Время Героев

Глава 27

Когда компания покидала больного Аарона, в дверях немного задержалась тёмная жрица. Подождав, пока остальные окажутся на достаточно далёком от дома расстоянии, она тихой, невесомой походкой подошла к кровати.

— Брат моего господина.

Мириэла склонила голову в знак уважения.

Брат господина скривил губы в усмешке.

— Ты бы поторопилась, а то без тебя уже ушли.

— Я к вам по делу, — проигнорировала колдунья, — на вас наложена метка смерти, я это почувствовала в самую первую встречу. Не хочу пугать, но, кажется, вы обречены. Не хотела говорить при господине, это бы его расстроило.

— А меня ты расстроить не побоялась.

— Вы забываете, кто я и что могу.

С этими словами она протянула Аарону старый, потускневший от времени массивный перстень с черепом. В глазницах черепа были инкрустированы два маленьких, ярких красных камушка.

— Примите это в качестве моего вам дара, — сказала Мириэла.

Больной недоумённо вертел перстень в руках. Тяжёлый.

— Спасибо, конечно, но украшения — это слабое утешение для обречённого, по твоим словам, на смерть.

Жрица культа снисходительно, словно ребёнку, задающему глупые вопросы, улыбнулась краешками губ.

— Если смерти нельзя избежать, можно попробовать с ней договориться. Девиз нашей общины. Удачи вам, Аарон. Буду ждать вашего возвращения. Пусть Темнейший укажет вам дорогу.

Вновь слегка поклонившись, девушка удалилась. Аарон вновь, как обычно недовольно, что-то пробубнил себе под нос. Культ Скаро ему не нравился. Хоть они и служили одному и тому же божеству, пусть и в разных его воплощениях, было словно неправильно поклоняться тени Создателя, а не его свету. Но кто знает, быть может вообще не имело смысла их разделять?

Сейчас же, стоя над телом той, кто, по сути, спасла его жизнь, Аарон ощущал лишь давящую пустоту внутри и подступающий к горлу ком тошноты. Вот она — справедливость. Вот она — плата за спасение.

На пальце блестело подаренное кольцо, сверкая красными камнями. Он не знал, что именно за магия помогла ему встать на ноги, но понимал, что то было нечто, в чём разбираться совершенно не хотелось. В храме их учили, что спорить со смертью значило проклясть свою душу, и за это непременно ты будешь нести наказание. Но думать об этом сейчас не имело никакого смысла.

Аарон с трудом перевёл взгляд с истекающего кровью тела на своего брата.

Среагировать тот не успел.

Для ритуала нужны были четыре вещи. Тот, в ком пылает жизнь. Тот, кого забрала смерть. То, что тронуло пламя дракона. Частица Хаоса. Попытавшись предотвратить беду, Аарон, сам того не ведая, собрал воедино все компоненты. Пустив стрелу в заклинательницу, он лишь добавил недостающую деталь картины. Заклинание было не так важно. Со смертью жрицы эфир пронзил выплеск тёмной магии, и завеса была прорвана.

Нечто древнее и чудовищное обрушилось на вселенную, сотрясая мироздание, накаляя воздух, разрушая хрупкую материю, из которой было создано всё реальное. Хороводом вокруг плясами чёрные силуэты, ликуя, радуясь, врываясь туда, где им было не место. Но среди них был тот, кто их вёл за собой, олицетворение того, что зовут опасностью и безумством. Он ступил на землю и сделал глубокий вдох, расправляя многие годы не дышавшие лёгкие и подставил лицо под слабый ветер. Тени словно боялись отступить далеко от своего вождя, стоящего в самом эпицентре их жуткой пляски.

Несколько долгих мгновений пришедший в этот мир не обращал ровно никакого внимания на братьев, словно восхищаясь своим вновь обретённым физическим обликом. Лишь только после того, как он сполна насладился ощущением тяжести собственного тела, мерным дыханием и ощущением лёгкой прохлады приближающейся осени, мужчина соизволил посмотреть на Дариэля, что стоял, скованный цепями накатившего на него страха. Человек из его сна… Неужели?

