Время Героев

Глава 21

Смятая, наспех написанная на клочке какого-то документа записка, которую сейчас держала в своих руках Дангер гласила: «в полночь у таверны красная блоха». Девушка встревоженно ходила туда-сюда, не находя себе места, уже начиная с самого заката солнца. Виллем с деланным спокойствием распивал эль, напевая себе под нос доконавшую уже всех песню про старую одинокую лодку.

— Нет, ну это немыслимо! Мы теряем время! — В очередной раз взорвалась воительница, — лучше бы мы ворвались в крепость сейчас и всех переубивали!

Виллем вновь отпил из кружки.

— И погибли бы героями. Прекрасно.

— Лучше так, чем ждать непонятно чего! Либо бы пошли к этому фениксу и притащили бы его сюда, пусть разбирается, он же король.

— И настигла бы нас смерть по пути. Восхитительно. И бу-ури не страшны той лодке… И де-ерево её не треснет… Не согнётся… Под гнётом тяжкою судьбы-ы-ы-ы…

— Да хватит уже это петь! Ты знаешь ещё хоть одну песню?

Мужчина задумался.

— Знаю. Про кота. И пиратскую. Но про лодку мне больше нравится. В судьбе жестокой, бессердечной… Одинокая одна была… В бесстрастии своём извечно-ом, словно картина с полотна…

Дангер застонала.

— Ну и чушь.

— Не чушь, — недооцененный певец поднял вверх указательный палец, — прекрасная песня. Ты просто не понимаешь настоящего искусства. Тут очень тонкие сравнения, глубокий смысл. Конечно, у самого автора исполнение получалось намного лучше, но разве у меня совсем нет голоса?

Девушка яростно помотала головой. Виллем вздохнул.

— Может, и нет. Но смысл от этого не теряется! Просто вдумайся в эти прекрасные стихи. Хотя, знаешь, не вдумывайся, боюсь в твоей тупой башке столь прекрасное творение не поместится. Скорее всего тебе вышибли последние мозги в бесконечных потасовках с орками и гроллами, так что если я напрягу ещё хоть немного то, что осталось от твоей думалки, она у тебя загорится и я никогда не смогу оправдаться перед Аароном…

Их спор прервала тонкая фигура, бесшумная выплывшая из-за угла. Некто, закутанный в плащ так, что не видно было, кто находится под ним, плавно и быстро направлялся прямо к напарникам-по-неволе.

— А вот, кажется, и наш таинственный разносчик записок, — усмехнулся Виллем, вставая на ноги и по привычке потянувшись к ножнам.

Человек в плаще, беспокойно оглянувшись по сторонам, поманил за собой во тьму переулков. И только когда наконец убедился, что ни одна живая душа за ними точно не наблюдает, приспустил капюшон, открывая лицо.

Луна была полной и яркой. В её свете можно было хорошо рассмотреть бледное и осунувшееся лицо жрицы культа Скаро.

— Как неожиданно и приятно, — Виллем скривил губы в подобии усмешки, — вдруг поняла, что твой темнейший господин полный свихнувшийся идиот и переметнулась на сторону добра?

Мириэла пропустила замечание мимо ушей и обратилась к Дангер.

— У нас мало времени. Дариэль приставил ко мне охрану. Он не собирается подчинять меня, но это дело времени. Господин наверняка знает о том, что я сомневаюсь в его действиях, но рассчитывает на мою преданность. Мне не жить, если он узнает, что я связалась с вами.

— Что ты от нас хочешь? Что нам делать?

— Господин просит меня провести ритуал по призыву Теней. Сам он этого сделать не сможет, поэтому у меня есть шанс его немного задержать. Если мне повезёт, вы успеете добраться до Кельитаса и оповестить короля.

Виллем вновь усмехнулся и резко сказал:

— Спасибо, без тебя бы ни за что не разобрались.

— Есть только одна проблема, — жрица вела себя так, будто мужчины здесь не было.

Дангер это полностью устраивало.

— Какая? — Спросила она, — то, что у Виллема с фениксом какие-то древние разборки?

Мириэла посмотрела на собеседницу с недоумением.

