вплоть до самого Лас-Вегаса и до края континента. Сухого на юге и влажного на севере.

Он налил себе еще немного вина, расправляясь с филе-миньон. Хайме снова задумался. Вдали от Карен он чувствовал себя изгнанным, любить ее и быть любимым стоило подозрений в том, что ее любовь не бескорыстна.

Сомнения кололи его грудь, как стилет. Обманывает ли она его? Может быть, его видения были результатом гипноза или внушения, наведенного катарами? Будь оно так, это все изменило бы. Все, кроме его любви к Карен. Лучше об этом не думать.

Он покончил с десертом и коньяком и разложил среднюю часть сиденья, превратив кресло в кровать. Погасив свет, Хайме вгляделся в абсолютную темноту снаружи. Мысленно подсчитал: бокал шампанского, несколько стаканов хорошего вина и коньяк. Он хотел спать или просто был пьян?

Раннее утро 12 сентября 1213 года от рождества Христова. Снаружи палатки шел дождь.

Педро II Арагонский, граф Барселонский, господин Бернский, Россельонский, Прованский и Окситанский стоял на коленях над своим оружием. Это был день Божьего суда.

Освещенный одним только шестисвечным светильником, он молился на крест в виде его воткнутого в землю меча.

— Господи милосердный, сделай меня достойным победы или возьми мою жизнь в этой битве. Если я обидел Тебя, пусть я погибну в бою, если же угодил Тебе, подари мне победу над врагами.

Господи истинный, не знаю, катарский Ты или нет. Может быть, и то, и другое. Дай мне смелости пойти первым в бой, не прячась за спинами моих рыцарей. Сегодня я буду драться в первом ряду.

Педро чувствовал себя уставшим, это был длинный день, полный дипломатии и споров.

Ночью он любил Корву, женщину своей жизни, свою страсть, свою катарскую ведьму, околдовавшую его. Они любили друг друга, как в последний раз. После, за несколько часов до рассвета, она уснула, утомленная усталостью. Он же спать не хотел и не мог.

В нескольких метрах от меча стоял складной походный табурет, на котором лежали его кольчуга, боевой шлем и военная туника. Рядом — щит с его гербом в золотом и кровавом цвете.

Подальше, на подушках, разметались волосы цвета воронова крыла. Тонкое одеяло из шерсти, необходимое в эту прохладную сентябрьскую ночь, приоткрывало ее руку чудесной формы и белоснежную грудь. Она спала.

В свете дня из лагеря были различимы стены Мюре, наполовину спрятанные зелеными прибрежными зарослями реки Лоха, и тополиная роща.

— Господи, помоги мне в бою, но, если я не добьюсь победы, защити Корву и сделай так, чтобы она спаслась.

Усталый, Педро бодрствовал над своим оружием, как предписывают правила рыцарю, отдающему себя на Божий суд.

В начале года граф Тулузский Раймон VI прислал ему еще одно послание, в котором отчаянно просил помощи в борьбе с неумолимо наступающими крестоносцами. Педро уже принял решение. Он принял клятву верности от своего старинного врага, и все консулы Тулузы — и отец Корвы среди них — узаконили эту клятву.

Теперь Педро должен был выполнить свою обязанность как феодальный сеньор и защитник Тулузы.

Но ему хотелось бы избежать, где это возможно, прямого столкновения с Папой. Посланники и дипломаты пересекли Средиземное море из Барселоны в Рим, чтобы попытаться найти мирное решение.

Дипломатия потерпела поражение, и в конце июня ко двору Педро прибыли два аббата, посланные Симоном де Монфором, и сам легат Папы. Их задачей было предостеречь Педро от помощи еретикам, а когда король не согласился, папский легат выдвинул свой последний аргумент: угрозу отлучения от церкви. Это был окончательный разрыв.

Педро позвал своих самых верных вассалов и направился в Барселону. Прошлогодняя война с альмохадами принесла ему как славу, так и долги. Его сундуки были пусты, и он вынужден был заложить то имущество, что у него оставалось. Получив деньги, он со всей поспешностью собрал новое войско и, дойдя до Пиренеев, воспользовался хорошей августовской погодой и пересек горы, оказавшись в Гаскони. Там королевское войско штурмом взяло оказавшиеся на пути замки крестоносцев и, не задержавшись даже в Тулузе, поспешно прибыло к Мюре, где должно было сразиться с основной армией врага.

Толпа встретила короля и приветствовала как спасителя Окситании, а графы Фуа, Команжа и Тулузы присоединились к нему на подходах к Мюре как его вассалы. Корва ехала на коне вместе с войсками из Тулузы в поисках всего возлюбленного. «Мой рыцарь, моя любовь, мой король», — сказала она, когда они встретились, со слезами счастья на глазах, опустившись на одно колено и целуя ему руку.

В присутствии дворянской знати он принял такое приветствие как король, но в уединении палатки слезы счастья обоих смешались, и он подарил ей тысячу поцелуев в обмен на эти королевские почести.

Недолго Педро наслаждался любовью Корвы. Армия была создана из солдат, происходящих из разных мест, говоривших на разных языках, молившихся разным богам, мысливших абсолютно по-разному в одних и тех же ситуациях.

Скоро у Педро начались острые разногласия с графом Тулузским. «Этот трус больше политик и придворный, чем воин! Дай Бог, чтобы люди такого сорта никогда не правили миром! Он уже показал это при осаде Кастельнодари! Запер Симона де Монфора, побежденного и почти сдавшегося, и в последний момент отступил, так и не закончив дела, как будто бы именно он, Раймон, на самом деле проиграл».

Теперь граф Раймон VI просил его подождать подкрепления из Прованса во главе с Санчо, графом Россельона, и из Берна под предводительством виконта Гильома де Монкада.

Педро ответил, что не будет ждать.

Кроме того, Раймон хотел укрепить лагерь. Симон де Монфор и его знаменитая конница находились в стенах Мюре, куда подошли накануне со своим подкреплением. В Мюре было недостаточно продовольствия, чтобы такое количество людей могло выдержать осаду хотя бы пару дней. Поэтому они должны выступить на следующий день. По мнению графа, лучше всего было бы встретить их тучей стрел и камней со стороны укрепленного лагеря. Тактика Раймона была осторожной, но он не будет ей следовать.

Почему же он не слушает советов Раймона VI, лучшего знатока крестоносцев? Почему он не ждет подкрепления? Почему не укрепляет лагерь?

Педро хорошо знал ответы. Поспешно, проходя за день огромные расстояния, он со своим войском пришел в эту влажную долину в поисках своей судьбы. И он встретит ее с королевским мужеством, на поле боя, во главе своего войска и с оружием в руках.

Разрешение его сомнений, загадочное и смутное, ожидало его в темноте дождливой ночи, где-то между его походной палаткой и стенами Мюре. Педро выполнит свой договор с Богом.

Педро больше не мог жить в сомнениях. Он должен был знать, осуждал ли Бог его помощь катарам и неповиновение Риму.

Хайме, вздрогнув, очнулся от своего сна. Он помнил все так, словно это произошло минуту назад. Снова прошлое и настоящее пересекались. И опасность ощущалась, как нечто реальное и ощутимое, идущее не только из прошлого. Опасность ждала его в будущем. Очень, очень близком будущем.