— А ты ещё кто? — Не менее, а то и более перепуганный Аарон, как обычно при любой непонятной ситуации моментально грохнувшийся с ног на землю, выкрикнул вопрос и пожалел об этом.

Мужчина заинтересованно повернул голову в сторону вопрошающего.

— И снова одни и те же слова.

— А чего ты ещё ожидал, заявившись сюда и не представившись? — Страх парня слегка померк, уступив место извечному желанию быть самым умным и самым недовольным из всех.

В ответ он получил только усмешку.

— Я — древнее пробудившееся зло.

Сложив в голове все имеющиеся у него факты, Аарон сделал очень важный для себя вывод: ничего хорошего не произошло. Мужчина вдруг резким рывком оказался возле Дариэля, сомкнув аристократично-изящные длинные худые пальцы цепкой хваткой на горле парня. Моментально вскочил Аарон.

— Не смей трогать моего брата!

— Знаешь ли ты, что твой брат о тебе думает? — Поинтересовался незваный гость.

— Знаю. Он считает меня слабаком, умником и мерзким ворчащим придурком. И сожалеет, что я не помер ещё в детстве, когда была возможность.

— Это… не так… — с трудом прохрипел Дар.

— Лучше спроси, что я о нём думаю, — проигнорировал Аарон.

— И что же?

— Что он ещё больший придурок, раз считает, что я от этого буду меньше его любить. И это, прошу заметить, моя геройская цель на сегодня — спасти тупорылого брата из этой идиотской истории, — с этими словами Аарон резко прицелился из арбалета в человека, что продолжал душить его единственного названного родственника.

— Опусти. — Приказал мужчина, нисколько не смутившись. Лицо его оставалось бесстрастным, но где-то в глубине глаз почему-то плясали весёлые огоньки.

Против воли Аарон опустил арбалет. Он понял, что за магию к нему применили и изо всех сил мысленно пытался ей сопротивляться. Смысла не было. Всю его волю подчинили, сжав, словно беспомощного котёнка. Оставалось только одно оружие, которым он владел куда больше, чем всем остальным и на которое привык полагаться больше, чем на остальное.

Разум.

Порой работающий слишком хаотично, но, впрочем, в унисон с витавшей в воздухе магией.

— Моя подруга описывала тебя иначе, Исая! — Выкрикнул он первое, что пришло на ум.

И названный ослабил хватку. На его губах промелькнула тень улыбки… Или, может, это просто свет так упал?

— И что же обо мне говорила твоя подруга?

— Она сказала, что ты самый добрый на вид человек из всех, что она когда-либо видела, — Аарон понял, что уцепился за что-то важное и боялся замолчать, чтобы не потерять успех, — то же самое про тебя говорил и обожающий тебя Виллем. Он ведь души в тебе не чает, ты знаешь об этом? Конечно, знаешь. И разве можешь ты поступить плохо и так разочаровать его?

Нет, совершенно точно это была лёгкая улыбка. Исае словно нравилось происходящее, он будто бы в глубине души насмехался над ними, получая удовольствие от этих попыток проникнуть в его собственный разум. Но он продолжал играть какую-то роль, смысл которой был не совсем ясен.

— Виллем останется мне верен и будет восхвалять моё имя даже в том случае, если я на его глазах перережу толпу невинных детей, выпущу им всем кишки и обмотаюсь ими. Это не тот тип людей, которых ты знаешь. Он слепо предан своему идеалу. Мне.

Сказанное могло бы ужаснуть Аарона, если бы он за последнее время не устал ужасаться.

— Но ты ведь не такой, да? Всё, что про тебя рассказывали, всё, что было написано в повестях…

— Повести Драконьего века?

— Да! Все убеждены, что ты самый светлый и добрый из живших! Неужели это всё ложь? Нет, ты не сможешь поступить плохо, ты ведь был врачом, ты посвятил себя спасению жизней людей, не щадя себя, ты был правой рукой самого благородного короля, это ведь не может быть просто ложью? Ты нас отпустишь, я знаю. Ты не причинишь нам вреда, и мы просто уйдём с миром. Ведь так?