— Королевство Кельитас это сумеречная зона. Чужаки не могут просто проникнуть на территорию, а местные жители не могут выйти за её пределы. Много ли ты слышала историй? Никто туда не заходил уже шесть веков. Королевство не пало, но оно находится между мирами. Жители его ни живы, ни мертвы. Даже если бы вы пробрались туда…

— Ладно, меньше речей. Что ты предлагаешь? — Гневно остановила её Дангер.

— К этому я и веду. Без моей помощи вы, принадлежащие миру Живых, добраться до замка не сможете. Пространственный разлом высосет ваши души, оставив только тела. Есть небольшой шанс обмануть Сумрак. Я пошлю вместе с вами двух мертвецов, приказав им служить вам и подчиняться. Тогда энергия жизни и смерти смешается и у вас будет шанс дойти до замка. Однако… — Некромантка выдержала тяжёлую паузу, — если я умру или моё сознание поработят, призванные мною слуги снова обратятся в прах, из которого восстали.

Виллем махнул рукой.

— Блестяще. Что ни день, то новые проблемы.

Мириэла наконец обратила к нему взор.

— Господин дель Лиштейн, не делайте вид, будто Вы об этом не знали.

— У меня был план, и я его придерживался, — ответил мужчина, впрочем, как казалось, немного смутившись. Лишь слегка.

Дангер скорчила выразительную гримасу и решила разобраться с тем, кто о чём знал, немного позже. Она кивнула жрице:

— Призывай мертвяков. Выбора у нас всё равно нет.

И, немногим позже, компания, состоявшая из двух живых, но ощущающих некую неловкость, и двух мёртвых, пахнувших за версту запахом разложения, вновь двинулась по своему извечному маршруту — к королевству Кельитас.

Шли всю ночь. Оставшись без страдающего Аарона и сильного, но всё же не особо привыкшего к долгим походам Дариэля, двигались они многим быстрее. К тому же не было особой нужды делать привал на ночь: и Виллем, и Дангер в темноте видели также хорошо, как и днём, словно две совы. Вот она, очередная победа силы и выносливости над умом. Уже днём, бойко чеканя шаг и доедая на ходу ломоть хлеба, Дангер решила завести очередной разговор, хоть и не особо надеялась получить какую-то информацию. Скорее просто хотела скоротать часы путешествия, по крайней мере пока они не найдут, у кого можно угнать парочку лошадей.

— Эй, старик, — окликнула она живого спутника, — раз уж мир на краю гибели, может, всё же поделишься своими коварными планами? Девчонка сказала, ты был в курсе про Кельитас, что ты вообще собирался делать?

Ответом ей послужило долгое зловещее молчание. Виллем шёл, уткнувшись глазами себе под ноги, и мрачные тени залегли под его глазами. Дангер было решила, что тот разговаривать об этом не намерен и собиралась задать какой-нибудь другой вопрос.

Но внезапно мужчина подал голос.

— Хорошо. Ты права. Мир на краю гибели, не думаю, что есть смысл что-то утаивать. Я расскажу.

— Итак…

Когда я говорил, что своими же руками убил Исаю, это была правда, но не вся. Возможно, ты будешь единственной, кто услышит от меня эти слова, но… Он был и остаётся для меня самым дорогим и близким человеком. Потрясающим, прекрасным, безмерно восхитительным человеком. Я не совру и не преувеличу, если скажу, что он был достоин любви всего мира, вот только судьба у него оказалась слишком суровой, и вместо любви он получил в награду только боль, страдание и презрение народа, которому служил. Магия взвалилась на него по ошибке и стала непосильной ношей, бременем, что ему приходилось нести годами. Люди её чувствовали. Те, ради кого он жил и работал, стали чувствовать только страх и отвращение. Исая стал изгоем, тем не менее прощавшим народу все всплывшие на поверхность пороки. Непринятый обществом, но слишком добрый… Вся ненависть, заключавшаяся в Хаосе, обернулась лишь против него самого. Ни я, ни Ричард… Не знали, что с этим делать и как ему помочь. Боюсь, что и сейчас бы не знали, спустя столько времени.

