Шеннон Уэверли Временное пристанище

Посвящается Джиму, чья любовь и поддержка делают возможным все

Глава первая

— Марк?

— Кто говорит?

— Не узнаешь? Твоя сестра.

— Мириам, ты?

— Представь себе.

Марк отодвинул контракт, над которым работал в тот момент, снял очки и откинулся в кресле, изумленно улыбаясь.

— Боже милостивый! Как поживаешь, сестричка?

— Не слишком хорошо, но давай обо мне не будем. Скажи лучше, как ты.

— Превосходно. Дел только много.

— Ну что ж, ладно. Как твоя новая работа?

— Новая работа? Ты имеешь в виду «Брайтмен, Коллинз и Фуллер»? — Уголки его губ иронически опустились. Вообще-то он работает в этой фирме уже два года. — Неплохо. Меня… — Марк замолчал, не зная, говорить ли ей о том, что его собираются ввести в совет директоров. Считалось, что он об этом не знает. — И даже очень неплохо.

— Так это ж чудесно, Марк! Кто бы мог подумать, помня, в каких условиях мы с тобой росли! Я тобой горжусь. Надеюсь, ты это понимаешь?

Марк взглянул на стоявший у него на столе любительский снимок, оправленный в солидную рамку. Он был сделан в тот год, когда Марк окончил университет, то есть уже девять лет назад. Более свежих фотографий Мириам у него не было. На него смотрела тридцатилетняя блондинка, только что расставшаяся со своим вторым мужем. Марку в то время было двадцать три, он вечно хотел есть и мечтал сделать карьеру на юридическом поприще. На Мириам платье красного цвета с глубоким вырезом, отороченным рюшами. На нем костюм явно с чужого плеча — видно, что брюки коротковаты. Они стоят, обнявшись, и оба улыбаются. Мириам специально тогда приехала из Тусона, чтобы побыть с ним в такой день, он всегда будет об этом помнить. Оттуда она отправилась в Нью-Йорк, и с тех пор они не виделись.

— Но что все-таки случилось? И что значит это твое «не слишком хорошо»?

— Да ничего особенного. Даже неловко тебя беспокоить.

— Кончай, Мириам.

Марк сам не знал, к чему это относится. К тому ли, что ей неловко его беспокоить, или к тому, что она скрывает причину своего звонка, — перезванивались они не чаще, чем два раза в год. Он, надо сказать, и не стремится делать это чаще. Нет, он, конечно, не против, просто за эти годы они пришли к негласной договоренности, что каждый живет своей жизнью, в которую другой не вмешивается. Но видит Бог, должна же она понимать, что в трудную минуту он ее не бросит.

— Так и быть, — вздохнула Мириам. Последовало молчание. — Марк, умер мой муж.

Марк выпрямился в кресле.

— Мириам, я очень сожалею. — Марк провел рукой по волосам. Надо же случиться такому именно сейчас. — Слушай, детка, ни о чем не беспокойся. Через два часа я буду в самолете.

Марк поморщился, представив, сколько дел придется отложить.

— Мы пройдем через это вместе.

Мириам кашлянула.

— Нет… Прилетать не нужно. Видишь ли, Клиф умер… довольно давно.

— Что?! Как давно?

— Ну… уже пять месяцев. Но к моему звонку это отношения не имеет, — прибавила она поспешно.

Марк сжал рукой горло. Он весь словно окаменел.

— И ты не удосужилась сообщить мне сразу?

— Не хотелось тебя тревожить. Ты ведь очень занят, и ни к чему тебе тратиться на самолет, только чтобы поспеть на похороны.

— Опомнись, Мириам! Ведь я твой брат.

Марк ждал, что она ему ответит, стараясь подавить в себе боль и досаду. И еще чувство утраты. Он не был знаком с Клифом, но надеялся, что они с Мириам поживут у него летом — у него ведь теперь такой большой дом.

— Я, конечно, виновата перед тобой. Но я была так потрясена, что плохо соображала.

Марк со вздохом проглотил это объяснение.

— От чего же умер Клиф? Он вроде не старый был.