— Я был врачом и правой рукой короля, всё верно, — Исая хихикнул, сбросив на миг суровую маску, однако моментально вернул себе самообладание и продолжил даже более строгим тоном, чем до этого, — но жизнь людей больше ничего не стоит. Люди были готовы распять меня за то, в чём я был невиновен. Да и скажи мне, Аарон, разве можно спасти их всех? К чему эта напрасная борьба?

— Ты прав, всех не спасти, мир не исправить, но ты ведь…

— Довольно. Мне наскучила беседа с тобой. Настало твоё время отвечать, Дариэль. И ответишь ты сполна. Ты забрал то, что принадлежит мне. Такие ошибки нельзя прощать. У меня к тебе лишь один вопрос, и ты должен хорошо подумать, прежде чем дать на него ответ. Скажи мне, чего стоит твоя жизнь?

Дариэль, в чьих глазах уже начинало темнеть от нехватки воздуха, смог выдавить из себя только одно слово:

— Ни… чего…

— Ответ неверен, — покачал головой мужчина и вдруг всё утонуло в ярком, разрушительном голубом свете.

Пейзаж вокруг сменился и стал более тёплым, словно давно забытое приятное воспоминание. Дариэль стоял на заднем дворе родного храма, в котором выросли они с братом. Дом. Такой далёкий.

Клумбы, на которых цвели пёстрые разномастные цветы. О, он помнил, как их вечно заставляли в детстве ухаживать за этой клумбой, выдирать сорняки, подстригать листья, поливать водой из ближайшего колодца. Любимое место матери-настоятельницы, приучающей своих воспитанников к созерцанию прекрасных даров Создателя и к поддержанию этой окружающей красоты в своём великолепии. Но мальчишек растения не интересовали. Хотя сейчас Дариэлю отчаянно захотелось сесть прямо на дорожку у этой клумбы и часами безмолвно наблюдать за колышущимися лепестками розовых, красных, жёлтых растений, за мохнатыми гудящими пчёлами, собирающими пыльцу, за невесомой бабочкой, порхающей кругами и не знающей, куда же ей приземлиться.

Он увидел себя со стороны. Ещё слишком маленького для подобного рода наблюдений, вытянутого, как струна, неугомонного мальчика-подростка, на каждом шаге чуть подпрыгивающего. Золотистые волосы вихрями торчали в стороны, нос почему-то был красный, а глаза — живыми. Возле его маленькой копии стоял такой же мелкий, как и сейчас, Аарон, как обычно нахмурившийся и втягивающий голову в плечи, отчего казался ещё ниже.

— Ну что за дела опять, — пропел звонкий голос. Его собственный голос, только годы назад… — Сколько можно работать, а? Такая погода хорошая, сейчас бы на речку сбежать.

Маленький Аарон шикнул на бунтовщика.

— Молчи, дурень. Услышит кто-нибудь и нам опять из-за тебя влетит.

— Да и пусть влетит, какая разница-то?

— Если бы влетело только тебе, то никакой разницы не было бы! А так меня вечно наказывают с тобой за компанию. Поэтому заткнись и дёргай траву.

Он показательно выдрал мелкое зелёное растеньице из влажной почвы и небрежно кинул в ведро.

— Вот всегда ты так. Детство нам дано для того, чтобы веселиться. А у тебя из веселья только в книжку нос уткнуть и сидеть, как дед старый.

Живая изгородь, окружавшая задний двор, зашебуршала листьями и ветками. Кто-то пытался продраться сквозь неё.

— Пацаны! — Из кустов высунулось довольное девичье лицо, всё в веснушках и едва заметных царапинках, — вы тут?

Дариэль простонал и закатил глаза.

— Только не она!

— Дана! — В отличие от брата, Аарон сразу оживился и замахал руками, зовя девочку к ним, — тут, и мы одни. Вылезай!

Повинуясь, Дангер сразу же бросилась к ним. Она волочила за собой холщовую сумку, забитую, по всей видимости, чем-то. Подбежав, девчонка плюхнулась возле цветов и торопливо начала доставать из сумки то, что в ней было.