Мы видели, как он сходит с ума. Мне до сих пор в кошмарах снится день, когда Исая попросил меня отрезать ему руку, сгнившую из-за содранной им же самим кожи на ней. В кровь тогда попала какая-то зараза… Он тогда чуть не умер. Несколько недель лежал в бреду. Я выхаживал его как мог, не отходил ни на шаг, заставлял есть и пить, менял повязки и бельё. Это был сплошной кошмар. Помню, как засыпал на стуле у его постели, положив руку ему на грудь, чтобы чувствовать биение сердца. Чтобы понимать, что он до сих пор жив, что он дышит. Ты не представляешь, девочка, как было ужасно просто жить в ожидании, не зная, переживёт ли твой самый дорогой человек ещё одну ночь и ещё один день. Ты и понятия не имеешь ни малейшего о преданности, подобной моей. Ты называла меня сумасшедшим убийцей: может, это и правда. Но разве ты бы не стала такой же, вытерпев подобное?

Спустя время Исая всё же встал на ноги. Радовались мы недолго. Я учился играть на лютне, потому что сам он больше не мог. Да-да, дурацкую песню про лодку. Но я хотел его поддержать, хотел немного поднять настроение, разве можно меня судить за это?

Ещё три года прошло. Три года тщетных попыток сделать что-то с заполонившими пространство людьми-Тенями, вырвавшимися наружу из-за одной дурацкой ошибки в наших экспериментах. Культ старика Скаро тогда процветал, а мы вновь бились об глухую стену нашей бесполезной борьбы. Я не знаю, о чём вели переговоры Скаро и Исая, но однажды мой дорогой коллега пришёл ко мне с просьбой, за исполнение которой я себя простить не смогу никогда.

Он сказал мне, что есть только один путь, единственное решение. Необходимо было запечатать наше королевство в Сумраке, оставить его навечно на границе между мирами. Сам же Исая, как обладатель магии Хаоса, которой подчиняются Тени, должен был повести их за собой. Он сказал мне… Что оставит добровольно часть магической силы, спрятав её там, где никто не сможет найти, и никто не сможет ею воспользоваться. Что сила эта будет якорем, связывающим две наши вселенные, но оберегающим живущих от повторного разлома. Он заколдовал медальон и отнёс его далеко на восточный континент, не сказав мне ничего и скрыв заклинанием это место даже (особенно) от меня. Он сказал, что если однажды медальон будет обнаружен и раскрыт, Тени вновь смогут проникнуть в наш мир. А после попросил меня убить его, чтобы его душа отправилась туда, где было её место, навечно скитаться среди запертых в пустоте остальных душ. Чтобы он мог их… Повести за собой. И спасти при этом всех остальных.

Исая не хотел меня заставлять. Не хотел подчинять, хоть и мог. Он пришёл лишь с просьбой. Сказал, что доверяет мне. Что боится своей участи, но погибнуть от моих рук для него будет не так страшно, как жить дальше в подобных страданиях. Он сказал, что если я ему помогу в этом, это будет не так… ужасно для него. И я, который так много сил приложил, чтобы помочь ему, я, выхаживающий его, больного и умирающего, я, его самый верный и преданный, самый покорный сторожевой пёс, исполнил эту просьбу. Я никогда не смогу ни смириться, ни забыть об этом, ни простить себя. Самый тяжёлый из человеческих грехов. Самое страшное проклятие.

Ричард был в ярости. Он изгнал меня из Кельитаса сразу же, как под утро увидел холодное тело Исаи и меня, сидящего рядом с них с кинжалом в руке. А едва я покинул пределы королевства, оно было навсегда запечатано от посторонних. Никто не знает достоверно, и я в том числе, что теперь творится на его территории. Однако там остался и разлом в пространстве, и Тени во главе с их предводителем. Потеряв свою силу, они могли лишь изредка, напитавшись чьей-нибудь магией, мелькать в чужих снах в нашем мире, но причинить вред они не могли. Лишь напугать.