— Автомобильная авария. Слава Богу, не мучился, скончался на месте. Но говорить я собиралась о том, что мне с тех пор очень одиноко здесь… Короче, Марк, ты не очень будешь расстроен, если сестра переселится поближе к тебе?

Марк почувствовал, что глаза у него полезли на лоб, а что делается с пульсом, ему просто не хотелось думать.

— Поближе? Ты имеешь в виду Колорадо-Спрингс?

— Угу. Я не отрицаю, что сбежала из дома, когда тебе было только десять, и с тех пор не очень-то с тобой контачила. Но мы ведь брат и сестра, и нравится тебе это или нет, но своей семьи никто из нас не имеет. А если уж говорить честно, я чертовски по тебе скучаю и надеюсь, что нам еще не поздно сблизиться. Смерть Клифа заставила меня задуматься, насколько коротка жизнь и… и что в ней действительно ценно, если ты меня понимаешь.

Марк сжал пальцами переносицу. Да, это он понимает.

— Вот я и решила узнать, как ты отнесешься к тому, что я буду жить где-нибудь неподалеку.

— Буду рад, если ты серьезно.

— Правда?

Марк хотел подтвердить это, но засомневался. А хочет ли он, в самом деле, чтобы сестра вернулась в его жизнь? Они расстались уже давно и с тех пор существовали независимо друг от друга. Он вовсе не уверен, что Мириам впишется в его нынешнюю жизнь. Перед ним сейчас открылась просто сказочная перспектива — сказочная, по крайней мере, для города с населением триста тысяч. Выживать Мириам, конечно, умеет, но далеко не так преуспела. Образования у нее нет, сама никогда не работала, а все ее мужья были работягами, «синими воротничками». Она, вероятно, будет чувствовать себя неловко с его друзьями, а помочь ей приспособиться у него вряд ли будет время.

Но как он может отказать ей? Она его сестра. Разделяющие их годы и расстояния не отменяют обязанности заботиться о ней.

— Марк, ты меня слышишь?

— Слышу-слышу. Ну конечно, я буду рад, если ты переедешь сюда. Это замечательно. Мне ведь всегда хотелось, чтобы мы были ближе друг к другу.

— Ты представить не можешь, как я рада. — Мириам спокойно высморкалась. — Но обузой быть не желаю. Я продаю сейчас наш дом в Бруклине, поэтому деньги на какое-нибудь пристойное жилье у меня будут. Правда, у меня к тебе просьба.

Марк неожиданно для себя сжался, ожидая подвоха. Но ведь Мириам не такая. По крайней мере, с ним до сих пор не была такой. Ему известно, что Мириам не ангел, но ведь в юности жизнь их не баловала, добиваться всего пришлось самим. Мириам случалось использовать других людей. Но его она никогда ни о чем не просила и никогда не попросит. Именно на этом строились их отношения, гарантируя им в конечном итоге любовь и верность.

— Не мог бы ты прислать мне ваши газеты? Хочу знать, сколько стоит в ваших краях недвижимость и какие есть предложения насчет работы.

Марк почувствовал облегчение и вместе с тем неловкость от того, что мог усомниться в сестре.

— Получишь с завтрашней почтой. Только не думай, что с этим нужно торопиться. Поживешь у меня, места в доме хватит.

— Нет, так я не могу.

— Прекрасно можешь. Я настаиваю, чтобы ты жила у меня, пока будешь что-нибудь… подыскивать…

Марк с трудом договорил фразу, ощущение было такое, словно его слова вязнут в чем-то липком и непонятном.

— Мириам, когда Клиф на тебе женился, у него, по-моему, была дочь?

— Гм… да. — Телефонная линия, казалось, звенит от напряжения.

— Она что же, переехала к родственникам? К какой-нибудь тетушке?

— Да нет. У бедняжки Ким никого теперь не осталось.

Марк взял ручку и стал вертеть колпачок.

— Значит… она приедет с тобой?

— Боюсь, что так. Потому и считаю, что для тебя все это обременительно. Вот если бы я была одна…

Марка немного задело, что Мириам сначала добилась приглашения для себя, а уж потом сообщила о девочке, но особых возражений у него не было. Пойдут в пакете.

— Не глупи, Мириам. У меня в доме четыре спальни.