— Мать пирожков напекла, к нам какие-то дальние родственники должны приехать. Но я подумала, зачем им жрать столько? Разжиреют на наших пирогах и домой потом докатиться не смогут. Поэтому умыкнула по-быстрому всё, что плохо лежало. Отец, конечно, потом опять орать будет, что я дрянь, может, ремнём побьёт, да и ладно. В первый раз, что ли? Вот, в общем, ешьте, а то тощие, как я не знаю кто.

Она всунула порывистыми движениями каждому в руки по пирожку и, довольная собой, наблюдала, как друзья, воровато озираясь, едят выпечку матери. На зубах немного скрипела грязь, оставшаяся на руках после работы, вечером её действительно поджидал красный от ярости отец и строгая мать с нотациями о том, как положено вести себя даме. Но Дариэль прекрасно помнил, что тогда это не имело совершенно никакого значения.

Воспоминание пропало, и задний двор растворился, снова оставшись лишь памятью о прошлом.

— Как это мило. У тебя прекрасная семья, Дариэль.

Рядом стоял Исая. Что-то в нём незаметно изменилось.

— Где мы на этот раз?

— У тебя в голове. Но меньше слов. Двигаемся дальше.

Сцена снова сменилась. На этот раз он оказался в тёмной каморке, которая служила в храме комнатой для больных, которых было необходимо изолировать, чтобы те не заразили всех остальных. Самым частым гостем в этой комнате, был, конечно же, вечно болезненный Арри. Он был намного младше даже того себя, из предыдущего воспоминания. Ему было лет десять, и хрупкое тело, словно поломанная игрушка, было почти незаметно из-под вороха одеял и подушек. Мальчик хрипло дышал через раз и совсем не шевелился. У Дариэля дрогнуло сердце. Он порой забывал, насколько старший брат бывал беспомощен. Наверное, и сейчас бывает, хоть и прячет это за панцирем из язвительных фраз и умных речей.

Дверь тихонько скрипнула и нерешительно открылась. А вот и сам Дар, совсем уж неразумный ребёнок, сжимающий в дрожащих ручонках какой-то белый предмет.

Мальчонка скромно подошёл к кровати и немного пихнул в плечо лежавшего на ней в попытке разбудить.

Арри открыл глаза. Даже тогда, в далёком детстве, под ними уже были мешки.

— Заразишься, — вместо приветствия сказал мальчик.

— Ты Алон?

— Аарон. Да, я. Чего хотел? Потерялся?

Дар помотал головой.

— Не-а. Мне сказали, ты болеешь. Вот. Возьми.

На одеяло сверху была заботливо положена сделанная из бумаги немного кривая птичка.

— Если дёлнуть за хвост, она махнёт клыльями. Вот. — Дар продемонстрировал умение птички махать крыльями при дёргании за хвост.

— Ты сам сделал?

— Почти, — признался мальчик и развернулся, чтобы уйти.

— Погоди. Тебя как звать хоть?

— Далиус.

— Дариус, то есть?

Мальчик кивнул. Аарон улыбнулся.

— На эльфёнка чем-то смахиваешь. Только уши обычные. Тебе не кажется, что тебе нужно более эльфийское имя?

— Какое?

— У них почти у всех на конце имени «эль». Может, Дариэль?

— Далиэль, — сказал Дар.

— Р-р-р. Дар-риэль.

— Дал-л-лиэль, — повторил мальчик.

— Бестолочь. Ну, иди. Спасибо.

— Кажется, я случайно раскрыл тайну твоего эльфийского происхождения, — с тёплой улыбкой сказал также смотревший на трогательную картину Исая.

— Не было там никакой тайны. Как и эльфийского происхождения. Но ведь гораздо приятнее чем-то отличаться от остальных, особенно, если ты брошенный под воротами церкви сирота.

— Соглашусь. И девушкам, наверное, нравилось.

Дариэль поморщился.

— Ага, а чего толку? Всё равно смотрели только на мою внешность, да и всё. Чего ты добиваешься?