До своих восьмидесяти двух лет я прожил как отшельник, не старея и не умирая. Так и не смирившись с потерей, я решил, что пусть лучше этот мир сгорит в пламени Темнейшего, но я просто обязан снова увидеть Исаю, вытащить его оттуда, дать ему новую жизнь. И я переверну всё живое вверх дном, разрушу до основания, если это потребуется. Потому что ни один человек даже близко не может сравниться с тем, кто так покорно был готов отдать себя на растерзание чему угодно ради остальных. Знаешь, никто из встреченных мною за все года так и не оказался достоин той жертвы, что принёс Исая. Мелочные, жалкие, порочные существа — вы ли достойны жизни? Вы, а не он?

Поиски медальона были долгими. Колдовство мешало, путало, не давало его найти, но тем не менее… Ты знаешь. У меня получилось. Годы, годы, годы… Слишком долгие годы. Исследования, поиски, промахи, ошибки, ложные пути. Сменялись правители, менялись границы всех государств, возводились новые. Неизменным оставались лишь границы сумеречного Кельитаса. Менялись нравы, менялся язык, менялось всё. Вымерли последние из драконов. Человечество откатилось очень далеко назад в научном прогрессе. Скудоумие, жадность… Как долго я за этим наблюдал! Мы грезили о великих свершениях, девочка, о действительно великом будущем. Когда были молоды. Мы смотрели на звёзды и мечтали однажды покорить небесный свод. Исая верил, что жизнь возможна за пределами того, что мы можем себе вообразить. Он верил, что, дав человечеству шанс, это человечество будет строить города на небе, добьётся величия, расцветёт, как цивилизация, отправиться исследовать другие миры. Что все будут жить в согласии. Что мы научимся лечить все болезни и объединимся, чтобы вместе построить светлое будущее для наших потомков. Он жил с этой мыслью и умер с ней же.

Мечты его остались лишь мечтами. Ты видишь сама, что происходит, тебе от этого не мерзко? Вы научились лишь драться друг с другом за территорию, торговать бесполезными вещами, пить и тупеть. Ни одного научного открытия с моих времён совершено не было. Никто не собирался идти по пути, о котором так мечтал мой дорогой друг. Даже то, что уже вам вытоптали и преподнесли мы и мои предки, было утрачено и позабыто. Знания многих поколений, их труды были позабыты, словно они ничего и не значили. О, как глупо было возлагать какие-то надежды на таких ничтожных созданий, как глупо было считать наш вид венцом творения Создателя.

Найдя медальон, я понял, что не смогу его взять. Дорогой мой друг явно предвидел мою судьбу, он видел все мои помыслы, словно они были у него на ладони, и ему даже не нужно было магией проникать для этого в моё сознание. Да, признаюсь, я, быть может, слишком предсказуем и примитивен.

Я решил прибегнуть к помощи других людей. Эту часть истории ты знаешь. Я нашёл вашу троицу. Вы напомнили мне нас троих, ещё не переживших то, что нам было уготовано. Не сильно льсти себе, конечно же. То, что вы стали частью моего плана, была заслуга по большей части сентиментальности старого дурака, а не ваша.

Для того, чтобы попасть в Кельитас, требовалась магия

Хаоса. То, что предложила жрица — лишь безобразное подобие моего плана. Но, за неимением лучшего…

Чужими руками я собирался принести медальон к пространственному разлому, с которого всё и началось, и вновь его открыть. Тени бы вновь выбрались из своего заточения, а вместе с ними и тот, ради которого я и жил. Вы глупые и наивные детишки, слепо последовавшие за мной к своей могиле. Обмануть вас, заставить идти, дать призрачную мотивацию не составило никакого труда. Я не собирался давать Дариэлю силу Исаи, но после решил, что не важно, в каком сосуде её хранить. Я был уверен в том, что частью магии Хаоса невозможно было полноценно воспользоваться какому-то простому смертному, считающему себя потомком эльфов. Прости, но Дариэль должен был быть лишь предметом, с помощью которого я бы смог выполнить свой план. Я был уверен, что, попытавшись совладать с магией, он бы скорее умер, чем заимел бы какой-то успех. К несчастью оказалось, что твой тупоголовый друг имеет явный талант к тёмной магии.