— Надолго мы не задержимся. Самое большее — на пару дней, пока будем искать жилье.

— Будете жить столько, сколько нужно.

— Спасибо, мой хороший.

— Не за что. Когда вас ждать?

— Дай подумать. Сегодня у нас среда… Бумагу о продаже дома я должна подписать через неделю… Как насчет следующей пятницы?

— Так скоро? — Марк нахмурился.

Он-то думал, что речь идет о месяце-двух, а к тому времени его продвижение по службе уже состоится. Сейчас ему приходится вкалывать по шестьдесят, а то и по семьдесят часов в неделю. При такой нагрузке он вряд ли успеет привести в порядок две спальни. Как ему втиснуть в свою жизнь еще двоих, когда в его карьере наступил такой ответственный момент? Кроме того, есть Сюзанна, на которую уходит то немногое свободное время, какое у него остается. Но мало этого — через неделю после предполагаемого приезда Мириам у него намечена дома вечеринка, к которой еще надо готовиться. Нет, с приездом придется повременить.

— Значит, через неделю с небольшим? — произнес он с сомнением в голосе.

— Спасибо, Марк, — опередила его Мириам. — Я теперь твоя вечная должница.

Марк собрался предложить ей другой день, но Мириам уже повесила трубку.


В следующую среду десять служащих салона по продаже подержанных автомобилей, располагавшегося в нью-йоркском районе Бруклин, устраивали во время перерыва проводы Ким Уэйд. Было шампанское, сдобные булочки с малиной, бесконечные объятия и поцелуи.

Ким стояла около своего стола, выслушивала напутствия сослуживцев, и чувствовала себя все более неуверенно. Она не могла взять в толк, для чего ей уезжать из Нью-Йорка. Вся ее жизнь прошла здесь. Здесь были друзья, работа. Здесь все ей знакомо.

— Не предполагал, что ты собираешься уезжать, — грустно сказал один из продавцов. — Когда же все это решилось?

— Всего две недели назад, Том.

— Бедняжка ты. Но почему в Колорадо, так далеко?

— Моя мачеха оттуда, у нее там родственники.

— Ну и что?

— А то, что теперь, когда отца нет, ее ничего здесь не держит, она хочет вернуться и предложила мне поехать с ней.

— И ты сразу согласилась?

Не то чтобы сразу. Были и вопросы, и споры, и долгие бессонные ночи. Но Ким не стала об этом говорить, только выразительно щелкнула пальцами.

Том недоверчиво покачал головой.

— Когда же вы убываете?

— В пятницу.

— В эту пятницу?!

— Угу. Мы уже все сложили.

— Но… вы уверены, что найдете работу? И где вы остановитесь?

— Эй, Том! — послышался прокуренный голос. — Там какой-то тип глаз не оторвет от красной «мазды».

Это была Шарлотта, их бухгалтерша и давняя приятельница Ким. Именно Шарлотта десять месяцев назад порекомендовала взять Ким на место уволившейся секретарши. Ким в то время служила официанткой, что было ненамного лучше, чем предшествовавшая этому работа на фабрике.

Том покорно вздохнул.

— Нам будет не хватать тебя.

Он ушел из комнаты последним. Все остальные уже вернулись к делам. Когда дверь за Томом закрылась, Шарлотта расчистила место на своем рабочем столе и уселась на него, ее черная мини-юбка задралась при этом до самого пупка.

— Спасибо, что выручила, — сказала Ким.

— Какие проблемы!.. Просто я сообразила, что тебе надоели расспросы. — Шарлотта прикурила и выпустила тоненькую струйку дыма. — Хотя у меня тоже есть что спросить.

Ким швырнула пластмассовый стаканчик в корзинку.

— Например?

— Например, зачем тебе все это?

— В смысле — переезд? Сама не знаю. Зачем, действительно, мне покидать Бруклин и отправляться на Запад, где воздух чище, преступность меньше, возможностей больше и где у меня будет семья?

Шарлотта посмотрела на Ким сквозь облако дыма.

— Ты называешь семьей ту старую суку, которая дала тебе пощечину, когда ты потеряла зарплату?

У Ким в груди все оборвалось.

— Шарлотта, с тех пор прошло шесть лет.