— А с чего ты взял, что я чего-то добиваюсь? — Удивился Исая, — может, я просто сумасшедший и издеваюсь над тобой перед тем, как убить.

— Что ж, — вздохнул Дар, — не самое худшее, что можно увидеть перед смертью.

— Тогда давай дальше.

Следующее воспоминание снова вернуло его в более поздний возраст. Это было примерно за год до того, как Дангер сбежала, бросив их одних. Они с Аароном что-то горячо обсуждали на чердаке, в их личном убежище. Забраться туда можно было либо через лестницу в самом храме, как делали они, либо по дереву снаружи, как сделала тогда девочка.

Всё те же веснушки. Всё те же царапинки. Всё также, неизменно, приносившая в каждое своё посещение какую-нибудь вещь. Обычно это была, конечно, домашняя еда или книги для Аарона, но сейчас она бойко продемонстрировала им свёрнутый в небольшой рулон холст.

— Надеюсь, это карта сокровищ, — подметил Дариэль, когда подруга протиснулась в узкое окно. Ей с каждым месяцем всё сложнее это удавалось, поэтому они с братом порой всерьёз обсуждали возможность это окошко расширить.

— Не угадал.

И она развернула на дощатом полу полутёмной чердачной комнаты… Рисунок. Мальчики склонили головы над холстом.

— Купила на рынке. Отец похвалил. Сказал, что я молодец и приобщаюсь к искусству. Но мне вообще по одному месту на эту всю мазню. Я хотела вам показать!

Аарон попеременно смотрел то на изображение, то на подругу и недоумевал.

— И зачем?

— Так тут же голая женщина!

— Я повторюсь. И зачем?

— Красивая, — положил пальцы на подбородок Дариэль.

— А то вы каждый день голых баб видите. Вот хоть, посмотрите. Дураки.

— Тебя мы, например, видели, — заметил Аарон.

— Да это ж совсем другое!

— Точно, у тебя там вообще не на что смотреть, — хохотнул Дариэль и облокотился спиной на стену, — как пацан выглядишь.

— Эй! — Прикрикнула Дангер. — Я вообще не про это! И, к твоему сведению, у меня тоже есть на что посмотреть, я вообще-то девушка!

— Ты уверена?

— Уверена! Хочешь убедиться?

Она пылко бросилась стягивать с себя древнюю, как сам Создатель, непонятного цвета кофту. Оба парня заорали и попытались остановить подругу.

— Да во имя Создателя, на что нам на тебя смотреть, дурында?! — Дариэль схватил девушку за обе руки, прижал их к полу и уселся сверху. Обездвиженная Дангер продолжала порывисто брыкаться.

— Я девушка! Красивая! И не дурында!

Совершенно озадаченный ситуацией Аарон тоже делал попытки её успокоить.

— Дана, ну Создателя ради, мы верим на слово, нам совершенно не нужны доказательства. И ты красивее этой, на картине. Честное слово. Не надо раздеваться, прошу.

Дангер замерла и чуть не свернула сама себе шею, чтобы посмотреть на друга снизу-вверх.

— Красивее?

— Точно, красивее, — парень торопливо скрутил холст обратно в рулон и закинул в самый дальний угол, — художники слишком любят изображать какой-то совсем вымышленный усреднённый стандарт красоты. Это отталкивает. А ты такая, какая есть, настоящая, естественная. Намного красивее всяких картинных. Дар, отпускай, она успокоилась.

Всё же немного недоверчиво, но Дариэль её отпустил, немного замер на месте, готовый в случае чего снова удержать от спонтанного раздевания. Убедившись, что это уже пройденный этап, он сполз с неё снова на пол чердака.

Исая уже в открытую хохотал над тем, что увидел, согнувшись пополам и держась рукой за живот. Нынешний Дариэль, несколько смущённый, недовольно косился в его сторону.

— Она не очень умная, но всё равно хорошая, — будто бы оправдываясь, пояснил он.

— Я вижу, — немного успокоившись и вытирая проступившую от смеха слезу, сказал Исая, — а вы трое всё же были очень близки.