Она поглотила его рассудок. Боюсь, что это мешает и тебе, и мне. Если мы не устраним эту проблему, даже представить сложно, что нас ждёт. Сейчас я иду добровольно сдаваться Ричарду, и… Для меня это, пожалуй, будет концом. Я признаю сейчас своё поражение. Знаешь, вы мне даже понравились. Думаю, что я бы не хотел, чтобы ваша компания так бесславно бы скончалась. Так что пусть всё будет так, как запланировал Создатель. Я говорю искренне, девочка, Ричард был способен противостоять Исае, а значит, может усмирить и Дариэля. Если всё пройдёт хорошо, твой друг должен будет добровольно отдать магию Хаоса. Вы можете поступить подобно Исае: заточить её в каком-нибудь артефакте и спрятать его. А я же отвечу за все свои злодеяния. Пусть, наконец, меня судят. У меня есть только одна к тебе просьба. Аарон действительно умный и способный мальчик, но слишком уж напоминает меня в молодости. Если он выжил, присмотри за ним, пожалуйста. Направь на путь науки. Может, хоть кто-то в этой вселенной будет способен наконец направить человечество на тот самый путь, о котором мы грезили. Надеюсь, он сможет использовать свой ум во благо.

Едва он закончил свой рассказ, Дангер, словно очнувшись от глубокого транса, вздрогнула и зачем-то огляделась по сторонам, будто бы в первый раз видела то, что видела. Нет, конечно же, то, что за плечами у Виллема была какая-то мрачная, запутанная и грустная история было очевидным для всех: просто так озлобленными на всё сущее злодеями, спокойно вещающими об изничтожении мира, не становятся. И друзей чьих-то без причины, естественно, не убивают. Да и понятно было, что их озлобленный злодей не просто так порою смотрел в никуда, пока его не окликнешь.

Ей вдруг стало невыразимо грустно. Мир вокруг показался слишком большим, враждебным и неуютным. Захотелось увидеть Аарона, обнять до хруста его рёбер и попросить никогда не умирать.

— Мне… жаль. — С трудом выдавила девушка, — я всё ещё считаю тебя очень дерьмовым человеком, а теперь ещё и полностью сумасшедшим, но мне жаль. Но ты ведь понимаешь, что это точно какие-то нездоровые чувства?

И, видимо, исчерпав свой запас слов на этот день, Виллем только молча кивнул. Однако Дангер на одном прямолинейном вопросе останавливаться не желала.

— А ты не думал, ну, знаешь… Найти жену, создать семью, смириться с потерей… Да может хоть и наукой снова заняться…

Мужчина посмотрел на неё нечитаемым взглядом.

— У меня была только одна цель. Я же сказал.

— И ты больше ничем кроме этого не занимался? То есть… Просто всё это время, каждый день… Э-э-э, искал способ оживить этого Исаю?

— Да.

— Шесть сотен лет?

— Да.

— Ты ещё более ненормальный, чем я думала.

— Да.

— А ты не думал, что… Ему это не понравится? То есть, он ведь пытался спасти этот мир, пожертвовав собой. А ты хочешь спасти его, пожертвовав миром? Ваши интересы как-то… Расходятся. Мягко говоря.

— Я показал бы ему, что мир этой жертвы не стоил. Мы нашли бы какое-нибудь решение, потом. Вдвоём.

— А если он не захотел бы искать решение? Чем вообще ему заниматься-то?

— Да пусть хоть крестиком вышивает! — В сердцах воскликнул Виллем, — какое мне дело? Создатель, насколько же проще было разговаривать с Аароном.

Дангер недоумённо похлопала глазами.

— Вот эту фразу я точно слышу впервые в жизни. Про Арри так никто и никогда не говорил. Вы, видимо, оба того… Особенные.

Виллем сплюнул себе под ноги и намеренно ускорил шаг настолько, чтобы спутница осталась позади. Она и осталась. И долго размышляла, что было ей совершенно не свойственно.

Каково это было — прожить так долго, гонимым только одной целью, больным рассудком и муками совести? Каково было страдать от воспоминаний, в изгнании из своей родины, ради благополучия которой ты сделал столько много? Презирать всех людей до единого, разрушать свою душу злом, обесценить жизни остальных, относясь к ним, как к тупому скоту? Что вообще могло остаться от его человечности?

Едва она задумалась об остатках человечности, до слуха Дангер донеслось едва слышное напевание под нос песни.

Песни про лодку.