— Ну и что? Я ей этого не забуду. А ведь они с твоим отцом тогда только поженились, но ее и это не остановило. Разве ты не помнишь?

Конечно, Ким помнила. Ей тогда только что исполнилось шестнадцать, родной матери она никогда не видела, и ей так хотелось ходить с этой новой матерью по магазинам, говорить о косметике, мальчиках и тех изменениях в своем организме, которые она стеснялась обсуждать с отцом. Так хотелось…

Но на нее не обращали внимания. В новом браке отца ей просто не нашлось места. Она не была уже малюткой, с которой приятно поиграть, но не достигла еще и того возраста, когда можно будет ее сбагрить. Вспоминали о ней только в дни зарплаты.

Однако Ким не хотелось соглашаться с подругой. Шарлотте ведь мало нужно, чтобы она завелась и принялась обличать ее мачеху.

— Это исключение, — соврала Ким, тоже садясь на стол. — Мириам с тех пор пальцем меня не тронула.

— Но матерью Терезой она тоже не была, и, если хочешь знать, все ее теперешние заигрывания с тобой фальшивы насквозь. Между прочим, что-то она быстро пришла в себя после смерти твоего отца.

Ким понурилась. Длинные каштановые волосы упали ей на лицо. Ей совсем не хотелось вспоминать об этом. Шарлотта ведь права: Ким не успела еще оправиться от горя, а Мириам уже начала выпроваживать ее. Не пора ли Ким начать самостоятельную жизнь, интересовалась Мириам. Не хочется ли ей выйти замуж? Сама-то она в ее годы уже нашла себе мужа.

Ким решила сначала, что Мириам шутит. Да она еще ни с кем не встречается, какое там замужество! Но когда она отказалась съезжать, настойчивость Мириам стала просто неприличной. Они пререкались до бесконечности, и Мириам начала угрожать, что в один прекрасный день не пустит падчерицу в дом.

Ким была ошарашена. Раньше она и сама подумывала о том, чтобы уехать, но ее уговаривали остаться. Ей было непонятно, почему Мириам так пристает с этим сейчас. И куда ей ехать? Как она будет жить, не имея профессии, а значит, и приличной работы? Почему вообще она должна уезжать из этого дома? Ведь он принадлежит и ей тоже.

Ответ Мириам убил ее.

— Мириам собирается сегодня подписать документ о продаже дома, так? — спросила Шарлотта, словно прочитав ее мысли.

— Как раз сейчас она в банке, — кивнула Ким.

— У меня просто в голове не укладывается.

Ким постаралась ожесточиться — это всегда помогало ей, когда боль становилась непереносимой.

— Да это и домом-то не назовешь, — ответила она, вздернув подбородок. — Развалюха посреди Бруклина, больше ничего.

— Но ты в ней выросла. Она принадлежала твоей бабушке, которая, насколько я знаю, оставила ее твоему отцу с тем, чтобы потом она перешла тебе.

— Ну да, а когда они поженились, отец решил вписать в свидетельство о владении еще и Мириам.

— Решение, вероятно, пришло ночью, когда Мириам ему особенно угодила.

— Шарлотта, прошу тебя!

— Извини. Но ведь он пил, а Мириам поощряла его в этом. Чтобы все досталось ей — и дом, и страховка, и пенсия, — такого быть не может. Что-то тут нечисто.

Ким кусала губу, не решаясь признаться Шарлотте, что подобная мысль приходила в голову и ей.

— Нет, Шарлотта, никаких махинаций не было. Я месяц назад навела справки у юриста.

Шарлотта стремительно повернулась к Ким.

— В самом деле?

— Ну, не у официального юриста, а у частных юрисконсультов, которые расклеивают свои объявления в метро. Они были очень любезны, однако пришли к заключению, что все сделано по закону и придраться не к чему. Оснований подавать в суд у меня нет.

Шарлотта тихо выругалась.

— Не надо, Шарлотта. Мириам тут ни при чем. Отец сам вписал ее во все документы. К тому же она сказала, что поделится со мной, когда мы переберемся в Колорадо.

— Пусть сначала поделится, потом я, может, и поверю, — фыркнула Шарлотта.