— Да, — печально ответил Дариэль, склонив голову, — были.

— А сейчас?

— Она ведь ушла потом.

— До сих пор злишься?

— Не знаю. Вроде бы простил, но всё равно обидно. Думаю, мы могли бы, конечно, наладить отношения и вернуть всё как было… Но я уже всё испортил. Ничего не исправить.

Исая покачал головой.

— Опять ты ничего не понял. Давай дальше.

Следующее воспоминание сильно отличалось от предыдущих. В основном из-за гнетущей атмосферы утраты. День, когда в храм, вся растрёпанная, заплаканная, прибежала мать Дангер и практически на коленях умолявшая их с Аароном сказать, куда могла деться её дочь. Но они не могли ничего ответить, только стояли, шокированные, и переглядывались. В этих испуганных переглядках они молчаливо задавали друг другу тот же самый вопрос: где Дангер? Почему ничего не сказала им? Вернётся ли она?

Ночью, лёжа в своей кровати, Дариэль слышал шмыгающего носом Аарона. Недавно он признался ему в симпатии к их подруге и на днях планировал решиться известить об этом и её тоже. Дариэль хотел подойти, как-то успокоить, но совершенно не знал, что мог бы сказать. Да и сейчас, годы спустя, он до сих пор, наверное, не мог подобрать нужных слов.

— Что я должен был понять? Хватит мне это показывать!

— Подумай.

— О чём?!

— О птичках.

— Ты совсем идиот?

— А ты?

Дариэль топнул ногой и запустил пальцы в волосы, сильно за них потянув. Что он должен был понять?

— Ты показал мне просто случайные эпизоды из моего прошлого. К чему это было?

— Они не случайные. Я показал тебе твою семью.

— Я знаю, что они меня любят! И я их… Я их тоже когда-то любил. Но ты ведь сам сказал, что сейчас я отвратительный мерзкий человек, который не ценит даже своих родных.

— Ты обманываешь себя даже когда обманываешь себя, — Исая пожал плечами, — но меня ты не обманешь.

— Я запутался.

— Распутывайся. Я диктовал тебе твои же мысли, которые ты скрывал под толщей фальши. Ты сам ведь сомневался, что твои чувства по отношению к друзьям искренни. Ты сам называл себя плохим человеком. В том сне, где мы разговаривали, я лишь озвучил тебе это, но ты решил, что раз тебе это говорит посторонний, то это не может не быть правдой. Понимаешь? Ты посмотрел в зеркало, увидел искажённое отражение и принял его за действительность. Но зеркала врут, в них нет истины. Загляни внутрь себя, Дариэль, не слушай то, что говорю тебе я. Скажи, что ты чувствуешь?

— Я чувствую, что ты меня бесишь.

— Ладно, помимо этого.

Дариэль вздохнул и прислушался к своим ощущениям. Он действительно любил этих людей, любил свою семью. Он всегда делал для них всё, что только мог, замалчивая порой свои обиды. Защищал, не жалея себя. Жил ради них. Получив магию, не изменилось ничего, кроме его подавленного гнева, но за этим гневом всё также пряталась безусловная любовь к странной парочке.

— То есть, когда ты говорил, что я тебе противен?..

— Просто сказал то, что было у тебя на уме. Ты считал себя противным остальным, я это озвучил. Ты посчитал, что это правда. Меньше слушай, что тебе говорят. Скажи мне, чего ты хочешь?

Дариэль сглотнул ком в горле.

— Вернуться к брату, — тихо прошептал он, — покончить со всем этим. Избавиться от проклятия. Вернуться к нормальной жизни.

Исая кивнул.

— Верю. Чего стоит твоя жизнь, Дариэль?

— Жизней моих друзей. Прошу… Помоги нам. Спаси нас.

Исая победоносно вскинул подбородок. Дариэль наконец понял, что в нём изменилось. Он больше не казался величественным воплощением зла. Просто мужчиной, который играл роль этого зла.

— Что же! Разве я могу отказать, когда меня просят о помощи?

И с этими словами они оба вновь очутились в реальном мире.