— Напрасно ты так. Мириам сказала, что я смогу учиться, чтобы приобрести специальность, и она будет платить за мое обучение.

— Держи карман шире! — Шарлотта покрутила пальцем у виска. — Ведь ты по ее вине осталась на задворках. Если она брала с тебя за комнату и еду, где уж тебе было скопить на обучение.

— Но они действительно нуждались в этих деньгах, — вступилась за мачеху Ким. — Отец чаще всего сидел без работы, Мириам не могла работать, потому что у нее больное сердце. Так что я ничего не имела против. Наоборот, чувствовала себя нужной.

Шарлотта пригвоздила ее взглядом.

— Тебе не кажется, что ты всему готова найти оправдание?

— Именно.

— Но зачем?

— Зачем? — Ким проглотила слюну. — А затем… затем, что иначе жить будет совсем невыносимо. Теперь, если не возражаешь, я уберу со стола.


Вернувшись вечером в пятницу домой, Марк услышал телефонные звонки. Он бросился к аппарату.

— Слушаю!

— Привет, дорогой. Как ты?

— Мириам? — Марк поставил дипломат и мрачно посмотрел на часы. — Ты ведь должна сейчас лететь.

— Поэтому и звоню. Мои планы немного изменились. Я ведь говорила, что нашла покупателя на свой дом. Так этот негодяй в последний момент отказался.

— Мне очень жаль. Досадная неудача.

— Да, конечно… У меня вечно так. Но ничего. Сегодня днем заходила одна парочка, дом им, по-моему, приглянулся. Во всяком случае, торговаться уже начали.

Марк удивленно поднял брови.

— Как странно. Мне казалось, в торговле недвижимостью сейчас застой.

— Ммм… Жаль только, что придется задержаться на пару недель.

Марк с облегчением вздохнул. Эти недели очень ему пригодятся.

— Не придавай этому значения. Мой дом всегда для тебя открыт.

— Рада слышать, поскольку Ким полетела без меня. Самолет приземлится около половины восьмого по вашему времени.

Марк рухнул в кресло, стоявшее рядом с телефоном.

— Ким прилетает сегодня вечером?! Без тебя?!

— А что тут такого? Я подумала, что ты не будешь возражать, ты ведь все равно ждал нас сегодня.

— Она летит сюда одна?!

— Чего ты удивляешься? Вещи у нее давно собраны, я и решила, что ждать меня ей незачем. К тому же мы купили билеты со скидкой и обменять их нельзя. Плохо, конечно, что мой пропал… — Мириам помолчала. — Надеюсь, ты не против?

Она спрашивает об этом сейчас! Сейчас! Когда девочка уже находится в воздухе!

— Ты, я вижу, не в восторге.

Марк потер лицо рукой. Вот об этом они не договаривались. Ким, приезжающая вместе с Мириам, — это одно. Отвечать за нее будет сестра. Но Ким без Мириам — такой вариант его не устраивает, у него нет на это ни времени, ни терпения. Мириам не имеет права навязывать ему свою падчерицу.

— Не беспокойся, Марк. Хлопот с Ким у тебя не будет. А я приеду скорее, чем ты думаешь. — Мириам тихо кашлянула. — Но прежде чем она появится, хочу попросить тебя об одной любезности.

— Ну? — ощетинился Марк.

— Проследи, пожалуйста, чтобы Ким побыстрее начала у вас обживаться.

— Что ты имеешь в виду?

— Хочется, чтобы она втянулась в вашу жизнь, познакомилась с людьми, узнала, на что может тут рассчитывать, пусть даже поищет жилье для нас. Пусть почувствует, что в ее жизни есть что-то надежное, ты понял меня?

— Кажется, да.

— Но больше всего мне хочется, чтобы она устроилась на хорошую работу. Согласись, что без работы чувствуешь себя никчемным.

У Марка было ощущение, что голова его распухла.

— Погоди минутку. Я ничего не понимаю. Разве я не должен записать Ким в школу?

— Ты что, собираешься определить ее в среднюю школу? — хихикнула Мириам. — Марк, дорогой, Ким давно ее окончила.

Марк потер лоб, чувствуя, как бьется на виске жилка.

— В самом деле? Как же быстро летит время. Когда ты выходила за Клифа, она была еще ребенком.

Марк ожидал, что ему уготована роль дядюшки тинэйджера, так сказать, начинающего, чьи проблемы ограничиваются танцульками и прыщами. А Ким-то уже, судя по всему, восемнадцать, если не девятнадцать. У девушки в таком возрасте проблемы немножко другие. Наркотики. Автомобили. Противозачаточные.

— Буду откровенна, Марк. Ким не слишком вдохновил наш переезд, поэтому я не исключаю, что она будет пытаться вернуться.

— Но почему?

— Потому что, кроме Нью-Йорка, Ким нигде не была и здесь она чувствует себя уверенней. Но этот город для нее — тупик. — Мириам судорожно вздохнула. — Хотя бы ради меня не давай ей уехать. Пусть сразу включится в новую жизнь и думать забудет о возвращении. В Нью-Йорке ей ничего не светит, кроме никчемных приятелей и никчемной работы.

— Послушать тебя, Мириам, так девушка должна завоевать город.

— Не сердись на меня. Может, я и преувеличиваю, но только потому, что слишком люблю ее и желаю ей добра. У вас ей будет лучше. И возможностей добиться чего-то в Колорадо-Спрингс гораздо больше. Во всяком случае, я на это надеюсь.

Голова у Марка трещала. Мириам хочет, чтобы Ким поскорее «включилась» и не думала о возвращении. Но представляет ли она, что значит это для него — включиться в жизнь Ким? Нет, этого он не может. И делать не станет. Если у Мириам есть какие-то виды на эту девицу — сама-то она, похоже, не знает, чего ей хочется, — что ж, пусть приезжает поскорее и сама ею занимается.

Единственное, что он сделает, — это заставит Ким выяснить, на что она может тут рассчитывать. Она уже достаточно взрослая, чтобы самой о себе думать. И он готов поручиться, что достаточно жесткая. Может быть, даже слишком. После Нью-Йорка их маленький городок покажется ей наверняка скучным до омерзения. Ну что ж, у него своя жизнь, свои цели, и чем скорее девица покинет его дом, тем лучше.

— Постараюсь сделать что-нибудь, — заверил он Мириам.

— Спасибо. Буду очень тебе обязана.

Марк начинал думать, что она, пожалуй, права.


Ким пожалела, что у нее нет с собой сигарет. Правда, она не курит уже несколько лет и не собирается снова начинать, но чем больше она убеждалась, что совершает ошибку, тем сильнее тянуло курить.

Самолет попал в воздушную яму, и его начало трясти. Ким вцепилась в подлокотники и посмотрела на сидевшую рядом женщину. Девушка летела в первый раз и не была уверена, что все нормально. Женщина продолжала читать. К огорчению Ким, она читала всю дорогу. А Ким так хотелось с кем-нибудь поговорить.

Хотя о чем она будет говорить? О том, что летит в Колорадо, чтобы жить с каким-то дядюшкой, которого она в глаза не видела? Женщина, конечно, поинтересуется зачем — и что она ей ответит? Доводы Мириам ей известны, но, что у нее на уме, она не знает, — а у Мириам всегда что-нибудь на уме.

Ким закрыла глаза и попыталась взглянуть на свое положение более оптимистично. Подозревать она никого не хочет. Глупо начинать с этого новую жизнь. Но она выросла в таких условиях, что недоверчивость стала ее второй натурой. Шарлотта права. То, что Мириам так резко переменилась, выглядит очень подозрительно.

Ким прислонилась лбом к прохладному подрагивающему стеклу иллюминатора. Нет, нельзя думать так плохо о Мириам. В последнюю неделю, пока они укладывали вещи, изучали предложения на рынке жилья, обсуждали свое будущее, энтузиазм Мириам казался вполне искренним. Все будет так, как они задумали. Нужно быть оптимисткой. Этот переезд — волнующее приключение, начало новой жизни, которая будет не похожа на ее прежнюю жизнь.

Однако сейчас Ким была скорее испугана, чем воодушевлена. Где же они летят? Над Южной Дакотой или над Небраской? Под ними уже давно тянется что-то песчано-желтое и пустынное. У Ким было ощущение, что она потерялась, ее никто не видит, она несется в открытом пространстве и никогда уже не вернется на Землю.

Сам этот переезд был необычным для Ким актом доверия. С детства она всегда полагалась только на себя. Ей просто не на кого было больше рассчитывать. А теперь она летит в какую-то глушь, ставит на карту все свое будущее, поверив на слово женщине, которая никогда ни о ком не думала, кроме себя самой. Уж не рехнулась ли она? Шарлотта именно так и считает. Правда, у Шарлотты есть родители. Есть дядюшки, тетушки, кузины и кузены и есть жених. Она не представляет, как болезненно одиночество и как легко простить мачеху, объявившую, что прежней жизни пришел конец.

Ким хрустнула пальцами, глядя вниз на желтую пустыню. Она вернулась в мыслях к тому вечеру, когда Мириам сделала свой неожиданный кульбит.

— Нехорошо, что мы враждуем, Ким. Отца твоего больше нет, наша семья теперь — это мы с тобой, нам лучше держаться вместе.

Ким слишком долго ждала таких слов. Дать им трезвую оценку она в тот момент не могла. Жаль было портить удивление и радость, какие она испытала, узнав, что у Мириам есть брат, который живет в Колорадо. Ее неродной дядя.

— Мне всегда хотелось жить поближе к нему, вот я и подумала, что если мы продадим дом, то сможем обе перебраться в Колорадо. И тебе будет польза, и мне. У Марка хорошая голова и хорошие связи. Он поможет тебе осуществить твои планы, получишь специальность, о которой ты столько говоришь. Я тоже, конечно, стану помогать. За дом, надеюсь, мне удастся что-нибудь получить. Но главное, мы будем вместе. Ты, я и Марк. Наша новая семья.

Ким была поражена. С пятнадцати лет она мечтала стать профессиональной няней-воспитательницей и получить специальный сертификат. Однако Мириам образование в грош не ставила, особенно если за него надо платить. И не важно, что обучение продолжалось бы всего полгода и не разорило бы их. Просто Мириам была убеждена, что, окончив школу — если удастся ее окончить, — человек идет работать, и ничего больше. Желание Ким стать няней казалось ей просто глупым. Девушки из Бруклина не становятся в одночасье Мэри Поппинс, утверждала она. И что Ким будет делать, если ее возьмут в такой дом, о каком она мечтает? Разве она знает, как держать себя в обществе состоятельных людей? Разве не боится опростоволоситься?

Хуже всего были насмешки, неуверенность в себе и отсутствие поддержки, размышляла Ким, а вовсе не то, что, когда она отдавала деньги за комнату и стол и покупала себе самое необходимое, у нее ничего не оставалось, чтобы отложить на обучение. Она не роптала бы, даже если бы ей всю жизнь пришлось заниматься одной и той же бессмысленной работой, — лишь бы хоть кто-нибудь дома был на ее стороне.

Но теперь все будет по-другому. Мириам из врага превратилась в союзника. Пообещала, что Ким будет жить в семье, где ей не придется чувствовать себя лишней. Только поэтому Ким и отправилась в аэропорт Кеннеди. Ей очень хотелось верить, что это не пустые слова.

К сожалению, оснований для оптимизма у нее немного. Прежде всего потому, что существует Теодор. Мириам начала встречаться с ним всего через полтора месяца после смерти отца. Мириам, правда, заявляла, что все это несерьезно, но Ким так не считала. Слишком часто, возвращаясь вечером с работы, она находила стол накрытым на двоих, но ей говорили, чтобы она ушла. Мириам и Теодор ясно давали ей понять, что ее присутствие в доме нежелательно. Теперь Ким боялась, что Теодор последует за ними в Колорадо и обещанная новая жизнь на том и закончится. Что станет тогда с ней?

Нужно было оставаться в Нью-Йорке, подумала Ким, вконец обессилев от беспрерывных раздумий. Там, куда она направляется, ее ждет полная неизвестность. В Нью-Йорке по крайней мере есть друзья, есть замечательный центр профессионального обучения, есть, наконец, привилегированный Ист-Сайд, где она надеялась найти себе место воспитательницы. С Шарлоттой трудно спорить. Сорваться с места и нестись в Колорадо — чистое безумие.

Раздался голос пилота, объявившего, что самолет произведет посадку через пятнадцать минут. В Колорадо-Спрингс сухо и ясно, температура около десяти градусов.

Ким выпрямилась в кресле. Через пятнадцать минут? Ее мучила невозможность развязать все эти узлы. К горлу подкатывала тошнота, пришлось крепко обхватить себя руками за живот. Она не готова к встрече с незнакомым человеком, считавшимся ее дядей. Она не готова жить в незнакомом городе, в чужом доме. Тем более одна.

Ким прикрыла глаза, моля Бога о том, чтобы они поладили с дядей. С отцом она всегда держалась отчужденно — а как еще держаться с человеком, который нисколько тобой не интересуется? — и, честно говоря, смутно представляла, как нужно вести себя с мужчиной гораздо старше ее. А мужчина к тому же юрист. Какие у них могут быть темы для разговора?

Ким взяла лежавшую на полу сумочку и с трудом нашарила пудреницу, такой там был беспорядок. Всю последнюю неделю она почти не спала ночами и выглядела сейчас усталой и бледной. Даже длинные каштановые волосы казались безжизненными, висели тусклыми прямыми прядями, как будто она никогда их и не завивала.

Самолет сделал вираж. Ким сунула пудреницу в сумочку и снова вцепилась в подлокотники. Но не удержалась и посмотрела в иллюминатор. Внизу, словно коврик, брошенный к подножью Скалистых гор, лежал Колорадо-Спрингс. У Ким перехватило дыхание — такой трепет внушила ей массивная стена гор с заснеженными вершинами, на фоне которых вырисовывался город.

Самолет сделал новый вираж. Ким так укачало, что она поняла: действие таблетки, которую она приняла перед полетом, кончилось. Все-таки она не оторвалась от иллюминатора. Сердце колотилось от волнения. Начинается новая жизнь, и в этой жизни все должно быть замечательно. Она этого добьется.

Сели они почти незаметно. Ким тут же поднялась и стянула с багажной полки дорожную сумку. Вокруг теснились пассажиры, доставали вещи, одевались. Ким почувствовала головокружение и пожалела, что не поела перед полетом. Она опустилась в ближайшее к проходу кресло, пытаясь справиться с головой.

Нет! Сдаваться нельзя! Ты сильная, ты крутая, внушала себе Ким, все должны это видеть.

Она с решительным видом поднялась и пошла вслед за остальными по длинной «трубе», устланной ковровой дорожкой и соединяющей самолет со зданием аэровокзала, стараясь держаться как можно уверенней. Не зная, как получают багаж, она решила посмотреть, что будет делать женщина, шедшая впереди нее.

Однако багаж, казалось, волнует этих людей меньше всего. Ким с грустью наблюдала, как пассажиры первым делом бросаются обнимать встречающих их родственников и знакомых. Она постаралась отнестись к этому философски — в конце концов, в этой толпе находится и ее дядя. Она оглядела огороженное стеклом помещение, пытаясь представить себе, как он может выглядеть. У Мириам нет даже его фотографии.

Почти сразу ее глаза встретились с глазами какого-то мужчины. На мгновение Ким замерла, ей стало трудно дышать и двигаться. Мужчина быстро перевел взгляд на других, словно надеялся, что это не та женщина, которую он должен встречать. Он оглядел всех и снова посмотрел на Ким. Она стояла на том же месте. Единственная «невостребованная». Нахмурившись, он шагнул к ней:

— Кимберли Уэйд?

— Мистер Джонсон?

Они старались незаметно рассмотреть друг друга. В нем было не меньше ста восьмидесяти сантиметров роста, глаза такие же голубые, как у Мириам, и волосы того же оттенка — светлые с золотистым отливом. Ким не удивило, что он похож на сестру, зато она никак не могла предположить, что он так молод. И так красив.

Боже милостивый, подумала Ким, стараясь побороть головокружение, кто-то облачил Мела Гибсона в костюм от Пьера Кардена и, помирая от смеха, забросил в ее нескладную жизнь.

Загрузка...